Текст книги "Дик (СИ)"
Автор книги: Элен Форс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 20 страниц)
Что с ней?
Мне не было страшно за свою жизнь, но я до боли в зубах переживал за нее. Этот одержимый псих не предсказуемый, несёт какую-то чушь, следует больным правилам и не оставляет девчонку в покое.
Тупой ублюдок.
Ладно, не тупой, просто ублюдок.
Задушу своими руками. Тварь.
Она же сейчас полностью в его власти.
***
– Александр Георгиевич, Вы признаёте себя виновным в двух убийствах в лагере? – повторяет Ермолаев, который значительно изменился, когда силы на шахматной доске распределились по-новому.
Впервые на допросе как подозреваемый. Отвратительно сидеть по ту сторону стола после операции и еще под действием обезболивающего. Голова болит, мысли не собираются в кучку.
– Нет. – выдавливаю я.
После экспертизы станет известно, что убийства были произведены из моего табельного пистолета. Вот только, если Петрушку убил я, то профессора я и пальцем не трогал. Признать убийство одного, признать значит всю вину. Нужно все отрицать, потом придумаю стратегию, когда голова просветлеет.
– Расскажите, что произошло в лагере.
– Я рассказывал уже три раза. – слабо выдавливаю я. – Вы лучше бы потратили силы на поиски Ангелины Майоровой, а не на мой допрос.
– До пункта, куда Вы дели тело Майоровой мы еще дойдём…
– Как давно ты с ними? – спрашиваю его и замечаю, как Вена на виске начинает пульсировать сильнее. – Все понятно с тобой, кусок говна. Пизда тебе, когда я отсюда выберусь.
– Вы угрожаете офицеру при исполнении. – цедит он сквозь зубы.
– Да пошёл ты нахер. Допрос окончен…
– Он будет окончен, когда я скажу. – Мои руки скованы наручниками. Так бы я проломил бы ему черепушку. Когда в нем проснулась такая уверенность? Никому нельзя верить, они все марионетки Буркова.
Дверь со стуком распахивается и на пороге показывается невысокий мужчина в костюме с огромными синяками под глазами.
– Владимир Дьяков, адвокат Александра Георгиевича.
Мужчина садится рядом со мной и кладёт перед Ермолаевым листок бумаги.
– Здесь документ, подписанный генеральным прокурором Российской Федерации о разрешении выпустить моего клиента под залог до судебного процесса и выяснения всех обстоятельств. Если Вы хотите его допросить, Вам будет необходимо вызвать его на допрос в соответствии с законом.
– Генеральный прокурор теперь занимается такими мелкими делами?
– А это не Ваше дело, каким делами он занимается. – Дьяков встаёт и добавляет любезно. – Пойдёмте, Александр.
Я вытягиваю руки, чтобы с меня сняли наручники. Раненая рука распухла и металл перелавливал кисть с такой силой, что я готов был застонать.
На улице меня ждал здоровенный джип.
– Тебя значит мой папашка прислал. – говорю я, сплевывая на землю. От обезболивающего язык немного немеет.
– Вы верно подметили. – учтиво говорит адвокат.
Стекло машины спускается и на меня смотрит собственной персоной Дик старший, он смотрит на меня устало, так будто не спал всю ночь. Отец быстро примчал в Крым за мной, завидная скорость.
– Не ломайся и затаскивай сюда свою жопу! Сейчас не до семейных разборок!
– Спасибо за помощь, но я обойдусь без твоей помощи.
– Хочешь сгнить в тюрьме, да, пожалуйста. – злобно говорит он, становится настоящим криминальным авторитетом. – Мне вот только девчонку жалко.
Слова отца немного отрезвляют меня. Наступаю себе на горло, я залажу в машину, откидываясь и чувствуя, как сильно меня пробивает усталость. Веки против моей воли слипаются.
– Поспи. – мягко говорит отец. – Тебе нужно набраться сил перед битвой.
Эта семейная идиллия глаз режет. Скоро кровь пойдет из ушей от этой противоестественной картины.
Семейство Дик не из тех, где поздравляют друг друга с праздником, дарят подарки и ведут приятные беседы за чашечкой чая. У нас не бывает рождественских вечеров с какао. Обычно в нашей семье сплошные склоки, непонимание и война. И так было всегда, сколько я себя помню. Даже в детстве.
Даже, когда мама была жива – мы постоянно ругались. С Веней мы постоянно делили игрушки, внимание родителей, да все, что угодно, что можно было поделить надвое даже мысленно. Мы напоминали двух Баранов, которые боролись с друг другом.
Объединялись мы только против кого-то. Если кто-то обижал одного из нас, другой был готов бить за брата.
Сидеть в комнате со старшем братом и отцом, рассказывая им в деталях во второй раз, что произошло в Крыму, утомительно. Они смотрят на меня с угрюмыми выражениями лица, слишком похожими, почти идентичными. Как же они похожи.
В отличие от меня Веня общался с отцом все эти годы, но мы никогда не обсуждали это.
Прошло уже два часа, а мы ни разу не сказали друг другу ничего гадкого. Это не похоже на нас. Даже я не пытался сбежать от Дика старшего, последние годы мы не находились с ним под одной крышей более пяти минут.
Брат в идеально выглаженной рубашке и брюках сидел на подоконнике позади отца, восседающего на диване в чёрной футболке и чёрных брюках. Дон Дик, копия Дона Корлеоне. Мафиози.
Мне приходилось сидеть напротив них и отвечать на тысячи их вопросов, которые они по очереди задавали.
– Не известно, где Лина. Ни единой зацепки, даже непонятно в Крыму ли ещё она. – выдыхая, говорит Веня. – Эти малые умеют скрываться, заметать следы. Пытаюсь найти хоть что-нибудь. Пока безрезультатно.
– Ищи не ее. Ищи Буркова. – говорю я, поглаживая руку, как маленького ребёнка. Она ныла, не давала мне покоя, но пить обезболивающие не хотелось, чтобы не задурманить голову.
– Сань, я же не дурак! – глаза брата гневно блестят. Из Вени получился бы хороший следователь, он мог найти кого угодно даже на том свете. – Искал всех…
– Он уже не в Крыму. – говорит спокойно отец, вставая с дивана. Я уже забыл каким он может быть. Многие боялись его. Безбашенный и здоровый. – В Крыму все – как на ладони, большая деревня. Он уже давно в Москве, если не засветился официально, значит летел на частном самолете. Я не думаю даже, что он прячется от тебя. Он по своей натуре скрытен. Ты облажался, щенок, и теперь твоя жопа в его руках.
– Меня не особо заботит твоё мнение. Я найду доказательства своей невиновности и вытащу Ангелину.
– Сказочный долбаеб! – качает театрально отец головой. – Все сделано так, что ты ничего не найдёшь. Если ты придёшь за Бурковым, он прижмёт твою задницу, ты не успеешь ничего сделать. У тебя даже нет догадки, где она может быть.
Правда в словах отца была. Он неплохо меня подставил, если бы не дружба отца с высокопоставленными чинами, я бы уже наклонялся за мылом в душной камере. Мне даже кажется, что он все это организовал только ради того, чтобы на меня повесить убийство.
Но его слова все равно вызывали во мне злобу. Меня даже затрясло при виде его важного лица. Уверен в том, что он всегда прав.
– У тебя есть только вариант, который спасет твою девушку.
Мою девушку… Эти слова впервые меня не коробят. Даже воспринимаю их с легкостью, как само собой разумеющееся.
Раньше, когда девушки пытались меня затянуть в отношения, я лишь смеялся. Я одиночка, кот в поисках кисок и сметанки, а не петушок, охраняющий курочку. И их желание сделать меня своим мужчиной вызывало во мне смех. Наивные дурочки.
Секс не повод для отношений.
– Какой же? – интересуюсь нехотя я.
– Наступить на свою гордость и попросить меня о помощи. – отец усмехается, следя за тем, как я краснею и покрываюсь белыми пятнами. Внутри меня кровь превращается в кипяток и она готова пениться. Меня бросает из стороны в сторону от его заявления.
Смотрю на брата, который прячет улыбку.
Отец уже давно ищет повод, который заставит меня с ним общаться и пойти к нему навстречу. И теперь он пытается меня привязать к себе таким способом.
– И чем ты можешь мне помочь? Поднимешь все свои преступные связи?
– Хватит брюзжать слюной! Ведёшь себя, как маленький ребёнок. – он подходит ко мне ближе, возвышается надо мной, кладя руку на спинку кресла.
Для своего возраста он в прекрасной форме, выглядит даже моложе своих лет. Его не портит небрежная щетина и несколько полопавшихся сосудов в глазах. Даже наоборот, придают брутальности.
– Ты сам занимаешься шантажом чиновников, дерешь с них деньги.
– Я делаю благое дело. Собираю со всяких сволочей деньги и отдаю их бедным!
– Робин Гуд, ты не забываешь класть и себе в карман.
– Это проценты! – я поднимаю здоровую руку и наставляю ее на отца.
В нашей стране никогда не посадят взяточников, они будут всегда есть из кормушки, воруя и проворачивая свои тёмные делишки. Я же заставляю их платить за это, а их деньги перевожу на счета детских домой и онкологических больниц. Иногда беру и себе на расходы. А почему нет?
Тот, кто владеет информацией, тот владеет властью.
Мне хочется добавить, сказать отцу, что я никого не убиваю. В отличие от него.
– Строй и дальше из себя недотрогу. – отец распрямляется и устало проводит рукой по волосам. – Веня, я в свой номер – спать. Присмотри за своим братом.
– Я могу сам за собой посмотреть. – ворчу я, понимая, что без помощи отца я не справлюсь с Бурковым. Я не знаю, кто еще вовлечён в тайную секту этого больного психопата. Нельзя ни к кому обратиться. Можно верить только самым близким.
Весь убойным отдел Крыма был замешан в его темных делишках. А сколько в Москве?
– Постой. – говорю отцу, вставая и подходя к нему близко, всматриваясь в его лицо, видя в нем себя. – Я прошу тебя о помощи, но это не значит, что я тебя простил.
***Ангелина.
Моих знаний хватает, чтобы понять – Дик в жопе. Его дела очень плохи.
Все доказательства против него. Роме удается все обставить так, словно Дик психопат и убийца, он пытался провести жертвоприношения. Мое исчезновение хотят также повесить на него.
В моих руках тонкая папка с копиями заключений и допроса Дика. У Буркова все на него, он постепенно затягивает петлю вокруг его шеи.
Все просто. Расклад такой: я по своей воле отдаюсь ему, превращаюсь в ту, кого он хочет видеть рядом с собой, и он оставляет Дика в покое. Закрывает его дело и даёт ему и дальше работать следователем.
Бурков играет со мной, как с куклой. Тянет за нужные ниточки, чтобы я приняла нужное для него решение. Я в замешательстве.
Я заперта в небольшой комнате, где из мебели жесткая кровать и зеркало. Тут неуютно и угнетающе. Вроде бы и ремонт очень тёплый и красивый, а все равно холодные цвета и обстановка давит на мое подсознание. Мне хочется сбежать из этого места.
Я не притронулась к ароматному завтраками, который мне принесли. Как бы мне не хотелось есть, я удерживаюсь и не притрагиваюсь к мясу с овощами. Они могут быть также напичканы лекарством.
Мой желудок предательски урчит, неприятные спазмы скручивают все тело.
Рано или поздно ко мне придёт Рома за ответом. Без часов трудно определить сколько прошло времени. Сложно принять решение по этим бумагам.
Но при мысли, что Дик может пострадать, мне становится дурно. Меня изнутри словно кислотой обливают, нутро плавится от болезненного ощущения.
Бурков привез меня в Москву в свой дом за городом. В Очень неприятное место, нашпигованное развратными штуками, разбросанными по дому. Даже боюсь представить сколько тут было оргий и разврата. Противно всего касаться.
Дверь почти беззвучно открывается и в комнату входит мой тюремщик. Рома выглядит свежим. На его губах гуляет лёгкая улыбка. Мужчина источает уверенность в себе, он самодоволен и умиротворён.
– Привет, мой Ангел! – его голос звонко разносится по комнате. Ничего не отвечаю, просто подбираю ноги под себя, поджимая губы. – Как твои дела?
– Лучше всех.
– Это прекрасно. ТЫ прочитала чтиво, которое я тебе отдал? – Просто киваю, не хочу отвечать ему. – Занятное, правда? Дику понравится в тюрьме.
– Он никуда не сядет.
– Конечно, потому что ты не дашь ему загреметь. – Рома усмехается.
Я лишь кусаю губы.
– Ты можешь лгать.
– Выбор за тобой.
– Мне нужны доказательства.
– Их не будет.
Закрываю глаза, облизываю кровавые губы.
– Зачем я тебе? – спрашиваю вопрос, который повторяю девять лет.
Бурков берет моё лицо в свои руки, стискивает его и говорит в самые губы:
– Потому что ты мой развратный ангел… порока…
Рома целует меня, проникает языком в мой рот, изучая его. Он напорист, но не груб.
Мне придётся абстрагироваться, думать о Дике и нашем первом разе. Самом прекрасном, что было между нами. Фантастическая, сказочная ночь.
– Я согласна, но только если ты докажешь, что с Дика все сняли!
Глава 12.1 Невеста
– Сдай удостоверение и табельное оружие.
Саныч напоминает нахохлившегося петуха. Сидит в напряженной позе, сцепив руки и старается не смотреть мне в глаза. Даже отсюда вижу след от помады на его воротничке, такой же как у его помощницы. Упорно притворяется, что у него с ней ничего нет. Но вся уголовка о них знает.
Руководство видимо задало ему трепку из-за меня. И решение отстранить до выяснения обстоятельств логичное, но вот только он мог бы сказать два слова, что происходит, спросить, что случилось. Мы не первый день вместе работаем. Вместо человеческого отношения я получил холодное приветствие.
Я раздраженно бросаю в него красную книжечку с изображением двуглавого орла, пистолет просто кладу на стол. Мне очень хочется сказать ему, что он мудозвон и тряпка, но вместо этого я устало вздыхаю и встаю. Только у самого выхода, сплевываю на пол его кабинета, сквозь зубы говорю:
– Когда все закончится, можешь засунуть свои извинения – себе в жопу.
Бурков хорошо поработал. Даже там, где не могло быть моих отпечатков пальцев – они появились. Из подозреваемого в двух убийствах в Крыму, я превратился в подозреваемого убийцу москвичек, дела по которым мы вели с Ангелиной. Появились свидетели, которые меня видели на местах преступлений с этими девушками. Имена свидетелей были засекречены.
Если в баре я действительно был, даже трахался в этой проклятой кабинке, то в цветочном магазине не был никогда. Чтобы меня так грамотно привязать к делу нужно разбираться в тонкостях сыска. Меня помогал подставлять кто-то из своих…
И это было неприятнее всего. Я постоянно в уме перебирал имена и фамилии коллег, тех кто мог такое провернуть. Нужно попросить Веню показаться в их счетах, кто из них живет не по карману.
С забинтованной рукой я не мог водить, поэтому приходилось терпеть папиного водителя и охранника, которому не хватало только малинового пиджака для полноты картины. Он был лысый с толстой шеей и выражение лица напоминало оскал питбуля. Вообщем, не мужчина, а лапочка. Такие всегда вызывают доверие с первого взгляда на них.
Интересно у него есть семья?
– Куда? – буркнул он своим милейший голоском, когда я завалился в машину.
– На Волгоградку. Нужно кое с кем встретиться…
Несмотря на то, что меня попросили вести себя максимально прозрачно, я не мог сидеть сложа руки. Нужно искать Сиськастую.
Я так и не понял, зачем Буркову понадобилась именно она, и вообще зачем нужно было полошить весь этот цирк с убийствами? Это должно было что-то значить. Нужно было понять, он выбирал девушек случайно или они входили в его секту. Если я смогу доказать его причастность к ним, то смогу и с себя снять обвинения и Ангелину вытащить из этого дерьма.
Родители Ангелины вряд ли могут мне чем-то помочь, им, по-моему, вообще по барабану, что происходит с их дочерью. Живут в своём мирке, грабят бабки и радуются. И даже думать не хотят, что за фарфоровыми сервизами и пафосными вечеринками скрывается настоящая в жизнь. И в ней их дочь глубоко одинока и несчастна.
И все же, я собирался с ними встретиться, переговорить о событиях девятилетней давности и узнать, кто мог все эти годы незаметно наблюдать за их дочерью. Может быть они замечали что-нибудь странное.
С момента исчезновения Лины прошла неделя. В том, что она жива я не сомневался. Бурков не стал бы ее убивать. Но вот цела ли она?
Дом родителей Ангелины находился в дорогом жилищном комплексе, полностью огороженном от простых смертных. В нем жили только очень богатые и влиятельные люди. Просто дом богатеев, политики, артисты, государственные служащие.
На территории все было вылизано так, как будто через минуту сюда набегут журналисты и будут снимать кино или фотографировать антураж для журнала. Не понятно, кто еще читает эти глянцевые журналы, но, наверное, если их печатают, то такие люди есть.
Ландшафтный дизайн в японском стиле с небольшими деревьями, прудиками и прочей лабуденью.
Я зашёл в нужный подъезд, улыбаясь консьержу, мужчине средних лет в ливрее. Почему-то мне было смешно на него смотреть. Пришелец из Англии двадцатых годов.
– Добрый день! Вы к кому? – он практически поклонился. Какой вышколенный персонаж.
– К Майоровым, они меня ждут.
Может быть он бы меня и остановил, но я прошёл мимо него с таким самоуверенным видом и гадким выражением лица, что он не решился меня остановить. Этот приём работает всегда. Люди боятся, что им потом влетит за беспокойство богатых и наглых людей.
Немного заблудившись в доме, я все же нашёл нужную квартиру и позвонил в дверь. Сегодня выходной и Майоровы должны быть дома. Хотя бы мать. Она вроде бы не работает.
Дверь открыла мне Елизавета Майорова. Высокая женщина с идеально уложенным каре. Она выглядела моложе своих лет, но абсолютно не была похожа на Ангелину.
Красивая? Да. Статная? Да. Но в ней не было очарования и благородной простоты дочери. От женщины так и веяло надменностью и холодом, что раздражало и отталкивало с первых секунд.
– Да? – она даже не удосужилась со мной поздороваться.
– Я Александр Дик. – сказал я, стараясь улыбаться. Со стороны могло показаться, что у меня произошло замыкание лицевого нерва.
– И?
– Мне нужно с Вами поговорить!
– Лизунь, а кто пришел? – за ее спиной показался и отец Лины. Его я знал лично. – Дик?
Хотел что-то добавить, но раздался уже знакомый голос, который заставил перевернуться кофе в моем желудке.
– Какая неожиданность! Дик пришел к Вам в гости? – Бурков в рубашке с закатанными рукавами и джинсах также вышел ко мне навстречу. Он был максимально непринужден и расслаблен. В отличие от меня.
Я пожалел, что сдал табельное оружие.
Глядя на самодовольное ебало Буркова испытываю неконтролируемую жажду убийства. Трясло так, что зубы сводило. Хотелось придушить козла голыми руками.
– Что ты тут делаешь? – злобно чеканю, делая шаг вперёд, отодвигая в сторону мать Ангелины, желая сцепить пальцы вокруг его шеи. Захожу в коридор без приглашения. Сейчас вообще не до воспитания и церемоний.
Почти набрасываюсь на него, меня удерживает новая деталь, которая никак не укладывается в голове.
Оборачиваюсь и млею. Охреневаю настолько, что даже замираю.
– Привет. – тихий, робкий, еле различимый голос.
Передо мной стоит Ангелина в скромном чёрном платьице, которое открывало вид на ее шикарные ножки. Две стройные ножки без единого синичка и недостатка. Вид у нее был шикарный. Красавица. Совсем не напоминала жертву изнасилования.
Я отчаянно ищу хотя бы след насилия. Хоть что-нибудь, что говорило бы, что ее держали насильно. И не потому, что хотел бы, чтобы ее побили, а потому что я ни хера не понимаю. Ее похитили, этот гандон хотел ее изнасиловать при всех, а она стоит передо мной без единого синяка и смотрит невинными глазами.
– Что прости? – спрашиваю я, не одупляя того, что происходит. Смотрю Сиськастой прямо в глаза, ожидая объяснения. Внутри происходит ломка: хочу обнять ее, вдохнуть запах, дотронуться до жопы, чтобы убедиться, что она передо мной.
Бурков подходит к ней и демонстративно обнимает за талию, притягивает к себе, покоя руку на ее жопе. Он это делает специально, вызывает эмоции во мне.
– Дик, вы в моем доме. Вы можете себя вести скромнее? – даже не различаю слова, которые мне произносят совсем рядом. Родители Ангелина за моей спиной, невольные свидетели этого цирка. Гнев застилает глаза. Просто крышу сносит.
– Как ты, Дик? – Ангелина убирает волосы за ухо и затравленно зыркает на меня. Ничего не понимаю.
– Отлично, разве не видно?
– Что у тебя с рукой?
– Одно мудло выстрелило. – говорю я, испытывая острое желание выпить и выкурить косячок. Перевожу взгляд с Буркова на нее и обратно, ощущаю себя идиотом, которого развели как лоха. – Что ты тут делаешь?
Она открывает рот, но не издаёт ни звука. Напоминает бледную мумию. Смотрит на меня, а в глазах слезинки дрожат.
– Мы пришли с Ангелочком рассказать о том, что собираемся пожениться. – насмешливый голос Буркова раздражает. Рука начинает пульсировать и ныть, болеть с такой силой, что готов ампутировать ее, чтобы это больше не чувствовать.
– Что? – снова глупо повторяю я.
– Мы женимся. – тихо говорит Ангелина, стараясь не смотреть мне в глаза и я уже совсем ничего не понимаю.
– Не переживай, мы пришлём тебе приглашение.
Он наклоняется, кладя руку ей на живот и целует в губы, накрывает ее. Поцелуй длится дольше, чем нужно, слышу звук перегоняемой слюны изо рта в рот.
Белая пелена застилает глаза. Слышу звуки, но ничего не вижу.
У меня сносит крышу.
Убью, суку.
Просто подаюсь вперёд и оттаскиваю мудака от нее, наношу удар за ударом прямо по его наглой рожи, вижу как Бурков ухмыляется, ему доставляет удовольствие моя реакция. Прикладываю его головой о стену. Раз. Два. Три.
Меня пытаются оттащить от него, перехватывают мои руки. И Бурков сразу же вскакивает и наносит ответные удары. Он бьет меня в живот. Толкает. Шипит в самое ухо:
– Смирись, Дик… Оставьте нас одних, пожалуйста, мы поговорим, как мужики… тет-а-тет!
Родителей смывает сразу же, как будто и не было. Они слушают этого мудлана, как главу семьи. С каждым фактом, который я узнаю на них – начинаю ненавидеть все больше. Остается стоять только Ангелина, она придерживается за стену. Лицо невероятно бледное, нижняя губа дрожит. Она смотрит на нас с нескрываемым страхом.
– Я сказал наедине. – Бурков говорит мягко, но я чувствую скрытый подтекст в его голове.
Она выдыхает и все же разворачивается и медленно уходит. Она не похожа на ту девочку, которая любила поязвить дерзким язычком, слишком покладистая. До отвращения. Будто подменили.
– Ты принуждаешь ее силой. – выплёвываю я. – Доберусь до тебя, отстрелю твою башку, нахер.
– Разве? – он смеется мне в лицо. – Не принимай желаемое за действительное.
– Пошёл нахер. – отталкиваю его. – Я грохну тебя и, если будет нужно отсижу до конца своих дней. – Ангелина! Лина, блядь!
Я ору на весь подъезд, срывая голос.
Мне посрать на Буркова и на его угрозы. Если будет нужно – я отсижу, сдохну при необходимости.
Сиськи Ангелины того стоят. Девочка не должна продавать душу этому дьяволу.
– Дик уходи! – Лина выскакивает из комнаты. Все ее лицо в слезах, которые текут ручьями по щекам, скатываясь постепенно в декольте. Ощущаю боль, которую она испытывает. – Прости меня, но я не хочу тебя видеть, слышишь? Мы с Ромой хотим пожениться. Ты тут лишний!
У нее почти срывается голос, Ангелина сжимает руки в кулаки, почти топая ногой.
Смотрю на нее и не верю в этот цирк.
– Слышишь? Пошёл вон! – Бурков уже спокоен. У него из носа стекает тонкая струйка крови.
– Никуда я не пойду один. Лина, если он тебе угрожает, забей хер, мы прорвёмся!
– Я вызову сейчас полицию. – говорит она, доставая телефон и набирая номер. – прошу тебя, покинь дом моих родителей.
– Пиздец. – выдыхаю, не веря ни своим ушам, ни глазам. Я горбачусь, чтобы спасти ее жопу, а она вон значит как со мной. – НУ ты и сука…
Резко направляюсь к выходу, не желая ни минуты больше находится в этом доме. У самого входа Бурков преграждает мне путь и говорит на прощание:
– Я пришлю тебе видео, как буду ее трахать… – он говорит это так тихо, что его слышу только я.
– Да, пожалуйста. – усмехаюсь громко, чтобы она слышала.
Вылетаю из дома и быстром шагом пересекаю вылизанную территорию, меня просто трясёт. Если я сейчас не выпью, то сорвусь. Мне позарез нужно набухаться и потрахаться. На ходу ищу в телефоне нужный номер.
– Любаня, будь у меня через пол часа. – говорю я, закуривая. Она приедет, прилетит сама. За ней не нужно бегать, как за этой.
Пора спустить жидкость с яиц.
***
Ангелина.
Больно. До ломоты в костях. Разрывается мясо, сердце кровоточит.
Смотрю на Дика и умираю. Люблю его. С первого взгляда, наверное, влюбилась так сильно в этого мужчину. Мой идеал.
Думала, что уже никогда не увижу его. Боялась, что Рома убьёт его, засадит в тюрьму, искалечит, он может. Я ощущаю его власть…
У него рука перебинтована, жестко зафиксирована кисть, часть бинтов окрашены в грязно красный цвет. Он был ранен. Больно физически от осознанная, что его могли убить из-за меня.
Выбор был прост. Или я делаю, так, как говорит Рома или Дик сгниет в тюрьме. Он не виноват в том, что я вляпалась в дерьмо девять лет назад, не должен платить такую дорогую цену. Поэтому я сделала выбор.
Я выйду замуж за Романа Буркова, буду очень послушной и хорошей девочкой, делать все так, как говорит он. Взамен он отпускает Дика и больше никого не трогает. Убийств больше не будет. Никто не пострадает.
Кроме меня.
Моя мама с папой прыгали до потолка, когда я привела к ним Буркова. Успешный и молодой бизнесмен, их мечта. Когда Мама увидела золотой колечко с огромным бриллиантом, которое весило больше, чем грецкий орех, она растаяла и сама влюбилась в него, простив в миг фиаско с Романовым.
Смотрю на своих родителей и не могу понять, как я могу быть их дочерью? Я на них не особо то и внешне похоже.
Рома умел производить эффект. При родителях – мечта, а не мужик.
Мне становилось плохо при мысли, что рано или поздно мне придётся переспать с ним. И он будет диктовать условия.
Мне становится так страшно, что сводит судорогой все тело.
Пришлось прогнать Дика, выставить его за дверь, постараться заставить его поверить в то, что он мне безразличен. Хотя мне казалось, что у меня все написано на лбу и в глазах. Все было слишком очевидно.
Я пыталась сделать ему больно, чтобы он вычеркнул меня, а как будто сама себя резала без анестезии.
Но он должен был уйти из моей жизни. Дик должен жить и быть счастливым.
– Ты была молодец. – Бурков стирает с моей щеки еще не высохшую слезу, задирает платье и сжимает ягодицу до синяков. Я зажмуриваюсь, закусывая губу, стараясь абстрагироваться. Нужно привыкнуть. Человек может ко всему привыкнуть. – Открой глаза.
Его обычно милый голос становится грубым и резким. Выходит наружу настоящий Роман Бурков. Повинуюсь.
– Ты должна смотреть на меня, когда я тебя трогаю или трахаю! – чеканит он сквозь зубы. – поняла меня?
– Да. – выдавливаю я, стараюсь не думать, что он снимает с меня трусики, нюхает их и прячет в свой карман. Его холодная ладонь поглаживает мою внутреннюю часть бедра.
– Нагнись. – Я облокачиваю грудью о раковину, ноги подгибаются. Что он задумал?
Рома достаёт два металлических вагинальных шарика, крутит их передо мной, слежу за его движениями в зеркало ванной комнаты. За дверью мои родители, которые обсуждают моего чудесного жениха. Они просто в восторге от моего жениха, который олицетворение благополучия и воспитания.
Он загоняет их в себе в рот и смачивает слюной, я уже знаю, что он будет делать. Стараюсь думать о Дике с открытыми глазами, но перед глазами все равно жесткий Бурков с перекошенным лицом.
Рома вводит в меня по одному шарику по очереди, хлопает слегка по складочкам и наклоняется к самому уху.
– У нас будет самая настоящая брачная ночь, но перед ней я буду тебя готовить… к тому, как я люблю… – его слова наносят мне физическую боль, а еще меня тошнит от его запаха. – Ты должна держать их в себе весь вечер, это твоё наказание, не нужно смотреть так на Дика, мне может показаться, что он тебе не безразличен. Не люблю ревновать.
Он болен. Психически не здоров.
– как скажешь. – шепчу я. – Если ты так считаешь, то я сделаю.
Бурков спускает обратно платье, поправляет его, как будто ничего и не было.
Открывает дверь в ванной и выходит к родителям. Я иду за ним, натягиваю полуулыбку, стараясь сжимать стенки влагалища, которые оттягивали тяжелые шарики. С каждым шагом они перекатывались и напоминали мне – кто их туда положил.
С каждым шагом я острее чувствую свою обречённость и унижение, но на моем лице спокойствие. Я счастливая невеста.
– Вы знаете, у Линочки так разболелась голова после этого представления. Нам нужно ехать.
– Конечно! – воскликнула Мама и целуя меня, запричитала: он просто чудо, моя дорогая. Я так рада, что ты одумалась. Уверена, что с Ромой ты будешь счастлива.
О да, Мама, я буду очень счастлива. Ты не представляешь себе как.
***
Дик.
Всю дорогу домой я чувствую, как злость сжирает меня внутри. Хочется отшлепать девчонку, потаскать ее за волосы и вбить в голову правильные мысли. Дурная женская логика.
Представлю, как этот самодовольный хлыщ залазит на нее и берет ее. Сзади. В рот… меня начинает трясти.
Она просто взяла и отдала себя ему. Преподнесла на блюдечке с золотой каемочкой.
Водитель отца пугливо посматривает в зеркало заднего вида. На моем лице проглядываются эмоции. Напоминаю психа.
Все, что мне сейчас нужно, чтобы сбросить стресс и привести голову в порядок – секс и виски. Станет сразу легче и все разложится по полочкам.
Я слишком устал от всего этого дерьма.
Люба сидит на лестнице у моей двери. На девушке узенькие джинсы и коротенький топик, почти не скрывающий грудь. Она послушно ждёт. При виде меня она поднимается и улыбается пошлой улыбкой, которая говорит: «Я пришла к тебе трахаться.»
Именно это мне сейчас и нужно. Просто освободить свою голову от бесконечного потока мыслей о Сиськастой.
Физика и никакой психологии. Чистый спорт.
– Привет. – Люба становится на цыпочки и аккуратно меня целует, замечает повязку на руке и поглаживая больную руку. – Выглядишь неважно.
Ничего не отвечаю ей, просто заталкиваю в квартиру. Поговорить я могу с кем угодно, мне нужен просто трах, спуск. Ничего лишнего.
Люба подходит идеально. Она сумеет сделать все, как нужно.
Я уже позанимался в Крыму любовью. Потек как мороженое. Такое больше не должно повториться.
Наматываю волосы Любы на кулак и тяну вниз, чтобы она приняла нужную позицию. У меня нет ни времени ни сил церемониться с ней. У меня все тело гудит, голова раскалывается. Я на грани срыва в пропасть.
Девушка знает, как я люблю. Она делает все идеально.
Но я все равно не получаю того кайфа…
Люба обхватывает губами головку члена и начинает работать ртом на все двести процентов, старается от души. Чавкающие звуки заполняют мою квартиру. Она вылизывает мне яйца, посасывает их. Все делается так профессионально. Ей можно было бы выдать грамоту за усердие. Но это все равно все не то.
Ее минет не идет ни в какое сравнение с Ангелиным в машине. Сиськастая делала неумело, интуитивно, но он был другим, таким желанным и сладким, она так жадно двигала своим язычком.
От разочарования, не получения желаемого становится отвратительно. Закрываю глаза и вспоминаю лицо Лины с пухленькими щечками и широко распахнутыми глазами, она постоянно слегка приоткрывала губы, как будто была немного удивлена.
