Текст книги "Дик (СИ)"
Автор книги: Элен Форс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 20 страниц)
– Тшш… – это все, что он говорит. Силой притягивает меня за волосы и одним движением, как презерватив, натягивает мне на голову. Ощущения омерзительные. Сначала кажется, что я задохнусь.
Теряю сразу же ориентацию. Меня охватывает паника. Жадно ловлю воздух ртом. Не выдерживаю и прошу:
– отпустите… снимите… помогите…
Постепенно мне удается успокоиться. Сквозь ткань маски мне удается различать звуки и голос мужчины. Все происходит словно где-то вдалеке. Я заставляю себя приноровиться к ней, у меня нет выбора. Нужно потерпеть.
Он берет меня под локоть и заставляет встать. Мне ничего не остаётся, как подчиниться. Теперь я в кромешной тьме абсолютно беззащитная.
Единственная Надежда на которую я уповаю – Дик. Он должен найти меня.
Мужчина ведёт меня через весь дом, один раз мы поднимаемся по лестнице. Он идёт медленно, не торопится, чтобы я не упала. Можно было бы даже сказать, что он проявляет так заботу по отношению ко мне.
Когда мы останавливаемся, даже через синтетическую ткань до меня доносится аромат еды.
– Тебе нужно поесть. – его голос так тих. Мне приходится сильно сосредотачиваться, чтобы различать его слова. – Я буду кормить тебя с рук.
Не успеваю переварить информацию, как он тут же усаживает меня на стул, и моих губ касаются кожаные перчатки с чем-то мягким, по вкусу это плов. Он буквально проталкивает в меня рис с морковкой, которые оказываются очень вкусными.
Желудок предательски урчит.
***
Дик.
– Я не знаю. – он отвечает тягуче, не хотя, снимая с переносицы очки и потирая нос.
– У меня нет времени играть в прятки. Зачем она Вам?
Мужчина выглядит слегка озадаченным, смотрит на меня щурясь. И меня это начинает раздражать. Тянусь одной рукой к кобуре с пистолетом.
– Я не имею никакого отношения к девчонке. – повторяет он. – Они забрали ее?
Сжимаю холодную рукоятку, вглядываясь в морщинистое лицо, пытаясь понять – врет он или нет.
– Что Вы знаете о них? Кто они?
Я уже готов достать пистолет и пустить его в ход.
Мужчина вздыхает и направляется на небольшую кухню. Мне только и остается, как последовать за ним.
Я удивлён.
Терентьев живет скромно. Не то, чтобы без излишеств, мебель в его квартире очень старая, как и ремонт. Складывается впечатление, что обстановка не обновлялась лет тридцать, если не больше.
Он ставит на стол две рюмки, чистота которых подвергается сомнению, после чего достаёт из холодильника бутылку водки.
Не торопливо разливает белую жидкость, проливая часть на стол, застланный цветастой скатертью.
Он залпом выпивает рюмку, поджимая губы. Когда я не притрагиваюсь к его угощению, он выпивает и вторую.
Все в доме немного запущено, чувствуется, что не хватает женской руки, а Терентьевские не предназначены для работы по дому.
– Я не знаю их адресов, и где они сейчас. Только имена некоторых из них. – мужчина стареет практически на глазах, становится более усталый; лицо приобретает серый цвет. – Я надеялся, что они успокоятся…
– Вы можете говорить точнее? – С шумом отодвигаю стул и усаживаюсь напротив него, широко расставив ноги. – Начните с самого начала…
***
Лагерь «Жемчужный берег». Девять лет назад.
Здание пахло только что распакованной коробкой. Все такое новенькое и красивое.
Мужчина смотрел на лагерь с замиранием сердца, он очень долго к этому шёл. Долгие годы он стучался в закрытые двери, чтобы ему открыли и вот…
Лагерь для подростков, которые могут сбиться с пути.
Несколько лет назад у Владлена Терентьева дочь умерла от передоза. Шестнадцатилетняя девочка связалась просто с не той компанией. Она начала встречаться с сыном местного политика, очень образованным и приличным парнем. При свете дня. Ночью же он баловался кокаином и жестко имел Лизу Терентьеву. Так часто и много, что у совсем молоденькой девочки заиграли гормоны и стал появляться маленький животик, который должен был привести ее через девять месяцев к маленькому ребёнку.
Проблема, которую нужно было решать: рожать или делать аборт? И с ней никак нельзя было обратиться к отцу, строгому психологу, моралисту первой категории – как она его называла.
Кому нужны шестнадцатилетние беременные девушки? Никому.
Было бы правильнее все рассказать отцу, получить наказание и жить дальше с этим. Он бы скорее всего заставил бы ее рожать, потому что аборт это не выход, но тогда бы вся жизнь испортилась?
Какой шестнадцатилетний подросток сможет самостоятельно здраво все обдумать и принять правильное решение?
Она просто впала в депрессию, подсела на героин и умерла от передоза.
Банально. Глупо. Ничего нового. История повторяющая из раза в раз, и никто не учится на чужих ошибках. Грабли расставлены так, что раз за разом юные девушки наступают на них.
Владлен Терентьев долго думал, почему так случилось, и пришёл к выводу – нынешняя молодежь сексуально одержима. Очень часто по миллиону причин, многие их них сексуально не образованы. У них нет правильного понимания, им ничего не нужно, они только и думают, что о сексе и как быть круче. Что с одной стороны естественно, с другой – это ведёт к тому, что уже к двадцати их заводит только жестокий секс, напоминающий больше изнасилование, чем акт любви. Они не думают о последствиях и надеются только на технологии.
У него развилась своя теория, что если бы подростки получали должное сексуальное образование, то сократилось бы количество абортов, половых болезней и разбитых сердец.
А еще, возможно, это уменьшило бы количество психических отклонений на сексуальной почве.
Терентьев решил открыть лагерь для подростков, который направлял бы их в нужное русло. Все складывалось чудесно, его работа стала его детищем и он болел за нее всей душой. Он хотел протягивать руку помощи тем, кто может быть не находит ее дома.
Мог бы он подумать, что все его планы и желания превратятся в пыль? Жизнь сыграет с ним в шутку, и он породит чудовище?
Согласно замыслу воспитателями в лагере должны были быть его самые лучшие студенты. Они должны были вкладывать в головы детей по крупице нужные, правильные мысли. Делать это шаг за шагом, наблюдать – есть ли результаты. Их цель взрастить уровень ответственности в сознании детей, вложить в их пустые головы, что мир вертится не вокруг мужских членов. Секс – не смысл жизни. Самое прекрасное – любовь. И с нее нужно начинать путь во взрослую жизнь.
Поначалу все было прекрасно. Дети были в восторге от лагеря, они развлекались и ничего не выходило за рамки дозволенного. На одной из бесед с парнем Терентьев был приятно удивлён его осознанностью. Хороший мальчик. Ему казалось, что все идет замечательно, он достигает цели.
Но на самом деле все неслось на бешеной скорости в ад. Он и не подозревал, что происходит в его лагере, пока он спал и видел прекрасные сны.
Один из его студентов, наиболее подающий надежды, организовал подпольный клуб в лагере. Чертов, клуб для извращенцев. БДСМ-клуб, как называют такие места сейчас. Он делал все наоборот. Он развращал сознания маленьких детей каждый день. Как настоящий Сатана он взращивал в них одержимость, ту самую, с которой хотел так бороться Терентьев. Навязывал раскрепощённость, уродовал их сознание.
Он ломал границы дозволенного. То, что для обычных людей было нормально, для них – слишком скучно. Они приучали их к жестокому сексу, подсаживали на иглу, делали из них одержимых рабов. И это было под носом у Терентьева.
Отдать должное ученику, психолог из него получился блестящий. Он умело дергал за нужные ниточки… Находил как переманить каждого на свою сторону.
Так скромная девочка была готова умолять сделать минет пожилому мужчине, потому что только то ее возбуждала, она хотела делать что-то постыдное.
Возможно, Владлен бы так ни о чем и не узнал. Жил бы иллюзиями. Но в один из летних дней, в медпункте девочку из лагеря нашли привязанной к кровати, она была абсолютно голая. Хорошо, что Терентьев нашёл ее случайно сам, а никто из других детей. На камерах было видно, как Его студенты пытаются ее изнасиловать. Терентьеву пришлось поднять все записи с камер.
На всех них было множество оргий, экзекуций и насилия. Их невозможно было даже смотреть.
Всех виновных нужно было наказать, исправить содеянное. Чертового гения, Сатану в овечьем обличие, нужно было засадить за решетку. Роман Бурков заслуживал наказания, как минимум за совращение малолетних.
Как и полагается в таких ситуациях, Терентьев вызвал полицию, девчонка должна была все рассказать, а он подкрепил бы ее слова доказательствами. Им бы не сошло это все с рук.
Если бы не одно, но…
В тот день Роман Бурков пришел в его кабинет сам. Он не был напуган, даже наоборот. Слишком радостен и возбуждён. У него были очень расширены зрачки. Словно он был под кайфом.
Сосунку было всего двадцать, а он вёл себя так, словно владел этим миром. Слишком самоуверенный.
Он расселся в кабинете, широко расставив ноги, и показывая всем своим видом – хозяин положения он.
– Ты чего такой грустный, Владлен?
– Для тебя Владлен Иванович!
– Расслабься, Влад. Ты слишком напряжен.
– Ты, по-моему, немного перепутал берега, мальчик. У тебя проникает крыша и ее нужно лечить. Когда тебя арестует, то быстро сбросят спесь с твоего наглого лица!
– С моей крышей все в порядке. Секс – самое прекрасное, что существует в природе. Животные не заморачиваются, они не выбирают партеров. Просто самцы берут самок. Самым сильным самцам достаются самые красивые самочки… Так чем люди отличаются от животных? Ничем. Стоит выебать один раз телочку и из ее головы вылетает напрочь вся дребедень, она становится шелковой и послушной, просто образцом воспитания. Я считаю лицемерием отрицать тот факт, что девяносто процентов мечтают вести разнузданный образ жизни…
Вы строите теории о правильных в воспитании методах… Лучший метод – выдолбить из головы все напрочь! Вам же нравится трахаться, Владлен! Признайтесь, Вы любите кончать внутрь, накачивать телку спермой, кому вы лжёте. Вы старый проныра!
– Я люблю трахаться! Но любимым должны осознавать последствия, что после того, как вы выразились, накачать телку спермой, рождаются дети! Я готов понести ответственность, а другие? Секс должен происходить между двумя людьми, пусть то будет мужчина и женщина, или же между женщиной и женщиной, двумя мужчинами… Не важно… а не так, что толпа насилует одну бедную девушку до потери сознания! Это не секс, это долбежка! Это не норма, это болезнь!
– Только через боль и унижение познаётся истинное наслаждение. – когда он улыбается, Терентьев понимает – перед ним псих, шизофреник. – И я бы не советовал передавать в полицию записи с камер. Ну, во-первых, на них есть очень влиятельные люди, и им это не понравится. А во-вторых, месяц назад вы трахались с одной любительницей «Унесённых ветров», очень красивая девушка, не правда ли? Выглядит взрослой, но ей всего шестнадцать. Я все устрою так, как будто Вы знали сколько ей лет, что Вы заставили ее лечь с Вами. Она все подтвердит…
Здание все еще пахло только что распакованной коробкой. Все такое новенькое и красивое. Только внутри не все было так прекрасно.
Мужчина смотрел на лагерь с замиранием сердца, он очень долго к этому шёл. Долгие годы он стучался в закрытые двери, и когда открыли – пожалел.
– Где сейчас Роман Бурков? – на старика даже противно смотреть. Идеалист и пуританин с несбыточными мечтами, который довёл свою дочь до того, что с ней случилось и не смог досмотреть за чужими детьми, теша своё самолюбие
– Не знаю. У него своё сообщество, практически сеть. Многие из лагеря примкнули к нему, приумножая его состояние своим капиталом. Местные органы власти у него на игле, он снабжает их на все готовыми рабами. У него на каждого есть компромат. Я слышал, что у него много приспешников.
– Он сейчас в Крыму?
– Я не знаю!
– Вы не были удивлены, когда я спросил про девчонку!
– Он всегда к ней не ровно дышал, был одержим ей. Она была первая – кто отказала, не отдалась и отвергла его мышление. Он помешался на ней. – мужчина наливает еще одну рюмку и выпивает ее залпом. – Жаждет мести, хочет показать своим единомышленникам, что рано или поздно получает желаемое и даже Дева Мария была шлюха.
От этих слов меня передергивает. Внутри растекается злоба на этого непутевого мужика и гения-извращенца, который хочет превратить всех в сексоголиков. У него явны проблемы на тему самоудовлетворения.
– Ту бабу он подослал ко мне специально, чтобы получать информацию… да и психолог, судя по всему, из него лучше, обманул, надавил на больное. Я же всю жизнь виню себя…
– Лагерь еще действующий?
– Нет…он…
– Собирайтесь, он может повезти ее туда, где все началось.
Глава 11. Обряд
Ангелина.
После еды, которую в меня затолкали насильно, я становлюсь сонной и слабой, мои ноги не слушаются, а руки повисли безжизненными плетями. При этом моё сознание ясное, мысли, как никогда, быстро проносятся в моей тяжелой голове. Я лихорадочно пытаюсь сосредоточиться и понять хоть что-нибудь из происходящего.
Мужчина больше не говорил со мной, игнорировал мои вопросы. В отвратительной маске мне не удалось ничего рассмотреть и различить лица и голоса окружающих меня людей. Они все остаются для меня инкогнито.
После приема пищи мужчина отводит меня в светлую комнату, стаскивает маску и удобно усаживает в мягком, кожаном кресле.
Две женщины меня переодевают в красное нижнее белье, помогают надеть чулки и поясок с ремешками. Поверх комплекта надевают красное шелковое кимоно в пол. Я напоминаю гейшу, которую готовят к какому-то таинству. И что-то мне подсказывает, что этот обряд не доставит мне удовольствия.
Во рту горько. Отвратительное чувство. Мне страшно до чертиков.
Повторяю, как мантру «Дик, Дик…». Повторяю его имя, как молитву, прошу найти меня и вытащить отсюда. Он единственный на кого я могу надеяться.
Ко мне приходит визажист. Девушка во все оружии, она укладывает мне волосы. Превращает копну непослушных волос в произведение искусства. Делает макияж как ни в чем не бывало, даже показывает мне результат своей работы.
Ужасное чувство, когда твоё тело тебе не принадлежит, с ним делают чужие люди, что хотят.
Брежу. Сплю с открытыми глаза. Кошмар становится реальностью. То, чего боялась все эти годы находит меня…
Ох. Дик…
Когда мои приготовления подходят к концу ко мне приходит мужчина, в его руках тонкий шприц с ампулой.
Мои глаза расширяются, а сердце заходится. Слежу за каждым его движением, чувствую себя безвольной куклой. Пытаюсь заставить себя поднять руку и оттолкнуть его, но мои конечности меня не слушаются. Внутри меня происходит борьба, я прикладываю титанические усилия, чтобы сделать хоть что-нибудь – защитить себя. И хотя внутри меня нешуточная борьба, внешне я остаюсь все такой же обездвиженной.
Во рту пересыхает; даже в пустыне больше влаги.
Когда тонкая игла протыкает нежную кожу и пускает лекарство по вене, мне хочется застонать, позвать кого-нибудь на помощь. Но с моих губ не слетает ни звука. Мне остается лишь наблюдать за всем, быть безмолвным зрителем. Мужчина очень медленно продавливает яд в мою Вену.
Кончики пальцев слегка покалывает и я начинаю засыпать, перед глазами все расплывается.
Мужчина снимает перчатки и маску, кладёт их передо мной. Я вижу очертания его лица и никак не могу рассмотреть его. Изо всех сил щурюсь, чтобы размытая картинка стала более резкой. Но все безуспешно.
Стремительно проваливаюсь в пустоту, падая на мягкую обивку кожаного кресла.
Даже не замечаю, пропуская странные слова, которые мужчина говорит мне на ухо:
– Скоро ты будешь принадлежать ему, Ангел!
***
Дик.
Машина взывает. Я выжимаю максимум из этой птички, заставляю металл скрежетать. Мотор ревет, как раненый зверь. Каждая минута на счету, каждая секунда может оказаться решающей в этой погоне.
Сиськастая…
Я не позволю никому обидеть тебя, не отдам тебя этим извращенцам.
Первая женщина по которой так сильно болит моё сердце, первая кто вообще добралась до него. Мама для меня была мамой, далекой и непостижимой. Все остальные стали серой массой, большинства из которых я даже не помню лиц. Они все для меня одинаковая дырка, растянутая и безвкусная. Пресные женщины.
Стискиваю зубы до боли в щеках, челюсти сводит судорогой. Напряжённо смотрю на пустую дорогу, боясь даже моргнуть. Вдруг, что пропущу.
Рядом со мной сидит Терентьев. Лицо нахмуренное, смотрит вперёд неотрывно. Профессор напряжен сильнее меня, у него даже часть лица дергается. Он хочет оставить все, исправить ошибку, но правда ли это?
Не нравится он мне. Создаётся впечатление, что он что-то скрывает.
– Что Вы еще можете рассказать о Буркове? – хочу нарушить эту давящую тишину. Нужно собрать побольше информации об этом человеке. Если моё предчувствие меня не обманывает, то он захочет восстановить события девятилетий давности, взять в этом лагере Ангелину. Показать себе и ей, что она принадлежит только ему.
Может говорить что захочет и философствоваться чем угодно, как по мне – он больной ублюдок, по которому плачет психушка.
– Он псих. – все, что выдаёт Профессор. Очень познавательно, эта информация многое мне даст.
Мы приезжаем к лагерю, когда уже начинает темнеть.
Солнце уже скрылось, свет нехотя рассеивался и бросал густые тени.
Пафосная постройка в викторианском стиле действительно не была похожа на российский лагерь для детей. Слишком изыскано и величественно. И не было похоже, что здание заброшено. В таком месте хорошо снимать ужастики.
– Ведите в главный корпус. – приказываю Терентьеву, ощущая как меня охватывает адреналин. Все чувства обостряются.
Достаю пистолет из кобуры, снимаю с предохранителя. Нужно быть готовым ко всему.
Пришлось даже отключить телефон, чтобы никто не беспокоил. Гаджет не должен издавать ни звука, это может выдать меня.
Я как в хорроре. Лагерь не успел за это время прийти в запустение.
Мебель внутри покрылась пылью, местами стены и полы потрескались, но в остальном все осталось сохранным. Многие вещи были брошены хаотично; так, будто люди в спешке покидали это место.
Странно смотреть на пустые комнаты с аккуратными кроватками. Так и вижу, как в одной из них жила молодая девушка, которая завязала роман со своим воспитателем и ничего не предвещало ей беды.
– В конце коридора направо. – прошептал Терентьев, который шёл рядом со мной.
Похоже, кроме нас здесь никого не было. Стояла гробовая тишина.
Неужели я ошибся?
Я был уверен, что ебучий извращенец, любитель театральных постановок, захочет восстановить события. Где я просчитался?
Все же завернув за угол, я услышал тихие шаги и еле различимые голоса. Мы были не одни.
Шумно втянув воздух ноздрями, я прислушался, стараясь двигаться бесшумнее. Нас не должны заметить.
В конце коридора стояла два амбала, судя по внешнему виду, охранники. Они смотрели за обстановкой. Помимо этих двоих в медицинском пункте хлопотали две девушки, которые расставляли огромные свечи, их свет было видно даже отсюда.
Значит они ждали их. Просто праздник, твою мать.
Я был прав.
Нужно спрятаться, дождаться нужного момента. Только бы не спугнуть их. Они привезут сюда Ангелину.
Я приоткрываю первую дверь рядом с нами, проскальзываю в нее и затягиваю внутрь Профессора.
– Будем ждать. – говорю я шепотом ему и показывая, чтобы сидел как мышка.
Мы сидим в тишине, не говоря друг друг ни слова. Мужчина боится даже дышать, я же судорожно прикидываю в голове свои шансы.
С моей стороны было самоуверенно прийти сюда, не предупредив никого без подкрепления. Нужно было сказать Санычу. Я не знаю сколько их и как они вооружены.
Сам я могу не справиться…
Через час громкость голосов возрастает, появляются совсем новые.
Поднимаюсь со стула, готовый сорваться, приоткрываю щелочку и готовлюсь выступить. Я вижу людей в масках и чёрных плащах, они напоминают сектантов. У каждого из них в руках по свече.
Циркачи.
Самый высокий с крупным телосложением завершает процессию, у него на руках с раскиданными руками покоится Ангелина. Девочка без сознания. Обычное румяное лицо бледнее мела, губы синие.
При виде бледного лица, почти обескровленного, я начинаю злиться.
Они нарядили ее в красный халат до пят.
Еле сдерживаю себя, чтобы не выскочить с пистолетом и не перестрелять всех. Меня дергает, телепает из стороны в сторону, но нужно держать себя в руках, не поддаваться эмоциям… Один в поле не воин, нужно выгадать момент.
Главное не навредить Сиськастой.
Мимо нас, в противоположную сторону медицинскому пункту, проходит один из них, одетый в чёрный плащ, на его лице металлическая маска, скрывающая личность.
Да, он – подарок судьбы!
– Не двигайся! Сиди тут как мышка! – одними губами говорю Профессору. – А еще лучше, спрячься в шкаф!
С этими словами я тихонько выскальзываю в коридор и бегу на носочках за ним, сокращаю дистанцию между нами. Нужно уложить его без шума, чтобы никто ничего не заметил…
Мужчина заходит в туалет. Я невольно усмехаюсь.
Подхожу к нему со спины, он даже не замечает меня, достаёт свой член и направляет струю в писсуар.
Замахиваюсь и ударяю его по голове, отключая его, лишь тонкая струйка мочи стекает постыдно по его ногам на рефлексе.
Стягиваю с него атласную мантию и снимаю железную маску. При виде лица мужчины меня передергивает, теряю дар речи. Петрушка.
Блядь, тот самый, никчёмный Петрушка из управления.
Как же далеки их сети.
Отгоняю от себя эти мысли, с ними будет время разобраться потом. Сейчас нужно вызволять дырочки моей девочки из адского плена.
Стараюсь копировать повадки горе-полицейского, которого я спрятал в туалете.
Пришлось действовать быстро, полагаясь на удачу. Главное, чтобы в ближайшее время больше никто не захотел в туалет, иначе меня ожидает провал. Его тело сразу найду на полу.
Прохожу мимо комнаты, стараясь не смотреть на нее. От профессора только и нужно – сидеть тихо и не привлекать внимания. Он был нужен, чтобы показать дорогу и рассказать по больше об этих психах, но в итоге от него мало толку. Он сам себе на уме.
Захожу в медицинский пункт, стараясь быть спокойным.
При виде его убранства у меня сводит все тело в болезненных спазмах. Чувствую, как к горлу подступает тошнота. Хочется выпить. Невыносимо хочется напиться. Жажда скручивает суставы во всем теле. А еще я бы выкурил травки, сделал бы пару затяжек. Давно этим не баловался. Из-за Ангелины.
В центре комнаты стоит кровать, на которой мирно с блаженным выражением лица посапывает Лина. У нее ангельское личико и безмятежный вид, что не вписывается в происходящие реалии. Вокруг нее множество свечей и лепестков роз.
При виде этого девичьего лица я даже растекаюсь. Нашёл. Вижу ее. Целую и не вредимую.
В углу тесной комнаты стоит стол с шампанским и клубникой. Отвратительно.
Они еще и отмечают такое.
– Нужно уходить. – говорит мне подошедшая девушка. – Он скоро прибудет и должен будет лишить ее девственности.
– Она разве девственница? – стараюсь говорить тихо, чтобы не выдать свой голос. Маска немного искажает голоса, но не настолько, чтобы мой выдать за Петрушкин.
Ответом мне служит хриплый смех. Достаточно противный. Представляю, что за маской скрывается уродливая крыса.
– Ты будто не знаешь… Он найдёт способ, как ЛИШИТЬ ее по другому…
Мне бы хотелось задать больше вопросов, но я умалчиваю. Трудно понять – сколько знал этот Петрушка. Лишние вопросы могут привлечь внимание.
Я специально задерживаюсь, словно хочу выйти последним. Прикидываю свои шансы и рассматриваю замок на двери.
Вся эта процессия тут только для того, чтобы приготовить жертву к ритуалу. Главного здесь нет. Очень хочется посмотреть на самого развратного мужчину в мире. Неужели он развратнее меня?
Когда девушка выходит, я захлопываю дверь, предварительно выталкивая ее. Быстро проворачиваю замок и начинаю двигать шкаф у стены к двери. Поступок слишком не обдуманный, да и плана никого нет. Но нужно действовать.
Скидываю с себя маску и плащ, чтобы они не сковывали движения и бегу к Ангелине.
За дверью начинается настоящая суета. Крики возрастают, они пытаются вынести эту дверь.
– Сука! Открой дверь!
Ангелина без чувств. Никакие пощечины не пробудят ее. Спящая красавица, блин.
Подлетаю к окну с решёткой и пытаюсь быстро открыть все замки и засовы. Это нужно сделать быстрее, чем они догадаются оббежать здание. Нельзя терять время.
За столько лет все проржавело и заклинило, металл нехотя поддается мне, приходит в движение. Приходится прикладывать неимоверные усилия, чтобы сдвинуться с мертвой точки.
На лбу выступает пара капель пота от усердия. А во рту все также сухо от жажды.
Когда мне удается распахнуть окно, я с жадностью вдыхаю свежий воздух. От этих пидоростических благовоний уже блевать охото. Какой взрослый мужик разведет это все, чтобы просто потрахаться?
Подхватываю Сиськастую и залажу на подоконник.
Преследователям удается выбить замок и теперь они пытаются оттолкнуть дверь вместе с шкафом, но я даже не различаю их крики. В моих ушах кто-то включил Богемскую рапсодию и я стараюсь сохранять спокойствие.
С такой высоты трудно слезть самому, что говорить о том, когда у тебя на руках девушка. Только в сказках они все весят как пёрышки, а в жизни это нормальный такой мешок картошки, который нельзя волочить по полу.
С молитвами и божьей помощью мне удается слезть. От напряжения дрожат руки.
Приходится закинуть Сиськастую на плечо, чтобы мне ничего не мешало взять в руки в пистолет. Снимаю его предохранителя и со всех ног бросаюсь к машине.
Если начнётся перестрелка, мне не удастся убежать. Их больше, да и они не обременены женщиной на плече. Сейчас лучше всего сбежать.
Позади слышу мат и скрип металла. Они пробрались в медицинский пункт и теперь у меня совсем мало времени…
Нужно бежать… бежать из последних сил. К машине…
Синяя bmw уже на виду, считанные шаги остались. Присаживаюсь на одно колено, чтобы передохнуть и проверить обстановку. Никого вроде бы нет, я скрыт кустами, но никто не может гарантировать, что в других тоже кто-то есть…
Беру в руки камешек и закидываю в кусты. Жду. Ни шороха ни звука… Вроде бы никого нет. Выжидать и проверять времени тоже нет. Придётся двигаться.
Пересекаю оставшиеся метры не дыша, усаживаю Лину, пристегиваю ремнём. Делаю все машинально, на скорости. Главное не останавливаться.
Вижу тёмные фигуры, которые приближаются все ближе. Они бегут, вызывая во мне раздражение. Сектанты гребаные.
Запрыгиваю на водительское сидение и завожу двигатель. Черт с профессором, выберется. Его оставлять не красиво, но в моей системе приоритетов, жизнь Лины стоит дороже.
Двигатель не заводится, предательски глохнет.
Фигуры все ближе.
– Твою мать! Блядь! Давай!!!
– Она не заведётся, Дик. – тихий, но властный голос заставляет меня обернуться.
Позади меня стоит молодой мужчина, мой ровесник. Он умеет произвести впечатление. Высокий и статный с модной прической, но при этом не той гейской, которую зализывают гелем. Брутален. Он смотрит на меня карими, почти чёрными глазами мягко, даже снисходительно. Явно чувствует себя хозяином положения.
В его руке пистолет.
Он максимально расслаблен.
– ТЫ мне нравишься. Ты такой же, как я. Ненасытный и жаждущий получить желаемое. Я бы не причинил тебе вреда, но ты прикоснулся к тому, что принадлежит мне.
– Она не принадлежит тебе. – спокойно отвечаю ему, сжимая рукоятку пистолета, готовый выстрелить.
Он улыбается.
– Она моя, то, что ты порвал ее девственную плеву, еще ни о чем не говорит. Я очень боялся, что она фригидная, но ты доказал обратное. За это я тебе благодарен. Ты открыл вечный огонь, который я буду раздувать в пожар.
– Да ты прям поэт.
Он подходит ближе, останавливая жестом своих подоспевших людей. Поднимает руку с пистолетом.
– Убить было бы правильно, но скучно. Ты лишил меня удовольствия быть ее единственным, я подарю тебе возможность наблюдать за тем, что тебе не достанется никогда.
Он спускает курок и я даже вижу, как пуля вылетает и несётся ко мне.
***
Ангелина.
Боль. Везде. В каждой мышце, в каждой клеточке тела.
Этот стон мой?
Во рту Сахара, ни намека на жидкость. Губы потрескались от жажды.
Открываю глаза. Заставляю их открыться, упрашиваю поддаться моим уговорам.
Я в светлой комнате. На мне все тот же красный халат, который вызывает приступ тошноты. В ужасе ощупываю своё тело, пытаясь найти признаки насилия. Ничего нет. Не чувствую ничего.
В углу комнаты в кресле сидит мужчина, которого я сразу узнаю. Герой моих кошмаров.
Перестаю ощупывать тело и смотрю на него, не шевелясь.
Он рассматривает меня, как животное в клетке. Сидит максимально расслаблено, закинув ногу на ногу. С возрастом он похорошел. В нем появился лоск, статность и уверенность в себе.
– Ты…
– Да, мой Ангел. – говорит он, вставая и направляясь ко мне. Под тяжестью его тела матрас прогибается. Он садится и проводит рукой по моим волосам – С возрастом ты стала прекраснее, созрела.
Я отползаю от него, стараясь превозмочь боль во всем теле. Слово «созрела» мне совсем не нравится, слишком двусмысленное.
– Что ты хочешь от меня?
– Тебя.
– А ты мне противен!
– Тебе так кажется… – он берет меня за лодыжку и дергает вниз. – Скоро ты будешь хотеть меня во всех позах… так как мне нравится…
– Размечтался. – пытаюсь отвесить ему пощечину, но он перехватывает мою руку и целует ее. Но не нежно, а кусает.
– Не стоит разбрасываться словами, Ангел. В моих руках находится сейчас слишком многое. Например, судьба Дика. – Пытаюсь понять, что он имеет в виду и говорит ли правду. Девять лет я не видела этого человека. Девять. И не видела бы еще девяносто девять. – Представь себе, этот идиот в пьяном состоянии ездил в старый лагерь и убил двух человек, один из которых мент. Ему светит срок… Журналисты готовы сейчас порвать его на лоскуты.
У меня пересыхает во рту, Дик не мог никого убить. Нет! Это точно подстава.
– Чего ты хочешь? – повторяю свой вопрос. Знаю, что он сказал это все не просто так.
– Тебя.
– А взамен?
– Дика не убьют в тюрьме… – он улыбается почти ласково, гладит меня по щеке, после чего засовывает указательный палец мне в рот, ожидая покорности. – Сейчас все улики против него. Даже после того, как его выпустят под залог, он останется главным подозреваемым. Его отмазать могу только я…
И я подыгрываю, с отвращением проводя языком по коже…
– Где гарантии?
Рома берет двумя руками моё лицо и шепчет в самые губы:
– Я не лжец, мой Ангел. Извращенец – да, псих – да, но не лжец-нет…
***
Дик.
Козел прострелил мне ладонь. Теперь в моей руке зияла дыра.
Он просто вырубил меня и уехал. Я бы мог поднять пистолет и пристрелить его, только их было человек десять, а я один, не мог же рисковать Ангелиной? Этот псих ей дорожит, а они?
