Текст книги "На пороге юности"

Автор книги: Екатерина Рязанова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 10 страниц)

Вот как бывает

Теперь никто не удивился, когда было объявлено, что классным руководителем в седьмом "В" назначается Анна Михайловна Кальмина. И очень скоро Олег убедился, что классная руководительница взялась за седьмой "В" всерьез.

Снова начали поговаривать о подготовке к приему в комсомол, стала выходить классная стенная газета, даже появилась вожатая. А в начале второго полугодия в классе начались экскурсии на промышленные предприятия города. Среди других в списке была и типография, в конторе которой работал отец Олега.

Правда, в разговорах отца как-то всегда получалось, что самое главное в полиграфической промышленности – это плановый отдел и бухгалтерия. Но все же с самого раннего детства Олег слышал и о плоскопечатных машинах, и о линотипе, и даже о ротации. Раза два отец, по просьбе Олега, водил его в печатный цех.

Теперь, попав в типографию, Олег был заново поражен и взволнован большим, умным и сложным процессом рождения печатного слова.

По цехам ребят водил высокий худощавый человек с русыми прямыми волосами, все время распадавшимися на две неравные пряди. Светло-серые глаза под широкими густыми бровями показались Олегу знакомыми. Звали его Петром Алексеевичем. Он заведовал печатным цехом. Увидев ребят, он снял круглые очки, через которые внимательно разглядывал какие-то дощечки с набитыми на них металлическими пластинками, и сказал:

– Ну, здравствуйте, будущие печатники!

– Здравствуйте! – нестройно ответило несколько голосов.

– А мы не будем печатниками, – негромко, но так, что всем было слышно, проговорил кто-то позади Олега.

– Кто не будет, а кто и будет! – выкрикнул девичий голос, как показалось Олегу, голос Михайловой.

– Ну, не все, конечно, – примирительно заметил Петр Алексеевич, – а кое-кого я сегодня собираюсь сагитировать. Вот познакомитесь с нашим производством, посмотрите машины, – он лукаво улыбнулся, – а потом поговорим. Заранее всем скажу: лучше нашего дела нет!..

Оглядев ребят, начальник цеха подмигнул Кате Михайловой и негромко произнес:

– А, и ты здесь? Ну-ну.

"Наверно, знакомый", – подумал Олег и тут же услышал позади себя шепот Пылаевой:

– Погляди-ка, это отец Михайловой...

Теперь и Олег увидел, что они чем-то похожи.

Это открытие сначала рассердило Олега. Ему показалось обидным, что у ненавистной Михайловой – такой интересный отец. Но, когда экскурсанты пошли по цехам, Олег забыл обо всем.

Наборщики в черных халатах стояли у высоких наборных столов, которые здесь назывались "кассо-реалы". Быстрым движением рук выхватывали они из мелких отделений наборной кассы нужные литеры.

– Ручной набор, – пояснил Петр Алексеевич. – Кое-какие заказы еще приходится выполнять вручную. – И он показал ребятам листки каких-то бланков, листовки о борьбе с мухами и что-то еще.

– А книги? – спросила Галя.

– Что ты, – ответила ей Катя, – книги набирают на линотипе. Папа, покажи нам линотип!

– Сейчас, не спешите, всему свое время. Надо вам представить, как шло развитие печатного дела. Доберемся и до линотипа.

"Значит, он и правда ее отец", – решил Олег и не стал дожидаться, пока экскурсия медленно обойдет цех ручного набора. Он уже разглядел за стеклянной дверью большие машины и направился туда.

В просторной комнате стояло несколько гигантских пишущих машин. Рабочие сидели возле машин на удобных сиденьях и, как обыкновенные машинистки, нажимали клавиши с изображением букв, изредка поглядывая на страничку текста. Откуда-то сверху послушно сваливалась латунная пластинка – "матрица" – и вставала в ряд, показывая наборщику свой блестящий бок с маленьким очком контрольной буквы на нем, к ней пристраивались другие.

Время от времени набранный ряд матриц исчезал где-то внутри машины, потом снова появлялся на свет; откуда-то сверху, как большая рука, спускался металлический рычаг, хватал матрицы, нес кверху. Они дрожали в металлической "руке", но не падали. Наверху "рука" их отпускала, а другой рычаг отправлял их в большой ящик, который назывался здесь "магазином".

Олег стоял как зачарованный и не мог оторвать глаз от металлической "руки". Скоро сюда пришли и остальные экскурсанты. Олег стал прислушиваться к объяснениям инженера.

– Линотип, или, как мы теперь называем, строкоотливная наборная машина, – очень умная машина, – говорил он. – Посмотрите: вот в этом большом "магазине" находятся все нужные буквы. Каждая имеет свое определенное место. Когда линотипист нажимает клавишу, специальная штанга ударяет по молоточку и вышибает из ячейки магазина нужную пластинку с изображением буквы. Пластинки скатываются и по линейке выстраиваются в ряд, – так образуются строки из матриц. Если в ручном наборе вы видели выпуклое изображение букв, то здесь изображение углубленное. Готовая набранная строка идет в отливной аппарат. Здесь у нас котел, в котором электричество подогревает сплав сурьмы, олова и свинца. Сплав попадает в углубления, и буквы выпукло отливаются в них. Получается готовая отлитая строка набора. Вот она.

Только теперь Олег заметил, что слева от клавиатуры время от времени сползает и встает в ряд блестящая, словно серебряная, пластинка с выступами. Кто-то из ребят ткнул в нее пальцем, пытаясь поправить, но вскрикнул и быстро отдернул руку.

– Что, кусается? – усмехнулся инженер. – Осторожнее, справа строчки еще горячие. А вот слева они уже остыли.

Все ребята по очереди потрогали строчки и справа и слева. Олег тоже попробовал. Строчки были горячие.

– А как же буквы разбегаются по местам? – спросила Галя.

– Вот этот рычаг – верхний элеватор – захватывает освободившиеся матрицы и нацепляет их на специально насеченную рейку. А каким образом они держатся на рейке и как разбегаются по местам – подумайте.

Петр Алексеевич достал откуда-то металлическую пластинку с зубчатым вырезом сверху.

– Разглядите-ка ее получше, может быть, сами догадаетесь?

Олег дождался своей очереди и внимательно осмотрел пластинку с углубленным очком буквы "О". Потом он взял следующую с буквой "Д" на ребре и внимательно оглядел вырезы. Никакой существенной разницы между первой и второй пластинками он не заметил. По какой причине буква "О" пойдет в одно отделение, а буква "Д" – в другое, он догадаться не мог. Молчали и ребята.

– Ну, что же, никто не сообразил? – с ноткой некоторого разочарования спросил инженер.

– А чего тут особенно соображать? И так ясно, – вдруг спокойно произнес чей-то голос.

Все оглянулись. Позади Олега стоял Студенцов и, по своему обыкновению, ухмылялся.

В руках веером, как карты, он держал несколько пластинок.

– А ну-ка, а ну-ка... – заинтересовался инженер, с любопытством приглядываясь к Юрке. Он даже раздвинул ребят и пробрался к нему поближе.

Юрка, не двигаясь с места, подождал, пока инженер проберется к нему, и только тогда вытянул одну руку с матрицами так, что вырезы пластинок резко выступили на свету. Презрительно тыча пальцем то в один из них, то в другой и продолжая по-прежнему ухмыляться, Юрка пояснил:

– Насечка здесь разная. На одном выступ большой, а на другом, вот он, поменьше. Здесь вырез глубже, а здесь помельче. Для каждой буквы свой вырез, как на английском ключе.

– Молодец! – Инженер хлопнул Юрку по плечу. – Хороший глаз, верный. Техником будешь, помяни мое слово!

Все ребята с удивлением и некоторым уважением поглядывали на Юрку. А он, будто не замечая всеобщего внимания, швырнул пластинки на ближайший стол, со скучающим видом отвернулся, засунул руки в карманы и даже засвистел.

Инженер еще постоял возле него. Потом взял брошенные на стол пластинки и принялся горячо разъяснять ребятам, как маленькие, едва заметные вырезы на них позволяют матрицам цепляться за "руку" верхнего элеватора и повисать на рейке, ведущей их в "магазин", и, наконец, в нужный момент безошибочно находить место и отрываться от рейки против своего отделения в "магазине".

Олег слушал невнимательно. Он то и дело оглядывался на Студенцова, который тоже не слушал мастера, отошел в другой угол комнаты и весело беседовал с молодой работницей-линотиписткой. Она что-то показывала ему пальцем, и оба смеялись.

"Вот ведь как бывает. В классе думают, что человек дурак, а он, оказывается, умнее других! Только не хвастает этими дурачком прикидывается!" – думал Олег. И Юрка представлялся ему теперь интересным и немного таинственным. Даже его наглая усмешка получила теперь у Олега свое объяснение.

Приходило на память и то, что Юрка сравнительно легко справлялся с математикой, и то, что он обычно плохо успевал по гуманитарным наукам и говорил при этом: "Не люблю трепать языком", и то, что он чуть презрительно относился к девчонкам, – все теперь приобрело в глазах Олега свое особое значение и привлекательность.

Выйдя из типографии, Олег подошел к Юрке и, не зная, с чего начать разговор, произнес заискивающим тоном, от которого самому стало противно:

– А здорово ты сегодня всем нос утер!

– Подумаешь! – протянул Студенцов. – Пустяки все это. Я ведь у дяди в часовой мастерской бывал частенько. Могу любые часы разобрать и собрать.

– Здорово! А я и не знал, что ты механикой интересуешься...

– Мало ли чего ты еще не знаешь! – неожиданно добродушно улыбнулся Юрка и слегка ткнул Олега пальцем в лоб. – Тебе что папа с мамой скажут, то и закон. Сам ты думать не привык... А тем более действовать самостоятельно.

– А ты почем знаешь? – обиделся Олег и за себя и за маму с папой.

– А вот знаю. По носу вижу. – Юрка теперь слегка щелкнул Олега по носу.

Олег хотел дать Юрке "сдачи", но тот ловко увернулся и побежал. Олег бросился вдогонку и, развеселившись, насел на высокого Юрку сзади. Юрка попытался освободиться, но не смог. Тогда он весело поднял руки и крикнул:

– Сдаюсь! Слезай, медведь, брюки выпачкаешь!

Дальше мальчики пошли вместе. Они расстались на углу Бахметьевской. Юрке надо было идти направо, Олегу – налево. Олег ждал, что Юрка предложит пройти еще немного вместе, он даже чуточку потоптался после того, как они простились. Но Студенцов широко зашагал в свою сторону и не оглянулся.

Вожатая

В конце февраля в классе снова сменилась вожатая. Новую вожатую звали Верой. Это была девушка с маленьким, слегка приплюснутым носом, светло-карими глазами и мягкими каштановыми волосами.

Олегу она понравилась быстрыми движениями, грудным, без нарочитой бодрости, голосом и мягким украинским говорком.

Вожатая не стала собирать организационного сбора, не обещала начать "интересную работу отряда", не надоедала напоминаниями о галстуке. Она просто и естественно включилась в жизнь класса. Оставалась с редколлегией выпускать газету, помогла Дожделеву разобраться в геометрии. Бывала с ребятами на экскурсии, даже приходила по вечерам на каток. Но особенно понравилась ребятам организованная Верой веселая прогулка на дачные остановки.

И подготовка к ней была необычной.

– У кого из ребят есть дома валенки? – спросила Вера, придя в перемену в класс.

Абсолютное большинство подняло руки.

– Теперь поднимите руки те, у кого их нет.

У четырех человек валенок не оказалось. Среди них был и Олег.

– А кто из вас мог бы попросить у родителей вторую пару? – спросила Вера. Посчитала и осталась довольна. – Всем хватит, – сказала она. – Вот что, послезавтра все надевайте валенки и лыжные костюмы. У кого нет, пусть все равно приходит. Валенки будут. Мы поедем лазить по сугробам.

– Куда это?

– В лес. Кто-нибудь из вас бывал зимой в лесу? Нет? Всем вам следует посмотреть это чудо. Да и разведаем, куда в следующий раз на лыжах пойти. Надо готовиться к большому зимнему походу.

Это было воскресенье.

Олег рано пришел к школе, но застал там чуть не половину класса. Катя Михайлова была закутана в платок. Из-под пальто виднелись синие лыжные штаны, заправленные в аккуратненькие черные валеночки. Под мышкой она держала большие белые валенки, всунутые голенище в голенище. Она была похожа на деревенскую девочку.

Галя пришла в пальто и вязаной шапочке, из-под которой кольцами выбивались темные завитки. Василий явился в одном лыжном костюме и в больших, видно отцовских, валенках.

Олег чувствовал себя неловко. Он опасался, что вожатая предложит ему надеть валенки, которые принесла Катя Михайлова. "Лучше в лес не пойду", – подумал Олег, но скоро успокоился. Лишние валенки принесли несколько человек. Вожатая собрала их все и принялась примеривать на каждого, кто пришел без валенок. И Олегу, конечно, подошли самые большие – белые, которые принесла Катя!

– Не надену я их! – заявил Олег надувшись.

– Это почему? – удивилась Вера. – Валенки хорошие, тебе по ноге.

– Не хочу белые.

– Но остальные тебе малы будут!

– Все равно, эти не надену.

– Ну, что с тобой делать, – уступила Вера, – надевай черные.

Черные и правда оказались маловатыми. Олег долго втискивал в них ноги и, когда надел, стал немного прихрамывать. Шумной компанией двинулись к трамвайной остановке.

– Лыжники, что ли? – спрашивали ребят прохожие. – А где же лыжи?

– Пеший поход у нас! – отвечала за всех Галя.

"Разве это поход? – подумал про себя Олег. – Это просто прогулка".

Заснеженный лес был тих и торжествен. Белый снег... Белые стволы берез, с темными мшистыми пятнами на коре... Хмурые ели печально опускали тяжелые свои лапы до самой земли. Здесь их занесло, закутало снегом.

– Сильно не рассыпайтесь по лесу, чтобы не заблудиться. Но походите в разных направлениях и посмотрите следы на снегу. Затем каждый доложит, что интересного он обнаружил в лесу и каким маршрутом предлагает пойти на лыжную вылазку. Но не очень шумите. Может быть, птиц или животных каких заметить придется. Сигнал к отправке будет такой...

Вера вынула из кармана обыкновенный спортивный судейский свисток и пронзительно свистнула в него три раза.

– Всем ясно? – прибавила она смеясь. – А теперь – разойдись! Что вы топчетесь на тропинке, даром, что ли, всех в валенки обрядила?

Ребята развеселились и полезли в сугробы. Наст был довольно прочным, держал хорошо, ноги лишь изредка проваливались.

Олег, не обращая внимания на боль в пальцах, зашагал по сугробам, обгоняя других. Чем дальше он уходил в лес, тем плотнее охватывала его величавая лесная тишина. Скоро окончательно стихли трамвайные звонки, не стало слышно ребячьих голосов. Олег стоял один среди снежной тишины. Изредка с ветвей срывались и падали, рассыпаясь снежинками, рыхлые белые хлопья.

Олег осмотрелся. Позади виднелась редкая цепочка его следов. Деревья словно замерли в полной неподвижности. Вдалеке краснели кусты шиповника, занесенные снегом.

Олег двинулся было к ним, но остановился. Впереди открылась небольшая поляна, сверкавшая таким чудесным, ослепительным настом, что Олег не решился шагнуть дальше. Почему-то вспомнился ему сон, в котором Олег так же шел по снежному полю и не мог догнать Василия.

Резкая трескотня сороки вывела Олега из задумчивости. Вынырнув откуда-то из-за кустов, птица вдруг уселась посреди поляны. Подскакивала, трясла своим похожим на палку хвостом, сверкала черно-белыми боками и косилась на Олега хитрым круглым глазом.

– Кш! Противная, наследила! – замахнулся Олег.

Сорока всполошилась, вскрикнула, подскочила, но тут же снова опустилась на прогалину.

"Нахальная птица", – подумал Олег. И ему показалось, что сорока удивительно кого-то ему напоминает. Но кого, так и не вспомнил.

Он не стал больше пугать сороку. Обошел поляну и решил двигаться обратно. Ноги все еще болели. Он шел теперь, почти не глядя по сторонам, то и дело останавливался и, как журавль, поджимал то одну, то другую ногу. Пальцы горели и ныли. От снежного блеска устали глаза. Хотелось присесть.

Вдруг впереди он увидел свежие следы. Кто-то прошел здесь совсем недавно.

Олег заинтересовался, нагнулся над следом; ему показалось, что здесь прошел не один человек.

Так и есть. Тот, кто шел позади, не попал точно в след и нарушил форму. А здесь кто-то пошатнулся и ступил в сторону.

Олегу понравилось "читать" следы на снегу. Воображая себя разведчиком, он медленно и бесшумно пошел по следу. Следы вели к большим елям, опустившим густые свои ветви до самой земли. Здесь тот, кто шел позади, обогнал идущего впереди и первый приблизился к елям. Должно быть, он тряхнул еловые ветви. Кругом виднелись упавшие комки снега. Некоторое время следы шли рядом: один побольше, другой поменьше. Вдруг Олег остановился. Он услышал голоса.

– А я и не обижаюсь, – произнес совсем близко голос Кати Михайловой. – Я так и поняла, что ты не разговариваешь, чтобы не сплетничали.

– Ты, может быть, думаешь, что я боюсь? – спросил другой, такой знакомый Олегу голос Василия.

– Ну что ты! Знаю, что не боишься, – тихо ответила Катя. – Ты дрался со Студенцовым и даже с Павловым. А все зря.

– Почему же зря? Пусть не треплются.

– А сплетничают не они. Меня Галя уверяла, что Олег здесь ни при чем.

Олег напряженно смотрел на колючие ветви ели.

– Больше некому было! – Голос Василия прозвучал жестко. – Просто твоей Галине Олег нравится, вот она его и выгораживает.

Дальше Олег слушать не стал. Круто повернувшись, он зашагал обратно, со злостью приминая снег и машинально стараясь попасть в большие следы Василия,

Весна

Однажды Олег, выйдя из дому, увидел, что из водосточной трубы на цоколь дома падают быстрые прозрачные капли.

Олег посмотрел вверх. Голубое небо и яркое солнце обещали мороз. Но из трубы с нагретой солнцем крыши одна за другой падали капли. Сбегая вниз, капли образовывали ручеек, который бежал по тротуару, растекаясь по натоптанному снегу. В маленьких выбоинах уже образовались яркие голубые лужицы. В лужицах по очереди купались воробьи. Один из них прыгнул на цоколь и, вытягивая шею и отряхиваясь, пытался принять душ прямо под трубой.

Олег постоял, посмотрел на капли, на застывающий ручей и на воробьев. И вдруг подумал, что уже весна!

В школе Олега встретила оживленная суета.

– Вот он! – закричал Коля Раков и, подскочив к Олегу, потащил его за рукав в угол, приговаривая: – Постой-ка, иди-ка сюда, постой-ка!

В углу стояли ребята, окружив тесным кольцом Веру.

Вожатая улыбалась. С таинственным видом она спросила Олега:

– Павлов, умеешь ты печь пироги?

Олег растерялся:

– Я? Конечно, нет.

– Так. А скажи-ка нам, сумеешь ли ты проявить изобретательность, сохранить тайну?

Вопросы так не вязались один с другим, что Олег заподозрил подвох и молча переводил глаза с вожатой на ребят.

– Ты говори, не проболтаешься, если мы кое-что тебе скажем?

– Это я – то?! – Олег презрительно оглядел всех.

– Вот это нам подходит, – рассмеялась Вера и тут же посвятила Олега в тайну.

Оказалось, что седьмой "В" задумал отпраздновать Восьмое марта не совсем обычно.

Решено было пригласить в гости Анну Михайловну, всех мам и угостить их не только торжественными речами и концертом, но и чаем с пирогами собственного изготовления. Причем всё должны будут сделать мальчики, а девочки тоже будут гостями. Решено все подготовить так, чтобы мамы и не догадались.

– Хочешь принять участие в приготовлении ужина? – спросила Вера.

– Я?! – изумился Олег. Ему дома не поручали даже очистить картофелину.

– Ну конечно, ты. 3десь мало кто умеет печь пироги, все будут печь впервые...

– Нет, я не могу, – решительно отказался Олег.

– Хорошо, тогда ты принесешь чайные ложки, – объявил Коля Раков и сделал какую-то отметку в своей записной книжке. – Только смотри матери не рассказывай, для чего тебе ложки. Придумай там что-нибудь.

Олег согласился. Он с интересом следил за распределением необычных обязанностей. Прибавлялись все новые и новые хранители тайны. Девочкам Вера не разрешала даже подходить близко, и они, обиженно и насмешливо поджимая губы, собрались в противоположном конце класса.

Желающих готовить пироги оказалось все же довольно много. Коля Раков составил длинный список поваров. Новее они выражали сомнение в том, сумеют ли что-нибудь сделать.

– Вы отлично справитесь, – заметила Вера, просматривая список. – Я вам дам прекрасного консультанта. Чурносова! – тут же крикнула она, обращаясь к группе девочек.

Галя, встряхивая кудряшками, подбежала. Пока Вера задавала ей вопросы о хранении тайны, Олег с огорчением подумал о том, что он, пожалуй, поторопился. Не следовало ему отказываться от такого интересного дела, как приготовление пирогов.

Он подошел к Ракову и негромко спросил его:

– А ты не можешь меня переписать?

– Как – переписать? – не понял тот, продолжая разбираться в своих заметках.

– Перевести в повара, – вполголоса пояснил Олег и слегка покраснел.

– Нет, не могу, – отрывисто ответил Коля. – Поваров теперь и так набралось слишком много. Больше никого записывать не буду. Надо обеспечить сервировку. Послушай, Олежка, принесешь, кроме ложечек, еще несколько штук тарелок?

– У нас нет тарелок, – холодно отрезал Олег и отошел от Коли.

В перемену Юра Студенцов поинтересовался:

– Ты будешь участвовать в этих детских забавах?

Олег все еще был раздосадован:

– Над всем, если захотеть, можно посмеяться. Почему бы нам не угостить наших родителей чаем, хотя бы один раз в году?

– О, какая поразительная сознательность! – насмешливо протянул Юрка и отошел от Олега посвистывая.

Дома Олег стал соображать, как взять чайные ложечки, чтобы мама не заметила и не задала бы лишних вопросов.

Он решил просто спрятать их с тем, чтобы Восьмого марта отнести в школу. Так он и сделал. Выбрал несколько штук получше и спрятал в портфель, оставив в буфете всего две алюминиевые.

Но за ужином мама заметила:

– Куда это задевались все ложки? Утром вымыла, сложила в буфет, и уже все повытаскали. Сколько раз просила не разбрасывать грязную посуду! И в кухне ни одной не вижу.

– Кому же их повытаскать, – удивленно проговорил отец, – нас с Олежкой и дома не было...

Мама промолчала, но Олег слышал, как она еще долго бренчала в буфете посудой.

Вечером, забывшись, Олег неосторожно вытащил из портфеля учебники, и вместе с ними на стол со звоном высыпались чайные ложечки.

Олег прикрыл их тетрадкой и испуганно оглянулся на родителей.

Мать сидела на диване и шила. Отца не видно было из-за развернутой во всю ширину газеты.

– Чем это ты там гремишь? – спросила мать, не отрывая глаз от шитья.

– Это так, обыкновенные железки, – схитрил Олег.

– Опять начал всякую дрянь в портфель насовывать? Уж пора бы отвыкнуть, в восьмой класс переходишь.

– Больше не буду, – отозвался Олег так покорно, что отец выглянул из-за газеты и с удивлением посмотрел в его сторону.

Теперь Олегу казалось, что ложки неудобно хранить в портфеле. Он аккуратно сложил их и, завернув в бумагу, спрятал в карман брюк.

В этот вечер Олег рано улегся и уснул безмятежным сном человека, успешно справившегося с трудным делом.

Утром его разбудили осторожные голоса родителей.

– Оставь! – говорил отец. – Оставь как есть. Надо выяснить сначала, что к чему, а потом уже бить тревогу.

– Ты шутишь, Алексей! Может быть, мальчик поражен клептоманией! Надо повести его к врачу. А что, если...

Тут мать так понизила голос, что Олег ничего не мог услышать.

Отец недовольно хмыкнул, но, видимо, согласился.

– Сходи, если хочешь. Только поосторожнее, понимаешь?

"О чем это они? – соображал Олег, все еще потягиваясь в постели. – Что за болезнь у меня нашла мама?"

Когда он встал, родителей уже не было дома. Ложки по-прежнему лежали в кармане, только брюки были слегка подглажены.

Собираясь в школу, Олег с интересом и удовольствием думал о предстоящем празднике.

Коля Раков встретил его у самой школы.

– Все пропало, – с унылым видом сообщил он Олегу.

– Что именно?

– Эти ослы начали тащить из дому что ни попадя. Маточкин приволок какое-то дорогое блюдо, а Семенов – хрустальную сахарницу. Сейчас вожатая и все матери сидят у директора. И твоя там.

– И моя? – поразился Олег. – А моя зачем?

– Уж не знаю. Может быть, ты уволок из дому всю мебель? – съязвил Коля.

– Нет, я как сказал, ложки принесу, так и принес, – хмуро возразил Олег.

– Ну вот. Даже такого пустяка не сумел принести незаметно.

У входа в класс Олег столкнулся с матерью. Она заглядывала в дверь, и вид у нее был растерянный и виноватый.

– Олежка! – сказала она. – Я пришла тебя попросить, чтобы ты после школы зашел за хлебом. Вот тебе деньги...

Олег обрадовался и удивился. Видно, мама приходила в школу не из-за ложек. Но почему ее так обеспокоил хлеб?

Ему все стало ясно, когда он узнал, что и другие мамы, побывавшие в школе, также просили своих детей зайти после занятий за хлебом или в аптеку; и при этом, как заметил Олег, многие из них улыбались также растерянно и чуть виновато. Вожатая тоже скоро вышла из кабинета, красная и смущенная. Только мать Вальки Семенова долго еще оставалась у директора. Скоро туда же вызвали и самого Вальку. Семенов потом рассказывал ребятам, что директор очень вежливо попросил его вернуть матери хрустальную сахарницу.

– У меня нет ее. Можете осмотреть парту, – твердил Валька.

Валькина мать заплакала, а директор стал объяснять Вальке, что для Восьмого марта не обязательно нужна такая дорогая, может пригодиться любая сахарница. Но Валька все не сдавался.

– Где я ее возьму? – бурчал он.

Тогда директор посоветовал Валькиной матери купить для этого случая другую сахарницу, подешевле. Валькина мать обещала и дала честное слово. Только тогда Валька принес сахарницу. Он прятал ее в ящике для мусора.

Мать ушла, унося, как трофей, свою драгоценность, а Валька долго ходил хмурый и на все утешения товарищей односложно бубнил:

– Я ее все равно разобью...