Текст книги "Я возвращаю долг (СИ)"
Автор книги: Екатерина Шварц
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 11 страниц)
Глава 6. Вера
Я тихонько бреду из больницы домой. Меня, как кислота, разъедает тоска по утраченной жизни... по ускользающей от меня жизни.
Заранее понимала, что поход к врачу не принесет ничего хорошего – так и вышло. Изучив мои анализы, доктор сказал только одно – если в ближайшее время я не начну серьезное медикаментозное лечение, то умру. А умирать не хочется, совсем... За последнюю неделю я по-настоящему почувствовала вкус жизни, захотела измениться и начать жить по-новому.
А всему виной американец. Вэл... даже спустя семь дней, мне непривычно называть его по имени, но, кажется, мне начинает это нравиться. Проснувшись в ту ночь от назойливого звонка в дверь, я и представить себе не могла, что за ней окажется он. На мгновенье даже дар речи потеряла. Мне до сих пор не понятно, почему он пришел просить помощь у меня, а ни у кого-то другого. И, тем не менее, я впустила его в квартиру... поместила Вэла в свою комнату, хотя он очень противился, а сама ушла к детям.
Если младшие утром, увидев постояльца, были удивлены, то Петька встретил гостя в штыки. Он демонстративно избегал разговоров с Вэлом, огрызался ему, мне пришлось даже поругать сына. Но я понимаю его поведение: после предательского ухода отца Петя стал главным в нашем доме, не смотря на столь юный возраст. Он моя опора, моя помощь, без него я не смогу. Я тайно замечаю, как сын наблюдает за мной, как в его глазах стоят слезы. Он у меня самый старший и все прекрасно понимает – я умираю... В такие моменты мне становится совсем плохо, хочется обнять мальчишку, прижать к себе и закричать во весь голос:
– Родной мой, я никогда и никуда от тебя не уйду, я всегда буду с тобой!..
Но у меня нет на это права! У меня нет возможности лгать, потому что я не могу обманывать близких...
Знаю, что Петя пытается зарабатывать. Мне это не сердобольные соседки рассказали, а я сама видела сына с листовками в руках. Совсем юный, но уже мужчина, мой сынок...
Я надеюсь, что из него вырастет прекрасный отец и муж. Не хочу, чтобы Петя был похож на своего отца...
Про Олега старалась не думать...
Утром, после ночного появления Вэла, пошла на работу, но мне, само собой, делать там было нечего. Побрела домой, но, не дойдя немного, остановилась и села в парке на скамью.
Получалось, что я осталась без работы, а семье нужны средства для проживания. Не хотела этого делать, но набрала номер мужа. Унижаться, так унижаться. Он ответил не сразу, но как только заговорил, я сразу поняла, что мне не рады.
– Что тебе? – начал он без приветствия.
– Здравствуй, Олег, – я проговорила вежливо и спокойно, – мне нужна твоя помощь.
– Вера, что ты хочешь от меня, конкретно скажи, – он, будто, выслушал от меня не пару слов, а целую тираду.
– У нас заканчиваются деньги, ты можешь выслать немного? – мне было так стыдно это говорить.
– Сколько?
– Пару тысяч хотя бы...
– Переведу на карту.
И дальше гудки... Как можно быть такой скотиной?! Он тринадцать лет со мной прожил! Я от него троих детей родила! Пусть ему не нужна я, но дети? Как же мы будем жить дальше? Постоянно просить подачек от мужа?
Злые слезы обожгли глаза и щеки – Боже, Вера, какая же ты дура! Ты больная, слепая дура! Ты столько лет пряталась в своем мирке, страшась осуждения толпы, что просто перестала существовать! Меня затрясло, но не от рыданий и боли, а от смеха, такого жуткого, пробирающего до мурашек, как в фильмах ужасов.
Человеку, чтобы переродиться, надо просто упасть на дно. Вот и я раздавлена: морально, физически, душевно.
У меня не пелена с глаз спала, нет! Я мумией была раньше, укутанной в толстые слои плотных бинтов. А сейчас с меня эти бинты не просто сняли, а содрали, ломая кости. Страх осуждения со стороны родителей, соседей, вообще – людей; боязнь протекания беременности; полное непонимание будущей жизни – все это превратило меня в тихое, затюканное существо, без способности говорить. И только сейчас я поняла, что хочу другой жизни – стоя на пороге перед незримым концом, хочу вернуться назад и прожить достойно.
Я так и сидела, смеясь и плача, пока телефон не запищал, оповещая о поступлении средств. Олег перевел ровно две тысячи, сволочь! Возбужденная эмоционально, движимая порывами, рванула в ближайший магазин и купила себе платье! Муж никогда не покупал мне сам что-то из вещей, как и мне самой не разрешал ничего приобретать: только с ним, только под его «чутким» руководством. Я, привычно боясь показаться неуклюжей и глупой, слушала мужа, поэтому вещи мои были серыми и безликими. К черту все! Отдавшись порыву, купила себе красивое платье, персикового цвета.
Осознала я всю степень своего проступка в тот же день, когда вернулась домой. Но переживания быстро ушли на второй план, стоило мне зайти в дом и увидеть, чем занят мой постоялец и младший сын – они играли в машинки! Неугомонный Коля быстро полз на меня, а Вэл, управляя игрушкой одной рукой, на четвереньках, стремительно догонял сорванца. Сын визжал от радости. А я, так и стоящая в дверном проеме, не знала, что мне делать – радоваться за сына или ругать его. Радость переборола.
– Вам не обязательно играть с ним, – проговорила я Вэлу, – Коля вполне самостоятельный мальчик, несмотря на маленький возраст, и может поиграть сам.
– Мне не сложно, – ответил Вэл с его неизменной улыбкой, – да и вдвоем веселее. У меня в детстве таких машинок не было.
Его последние слова несли в себе столько грусти и боли, что у меня возникло желание обнять … мужчину??? Какой странный порыв! Что это со мной? И тут неожиданная мысль:
– Коля, сынок, а ты почему не в садике?
– А мне Вэл разрешил не ходить, – отвечает малыш и, Бог мой, пытается скопировать улыбку чужого для него человека.
Внутри становится неуютно и страшно одновременно: неизвестный мне человек, который находится в моем доме меньше суток, уже руководит моим сыном. Решила поговорить с Вэлом наедине, но разговор, который я начала вечером, когда ребята занялись просмотром мультфильмов, пошел не по моему сценарию.
Мы были одни на кухне: я убирала вымытую посуду, а он пил чай и что-то писал в телефоне. Интересно, а у него есть девушка – родилась в моей голове мысль? Наверное, есть – Вэл очень симпатичный парень.
Господи, какая чушь лезла в мою голову сегодня! Мое внутреннее «я» определенно решило освободиться от пут и заставить меня чувствовать себя женщиной. За годы брака с Олегом мысли о других мужчинах даже не посещали мою голову, а тут я думаю о ком-то, кто, скорее всего, младше меня, если судить по внешнему виду.
– Я хотела бы поговорить с Вами, – начала я, – извините, если отвлекаю.
– Нет, я не занят, – он быстро отложил телефон, – только, прежде чем мы начнем говорить, давай перейдем на «ты»?
– Давай, – вырвалось у меня быстрее, чем я успела подумать.
– Вот и хорошо, – улыбнулся, – спасибо, что разрешила пожить пока у вас. Естественно, я не останусь в долгу и заплачу за проживание, а еще, если ты не против, буду покупать продукты.
– В этом нет нужды, – от его слов я растерялась. – Если тебя не устраивает наша простая пища...
– Вера, – перебил меня Вэл, – ты очень вкусно готовишь. Я вполне состоятельный человек, хорошо зарабатываю и не хочу вас стеснять.
– Ну, хорошо, – согласилась я, – но покупать продукты ты будешь по списку.
– Как прикажете, – проговорил он и начал еще сильнее улыбаться, а потом неожиданно добавил, – ты совсем не умеешь быть злой.
Его слова заставили кровь прильнуть к моим щекам – я смутилась.
– Умею, – нарочно грубо сказала я, – я бы хотела поговорить с тобой о детях. Мне бы хотелось, чтобы ты не решал за меня, что им можно, а что нельзя. Я их мать и мне виднее, как их воспитывать.
– Понимаю, – спокойно ответил он, – я ни в коем случае не хочу обидеть тебя. Если я сделал что-то не так, ты просто скажи.
И опять улыбка. Моя грубость испарилась моментально, а уголки губ сами собой поползли вверх. Вэл поднялся и подошел ко мне, встал всего в паре сантиметров от меня, и начал гипнотизировать своим взглядом. Я утонула в нем, погрузилась настолько, что даже вздрогнула, когда он заговорил:
– Вера, позволь мне помочь тебе, я не причиню тебе вреда. Поверь, я лучше всех знаю, какое доброе у тебя сердце.
Сказал и ушел, а я полночи не спала после его слов. Неужели он, и правда, меня знает? Получается, мне не просто так показался знакомым его взгляд. Но откуда?...
На следующий день я устроилась на работу. Просто пошла в магазин, а там висело объявление о наборе персонала. Подошла к администратору, тот сообщил, что им нужны рабочие для выкладки товара в торговом зале. Через пару дней я уже работала.
Моя самооценка медленно, но верно ползла вверх, и этому способствовал, кто бы мог подумать, американец. Нет, мы больше не оставались наедине, и он ничего себе не позволял, но его похвала за ужин, обед, простой комплимент по поводу моего внешнего вида – будили во мне женщину. Сама, не осознавая этого, я менялась каждый день все больше и больше: начала делать ежедневный макияж, готовить каждый день что-то вкусное, впервые за долгое время, надела платье – мое возвращение к жизни шло, не спеша.
Но все эти события испортил сегодняшний поход в больницу. Зачем мне работа, зачем внешняя красота, если я скоро умру? В таком невеселом настроении я добрела до дома. Квартира встретила меня тишиной – дети в школе и садике. Разделась и прошла на кухню. Есть совсем не хочу, поэтому сделала себе чай, черный с одной долькой лимона. Взяла кружку в руки и подошла к окну. Двор уже засыпан листвой, совсем скоро деревья сбросят свои разноцветные наряды. Все живое засыпает...
– Вера, – от неожиданности я вздрагиваю и оборачиваюсь, чтобы встретиться взглядом с Вэлом, – как давно тебе поставили диагноз «рак»?
Глава 7. Вэл Ньюман
Я уже неделю живу у Веры... Что я испытываю? Не знаю, но то теплое, какое-то щенячье чувство, живущее в моей груди, совершенно не позволяет мне нарушить окружающую действительность. Я дома! Вот просто всем своим естеством ощущаю, что я дома. Ни в прокуренной, заваленной квартире, которая была моим жилищем одиннадцать лет, ни в благоустроенном, красивом доме, в котором я живу с родителями сейчас, у меня не возникало этого чувства. А сейчас небольшая двухкомнатная квартира кажется мне раем. Мне здесь хорошо, я душой и телом отдыхаю.
Мне до сих пор не верится, что Вера впустила меня в дом. Но она приняла меня. Только спустя пару дней я понял, что совершенно не подумал о ее муже, стуча в дверь их квартиры. Как бы развивались события, если ее муж оказался бы дома? Но, видимо, судьба решила иначе – супруг ушел от Веры. Что же послужило разрывом их отношений? Съедающее меня любопытство подталкивало расспросить об том детей, но я категорически отказался от этой идеи – нечего травмировать их еще больше.
То, что дети страдают, я понял сразу. На лицах всех трех мальчишек читалась тоска. Мне это чувство знакомо – сколько раз видел его в отражении зеркала после смерти мамы... Видимо, муж Веры бросил семью... Туда ему и дорога! От воспоминаний об этом мерзавце у меня до сих пор кулаки сжимаются в потребности врезать ему. Когда вспоминаю, как он орал на всю улицу, ругая Веру... это не мужик, а эгоист, который утверждается за счет унижения тех, кто слабее.
Всегда считал – если ты мужик, значит, должен нести ответственность не только за себя, но и за всех своих родных. Мужчина – это не просто тупая сила, а ответственность, понимание, доброта и компромисс. Я не сразу к этому пришел, только спустя годы, благодаря своим приемным родителям, но заучил на всю жизнь. Своих детей обязательно буду воспитывать с четким пониманием этих слов. Хочу, чтобы они были похожи на сыновей Веры.
У нее хорошие ребята. Ответственные, самостоятельные, но они еще дети. Старший явно видит во мне врага. Еще бы – пришел чужой дядя с улицы и командует в доме, но те двое, что помладше, общаются со мной хорошо. Петр обижен на меня еще, видимо, потому что я отказался ему помогать. Он хотел заработать деньги, а я не стал поддерживать его порыв. Ничего, его мальчишеский максимализм пройдет, он со временем все поймет.
Вовка малоразговорчивый парнишка, целиком погружен в науку. Много спрашивает меня про систему обучения в Америке – он может далеко пойти, если помочь ему с образованием.
Коля... маленький шебутной проныра и безобразник. Он покорил меня, взрослого человека, в первый же день и всю неделю нагло пользуется моим вниманием: я участвую почти во всех его играх, читаю ему сказки, смотрю с ним мультики. Я не верю, что это происходит со мной, но мне все нравится.
Теперь совершенно не жалею, что соврал Вере про документы – на следующий же день, пока дома никого не было, а Коля спал, я спрятал их подальше на антресолях. Хочу пожить здесь еще немного, потому что мне хорошо, потому что я счастлив, потому что здесь она...
Вера очень красивая женщина... смотрю на нее каждый день и понимаю – вот мой идеал. Я его неосознанно вложил в свою память много лет назад, к нему шел долгие годы... Женщин подбирал, похожих на нее. Как она смеется, как улыбается одними глазами, как полностью отдается заботе о других – это завораживает меня все больше и больше. В первый день, когда состоялся наш разговор, был момент – я хотел ее поцеловать, но не позволил этого себе. Нельзя. Чем я буду отличаться от ее мужа – беру все, что нравится? Нет, я должен ее добиться. Хочу показать Вере, что такое настоящий мужчина. И я добьюсь своей цели.
Сегодня я вызвался отвести Колю в сад. Вера рано утром ушла в больницу. Спрашивать, зачем ей это, не стал. Может, проходит медицинский осмотр? Она теперь работает, и, судя по ее лицу, ей это очень нравится. Наблюдаю за Верой каждый день и понимаю – ее муж не сволочью был, а расчетливым козлом, который просто методично гнобил свою жену. Встречу – убью его.
Петя психанул на мое решение и быстро ушел, а Вовка пошел с нами. Школа и садик находятся близко. На перекрестке мы разошлись с Владимиром и зашагали с мальцом дальше. Но уже у самых ворот он неожиданно остановился и спросил у меня:
– Дядя Вэл, а ты с нами теперь живешь, потому что нашу маму скоро заберут, а папке мы не нужны?
Мне словно под дых дали этим вопросом. Что за бред? Я присел на корточки и заглянул в глаза Коли.
– Эй, малой, ты чего такое говоришь?
– Моя мама скоро умрет, она так сказала, и папа так сказал, когда уходил от нас... А мы с тобой останемся? Можно? Ты хороший.
Теперь из меня точно выбили весь воздух. Вера умирает?
– Твоя мама не умрет, – сказал я твердо, – это глупости. Ты с ней ко мне в гости поедешь, но сначала надо пойти в садик. Хорошо?
– Да, – ответил мальчишка и улыбнулся.
Быстро довел его до сада. На вопросительный взгляд воспитательницы сказал, что я племянник Веры (узнал от Вовки, что у Веры много родственников) и бросился домой. Перекопал в квартире все! Но нашел бумаги, которые Вера, очевидно, забыла взять с собой...
У нее опухоль головного мозга... Онкология развивалась давно, но прогрессировать начала в последние месяцы. Коля прав, его мама может скоро умереть.
Почему судьба так несправедлива? Почему на плечи одних она взваливает непосильную ношу, а другим дарует все блага? Чем Вера провинилась? Эти вопросы мучают меня, пока я сижу и жду ее возвращения.
Теперь понятно, почему ушел ее муж. Даже не раздумывая и не зная правды, очевидно, что этот слизняк не выдержал жизненных трудностей и свалил. Козлина! Сто пудов – к очередной бабе убежал. После встречи с Верой, до моего усыновления, я следил за их семьей, но ее я почти не видел, а этого козла встречал – он частенько приходил в мой двор к одной «разведенке». Такие уроды, как муж Веры, не меняются – уверен.
Закономерно ли все в нашей жизни? Да! Ожидая Веру из больницы, я каждую минуту понимаю: наша с ней встреча была неспроста. Когда-то она помогла мне, теперь мой черед. И я все сделаю, и обязательно помогу! Не только из-за того, что она мне дорога, а просто потому, что нужно делать добро и дарить людям веру в лучшее...
Мои размышления прерывает звук открывающейся двери – Вера вернулась домой. Слышны ее тихие шаги, звук наливающейся в бокал воды... очевидно, делает чай... черный, с одной долькой лимона... я тоже такой люблю. Захожу в кухню. Она стоит у окна, смотрит куда-то вдаль и пьет чай медленными глотками. Мне совершенно не хочется пугать ее, отрывать от созерцания чего-то важного для нее и совсем нет желания начинать этот неприятный разговор, но надо.
– Вера, – от неожиданности она вздрагивает и поворачивается, чтобы встретиться со мной взглядом, – как давно тебе поставили диагноз «рак»?
Я вижу в ее глазах шок, удивление, растерянность и боль. Она опускает вниз глаза, ставит бокал в мойку.
– Это не твое дело, – отвечает мне, наконец, грубовато.
– Почему? – глупый для меня вопрос.
– Потому что ты совершенно чужой человек, – она не смотрит на меня, говоря это, – и я не обязана рассказывать тебе все о своей жизни. Скоро ты сделаешь документы и уедешь.
– Вера, – начинаю, было, я.
– Как ты узнал? – быстро спрашивает она, перебивая меня.
– Мне Коля сказал, – не вижу смысла врать.
– Что? – она снова смотрит на меня – удивлена.
– Он решил, что я заберу его и братьев к себе... после твоей смерти.
Боль в ее глазах становится невыносимой. Мне хватает всего одного взгляда, чтобы почувствовать, как все мышцы скручивает от неприятных спазмов. Я не могу видеть эту ее боль! Она не должна так страдать! Как же хочется обнять ее, пожалеть, прижать к себе, сказать, что она не одна.
Словно почувствовав мои мысли, Вера быстро закрывает рот рукой и выбегает из кухни. Но я успеваю заметить слезы, бегущие по ее щекам. Не раздумывая ни минуты, бросаюсь за ней. Догоняю Веру у двери в комнату детей. Обнимаю и прижимаю к себе – она не сопротивляется, просто опускает голову мне на грудь и плачет. Ее слезы уже пропитали мою футболку, но мне плевать. Я мечтаю сейчас только об одном – чтобы вместе со слезами из нее вышла та ужасная боль, разъедающая Веру изнутри.
Когда первая волна слез и всхлипов чуть затихает, она шепчет:
– Я не могу... с каждым днем все тяжелее... у меня почти не осталось сил, чтобы смотреть им в глаза и улыбаться... они все понимают, все видят... как я их оставлю? Кому нужны мои дети?
Я впервые не знаю, что ответить... Что сказать этой хрупкой, красивой женщине? Поэтому молчу. А она продолжает дальше, но уже со злостью в голосе:
– Ладно, на меня все махнули рукой, я смирилась уже с этим, пережила предательство мужа и родителей. Привыкла, что меня уже похоронили заживо. Но в чем виноваты мои дети? Что они сделали такого, чтобы от них отворачиваться?
Вера злится – ее можно понять: копившаяся внутри обида, наконец, решила вырваться наружу. Но не это удивляет меня: про мужа понятно, но родители? Как они могли отказаться от своей дочери, как оставили ее – больную, одну с тремя детьми, без помощи? Это мне непонятно...
Злость, пробудившаяся в Вере, придает ей сил и толкает на отчаянные поступки. Она неожиданно вырывается их моих объятий и сверлит пылающим взглядом:
– Что тебе нужно? – почти шипит Вера, неотрывно смотря на меня.
– Я хочу помочь, – произношу спокойно, чувствую – впереди меня ждет буря.
– Я спрашиваю, – она просто буравит меня взглядом, – что тебе нужно? Откуда ты взялся такой хороший? С чего вдруг такая щедрость? Хочешь квартиру мою к рукам прибрать?
Останавливается на миг, прищуривается и продолжает:
– А может, ты извращенец?
От последней фразы мне становится не по себе. Кажется, ее банально несет, и у Веры просто истерика. Дальнейшие ее действия подтверждают мою догадку. Она бросается на меня с кулаками и орет:
– Ненавижу, вас всех ненавижу! Для чего Бог создал мужской род? Чтобы мы из-за вас страдали? Все беды из-за вас! Ненавижу... Вы лжецы!
Я не борюсь с ней, просто хватаю за руки и к себе прижимаю. Она какое-то время еще бьется в моих руках, а потом затихает, но снова начинает рыдать, тихо скуля:
– Я просто хочу жить... мне страшно умирать... я хочу видеть, как вырастут мои сыновья...
Отпускаю ее руки и обнимаю. Вера не противится, в ответ она обнимает меня. И этот ее жест откровеннее любых слов – ей нужно тепло, доброта, ласка, а главное – поддержка. Чуть отстраняюсь и ладонями дотрагиваюсь до ее лица. Смотрю в заплаканные глаза и произношу, как можно ласковее.
– Позволь мне просто помочь тебе. Это не ложь или умысел, это – от всего сердца.
Вера шмыгает носом. Она долго смотрит на меня, а потом кивает. Ее согласие вызывает в моем сердце такую огромную волну счастья, что, кажется, она затопит меня полностью. Я улыбаюсь, она тоже, но робко, словно опасаясь чего-то.
Мой взгляд неожиданно падает на ее губы, красные и немного припухшие, они манят меня. Нервно сглатываю, но не могу отвести взгляда. Она видит это, и сама опускает взгляд. Воздух вокруг нас словно электризуется. И тишина, которая устанавливается в комнате, позволяет ощутить треск напряжения, бегущего по незримым нитям, которые будто притягивают меня и Веру друг к другу. Не сопротивляюсь этой сокрушительной силе, а полностью ей подчиняюсь – наклоняюсь и чуть касаюсь ее губ...
– Мама! Ты с ним! Как ты могла! – резкий мальчишеский крик разрывает тишину, обрывая волшебные нити.
Вера отскакивает от меня и, буквально, летит в коридор, но оттуда уже доносится громкий стук закрываемой двери. Я бросаюсь следом. Вера сидит на полу и снова плачет.
– Это был Петя, – говорит она безжизненно, – он сбежал.
Присаживаюсь рядом и обнимаю ее, она не сопротивляется.
– Я найду его, обещаю, Вера.
Она ничего не говорит, плачет. Жду, пока немного успокоиться, а потом произношу:
– Тебе лучше пойти, прилечь.
– Нет, – противится Вера, – я не могу, нужно найти Петю, поговорить с ним. Я должна вернуть сына.
– Это я должен с ним поговорить. Мужчины лучше поймут друг друга. Доверься мне, прошу, – снова взываю к ней.
– Хорошо.
Позволяю себе вольность и целую ее в щеку, затем хватаю пальто и быстро покидаю квартиру.
Куда бы я пошел, затаив обиду на весь мир? Очень странный вопрос, но ответ я знаю. Может, потому что сотни раз сам сбегал из родительского дома? Когда ты ребенок, то видишь все либо хорошим, либо плохим. Осознание того, что вокруг тебя нет четких границ между белым и черным, а есть обыденная серость, приходит потом.
Убегая из дома, я часто прятался на пустыре или в заброшенном здании копировальной фабрики. Забивался в самый дальний угол и мечтал, что жизнь изменится: сначала думал, что отец станет лучше; потом, что мы с мамой уйдем от него; ну а в конце, что я просто вырасту и уеду из этого города... Уехал, но сбежать от прошлого не смог.
Теперь, зная о болезни Веры, я начинаю понимать поведение ее сына: он боится! Я сам пережил подобное. Петя боится потерять маму: он же останется один, никому не нужный – отец уже отвернулся от него и братьев; боится стать главным в семье – он сам еще ребенок. И этому ребенку нужна мама с ее любовью и теплотой. Петя, не смотря на подростковый возраст, с детской наивностью считает, что сможет найти деньги маме на лечение.
Я тоже так считал... мечтал, что моя мама справится... надо только купить ей нужные таблетки... но все было намного сложнее...
Успокаивая Веру, что не просто найду Петю, а поговорю с ним, я уже тогда знал, что скажу ему. Нет ничего убедительнее правды – голой, без прикрас, с острыми бритвами боли. Но только она способна помочь людям прийти к взаимопониманию. Моя правда – это мое прошлое, которое я так хочу забыть.
Мои догадки подтверждаются – после часового поиска я нахожу Петю на чердаке аварийного дома. Он сидит в углу так, что только после того, как мои глаза привыкают к темноте, я его замечаю.
– Уходите! – рычит Петька озлобленным зверьком.
– Я-то уйду, – говорю спокойно, – но ты уверен, что не хочешь пойти со мной?
– Нет!
– А о маме подумал?
– А зачем я ей! – фыркает он. – У нее теперь Вы есть! Мы ей больше не нужны.
– Хорошо подумал, Петр? – я по-прежнему спокоен.
– Да!
Я подхожу к небольшому запылившемуся от времени окну. Из него почти ничего не видно по причине маленьких размеров и грязи, но можно разглядеть очертания серых зданий и города. Осевшая на стекле пыль сгладила резкие черты, оставив смутную картину окружающего мира. Жаль, что время не сделало то же самое с моей памятью – хотел бы я, чтобы прошлое потеряло краски в моей голове, но воспоминания чисты и живы до сих пор...
– Знаешь, – говорю я, не отворачиваясь от окна, – я тоже часто убегал из дома, но в то время я был младше тебя.
– А зачем Вам убегать? У Вас же все есть в Америке! – продолжает злиться мальчик.
– Это сейчас есть... Тебе не интересно, почему я так хорошо говорю по-русски? – спрашиваю я и продолжаю, не дожидаясь ответа. – Я не всегда жил в Америке... Когда-то меня звали Валентин Лавин, и жил я недалеко от вашего двора...
