Текст книги "Измена. Боль моего сердца (СИ)"

Автор книги: Екатерина Янова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 13 страниц)

Глава 30.

Богданчик спит. Перекладываю его в кроватку, возвращаюсь на кухню. Свят сидит, устало прикрыв глаза.

Я тоже чувствую утомление, но понимаю, что заснуть всё равно не получится.

Этот тяжёлый разговор висит над нами, как грозовая туча. Пусть уже случится шторм. Может, потом небо хоть немного разъяснится.

– Слушаю тебя, – опускаюсь на кухонный диванчик, забиваюсь в угол, подтягиваю к себе колени, стараясь отгородиться от неприятных подробностей.

Свят вздыхает. И после паузы задаёт вопрос:

– Почему ты не сообщила, что прекратила принимать противозачаточные?

– Я думаю, ты знаешь ответ.

– И всё же я хочу, чтобы ты его озвучила.

– Я хотела ребёнка. А если бы ты узнал… его бы не было, – выговариваю нехотя.

Хмуро кивает.

– А ты не боялась, что твоё решение разрушит наш брак? Или ты была абсолютно уверена, что я никуда не денусь?

Мне не нравятся его вопросы. Они заставляют оправдываться, как будто на мне лежит главная вина.

– Я надеялась, что ты изменишь решение, когда почувствуешь малыша. В итоге я ведь оказалась права? – начинаю злиться.

– Да, – невесело усмехается Свят. – Только от брака нашего к этому моменту уже мало что осталось.

– И ты в этом хочешь обвинить меня?

– Нет, Маша. Просто я хочу, чтобы ты увидела, как одна ложь порождает другую. Это как снежный ком. Ты бросаешь с горки маленький снежок, не предполагая, что очень скоро на него налипнет тонна снега, и он превратится в лавину, которая сметёт всё хорошее, что было в твоей жизни. Я был очень зол на тебя в ту ночь. Ты же помнишь, как мы поругались?

– Да, помню. Ты говорил обидные вещи, но я приняла их, приняла твою правоту, извинилась.

– Да, но это не отменило опасность, которую тебе несла беременность. А сделать я уже ничего не мог. И бомбило меня жутко. А дальше, да, Маш. Я сам натворил отвратительных дел. Я нажрался в хлам, мне ещё и подмешали какой-то херни. Короче, я даже не помню, как я оказался с теми бабами, и что я с ними делал. Ты можешь не верить, но я это всё тоже впервые увидел на видео, которое тебе прислали. Смотрел, охреневал и понимал, что это конец.

А дальше он рассказывает про Наталью. Как она шантажировала его.

Я вспоминаю все его ночные “работы”, задержки, ночные выезды. Становится ещё более противно…

Свят замолкает, я тоже. Сижу, переваривая весь этот треш.

– Маш, я клянусь, что изменил тебе один раз. По пьяни. А потом… Не буду скрывать, Наталья устраивала всякую дичь, и сама на меня висла и подружек своих упоротых подсовывала. Но ничего ни с кем у меня не было. Потому что там я себя уже контролировал.

– Зачем ты мне всё это говоришь? – хмурюсь от головной боли.

– Я хочу, чтобы ты поняла. Согласись, есть разница, если мужик изменяет, потому что ему хочется трахнуть другую бабу, или если он вообще ничего не хочет.

– То есть ты тех шалав не хотел? Забавно, и как же у вас такой жаркий секс вышел, м?

– Маша, не передёргивай! Я хочу, чтобы ты поняла одно, что в ту ночь я не собирался тебе изменять. Но меня разрывало от очень херовых эмоций из-за твоего обмана. Я помню, что во мне кипела злость, и я не знал, как от неё избавиться. Нажрался, ну а потом…

– Да, я поняла, не напрягайся! Я поняла, что злость на меня ты вылил в секс! Не со мной! Потому что я лежала в больнице не в самом лучшем состоянии. И потом у меня была тяжёлая беременность. И да, я помню, что с сексом у нас не клеилось. А Наталья, значит, таскала тебя, как беспомощного щенка, по кабакам. А там ты пускал слюни на стриптизерш, её подружек, саму Наталью! Бедный ты мой! Как же ты выдержал? И ни разу не сорвался?

Зажмуривается.

– Не сорвался, – цедит зло.

– Но наверняка хотелось, – усмехаюсь. – И чего ты мучил себя? Пришёл бы, сказал честно и шёл бы на все четыре!

– Ага! Чтобы тебя удар хватил? Так ведь и случилось в итоге! То, чего мы больше всего боимся, в итоге случается.

– А это потому, что ты прав: ложь порождает ложь. И ты собрал намного больший ком, чем я.

– Не спорю. Но я не отрицаю своей вины!

– Отлично. Вот мы разобрались во всём. Каждый признал свои косяки. И теперь мы такие честные. Скажи, что ты ждёшь от меня, что я тебя прощу? Забуду эту грязь? Забуду твоё враньё?

– Я не знаю, Маш, – отчаянно запускает пальцы в волосы. – Но я люблю тебя. И не хочу терять тебя и Богдана.

– Богдана ты не потеряешь. Он твой сын. А меня… Ты потерял в тот момент, когда злость поставил выше нашей семьи!

Замолкает, отходит к окну, и долго стоит там с напряжённой спиной.

– И что ты предлагаешь? – спрашивает безжизненно.

– Я не знаю. Но с тобой рядом мне тяжело.

– Я могу уйти, но… как ты справишься с ребёнком?

– Справлюсь. Когда тебя не будет рядом, у меня не останется выбора.

Да, я не уверена в своих словах, но… Рядом со Святом я не справлюсь тем более.

– Хорошо, – звучит обречённо. – Я уйду. Прямо сейчас. Но если я понадоблюсь… звони в любое время. И на мои звонки отвечай. Мне важно знать, что тебе не стало хуже.

Разворачивается, натягивает свитер поверх футболки, уходит в прихожую, шуршит верхней одеждой.

Ещё через минуту хлопает входная дверь.

Этот звук как выстрел в пустой квартире.

Ушёл… Вот так легко.

Но ты же этого и хотела, разве нет?

Нет! Я хотела тепла, любви, счастья! Но видимо, не судьба…

И мне становится холодно и одиноко. Слёзы подступают. И я рыдаю, оплакивая нашу окончательно разрушенную семью.

Глава 31.

Выхожу на улицу, вдыхаю морозный воздух. Пробирает озноб. Нет, это не от холода, это от скручивающего нутро отчаяния.

Я знал, что так будет. Знал, что Маша не простит.

Но с детской наивностью до последнего надеялся на лучшее. Наверное, такова людская сущность, а может, это реакция психики.

Очень не хочется нам признавать неотвратимость каких-то страшных для нас вещей, вот и пытается наш мозг обманываться и водить нас кругами глупой надежды.

Но больше надеяться не на что. Маша озвучила своё решение, а я поклялся, что исполню её волю, наступив на горло своим желаниям и потребностям.

А потребность быть рядом с семьёй у меня лютая…

Не понимаю, как справиться. Что делать, куда идти. Но… куда-то надо.

Ощущаю себя бездомным псом, которого хозяин выкинул на мороз. Но… жалобы необъективны. Я не пёс, а в том, что хозяйка выставила меня на улицу, виноват я сам.

Достаю сигареты, прикуриваю, жадно затягиваюсь. В последние дни почти не курил. Маше вреден дым, и ребёнку тоже.

Но… теперь я опять мимо них, и можно дымить до тошноты.

Поднимаю повыше воротник пальто, бесцельно бреду по улице. Прохожу мимо моей припаркованной тачки. Можно сесть в машину, прокатиться, но я сегодня пил. Пусть и немного, но за руль уже не сяду.

Варюсь в своём внутреннем болоте, на автомате переставляя ноги. Сам не замечаю, как дохожу до ярко освещённого проспекта. Сворачиваю в аллею.

И уже через пару минут ноги приводят меня к заснеженному фонтану.

Усмешка кривит губы.

Зачем ты пришёл сюда?

Кто бы мне ответил.

Но символично. У этого фонтана мы с Машей познакомились.

Начало и конец.

В тот день было жаркое лето, Маша сидела на бортике, и брызги воды сверкали в её светлых волосах.

Сегодня это место сковал лютый холод. Оно пустынно, безжизненно, одиноко.

Тёмная бетонная башня по центру огромной круглой чаши смотрится как измождённый старик, уставший от жизни.

Вот так и мы с Машкой. Беззаботно грелись под лучами солнца и даже не заметили, как вокруг всё начало меняться. А потом грянул гром и резко похолодало. И вот сегодня наша семья стала такой же ледяной и безжизненной, как этот фонтан.

Только к нам лето едва ли придёт. Боюсь, в нашей жизни зима сковала всё холодом навсегда.

Бреду назад по аллее. Прямо через дорогу горит огнями гостиница. Ну что ж. Пусть будет она.

Беру себе номер с окнами на площадь с фонтаном.

Выхожу на балкон и ещё долго курю. Периодически поглядываю на упорно молчащий телефон.

Маша, ты ведь позвонишь, если что-то пойдёт не так? Ты обещала.

Мыслями я всё ещё там, с женой и сыном. Вот сейчас малыш должен проснуться. Интересно, Маша найдёт нужную смесь? Бутылочку всегда я наводил, и у нас в шкафчике собралось немало разных упаковок с марками смеси, которая Богданчику не подошла.

Что, если Маша не вспомнит, какую именно нужно? А если ей самой станет плохо? А если…

Миллион этих “если” разрывают голову. Позвонить?

Но они могут спать. Будить тоже не хочется.

И вот я маюсь, не зная, как успокоиться.

Принимаю душ, ложусь в кровать. Но мне всё не так. Матрас слишком мягкий, подушка неудобная. А дома я как-то и на ковре заснул перед кроваткой Богданчика. И мне было охренеть как комфортно.

Глаза слипаются от усталости и недосыпа, но стоит закрыть их, как из глубин сознания поднимается липкий страх за Машку, и ещё более сильный – что я потерял её навсегда.

Не получается смириться с этой мыслью, но от меня больше ничего не зависит. Да, я буду подыхать без них, но обещания своего не нарушу. Если Маша не позовёт – навязываться не стану. Буду помогать, но на расстоянии.

Раз ей так легче, я дам ей эту свободу.

Кое-как проваливаюсь в беспокойный поверхностный сон, уже ближе к утру. Снится какая-то муть, из которой меня выдёргивает назойливый, противный звук.

С трудом разлепляю глаза. И тут же подрываюсь, хватаю в руки разрывающийся вызовом телефон.

Машка!

– Да, – отвечаю хрипло.

– Свят! – рыдает она. На заднем фоне истошно орёт сын. – Богданчику плохо. Я не могу его успокоить. У него температура высокая. Я боюсь. Что делать?

– Чёрт! Меня жди! Я сейчас буду!

Глава 32.

Домой лечу, как подорванный. Бегом. Попробовал вызвать такси, но в пять утра рядом со мной не было машин, а ждать даже двадцать-тридцать минут я не мог.

Влетаю в квартиру, тут истерика продолжается. Кое-как перевожу дыхание, скидываю куртку и спешу в детскую. Машка бледная, как стена, губы дрожат, прижимает орущего Богдана, и сама покачивается из стороны в сторону, как сомнамбула.

– Маш, – окликаю её.

– Свят! – оборачивается. В глазах паника. – Свят, с ним что-то не так! – всхлипывает, пытается встать, её опасно покачивает.

– Тихо. Сиди. Я сейчас.

Иду в ванную, спешно мою руки. Педиатр отлично вбил мне в голову, что с грязными руками к младенцу прикасаться нельзя.

Скидываю свитер, надеваю чистую футболку и лечу к сыну. Он уже, как мне кажется, немного тише кричит.

– Иди ко мне, мой маленький, – подхватываю его на руки. – Ну чего ты так шумишь, зачем мамочку напугал.

Прижимаюсь губами к лобику сына. Да, горячий. Лицо красное от криков или от температуры. Не хватало нам ещё подцепить какую-нибудь заразу.

– Тише, тише, мой хороший, – хожу с ним по комнате, покачивая.

– Тридцать восемь почти, – всхлипывает Машка.

– Тихо, без паники. У маленьких температура может подниматься иногда. Мне педиатр рассказывала. Возможно, ему жарко, давай разденем.

Укладываю сына на пеленальный столик, снимаю с него ползунки, кофточку. Ага, животик точно вздут. Прикасаюсь, медленно поглаживаю, Богдан настороженно затихает и теперь уже только рвано всхлипывает.

На столике стоит бутылочка с недоеденной смесью.

– Маш, а ты смесь какую наводила? Из голубой банки?

– Нет. Из жёлтой, – тихо шепчет она.

– Ну вот тебе и ответ. Эта смесь Богдану не подходит. У него от неё животик пучит.

– Я ему давала капли от животика, не помогло. И массаж я ему делала, и чего только не делала, – всхлипывает опять. – Я ужасная мать. Ничего не могу, – отчаянно закрывает лицо руками.

Такая она сейчас нежная, ранимая. Поцеловать бы её, залюбить и успокоить. Но… в нашей реальности это недоступно.

И всё же не могу удержаться. Сажусь рядом с ней.

– Ты прекрасная мать, Маш, – притягиваю в объятия, она поддаётся.

А я млею. Прижимаюсь трепетно губами к её лбу, жадно втягиваю запах волос. Нежность разливается внутри, врачуя душевные раны.

Знаю, эта анестезия ненадолго. Скоро Машка придёт в себя, и снова я буду получать от неё только яд и презрение.

– Если бы не ты, у нас бы ребёнка вообще не было. А теперь мы справимся, – пытаюсь её успокоить.

Каменеет в моих руках. Ну вот, минута слабости прошла.

– Мы? – спрашивает с хриплым стоном. – Нет больше нас.

Отстраняется.

И снова за грудиной сжимает сожалением и отчаянием.

– Маш, давай так, пусть как пара мы теперь под вопросом, но как родители “мы” есть. Ты ведь сама видишь, что по-другому малыша не воспитать. Он маленький, но уже требует маму и папу рядом.

– Мне кажется, ему только папа нужен, – заявляет Машка с ноткой обиды. – Видишь, у тебя на руках он сразу замолчал, а мне три часа концерт устраивал. Чего я только не делала, осталось только к потолку взлететь.

– Дурочка, – усмехаюсь. – Он у нас умный мальчик, и хочет рядом обоих родителей. Вот и всё. Держи его, я пойду, наведу ему нужную смесь.

Но стоит мне отдать сына Машке, как он снова начинает выгибаться дугой и орать.

– Вот видишь! – психует Маша. – Это мужской сговор! Даже в таком возрасте! Как вы это делаете? – сокрушённо взмахивает руками.

– Прости, тут я бессилен, – невольно улыбаюсь.

– Какая банка, голубая? – зло вытирает слёзы.

– Да. Она в правом шкафчике стоит.

– Пойду, наведу смесь нашему капризному падишаху!

Выходит, а я заглядываю в глаза сынуле.

– Не знаю, как ты это делаешь, но я тебе безумно благодарен, – прижимаю его крепче к груди, втягиваю сладковатый запах младенца.

– Кря, – издаёт забавный звук сын.

– И я тебя очень люблю…

Богдан накормлен и спит. Правда, спит он только на руках. У меня. Стоит мне только двинуться к кроватке, как тут же раздаётся недовольное кряхтение, за которым следует плач.

– Маш, иди, ложись. Я с ним буду. Как видишь, я в заложниках, – обречённо улыбаюсь.

– Да. Не ты один, – недовольно. – Но я подумаю об этом завтра, потому что сейчас я просто валюсь с ног.

Уходит в спальню, укладывается. А я продолжаю расхаживать со спящим Богданом на руках по комнатам. Через некоторое время захожу в спальню.

Маш спит. Замираю, любуясь любимой женщиной.

Бесподобно нежная, красивая моя девочка. Как несправедливо это всё.

Подхожу ближе. Непослушная прядь упала на лицо. Рука дёргается в порыве убрать, но… Замираю.

Не буду трогать. Не хочу разбудить. Просто устало опускаюсь на пол рядом с кроватью. Перехватываю удобнее сына, откидываю голову на кровать рядом с Машкиной ладонью. Прикрываю глаза и млею оттого, что снова могу быть рядом с женой и сыном. Хотя бы так…

Глава 33.

Богданчик всё же заболел. Проснулся он уже с температурой, которую никак нельзя списать на обычный детский перегрев. И теперь уже второй час орёт на разрыв.

У ребёнка явно что-то болит. И вот теперь в панику впал даже я. Это ужасно, когда твой крохотный родной комочек так кричит, ему плохо, а ты не знаешь, чем помочь. Страх и бессилие скручивают внутренности. Доктор вызван, но идти к нам он явно не торопится.

А Богдану всё хуже. Температура только что переползла за тридцать девять. Жаропонижающий сироп сын выплюнул, ещё и срыгнул обильно. Поэтому мало шансов, что подействует. Ещё и сыпь какая-то странная вылезла.

– Свят, что делать? – хватается за голову Машка. – Может, жаропонижающую свечку? В попу?

Кривлюсь от этой мысли. Не хочется делать малышу больно, но…

– Или укол?

Эта мысль ещё более неприятная, но… А что делать?

Раздаётся звонок в дверь.

– Врач! – подскакиваем мы с Машкой оба.

Да, это он. Осматривает ребёнка, хмурится. От манипуляций Богдан плачет ещё надрывнее, а когда врач придавливает его ушки, просто переходит на сверхзвук.

– Что с ним? – дрожащим голосом спрашивает Маша.

– Похоже на отит. Когда воспаляются ушки, температура бывает очень высокой. Точнее покажут анализы. И вообще, вам нужно стационарное лечение. Дома вы не справитесь.

– Стационарное…, – хватается Маша за сердце.

– Так, малышка, не переживай, – за неё пугаюсь значительно больше, чем за Богдана. – Я лягу с ним в больницу сам.

– Нет, так нельзя, – трясёт головой Маша.

– Да-да, – кивает врач, – папочек в детском отделении отродясь не видели.

– В смысле, – смотрю на педиатра, как на идиотку. – Я что, не родитель? В чём дело?

– Родитель, конечно, но… Понимаете, там палаты двух-трёх местные. А мамочки в основном кормящие. Они будут вас стесняться, и вообще…

– Платные палаты там есть?

– Наверное, точно не знаю.

– Узнайте. Нам нужна индивидуальная.

Врач всё ещё смотрит на нас, как на инопланетян. Злит меня. Возможно, это и редкость, но всё же.

– Свят, не нужно. Я смогу справиться, – не слишком уверенно выдаёт Маша.

– Как? – начинаю злиться сильнее. – Я же вижу, тебя уже передёрнуло от мысли вернуться в больничные стены. Но не это главное. Не забывай о своём лечении. У тебя сегодня через два часа капельница. Медсестра приедет. Не будет же она тебе капельницы в детском отделении ставить?

– Нет. В патологию новорождённых никого не пускают, – категорично заявляет педиатр. – Поэтому прямо сейчас решайте, кто из вас будет лежать с ребёнком. Это не шутки.

– Хорошо, всё понятно.

– Я сейчас сделаю укол ребёночку, собьём температуру. А потом выпишу вам направление на госпитализацию. И езжайте в отделение как можно скорее.

Педиатр уезжает. Через некоторое время температура у Богдана спадает, и он, наконец, засыпает. Мы с Машей собираем всё необходимое для малыша. Маша хлюпает носом.

– Маш, нужно успокоиться, – пытаюсь приобнять её за плечи. – Всё будет хорошо.

Кивает, выкручивается, на меня не смотрит, складывает дрожащими руками ползунки, боди. Уже двадцатые по счёту.

– Маш, нам не нужно столько вещей, – убираю половину. – Самое необходимое нужно собрать.

– Вот, – начинает всхлипывать сильнее. – Я даже вещи собрать не могу.

– Маш, что тебя так беспокоит, скажи? – хмурюсь, потому что реально не понимаю.

– Я не могу объяснить! – бросает с психом вещи на кровать. – Я просто не мо-гу!

– Маш…

– Я чувствую себя ущербной! Я… Я ничего не могу! Я так хотела ребёнка, а теперь… Я не понимаю, что происходит. Я не хочу тебя видеть, но и без тебя не справляюсь! Мне с тобой плохо, а без тебя ещё хуже! Я не знаю…, – мучительно сжимает виски.

– Маша, давай так, – беру её за плечи, слегка встряхиваю. – Давай попробуем сосредоточиться сейчас на здоровье. Ты на своём, а я – на здоровье Богдана. Пока мы будем лежать в больнице, ты отдохнёшь, придёшь в себя, восстановишься, наберёшься сил. А когда мы все будем чувствовать себя лучше, начнём решать проблемы наших семейных отношений. Согласна?

– Да. Ты прав. Ты, чёрт возьми, опять прав! – злится, а я всё не могу понять, почему.

Выдыхает несколько раз.

– Всё, я успокоилась. Только…, – снова слёзы. – Я не хочу оставаться одна… Я тут чокнусь!

– Ты не будешь одна. У нас есть телефон и видеосвязь. Вспомни, как мы часто и много общались, когда ты лежала в больнице, а Богдан был здесь со мной.

– Да, – горько усмехается. – Но тогда я не знала, что ты… Ну, ты понял.

– Маша, – смотрю на неё строго, – мы сосредотачиваемся на здоровье.

– А ты думаешь, эти мысли легко отключить?

– Я понимаю, что нелегко, – вздыхаю. – Но нужно попытаться.

– Ладно, – зло вытирает слёзы. – Ты прав! Не буду думать о твоих изменах. Я подумаю о себе, – прищуривается.

Не нравится мне её интонации.

– Да, точно. Я побуду одна, восстановлюсь. Вспомню, в конце концов, что я женщина. Свободная уже практически женщина. Выйду, погуляю, пообщаюсь. Я же могу себе это позволить?

– Что? – сатанею тут же.

– А что не так? – смотрит с вызовом. – Ты же сам сказал, я должна думать о своём здоровье. А для здоровья мне нужно…, – оставляет многозначительную паузу.

– Что тебе нужно? – закипает в груди адский коктейль.

– Неважно. Это теперь мои дела, – упрямо отворачивается, входит из комнаты.

А я просто охреневаю.

Это что ещё за подачи?

Глава 34.

Свят и Богдан в больнице. За сына я немного успокоилась. Свят уже отзвонился, рассказал, что температура спала, и малыш наш перестал плакать. У них взяли анализы, и теперь ждут результаты.

Я лежу под капельницей дома. По общим показателям врач утверждает, что у меня хорошая динамика, я быстро восстанавливаюсь.

Но… самой мне так не кажется…

Я постоянно чувствую себя больной, инородной, неадекватной…

Меня разрывают изнутри очень противоречивые чувства. Я не могу определиться, как жить дальше, понимаю, что всё происходящее со мной неправильно, но как вырулить совершенно не представляю.

Я очень зла на Свята, мне хочется его терзать, наказывать, бить…

Но прямо сейчас мне нечего ему предъявить. И это злит ещё больше.

Да, я могу его проклинать за прошлое, но что это даст нам в будущем?

Не знаю. Какая-то часть меня хочет простить его, но при этом другая встаёт на дыбы и требует мести!

Отсюда и мои совершенно нелогичные поступки и слова.

Сегодня я зацепила Свята, когда сказала, что почти свободная женщина, и могу себя вести соответственно. Я видела, он завёлся. Ему было больно, и это легло бальзамом на мои раны.

Я бы хотела ещё! Оказывается, я злая, ядовитая внутри! И этот яд, если его не выплеснуть, отравляет меня саму!

Получается, измена мужа и во мне подсветила отвратительные качества. А ведь я привыкла считать себя хорошей девочкой. А тут…

Я больше ни в чём не хорошая. Я отвратительная! Плохая мать, злая жена.

И я хочу стать ещё хуже! Я хочу отомстить мужу, чтобы ему было также больно!

Но как? Идти куда-то шляться и искать приключения? Так это тоже не про меня.

Если подумать реально, куда я пойду? Гулять по барам? Да я даже не знаю, как там себя вести. Я ни разу в таких местах не была одна, только в сопровождении мужа.

И что я там буду делать? Если вдруг на меня обратит внимание какой-то мужик…

Фу! Даже представлять такое противно.

Да и бред всё это. У меня ребёнок в больнице, а я пойду шляться?

Нет, конечно.

Но, сидя в одиночестве в четырёх стенах, я точно двинусь.

– Я закончила, – сообщает медсестра, вытаскивая иглу из вены. – Вы после капельницы отдохните, не вставайте хотя бы часик. А завтра я приду в то же время.

Провожаю медсестру. Пытаюсь последовать её совету. Но мне не лежится, хоть ты тресни!

Отвратительные мысли разрывают голову. Снова прокручиваю на репите кадры, которые лучше бы забыть. Мой любимый муж и две развязные обнажённые девки у его ног… Его стеклянный взгляд, яростные движения.

Да, таким в постели я его никогда не видела и не знала. Со мной он всегда был другим. Нежным, ласковым, трепетным.

Что он там говорил? Не отдавал отчёт своим действиям? Сгонял агрессию и злость?

Злость на меня! Вот как я сейчас! Я тоже хочу пойти и совершить что-то такое…

Мечусь по комнате. Мне душно здесь.

Одеваюсь, рассматриваю себя в зеркало. Бледная, под глазами круги. Нет! Так я точно не выползу из депрессии.

Открываю ящик с косметикой, наношу на лицо тон, подкрашиваю брови, ресницы, на губы – блеск. Расчёсываю непослушные волосы, завязываю их в высокий хвост. Вот, так-то лучше.

Надеваю белую шубку из песца, сапожки. Выхожу на улицу.

Медленно иду по аллее в сторону торгового центра. На город уже легли ранние сумерки.

Сегодня довольно тепло, лёгкий снежок посыпает дорожки. Зажигаются первые фонари, окрашивая аллею немного таинственным светом.

Впереди замечаю кофейню. Давно хотела туда зайти, но всё как-то не получалось.

Занимаю столик у окна, заказываю горячий шоколад и тирамису. И с наслаждением поедаю пирожное, задумчиво глядя в окно.

– Девушка, у вас свободно? – вдруг вырывает меня из грустных мыслей мужской голос.

– Что? – поворачиваю голову.

Передо мной с очаровательной улыбкой стоит молодой человек. Высокий, широкоплечий, модно одетый.

– Мне показалось, вы скучаете, а это для такой красавицы совершенно непростительно.

– И что вы предлагаете? – выгибаю бровь.

– Я могу вас развеселить, – садится напротив, хоть я и не приглашала.

– Едва ли у вас это получится.

Рассматриваю его внимательнее. Слишком молодой – выношу вердикт. Чуть за двадцать. Вчерашний студент. Но взгляд дерзкий. Сердце пропускает удар, потому что этот нахальный мальчишка напоминает мне Свята. Того, молодого, беззаботного, слегка безбашенного.

– Я бы хотел попробовать, – подмигивает с загадочной улыбкой.

– Как?

– Быть может, вы согласитесь составить мне компанию на весьма интересном мероприятии? – протягивает по столу флаер.

Мельком бросаю взгляд. Какое-то шоу.

– Нет, спасибо. Из меня получится не лучшая компания, – отодвигаю назад.

Телефон у парня звонит, он отвечает, хмурится, встаёт.

– Я прошу прощения, срочные дела. Но вы не отказывайтесь так сразу. Если передумаете, просто приходите! – оставляет на столе флаер и быстро уходит.

А я сижу в задумчивости и кручу в руках злосчастный яркий листок. Ну вот и повод позлить мужа.

Только теперь нужно честно ответить себе на вопрос: зачем?