Текст книги "Вольная (СИ)"
Автор книги: Елена Ахметова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 13 страниц)
Глава 10.1. Важные вопросы и великие проблемы
Мы промолчали, когда он вошел, так он и осла привел.
– арабская поговорка
В покоях тайфы царил непривычный, какой-то лощеный порядок. Только когда за нами закрылись тяжелые деревянные двери, я сообразила, что впервые попала сюда сразу после уборки, когда Рашед еще не успел придать комнатам хоть сколько-нибудь обжитой вид.
Значит, вот что он видит каждый раз, возвращаясь в свои покои?
Занавеси на арке, ведущей на террасу, были расправлены с такой пугающей педантичностью, что даже слабый ветерок не решался потревожить художественные драпировки; на низком столике в углу грозди полупрозрачного винограда венчали старательно выложенную башенку из красных апельсинов и спелых яблок. Фруктовое изобилие отражалось в изогнутом серебряном боку кувшина, аккуратно обложенного льдом.
В этом храме чистоты и порядка даже дышать тянуло с особой осторожностью, чтобы не нарушить царящую вокруг безупречность неосторожным движением, но тайфа только неопределенно хмыкнул и указал мне на кровать:
– Ложись.
Я недоверчиво посмотрела в указанном направлении и лишний раз убедилась, что слуги здесь, должно быть, годами соревновались в мастерстве и совершенствовались усерднее, чем хозяева. Тяжелое расшитое покрывало на кровати было натянуто так, что на первый взгляд казалось, что шелковую постель прикрыли узорчатой золотой решеткой. Одна мысль о том, чтобы валяться на этой безупречной глади, казалась кощунственной.
– Все приходится делать самому, – с надрывом заключил Рашед и, растянувшись на покрывале, выразительно похлопал рукой рядом с собой: – Давай-давай, не заставляй господина и хозяина думать, что от тебя толку не добьешься. Должен же я держать лицо, раз уж притащил наложницу к себе в спальню средь бела дня!
Я неуверенно фыркнула и все-таки покусилась на священное господское ложе. Оказалось жестковато, но господин и хозяин любезно подсунул мне сразу три думки – оставив, впрочем, себе еще шесть и так вальяжно закинув руки за голову, что я все-таки не выдержала и отвоевала у него еще одну подушку. Тайфа в ответ на этот демарш только снисходительно хмыкнул и перевел взгляд на балдахин.
– Руки и… остальное я могу излечить на тех же условиях, что и горло, – глухо сообщил он золоченым кисточкам на балдахине. – К утру все будет в порядке.
Я поднесла ладони к лицу и рассеянно пожала плечами. Промытые ранки выглядели уже не так страшно – обычные царапины, я иной раз на кухне сильнее порезаться могла, а уж результаты регулярного сотрудничества с чорваджи-баши и вовсе бывали до того непредсказуемы, что на их фоне состояние моих рук казалось полной ерундой.
А коленка – я задрала подол и убедилась воочию – вообще была цела: небольшой синяк да раздраженная кожа.
– А можно я все-таки позадаю вопросы, а все это заживет само? – жалобно поинтересовалась я и одернула платье.
Рашед отвел взгляд с неподобающей поспешностью, но ответил все так же лениво и спокойно:
– Заживать – можно, вопросы – нельзя, – с расстановкой сказал он и потянулся, со вкусом втянув в себя воздух так, что грудь выгнулась колесом. – Их лучше я буду задавать, у меня толковее получается. Ты запомнила имя мага, чье заклинание было похоже на «черное забвение»?
– Запомнила, – заинтригованно призналась я и приподнялась на локте. – А зачем…
Рашед наградил меня таким укоризненным взглядом, что я едва не подавилась собственным вопросом и умолкла. Тайфа благородно сделал вид, будто ничего лишнего не слышал, но до объяснений все-таки снизошел:
– Я не запомнил. А перепроверить нужно, особенно если Нисаль посчитает, что совпадения незначительные.
Я недоверчиво хмыкнула:
– Мой господин утверждал, что Нисаль-ага – один из самых преданных придворных, но все же желает перепроверить его работу?
– Ты невыносима, – постановил Рашед с усмешкой и тоже перекатился набок – лицом ко мне. – Да, Нисаль – самый преданный из моих придворных, но это не делает его прекрасным человеком и верным другом. Это всего лишь значит, что все остальные еще хуже.
Я помолчала, переваривая эту сентенцию.
– И как это соотносится с твердой уверенностью моего господина в том, что добрых людей на свете больше, чем злых? – поинтересовалась я после паузы.
Рашед лениво пожал свободным плечом.
– О, на предательство большинство людей решается исключительно из благих побуждений. Кому-то нужны деньги, чтобы вылечить больных родителей, кто-то жаждет свободы, чтобы его ребенок не родился рабом, а кто-то просто уверен, что поступает правильно, во благо всем. Предать кого-то из любви к искусству или из общей гнусности натуры – развлечение на любителя. Большинство побоится, потому что знает: предательство – плохо, а уж самозваных судей наберется тьма, и кто-нибудь из них всенепременно принесет камень за пазухой. Нисаль слишком умен и уравновешен, чтобы ударить мне в спину, не имея очень весомой причины; но это не значит, что он не ударит, когда причина появится.
– И какая причина кажется моему господину достаточно весомой? – спросила я, отчего-то почувствовав себя уязвленной.
Он тоже помолчал – не то пытаясь представить себе эту самую причину, не то просто бездумно рассматривая мое лицо, – но потом все-таки отвел взгляд и глухо заметил:
– Нельзя сказать, что у правителей не бывает искренних, преданных и совершенно бескорыстных друзей, но власть дает многое: те самые деньги, необходимые на лечение гипотетическим родителям, право подписывать вольные для гипотетических детей… и ничуть не гипотетическую возможность поступать «правильно». То есть так, как кажется правильным… и до тех пор, пока мои представления о правильном будут совпадать с представлениями Нисаля, он будет верен. Но я не узнаю, когда он посчитает, что я преступил черту. Нисаль осторожен и хитер… – он качнул головой, будто соглашаясь с собственными мыслями, и рассеянным, бездумным жестом убрал мне за ухо прядь волос, выбившуюся из прически, кажется, вовсе не заметив, как я вздрогнула от прикосновения. – Я ничего не потеряю, если лишний раз тайно проверю, на моей он стороне сейчас – или уже нет. А вот если отмахнусь от предупреждений, то рискую лишиться придворного чародея – или чего-нибудь еще, может быть, даже более важного.
Я не нашлась, что ответить.
Рядом со мной с детских лет нерушимой стеной стояли папа и Малих, и я знала, что могу рассчитывать на них – во всем. Спонтанный взрыв свитка обрушил не только мастерскую – но и мою готовность всецело довериться кому-то, безоглядную веру во всесильного родителя и безусловную поддержку.
Но Малих остался со мной, и это уже значило многое. А вот как жить, точно зная, что рядом с тобой нет никого, кому важен лично ты, а не то, что у тебя есть…
– А вот что нужно предложить тебе, чтобы ты захотела свергнуть меня? – вдруг спросил тайфа и с шутливым любопытством задрал одну бровь.
Только взгляд остался отчаянно серьезным.
Глава 10.2
– О, это легко, – с нарочитым весельем отозвалась я. – Заклинание абсолютной рессурекции.
Когда Рашед расслаблялся и переставал следить за мимикой, наблюдать за переменами выражения его лица становилось сплошным удовольствием.
– Абсолютная рессурекция невозможна, – с недоверчивым удивлением отметил он, приподняв голову с поддерживающей ее ладони. – Магией можно сохранить мертвое тело, но ни одно заклинание не вдохнет в него жизнь – скорее убьет самого заклинателя. Разве этому не учат любого одаренного?
– Учат, – с невеселой усмешкой подтвердила я.
Да и тело не сохранилось. После такого-то взрыва…
До Рашеда наконец дошло – он недоверчиво мотнул головой и нахмурился, но менять тему на менее щекотливую, к моему удивлению, не стал:
– Ты никогда не задумывалась о том, чтобы найти настоящих родителей?
– Нет, – решительно ответила я и, не дожидаясь обескураженных вопросов, пояснила: – Я не просто так оказалась у караванщика, у которого меня выкупил мастер Мади, мой господин. Пустыня не знает жалости; арсанийцам пришлось о ней забыть, чтобы выжить. Детей без дара принято оставлять позади, покидая стойбище, чтобы не отравлять кровь общины.
– Но у тебя есть дар, – тут же возразил тайфа, и я запоздало поняла, что уж о нравах ближайших соседей он наверняка осведомлен не хуже меня – особенно если договорился с ними о свободной торговле.
– Неполноценный, – напомнила я и рассеянно кивнула в сторону большого настенного зеркала, поленившись тратить слова. – А за чистотой крови арсанийцы следят ревностно. Куда ревностнее, чем может показаться допустимым среди оседлых, над чьей головой не нависает постоянная угроза песчаных бурь и пересыхающих источников… – я осеклась.
Тайфа тоже улыбался – печально и натянуто. Я уже видела это выражение лица – у папы, когда он шутил, что его дом зачарован от магов.
Так люди смеются над чем-то, что не могут изменить. Потому что если перестать смеяться – остается только плакать.
– Обожаю, когда убийцы находят такое оправдание своим действиям, что в него начинает верить даже жертва, – прокомментировал он, не дождавшись от меня наводящих вопросов. – Послушать тебя, так мы живем не в пустыне и проблема колодцев города не касается, а песчаные бури сами собой с вежливым поклоном огибают дворцы по широкой дуге, и это единственная причина, по которой я еще не приказал оставить дюжину детей за воротами.
– Нет, ты только перепугал одного мальчишку так, что он до сих пор не может на тебя взглянуть, – уязвленно заметила я, забывшись.
Но Рашед предпочел сделать вид, что ничего не услышал.
– В городе безопаснее, это верно, – продолжал он, не меняя тона, – но только потому, что мы решили стать оседлыми. Маги вывели воду к колодцам, свиточники еженедельно обновляют заклинания в смотровых башнях, чтобы над кольцом стен держался защитный купол от песка и тварей пустыни, и ежедневно – на волнорезах в гавани, чтобы корабли могли беспрепятственно подходить к причалу. Благодаря этому внутри города выращивают сады и разводят пустынных молохов, а уж они собирают торговцев со всех сторон света, и здесь могут выжить не только воины и маги, но и ученые, лекари, философы и поэты. Мы выбрали для себя этот путь. Но что мешало арсанийцам поступить также и не оставлять своих детей на верную смерть?
– Про философию племени лучше уточнить у его представителей, – пробурчала я, недовольно нахохлившись, – меня они оставили в таком возрасте, что я ее не слишком хорошо помню. А то, что я понимаю, почему они бросают детей без дара, вовсе не значит, что я от арсанийцев в восторге. Но это все еще моя кровь и моя родня, как бы они ни поступили… и мы, кажется, обсуждали не нравы соседей, а возможное предательство Нисаля-аги.
Только вот почему-то всякий раз выходило, что коварный тайфа постоянно выводил меня на откровенность и заставлял рассказывать о себе. Зачастую – что-то такое, о чем я не говорила даже с Малихом.
А потом с легкостью сменял тему.
– Я об этом еще думаю, – не разочаровал Рашед и снова перекатился на спину, уставившись на балдахин. От движения ворот синего шелкового кафтана раскрылся, и стала видна тонкая белая рубашка; в полумраке спальни смуглая кожа на контрасте с дорогой тканью казалась еще темнее. Мне вдруг не к месту захотелось поднести ладонь к его груди и сравнить оттенок кожи, и я поспешила спрятать руки за спину – подальше от искушения. – Проблема в том, что перепроверять свитки за Нисалем-агой некому. Я могу просмотреть десяток-другой, но мне когда-то нужно справляться и со своими обязанностями, и спать вдобавок было бы неплохо… хотя бы время от времени. А тебе нужно посещать уроки в гареме, – припечатал он, прежде чем я открыла рот, и повернул голову ко мне. – Очень, очень нужно.
Я послушно сделала вид, что смутилась, и он, недоверчиво хмыкнув, снова отвернулся.
– Руа ничего не смыслит в магии, – с прискорбием продолжил тайфа, – Малих нужен возле Нисаля… да и что делать потом, если вдруг выяснится, что твой раб прав? Все маги в моем дворце подчиняются Нисалю, вся защита держится на нем, и у него вдобавок даже преемника нет! – он устало прикрыл глаза и провел по лицу ладонью. – А еще нужно исхитриться послать кого-то в гильдию и запросить несколько дополнительных образцов заклинаний того мага, чье плетение оказалось похоже на «черное забвение». Но как, если всеми связями с гильдией занимается тоже Нисаль?!
– Ну, вообще-то…
– Уроки, – слабым голосом напомнил тайфа из-под собственной ладони. – Очень много уроков. Пока не усвоишь, что нельзя вклиниваться в речь господина и повелителя, когда он размышляет о важных вопросах.
– А мог бы размышлять о женской красоте, – все-таки вклинилась я.
Тайфа раздвинул пальцы и покосился на меня промеж них, так и не убрав руку с лица.
– О твоей, например?
– О моей, – охотно подтвердила я и наглядно прогнула спину. Взгляд тайфы сполз куда-то в район выреза платья, став каким-то сосредоточенным и бессмысленным одновременно, и я поспешила продолжить: – Или о красоте Руа-тайфы. – Его взгляд вернулся к моему лицу и стал настолько скептическим, что я невольно усмехнулась. – Или о красоте ваших наложниц. В гильдии есть особая лавка, где торгуют свитками для женского здоровья. Отчего бы господину и повелителю не позволить красавицам из своего гарема побаловать себя?
Вот теперь его наконец-то проняло. Тайфа даже сел, уставившись на меня с такой растерянностью, что я на мгновение ощутила острую и совершенно неуместную жалость.
За важными вопросами и великими проблемами было слишком легко забыть о вещах приземленных. А они, как правило, здорово помогали. Мне ли не знать?
– Разумеется, мне понадобится служанка, которая никак не связана с Нисалем-агой, и письмо от имени тайфы, потому как сама я не имею права голоса в гильдии, – переборов несвоевременный всплеск чувств, напомнила я. – И нужно, чтобы Руа-тайфа отвлекла чем-нибудь наложниц, или как-нибудь иначе заставить их молчать о моей отлучке…
Рашед сморгнул и вернул себе нормальное выражение лица.
– Ты гений, – признал он и улыбнулся так, что в груди у меня стало тепло-тепло. И не только в груди. – Спасибо. Но выезд двора я как-нибудь организую и без помощи фальшивой наложницы.
– Почему это фальшивой? – возмутилась я и показательно поерзала. – Вот же она я, на ложе!
Тайфа внимательно изучил смятое покрывало подо мной и, сурово поджав губы, от души огрел меня подушкой. Я с хохотом прикрылась руками и поспешно отползла на край кровати (что, нужно признать, заняло некоторое время).
– Значит, я пойду, передам Руа-тайфе? – нарочито бодро уточнила я. – Пока господин и повелитель решает важные вопросы.
Рашед смерил меня взглядом и удрученно покачал головой.
– Иди, – отмахнулся он, – может, хоть Руа вправит тебе мозги.
Я припомнила, что сестра тайфы с утра была не в настроении, но предположила, что как раз свитки-то и могли бы исправить дело, и легкомысленно рассмеялась:
– Признайте, мой господин, тогда вам будет и в половину не так весело, как сейчас!
Мой господин основательно обдумал это предположение и все-таки запустил в меня здоровенной думкой с кисточками.
Но спорить не стал.
Глава 11.1. Такие дни
Рой колодец, закапывай его, но слугу без дела не оставляй!
– арабская пословица
Женская половина оказалась тише полуденной пустыни.
Служанки и рабыни с первого этажа сбились в тесную стайку в дальнем углу и на известие о готовящемся выезде отреагировали только диковатыми взглядами. Наложницы не показались из своих комнат – только плотные занавеси, заменяющие им двери, колыхнулись, выдавая, что за ними все же кто-то есть. Третий этаж казался вымершим, и в покои Руа-тайфы я поскреблась с нескрываемой опаской, уже потихоньку догадываясь, что причина ее дурного настроения может крыться вовсе не в женских недомоганиях.
У служанки, открывшей дверь, заметно подрагивали руки.
– Кто там еще? – недовольно осведомилась Руа-тайфа, не показываясь на глаза.
Служанка жалобно заломила брови домиком и тихо-тихо отозвалась:
– Любимая наложница вашего брата, долгих лет счастья ему под этими небесами и всеми грядущими, моя госпожа!
– Отошли ее прочь, – велела Руа-тайфа с нескрываемым раздражением.
Признаться, я уже была готова испариться из коридора и безо всяких дополнительных указаний, но желание выбраться из четырех стен, помноженное на стремление поскорее разобраться с досадной ситуацией с моим рабским статусом, заставило остаться на месте.
– Я здесь по велению нашего господина и повелителя, Руа-тайфа, – вкрадчиво сообщила я, не решившись, впрочем, переступить через порог без приглашения. – Рашед-тайфа был так милостив, что позволил женщинам своего двора посетить гильдию магов, чтобы выбрать себе новые свитки для красоты и здоровья.
– А следовало бы для ума, – проворчала Руа-тайфа и отмахнулась от служанки: – Ступай, принеси нам шербет. Да холодный, а не как в прошлый раз!
Служанка выпорхнула из покоев госпожи с таким нескрываемым облегчением, что я невольно заподозрила: шербета мы дождемся еще очень нескоро. Но Руа-тайфа, кажется, именно на это и рассчитывала.
– Садись, – с нотками прежнего раздражения в голосе приказала она, кивнув на расшитый ковер у дастархана. Шербет на нем уже стоял, и кувшин покрывал тонкий слой полупрозрачной испарины. – Насколько я знаю моего дорогого брата, о том, чтобы отправить всех жительниц гарема за покупками, он и в страшном сне не мечтал. Что вы задумали?
Кажется, служанку напугали дурным настроением госпожи нарочно, чтобы можно было поговорить без свидетелей. Я в очередной раз умилилась сходству в поведении брата и сестры и честно выложила весь расклад: и про лавку при гильдии, и про необходимые образцы заклинаний. Но Руа-тайфа отчего-то не прониклась важностью миссии.
– И мой дорогой брат приказал тебе собрать всех за покупками именно сегодня? – скептически уточнила она.
Я с недоумением пожала плечами. Дату Рашед не оговаривал, но я уже как-то привыкла к мысли, что все его приказы и решения надлежало приводить в исполнение немедля – что происходило в обратном случае, было весьма наглядно продемонстрировано на примере стражей в мастерской Нисаля-аги.
– А когда? – я растерянно развела руками. – С каждым днем поток контрабанды все шире, а вероятность отыскать незаконных рабов и вернуть их к родным – все ниже. Что такого особенно в сегодняшнем дне, что выезд непременно нужно отложить?..
Руа-тайфа резко качнула головой, словно желая вытряхнуть мои слова из собственного сознания, и даже тяжелые изумрудные серьги зазвенели с явным недовольством. Однако озвучить его сестра тайфы не успела: в покои робко прошмыгнула служанка с подносом, которую никто не ждал так рано. Следом за ней заглянула взволнованная Лин, чьим присутствием, вероятно, и объяснялась столь несвоевременная расторопность прислуги.
Гаремная смотрительница желала знать, присоединится ли уважаемая госпожа к выезду двора, и уважаемая госпожа едва не испепелила своевольную рабыню взглядом, поняв, что приготовления уже начаты без ее непосредственного приказа.
– Присоединюсь, – процедила сквозь зубы Руа-тайфа, убедившись, что взглядом я испепелялась неважно. – Но выезд будет коротким, за свитками – и обратно, так и скажи этим бездельницам!
Я несколько приуныла. После вольного житья в своем домике и регулярным прогулкам по городу – то в поисках работы, то в попытках стребовать оплату за уже выполненные задания – сидеть взаперти который день подряд становилось невыносимо, и на выезд двора я возлагала большие надежды. Но лучше уж так, чем снова коротать время на женской половине: тайфа-то категорически сказал, что вечером меня видеть не желает, а к Малиху «любимую наложницу» никто бы не пропустил. Проводить время за беседой с настоящими наложницами меня что-то не тянуло, а спускаться на первый этаж без определенной цели не полагалось по статусу.
Поэтому я послала Руа-тайфе дурацкую виноватую улыбку и поскорее ретировалась в свою комнату, чтобы переодеться.
Задача оказалась неожиданно осложнена тем, что на тонком плетеном ковре у входа клевала носом тощая девчонка едва ли старше Шади. При виде меня она с преувеличенной готовностью вскочила ноги, вжавшись спиной в стену, и смиренно склонила голову, небрежно перевязанную сероватым от старости шарфом. Широкий кожаный ошейник ей явно мешал настолько, что она едва не начала задыхаться, но менять позу не рискнула.
– А ты еще кто? – озадачилась я и тут же вспомнила: конечно, господин и повелитель приказал приставить ко мне постоянную служанку – не то в виде знака особого благоволения, не то в качестве извинений за инцидент с поисковым свитком чорваджи-баши.
Исполнять приказы тайфы торопилась не только я.
– Абия, госпожа, – еле слышно прошелестела девчонка, не поднимая глаз.
Имя на старом наречии означало что-то вроде «гордая, надменная», и это настолько не вязалось с перепуганной девчонкой, не смеющей и взглянуть на меня без спросу, что первым порывом было расхохотаться. Правда, не столько от иронии ситуации, сколько от нервного напряжения.
У меня никогда не было прислуги. Даже Малих, несмотря на такой же ошейник, всегда казался кем-то вроде ворчливого старшего братца – да и вел себя соответственно, при полном попустительстве папы, всегда мечтавшего о сыне и преемнике. Пожалуй, мне нужно было некоторое время, чтобы осознать, насколько (и, ради всего святого, как!) изменился мой статус с тех пор, как тайфа впервые приказал привести меня в его покои.
