Текст книги "Я возвращаю долг (СИ)"
Автор книги: Екатерина Шварц
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 11 страниц)
Глава 3. Вэл Ньюман
От моего вопроса она краснеет – смущена.
– Нет, – отвечает чуть дрожащим голосом, – мне работать надо.
Быстро разворачивается и уходит в соседнюю комнату. Я не преследую ее, только долго смотрю ей в след. Узнал ли я ее? Да, сразу. Изменилась ли она? Внешне не очень: та же стройная фигура, те же глаза пронзительной голубизны неба, даже волосы той же длины и цвета соломы, которая зрела на полях моей новой родины. Но ее осанка не была уже такой ровной и прямой, казалось, что внутренний стержень внутри Веры надломился, а может, уже и совсем сломался. Не мудрено! Стоит только вспомнить, как орал на Веру ее «муженек», так сразу хочется найти этого придурка и треснуть ему по физиономии.
Словно почувствовав мою слабость, вызванную появлением Веры, прошлое потихоньку начинает скрестись о плинтус, пытаясь выбраться, но это у него не получится – я надежно запрятал его, не просто забив деревом – зацементировав бетоном. Беру куртку и покидаю номер, не смотря на Веру. У меня еще будет время расспросить ее обо всем. Но прежде – работа. Выхожу на улицу и тихо бреду по аллее, усыпанной листьями. Смотрю по сторонам, но мыслями нахожусь где-то далеко.
Я, в принципе, не хотел возвращаться в Россию, но отец решил развивать свой гостиничный бизнес дальше и выйти за пределы Америки. Питер, мой приемный отец, с детства безумно влюблен во все русское, поэтому выбор страны для расширения был очевиден. На семейном совете мы решили начать с моего, некогда родного города.
Поэтому сейчас я нахожусь в России и играю роль избалованного иностранца, который готов приобрести гостиницу в небольшом городке по нереально завышенной цене. Но это фикция. Я внимательно присматриваюсь к персоналу, тайно изучаю работу самого директора.
Зачем это? За годы, проведенные с приемным отцом, я очень хорошо начал разбираться в гостиничном бизнесе и сразу чувствую, где воруют. Вот и сейчас я просто уверен, что здесь давно и нагло тащат все и всё. Я просто выведу их на чистую воду и куплю здание за копейки, а потом раскручу его и получу хорошие деньги.
Но это потом, а пока продолжаю играть свою роль. Да, вчерашнее представление получилось знатным. Еще раз убеждаюсь – деньги в жизни делают все. Две горничные, которые так «любезно» проводили меня до номера, а при виде моего кошелька и остались в нем, напились и в постель мою запрыгнули. И что самое главное, много чего наговорили о своем руководстве. Жаль, что девушек утром тут же уволили. Могли мне еще помочь.
Нет, спать с ними я совершенно не хотел, хотя от добровольно предложенного хорошего женского тела никогда не отказывался. Все же одного раза достаточно. Но они могли пригодиться мне для добычи информации. Придется искать другие каналы.
И тут я вспоминаю про Веру, а ведь она теперь работает в гостинице, значит поможет мне добыть информацию, а главное – возможно, я получу доступ к бумагам заведения. Неожиданно взгляд цепляет что-то голубое в витрине магазина – это летнее женское платье. Его фасон и цвет снова заставляют меня окунуться в прошлое, помогают моим воспоминаниям пустить трещины по сдерживающему их бетону. Точно такое платье было на Вере в день нашего знакомства. С тех пор я просто влюблен в голубой цвет, потому что он изменил мою жизнь – девушка в платье цвета неба показала маленькому мальчику, что в этом мире есть добро и любовь.
Не раздумывая, быстро захожу в магазин.
– Девушка, – обращаюсь я к продавцу, – я хотел бы приобрести у вас платье, которое выставлено на витрине.
– Конечно, это эксклюзивная модель, – быстро начинает тараторить продавец.
Я не слушаю ее болтовню о достоинствах платья, меня совершенно не интересует его уникальность и стоимость – я просто хочу его купить и покупаю. Выхожу из бутика, оставив за дверями довольную от продажи дорогущего платья девушку-консультанта, и только сейчас задумываюсь: для чего я его купил? Может, чтобы подарить Вере? Нет, это просто был порыв, прорыв моего прошлого наружу.
Начинает накрапывать дождь. Погода словно чувствует мое портящееся настроение. Поднимаю ворот куртки и быстрым шагом возвращаюсь в гостиницу. В холле здания ко мне услужливо бросается сам директор. Небольшого роста, с темными волосами и темными, почти черными глазами он напоминает мне злого карлика, который сидит и охраняет золото. Оно, в принципе, так и есть: он выжимает все соки из этого заведения, обирая постояльцев выдуманными штрафами за порчу имущества и лишая премий сотрудников.
– Господин Ньюман, – с напущенной любезностью в голосе обращается он ко мне, – простите, что отвлекаю Вас, но мне бы хотелось обсудить с Вами рабочие моменты.
– Рабочие моменты? – вместо согласия я задаю ему вопрос, чем вгоняю его в ступор. – А какие у нас с Вами могут быть рабочие моменты? Я что, Ваш сотрудник?
– Нет, что Вы, – сконфуженно отвечает мне Альберт Игоревич (так его зовут), – я не так выразился. Я хотел бы обсудить с Вами условия нашей сделки.
Он снова улыбается, словно надеясь, что от его улыбки я расцвету, но глаза просто сияют от предвкушения наживы.
– О какой сделке Вы говорите? – мне просто нравится издеваться над ним. – Я всего лишь озвучил Вам, что, заметьте, возможно могу приобрести данную гостиницу, но это не означает, что я ее точно куплю. Пока я думаю, стоит ли вкладывать деньги в столь убыточное заведение.
– Вы не будете покупать? Как убыточное? – Альберт Игоревич определенно растерян, он смотрит на меня глазами, полными удивления, и машет руками. – Этот бизнес не убыточен, – берет он себя, наконец, в руки, – и приносит хороший доход.
– Возможно, – соглашаюсь я с ним и тут же парирую, – но ваш персонал распущен и не выполняет своих обязанностей, тому пример ваши горничные.
– Но Вы же сами пригласили их вчера к себе, – со злостью говорит директор.
– А они с радостью согласились, – усмехаюсь я, – хотя должны были категорически отказаться. О чем это говорит? О распущенности в коллективе, о Вашем личном невнимании и бесконтрольности. Я считаю, что мне не нужна гостиница, в которой работает такой персонал.
– Мы заменим сотрудников, – с нотками шипения в голосе бубнит директор, которого определенно вывели из себя мои слова.
– Ну вот тогда и поговорим, а сейчас извините, я бы хотел отдохнуть.
– Хорошо, – Альберт Игоревич снова улыбается, – только я бы попросил Вас больше не устраивать «вечеринки», как вчера. Знаете ли, Вы у нас не единственный постоялец, есть и другие люди, которые хотят покоя, а еще Вы обязаны придерживаться правил, у нас нет НИ ДЛЯ КОГО исключений.
Мне смешно. Хочется рассмеяться в голос. Альберт Игоревич, наконец, решил показать, что он директор. Он шел ко мне, уже мысленно подсчитывая свою прибыль, а я его обломал. Вот он и хочет указать мне мое место. Но у него это не выйдет.
– Хорошо, – отвечаю с улыбкой и ухожу, последнее слово все равно останется за мной.
Слышу, как Альберт Игоревич пыхтит, а потом зовет управляющую:
– Зина!
Так, эта Зина весьма интересная особа. Горничные проговорились, что она сильно ворует, не гнушаясь тащить с работы все, что плохо лежит. Нужно о ней узнать побольше.
Подхожу к двери номера и на мгновенье замираю, крутя в руках пакет с платьем. Как мальчишка, ей Богу. Мне двадцать четыре года, у меня два образования, я бегло говорю на трех языках, а не могу зайти в простой гостиничный номер. Открываю решительно дверь и замираю на пороге.
Пока меня не было, Вера успела все убрать: не просто отмыть, а наполнить этот уголок каким-то внутренним теплом. По сути ничего не изменилось, только энергетика в помещении поменялась – мне хочется войти внутрь, вдохнуть всей грудью запах чистоты и осенней свежести, которая льется из приоткрытого окна.
Вера оборачивается, и мы встречаемся взглядами. За столько лет я не смог забыть этой синевы. Меня озаряет вспышка – я подсознательно встречался чаще всего именно с голубоглазыми девушками. Совпадение? Нет, вряд ли.
Лицо Веры раскраснелось от работы, а волосы растрепались. Мне приходится взять себя в руки, чтобы не подойти и не убрать выбившиеся пряди ей за ухо. Просто продолжаю на нее смотреть. Она мило краснеет, отводит взгляд... А потом начинает оседать на пол. Спасибо отцу и его настойчивому желанию отдать меня в секцию борьбы – мгновенная реакция позволяет мне поймать Веру почти у самого пола. Ее лицо побелело, губы чуть синие... Что с ней?
Разрываюсь между желанием вызвать скорую и самому как-то ей помочь. Бросаюсь с Верой на руках к раскрытому окну и распахиваю его на всю. Аккуратно кладу ее на широкий и длинный подоконник. А сам бросаюсь к кулеру с водой. Наливаю стакан и быстро обратно к Вере – она уже приходит в себя. Я бережно беру ее на руки и несу к кровати. По пути Вера открывает глаза. Ее взгляд расфокусирован, но недолго, как только она осознает произошедшее, в ее взгляде вспыхивает страх. Она, и без того маленькая, еще больше сжимается на моих руках и произносит одними губами мольбу:
– Отпустите меня, пожалуйста, мне идти надо.
– Вам сейчас лучше полежать, Вы плохо выглядите, – говорю я.
– Нет, не надо. Я просто немного устала, вот и все.
Говорит, а сама уже дрожать начинает, и явно от страха. Неужели меня боится? Быть такого не может! Вера, все еще бледная, упирается руками мне в грудь.
– Отпустите же, прошу.
– Хорошо, хорошо, – я аккуратно опускаю ее на пол.
Странная она какая-то. Ей помочь хотят, а она от страха трясется.
– Пожалуйста, – молит снова, – не говорите начальству, что мне плохо стало – мне эта работа необходима.
– Да я и не собирался говорить, – почему-то оправдываюсь, – Вы уверены, что с Вами все в порядке? Может Вас проводить?
– Нет, – она отрицательно качает головой. – Спасибо, я пойду.
Быстро обходит меня и торопливо собирает рабочий инвентарь. А потом так же быстро покидает комнату, словно ей неуютно в одной со мной комнате. Пару минут еще стою в замешательстве от ее поведения. Взгляд падает на пакет – платье осталась у меня. Да и как бы я его подарил? Непонятно. Ладно, подождем удобного случая.
Чтобы как-то убить время я нахожу для себя занятие: проверяю почту, отвечаю на некоторые послания, что-то читаю, но в голове ничего толком не оседает – мои мысли заняты Верой. Они возвращаются к ней снова и снова. Группируясь, перестраиваясь, они, наконец, приобретают четкое очертание и становятся единым целым – я все эти годы хотел встретиться с ней, узнать, как изменилась ее жизнь, что произошло с ней за это время. Я ей никто – мальчишка, которого она не выдала тринадцать лет назад, которому сказала, что надо верить и не бояться изменить жизнь, но сама она изменила свою? Она же хотела этого?
И вот мы встретились: она меня не помнит – это очевидно, но я хорошо помню ее. Я все это время жил ее заветом: «Как бы не было страшно, как бы не было больно, перебори себя, у тебя все получится, не повторяй ошибок других, ты лучше». Вера поверила в маленького пацана, который обманул ее. Меня заполняет неприятное чувство горечи и разочарования в себе.
Похоже сегодня мое прошлое, все-таки, взломает бетонные заграждения и вырвется наружу. Этого нельзя допускать! Снова одеваюсь и выхожу на улицу. Нужно развеяться. Клуб, веселая компания мне помогут. Но этому не суждено сбыться. В нескольких метрах от себя я замечаю знакомую хрупкую фигуру, которая торопится к остановке. Совершая очередную глупость за день, я следую за ней. Хорошо, что Вера не смотрит по сторонам, иначе она бы сразу меня заметила. На остановке она садится в трамвай, а я чудом успеваю попасть в соседний вагон. Внимательно слежу в окно, не выходит ли она. И когда замечаю ее уже на улице, со всех ног бросаюсь к выходу.
Господи, что я творю? Зачем преследую ее? Что такое со мной? Задаю я вопросы невидимому создателю, пока иду дальше за Верой. Через пару минут мы оказываемся во дворе многоквартирного дома. На детской площадке много детей. Вера подходит к небольшой группе из трех ребят. Это ее дети. Не надо быть экстрасенсом, чтобы понять очевидное: все трое очень похожи на мать. Ласково треплет двух старших мальчиков за волосы, улыбаясь при этом им, а самого младшего, совсем малыша, берет на руки.
– Ну и как прошел ваш день? – спрашивает она ребят. – Надеюсь, все в доме цело?
– Хорошо, мам, – отвечает один из них. – Ты как?
– Нормально, родной. Пойдемте домой.
– Да, – вопит ребенок на руках Веры. – Мам, а что это за дядя?
И тут я понимаю, что стою буквально в паре шагов от Веры и ее детей и тупо таращусь на них. Вот я идиот!
– Какой дядя? – спрашивает Вера и оборачивается.
Мы в очередной раз за этот день встречаемся с ней взглядами, и, если она удивлена и встревожена одновременно, то я сконфужен и растерян. И что мне ей сейчас сказать в оправдание?
Глава 4. Вера
Думала, что этот день не закончится никогда. И зачем я только согласилась на эту карусель – эти нелегкие мысли приходили ко мне все время, пока я работала. Но к концу дня они начали потихоньку покидать меня. И все уже не казалось таким страшным и непонятным. Хорошо, что постоялец покинул номер. Признаться, мне было бы нелегко работать, находясь с ним в одном помещении. Нет, не из-за того, что я боялась его или осуждения с его стороны, просто чувствовала, что он будто следит за мной. Это чувство не покидало меня всю дорогу до дома.
В целом, мой первый рабочий день прошел очень хорошо, если не считать обморока... Зина почему-то не пошла проверять выполненную мной работу, вместо этого велела убраться еще в одном пустом номере и отпустила домой, наказав завтра прийти раньше и принести с собой документы для оформления. Лицо у женщины было очень недовольным, поэтому расспрашивать о чем-то я не решилась. Хотя мне было любопытно, в чем причина. Мне не терпелось узнать – не проговорился ли американец о моем обмороке. Но либо он промолчал, либо Зина не придала этому значения. Может, это и к лучшему? Может, мне, наконец-то, повезло, и теперь я смогу начать работать? Не знаю, да и это – не главное. Главное, чтобы мое здоровье мне позволило еще пожить...
По дороге домой я постоянно чувствую какое-то беспокойство, но отмахиваюсь от него – это все от нервов. Сегодня же радостный для меня день – я работала! Я впервые была принята на работу! Для меня это знаковое событие. Просидеть столько лет дома очень тяжело, но теперь моему затворничеству конец. Сегодня я, словно почувствовала глоток свежего воздуха, словно начала проклевывать свою скорлупу – как я жила все эти годы? Мне вдруг захотелось изменить себя и окружающий меня мир.
Нужно порадовать сегодня ребят. В холодильнике есть курица и грибы – приготовлю им сегодня жульен, они его любят.
Сыновья, ожидаемо, гуляют на улице. Какие же они у меня молодцы! Мои мужчины. Подхожу и треплю старших за волосы: не противятся, как могли бы. Просто им это нравится. На мгновение прижимаю сыновей к себе и ощущаю всем сердцем – они меня любят, а для матери больше ничего не нужно. Вот мое счастье, вот мой мир! Никто нам не помешает. Я уверена в этом, может быть, потому и теряюсь от вопроса Коли.
Увидев позади нас американца, я удивлена и встревожена. Зачем он здесь? Он что, шел за мной всю дорогу? Вот откуда мое чувство беспокойства!
– Что Вам нужно? – мой вопрос звучит грубо, но во мне начинает говорить материнский инстинкт – защитить своих детей от опасности!
– Извините, – в его голосе, как и в выражении лица, растерянность и виноватость, – я просто хотел проверить, нормально ли Вы себя чувствуете.
– Вы следили за мной, – я не спрашиваю, а констатирую факт.
– Да, я просто... волновался за Вас, – во взгляде нет ни намека на ложь, может, он не врет?
– Я же еще на работе сказала Вам, что со мной все хорошо, просто переутомилась.
– Ясно, извините, я не хотел Вас пугать, – в голосе раскаяние.
– Ничего, как видите, со мной все хорошо, поэтому не стоит терять свое время, до свидания.
Я хочу, чтобы он ушел, потому что мои сыновья точно устроят мне допрос, а говорить им о своем обмороке я не хочу. Оборачиваюсь, чтобы уйти домой, но господин Ньюман определенно настроен не дать мне пропасть сегодня из его поля зрения.
– Вера, простите, что отвлекаю Вас, – говорит он мне в спину, и мне из вежливости приходится обернуться, – я хотел бы предложить Вам работу.
Да сегодня прямо сказочный день у меня!
– Работу? – переспрашиваю я. – Но я уже работаю.
– Знаю, – он начинает улыбаться, – но мое предложение можно рассматривать как подработку, к тому же я готов заплатить. Вас устроит сумма с несколькими нулями, в долларах, конечно.
Мои глаза расширяются от удивления. Это прикол такой? Добрый американец помогает несчастной русской женщине?
– Простите, но должна отказаться, – проговариваю я, – боюсь, что у меня не получится совмещать две работы одновременно: как видите, у меня дети и им необходимо уделять время.
– Поверьте, Вы сможете все успевать, у Вас даже появится больше свободного времени, – американец начинает уговаривать меня, буквально только за руки не хватает. – Пожалуйста, не отказывайтесь и просто дослушайте меня до конца.
Смотрит на меня, не отрывая глаз, а я, вместо того, чтобы думать о его словах, в памяти своей копаюсь: ну где я видела эти глаза? Господи, нужно что-то ему сказать, а для начала выслушать. Но точно не здесь.
– Хорошо, – сдаюсь я, – я Вас выслушаю, но пойдемте в квартиру.
На лице американца расцветает улыбка, такая довольная, задорная, что я невольно чувствую, как тянутся вверх уголки моих губ. Поворачиваюсь, чтобы пойти домой, и только тут замечаю недовольные взгляды моих сыновей. Ничего, я им потом все расскажу, они поймут. Старший сын берет младшего на руки и говорит:
– Мам, мы еще немного погуляем, ты иди, – и во взгляде столько укора, что мне сразу плохо становится.
– Нет, мы никуда не пойдем, – резко меняю я решение, – говорите, что за работа, или уходите прочь.
Он, конечно, удивлен моей резкой переменой, но вида не подает.
– Видите ли, – начинает американец, – я здесь для того, чтобы приобрести гостиницу, в которой Вы теперь работаете. Но ее владелец хочет продать мне втридорога здание, которое не стоит такой суммы, к тому же персонал обворовывает клиентов. Я бы хотел, чтобы Вы помогли мне доказать некомпетентность руководства и нарушения персонала.
– Вы хотите, чтобы я шпионила? – и как я смогла спокойно проговорить эту фразу?
– Скажем так, да...
– Вон! – я не даю ему договорить.
– Вера, простите, если я...
– Уйдите вон с моих глаз. Я никогда не опущусь до такого уровня, – меня начинает трясти от бушующей внутри злости, – как Вы могли мне такое предложить? Думали, помашете зеленной бумажкой и все – перед Вами на колени упадут и землю будут целовать. Уходите и больше не смейте приходить сюда.
Разворачиваюсь, чтобы уйти с площадки. Эмоции зашкаливают! Даа…, давно я так не злилась. Даже не помню, когда. Детям хватает одного моего взгляда, чтобы понять – нужно срочно идти домой.
– Вера, подождите, – он бросается мне в след, – я не хотел Вас обидеть.
Но я даже не оборачиваюсь. Не хочу! Быстро захожу в подъезд вместе с детьми и закрываю дверь. По лестнице на второй этаж мы вбегаем, как будто за нами несется хищник. Только оказавшись в квартире и закрыв дверь на ключ, я, наконец, позволяю себе вздохнуть спокойно, но сил унять воющий внутри пожар нет.
Сыновья сразу уходят в комнату, а я иду на кухню, чтобы приготовить ужин.
Эмоции и не думают затихать во мне. Нет, ну надо же такое предложить! Каков мерзавец!
Я остервенело режу мясо, грибы, лук, а сама полностью погружена в мысли. Прокручиваю и прокручиваю разговор с американцем. Хитрец! Шел за мной, чтобы о здоровье спросить! Переживал! Да он просто сразу понял, что со мной что-то не так, вот и решил поманить деньгами, думая, что я куплюсь и буду выполнять его команды. Нет! И еще раз нет! Я не такая!
Палец пронзает острая боль – порез. И эта боль отрезвляет мое сознание. Боже, я сейчас, впервые за тринадцать лет спорила и пререкалась с человеком! Мое амебное состояние прервано! Безразличие и апатия, которые все эти годы держали меня в тисках, отступили... И мне страшно, страшно от себя такой... Но я не хочу обратно в эти тиски, я хочу жить.
Глава 5. Вэл Ньюман
Вот я придурок! Только сейчас, когда уже прошло добрых полчаса, а я еще продолжаю стоять в их дворе, наконец, понимаю, какую ерунду сморозил. Бл*дь, да это не ерунда – это настоящая тупость! Да, изначально я хотел попросить ее помочь мне, но, увидев Веру с детьми, понял сразу – она ни за что не согласится: в ней слишком много добра. Она светится им изнутри, а я ее в грязь хочу окунуть.
На улице уже полумрак. Присаживаюсь на лавочку около подъезда и задумываюсь. Эх. Я бы сейчас закурил, а лучше бы выпил чего-нибудь покрепче...
Живя в Америке, я постоянно думал о Вере: как сложилась ее жизнь? Благодаря ей, я, будучи ребенком, решился на отчаянный шаг, отвернулся от отца, сдал его милиции. Знаю, что это грех, но спустя годы, не жалею о нем. Не из-за того, что у меня сытая и обеспеченная жизнь, а из-за того, что познал любовь, нежность, сострадание и терпение. Я уже подростком пережил все то, что многие дети переживают в раннем детстве.
«Никогда не поздно все изменить, надо только найти в себе силы», – сказала мне Вера. Ее слова, идущие из самого сердца, изменили меня всего. Разве мог человек, подаривший веру в хорошее, теперь стать черствым? Нет, а я «затупил» и поддался мнению толпы о том, что в этом мире все имеет цену.
Сижу и понимаю: я ее попросил шпионить для меня не только потому, что мне это нужно, я просто хочу видеть ее чаще! Да, точно! Начинаю смеяться. Ну как я раньше этого не осознал: Вера живет в моем сердце... просто я пока не знаю, в роли кого...
Я просто обязан попросить у нее прощение. Нужно извиниться!
Встаю с лавочки и решительным шагом направляюсь к двери подъезда, которую, на мое счастье, еще не закрыли. Но не успеваю сделать и пары шагов, как на меня буквально вылетает какой-то пацан. Приглядываюсь – это старший сын Веры.
Он смотрит на меня недолго, а потом спрашивает:
– А если я буду шпионить для Вас, сколько Вы мне заплатите?
Вот это поворот...
– Ты бы шел домой, пацан, – говорю я ему, не удосуживаясь ответить на вопрос.
– Думаете, – начинает он с вызовом в голосе, – если я ребенок, то ничего не могу? Ошибаетесь, я многое умею.
– Это дело для взрослого человека, а не для тебя, – объясняю я ему. – Иди лучше домой.
– Ну и не надо! – кричит мне. – Вы ничего не понимаете! Я маме просто помочь хочу!
Пацан выкрикивает и бежит в подъезд, а я бросаюсь за ним. Но не успеваю, только вижу, как захлопывается дверь квартиры на втором этаже. Теперь я, по крайней мере, знаю, где живет Вера, вот только запал мой пропадает, и я не решаюсь подойти к двери. Бреду обратно в гостиницу. Ноги, вспомнив былое, упорно хотят отвести меня в другое место – не позволяю им.
Тринадцать лет назад я вычеркнул тот дом, тот подъезд из своей памяти, расстался с ужасным прошлым раз и навсегда. У меня прекрасное настоящее и светлое будущее впереди – старому нет места в моей жизни. И все же я захожу во двор, в котором прошло мое детство...
На месте пятиэтажки, в которой находилась квартира моих родителей, стоит новый детский сад. Как это хорошо! Я бы ни за что не смог посмотреть на то серое, ужасное здание с огромными окнами, которое давало мне крышу. Я его даже домом называю с трудом... потому что до сих пор ненавижу, потому что даже сейчас по ночам просыпаюсь от давно забытого страха, который был во мне все детство... Кажется, сейчас на весь двор раздастся пьяный крик отца, потом недолгое затишье, а дальше его крики, но уже в квартире... Мои приемные родители наняли лучших психологов для работы со мной – меня вылечили, но в глубине сознания остались следы пережитого ужаса.
До хруста сжимаю кулаки, разворачиваюсь и быстро ухожу – мне нельзя сюда приходить, прошлое и так сильно напоминает о себе в последнее время. И вообще – мне в этот город нельзя было возвращаться... Но я хотел, ради Веры. Увидеть ее, узнать, как она здесь, только вот все испортил. Ничего, завтра поговорю с ней, все объясню, и будет лучше.
Погруженный в свои мысли я быстро дохожу до гостиницы, поднимаюсь к себе в номер. Душ, проверка почты и спать. Но в голове еще блуждают разные мысли.
Итак, что насчет покупки? Мы с отцом знаем, что цена завышена, стоит посильнее надавить на директора, сказать о его махинациях, и тот быстро скинет цену. Куплю здание, назначу Веру администратором, будем с ней чаще видеться... Эти наивные, почти детские мечты уносят меня в мир снов...
Но спать мне сегодня не суждено. Даже сквозь сон я чувствую еле уловимый запах гари. Его я не спутаю ни с чем – родной отец частенько поджигал мебель в квартире непогашенными окурками. Вскакиваю молниеносно и бросаюсь одеваться, а по коридору уже кричат:
– Пожар! Срочно покинуть помещение!
Господи, а сигнализация у них есть? Похоже, директор и здесь умудрился сэкономить, придурок! Хватаю сумку с ноутбуком: у меня дурацкая привычка с института – документы хранить с компьютером, так что, все мое быстро при мне, и пакет с платьем. Выбегаю в коридор, который уже достаточно заполнен дымом, и бегу к выходу вслед за другими людьми, не оглядываясь.
Только на улице позволяю себе осмотреться по сторонам. Дыма много, но открытых очагов возгорания не видно – это хорошо.
– Все покинули здание? – кричит пожарник мужчине, одетому в форму служащего.
– Я не.. не знаю... мы всем кричали... – дрожащим голосом отвечает тот.
– Мать твою, поубивать надо вас всех! – ругается пожарник.
Я и еще несколько человек стоим в стороне и по просьбе того самого спасателя ждем полиции. Кто-то из постояльцев причитает, что забыл в номере вещи, кто-то ругается, что успел одеть только штаны... Я же анализирую ситуацию: пожар явно случился не просто так. Здесь что-то нечисто, нужно обязательно обо всем узнать, но это потом, а сейчас необходимо подумать о ночлеге.
Приезжают сотрудники правоохранительных органов. Нас переписывают, уточняя паспортные данные и ругаясь в полголоса при виде моих иностранных документов. Но мой хороший русский и адекватное поведение их успокаивает (хорошо, не пришлось уверять их в том, что я не буду подавать жалобу в Страсбургский суд). Нам предлагают разместиться в отеле на окраине города, но я отказываюсь.
– Мне есть, где переночевать, – заверяю я полицейского, – у меня тут друзья живут.
– Хорошо, гражданин Ньюман, – меня внимательно осматривают, – не забудьте в ближайшее время явиться в отделение полиции.
– Я все понял.
Вообще-то, эта мысль появилась у меня совсем недавно, и она безумная – я ночую у Веры. Ловлю такси и называю адрес. Весь путь до ее дома раздумываю над тем, что сказать и не придумываю ничего подходящего. В итоге решаю сказать правду, так будет лучше.
Оказавшись перед домом Веры, понимаю, что я видел дверь, но не знаю, какой номер у квартиры. Как мне попасть в подъезд, ведь я не знаю код. Но удача улыбается мне. Неожиданно дверь открывается, а потом раздается женский голос:
– Кис-кис-кис-кис, иди ко мне, моя милая.
Из кустов, которые растут по периметру дома, вальяжной походкой выходит кошка и направляется к обладательнице голоса.
– Извините, – бросаюсь я следом, пугая четвероногую, – пожалуйста, впустите меня внутрь.
– А ты кто такой? – на меня смотрит бабушка – божий одуванчик неопределенного возраста. – Из сто седьмой?
– Да, – соглашаюсь я на свой страх и риск, – ключи потерял.
– Эх, говорила я Маринке – не сдавай квартиру посуточно, пожалуюсь участковому, не понимает! – бубнит старушка. – Проходи, окаянный, кошку мою напугал.
Бабуля пропускает меня, за что я ее усердно благодарю, и теряет ко мне весь интерес. Я нарочно поднимаюсь на третий этаж, а когда старушка с кошкой оказываются в квартире, спускаюсь ниже и звоню в дверь квартиры Веры.
Тишина... а меня немного от страха трясет. А если она не откроет или – вообще, меня прогонит? Решит, что я ее преследую? Но дверь открывается. На пороге стоит Вера, в тонком халате – невольно любуюсь ей: какая она красивая!
– Вы? – бормочет она сонно. – Что Вам нужно?
– Вера, – начинаю я полушепотом, – Бога ради, простите. В гостинице пожар, мне удалось выбежать, но вещи и документы сгорели в огне. Можно я у вас поживу некоторое время, пока не восстановлю документы?
