Текст книги "На пороге юности"
Автор книги: Екатерина Рязанова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 10 страниц)
Картошка
На пятый день путешествия Олег вполне освоился со своим новым одеянием. Днем он снимал куртку и скатывал ее, как солдаты скатывают шинель, брал под мышку и тащил. Сверток надоедливо оттягивал руку, днем от него было невыносимо жарко. Но приходилось терпеть. Ему накрепко запомнились первые холодные ночи. Юрка тоже перестал посмеиваться над курткой. По ночам она им обоим служила одеялом.
Мальчики чувствовали усталость. Ноги ныли, отказывались шагать по сыпучему песку. Окрестности повторялись с поразительным однообразием.
Наконец было решено уйти от Волги и найти проселочную дорогу.
И вот они уже далеко от Волги. Она теперь только изредка появлялась в просветах между холмами и сверкала в лучах солнца, как огромный стеклянный осколок. Но и плотно укатанная проселочная дорога теперь казалась утомительно скучной и однообразной.
Прелесть первых дней путешествия померкла. Надоела неотвязная забота: как и где добыть еды. Особенно лишал Олега душевного равновесия способ добычи еды на чужих огородах. И сама еда была однообразной до тошноты.
«Вот тебе и виноград! – с усмешкой думал Олег. – Теперь бы хлеба краюху! Или супу горячего...»
И дорога оказалась не так уж проста. «Иди по Волге, и все тут», – эти легкомысленные заверения Юрки теперь выглядели смешными и наивными. И все же признаться открыто в том, что поход становится ему не по душе, Олег пока не решался...
Они шли вдоль огородов и поглядывали, не попадется ли им картофельное поле. Мучительно хотелось есть. В карманах у Юрки бренчали спички, и Олег живо представлял себе, как запылает в костре сухой тальник, как будут они выгребать из горячей золы сморщенные горячие картофелины с почерневшими душистыми бочками.
Картофельное поле открылось перед глазами внезапно. Ровные борозды тянулись к горизонту и сходились там, образуя сплошную темно-зеленую массу ботвы. Кругом – ни души!
Олег бросился вперед, ухватился за толстые, начинающие сохнуть стебли и вытащил из земли тонкие корешки с прицепившимися к ним тремя картофелинами.
– Только три! Как мало. Вырастили тоже, колхознички!.. – сказал Юрка и дернул следующий куст.
На нем оказалось две небольших.
Ребята повыдергали с десяток кустов, прежде чем пришли к заключению, что картошки достаточно.
Уже предвкушая рассыпчатую мякоть печеного картофеля и сокрушаясь о том, что не прихватили соли, ребята с нетерпением шуровали в костре.
И только было они собрались попробовать первую картошку, самую меньшую из всех, как глухой голос с хрипотцой произнес за их спинами:
– Хлеб да соль!
– Ни того, ни другого как раз и нету, дорогой Пятница! – не растерялся Юрка.
Олег от неожиданности выронил картофелину и поспешно оглянулся. Перед ними стоял высокий старик в стеганом ватнике, похожем на Олегову куртку. На голове у старика был надет потертый меховой малахай. За спиной виднелось дуло старой двустволки.
– А и нету, этак все одно не отвечают. Надобно сказать: «Просим милости». И не пятница нынче, а середа.
Юрка захохотал, а Олег весело сказал:
– Милости просим, – и палочкой выгреб в сторону еще две картофелины.
– Не готова, погодь маленько, не торопись, – посоветовал старик, скинул с плеча двустволку, одернул ватник и уселся.
– А ты почем знаешь? – спросил Юрка, с интересом разглядывая неведомо откуда взявшегося старика.
Старик уселся поудобнее, пристально поглядел на Юрку и ответил:
– Вот ты в городе живешь, а обхождению не научился. Пошто меня тыкать? Я вроде и постарше тебя, и тебе вовсе не знакомый.
– А почему, дедушка, вы про картошку знаете, что не готова? – попытался Олег выручить товарища.
– Очень мудрость проста. Блестит кожурка – стало быть, сыровата еще, погодить надо. А чуть пойдет по ней кожица складочкой – тащи!
Старик выкатил картофелину, покатал ее в грубых, задубелых ладонях, надкусил прямо с кожицей и полез в карманы. Долго шарил то тут, то там, наконец вытащил серую тряпицу со слабыми признаками розовых цветочков и, раскрутив замотанный узелок, разложил ее на траве. В сморщенной середине лежала щепоть крупной желтой соли.
Старик двумя пальцами с коричневыми от табака ногтями прихватил соль и, густо посолив картофелину, отправил ее в рот. Замотал головой, раза два выдохнул воздух и принялся жевать.
Олег вопросительно посмотрел сначала на тряпочку с солью, потом на деда. Тот кивнул головой и что-то сказал.
Горячая картофелина во рту помешала ему, и у деда вышло что-то вроде:
– Гу-гу-гу...
Олег прихватил соли и передал Юрке. Теперь робинзоны вместе с Пятницей сидели у гаснущего костра и молча наслаждались.
Поев, дед свернул свою тряпицу, спрятал в карман, кряхтя поднялся с земли, взял в руки двустволку и скомандовал:
– Ну, айдате за мной.
Олег смутился. Он не знал, как понимать этого чудного старика: шутит он или говорит серьезно.
Но старик, видимо, не шутил.
– Да ты что, дед, очумел? – спросил Юрка.-Нам надо дальше идти, куда мы с тобой потащимся?
– В правление, вот куда. Блудить умеешь, умей и ответ держать. Картошку-то нашу копали. Надергали, поди, кустов пятнадцать, бестолочь! Тут и одного куста хватило бы.
Ребята молча переглянулись. Юрка косился на двустволку и сердито шмыгал носом. Олег окончательно растерялся. Он не мог понять, как это дед посидел у костра, поел картошки, даже угостил их солью, а теперь, угрожая ружьем, тащит их куда-то в правление!
– Айдате, айдате! – повторил дед и повел дулом в сторону, куда, видимо, надо было идти.
Ребята медленно поднялись с земли.
– Присыпьте костер землицей, – скомандовал дед.
Мальчики повиновались. Когда все молча проходили мимо вырванных и уже сникших кустов картофеля, дед остановился.
– А ну, собирай картошку! – снова прикрикнул он на ребят.
– Какую? – не поняли они.
– Которую в земле пооставляли, курицыны дети! Только жрать ваше дело, а как хлеб растет – это вас не касается?
И дед сам по-молодому присел на корточки, положил ружье рядом и запустил глубоко в землю свои широкие, как лопаты, заскорузлые ладони. Он покряхтел, покопался и вдруг вынул обе руки и вынес на поверхность полную пригоршню картошки. Картофелины были крупные, как на подбор, и горкой лежали в перепачканных землей руках деда.
– Видишь? Самое добро в земле пооставляли, дурьи головы. Копай, говорю!
– Так, прямо руками? – удивился Юрка, брезгливо посматривая на выпачканные землей руки деда. Под широкими желтыми ногтями было черно. Жилы вздуты, кожа на руках покрыта трещинками. – Ну уж нет!
Юрка оглянулся кругом. Поискал, нашел прутик и стал выковыривать из земли одну картофелину. Дед посмотрел на него и криво усмехнулся.
Олег, подражая деду, запустил сразу обе руки в рыхлую, теплую землю и нащупал круглые, твердые клубни. Он подцепил их и вытащил сразу четыре штуки.
– Видал? – сказал дед и вдруг рассмеялся. – Ты руки-то землей запачкать не бойся. Земля, она, матушка, не запачкает...
Картошку сложили горкой на краю поля. Ее оказалось порядочно.
– Пришлю потом кого-либо, для трактористов заберут, – решил дед и еще раз повторил: – Айдате!
Хлеб
Пока шли до села с забавным названием Покатовка, дед расспрашивал ребят спокойно и методично. Олег молчал, дивился изобретательности Юрки. По его рассказам выходило, что они с Олегом братья. Совсем недавно у них умерла мать, и отец снова женился. Мачеха у них настоящая ведьма, обманывает отца и не дает житья детям. Они не хотят дольше терпеть произвола и решили уйти к бабушке. Бабушка живет в одном из сел соседней области. Денег у них нет, и поэтому они решили пробираться пешком.
– Погода хорошая, огороды не убраны, можно продержаться, – закончил Юрка свое повествование.
Дед слушал молча, изредка неопределенно хмыкая и указывая ребятам дорогу.
Село Покатовка, куда привел их дед, издали казалось небольшим. Оно располагалось в широкой долине между двумя рядами невысоких холмов. Поодаль блестело озеро, и стаи уток и гусей, словно легкие облака, покачивались на его поверхности.
Село казалось безлюдным.
Правление помещалось в большом многооконном доме с новыми, чисто выструганными ступеньками крыльца.
Дед пропустил ребят вперед.
В первой комнате стояло четыре стола. Три были свободны, и только за одним, у окна, сгорбившись, сидел человек с бородкой и щелкал костяшками счетов.
Он не поднял головы и не ответил на приветствие деда. Из открытых дверей соседней комнаты доносился сердитый женский голос:
– А ты в третьей бригаде был? Был, я спрашиваю, в третьей бригаде? Так вот. Иди и не показывайся, пока не наладишь, понял?
Вслед за тем навстречу ребятам быстро вышел высокий человек в синем комбинезоне и, секунду постояв на пороге, решительно направился к двери, должно быть не заметив ни ребят, ни сторожа.
Мальчики остановились, но дед подтолкнул их дальше.
Следующая комната выглядела светлой и нарядной. Белые, надутые ветром занавески на окнах, горшки с цветами и длинный, застланный зеленой байкой стол почему-то напомнили Олегу читальный зал.
В конце стола сидела женщина. Голова ее была по-деревенски повязана клетчатым платком, обмотанным вокруг шеи. Синяя трикотажная кофта с большими оттянутыми карманами облегала полную фигуру. Женщина подняла голову, и Олег увидел, что лицо ее уже не молодое, но почти без морщин, и щеки румяные. А глаза серые, с карими искорками.
Женщина с недоумением переводила взгляд с ребят на деда.
– Здорово живешь, председатель! – сказал дед и снял свой малахай.
Олег удивился. Он ни за что бы не подумал, что эта простая женщина, очень похожая на молочницу, которая приносит им в дом молоко в бидонах, и есть председатель колхоза.
– Здравствуй, Семеныч, – негромко ответила она. – Кого это ты привел?
– Огородников, Настасья Семеновна, огородников.
– На подсолнухе или на бахче? – Настасья Семеновна строго глянула на ребят и взялась за карандаш.
– Нет, матушка, на картошке взял. Понадергали там кустов пятнадцать.
– На картошке?!
Женщина удивленно приподняла брови, внимательно посмотрела сначала на Юрку, потом на Олега. Взгляд ее задержался на Олеговом одеянии.
Олегу было неловко под взглядом этих умных, немного усталых глаз.
А Юрка сразу же, не дожидаясь вопросов, начал повторять свой рассказ, изредка приукрашивая его новыми подробностями.
История, рассказанная Юркой теперь уже более уверенно, произвела на председателя впечатление.
Она дважды переспросила название села, где, по рассказу, жила у ребят бабушка.
– Не Степановка, а Степновка, наверно, – поправила она Юрку.
И он поспешно согласился:
– Ну да, Степновка.
Настасья Семеновна поинтересовалась, как они ехали, и, узнав, что шли пешком, охнула и спросила, чем же они питались.
– Что удавалось найти, – ответил Юрка, скромно опуская глаза. – Уж конечно, главным образом на огородах.
Председатель задумалась. Она сидела, подперев щеку рукой и глядя куда-то поверх Юркиной головы. Потом, отпустив сторожа, она крикнула в соседнюю комнату:
– Матвей Ильич!
В соседней комнате громко двинулся стул, и на пороге сразу же появился тот самый человек с бородкой, который щелкал на счетах. Стоя в дверях, он критически осмотрел сначала Юрку, потом Олега.
Олег поежился.
– Матвей Ильич, мы не могли бы помочь ребятам добраться до Степновки?
– Это каким же манером? Дать машину персональную? Ваше дело, председательское.
– Да нет. Машины заняты. Где же машину с уборочной брать... Денег бы надо, Матвей Ильич, рублей пятьдесят. Им бы хватило на дорогу.
Матвей Ильич вдруг преобразился. Он выпрямился и, подойдя к председательскому столу, заговорил громко, пристукивая по столу маленьким жилистым кулаком:
– Из колхозной кассы?! Пятьдесят рублей?! Да вы что, Настасья Семеновна, в своем уме? Да за что, про что?.. Этакие лбы, поглядите на них, родная вы моя! Да их в плуг запряги– потянут заместо трактора!..
– Полно, Матвей Ильич. Ребята осиротели, к родным пробираются. Помочь бы надо. Видишь, сторож их на картошке взял. Разве на картошку сытые подадутся? Наших небось на горохе лови да на бахчах. А тут, видно, крайность!
– Крайность?! – Человек с бородкой даже подпрыгнул. – Тебе, Настасья Семеновна, все военное время видится. Да ты глянь, глянь на него, нешто от голода этакая рожа бывает? – И Матвей Ильич ткнул сухоньким пальцем чуть не в самый нос Юрки.
Юрка обиженно поджал толстые губы и пробормотал:
– Но-но, вы не очень-то!
– Баловство одно, помяни мое слово, председатель, одно баловство! – не унимался бойкий счетовод.
– Да ведь нельзя же, – неуверенно твердила Настасья Семеновна, смущенно оглядываясь по сторонам. – Как же так, Матвей Ильич? Неужто глаза закрыть да мимо пройти?!
– Нет, уж ты позволь, матушка, тебя маленько поучить. Никифоров Мишутка в седьмых аль в шестых еще? А прицепщиком ездит, ничего. Ты ему полста рублей за так не даешь? А Валька Сидоркин? Небось уж трудодней семьдесят на уборочной накатал? А он помене этого ростом и в плечах не больно широк... Только у матери его таких еще трое, и не приходится сидеть парнишке сложа руки, заработать самому охота. Знает, на чужих огородах не проживешь! Чего же ты ему полсотни не подбросишь? Или наши ребята хуже этих? Да ты ведь им полсотенную не отвалишь за здорово живешь. И правильно сделаешь!
– Ну ладно, ладно! Вечно с тобой дела не сладишь, – с сердцем махнула рукой Настасья Семеновна. – Уж как-нибудь сама их соберу...
Матвей Ильич, совсем было скрывшийся за дверью, вернулся.
– И не подумай, Настасья Семеновна, – заговорил он строго. – Неужто они милостыньку примут? А если примут, этакие бугаи, так я первый на них посмотрю да посмеюсь. На-кась!
Матвей Ильич пошарил у себя в кармане короткого пиджачка, вытащил старый, замусоленный и в нескольких местах порванный рубль и прихлопнул его ладошкой на столе:
– Принимай, убогие!..
Он победно оглядел ребят и решительно двинулся к двери. Потом еще раз вернулся, спрятал рубль в карман и, вытаращив глаза и дергая бородкой, крикнул:
– Хлебоеды! Много вас развелось, таких. А в борозде-то, в борозде кому стоять, а?..
Стыд горячей волной захлестывал Олега. Он чувствовал себя так, как если бы оказался совершенно голым перед большой толпой народа. Его даже мутило от этого чувства стыда и неловкости.
Но и Настасья Семеновна, видно, была смущена. Она несколько раз без цели переложила с места на место бумажки на своем столе, поправила под платком светлые волосы и вдруг, поглядев на Олега, засмеялась:
– Вот всегда так. Сначала рассержусь, не соглашаюсь, а потом вижу сама: правда твоя, Матвей Ильич! Вот что, ребята, раз уж вы у нас оказались, помогите нам немного на уборке. А мы вас потом в путь снарядим, а?
Олег почувствовал облегчение.
– Ну конечно, – ответил он, – мы с удовольствием! Только мы горожане, с сельским хозяйством мало знакомы...
– Это не беда. Я вас на хлеб пошлю. Сложку никогда не видали? Вот сейчас увидите. Вы там снопы побросаете. Людей у нас нехватка, и комбайны не справляются. Молотим после жатки на току...
– А когда же можно нам будет дальше следовать? – с легкой насмешкой поинтересовался Юрка.
– А когда захотите, задерживать не станем. Денька два поработаете, я на правлении поговорю, глядишь, Матвей Ильич смилуется, чек выпишет... Сашок! – крикнула Настасья Семеновна, далеко высовываясь в окно.– Сашок, подойди-ка сюда. Ступай, милый, покажи ребятам, как пройти на ток...
Маленький Сашок в большой отцовской фуражке, на которой еще виднелся след красноармейской звездочки, и в одних трусах на голом, загорелом до синеватой черноты теле подошел к окну.
Ему было холодно в одних трусах и фуражке. Из носа его свисала большая прозрачная капля, он то и дело вздрагивал и проводил под носом загорелой ладошкой.
– Ты что, замерз? – спросила Настасья Семеновна. – Пошел бы рубаху надел.
– Не, я купалси, – пояснил Сашок и, шмыгнув носом, подобрал каплю. – Кого на ток-то вести?..
На току стоял непрерывный смешанный гул и грохот. В стороне синим дымом попыхивал трактор. То и дело подкатывали трехтонки. Двое запыленных мужчин грузили на них мешки с зерном.
Посередине очищенного от дерна и утоптанного поля рядом с высокими, как дом, ершистыми скирдами стояла большая машина. Это и была «сложка», как называла ее Настасья Семеновна, что означало, как узнал Олег, сложная молотилка.
На ней, на высоком мостике, виднелась закутанная фигура, которая, как автомат, поворачивалась то в одну, то в другую сторону. С соседней скирды к этой фигуре летели снопы. Фигура ловила их, что-то делала и поворачивалась, чтобы поймать следующий сноп.
С другой стороны машины из широкого отверстия, полого наклоненного к земле, вываливалась спутанная солома, сладко пахнущая полем. Две женщины непрерывно отгребали солому в сторону, но рыхлая куча тотчас вырастала перед ними заново.
Где-то сбоку воздушный напор выбивал мякину, мелкие примеси и колосья, их тоже отгребали в сторону. А прямо перед Олегом непрерывной струей лилось в подставляемые мешки зерно. Мешки ставили на большие весы, а затем грузили на автомашину.
В первый момент Олегу показалось, что здесь можно задохнуться от пыли, что люди никак не поспевают за машиной: не успевают отгребать солому, не успевают грузить зерно в мешки, не успевают отвозить его на машинах. Большим золотистым ворохом лежало оно здесь же, прямо у ног людей.
Сашок подошел к человеку, стоявшему у весов, и, ткнув в сторону Олега маленьким грязным пальцем, громко пояснил:
– Папаня, погляди-ко, председатель послала на подмогу.
– Из техникума, что ли? – спросил человек и живо оглянулся на Олега. Он был весь седой от пыли, летевшей к нему от машины. Выгоревшая, когда-то голубая майка и порванные военные галифе составляли весь его костюм. Голову его прикрывала большая соломенная шляпа.
– Нет, не знаю, отколь приехали, только председатель к тебе послала, – пояснил Сашок и провел рукой под носом.
– А ты что все голый бегаешь? – вдруг заметил отец. – Где мать?
– Мать на ферме. Она мне в трусиках велела, только, говорит, не купайси.
– А ты не купался? – спросил отец, но Сашок, не ответив, побежал к селу. Голые загорелые ноги его так и мелькали.
Человек в галифе оказался бригадиром. Он больше ни о чем не стал расспрашивать, глянул на ухмылявшегося Юрку, на посматривающего по сторонам Олега.
– Ну, лады. Кто у вас попроворнее? Полезай вон к Татьяне снопы принимать, а то она у нас совсем замоталась.
И он указал на фигуру на мостике.
Юрка не шелохнулся. Тогда Олег, сбросив с себя драную куртку и фуражку, быстро направился к мостику.
– На вот, очки надень! – крикнул ему вслед бригадир и протянул Олегу очки, какие носят обычно автомобилисты.
Олег не без тайного удовольствия натянул их себе на лоб и взобрался на мостик.
Здесь гул машины поглощал все другие звуки. Фигура на мостике повернулась к Олегу, не переставая двигать руками. Это была девушка невысокого роста и, должно быть, совсем молоденькая. Лица ее Олег разглядеть не мог, все оно было закутано платком. В оставшуюся небольшую щель светились веселые светло-карие глаза с запыленными, почти белыми ресницами.
Она что-то крикнула Олегу. Сзади тяжело и мягко стукнуло его по спине. Олег повернулся и успел подхватить уже падавший вниз большой и тяжелый сноп.
– Давай! – крикнула девушка, но что давать, Олег все еще не понимал.
Он стоял, обняв тяжелый колючий сноп, и смотрел на девушку. Она решительно отодвинула Олега, подхватила на лету новый сноп, ловко повернула его, разрезала или развязала, и сноп из-под ее рук поехал куда-то вниз, захватываемый транспортером, и сразу же исчез под большим барабаном. Олег сначала загляделся на ровный золотистый поток, потом опомнился и с размаху сунул поближе к барабану свой сноп. Потом вспомнил, что сноп не развязан, испугался и принялся теребить его. Но уже мощные зубья захватили колосья и рванули их из рук.
– Руки! Осторожнее! – услышал Олег, и девушка дернула его за рукав. – Ровнее клади, колосом сюда, а в барабан они сами уедут!
– Ничего! – ответил Олег, снова на лету подхватил сноп, ловко развязал его и раскинул на планках транспортера.
Ровный слой тяжелых колосьев двинулся внутрь машины, чтобы через несколько минут оказаться выброшенным взлохмаченным пучком поломанной соломы, горстью половы и увесистой струйкой золотого зерна. Оно, должно быть, еще хранило в себе и солнечное тепло, и дождевую влагу, и все силы земли. Все это теперь отдавало оно человеку...
Олег вертелся как заведенный. Он хватал сноп, разравнивал его на транспортере и снова поворачивался, чтобы поймать летящий на него сноп. Он иногда перехватывал его даже у Тани. Девушка могла теперь немного отдохнуть, но она не уступала своей очереди Олегу.
– Гляди, замотаем!– вдруг озорно крикнула она кому-то. В ответ на мостик прилетело сразу два снопа, и голос, в котором ясно слышались напряжение и усталость, ответил:
– Меня не сразу замотать можно! Сама держись, завалю!
Олег никого не мог разглядеть за летящими к нему снопами, которые надо было непрерывно ловить и развязывать.
Скоро Олег почувствовал, что устал. Но он не мог остановиться, отдохнуть или даже отдышаться.
Снопы летели. Грохот бил в уши, мелькали перед глазами колосья и Танины руки, пыль забиралась в нос, мелкие соломинки, как слепни, кусали пыльное и потное тело.
Порой он чувствовал такую слабость, что опасался, как бы следующий сноп не сбил его с ног. Но, пересиливая усталость, он все же ловил его и одним ловким, как ему казалось, движением заставлял его распластываться по транспортеру.
Скоро снопы перестали летать, и теперь приходилось снимать их с вил, поднимаемых снизу. Огромная скирда исчезла, и на ее месте стоял и размахивал вилами высокий парень в красной майке-безрукавке и маленькой кепке с пуговкой на крупной взлохмаченной голове.
Потом чей-то голос протянул над полем на высокой ноте:
– А-а-а!
И неожиданно для Олеговых ушей, для глаз и для рук машина смолкла. Наступила такая необыкновенная тишина, что у Олега зачесалось в ушах.
– Шабаш!—сказала Таня.
Только теперь заметил Олег, что солнце почти село и над полем недвижно застыло золотистое пыльное облако.
– Заморился? – спросила Таня, медленным усталым движением разматывая пропыленный платок и открывая круглое, раскрасневшееся, совсем молодое лицо.
– Не очень, – ответил Олег, чувствуя, что не может двинуться с места.
– Ну да, «не очень»! – засмеялась Таня, показывая крупные, редко посаженные зубы. – А сам под конец совал руками не знай куда! Ты из техникума?
Олег промолчал, сожалея, что не может ответить Тане утвердительно, и не желая больше врать про бабушку. Но Таня не очень интересовалась его историей.
– Прошлый раз у нас ребята из техникума были, строители. Вот смехота! Ко мне одного поставили. Красивый такой, кудрявый. Ваней звать. А он десяток снопов покидал, его тошнить начало. «Не могу, говорит, голова закружилась». А еще парень! Поставь его на место Володьки вилами помахать, а? У нас девчата даже частушку про него сложили.
Ваня-техник
В миске ложкой
Работает здорово,
А поставили на сложку —
Закружило голову!..—
высоким, с повизгиванием голосом пропела Таня и расхохоталась, закидывая голову назад. Потом замолчала и оглядела Олега. Наверно, что-то в Олеге ей понравилось.
Она серьезно добавила:
– А ты молодец. Я попрошу, чтобы тебя завтра опять со мной поставили.
«Ну, завтра уж я не выдержу!» – подумал Олег, спускаясь с мостика и с ужасом чувствуя, что колени его подкашиваются.
Таня, намолчавшись на своем мостике, болтала без передышки. Она подождала, пока Олег спустится, и продолжала, перескакивая с одного предмета на другой:
– А вообще-то у нас безобразие, это верно. Тракторный привод есть, а механизацию подачи снопов и отвода соломы оборудовать не удосужились, механизаторы!.. Пустяковое устройство, а сколько рабочих рук высвободит!..
Кругом на траве, на соломе или прямо на земле сидели и лежали колхозники. По-видимому, несколько минут всем хотелось отдохнуть в тишине и неподвижности. Только бригадир все еще топтался у весов, делая какие-то пометки, а две женщины укрывали зерно большими кусками зеленоватого брезента.
Олег с наслаждением растянулся на траве и закрыл глаза. И тотчас перед ним замелькали Танины руки, полетели снопы и побежал непрерывный поток колосьев. Олег вздрогнул, открыл глаза и поискал Таню. Она сидела на соломе рядом с лохматым парнем в красной майке и ласково смотрела на него снизу вверх. Олег вздохнул и вспомнил про Юрку. Где он? Его не было видно на току. Но думать о Юрке не хотелось. Олег снова лег и, вдыхая запах сухой полыни, думал о том, что сегодня первый раз в жизни он своими руками по-настоящему поработал, участвовал в создании такого простого продукта, как хлеб. Хорошо, что он не поддался слабости и что про него насмешница Таня не сочинит обидную частушку. Потом Олег стал думать: вот если бы он сумел наладить эту самую механизацию, про которую упомянула Таня! Надо посоветоваться с Юркой.
Но Юрка пришел только к ночи, тоже радостный и довольный. Ночевать ребятам предложили в клубе, где были рядами расставлены застланные пестрыми одеялами кровати.
– Для помощников оборудовали наши девчата, – пояснила Таня. – А то приезжают, а ночевать негде. Потанцевать теперь и на улице можно.
«Неужели она еще танцевать собирается?!» – ужаснулся Олег про себя.
Как ни интересно было Олегу послушать, где побывал Юрка, он так ничего и не услышал. Только голова его коснулась подушки в смешной наволочке с розовыми большими цветами, как он заснул и спал без сновидений тем сном, которым спят здоровые, но усталые люди.
