Текст книги "Голос сердца"

Автор книги: Элеанор Браунлей

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 12 страниц)

Протянув руку к вешалке, Нина вдруг заметила ковер, лежавший на полу шкафа. Хотя она не была специалистом в этой области, но знала достаточно, чтобы определить стиль арт-деко и место изготовления – Китай.

– Как ты думаешь, почему его постелили здесь?

– Раньше он лежал в галерее, но Патриция решила его поберечь, ведь она купила его более шестидесяти лет назад. Ковер был одной из самых любимых ее вещей.

«Любимое и безопасное местечко». Нина могла поклясться, что слышала, как кто-то шепотом только что произнес эти слова. Она посмотрела на Бена и поняла, что он думает о том же.

– Не может быть, – сказала Нина.

– Надо убедиться, – возразил Бен, хотя глаза его говорили, что он был уверен в обратном.

– До чего мы дошли, – попробовала улыбнуться Нина.

Она быстро повесила шубу на вешалку, опустилась на колени и взялась за край ковра. Вдвоем с Беном они перевернули его на другую сторону.

– Ну вот, – сказала Нина, глядя на большой кусок шелка, пришитый к оборотной стороне ковра и выполняющий роль кармана, – я всегда знала, что когда сделаешь все, что можешь, и потеряешь надежду, обязательно произойдет чудо и все получится, как хотелось. Теперь твоя очередь, – сказала Нина, с трудом удерживая слезы и показывая на аккуратно сложенные листы бумаги, которые она извлекла из тайника.

Не дожидаясь, пока Бен прочтет завещание, Нина прошла в ванную комнату. Ухватившись одной рукой за мраморную раковину, она сняла очки, открыла кран и ополоснула водой лицо.

Ей не верилось, что они действительно нашли завещание и что она на самом деле находится в этой роскошной квартире. Нину не очень волновало содержание завещания, хотя могло получиться так, что Патриция не оставила ей ничего, кроме драгоценностей. Беннет Уортон – вот о ком думала она в эту минуту. Бен внезапно начал вести себя так, как будто они были чужие друг другу и будто Нина – совсем не та женщина, которую он полюбил.

В открытую дверь ей было видно, как Бен перелистывает страницы завещания, изредка задерживаясь на заинтересовавшем его абзаце. Нина не собиралась мешать ему, хотя сердце ее билось учащенно. Она понимала, что теперь уже не может ничего изменить и ей осталось только ждать и надеяться на хорошие для себя новости.

Казалось, что прошла целая вечность, прежде чем Бен закончил читать документ и посмотрел на нее, но не произнес ни слова.

– Это то завещание, которое мы искали? – выдавила из себя Нина, на долю секунды испугавшись, что судьба решила подшутить над ними и они нашли копию старого завещания.

– Да, – ответил Бен. В голосе его слышалось облегчение. – Оно значительно упрощает нам жизнь и не нужно ломать голову над тем, что Патриция оставила тебе.

Нина почувствовала, что у нее подкашиваются ноги. Почему Бен не скажет все, как есть? Почему он тянет? Хочет подготовить к неожиданному повороту событий или хочет, чтобы она попросила его не томить ее больше?

– Бен, что в нем написано? – наконец не выдержала она.

– Патриция подтверждает, что твой отец был ее родным сыном, которого она отдала Джералду и Эве Своупам, и что ты являешься ее внучкой и основной наследницей. Все это, – Бен указал на комнату, – и многое другое теперь принадлежит тебе.

На Нину накатила такая волна облегчения, что она не смогла удержаться от торжествующего возгласа:

– Я знала, что завещание здесь. Я это почувствовала, как только мы вошли в квартиру! – Нина хотела подбежать к Бену, обнять, поцеловать, но выражение его глаз помешало ей сделать это.

– Когда ты была в ванной комнате, я позвонил Оливеру, и теперь он едет сюда, – бесцветным тоном сообщил Бен. – Он потерял дар речи, когда узнал обо всем. Если бы ты не надела шубу и не обратила внимание на ковер… Можно смело сказать, что ты стала наследницей только благодаря собственной настойчивости и тонкому чутью.

– Когда мне исполнилось пятнадцать лет, состоялся серьезный разговор с родителями о моем будущем: колледже, карьере, – голос Нины звучал вяло. – Я сказала, что хотела бы быть наследницей. Мне хотелось огорошить родителей, но получилось так, что мои слова оказались вещими, – Нина не стала добавлять, что в то время и не подозревала о существовании Патриции.

– А теперь ты не только наследница, но и внучка знаменитой художницы по интерьеру, – холодно произнес Бен.

По спине Нины пробежал холодок от его слов.

– Главное, что мы нашли завещание Патриции. Это очень важно для меня, – сказала она, надеясь хоть каким-то образом улучшить настроение Бена. Внезапно ей захотелось как можно скорее уйти из квартиры Патриции и больше никогда в ней не появляться. – Патриция не упоминает о фонде?

Улыбка Бена была мимолетной, но искренней.

– Представление Патриции о том, каким должен быть фонд, полностью совпадает с твоим.

– Я так счастлива, – Нина обняла Бена и поцеловала. – Как хорошо, что мы сможем помочь многим людям. Я хочу устроить прямо здесь вечер и объявить на нем о создании фонда.

– Нина, пойдем со мной, – тихо сказал Бен. Нина глянула на его напряженное лицо и, не произнеся ни слова, пошла за ним следом в спальню. – Теперь, когда завещание найдено, ты, должно быть, очень рада, что с твоих плеч свалился груз ответственности, не так ли? Кто-то другой будет решать все вопросы, а ты будешь подписывать чеки, устраивать званые вечера, расхаживать в соболиной шубе. Наверное, ты даже решила оставить эту квартиру! – негодующим тоном закончил Бен.

– Я не верю, что ты мог сказать подобное. Я рада, что мы нашли завещание, потому что теперь точно знаю, чего хотела Патриция, и мне не надо мучиться в догадках, – заметила Нина, стараясь, чтобы ее голос звучал ровно. – А что касается квартиры, то мне на самом деле советовали не продавать ее. И, по-моему, это правильный совет.

– Дело не в том – правильный он или нет. И я догадываюсь, кто тебе мог его дать. Но все это не так уж важно, потому что прежде всего я хочу знать, что случилось с Ниной Своуп. С женщиной, с которой я познакомился в феврале. Ты тогда сказала, что не собираешься претендовать на наследство, потому что у тебя и так достаточно денег.

При этих словах Бена все благие намерения Нины успокоить его и не провоцировать выяснение отношений испарились, как дым. Раз Бен решил устроить ей допрос, она не станет вести себя покорно и помалкивать, чтобы не раздражать его.

– Нина Своуп стоит сейчас перед тобой, – резко ответила она. – Я нисколько не изменилась и по-прежнему не люблю слишком жадных людей и тех, кто только прикидывается бедняками.

Бена задели ее последние слова, но его слишком давно мучили сомнения, чтобы он теперь мог остановиться, не высказав все до конца.

– Возможно, ты считаешь, что осталась прежней, – сказал он усталым голосом, – но ты сильно изменилась и продолжаешь меняться, и я начал думать, что та прежняя Нина нравилась мне больше.

У нее перехватило дыхание. Бен взял ее за плечи, и Нина впервые была не рада прикосновению его рук. Она высвободилась и отошла на другую сторону комнаты, чтобы не находиться рядом с ним.

– Когда мы познакомились, я топталась на месте, которое уже заняла давно, и боялась, что у меня остался только один путь – вниз. Этот страх испытывают все владельцы собственных фирм, – Нина сделала паузу, чтобы собраться с мыслями. – Хотя мне нравилось то, чем я занималась, и я многому научилась, но теперь у меня появились возможности сделать больше, заняться чем-нибудь другим, если я, конечно, этого захочу.

– Я понимаю, что ты хочешь сказать, но могу еще раз напомнить, что когда мы с тобой познакомились, у тебя было достаточно денег, чтобы делать то, что тебе нравится.

– Я сама знаю, как мне поступать, – отрезала Нина. Она понимала, что они оба очень устали и пора остановиться, пока спор не зашел слишком далеко. Но, с другой стороны, Нина не могла не видеть, что Бен, раздираемый внутренними противоречиями, решил внезапно вспомнить о своих высоких моральных принципах. – В тот день, когда я сказала тебе, что собираюсь претендовать на наследство Патриции, мне вдруг показалось, что ты ждешь от меня широкого жеста. Я поняла, что ты хотел, чтобы я пустила все состояние моей бабушки на благотворительные цели.

Нина сама не ожидала, что решится произнести подобные слова. Она привыкла быть крайне осторожной в своих высказываниях и избегала всяческих выяснений отношений. Но сейчас Нина понимала, что ей необходимо защищать себя любыми доступными средствами.

– Это был бы не самый плохой путь. Я знаю немало женщин, которые, получив наследство, обещали сделать много хорошего, но очень быстро забывали о своих намерениях. – Бен вырос в богатой семье, никогда не был стеснен в средствах, но, оказавшись сегодня в квартире Патриции, он вдруг вспомнил, каким был, когда впервые переступил порог этих роскошных апартаментов – юнцом, стремившимся переделать мир и утверждавшим, что деньги только мешают жить. – У этих женщин была возможность начать жить по-другому, помогать нуждающимся, но они предпочли купаться в роскоши.

– Ты считаешь, что и я собираюсь пойти по их пути?

– Я думаю, что мы можем увлечься и забыть о своих планах, – терпеливо объяснил Бен. – К тому же у тебя есть замечательный пример в лице Мариссы Дуглас. Восемь лет общения с ней не могли пройти бесследно. Я могу только радоваться, что твоя богатая подруга является довольно порядочным человеком.

– Это самое лицемерное высказывание из всех, какие мне пришлось от тебя услышать, – Нина была настолько шокирована, что с трудом подбирала слова. – И почему это мужчины, которые любят обвинять женщин в транжирстве, всегда имеют уйму костюмов от самых лучших портных? – холодно поинтересовалась она. – И если бы речь шла о твоем наследстве, ты ведь ни за что бы не отказался от него, не так ли? Ты ведь любишь жить на широкую ногу, так почему я должна себе отказывать в том же самом? А может, ты испытываешь удовольствие, заставляя других поступать так, как бы ты никогда не поступил сам?

– Ты не поняла, что я имел в виду!

– Тогда скажи, что ты хотел иметь в виду! Может, ты предпочел, чтобы я была не богатой, а бедной?

– Нет, – запротестовал Бен. – Для меня не имеет значения, сколько у тебя денег. Я хочу, чтобы ты не забыла об ответственности перед людьми, которым ты собираешься помочь. Ты ведь можешь расширить рамки фонда и оказать содействие многим людям, не только знакомым Патриции. Зачем останавливаться, если можно сделать гораздо больше?

– Даже если я пущу все деньги Патриции на организацию фонда, я все равно не смогу выполнить твое пожелание, – в отчаянии ответила Нина. – Я хочу, чтобы деньги направлялись на определенные цели, чтобы они не распылялись в воздухе, а действительно помогли тем, кто в них нуждается.

– Жаль, что ты ни разу в жизни не задумалась о высоких идеалах, тогда бы ты поняла, что я хочу сказать, – сказал Бен и в то же самое мгновение пожалел о своих словах. Он видел, как Нина замерла на месте и на ее глаза навернулись слезы. – Нина, пожалуйста, не плачь, – Бену стало стыдно за свою несдержанность. – Я сказал глупость.

– Ты знал об этом, но не смог удержаться от искушения, – выдавила из себя Нина, доставая из кармана платок и вытирая слезы. – Ты хочешь, чтобы я была такой же высоконравственной, как твоя бывшая жена, но забываешь, что вы не можете провести вместе и двадцати минут, чтобы не поругаться.

– Во всяком случае, я знаю, что она хочет сделать в жизни. А вот ты… И я никогда не думал, что влюблюсь в тебя, – неожиданно добавил Бен. – Это началось в день нашей первой встречи. Мне понравилось твое восприятие жизни. Я понял, что тебя волнует прошлое, хотя ты и не предпринимаешь усилий, чтобы узнать о нем побольше.

– Что ты хочешь этим сказать? – растерялась Нина. Ей казалось, что Бен открыл старый сундук, показал ей несколько давно забытых вещей, а когда она решила, что худшее позади, обнаружилось, что у сундука двойное дно.

– Я думаю, что тебе должно было быть любопытно, кто все-таки был твоим дедушкой, – объяснил Бен. – Ты ведь понимаешь, что ни разу даже не заговорила об этом?

– А ты?

– Речь идет не обо мне.

– Ты знал Патрицию лучше, чем я, – возразила Нина. – И любопытство ты хочешь удовлетворить чье – мое или свое? Или тебе известно, кто он, и ты опять играешь со мной в прятки, как в тот раз, когда ты утверждал, что не знаешь, что такое антиквариат?

– Патриция никогда не говорила людям ничего лишнего, но она не имела ничего против того, чтобы они узнавали секреты самостоятельно. И если ты на самом деле считаешь себя ее внучкой, может быть, тебе сначала следует узнать эту тайну и только потом вприпрыжку бежать в банк?

Наступила долгая пауза. Ей было, что ответить Бену, но она решила промолчать. Нина чувствовала себя измотанной и опустошенной, и в конце концов она, не говоря ни слова, отвернулась от него.

– Пожалуйста, поздоровайся за меня с Оливером, когда он придет, – негромко и холодно произнесла Нина, – скажи, что у меня разболелась голова, я очень устала и ушла домой, не дождавшись его.

Беннет Уортон внезапно почувствовал себя очень одиноким. Он хотел подойти к Нине, извиниться, но слова застряли у него в горле и он не мог заставить себя сдвинуться с места.

– Если ты помнишь, – безжизненным голосом продолжила Нина, – в среду я улетаю в Лондон. Скажи, пожалуйста, Оливеру, что я увижусь с ним, когда вернусь. Но я не сомневаюсь, что если во время моего отсутствия возникнет какая-либо проблема, вы ее решите сами наилучшим образом.

Нина повернулась и вышла из спальни. Несмотря на то, что ноги не слушались ее, она заставила себя спуститься по лестнице, быстро собрала свои вещи и направилась к входной двери, ясно осознавая, что Бен не станет догонять ее.

Нина плотно прикрыла за собой дверь, повернулась, сделала один шаг и зацепилась ногой за ковер. Хотя она удержалась от падения, ее начало трясти и из глаз хлынули слезы. Нина с ненавистью посмотрела на дорогой, ручной работы ковер, как будто он стал причиной ее страданий. Если бы она была точно уверена, что Патриция никому не завещала это изделие, Нина бы в тот же момент свернула его в рулон и отнесла швейцару.

Постепенно Нина немного успокоилась. Она достала из сумки несколько бумажных носовых платков, вытерла глаза и высморкалась. Она постепенно приходила в себя, словно ее покидало странное лунатическое состояние. Нина надела солнцезащитные очки и направилась к лифту.

«Удивительно, как много обидных вещей могут наговорить друг другу два усталых человека», – подумала Нина, спускаясь в лифте. Этот разговор не состоялся бы, если бы ему не предшествовали недели ожидания и стресса, хотя, как вынуждена была самой себе признаться Нина, все сказанное ими обоими было чистой правдой.

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ

– Итак, все кончилось тем, что ты повернулась и ушла, оставив Бена размышлять над тем, что случилось? – мягко спросила Марисса.

– Да, – ответила Нина, гадая, когда же исчезнет чувство опустошенности, не покидавшее ее с субботы. – Я слишком устала, чтобы держать себя в руках, и боялась, что скажу что-нибудь лишнее. И стоило ли продолжать доказывать друг другу свою правоту? Если бы мы даже хотели помириться, то все равно тогда не смогли бы этого сделать, потому что были слишком вымотаны. Лучше было на время оставить его в покое.

Нина вздохнула и, обернувшись налево, оглядела полупустой салон первого класса «Боинга-747», следовавшего в Лондон. Они уже пообедали, посмотрели кинофильм и поговорили о том, что произошло в субботу.

– Что ты хочешь? Чтобы я одобрила твое решение уйти, оставив Бена одного, или чтобы я дала тебе совет замужней дамы? – деликатно поинтересовалась Марисса.

– Наверное, и то, и другое, – Нина отпила глоток содовой. – Как ты думаешь, когда исчезнет это чувство пустоты?

– Какое чувство пустоты?

– Оно у меня вот здесь, – Нина показала на свое солнечное сплетение. – Такое ощущение, что из меня вырвали часть тела.

– Со мной тоже было такое. Оно постепенно исчезнет. Ты же знаешь, что время все лечит. Но ведь то, что произошло между вами, можно поправить – ты это понимаешь?

– Из всего того, что мы наговорили друг другу, меня больше всего беспокоит вопрос о моем дедушке, – Нина покачала головой. – Я прочитала много детективов, но не думаю, что смогу решить эту загадку, тем более по прошествии стольких лет.

– Возможно, Бену это и не нужно. Он просто хотел убедиться, что тебя интересует эта проблема.

– Конечно! Бену нравятся женщины, испытывающие чувство вины, хотя он и не может пробыть в их обществе более десяти минут.

– Значит, ты поступила правильно, когда не стала подстраиваться под него. Бену пришлось потрудиться, чтобы произвести на тебя впечатление, – мудро заметила Марисса. – Но он, наверное, на самом деле беспокоится о том, что деньги могут испортить тебя.

– Я хочу, чтобы кое-кто вспомнил о том, что деньги Патриции еще не поступили на банковский счет, – отметила Нина. – Пока я живу на свои средства.

– Адвокатам это бесполезно доказывать, поскольку деньги уже фактически твои.

– Ты права, – Нина улыбнулась первый раз за три дня, прошедшие после субботы. Она подождала, пока стюардесса наполнила их стаканы содовой со льдом. – Я не хочу лгать ни Бену, ни себе самой. Мне, конечно, любопытно, кто был моим дедушкой, но раз бабушка решила сохранить это в тайне, я должна уважать ее мнение.

– Твоя бабушка? – переспросила Марисса.

– Да, я уже привыкла думать и говорить о Патриции Росситер как о своей бабушке, – призналась Нина. – Но мой настоящий дедушка по линии отца будет для меня только биологическим родственником, не более того.

– Ты никогда не думала, кто это мог быть?

– Он мог быть кем угодно – от члена королевского двора до простого столяра. Но мне бы хотелось все-таки выяснить этот вопрос, чтобы больше о нем не думать, но, к сожалению, вероятность того, что этот человек все еще жив, очень мала. Может, Розалинда откопает что-нибудь, когда будет писать биографию Патриции.

– Книга, несомненно, станет бестселлером, – заметила Марисса. Женщины помолчали, каждая погруженная в свои собственные мысли. – Я хотела бы тебе кое-что сказать.

– Внимательно слушаю, – отозвалась Нина.

– Начну с самого неприятного. Нина, я должна перед тобой извиниться. Я в последнее время вела себя с тобой не так, как раньше, и думаю, что виноваты в этом неожиданно свалившиеся на тебя деньги. Когда я узнала, что ты не только приходишься внучкой Патриции Росситер, но и стала наследницей ее состояния, со мной что-то произошло.

– Марисса, пожалуйста, не надо, – испытывая неловкость, запротестовала Нина. – Кроме того, поскольку завещание найдено, я теперь не являюсь наследницей всего состояния.

– Но ты все равно скоро станешь невероятно богатой женщиной, – продолжала настаивать Марисса. – Помнишь, мы покупали обувь у «Софи-Матильды»? Только там я поняла, как далеко зашла, когда прочитала по твоим глазам, что стала чужой тебе. Что говорю только о деньгах Патриции, ее квартире и так далее. А тут еще Эликс Спейер. Она навязывала тебе туфли, как будто ты теперь несешь ответственность за процветание ее магазина, – добавила Марисса. – Эликс мне помогла – я как будто взглянула на свое поведение со стороны, и мне стало стыдно.

– Некоторые твои советы были очень дельными, и ты ведь была рада, когда узнала, что я стала наследницей.

– Но ко многим переменам очень трудно привыкнуть, и ты должна помнить, что все это временно, и не забывать о том, что является для тебя самым важным.

– Боюсь, что Бен думает, что я хочу учредить фонд только для того, чтобы прикрыть свое желание тратить деньги Патриции.

– Он не может так думать о тебе.

– Хотелось бы в это верить. Но он с большим удовольствием произносил свои обвинительные речи. Перед тем как уйти, я подумала, что Бен понял, что зашел слишком далеко, и хотел извиниться, но он не смог заставить себя сделать это, – Нина на мгновение закрыла глаза. – Люди, когда устанут, могут быть очень злыми, и потом бывает очень трудно наладить отношения.

– Знаешь, ты ведь сделала первый шаг навстречу примирению, сама не подозревая об этом, – успокоила ее Марисса. – Ты сказала напоследок Бену, что не сомневаешься в том, что он поступит наилучшим образом. Когда Бен успокоится, он обязательно вспомнит твои слова, и они могут сыграть большую роль. Бен – умный и порядочный мужчина, и он поймет, что все не так безнадежно, как представлялось вначале.

В следующий вторник Нина шла по Брук-стрит. Она направлялась в ресторан, где Седрик Стейвей обещал угостить ее обедом, о чем они договорились когда-то в день Святого Валентина. Выдался редкий для Лондона ясный и теплый день, и Нина старалась думать только о цели своей поездки и не вспоминать о том, что произошло в Нью-Йорке.

Лондон всегда нравился ей, и на этот раз Нина была очень довольна своими контактами и приобретениями. Дела в Лондоне пошли столь удачно, что теперь она подумывала о том, не задержаться ли ей и в Париже. Может быть, и там ей повезет. Кроме того, в Нью-Йорке, судя по всему, ее никто не ждал.

Все последние дни, находясь в номере гостиницы, Нина не сводила глаз с телефона, мысленно прикидывая разницу во времени между Лондоном и Нью-Йорком. Несколько раз она снимала трубку, чтобы позвонить Бену, но каждый раз останавливалась. Вдруг он откажется говорить с ней?

«Мы еще увидимся по вопросу завещания, – напомнила себе Нина, подходя к ресторану. – Поэтому лучше оставить все как есть, пока я не вернусь в Нью-Йорк».

Хотя подобная мысль была вызвана всегда присущим ей чувством осторожности и осмотрительности, внутренний голос подсказывал Нине, что пришло время забыть о старых привычках, ведь слишком многое изменилось в ее жизни.

Ресторан оказался французским, с очень удобной мебелью и великолепной кухней. Седрик Стейвей уже расположился за столом и разговаривал с официантом, когда Нина вошла в зал. Он встал и одобрительно оглядел ее черно-розовый шелковый костюм.

– Дорогая Нина, – улыбнулся Седрик. – Ты как раз вовремя, я опасался, что антикварная ярмарка заставит тебя забыть о том, который час. Видела что-нибудь интересное?

– Семифутовый лакированный секретер королевы Анны. От него никто не мог отвести глаз, – ответила Нина, садясь и разворачивая салфетку.

– И именно поэтому никто его не купил, – фыркнул Седрик. Хотя ему было далеко за семьдесят, он пристально следил за тем, что происходило в мире антиквариата. – Ему место в музее – он слишком привлекает к себе внимание.

Они несколько минут поговорили о сравнительных достоинствах викторианского и эдвардианского серебра, о французском хрустале и восточном фарфоре. Седрик задал несколько вопросов о Патриции, и Нину вдруг как будто обожгло молнией. Неужели Седрик все эти годы знал, что Патриция приходилась ей бабушкой? Ей вспомнился телефонный разговор с ним в день Святого Валентина. Может быть, он тогда ожидал от нее признания?

– Что-то не так? – спросил Седрик. – В последние месяцы тебе пришлось нелегко, а когда человек нервничает, пища порой теряет свой вкус.

– Наверное, – согласилась Нина, глядя на свою тарелку с крабовым супом. – Нет, еда здесь отличная, но у меня сейчас мелькнула одна мысль. Я вспомнила ваши рассказы о моих бабушке и дедушке Своупах. Я в последнее время мало о них думала, – с сожалением добавила Нина.

– Эва всегда говорила, что ты очень хорошая внучка, – утешил ее Седрик.

– Эва умерла, когда мне было шестнадцать лет, но я очень хорошо помню, с какими словами она всегда встречала меня, – сказала Нина, когда официант убрал суп. – «И чья это маленькая девочка?» – спрашивала она. Эва всегда говорила от чистого сердца, но только теперь я поняла, что в них был заложен двойной смысл. Я думаю, что Эва Своуп любила меня. Она первая сказала, что когда-нибудь у меня будет свой антикварный магазин, и завещала мне собственную коллекцию.

– Значит, она серьезно думала о твоем будущем.

– Я понимаю, но не могу не нервничать, когда начинаю думать, почему она решила поступить именно так, – ответила Нина, откладывая в сторону нож и вилку. Она не могла заставить себя прикоснуться к еде. – Я теперь понимаю, почему иногда люди отказываются от наследства. Это такой стресс. Бесконечные встречи с адвокатами, финансистами, просьбы от знакомых, которые нуждаются в помощи и которые вдруг стали очень дружелюбными, хотя совсем недавно вели себя по-другому. И очень скоро начинаешь понимать, что теперь от этого кошмара никуда не деться и он будет продолжаться всю жизнь.

– Нина, не торопись с выводами, – посоветовал Седрик. – Прилипалы постепенно отстанут, но ведь есть люди, которым на самом деле надо помочь. И тебе самой в одиночку очень трудно справиться со всем этим.

– Я никогда не отказывалась от совета или от помощи, – возразила Нина. – Но почему со стороны это выглядит так, как будто я цепляюсь за деньги?

– Далеко не все думают так, – мягко ответил Седрик.

– О Седрик, если бы вы могли им это объяснить!

– Я знаю, по крайней мере, одного человека, который страдает подобным недостатком, – заметил Седрик. – И его зовут Беннет Уортон. Я хорошо помню, когда он начал работать у Патриции. Интеллигентный и настойчивый молодой человек, но ему как будто все время чего-то не хватало. Может быть, мне позвонить ему и выступить в роли твоего дедушки? – Седрик говорил абсолютно серьезно, и Нина ни на мгновение не усомнилась, что он поступил бы именно так, если бы она согласилась на этот метод воздействия.

– Не думаю, что Бен захочет говорить обо мне, – вздохнула Нина.

– Неужели все так безнадежно, моя дорогая? Жизнь не бывает только черной или белой.

– По-моему, у меня она именно черного цвета, – Нина вздернула подбородок и попробовала улыбнуться. – Когда мои прежние романы заканчивались, мне не приходилось больше встречаться с моими бывшими возлюбленными. А тут меня угораздило влюбиться в распорядителя наследства моей бабушки, – закончила она с натянутым смешком.

– Может, десерт поднимет тебе настроение. Хочешь шоколадный мусс? – спросил Седрик.

Нине вспомнилось, как они первый раз с Беном ели шоколадный мусс…

– Все, что угодно, но только не мусс, – сказала она Седрику. – У меня с ним связано слишком много воспоминаний.

Седрик заказал глазированный яблочный торт, две чашки кофе и молчал, пока официант не накрыл на стол. Нина привыкла к немногословности Седрика. Ей было известно, что во время войны он работал в разведке, и это сказалось на его манере вести себя.

– Раскрытие секретов имеет свою оборотную сторону, – наконец со вздохом сказал Седрик. – Это не облегчает жизнь. Наоборот – люди начинают размышлять о причинах, заставивших других совершить те или иные поступки, хотя, вполне возможно, что те действовали по воле случая. Но я хочу сказать, что Своупы очень любили твоего отца.

– Вы правы, я и об этом начала раздумывать, – призналась Нина. – Я читала о женщинах, которые «сходили с ума» от желания иметь ребенка, но когда они становились матерями и понимали, что теперь уже ничего не изменишь, это состояние им переставало нравиться.

– Что касается Своупов, у них все было по-другому, – заверил ее Седрик, и было в его голосе что-то такое, что помогло Нине успокоиться. – Они очень хотели ребенка, а врачи ничем не могли им помочь. Патриция выручила их. Когда твой отец вернулся с войны, начал работать в Нью-Йорке, а затем женился на твоей матери, Джералд и Эва решили, что им нечего делать в Нью-Йорке, потому что там жили родители Фрэнсис. Но когда появилась ты, Своупы не могли смириться с разделявшим вас расстоянием в целый континент и вновь сменили Сан-Франциско на Манхэттен. Они в свое время обещали Патриции не уезжать из Калифорнии, но по прошествии стольких лет старые обещания утратили свое значение и перестали их беспокоить. У тебя были чудесные дедушка и бабушка, можешь в этом не сомневаться.

У Нины на глаза навернулись слезы, и она наклонила голову, чтобы Седрик не мог видеть ее лицо. Она не могла позволить себе расплакаться в ресторане в обществе столь благовоспитанного джентльмена, каким был Седрик. Нина по-прежнему пребывала в смятении, но теперь появился еще один вопрос. Откуда Седрику известны все эти подробности? Да, Своупы были его постоянными клиентами, но никак не близкими друзьями, и Эва Своуп не любила сплетничать. А тут складывалось впечатление, что Седрик пристально следил за тем, как жила их семья все годы.

– Нина, ты можешь взглянуть на меня? – голос Седрика прозвучал неожиданно мягко, утратив на мгновение аристократические интонации.

Осознав, что все это время она сидела, не сводя глаз с тарелки, Нина подняла голову и посмотрела на Седрика. Она вдруг почувствовала, что рухнул разделявший их невидимый барьер и что перед ней сидит член семьи. Седрик смотрел на нее так, как обычно смотрел отец, когда ждал, что она примет важное решение.

– Это невозможно… вы старше моего отца, но вы слишком молоды, чтобы быть возлюбленным Патриции. – У Нины сильно забилось сердце. – Я, должно быть, сказала глупость?

– Нина, перестань бояться оказаться в глупом положении. Ты для этого слишком хорошо воспитана.

– Я не уверена, если так можно выразиться, правильно я думаю или нет.

– Нет, моя дорогая, я не был возлюбленным Патриции, – Седрик помолчал. – Я – твой дядюшка. Мой старший брат был возлюбленным Патриции и отцом ее ребенка. Я не стану рассказывать о том, какие были тогда времена, – мягко сказал Седрик, понимая, что Нина потрясена и, может быть, она успокоится, пока он будет рассказывать все, что собирался. – Когда Патриция узнала, что беременна, то мой брат предложил жениться на ней, но на определенных условиях. Вскоре после заключения брака они должны были бы развестись и ребенок остаться у него. Он не сомневался, что Патриция будет польщена тем, что у ее сына будет титул и состояние, но ошибся. Патриция сказала, что ее ребенок заслуживает большего, чем мой брат мог ему предложить.

– Как смело и как… по-американски, – медленно произнесла Нина.

– Не сомневался, что ты это скажешь. К сожалению, – продолжил Седрик, – мой брат не понял, что сделал самую большую ошибку в своей жизни. Нет, он понял, но было уже слишком поздно. Он поехал в Соединенные Штаты, но Патриция исчезла. А когда вновь появилась, стало ясно, как она поступила.

Наступило молчание. Ресторан наполнялся людьми, но Седрик не замечал этого. Наконец он заговорил вновь.

– Если бы мой брат был более решительным человеком, он бы не потерял свою любимую и ребенка, – с горечью в голосе добавил Седрик. – И вот у тебя теперь проблемы с Беннетом Уортоном и ты не знаешь, что делать.

– Возможно, лучше вообще ничего не делать.

Седрик покачал головой:

– Нина, ты должна поступить так, как подсказывает тебе сердце, и не думать о том, принято это или нет. Конечно, нет никакой гарантии, что все сложится так, как ты этого хочешь, – мудро заметил он. – Неуступчивость погубила многие пары, но, во всяком случае, ты не будешь ломать голову над тем, что могло бы произойти, и не станешь всю оставшуюся жизнь мучиться от сожаления. У Патриции было любимое выражение – «никаких объяснений, никаких оправданий». Она была убеждена, что люди сами вредят себе, боясь сделать первый шаг и поступить так, как им велит сердце. Если ты дашь Беннету шанс, вполне возможно, что все у вас наладится.