Текст книги "Измена. Боль моего сердца (СИ)"

Автор книги: Екатерина Янова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 13 страниц)

Глава 21.

Мы дома уже почти неделю.

Что сказать, о детях я не знал совершенно ничего, и теперь с каждым днём всё больше убеждаюсь, насколько это тяжкий труд.

Но оно того стоит. Малой может полночи орать, и иногда просто опускаются руки от бессилия и усталости, но стоит ему изобразить подобие улыбки своим беззубым ротиком, и ты уже счастлив настолько, что готов ещё множество ночей качать его капризное тельце.

– Маша, смотри, как мы кушаем.

Устанавливаю телефон на тумбочку так, чтобы наша мамочка могла наблюдать за кормлением по видеосвязи. Подхватываю сынулю на руки, прикладываю к маленьким губешкам бутылочку. Малой тут же жадно присасывается, причмокивает и даже пытается обхватить бутылку ручкой. Аппетит у нас зверский, поэтому и вес мы набираем хорошо.

– Боже, как же я хочу к вам, – хнычет Маша, умилённо рассматривая сынишку.

– Потерпи ещё немного, родная.

Доктор сказал, если последние анализы будут хорошими, то он переведёт Машу на дневной стационар. И теперь она считает дни и часы до момента, когда окажется дома.

А я… жажду этого и боюсь. Заигрались мы, похоже… Маша так счастлива, смотрит на меня влюблённо и преданно.

Она много раз повторила, что сбылась её многолетняя мечта о полной семье. И так трогательно благодарила меня за то, что я смог принять нашего ребёнка и побороть свои страхи.

Её небесные глаза наконец снова горят. И я не могу представить, как своими руками смогу потушить этот свет.

От этого душу всё сильнее разрывает изнутри противоречиями.

И всё чаще голову посещает мысль оставить всё как есть. Может, Маша навсегда забыла о той страшной странице нашей жизни, и всё будет хорошо?

Но я помню печальный итог прошлых попыток скрыть правду. Слишком многие были в курсе нашего разлада, и стервятники, хоть и затаились, но никуда не исчезли.

И после долгих внутренних метаний я каждый раз прихожу к выводу, что признаться придётся. Не хочу я трястись постоянно, что правда откроется каким-нибудь очередным ублюдским способом.

Камень этого решения с каждым днём становится всё более тяжёлым.

Но ещё несколько счастливых дней и ночей я решил выпросить у судьбы.

Надеюсь, этот глоток счастья даст нам обоим сил пережить предстоящую бурю.

– Ой, Свят, подними Богдашеньку повыше, чтобы он не захлебнулся, – беспокоится наша мамочка. – А столбиком ты его потом держишь?

– А как же, и столбиком мы любим ходить больше всего. Просто лежать в кроватке мы вообще не желаем. А ещё мы предпочитаем спать днём, а ночью орать, да, сына?

Малой забавно крякает, как будто подтверждая мои слова. Смеёмся. И так тепло на сердце.

– Так что подумай, Марусь, точно ли ты хочешь домой.

– Больше всего на свете, – убеждает Манюня. – Я готова не спать всю ночь, лишь бы рядом с вами.

– Посмотрим, как ты запоёшь через несколько дней.

– Все через это проходят, и мы справимся, – улыбается Маша. – Мы же вместе, а значит, всё выдержим, – убеждает воодушевлённо.

– Да, малышка, вместе, – вздыхаю.

Чувствую в груди укол сожаления, понимая, что вот это ценное “вместе” мы можем легко потерять.

– А мама уже уехала? – переводит тему Маша.

– Да. Я её на такси отправил на поезд.

У Клавдии Степановны серьёзно заболел свёкор, дедушка Маши. Его разбил инсульт, и тёща была вынуждена вернуться, чтобы ухаживать за стариком.

Конечно, она не хотела уезжать, да и нам с Богдашей её помощь была просто необходима. Но теперь, когда я уже освоил все азы ухода за ребёнком, мы смогли её отпустить.

Я этому даже рад, потому что тёща откровенно напрягала меня во многих моментах. Чего стоило только одно её желание пеленать сына, как полено. Но тут в войну вступила Маша, которая тоже считала, что это пережитки прошлого, и ребёнку будет комфортнее в ползунках.

Но многим важным вещам Клавдия Степановна меня научила. Как купать малыша, как менять подгузники, разводить смесь и многое-многое другое, о чём я раньше, естественно, даже не подозревал.

За это ей огромное спасибо, потому что первое время я даже прикоснуться боялся к этому хрупкому созданию. Таким сынок казался мне крохотным и беспомощным.

Но постепенно я набрался уверенности в обращении с малышом, и теперь спокойно могу его и покормить, и искупать, и переодеть. Маша смеётся, когда смотрит на нас, и подкалывает меня, говоря, что когда она вернётся, то в роли беспокойной мамочки буду выступать именно я.

Пусть так и будет, лишь бы ты была рядом, хочется ответить мне, но я только улыбаюсь в ответ.

Наевшись, наш сынок засыпает, а мы с Машей продолжаем болтать о разном.

И это тоже ценно. Ловлю себя на мысли, что последние полгода мы вообще практически не разговаривали. Я всё чаще закрывался в кабинете или просто молчал, варясь в своих страхах и сомнениях, да и Маша не слишком охотно шла на контакт, видимо, чувствуя отчуждение между нами.

– Знаешь, Свят, – становится вдруг напряжённо серьёзной она. – Я забыла маме сказать кое-что важное.

– Что такое?

– Врач говорил, что на операционном столе я пережила клиническую смерть.

– Да, – болезненно екает в груди от этих воспоминаний. – К чему ты заговорила об этом?

– Я виделась ТАМ кое с кем, – поднимает глаза к небу.

Сердце сжимается сильнее и начинает тревожно барабанить от таких разговоров. Жду продолжения с мрачным лицом.

– Я видела там бабушку. Мамину маму. Она умерла давно. И мы сидели с ней на лавочке возле их старого дома, который уже снесли давно, на самом деле. Бабушка просила передать маме, чтобы она срубила берёзу, которая растёт рядом с бабушкиной могилкой. Я забыла сказать об этом, а сегодня бабушка приходила ко мне во сне и напомнила об этом.

Я не знаю, как реагировать на слова жены, но настроение темнеет. В такие вещи сложно поверить, но и не поверить невозможно. Это очень страшно на самом деле, и лишний раз напоминает, как близка была Маша к смерти, и только чудо спасло её.

– Мы обязательно расскажем Клавдии Степановне, но убрать берёзу не так просто. Обещаю, мы дождёмся лета, и я лично прослежу, чтобы дерево спилили.

– Спасибо! Ещё бабушка сказала, что мне нужно как можно скорее вернуться к сыну. Что с ним я быстрее поправлюсь.

– Надеюсь, так и будет. Это все или были ещё просьбы?

– Всё. Ещё бабушка сказала не вспоминать о плохом, но я не поняла, что она имела в виду. Мы с бабушкой всегда хорошо ладили, и никаких плохих воспоминаний, связанных с ней, у меня не осталось.

Ледяной укол прошивает грудь, потому что я, кажется, понимаю, что бабуля имела в виду…

Глава 22.

Сегодня меня выписывают домой. И это точно один из счастливейших дней в моей жизни.

Выглядываю в окно – там Свят стоит с букетом. А в машине, я знаю, меня ждёт второй мой главный мужчина. Сынок.

И я тороплюсь. Мне не нравится, что Свят оставил Богданчика одного в машине, хоть муж и заверил меня, что малыш крепко спит в автолюльке.

– Так, Филатова, готова? – хмуро спрашивает врач.

Он был против моей выписки, хотел подержать меня в больнице ещё хотя бы несколько дней, но я его так жарко умоляла меня отпустить, что ему пришлось согласиться.

– Вот назначения. Всё выполнять чётко и без самодеятельности, – добавляет строго.

– Обязательно. Спасибо вам, – благодарно улыбаюсь.

– Мужу спасибо скажи, что он так заботится. И медсестру тебе организовал на дом, и врача.

– Скажу, обязательно скажу. А вас я жду теперь в гости.

– Куда ж я денусь. Муж твой меня слишком настойчиво пригласил.

Да, Свят всё организовал, чтобы мне не пришлось мотаться в больницу на капельницы и процедуры. Он у меня и правда золотой.

Теперь я лишний раз в этом убедилась. Я так переживала, что он не будет любить Богданчика, что продолжит переносить на ребёнка свои страхи о моём здоровье и будет видеть в нём угрозу. Но Свят меня приятно удивил. Я даже подумать не могла, что он взвалит на себя все заботы о ребёнке. Понятно, его вынудила ситуация, но раньше я бы скорее поверила, что он наймёт квалифицированную няню, но сам даже не попытается заменить ребёнку маму.

Наконец, меня отпускают. Спускаюсь, хочется броситься с разбега в объятия мужа, но я торможу свои порывы.

Мне нужно быть сдержаннее и осторожнее, сильные эмоции для меня все ещё опасны.

Поэтому я иду размеренно к мужу, уговаривая своё капризное сердце не стучать слишком уж часто. Но улыбаться во весь рот мне никто ведь не запрещал.

И муж улыбается в ответ. Это волшебно. Смотрю на него, и сердце всё же пропускает удары.

Сейчас Свят так напоминает того молодого пацана, который вскружил мне голову. Его озорная мальчишеская улыбка свела меня с ума, и сейчас я, кажется, влюбляюсь в него с новой силой.

Но уже не пацана. Мужчину. Заматеревшего, статного, надёжного.

Подхожу к нему вплотную. Принимаю букет со смущённой улыбкой.

– Люблю тебя, – шепчу в губы.

– И я тебя люблю. Ты даже не представляешь как.

Поцелуй в губы. Жадный, жаркий. Давно у нас таких не случалось.

– Богдаша не проснулся? – выговариваю хрипло от накативших эмоций.

– Нет. Не переживай, всё хорошо, – снова ловит в плен мои губы.

Мы замираем, пытаясь надышаться друг другом.

– Поехали домой? – всё же отстраняюсь.

– Поехали!

За домом я тоже безумно соскучилась. И вот, пока сыночек спит, я уже полчаса хожу по комнатам и радуюсь каждой родной вещи, а ещё восторженно перекладываю все обновки малыша.

– Свят, ты что, всё-всё скупил? – перебираю кучу детских костюмчиков.

– Всё, что было у тебя в электронной корзине, – усмехается он.

– Господи, да я же просто определиться не могла, – смеюсь.

– Я тебе помог, – подходит сзади, обнимает со спины, целует в шею.

Это так тепло и приятно. Проходится по моим бёдрам ладонями, скользит к груди.

Знаю, он остановится. О сексе думать нам пока ещё слишком рано. Но… я чувствую, как муж хочет меня. И тело моё тоже отзывается.

– Машка, – шепчет, прикусывая ухо, – как я соскучился.

– Я тоже, – потираюсь щекой о его руку, выпрашивая ещё ласки.

Внизу живота начинает неудовлетворённо тянуть…

Из радионяни раздаётся недовольный писк.

– Проснулся! – произносим синхронно и тут же бросаемся к нашему малышу.

Вечером еле добираемся до кровати. Теперь я понимаю, о чём Свят говорил, когда пытался меня напугать. Богдаша часто капризничает и спит чаще на руках. А ещё ему не нравится купаться. Но Свят большую часть забот берёт на себя, заставляя меня отдыхать.

А ещё… Я чувствую себя неуклюжей в обращении с ребёнком. Кто бы мог подумать, что муж, который раньше вообще не интересовался детьми, теперь будет учить меня всему и давать советы.

– Вот это масло нам подходит. После подгузника нужно смазать кожу, а то поначалу у нас дикое раздражение было.

– Ага.

– Соску эту выброси вообще, Богдаша её не любит. А вот этой штукой нужно носик ему прочистить.

Ох-х-х! Тяжело. Но это такое счастье, что словами не описать.

Укладываемся уже после полуночи. Я уютно устраиваюсь в объятиях мужа. Он зацеловывает меня всю, но… Мы оба слишком уставшие, да и продолжение мне пока противопоказано…

Хоть тело со мной и не согласно…

Засыпаем. Варюсь в жаркой истоме. Но чувствую во сне родные и сильные руки мужа. Мне хорошо, тепло, безопасно…

Снится, как мы со Святом гуляем в весеннем парке. Кругом цветы и зелень. Наш малыш уже бегает, пытаясь поймать бабочку.

Вдруг налетает ледяной ветер. С головки сына слетает панамка. Догоняю его, чтобы поднять на руки. И тут замечаю вдали какую-то странную женщину в чёрном.

Она в платке, плечи её опущены, как будто она убита горем. От неё веет тоской и глубокой печалью.

Зябко обнимаю себя за плечи. Оборачиваюсь, Свята нет. Куда он делся?

– Свят! – зову его громко.

Но на месте, где он только что стоял, я снова вижу ту самую женщину.

– Вы что-то хотели? – спрашиваю я и вздрагиваю от пугающего эха моего голоса. – Вам чем-то помочь?

– Нет! Нам уже нельзя помочь! – оборачивается она.

И я в ужасе узнаю себя… Бледную, больную, одинокую…

Глава 23.

Просыпаюсь с криком…

– Маша, что такое? – шепчет сонно Свят. – Ты что, малышка? – гладит меня губами по лицу. – Тебе плохо?

Чувствую, как под моей рукой начинает сбито колотиться его сердце.

– Нет, нет, – выравниваю дыхание, прижимаясь к мужу ближе. – Мне хорошо. Мне очень хорошо… Обними меня крепче…

– Не пугай меня, малышка, пожалуйста…

– Это просто сон плохой. Бывает…, – тороплюсь успокоить его.

– Что за сон? – настороженно спрашивает.

– Ерунда… Не бери в голову.

Я и сама не поняла, что меня так напугало… Свята точно не стоит беспокоить такими пустяками.

Лежим в тишине, Свят нежно поглаживает меня по спине, но я чувствую, не успокоился ещё, о чём-то напряжённо думает.

– Маш, давай обвенчаемся, – вдруг выдаёт он.

Я поражённо замираю, потом приподнимаюсь на локтях, рассматривая лицо мужа озадаченно.

– Свят, это ты мне предлагаешь?

– Я, – кивает уверенно.

По лицу вижу – не пошутил. Более того, что-то такое ранимое затаилось в его взгляде…

– Зачем тебе это? – хмурюсь.

– Всё просто, – как-то надтреснуто усмехается. – Если ты снова решишь улететь от меня на небо, чтобы потом мы с тобой там встретились, сидели на лавочке и семечки щёлкали.

– Не очень смешно.

– Я и не смеюсь.

– Ты же не веришь во всё это…

– Раньше не верил. Но знаешь, когда ты лежала без сознания, и врачи давали не радужные прогнозы…, – тяжело вздыхает. Я чувствую его страх и боль за меня. – Я забрёл в церковь, и… короче, я поверил.

– Ты молился?

Не могу в это поверить, да и вообще не получается представить Свята в церкви.

– Я не знаю, можно ли это так назвать. Но одна женщина сказала мне, что Бог и без молитв нас понимает, если от чистого сердца с ним говорить.

– Знаешь, бабушка сказала мне, что меня вернули ради сына. Но я думаю, и ради тебя тоже. Я очень люблю тебя, – тянусь к нему губами, утекаю от нежности.

– Я тебя тоже очень люблю, малышка. Я надеюсь, ты сможешь мне простить мои ошибки…, – гаснет его голос.

– Какие ошибки, ты что? – улыбаюсь. – Ты у меня почти идеальный.

Отводит взгляд. Мне кажется, он прячет там что-то плохое… Вспоминается та чёрная женщина из моего сна…

Да нет, ерунда…

– Спи, – снова гладит меня по спине. – Скоро наш разбойник проснётся.

– Да… ты прав.

Засыпаю…

А скоро начинается суматоха. Свят оказался прав, Богданчик проснулся около пяти утра и дал нам жару! Мы вдвоём не могли успокоить его.

– У него что-то болит? – начинает накрывать паника после часовой истерики.

– Животик, наверное. Мама твоя ему массаж делала, и мы тёплую пелёнку прикладывали.

Качаю моего малыша, и мне самой рыдать хочется. Возможно, ему не подходит смесь. Грудного молока ведь моему сыночку не досталось из-за моих проблем.

– Прости меня, мой маленький. Маме тебя нечем покормить. Только бутылочка.

Возвращается Свят с тёплой пелёнкой. Прикладываем к животику, Богданчик немного успокаивается, но всё ещё нервно сосёт соску, периодически её выплёвывая и снова начиная хныкать.

– Что-то не в порядке с ним? – ловлю взгляд мужа.

– Маш, успокойся. Я уже привык. В первые две ночи я тоже офигевал, а сейчас уже знаю. Вот посмотришь, ещё часик побуянит, а потом будет спать.

Муж сказывается прав. Через час Богдаша засыпает.

Но я теперь боюсь оставлять его в кроватке. Уговариваю Свята положить его с нами на кровать в детском коконе.

И теперь мы с мужем лежим на краях большой кровати, а посередине устроился наш господин. Мы держим его за две крохотные ручки с разных сторон. И я снова утекаю от счастья и нежности к моим мужчинам.

Следующие несколько дней проходят в заботах и суматохе. Теперь я уже полностью освоилась с сыночком, хоть без мужа я всё ещё чувствую себя беспомощной. Свят очень многое берёт на себя, продолжая оберегать меня от любых волнений и нагрузок. Но я чувствую себя хорошо, да и душа у меня поёт. Я бессовестно купаюсь в любви мужа, мне кажется, мы с ним стали намного ближе за эти дни.

Только плохие сны снятся мне почти каждую ночь. А иногда накрывает беспричинная тоска и какое-то дурное предчувствие. Как будто что-то чёрное стучится в нашу дверь. Я отчаянно отгоняю эту черноту, но она становится всё настойчивее.

Завтракаем, пока Богданчик играет в кроватке, разглядывая музыкальную карусель.

– Сегодня придёт доктор, ты не забыла, – хмуро спрашивает Свят.

– Да, я помню, – киваю. – Что-то случилось? – смотрю внимательно на мужа. – Ты какой-то нервный сегодня.

– Это неважно, – отводит глаза. – Но вечером нам нужно будет поговорить.

– О чём? – напрягаюсь.

Свят тяжело вздыхает и снова отводит глаза.

– Не бери сейчас в голову. Ешь, – кивает на мой бутерброд.

– Сегодня волшебная погода на улице. Я бы хотела погулять с Богдашей.

– Да, ты права. Солнце светит, как будто уже весна в разгаре.

– Тогда я пойду, одену его.

– Хорошо. Я с вами пойду.

Мы гуляем по аллее недалеко от нашего дома. И мне так гордо вышагивать рядом с мужем, который катит коляску с нашим малышом. Это ещё одна ожившая картинка из моих мечтаний.

У Свята звонит телефон, по разговору понимаю, что это Гордей.

– Придут с Аней в гости к нам на днях, – сообщает муж.

– Это хорошо, – улыбаюсь.

Аня очень приятная девочка. Кстати… вдруг догоняет меня тревожная мысль.

– А как давно они с Аней вместе? – хмурюсь, потому что у меня в голове вдруг разрывается логическая цепочка.

Свят посматривает на меня тревожно.

– А ты не помнишь?

– Нет…, – пытаюсь выудить связанные с этим воспоминания, но начинает тут же болеть голова.

Как будто я заглядываю в ту самую ледяную бездну.

– Мария! Свят! – вдруг слышу сзади смутно знакомый женский голос.

Мы оборачиваемся. Нас догоняет Наталья, бывшая жена Гордея…

Замираю на ней взглядом… Она рассматривает меня с каким-то пренебрежением. А потом одаривает скользкой улыбкой…

Свят тут же бледнеет, шагает вперёд, как будто защищая меня.

– Наталья, уходи, – цедит он.

– Да я просто поздравить хотела, – растягивает губы в ледяной улыбке, от которой меня прошивает болью почему-то. – Счастья вам, и, – кривая усмешка, – здоровья, – но я чувствую сочащийся из неё яд.

Разворачивается, уходит.

Смотрю ей вслед. Картинка у меня перед глазами начинает дрожать. В голове звучит её голос, и он говорит страшные вещи…

– Маша, – подхватывает меня под локоть Свят.

Мы встречаемся с мужем глазами, и… я вдруг понимаю, чего он сейчас так боится.

– Маша, тебе плохо? – встряхивает меня слегка.

– Да…, – хриплю я, едва стоя на ногах.

Зажмуриваюсь, всхлипываю…

Потому что только что та самая чернота, которая так пугала все эти дни, обрушивается на меня с головой.

Глава 24.

Я знал, что это произойдёт. Чувствовал и боялся до дрожи. И всё равно тянул.

Эти несколько дней были настолько светлыми и счастливыми, что я не мог надышаться. Но я чувствовал, как беспощадно утекает наше время. У меня в голове как будто постоянно щёлкал секундомер, который отмерял мгновения до конца нашей ненадёжной идиллии.

Я нагло купался в Машкиной любви, как наркоман тянулся за новой дозой, и меня каждый раз прошибал ледяной пот, как только я думал, что разрушу всё это своим признанием.

Я собирал наши самые тёплые моменты, чтобы потом греться об эти осколки воспоминаний.

Но выхода не было. Я чувствовал, Маша скоро всё вспомнит. Эти сны её каждую ночь… Девочка моя всхлипывала, металась. И я понимал: к ней приходят те самые воспоминания, которые так удачно заблокировало её сознание на время. Маша спала, а я не мог. Всё смотрел на неё спящую и молился, чтобы небо подарило нам ещё один день счастья.

И каждое утро я с бешеной тревогой заглядывал в глаза жене, боясь увидеть там ненависть.

Но сегодня я решил разрубить этот узел. Дальше тянуть было уже слишком опасно. Именно поэтому я вызвал врача. Он должен был назначить Маше что-то успокоительное, ну и в целом её состояние проконтролировать.

Но всё пошло опять не по плану… И опять вмешалась эта сука!

С самого утра секундомер в моей голове бил набатом. Но как только я увидел на горизонте Наталью, всё! С бешенной скоростью полетели последние секунды перед взрывом, который предотвратить я был уже не в силах.

И он случился! Как всегда, в совершенно неподходящий момент, в неподходящей ситуации.

Я держал Машку в руках, и видел, что с ней происходит.

Вспомнила! Она всё вспомнила!

И прямо сейчас я вижу, как её небесные глаза наполняются слезами отчаяния и неверия… Из них стирается тепло и нежность ко мне, а всё заволакивает ледяная корка ненависти.

– Боже… Боже…, – шепчет она, беспомощно тряся головой, как будто пытаясь отогнать поток болезненных воспоминаний, выворачивающих её наизнанку.

– Маш, Маша, – встряхиваю её. – Пойдём домой, пожалуйста. Там поговорим.

– Нет! Нет-нет-нет! Свят! – хватается за виски.

Только бы сердце её выдержало. Пока Маша в шоке, я подхватываю её и веду к нашему дому. Это неудобно. Ещё и коляска ведь. Но мне нужно увести её отсюда, спрятать от лишних глаз, доставить в тепло и комфорт. А там уже… принять на себя всё, что заслужил.

Кое-как добираемся до нашего подъезда. Хорошо, что мы не ушли далеко.

Завожу Машу в лифт, закатываю малого. Девочка моя бледная, как мел, стоит зажмурившись, а по щеке ползёт одинокая слезинка.

Делаю шаг к жене. Чувствую её боль, она резонирует во мне стократно.

Хочу обнять жену и боюсь прикоснуться. Поднимаю руку, нерешительно провожу по Машкиной щеке, стирая слезинку. Маша отшатывается тут же, как от ожога.

– Не трогай! – звенит её голос. – Я всё вспомнила, – цедит зло.

– Я догадался, – шепчу сбито, опуская глаза.

– Ты это хотел сказать мне сегодня?

– Да.

– Но теперь мы уже не узнаем этого наверняка, так? – в голосе металл и отчуждение.

– Это правда. Я собирался признаться с самого начала…

– И что же тебе помешало?

– Маш, пойдём в квартиру. Там поговорим.

Лифт сообщает о прибытии на наш этаж. Деревянными ногами шагаю к квартире. Пропускаю Машу вперёд, закатываю коляску.

На автомате проверяю малого. Спит. Хоть бы дал нам немного времени.

– Отойди, – оттесняет меня Маша.

– Подожди, не буди его.

– Он зажарится в комбинезоне. Надо его раздеть, – сообщает упрямо.

– Хорошо.

Пусть забота о ребёнке выдернет её из страшных мыслей.

Вижу, как у Маши трясутся руки. И слёзы всё ещё катятся по щекам, капая на детское одеяльце. Да и сама Машка как будто каменной стала. Но пусть лучше так, чем приступы и обмороки.

Пусть ненавидит меня, злится, только живёт.

Малой, конечно же, просыпается, как только Маша достаёт его из коляски и начинает вытаскивать из комбинезона.

А после сна Богдан вообще всегда капризный и голодный.

– Я смесь ему наведу.

Ухожу на кухню, делаю всё на автомате. Грею воду, отмеряю смесь, встряхиваю…

И вдруг слышу из нашей комнаты сдавленные, отчаянные рыдания.

Сердце обрывается.

Бросаюсь туда.

– Маша! – залетаю в комнату, резко торможу.

Ловлю панику от увиденной картины…