Текст книги "На пороге юности"
Автор книги: Екатерина Рязанова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 10 страниц)
Сплетня
На следующий день Олег опоздал в школу.
Утром все не ладилось. Долго собирал учебники, а когда перед самым уходом стал переобуваться, оборвались шнурки.
Олег выскочил из дома, едва не позабыв сумку с книгами.
Первым уроком, как назло, была история. Анна Вторая строго взглянула на Олега своими холодными серыми глазами и на его вопрос, можно ли войти, ответила недовольным тоном:
– Хорошо, садитесь. Но прошу запомнить, чтобы это было в последний раз.
«И слова-то какие противные подбирает: «прошу запомнить», – возмутился про себя Олег, шумно усаживаясь на место.
Первым делом он посмотрел в сторону девочек.
Катя Михайлова сидела опустив голову и что-то чертила карандашом прямо на парте. Галя, опершись подбородком на сжатые кулачки, внимательно слушала учительницу. Олег несколько раз покосился в сторону Василия. Тот сидел неподвижно и даже не отодвинулся, когда Олег нечаянно подтолкнул его. Выглядел он странно. Бледный, осунувшийся, будто не спал несколько ночей. В душе Олега шевельнулось беспокойство. Явно что-то случилось. Олег несколько раз попытался привлечь к себе внимание товарища, но Василий даже не шевельнулся.
«Подумаешь, еще и воображает! – обиделся наконец Олег. – Сам же виноват и сам же на человека смотреть не хочет!» – И Олег демонстративно сел вполоборота к Василию.
Еще сегодня утром Олег мысленно подбирал всяческие оправдания вчерашнему поведению Васи. Он даже готов был простить его тотчас, если бы Василий хотя бы взглянул на него. Хмурая отчужденность друга задела Олега. Вчерашнее огорчение и обида снова ожили.
Олег беспокойно завозился на месте, стал оглядываться на ребят.
Алина Пылаева делала ему какие-то знаки и таращила свои маленькие глазки. Юрка Студенцов усмехался с видом снисходительного превосходства. Коля Маточкин, откинувшись назад и вытаращив добрые глаза, прислушивался к словам Нади, которая, подавшись вперед, что-то быстро шептала ему на ухо.
Олег мысленно плюнул и повернулся к доске.
Уроки тянулись нестерпимо долго. В перемены Олег уныло бродил по коридору, не обращая внимания на оживленную толкотню. Даже любимая физика сегодня показалась Олегу скучноватой.
В большую перемену к нему подошел Коля Раков и спросил:
– Слышь, Олежка, это верно, что ты сам видел?
– Что?
– «Что, что»! Другим рассказываешь, а мне нет? Верно, что они целовались на улице?
– Кто? – сдавленным голосом переспросил Олег и вдруг почувствовал, что внутри у него все похолодело, а потом горячая волна хлынула в голову, в ушах застучало, а сердце забилось так, что, казалось, подпрыгивало к самому горлу.
– «Кто, кто»! Сам знаешь, Михайлова и Кузьмин, вот кто! Не прикидывайся, я уж слышал.
Олег схватил Колю за ворот куртки и оттащил в сторону, в самый угол коридора.
– Кто тебе сказал, говори! – прошептал он сквозь стиснутые зубы.
– Да все говорят! Юрка даже картинку нарисовал с подписью «Вася плюс Катя». Разве ты не видел? – Коля был напуган и явно недоумевал. – Надька сказала, что это ты их видел, а Василий разозлился, что ты их застал, и разговаривать с тобой не хочет... Да пусти ты!
Олег выпустил Колину куртку и бросился в класс. Возле парты Михайловой и Чурносовой столпились девочки. Они загораживали Катю и трещали, как сороки. Василия в классе не было.
Он вошел после звонка вместе с Юркой Студенцовым. У обоих был взъерошенный вид. Гладкая шевелюра Юрки была в беспорядке, на щегольских брюках виднелись большие пыльные пятна. Но он по-прежнему улыбался и нахальнее, чем обычно, посмотрел на Олега.
Василий шел, по-бычьи нагнув голову, и исподлобья, зло посматривал на ребят и на учителя.
«Что это они, подрались, что ли?» – подумал Олег и тут же увидел перед собой маленький клочок бумаги, подсунутый рукой Василия.
«В перемену выходи во двор», – прочитал Олег.
– Ладно, – ответил Олег вполголоса. – Я тебе тоже должен кое-что сказать.
– Вот там и скажешь, – пробормотал Василий, не глядя на Олега.
В школе было два двора. Один асфальтированный – перед зданием школы. Здесь обычно ребята проводили перемены осенью и весной. Другой – позади школы – глухой и запущенный. Глухой была каменная стена дома, повернутого красным кирпичным боком к школе, а запустение подчеркивалось еще и тем, что на задний двор выносили после ремонта остатки строительных материалов, сломанные парты, стулья и скамейки. Сколько помнит Олег, у красной кирпичной стены всегда лежала эта груда поломанных предметов школьного обихода. Каждый год она меняла очертания. Потому ли, что отдельные вещи со двора исчезали, или потому, что ежегодно в груду рухляди прибавлялось что-нибудь новое, но каждую осень Олег с интересом поглядывал на эту своеобразную баррикаду на заднем дворе школы. Осенью и весной сюда обычно приходили курильщики и прятались от бдительного ока дежурных учителей за выступы досок и покалеченные парты. Иногда забегал какой-нибудь малыш, чтобы найти необходимую ему дощечку, планочку или палку. Но зимой на заднем дворе бывало тихо и пусто.
Выбегать раздетыми на улицу строго воспрещалось. У парадного крыльца всегда стоял на страже швейцар Иван Парамонович. Одеваться во время перемены не имело смысла, и потому Олег не удивился, когда Василий свернул к черной лестнице. Вслед за ним Олег осторожно выбрался на задний двор. Он был припорошен чистым, белым снежком, и даже бесформенная груда обломков под пышным снежным покровом приобрела какие-то живописные очертания.
Оглядываясь, Олег задержался в дверях. Солнце освещало половину двора, и там, куда падали косые его лучи, снег искрился, а кирпичная стена дома казалась огненной.
Василий вышел во двор и остановился. Он не смотрел на Олега и, привычным жестом заложив руки за спину, демонстративно ждал, когда Олег подойдет.
Олег остро почувствовал холодок отчуждения, и все приготовленные слова показались неподходящими... Он медленно приблизился к Василию и негромко спросил:
– Ну?
– Ты что, не помнишь, что я предупредил тебя вчера? – проговорил Василий, и Олег увидел близко возле своего лица злые глаза. – Я тебя предупредил?
Олег вдруг понял, зачем Василий позвал его сюда.
– Да ты что... Ты думаешь, я?.. – успел крикнуть Олег высоким срывающимся голосом и не договорил.
– А вот что! – пробормотал Василий и с силой ударил Олега кулаком по лицу раз и еще раз.
Перед глазами Олега поплыли светлые пятна, рассыпались яркими точками и исчезли. Но боли он не почувствовал. Была только злая обида и возмущение. Он схватился руками за скулу и голосом, в котором даже сам ясно услышал слезы, выговорил:
– За что, а? За что?..
– Сам знаешь, за что! – гремел Василий и снова ударил Олега. – Не трепись, сволочь!
Олег покачнулся. Он почувствовал, как в носу стало горячо и по губам и подбородку побежала теплая струйка. Неприятный солоноватый вкус на губах заставил сплюнуть. Плевок расплылся по снегу ярким пятном. Кровь!
Сжав кулаки, Олег, не помня себя, бросился на Василия, и они покатились по снегу, задевая ногами парты, доски и обрушивая на себя снежные шапки.
Звонок, как судейский свисток, прекратил драку. Мальчики, тяжело дыша, поднялись с земли. Василий молча повернулся и скрылся за дверью, на ходу стряхивая с брюк налипшие снежные лепешки. Олег, сам того не замечая, продолжал бормотать: «Ну погоди, я тебе покажу». Он поочередно проводил под носом то правой, то левой рукой, проверяя, не каплет ли кровь. Потом догадался взять горсть рыхлого снега и вытереть им лицо. Кровь больше не шла.
Все еще не отдышавшись, Олег осмотрелся. Маленький двор был неузнаваем. Солнце скрылось за стеной школы, и длинная тень покрыла двор. Краски померкли. Исчезла сверкающая чистота снежных сугробов. Пушистые шапки снега рассыпались, обнажив бесформенную груду неприглядных обломков. Снежные вихри еще кружились в воздухе, обдавая Олега острой холодной пылью. А у самой двери на притоптанном снегу маленькими жалкими каплями темнела кровь.
Кое-как приведя себя в порядок, Олег стал соображать, можно ли явиться в класс в таком виде. Наверное, лучше уйти домой. Но кто же захватит его книги и тетради? И потом, ребята могут подумать, что Олег струсил.
Еще раз старательно вытерев лицо и руки снегом, Олег крадучись прошел по коридорам до своего класса. Минуту помедлив, он решительно потянул дверь и вошел.
Второй раз за этот день Олег опаздывал на урок. Войдя, он вежливо извинился перед добродушной учительницей английского языка и двинулся было к своей парте, но остановился. Нет, с Василием теперь все кончено. Сегодня Олег даже не хочет сесть с ним рядом. И пусть все видят.
Еще более решительно он направился к сидевшему в одиночестве Семену Дожделеву.
Олег почувствовал, что все глаза устремлены на него, но сам он, ни на кого не глядя, опустился на скамью и небрежно откинулся на спинку, вызывающе поглядывая на "англичанку". Учительница промолчала.
Дожделев удивленно вскинул на него глаза, но тотчас услужливо подвинулся и даже гостеприимно подсунул Олегу свой раскрытый учебник...
По дороге домой его нагнала и остановила Галя Чурносова. Олег смутился.
– Ну, чего тебе? – спросил он недовольным тоном.
– Послушай, Павлов, – торопясь и глотая слова, заговорила девочка, – неужели это правда, что я слышала в школе? Ты не думай, я не поверила. Ты не мог так сплетничать про своего товарища! Ты, может быть, кому-нибудь одному рассказал? Ведь ничего же не было, мне Катя все рассказала. Все, как было. А тут раздули такое, что просто ужас!..
Галя волновалась все больше. Она теребила свою полосатую варежку и все время испуганно оглядывалась по сторонам. Олег тоже начал беспокоиться.
– Я тебе могу сказать, если хочешь, – заговорил он, глядя в сторону. – Я и правда видел их вчера вместе – Михайлову и Кузьмина. Только я никому в классе об этом не говорил...
– Как же так! – воскликнула Галя, и ее черные глаза сверкнули недоверчиво и гневно. – Откуда же в классе могли узнать, что... что они были вместе?
– Это все Алька Пылаева, – грустно и безнадежно произнес Олег.
– При чем здесь Алька?
– Она меня на улице поймала и притащила на них из-за угла посмотреть, а сама потом убежала.
– Ах, вот откуда это идет! – протянула Галя, и ее лицо стало сосредоточенным и серьезным. – Хорошо, что ты мне все рассказал. Я очень рада, Олег, что в тебе не ошиблась, – тихо добавила она.
У Олега внезапно появилось такое ощущение, какое бывало в детстве, когда он падал и сильно ушибался. Мама брала Олега на колени и, поглаживая ушибленное место большими теплыми руками, легонько дула на него, иногда целовала и приговаривала какие-то очень нужные смешные слова. Боль проходила, и Олег скоро начинал смеяться вместе с мамой. Это ощущение проходящей боли и нарастающей радости вдруг появилось и теперь. Но оно тут же исчезло и уступило место угрюмому, злому и упрямому чувству. Он услышал слова Гали:
– Ты должен обязательно помириться с Катей и с Василием.
– Ну, с Василием у нас все кончено, и ты, пожалуйста, сюда не суйся. А твою Катьку я терпеть не могу! – выпалил Олег.
– Да послушай, ты, наверно, ничего не знаешь! Катя мне все рассказала. – Галя понизила голос и, пригнувшись к Олегу, посмотрела на него широко раскрытыми темными глазами. Ты знаешь, у Васи Кузьмина мать в больницу увезли, в нервную клинику, понимаешь? Только не говори никому. Вася очень убивается, и еще он боится, что ребята узнают. А Катя его встретила на улице, хотела к себе повести, а он не пошел. И вовсе они не целовались. Это вранье, понимаешь?.. Теперь Кузьмин совсем один дома. Отец в экспедиции. А Василий и с Катей теперь не разговаривает, чтобы не сплетничали, и с тобой поссорился... Разве это можно?.. А все-таки хорошо, что это не ты насплетничал... Я так и думала, что не ты, хотя немножко боялась... Ой, кто-то идет. Ну, до свиданья, а то и про нас с тобой что-нибудь сочинят...
Галя протянула Олегу руку, совсем как тогда, у закрытых дверей класса. Олег схватил эту руку в мягкой полосатой варежке и сжал что есть силы.
– Ой, больно! – тихонько пискнула Галя и засмеялась.
Учительница
Старая учительница по истории, Анна Михайловна, прислала ребятам записку.
Дорогие мои! – писала она. – Давно вас не видела и очень соскучилась. Может быть, кто-нибудь из вас выберет время, навестит меня или хотя бы напишет. Отлично понимаю, как все вы теперь заняты. И уроков прибавилось, и мастерские занимают немало времени.
Но очень хочется узнать классные новости, поглядеть на вас, поговорить.
Я ведь теперь окончательно «лежачая», совсем не выхожу из дому, а потому добраться до вас самой мне не удастся.
Я не унываю и все еще продолжаю заниматься школьными делами. Недавно отослала в журнал «История в школе» свою статью и получила благоприятный отзыв и предложение писать еще. Так что дела мои хороши, и я надеюсь, что смогу еще пригодиться.
Помнит ли Вася Кузьмин свой доклад о восстании Спартака? По-прежнему ли увлекает его история? А Коля Раков все еще путает даты? Кто из наших ребят успел вступить в комсомол? Как дела у Олега Павлова? Учится ли Юра Студенцов?
Будьте здоровы, дорогие. Желаю вам всем настоящих успехов и больших радостей в жизни.
Записка была написана неровным почерком, и всех она очень взволновала. Олега особенно тронуло то, что учительница, как со взрослыми друзьями, делилась с ними своими планами, рассказывала о делах. Даже Студенцов перестал ухмыляться и попросил показать то место записки, где было написано про него.
Галя Чурносова предложила пойти к Анне Михайловне всем классом. С нею согласились и решили пойти сегодня же. Но Катя строго заявила, что всем сразу идти не следует, надо разделиться на группы и регулярно навещать больную учительницу. Так и решили.
Первая группа – человек десять – должна была после уроков отправиться к Анне Михайловне. Олег попал в число этой первой десятки и был не очень доволен, так как одновременно шли и Василий и Катя Михайлова. Но отказаться он не решился.
Анна Михайловна жила в старом двухэтажном доме на Пушкинской. Дом был розовато-желтого цвета, с плешинами облезлой штукатурки и казался тоже хворым.
Ребята вошли в открытую настежь дверь и очутились на темной лестнице, чуть освещенной желтым светом маленькой запыленной лампочки. На лестнице почему-то пахло сеном и карболкой. На площадке второго этажа поместиться смогли только первые несколько человек. Остальные вереницей вытянулись на лестнице. Олег оказался последним.
На звонок сначала никто не ответил. Но, когда ребята второй раз посильнее нажали кнопку, загремели какие-то тяжелые затворы, и тоненький детский голосок спросил:
– Кто там?
– Это ребята из школы, – ответила за всех Катя Михайлова.
– А вам кого? – помолчав, спросил голосок.
– Мы к Анне Михайловне. Открой, пожалуйста, – ответила теперь Галя.
Дверь отворилась, но голосок по-прежнему не хотел признавать гостей:
– Анна Михайловна болеет. – Упрямая нотка прозвучала совсем отчетливо.
– Вот мы и пришли ее навестить. А ты нас не пускать, разбойница! – весело ответила Катя, но кому – Олег еще не мог разглядеть.
– Ну ладно, проходите, – смилостивился голосок, и ребята один за другим стали исчезать за дверью.
Когда очередь дошла до Олега, он увидел на пороге маленькую девочку в коротком голубом фланелевом платьице. Глаза у девочки были тоже голубые и сердитые.
– Здравствуйте, – сказал Олег.
– Здравствуйте, – ответила девочка и прибавила недовольно: – Сколько вас много, у нас нету столько стульев.
– Ничего, – ответил Олег, – мы и постоять можем.
Он очутился в кухне, откуда в разные стороны вели три двери. Не зная, куда идти дальше, Олег топтался на месте. Девочка стояла на цыпочках и с трудом задвигала в петлю большой тяжелый крюк. Справившись с запором, она оглянулась и, заметив затруднение Олега, совсем как взрослая указала рукой:
– Сюда, пожалуйста.
Из полутемной передней Олег на голоса пошел в комнату. Комната оказалась большой, светлой и уютной.
Круглый розоватый абажур с летящими ласточками спускался над столом, покрытым белой скатертью. У окна стоял отгороженный большим книжным шкафом письменный стол. В глубине комнаты на кровати полулежала, прислонившись к высоким подушкам, Анна Михайловна. Рядом стояла небольшая тумбочка, и на ней неровная стопка книг грозила опрокинуться на большую синюю чашку. У кровати сидела женщина. Сначала ее загораживали ребята, и Олег не сразу узнал в ней новую их учительницу по истории – Анну Вторую.
– Теперь все? – спросила Анна Михайловна, завидев Олега. – Вот как славно, что вы меня навестили. Сегодня у меня счастливый день. Маринка, приготовь-ка нам чаю! – крикнула Анна Михайловна, обращаясь к притворенной двери.
Голубоглазая Маринка просунула в дверь голову и ответила:
– У нас газ не горит. И чашек всем не хватит.
– Ну, ну, хозяюшка, уж как-нибудь расстарайся. Надо же угостить наших гостей!
– Конфет дам, а чаю нету, – насупилась Маринка.
Ребята засмеялись.
– А мы не хотим чаю, Анна Михайловна, мы на минутку! – сказал Коля Раков.
Разговор немножко разрядил атмосферу. Олегу было ясно, что большинству ребят, как и ему самому, неприятна эта неожиданная встреча с задиристой Анной Второй. Пользуясь тем, что учительницы были тезками, ребята здоровались однотонным "здравствуйте, Анна Михайловна" и при этом раскланивались так, что всем было ясно, к кому именно относился поклон, но и Анна Вторая не могла бы никого обвинить в невежливости. Олег был рад, что запоздал и мог теперь держаться за спинами других.
"Вечно ухитряется все испортить! – думал он, с негодованием поглядывая на неожиданную гостью. – И чего она сюда притащилась?"
Снова наступило неловкое молчание. Олег исподтишка рассматривал свою старую учительницу и невольно сравнивал ее с молодой.
Прежде Анна Михайловна всегда казалась Олегу высокой, сильной и красивой. Теперь он вдруг заметил, что Анна Михайловна и невысока ростом, и худенькая, и очень пожилая женщина. Морщинки вокруг небольших прищуренных глаз собрались теснее, углубились. Никогда прежде Олег не замечал, что ее седые реденькие волосы собраны в тонкий маленький смешной пучочек на затылке. Даже руки, выглядывающие из рукавов старого фланелевого халата, казались теперь Олегу маленькими и слабыми.
Новая Анна Михайловна рядом с ней выглядела совсем молодой и сильной. Высокий белый лоб без морщин, густые светлые волосы, собранные в красивый золотистый узел, и большие серые, чуть холодноватые глаза Анны Второй – все как будто подчеркивало ее право на замену старой, больной учительницы.
Олег насупился, неприветливо посмотрел на Анну Вторую. "Что ей здесь понадобилось?" – снова подумал он.
И, словно угадав его мысли, молодая учительница поднялась со стула:
– Я, пожалуй, пойду, Анна Михайловна. Зайду к вам в другой раз.
Она нерешительно и даже растерянно потопталась у постели Анны Михайловны.
– Отчего же? – прищурилась Анна Михайловна и строго посмотрела на Анну Вторую – так, как, бывало, смотрела на Олега, когда он объявлял, что к уроку не подготовился. – Посидите с нами, побеседуем еще немного все вместе.
Молодая учительница послушно опустилась на стул и, как показалось Олегу, смутилась еще больше. Наступило молчание.
– А вы знаете, о чем мы сейчас говорили здесь? – с милой и лукавой улыбкой обратилась старая учительница к ребятам. И затем, обернувшись к Анне Второй, добавила: – Рассказать? Или, может быть, это будет непедагогично?
Молодая учительница вспыхнула. Глаза ее беспомощно заморгали, и даже лицо болезненно сморщилось.
– Ну что же, расскажите, – вздохнув, негромко произнесла она.
– Анна Михайловна пришла ко мне посоветоваться относительно вашего класса. Ей предлагают взять классное руководство в седьмом "В".
– У-у! – неосторожно протянул Коля Раков и поспешил спрятаться за Кузьмина.
Анна Михайловна чуть скосила глаза в его сторону и продолжала:
– Приблизительно этот же звук произнесла, должно быть, и сама Анна Михайловна на педсовете, когда ей предложили ваш класс. Она отказывалась, прямо-таки отбивалась от вашего класса. Что вы скажете, ребята? Но я думаю, что здесь произошла ошибка. Как вы полагаете, Анна Михайловна?
Анна Вторая теперь была похожа на девочку-старшеклассницу. И куда девался ее холодный, надменный и строгий вид! Все же она пыталась скрыть смущение, и ей удалось заговорить довольно спокойно:
– Это верно, Анна Михайловна. Ошибка произошла в самом начале. Мне показалось, что с ребятами лучше начать со строгости. А терпения у меня было маловато... Особенно неудачно вышло с Васей Кузьминым. Я потом поняла свою ошибку и пыталась ее исправить, но не очень удачно... Верно, Кузьмин? – вдруг улыбнувшись, обратилась она прямо к Василию.
Никто из ребят не знал, когда именно у Василия с новой учительницей были какие-то объяснения. Все немножко удивились, когда в один прекрасный день Василия вызвали к доске и он не отказался отвечать. Но тогда вторая четверть подходила к концу – нельзя же было оставаться без оценки! Василий отвечал урок угрюмо, без обычного увлечения, но Анна Вторая все же поставила ему пятерку. Однако за четверть вывела четыре.
– Да, – задумчиво произнесла Анна Михайловна, поправляя у себя под головой подушки. – Частенько, дорогие мои, усвоенные нами правила, столкнувшись с жизнью, не оправдывают себя, и приходится нам их заново пересматривать...
"Для кого это она говорит?" – думал Олег, поглядывая исподтишка на Анну Вторую и на ребят. Он видел, что все ребята не менее его самого поражены тем, что учительница вслух признавала свою ошибку и даже винилась перед учеником. Это было так же непривычно, как если бы Анна Вторая вдруг села на перила лестницы и съехала по ним вниз. И все же это признание вызвало в Олеге невольное уважение к молодой женщине.
Анна Михайловна, сидя на постели, ласково посматривала прищуренными глазами на учительницу и на ребят.
– А ты что на это скажешь, Кузьмин? – подзадорила она, улыбаясь.
– Что мне говорить! Я тоже был неправ. Заупрямился, – бормотал Василий, опустив голову и вычерчивая носком башмака какие-то узоры на паркетном полу.
– А Маринка все же чаем нас поить не хочет! – вдруг вспомнила Анна Михайловна и позвала: – Маринушка!
За дверью никто не отозвался.
Анна Михайловна, понизив голос и заговорщически подмигнув ребятам, пояснила:
– Не любит наша Маринка школьников!
– Почему? – удивленно спросил кто-то.
– Это у нее от матери. Моя дочь во всех моих болезнях обвиняет школу, ребят. А Маринка наслушалась и тоже повторяет: "Это все тебя твои озорники довели". Такая ворчунья! И меня в страхе держит. Мать на работу уйдет, а Маринка за хозяйку. Все от нее зависит: захочет – напоит чаем, а не захочет – не даст...
Анна Михайловна махнула рукой, рассмеялась и опять громко позвала внучку. Засмеялись и ребята. А Олегу вдруг показалось, что в соображениях маленькой Маринки и ее матери есть доля какой-то горькой правды, и ему стало грустно. Должно быть, и любимая Анна Михайловна была когда-то молодой и красивой, а ребята ее изводили. И вот теперь ребята ее полюбили, а сил и здоровья не осталось.
В дверь снова просунулась голова Маринки и сердито спросила:
– Ну что?
– Ты, Маринушка, хотела нам конфеток дать, забыла?
Маринка скрылась и скоро вернулась, неся в руках коробку, в которую было насыпано немного разноцветных "подушечек". Она поставила коробку на стол и молча вышла из комнаты.
– Ну, придется вам самим угощаться. Вася, возьми коробку и одели всех, – предложила Анна Михайловна Кузьмину.
Василий взял коробку и, к великому удивлению Олега, поднес ее Анне Второй. Молодая учительница, чуть застенчиво улыбаясь, взяла конфетку.
Олегу показалось, что все ребята вместе с ним разом вздохнули и зашевелились. Василий передал коробку Анне Михайловне. Она заглянула в нее, очевидно собираясь выбрать себе по вкусу, и вдруг громко расхохоталась:
– Нет, вы подумайте! Что делает, проказница! Ведь здесь были шоколадные, я специально для вас берегла! Ах, Маринка, Маринка! За что ты так моих ребят обижаешь?
За дверью послышался шорох, и дверь прикрылась плотнее. Ребята засмеялись, и все весело потянулись за "подушечками".
– А я больше люблю карамельки, – громко сказала Катя, повернувшись к прикрытой двери.
– Ах, как вкусно, шоколадные куда хуже! – подхватила Галя и затрясла кудряшками.
Олег тоже развеселился и потребовал себе пять штук.
– Ишь ты, какой жадный! – ответила Галя и протянула ему три "подушечки" – розовую, зеленую и белую.
Теперь все языки развязались. Анна Михайловна только кивала головой. Классные новости так и сыпались. Даже Анна Вторая, как по привычке продолжал ее называть про себя Олег, теперь не была уже той холодной и сухой учительницей, какой представлялась она ему прежде. Казалось, здесь, у постели Анны Михайловны, она впервые приоткрыла перед ребятами свое настоящее лицо, постоянно спрятанное в школе под маской спокойной строгости. И это лицо пришлось ребятам по душе. Ребята, разговаривая с больной учительницей, иногда обращались и к ней, призывая ее в свидетели и тем самым как бы признавая ее право стоять во главе седьмого "В". На прощание больная напомнила ребятам:
– Не забудьте попросить Анну Михайловну согласиться руководить классом.
– Мы ее уговорим обязательно! – сказала за всех Галя Чурносова.
Все еще потолкались у постели Анны Михайловны, прощаясь с ней за руку, и гуськом вышли из комнаты. Олег снова оказался последним. В дверях он оглянулся и вдруг увидел, что Анна Вторая обнимает старую учительницу. Олег смутился, поскорее вышел из комнаты и прикрыл дверь.
В кухне стояла голубоглазая Маринка и, придерживая крюк, с явным нетерпением дожидалась, пока все ребята выйдут на лестницу.
– До свиданья, Маринка, – сказал ей Олег и остановился.
– До свиданья, – буркнула Маринка и слегка качнула дверь.
– Ты за что нас не любишь? – полюбопытствовал Олег, не зная что сказать.
– Вы бабушку нашу замучили, – угрюмо ответила Маринка. – Мама говорит, если бы не вы, бабушка еще бы десять лет бегала, как молодая.
– Это не мы, – сказал Олег, – мы твою бабушку любим...
– Все вы хороши! – непримиримо отрезала девочка. – Если бы не замучили, бабушка не заболела бы! Ну, иди, мне дверь запереть надо, – прибавила она совсем уже недружелюбно.
– А там еще наша учительница не ушла, – поддразнил девочку Олег, начиная сердиться.
– Иди, иди. Она с нами чай будет пить. С шоколадными конфетами! – прибавила Маринка и подтолкнула Олега дверью.
Олег начал спускаться по лестнице, не зная толком, смешно ему или обидно.
