Текст книги "Вольная (СИ)"

Автор книги: Елена Ахметова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 13 страниц)

Глава 6.2

– Начиная с завтрашнего, – хладнокровно подтвердил он и отложил свиток в сторону, где уже высилась изрядная кучка. – Сюда клади те, которые ничем не похожи, – велел он и чиркнул длинным минусом напротив чьего-то имени в журнале.

Я перевернула свой свиток и обнаружила, что с обратной стороны действительно написано имя изобретателя, его школа и даже дата, когда заклинание внесли в каталог. Плетение и близко не было похоже на «черное забвение»: судя по острым пикам пересечений, при активации свиток играл бы оно где-то в середине третьей октавы и никак не мог басовито перетекать с ноты на ноту, заглушая все прочие звуки. На всякий случай проверив его еще и на визуальное сходство (тоже начисто отсутствующее), я безо всяких сомнений отложила его в общую кучу отброшенных вариантов и поставила прочерк напротив еще одного имени.

Тайфа проводил свиток взглядом, но промолчал. Я потянулась за следующим, но поддерживать благоговейную тишину над чужой обидой не стала.

– А что дальше? – поинтересовалась я, скептически повертев в руках новое плетение: плавные изгибы обрисовывали самые слабые и почти беззвучные магические нити. Маг, работавший с ними, должно быть, не слишком-то любил громкие многокомпонентные заклинания. – После того, как найдутся свитки со схожими рисунками? Я хочу сказать, едва ли их будет не так много. Сколько магов сейчас состоит в гильдии, несколько сотен? Вряд ли все они так уж оригинальны и не пользуются похожими схемами.

Тайфа отложил еще один свиток и обреченно потер глаза.

– Гильдия магов Суранской империи на данный момент насчитывает двести сорок шесть членов, – неразборчиво пробурчал он из-под своих ладоней. – Проблема в том, что под подозрением сейчас все двести сорок шесть человек. Сличением свитков мы, по крайней мере, сможем отсеять большую часть и передать списки чорваджи-баши Сабиру, чтобы он по своим каналам проверил оставшихся. Разумеется, есть риск, что изобретатель «черного забвения» решил соригинальничать и именно оно не похоже ни на одно из прочих его заклинаний, но пока это – самая лучшая зацепка, какая только у нас есть. Возможно, что-то еще подскажет сам чорваджи-баши, – с явным сомнением в голосе закончил тайфа: кажется, интеллектуальные способности Сабира-бея вызывали у него ряд вопросов.

Как, наверное, и мои. Следующий свиток, отброшенный мной в кучу не похожих на «черное забвение», Рашед-тайфа все-таки подобрал и развернул.

– У тебя очень быстро получается, – пробурчал он почти смущенно, возвращая свиток на место.

Я пожала плечами и взяла еще один свиток из стопки неразобранных заклинаний. Отчим этого тоже не понимал, как и Малих, но… они и не были магами.

– Я их слышу, – призналась я, не поднимая взгляда. – Каждый свиток звучит так же, как заклинание. Немного тренировок, и мелодию, которое издавало бы плетение в момент активации, можно определять на глаз, как если бы вы читали ноты.

– Ты занималась музыкой?

Я подняла голову и с легким недоумением обнаружила, что тайфа тоже отвлекся от свитков – и вопрос, кажется, задал не просто ради поддержания светской беседы, а потому, что ему действительно было интересно.

– Нет, – честно ответила я, не рискуя отводить взгляд. Когда тайфа был искренне чем-то заинтересован, его глаза будто бы светлели – до какой-то странной, азартной звериной желтизны, и я не могла отделаться от ощущения, что сейчас мне ни в коем случае нельзя давать слабину и отворачиваться. – Папе было не до музицирования. Мы с Малихом слишком дорого ему обходились, чтобы он мог позволить себе тратить время на что-то помимо свитков и обучения ремеслу. Мне просто всегда нравилось, как звучит магия.

Рашед-тайфа сощурился, но ассоциации с высматривающим добычу хищником никуда не делись.

– А мне за этим слышится длинная нерассказанная история.

– Мой господин неизменно проницателен, – с натянутой улыбкой заверила я его и, не глядя, отложила свиток: тоже не то. – А бедная рабыня теряется в догадках, чем же вызван такой интерес к нерассказанным историям.

Тайфа тут же развернул новый свиток и внимательно уставился на него.

– У нерассказанных историй бывают последствия, – туманно отозвался он, – которые можно было бы предотвратить, если бы их кто-нибудь вовремя рассказал. А мне ужасно лень с ними разбираться.

Я невольно хохотнула, и он бросил на меня быстрый взгляд исподлобья.

– Что? Я полагал, в этом вопросе мы достигли полного взаимопонимания.

– Для такого лентяя, каким мой господин себя расписывает, он вовлечен в слишком многие дела, – заметила я и, забывшись, тоже поболтала ногами в теплой воде. Пола господского халата не упустила случая обмотаться вокруг моей щиколотки, и тайфа поспешно схватился за пояс, не позволяя своевольным одеждам уплыть следом за ногой «бедной рабыни».

– Лентяй должен быть предусмотрителен и осведомлен, – проворчал господин и хозяин, одергивая полу халата. Она влажно шлепнула по воде, едва не забрызгав кипу проверенных свитков. – Иначе ему придется делать куда больше, а то и вовсе переделывать. А ведь лень! – сурово заключил он и, отложив свиток, запрокинул голову.

Почти скруглившаяся луна охотно обрисовала его лицо тенями и полупрозрачными бликами; игриво заглянула за разъехавшийся ворот халата и отразилась в глазах – завороженно распахнутых и по-звериному желтых. А ведь только что казались зеленовато-карими…

– Нет, невозможно, – пробормотал он и сладко зажмурился, потянув носом. – Бросай свитки. Пойдем внутрь.

Я недоуменно покосилась на очередной подобранный свиток (нормально же работали, что на него вдруг нашло?) и уже собралась было подчиниться, когда взгляд зацепил знакомые пересечения и жирные, твердые линии, отозвавшиеся где-то в голове густым низким звуком, от которого моментально выступили мурашки на руках и шее.

– Рашед! – забывшись, окликнула я слишком высоким от волнения голосом, и тут же исправилась: – Мой господин, взгляните!

Он странно замешкался, но все-таки отозвался, ворчливо и недовольно:

– На твою вопиющую непочтительность, что ли? – а потом он все-таки рассмотрел рисунок плетения в моих руках и сам напрочь забыл про манеры. – Похоже, – севшим от волнения голосом согласился тайфа и, порывисто перевернув свиток, так нахмурился, что его глаза стали казаться почти черными.

– Мой господин? – опасливо окликнула я.

Рашед-тайфа только махнул рукой, поставил косую галочку напротив имени мага в журнале и повелительно указал мне на арку, ведущую в спальню.

– Утром, – твердо произнес он и на мгновение зажмурился. – Я прикажу передать свиток и имя Нисалю-аге и Сабиру-бею. А сейчас – внутрь! – так решительно рыкнул он, что я опомнилась уже в его спальне – потому как внезапно осознала, что как раз здесь-то и не планировала задерживаться.

Да я и оказываться-то здесь не планировала!

– Выдохни, – проворчал Рашед-тайфа, обернувшись и застав меня в виде соляного столпа возле ширмы, с которой фривольно свисала мокрая простыня. – Я верен своему слову.

Посмотрела бы я на него, будь тайфа на моем месте, как бы он выдохнул и доверился чужому слову!

Треклятые лампы из цветного стекла не столько разгоняли ночной сумрак, сколько подчеркивали его – и то, как тонкая ткань халата обрисовывала твердую линию плеч и мускулистые ноги. Я подозревала, что мое платье – даром что глухое и в пол – в этом свете выглядело ничуть не скромнее. Как и я сама.

Я поспешила опустить голову и сцепила руки в замок, но спокойнее не стало. Особенно когда господин и хозяин невоспитанно фыркнул и заметил:

– Тебе не кажется, что в почтительность и целомудрие стоило начать играть парой дней раньше? Во всяком случае, точно до того, как ты начала выяснять, каким образом наложницы обычно целуют полы моих одежд.

На это возразить было нечего. Я и не стала – по-прежнему старательно пялясь в пол, елейным тоном произнесла:

– Не смею не согласиться с моим господином.

Рашед тяжело вздохнул и подошел ближе, чтобы самолично приподнять мою голову за подбородок:

– Только ты могла возвести нормальное воспитание в ранг издевки над собственным господином, – сказал он, придвинувшись совсем близко – так, что я уже чувствовала тепло от его дыхания у себя на лице – и задержал пальцы у моего горла, наглядно демонстрируя, что только тайфа мог возвести невинные покровительственные жесты в ранг запугивания непокорных рабынь.

Я поспешила опустить хотя бы глаза. Смотреть на его лицо так близко было невыносимо: казалось, что воздух густеет, и даже дышать рядом тяжело и слишком горячо.

Тайфа помедлил – и, все-таки смилостивившись, отступил.

– Пойдем, – хрипловато начал было он, но кашлянул и продолжил уже нормальным голосом, не скрывая издевки: – Почитаешь вслух «Наставления для юных дев», одобренные Абдулахадом-агой, раз уж его речи ты привыкла пропускать мимо ушей.

– Господин станет слушать? – тихо уточнила я.

– Всенепременно, – заверил меня тайфа.

…возможно, стоило придержать при себе замечание о том, что стремление к знанию есть благодетель. Или, по крайней мере, произносить его не таким раболепно-елейным тоном, чтобы господин и хозяин не воспринял все на свой счет.

Но удирать от карающих господских подушек все-таки оказалось гораздо веселее, чем читать «Наставления».

Глава 7.1. Доверие

Как легка война для зрителей!

– арабская поговорка

Утро застало нас в исключительно компрометирующем положении: на горе тюфяков и подушек посреди господской спальни. За эту ночь никто так и не почтил своим присутствием роскошную кровать с газовым балдахином, но она, тем не менее, выглядела так, словно на ней предавался запретной любви весь гарем и крайне изобретательный полк янычаров разом. Одного взгляда на это безобразие хватило, чтобы я тихо возрадовалась, что тайфа все-таки не отступил от своего решения не селить меня на первом этаже женской половины дворца: если бы мне пришлось изображать прислугу и разгребать этот бардак, то я, наверное, все-таки наплевала бы на здравый смысл и предприняла попытку бегства.

А так я только со стоном размяла затекшие за ночь конечности и с любопытством свесилась с тюфячно-подушечной горы, чтобы повнимательнее рассмотреть изрядно помятого господина и хозяина. Его сон застал практически на полу, и на мой смешок он отреагировал недружелюбным взглядом и заранее обреченной на провал попыткой растереть ноющую спину.

– Мой господин не так представлял бурную ночь с наложницей-фавориткой? – с притворным смущением потупив взгляд, спросила я.

А вот упускать «моего господина» из виду было непростительной ошибкой. Поняв, что простым растиранием спину к порядку не призвать, тайфа решил, что, в таком случае, необходимо призвать к порядку хотя бы распоясавшуюся рабыню – и с размаху запустил в меня подушкой. Я подвоха не ожидала – а удар, даром что практически безболезненный, оказался такой силы, что я потеряла равновесие, позорно взвизгнула и скатилась с противоположного «склона» горы из тюфяков. Спросонок голова кружилась неописуемо, и я еще несколько мгновений оторопело рассматривала сложный рисунок на напольном ковре, упорно расплывающийся перед глазами.

– Эй, ты в порядке?

Я вздрогнула, внезапно обнаружив прямо перед собой две босые мужские ноги с неожиданно стройными щиколотками и – о, чудо! – полы господских одежд, в кои-то веки надетых прямо на господина и даже сухих. Целовать их, правда, я и в этот раз не стала, поскольку замешкалась: как тайфа огибал кучу подушек, я не слышала вовсе, будто он двигался беззвучно, как охотящийся кот, – а потом господин и хозяин отчаялся дождаться ответа и с обеспокоенным видом нагнулся, протягивая мне руку.

– Нет, – мстительно объявила я, но за его ладонь ухватилась сразу.

Тайфа без видимого усилия вздернул меня на ноги и со смертельно серьезным лицом объявил:

– Первое правило правителя – никогда и никому не показывать слабину. Пора бы тебе это запомнить.

– Мой господин за эти три дня показал много чего, – с чувством напомнила я, – но слабины я не видела.

Вместо того, чтобы припомнить, что же такого он успел показать мне за эти дни, и смутиться, как приличный человек, тайфа многозначительно выгнул левую бровь и выдал:

– Но из нас двоих ты – царица горы, – и тут же обернулся к дверям, которые в следующее мгновение с тихим скрипом приоткрылись.

«Гора», словно специально подгадав момент, предательски скинула с вершины круглый тюфяк, увесисто толкнувший меня под колени. Если бы тайфа не держал меня за руку, я снова растянулась бы на полу, а так – только повисла на господине и хозяине с пылкостью, которую он, кажется, рассчитывал увидеть разве что от настоящей наложницы и потому замешкался, не спеша выпускать меня из объятий.

Служанка с подносом тенью скользнула вдоль стены, не рискуя поднимать глаз. На развороченную кровать она косилась с пугливым уважением и поспешила скорее покинуть покои тайфы, едва сгрузив кувшины и тарелочки на дастархан. Но даже в том, с каким звуком снова затворились двери, мне слышалось нестерпимое, жгучее любопытство, и я была готова поклясться, что в коридоре сейчас царит возбужденное перешептывание. Пожалуй, я совершенно не удивилась бы, обнаружив всех прислужников и даже янычаров, дружно прижавшихся ухом к двери, и невольно залилась краской.

А вот для Рашеда это, похоже, было в порядке вещей – во всяком случае, дастархану он уделил куда больше внимания, чем невовремя вошедшей служанке.

– Как раз вовремя, – одобрительно заметил он поверх моей макушки. – Умираю с голоду. Присоединишься?

– В смысле – умереть с голоду за компанию? – ворчливо уточнила я и уперлась свободной рукой ему в грудь, вынудив выпустить меня из объятий.

Тайфа оставил без внимания и этот выпад, и несвоевременное стремление к свободе, поскольку уже целенаправленно тащил к дастархану самый большой расшитый тюфяк. Я проводила его взглядом и примерилась к тому, который едва не свалил меня с ног подлым тычком под коленку, но в итоге ограничилась подушкой с кокетливыми золочеными кисточками.

– А для Руа-тайфы готовят лучше, – постановила я, окинув дастархан цепким взглядом, но все-таки утащила большую медовую лепешку прямо из-под носа у тайфы.

Рашед предсказуемо насупился, но взял другую, поменьше.

– Она просто встает раньше, – многозначительно заметил тайфа, – и ей достаются самые лакомые кусочки.

Я демонстративно округлила глаза. Можно подумать, это я вчера полночи гоняла несостоявшуюся наложницу по всем покоям так, что потом обоим пришлось нырять в фонтан, чтобы хоть как-то освежиться! Или ему все-таки сильно полегчало бы, позволь я придушить себя подушкой?!

– Проклятые конкуренты, – проворчала я – и замерла с надкушенной лепешкой у рта. – Кстати, а почему она вообще живет здесь, а не у мужа?

Тайфа взглянул на меня так, что кусок лепешки едва не встал поперек горла, наглядно продемонстрировав, что иногда о тактичности вопроса все-таки стоит задумываться до того, как откроешь рот.

Глава 7.2

– Нет, я тебя все-таки заставлю прочитать эти несчастные «Наставления для юных дев», – печально вздохнул Рашед, убедившись, что невоспитанная рабыня устрашена и пристыжена в равной степени, – хотя бы ради того, чтобы запомнила, какие вопросы можно задавать господину и хозяину, а какие – не стоит. И ладно бы ты еще была просто недалекой дурой из тех, что пытались избавиться от Руа, чтобы самим управлять гаремом. Но ты ведь…

– Дура, от дворцовой жизни весьма далекая, – тихо признала я, запоздало сообразив, что вопрос был не просто бестактным.

После ворчания про «конкурентов» он прозвучал скорее призывом выдать, наконец, сестру замуж и услать ее прочь. Нужно было быть круглой дурой со второго этажа женского крыла, чтобы задать его тайфе.

На мое счастье, Рашед и сам понимал, что мне нет никакого интереса до того, чтобы управлять его гаремом вместо Руа, и неосторожные слова аукнулись словесной поркой, а не физической.

– Далекая, – эхом повторил тайфа и тут же, словно спохватившись, припечатал: – Дурочка. Руа осталась здесь, потому что она так захотела, а я не стал ей отказывать. Еще вопросы?

На языке у меня как раз вертелся один, про отсутствие детей в гареме: наследники обычно оставались с матерями лет до шести-семи, а девочки – и вовсе до замужества. Я затруднялась определить, сколько лет самому Рашеду, но явно не настолько мало, чтобы детей у него не было вовсе, и не настолько много, чтобы все они уже разъехались по школам и наставникам.

Однако распознавать настроение «господина и хозяина» я уже научилась – а потому могла с уверенностью утверждать, что вопросы о семье ему лучше не задавать. В конце концов, в таком большом дворце всегда найдется кто-то поразговорчивей – а самому тайфе можно просто подать хороший пример.

– Вы с Руа-тайфой, должно быть, очень дружны, – сказала я и усмехнулась, невидяще уставившись куда-то в сторону. – Малих поначалу меня терпеть не мог. Папа возлагал на меня большие надежды и оттого уделял куда больше внимания, хотя учил по-прежнему нас обоих. Но мне ремесло свиточника давалось куда проще, а Малих никак не мог позволить себе уступить какой-то девчонке, пусть и магу. Сидел над рисунками ночи напролет, зубрил то, что я из-за дара понимала интуитивно, разрабатывал руки… и в один прекрасный день сумел-таки обойти меня в мастерстве.

– Похвальная целеустремленность, – рассеянно отметил тайфа и тоже откусил от лепешки, отчего окончание фразы прозвучало невнятно: – И совершенно идиотская цель.

Я развела руками.

– Никто и не ждал от мальчишки мудрости старца.

– Что ж, в таком случае, ему сильно повезло, – кисло заметил тайфа, но ответные откровенности все-таки упрямо придержал при себе.

Отчаиваться я не спешила (всегда есть вариант с болтливыми служанками!), но никак не могла отделаться от дурацкого, совершенно неуместного разочарования.

Мне хотелось, чтобы он рассказал о своем детстве сам. И я никак не могла понять, отчего же мне это так нужно.

Зато тайфа успешно использовал мои желания в свою пользу и как-то незаметно и ненавязчиво, слово за слово, вытащил из меня невеселую, но отчего-то странно заинтересовавшую его историю о том, как единственная на всю столицу женщина-маг неожиданно осталась во главе небольшого хозяйства.

Несчастный случай со свитком – увы, никто от них не застрахован. Спонтанный взрыв сравнял с землей пристройку с мастерской, уничтожил колодец и выкорчевал почти весь сад, оставив нетронутой только финиковую пальму над домиком. Когда я выскочила с кухни, все уже было кончено.

Малиха взрывом отбросило на улицу, и я опасалась, что он больше не встанет. Вдобавок меня к нему подпустили отнюдь не сразу: грохот и огонь немедленно привлекли на окраину чорваджи-баши в сопровождении доверенной дюжины янычаров, и ему, разумеется, понадобилось разузнать все сию же секунду. Поскольку единственной свидетельницей произошедшего оказалась я (и думала я в тот момент вовсе не о показаниях), знакомство с Сабиром-беем прошло не лучшим образом, но он все-таки счел своим долгом проследить за судьбой осиротевшей арсанийки.

Я до сих пор не знала, приложил ли он руку к решению судьи, назвавшего меня прямой наследницей мастера Мади. Чорваджи-баши не мог не понимать, что растерянная девица, у которой на руках внезапно оказался раненный раб и полуразрушенный дом, не справится со всем в одиночку, будь она хоть тысячу раз маг. Пока Сабир-бей не пришел ко мне с предложением, от которого было невозможно отказаться, из доступных способов заработка у меня были разве что финики (большей частью осыпавшиеся от взрыва) да возможность выступать с фокусами на ярмарках: среди суранийцев одаренными бывали только мужчины.

Чорваджи-баши же предложил мне свиток с лечащим заклинанием для Малиха и неплохую сумму серебром – а в обмен попросил сущую мелочь: надеть светлый парик и сделать вид, что я заблудилась в припортовой части города.

Та ночь принесла Сабиру-бею голову сумасшедшего мага-убийцы и султанское золото по ее весу, а мне – вернула Малиха и надежду.

Но отношения с чорваджи-баши, несмотря на внешнее благополучие, оставались напряженными: сказывалось специфическое первое впечатление, да и мои подозрения не добавляли непринужденности беседам. Зато он исправно платил, а мне постоянно были нужны деньги, так что эта связь обещала быть прочнее и надежней иных брачных уз.

– Даже если Малих получит гильдейское дозволение на самостоятельное изготовление свитков? – сощурился тайфа, услышав это печальное предсказание. – Он ведь раб. Все плоды его труда будут принадлежать тебе.

Я беспомощно улыбнулась и пожала плечами.

Чтобы жить плодами чужого труда, всецело положившись на кого-то, для начала нужно было перестать бояться, что эта безоговорочная, безусловная поддержка не исчезнет в один прекрасный момент. Снова. Я не была уверена, что мне хватит храбрости на это.

Как и откровенности – объяснить это тайфе.