Текст книги "Измена. Боль моего сердца (СИ)"

Автор книги: Екатерина Янова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 13 страниц)

Глава 8.

Еду, не зная куда. Просто наматываю круги по городу. На душе всё также темно, и выхода не видно.

На телефон приходит сообщение от Гордея. Адрес магазина и номер заказа. Ах да. Что-то он такое говорил.

Еду туда. Иду по ярко освещённому торговому центру с лицом темнее тучи. Дохожу до детского магазина. И застываю, врезавшись взглядом в девушку, со спины поразительно похожую на Машу. Такие же светлые, слегка волнистые волосы. А на руках у неё розовощёкий малыш. Он так заливисто смеётся, что-то невнятно лопочет. Это, конечно, не Маша, но… Картинка застывает в мозгу, пульсируя там и задевая какие-то неведомые раньше струны.

Скажу честно, дети для меня, как инопланетяне. Никогда не общался с ними близко. Я в семье был единственным ребёнком, а если в моём периметре появлялись малыши знакомых или родственников, я старался держаться подальше. Меня пугали их капризы, и всегда казалось, что проблем они доставляют значительно больше, чем радости.

Но сейчас я впервые смотрю на этого малыша другими глазами, представляя, что мог бы держать на руках похожего пацана. Моего сына. И глаза, мне кажется, у него обязательно будут Машкины, а волосы, как у меня, тёмные и непослушные. В душе начинает впервые шевелиться какое-то странное, необъяснимое чувство. Да, что-то есть в этой идее бередящее, если представить, что дети – продолжение любви. А наша с Машкой любовь была крепкой и настоящей. Пока я всё не испоганил. И теперь наше продолжение под вопросом, в прямом и переносном смысле.

Но ребёнок ведь зародился ещё до того, как всё пошло под откос. Значит… он будет воплощением наших лучших порывов, чувств, стремлений?

Если, конечно, Маша его доносит и справится со всем, что выпало ей по моей вине.

Девушка спускает пацанёнка с рук, и тот нетвёрдым шагом бежит к детской площадке. Запинается, и едва не падает, но его ловит мужчина.

– Па-па-па, – кричит малыш.

Мужчина подхватывает его за руку, ведёт дальше, а девушка смотрит им вслед с такой нежностью и любовью.

Да, Манюня моя смотрела бы так же. Но смогу ли я полюбить ребёнка, которого так долго воспринимал лишь как угрозу? Не знаю. Но понимаю вдруг, что так хотела моя жена получить от меня раньше, когда звала на УЗИ, подсовывала нечёткие снимки малыша после. А меня это только раздражало.

Она хотела разделить эту любовь на двоих, а я только бесился и закрывался от неё.

Иду в магазин, качаясь на этих странных душевных волнах. Показываю консультанту номер заказа, он помогает мне найти нужную ячейку. Забираю несколько пакетов. Заглядываю внутрь. Там нежные молочные кружева, детский пледик, и малюсенький детский костюмчик с ушами зайца.

Я живо представляю, с какой любовью Маша выбирала все эти штучки. И всё это в то время, пока я кипел чёрной злобой на себя и всех вокруг, пока варился в своих страхах, обидах и грязи.

Да, я пытался оградить жену от всего этого, но в итоге сделал только хуже.

Может, нужно было признаться Маше раньше? Смогла бы она простить? Едва ли.

Но я вдруг понимаю, что ребёнок может стать той связующей ниточкой, которая не позволит мне потерять её навсегда. Это ведь наше общее, чистое, родное.

В моей окутанной чёрным мраком душе вспыхивает тонкий лучик надежды.

Я обязательно попробую исправить, что смогу. И если перед Машей я бесконечно виноват, то перед сыном пока не успел накосячить так глобально. Хожу по рядам с детскими товарами и понимаю, что совершенно не в курсе, что нужно малышу, но судя по обилию всяких забавных штуковин, здесь есть с чем работать.

Приезжаю домой, сажусь за ноутбук, штудирую информацию о новорождённых. Скажу прямо, наука та ещё, и многое из прочитанного снова бросает в страхи и сомнения. Но… малыш уже есть и теперь отступать поздно.

В одной из вкладок замечаю сайт детского магазина. Это Маша что-то выбирала. Захожу в корзину и нахожу там то, что моя жена отложила. Оу, тут много всего. Детская кроватка, коляска, и ещё множество разных штучек. Что ж. Заказываю всё! Пока Маша в больнице, мне будет чем заняться.

Настроение немного улучшается.

Решаю позвонить Гордею. Беру в руки телефон. Оу! Сообщение от Маши. Сердце тревожно вздрагивает. И тут же гаснет.

“Я хочу развод!”

Коротко и метко. Как удар по яйцам. Но… развод, это ведь ещё не конец? Это охрененный повод начать решать проблемы, а не убегать от них!

Глава 9.

Свят.

Долго медитирую на телефон, веду немые диалоги с Машей, пытаясь подобрать слова, чтобы убедить её… В чём?

Что ты не виноват? Это не так.

Что виноваты мы оба? Возможно, но моя вина явно больше.

Что у нас всё наладится? Маловероятно.

Все мои доводы рушатся о простую истину – Машка не простит. Я и сам бы не простил. Стоит представить на секунду, что Маша, пусть и по пьяни, легла бы под какого-то мудака, в груди тут же происходит взрыв. Даже не знаю, что бы сделал… Лучше не проверять.

Да и не про неё это. Она у меня чистая, домашняя девочка, а я измарался так, что не отмыться.

И что теперь? Признать, что это тупик? Отпустить её? Но она ведь не выдержит. Она слабая, больная, да ещё и с малышом на руках. Нет-нет и нет. Что-то надо придумать.

И снова адский бег по кругу и ни одной идеи, которая дала бы мне намёк на светлое будущее.

Решаю написать в ответ единственное, в чём я уверен.

“Маша, я люблю тебя и не хочу терять.”

Отправляю. Доставлено, прочитано. Ответа нет. Впрочем, я и не надеялся.

Вдруг карандаш на панели начинает бегать. Потом исчезает. Сижу, с колотящимся сердцем, ожидая ответ от жены.

“Любимые не предают” – наконец прилетает от неё.

Да, больно это слышать. И хочется рыкнуть в ответ, что любимые ещё и не врут, не совершают за спиной таких поступков, от которых потом всё переворачивается в душе, но… Какой теперь в этом смысл?

“Маша, мне есть, что сказать тебе по этому поводу, но пока ты не готова к разговору”.

“Я никогда не буду готова”.

“Значит, мы не разведёмся никогда. Молча я тебя не отпущу”.

“Тебе нравится делать мне больно? Не замечала раньше, какой ты жестокий”.

А вот это ты зря, малышка. Да, я наворотил много дерьма, о котором жалею, но большая его часть была совершена из желания тебя защитить.

“Это не жестокость, Маш. Мы и так слишком долго молчали, потому и пришли к такому результату”.

Опять долгая, нервная пауза. И только потом:

“Хорошо, я выслушаю тебя. Но это не изменит моего решения”.

Болезненно усмехаюсь. В этом я почти не сомневаюсь, моя девочка.

“Будет так, как ты решишь, но от ребёнка я не откажусь”.

“Что? Он же тебе не нужен?!” – прилетает гневное.

“Я пересмотрел своё мнение.”

И вот теперь тишина затягивается, а потом я понимаю, что она опять отправила меня в блок. Ну что ж, хотя бы как-то я донёс до Маши мысль, что она не будет одна воспитывать нашего сына. И с этим ей придётся смириться.

Уже ночь. Брожу по квартире, как привидение. Неуютно, холодно, одиноко. Каждая вещь напоминает о Машке, и тоска в груди усиливается. На кухне взгляд падает на бутылку вискаря. Выпить?

Заманчиво, но нет. Я и так слишком много вылакал этого пойла в последние месяцы, а отсюда и большая часть проблем.

Звонок. Вздрагиваю от резкого звука. Смотрю на экран – незнакомый номер. И первая мысль, это Маша… А почему не со своего?

Чёрт, а если это из больницы? Что-то случилось с ней? Сердце сжимает костлявая рука страха.

– Да? – отвечаю хрипло.

– Свя-я-ятик, – слышу пьяный, развязный тон Натальи.

Меня обдаёт омерзением и гневом.

– Я же сказал, забыть мой номер, – рявкаю я.

– Да ладно, не рычи. Приезжай лучше к нам. Мы тебе поможем забыть все проблемы. Эвелина очень хочет…, – говорящая пауза и дальше с придыханием, – тебя увидеть.

– Пошли на хуй обе!

Отключаюсь.

Падаю на подушки. Так приятно это сказать! Ещё недавно я так сделать не мог. Пытался, но следом получал напоминание, какая расплата последует, если откажу. Натаха часто так делала. Выдёргивала меня, а потом устраивала очередной беспредел. На самом деле, эта сука хитрая. Мною она прикрывалась. Гулять по сомнительным местам одной чревато, можно нарваться. А так, она звонила мне, и я вытаскивал её задницу.

А теперь всё, поводок больше не работает.

Пытаюсь заснуть, но это непросто. Возвращаюсь мыслями к Маше, и нашей переписке. Что она делает сейчас? Плачет? Не хочу, чтобы так было, но изменить что-то не в моих силах.

Сон всё же рубит, но некрепкий, беспокойный. Мне снится какая-то муть, я то прошу прощения у жены, то что-то доказываю на повышенных тонах. Наши переписки… Её слёзы.

Просыпаюсь от вибрирующего телефона в руках. Маша?

Спросонья отвечаю:

– Алло.

– Святик, помоги мне, – всхлипывает Наташка. – Пожалуйста, забери меня. Тут какие-то упыри…

– Сука! – психую я. – Сказал же, пошла на хуй! Вижу, ты выбрала правильную дорогу. Не звони мне больше!

Отключаюсь, но успеваю услышать Натахины проклятья, и последнюю фразу, что я пожалею об этом.

Я уже жалею, что вообще связался с тобой! Всё!

А утром мне звонят из больницы:

– Ночью у вашей жены случился приступ, возникла угроза жизни её и ребёнка. Была проведена экстренная операция.

– Что? – оседаю я. – Она жива?

Глава 10.

Маша.

Лежу в темноте палаты и тихо вою в подушку. Как же больно! Зачем я ему написала? Знала ведь, что не стоит. Но когда рана полыхает, и ты не знаешь, как притупить боль, начинаешь совершать бессмысленные действия, пытаясь сделать хоть что-то.

Выходит только хуже.

Зачем он написал про ребёнка? Зачем он про него вспомнил? Ведь ещё вчера сын ему был не нужен? Его раздражала моя беременность, разве нет?

Или это просто точка давления на меня и способ манипуляции?

Не хочу верить, что мой муж такой на самом деле. Но… Ещё вчера я и в любви его была уверена, и про измены ничего не подозревала. А теперь…

Свят открылся для меня с новой отвратительной стороны. Продолжает говорить, что любит, а сам… Нет. Не хочу думать об этой грязи.

Получается, любовь и похоть ходят рядом?

Для кого-то может быть, но не для меня.

Сыночек снова беспокойно толкается. Поглаживаю живот, мысленно уговаривая его не нервничать.

Господи, зачем я затронула Свята? Наверное, мне было бы легче, если бы он не пытался меня вернуть. Шёл бы, развлекался со своими бабами.

Чёрт. От этой мысли не легче тоже. Вот где он сейчас? Может, опять в каком-нибудь весёлом заведении? Вот с той самой жгучей брюнеткой?

Или отправится к ней сейчас, после того как я дала понять, что он свободен и наш развод – дело решённое.

Агония продолжается. Возникает порыв вскочить и начать крушить всё вокруг, но даже этого я не могу себе позволить. Чувствую себя узником в унылой ледяной тюрьме. И выбраться из неё невозможно.

Как настоящий мазохист, снова открываю нашу переписку, перечитываю её.

“Мне есть, что сказать тебе по этому поводу”.

Интересно, что же это? Какие оправдания ты можешь придумать? Мою поплывшую фигуру? Плохое самочувствие? Как отвратительно это всё.

Продолжаю ковырять ноющую рану, не могу ни спать, ни переключить навязчивые мысли.

“Мы и так слишком долго молчали, потому и пришли к такому результату”.

Да, с моей беременностью мы как будто отдалились друг от друга. Точнее, это ведь он отдалился, я наоборот, пыталась склеить возникшую трещину, но Свят упорно меня отталкивал. Выстроил вокруг себя ледяные стены. Его волновало только моё самочувствие, а остальное как будто перестало существовать.

Да, наверное, он прав, поговорить нам придётся, только что это изменит?

Труп не оживить словами, неужели Свят не понимает этого? Нельзя убить, а потом пытаться оживить. Это бесполезно.

И всё же в мозгу застревает то, на что вообще не следует теперь обращать внимания:

“Маша, я люблю тебя и не хочу терять.”

Дура ты, Машка, набитая пустыми фантазиями идиотка. Это просто слова, а поступки мужа говорят совсем о другом.

В груди начинает колоть сильнее. Всё! Ночного приступа мне ещё не хватало! Неимоверным усилием отключаю все мысли и просто дышу на счёт по квадрату, успокаивая колотящееся сердце.

Мне почти удаётся это, начинаю засыпать. Но тут телефон на тумбочке загорается новым входящим.

И всё! Сон слетает мгновенно, и снова на меня набрасываются навязчивые мысли, страхи, сомнения.

Не хочу смотреть, что там. Пытаюсь уснуть, но проигрываю. Нужно глянуть. Может, это просто рассылка, а я психую.

Беру телефон в руки. Сообщение с незнакомого номера.

Видеофайл. Понимаю, что не стоит, но… Палец нажимает на старт и…

О боже! Глохну от омерзительных звуков, не сразу разбираюсь в этом отвратительном сплетении тел, пока не замечаю на пояснице мужчины знакомую родинку. И когда понимаю, кто на видео, немею окончательно.

В голову ударной волной бьёт кровь, в висках начинает шуметь. Хочу закричать, но голоса нет. Мне кажется, от шока я не могу пошевелиться. А перед глазами всё продолжается порноролик с участием моего мужа и каких-то двух похабных тёлок.

Зажав рот, тупо смотрю в экран, содрогаясь внутри от омерзения, наблюдая за ожесточенными, резкими движениями мужа, его перекошенное то ли яростью, то ли похотью лицо. И понимаю, что не знаю этого человека. Со мной он никогда не был таким. Это то, чего тебе так не хватало в постели?!

О боже!

Такого я не могла представить даже в своих самых больных фантазиях. Отбрасываю телефон, как ядовитую змею, но звуки оттуда продолжают доноситься отвратительным эхом. Стоны, вздохи, шлепки потных тел…

К горлу подкатывает желчь и тошнота. Бросаюсь в туалет, меня выворачивает. Слёзы жгут глаза и щёки. Рыдаю, сидя на ледяном полу, и не могу остановиться.

Мне плохо! Всё болит. Я даже не могу понять, где источник. Дыхание перехватывает, вместо вдохов получаются рваные хрипы…

Меня захлёстывает агония, и хочется только одного – скорее умереть, чтобы остановить эти мучения.

Чувствую спиной холодный пол. Тело немеет, но это не уменьшает боль в груди и голове. Вдруг где-то далеко слышу взволнованные голоса. Пытаюсь пошевелиться, но тело как будто мне не принадлежит. Чувствую вокруг суету, какие-то люди. Рывки, топот. Меня куда-то везут, свет мелькает, разбиваясь дикой болью в висках.

Зажмуриваюсь и молю только об одном, чтобы мой ребёнок выжил…

Это последняя мысль перед тем, как я окончательно проваливаюсь в темноту...

Глава 11.

Свят.

Не помню, как добираюсь до больницы. Дороги почти не вижу, в голове стучит только одна мысль: пусть она выживет, Господи, пожалуйста. Если Маши не станет, я умру вместе с ней.

Из телефонного звонка я понял только то, что ей стало плохо, и её увезли на экстренную операцию. Какую, зачем, почему, ничего мне не пояснили.

Знаю только, что Маша сейчас в реанимации в крайне тяжёлом состоянии.

Залетаю в отделение, бросаюсь к столу дежурной медсестры.

Немолодая уставшая женщина смотрит на меня недовольно и не торопится давать ответы на мои вопросы.

– Кто? – прищуривается через очки. – Филатова?

– Да, Мария Филатова. Мне звонили, сказали, что у неё приступ случился, какая-то операция была. Я бы хотел поговорить с врачом.

– А-а-а! – обдаёт меня пренебрежительным взглядом. – Это та, от которой муж загулял. Ты что ли муж?

– Не понял? – хмурюсь, вставая в позу. Эта-то откуда в курсе о наших бедах? Маловероятно, чтобы Маша делилась с персоналом личным. Да и какое именно сейчас это имеет значение? – С чего такие предъявы?

– А с того, – встаёт воинственно тётка, буравя меня гневным взглядом. – Что похождения твои кто-то снял на видео и прислал твоей жене. Вот её и хватил удар.

– Что? – немею я.

А медсестра продолжает:

– Спасибо санитарка услышала, как пациентка рыдала, позвала персонал. Вовремя подоспели, вошли, а она на полу без сознания уже, а на кровати телефон так и лежал и летели оттуда позорные охи-ахи. Мерзость такая, что кого угодно удар бы хватил. И её еле откачали. Так что ты тут беспокойство липовое не строй. Иди лучше отсюда, чтобы она тебя не видела.

Сползаю шокированно на лавку. В груди закипает чёрный гнев. Это Наталья, по-любому. Убью, тварь.

Но сначала…

– Скажите, как она? И что за операция?

Тётка фыркает, отворачивается.

Достаю из кармана купюру, кладу на стол перед ней. Фыркает снова, но берёт, убирает в карман.

И только после бесконечной паузы выдаёт:

– Тяжёлая операция, – вздыхает. – Я не врач, точнее он расскажет. Но знаю, что ребёночек живой, в детское отделение отправили. А мамочка в реанимации. Больше ничего не знаю, а врач сейчас на другой операции и когда освободится, не знаю.

Значит, ребёнок… Он родился? Уже… В голове начинает шуметь сильнее, и сердце сжимается от этой мысли.

– Я могу увидеть… – сглатываю, выдавливаю кое-как, – ребёнка?

– Пока не могу сказать. Это только с разрешения детского врача.

– Как его найти?

Медсестра смотрит задумчиво. Достаю ещё одну купюру.

– Поможете его найти?

– Попробую, – снисходительно. – Как же тебя угораздило так, м? Жена красавица, а ты…, – снова осудительный взгляд.

– Это долгая история, – вздыхаю. – Но…, – да что ей объяснять. – Мы с женой потом сами разберёмся, а сейчас лишь бы она выжила, и с ребёнком всё хорошо было.

– Ладно. Сиди тут. Жди.

Уходит, а я остаюсь совершенно раздавленный. Получается, я стал отцом? Не могу понять, что чувствую по этому поводу. Пока всё место в душе заполняет страх за Машку.

И всё же… Какой он, мой сын? Вспоминаю мальчугана из торгового центра, но тот малыш уже явно не новорожденный.

А мой? Маленький совсем и беззащитный? И Маша сейчас не рядом. В груди сжимается ещё сильнее и накрывает отчаянием и сожалением.

Могло бы быть всё совсем по-другому, если бы не я не сорвался. И тут мы оба виноваты.

Если бы Машка не скрыла беременность, возможно, это не стало бы для меня таким шоком, и я не натворил глупостей, которые потом нарастали снежным комом. Но теперь уже какой смысл искать виновных? Нужно исправлять то, что ещё можно исправить.

Через минут двадцать медсестра возвращается с другой женщиной-врачом, чуть помоложе.

– Вот, это Елена Дмитриевна, врач-неонатолог.

– Здравствуйте, – встаю я.

Врач ведёт меня по коридорам, попутно рассказывая о состоянии ребёнка. Я не всё понимаю, но улавливаю главное: малыш немного недоношенный, но в целом вполне крепкий и здоровый. Сейчас находится в боксе для недоношенных детей и пробудет там какое-то время.

– Я могу его увидеть? Пожалуйста? – кладу в карман врача ещё пару купюр.

– Хорошо, – соглашается она. – Подождите меня здесь, сейчас вынесу вам маску и халат.

И вот через десять минут я уже стою у прозрачного бокса, растерянно рассматривая крошечное существо внутри.

– Я оставлю вас, – тактично сообщает врач. – Вы ничего не трогайте, пока можно только посмотреть.

О чём она, трогать… Нет, я бы точно не решился. Это что-то слишком хрупкое, нежное…

Подхожу ближе. Боже. Он же чуть больше моей ладони. Такой маленький, красный, сморщенный человечек…

Сердце колотится в горле, внутри меня смятение. Вдруг малыш взмахивает маленькими ручками, поворачивает голову, открывает мутные глазёнки.

Он смотрит прямо на меня…

И что-то происходит внутри. Очередной мощный взрыв, захлёстывает нежностью, желанием защитить, прижать покрепче… любить…

Похоже на то, как я в Машку втрескался. Сразу и навсегда…

Рассматриваю малыша новым взглядом. Страшненький, но… Уверен, это только пока. Волосы, как я и предполагал, тёмненькие, а глаза светлые. Мамины будут глаза.

Лишь бы она теперь выжила. Ты ведь обязана выжить, малышка. Ты ведь так хотела сына. Вот он, лежит, смотрит на меня. И ты обязательно должна его увидеть. И не просто увидеть, а воспитать, окружить его своей чистой, искренней любовью, теплом, лаской.

В глазах становится влажно, вдыхаю отчаянно, пытаясь взять себя в руки.

– Папочка, пора, – заходит врач.

– Да, да, – голос не слушается от накативших эмоций. – Ещё минутку и я пойду…

У меня там много дел… Пусть только мне скажут, что Маша выживет… И тогда я со всем справлюсь.

– Пока, мой маленький, – шепчу онемевшими губами. – Ты не бойся ничего. Папа обязательно вернётся. И мамочка твоя скоро поправится и тоже придёт.

Глава 12.

Врача, который оперировал Машу, удаётся найти далеко не сразу, но на помощь приходит уже прикормленная мною медсестра, вытаскивает доктора из какого-то неприметного кабинета. Мужик немолодой, явно уставший.

– Вы муж Марии Филатовой? – хмурится.

– Да. Как она? – жду ответа с колотящимся сердцем.

– Скажу честно, не слишком хорошо, – потирает глаза врач. – У неё была остановка сердца во время операции. Еле завели.

Боже! Лицо моё немеет от этой новости.

– И? – воздух застывает в лёгких, сжимаю вспотевшие от волнения ладони.

– Она пока не пришла в себя, насколько мне известно. И шансы на то, что ваша жена вернётся к жизни туманные, скажу прямо. Во время остановки мозг не получает кислород, это может иметь различные тяжёлые последствия.

Дальше он объясняет всё сложными медицинскими терминами, непонятными диагнозами. Из всего этого я понимаю только то, что жизнь Маши сейчас поддерживают аппараты, а сможет ли она очнуться, никто не берётся прогнозировать.

Внутри меня всё дребезжит от его слов.

– Но нужно надеяться, – добавляет врач. – Ребёночка мы спасли, с ним всё хорошо.

– Да, я видел сына, – сглатываю тяжело.

Хочется схватить врача за грудки и потребовать более конкретных ответов, но я понимаю, что он не сможет их дать.

– Всё в руках Божьих, – философски выдаёт он.

– Я хочу её увидеть, – хриплю, борясь с эмоциями, разрывающими изнутри.

Вижу, врач собирается отказать.

– Пожалуйста, – хватаю за руку, смотрю в глаза, не пытаясь скрывать бурю, которая творится у меня внутри. – Я щедро отблагодарю.

– Хорошо, – тяжело вздыхает он. – Пойдёмте. Пущу вас буквально на пару минут.

На входе в реанимацию выдаёт мне новый халат, маску, ведёт по унылым коридорам.

– Вот здесь, – отрывает одну из дверей.

Мы попадаем в небольшой тамбур, отделённый от основной палаты стеклянной перегородкой.

– Постойте, посмотрите, дальше нельзя.

Выходит, а я прилипаю к стеклу.

За ним моя Машка. Узнать её практически невозможно. Она такая маленькая, бледная, беззащитная на этой огромной кровати. Какие-то трубки закрывают её восковое лицо. Единственное, что осталось от неё прежней – светлые, пшеничные пряди, выбившиеся из-под больничной шапочки. Рядом пугающие приборы, пищащие равномерным раздражающим звуком.

– Машка, – шепчу беззвучно.

Понимаю, что она не услышит. Сжимаю кисти в кулак от беспомощности. Понимаю, что не чувствую её рядом. И не уверен, что почувствую, даже если подойду ближе и возьму за руку. В груди разрастается болевое ощущение пустоты.

Но надежда ещё есть. Она есть! – напоминаю себе.

Маша, ты не можешь уйти! Ты не имеешь права бросить меня!

На всё воля Божья. И никаких гарантий…

Зажмуриваюсь, варясь в лаве своих оживших страхов. Снова открываю глаза, рассматривая жуткую картинку. Вот то, чего я боялся больше всего. Мой оживший кошмар.

Возможно, я пессимист, но с самого начала я был в глубине души уверен, что Машкина беременность закончится именно этим. Потому и психовал так.

А психи мои привели к тому, что Машка оказалась здесь. Долбанный замкнутый круг, который теперь не разорвать.

Пусть я буду во всём виноват, только не оставляй меня, моя девочка. Ненавидь меня, но живи, пожалуйста.

– Пора, – входит в палату врач.

– Как только будут новости, вы мне сообщите? – спрашиваю еле слышно.

– Да. Оставите мне свой телефон.

Выхожу из больницы как в бреду. Понимаю, что в таком состоянии за руль мне нельзя.

Достаю телефон, набираю друга.

– Гордей, – хриплю я.

– Что-то случилось? – тут же понимает он.

– Да. Машу ночью прооперировали.

– И?

– У меня родился сын. Маша всё ещё без сознания в тяжёлом состоянии, и прогнозы врачи дают не радужные.

Напряжённая пауза.

– Ты в больнице? Я сейчас приеду.

– Спасибо тебе, друг, – тяжело сглатываю я.

Жду друга на лавочке в сквере возле больницы. В моих руках тлеет уже вторая сигарета. Я даже курить не могу, только смотрю потерянно на огненный кончик, и понимаю, что сам тлею так же.

Хотя нет, я не тлею, я горю. Особенно когда мысли перебрасываются на ту суку, из-за которой моя жена сейчас в реанимации. Я в шаге от убийства. И понимаю, если сорвусь, то остановиться не смогу, пока эта тварь не перестанет дышать. Вот только сесть из-за этой падали в тюрягу я не могу себе позволить. У меня теперь сын… Маленький, слабый, беззащитный.

Сжимаю кулаки до хруста.

Слышу, как рядом садится кто-то.

– Свят, – голос Гордея.

Оттого, что друг со мной, становится немного легче.

– Спасибо, что приехал, – хриплю я.

– Ну, разногласия в жизни разные бывают, но есть ситуации, которые выше этого. Что случилось, расскажи.

– Я хочу убить твою жену…

– Не могу тебя осуждать за это, но при чём здесь она?

– Она слила вчера ночью Машке то самое видео. И у Маши случился приступ.

– Почему ты уверен, что это она? – недоверчиво.

– Она звонила среди ночи. Как всегда, навеселе, а потом звонила снова, просила помочь, потому что в очередной раз вляпалась куда-то. Я её послал, она обещала отомстить. Вот, – зло усмехаюсь, – сдержала слово, сука.

– Что за видео? – хмурится Гордей.

– Я расскажу сначала. Давно хотел это сделать.

Гордей показывает всем видом, что весь внимание. Тяжело вздыхаю, собираясь с мыслями.

– Всё началось, когда я узнал, что Машка залетела. Против моей воли и воли врачей. Просто перестала пить таблетки и потом скрывала от меня, пока могла. А я ведь не просто так не хотел, я за неё боялся. Дико боялся. Ты ж знаешь про её сердце…

– Знаю, и? – хмурится Гордей.

– Короче…

Выдаю ему всё, ничего не утаивая, не приукрашивая. Скрывать мне больше нечего, да и устал я. Пусть лучше морду мне набьёт, но всё узнает.

– Вот так появилось это видео, – сокрушённо качаю головой. – Да, я мудак, сам виноват, хоть и уверен, что в алкоголь мне подсыпали какую-то дрянь. Но доказывать что-то уже поздно. Я почти ничего и не помню, но… сделанного не вернёшь. Я нахуевертил, теперь расплачиваюсь. А жена твоя…

– Бывшая! – кривится Гордей.

– Бывшая. Она, кажется, вообще берега потеряла. Ты в командировку, она в загул. Ну и ещё поняла быстро, как я очкую, что Машка узнает о моём проколе, и начала борзеть с каждым днём всё больше. Я её загулы прикрывал, я её из всяких задниц вытаскивал, а она упивалась тем, что получила власть надо мной. И хитрая сука, каждый раз, когда я пытался выпутаться, она всё так обставляла, что я только глубже увязал.

– Вот ты дебил! – психует Гордей.

– Согласен, – развожу руками.

– Почему ты мне не рассказал? Или так удобно прикрываться тем, что “типа” не мог отказаться, и снова наступать в дерьмо?

– Ты не представляешь, сколько раз я собирался тебе расколоться. Помнишь, как мы с тобой сидели до утра в офисе?

– Да. Припоминаю, – недовольно сводит брови.

– Но эта сука как чувствовала, – хлопаю себя в раздражении по колену.

– Да, Наташка тогда неожиданно приехала, – вспоминает Гордей.

– Ага. И не просто приехала. Она же просекла, что я хочу тебе признаться. И показала мне, пока ты выходил, сообщение на таймере для отправки моей жене. Таймер на полчаса и каждый раз она должна была его продлять.

– Хм, да, я помню, как тебя крыло, только я не мог понять, почему.

– Теперь ты знаешь, – развожу руками. – И потом Наташка много раз повторяла, что если ты узнаешь, ей терять будет нечего.

– Хорошо, но как сейчас ты допустил, что эта мерзость ушла твоей жене?

– Вот так, – развожу руками. – Я был уверен, что теперь Наташке уже нет смысла отправлять его Маше. Зачем? Она и так всё знает. Но эта упоротая решила нагадить напоследок хотя бы так. И у неё получилось. Гордей, я реально ведь хочу её грохнуть. Давно. Я много раз представлял, как сжимаю руки на её шее, она задыхается и сдыхает!

– Ты знаешь, меня тоже посещали похожие мысли. Но… что ты этим добьёшься? – жёстко усмехается.

– Не знаю, – зажмуриваюсь, пытаясь погасить кровавую пелену перед глазами. – Я бы так и сделал, но в тюрягу мне теперь нельзя. У меня сын… И Машка…

– Ну хоть какие-то проблески разума. Поехали, мститель недоделанный, – поднимает меня на ноги друг. – С такими как Наташка нужно по-другому. Убить – это глупо, да и не самое для неё страшное.

– Ты о чём?

– Поехали-поехали. К себе тебя отвезу, Анька тебя хоть накормит, а то на зомби уже похож стал. А с Наташкой разберёмся. Будет ей бумеранг!