Текст книги "Дикий, дикий запад (СИ)"
Автор книги: Екатерина Лесина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 18 страниц)
Глава 14 В которой путешественники оказываются по другую сторону гор, где тоже есть жизнь
Глава 14 В которой путешественники оказываются по другую сторону гор, где тоже есть жизнь
На что похожа Мертвая роща? На рощу и похожа. Только мертвую. Нет, добрались-то мы до неё не сразу. Сперва Эдди кружил, искал тропу, которая все не давалась, видать, крепко от чужаков была зачарована. Эдди даже нервничать начал.
А потом придумал, что делать.
Оно, конечно, не слишком красиво вышло. Я даже отвернулась, когда Эдди к покойнице подошел со своим тесаком. А все одно звук получился мерзостненьким. После уж то ничего. Голова? Будто я их раньше не видела. Голову он к седлу привязал. А там уж на крови-то, пусть и мертвой, путь открыл.
Сказал только:
– Если этот очнется и блевать захочет, скажи, чтоб не сильно. А то воды на ближайшие мили я не чую.
Я кивнула. И подумала, что и вправду нехорошо будет, если очнется. Ну и повод его коняшки прибрала. Так и поехали. Впереди Эдди с головою в седле, которую он рукой еще придерживал. И ехал с закрытыми глазами, но обманываться не след: все-то он видел.
Пусть и не своими глазами.
Ну а за ним я, а там и Чарли, который на счастие свое продолжал пребывать в состоянии бессознательном. Я бы даже решила, что он вовсе окочурился, но теперь как-то очень уж ясно слышала огонек силы внутри него.
Так мы ехали.
И ехали.
И все еще ехали, не останавливаясь даже когда солнце за полдень перевалило. Ну а потом уже и приехали. Горы вдруг стали будто бы темнее, а потом, наоборот, разом посветлели. И с каждым шагом – а лошади уже едва брели, тоже понять надо, что утомились – они все больше выцветали.
В какой-то момент краски вовсе схлынули.
Горы же покрылись… солью?
Я даже спешилась и пальцем потрогала искрящиеся белые кристаллы. Острые какие!
– Не вздумай в рот тянуть! – не открывая глаз, сказал Эдди.
Я поспешно вытерла пальцы и лошадь взяла под уздцы. Та явно беспокоилась. Вон, затанцевала, ушами прядет, пятится. Не по вкусу ей место.
И в чем-то я лошадь понимала.
Чем дальше, тем сильнее я ощущала темную силу, что выплеснулась на дорогу.
На рощу.
Белую-белую рощу. Деревья в ней, казалось, застыли вне времени, покрытые все той же искрящейся чистою солью. Свет заходящего солнца окрашивал их то в розовый, то в алый, и тогда казалось, что сквозь соль проступают пятна крови.
– Нехорошо здесь, – я обняла себя. – Эдди…
– Убивали тут. Многих, – он открыл-таки глаза и попытался спешиться, а в итоге мало что не свалился. Я едва успела подхватить. А эта бестолочь заворчала, мол, тяжелый. Без него знаю, что тяжелый. Но это еще не повод, чтобы мордой в соль падать. А вот голова бухнулась, покатилась прямо к мертвым деревам. И те вдруг ожили, зашевелили ветвями, хотя, клянусь, я не ощутила и тени ветра.
Захрустела корка.
Потянулась.
И затянула голову плотным соляным панцирем. Кажется, начинаю понимать, почему сюда за солью никто не ходит. А ведь казалось бы, недалече…
– Как… Чарли?
– Живой, – честно ответила я, помогая Эдди добраться до графчика. – Но того… крепко, видать, выложился. Нам бы отдохнуть.
И лучше бы там, в скалах, потому как соляная роща, сожравшая только что голову, не выглядела сколь бы то ни было подходящим местом для отдыха. А с другой стороны, горы нас теперь не примут.
Да и… лошади едва стоят.
И я не лучше.
А ведь нам проводников обещали. Хотя… один нас уже проводил.
Я вздохнула и, вернувшись к лошади, ослабила подпругу. Уздечку тоже сняла, погладила по шее:
– Извини… тут будем?
Это уже Эдди адресовалось, которому место тоже было не по вкусу. Он стоял, крутил головой, прислушиваясь к чему-то. Руки его лежали на револьверах, да и вид у братца был такой, характерный.
– Тут.
Я кивнула и сняла седло. Спину бы лошади тоже растереть не мешало. И напоить. И… я только вздохнула, когда конская морда ткнула мне в грудь.
– Потерпи. Завтра… завтра отсюда выберемся.
Или сдохнем.
У нас тоже воды не так, чтобы много осталось.
Лошадь вздохнула. Поняла, стало быть? А я занялась Чарли. Содрала веревку, от которой на руках остались характерные следы, но авось не обидится? Очнулся бы… времени вон сколько прошло, а он лежит себе тихонько.
Не шевелится даже.
Я приложила ухо к груди. Нет, сердце бьется. Искорка силы внутри тоже трепещет, но вялая, несчастная. И мне подумалось, что вреда-то особого не будет. Может, он такой квелый потому как всю силу отдал? Тогда, выходит, если искра эта погаснет, то и маг помрет?
Нехорошо.
Все-таки мне с ним еще на Восток ехать. Я даже почти смирилась с этой мыслью. А загнется, где тогда провожатого искать? То-то и оно.
И нахмурившись, я попыталась вспомнить, что там, в маговой книге, про силу писали. Выходило, что писали много, но очень уж непонятно. Ну… а если иначе?
Он же ж сам говорил, что вреда магия не причинит.
Пусть и не причиняет. Пусть причиняет исключительно пользу. Я потянулась к своей силе, или она ко мне, откликнувшись с прежнею легкостью. Аж руки защипало. Ну я и положила их, одну на грудь, а другую на лоб. Я сделала выдох.
Вдох.
– Милли? – Эдди явно беспокоился.
– Не спалю, – пообещала я, почти, между прочим, искренне. Ну, во всяком случае с большой надеждой, что и вправду не спалю.
Сила…
Сила потекла к огонечку, и тот сперва задрожал, а потом тоже к силе потянулся. Вот и ладненько. Я, правда, не знаю, сколько ему надобно, но пока делюсь.
Это было даже красиво.
Нити моей силы, всех оттенков золота, завивались, сплетались этакими то ли проволочками, то ли туманом, обнимая огонек, а он тянул их в себя.
И тянул.
И…
Маг раскрыл глаза и захрипел.
– Лежи тихо, – велела я и голову прижала. А то чего он дергается? Я, между прочим, добро творю, а это не часто случается.
Он глазами моргнул.
– Т-ты…
– Я, – сказала я и кивнула на всякий случай. – Милли я. Милисента. А там Эдди… да не вертись, никуда он не денется. А ты Чарли… граф там какой-то…
Чарли рот открыл и заклекотал. Ишь, болезный, может, ему той магией мозги отшибла? Слыхала, что и такое бывает. Вона, прошлым годом, Тед Кривой, перепивши, с коня сверзся да макушкою в камень, после тоже три дня лежьмя лежал и все думали, что отойдет. Жена его даже с гробовщиком ругаться ходила, потому как тот, скотина, совсем уж бесстыдных денег запросил. А Тедди взял да и очнулся.
Сперва глазами хлопал.
А потом заговорил. Ну и оказалось, что камнем тем ему всю память начисто отшибло. Ни имени своего, ни жены, ни шестерых детей не помнит. Кто-то, правда, бросил, что это он просто случаем воспользовался, чтоб, значится, от жены уйти, да это так, зубоскальство.
Не ушел.
Пить бросил. Играть тоже. В церковь стал захаживать к превеликой радости пастора, который тот камень чудом Господним объявил.
Ну… так вот, может, и у магика чего отшибло ненароком? Или от того, что он полдня вниз головой провисел? Тоже ведь не на пользу.
– Хватит, – просипел он и руку мою скинул, разрывая ниточки силы.
От дурак! Больно же ж!
Я рукой помахала и поморщилась. Благо, перчатка как-то защитила.
– Мы… где? – поинтересовался Чарли, оглядываясь. Причем сколько во взгляде подозрительности.
– Мертвая роща, – сказала я, проглотив зевок.
В животе заурчало.
Вспомнилось, что ела я давно, да и пить захотелось со страшной силой. Заныли ноги. Заболела голова. И мир показался до отвращения недружелюбным местом.
– Мертвая, – Чарльз потер запястья и уставился на красные следы от веревки.
Я отвернулась.
Не я его вязала и вообще…
– И… что мы тут делаем? – претензий по поводу следов графчик предъявлять не стал, проявив редкостную разумность.
– Ждем.
– Кого?
Хрустнула соль под копытом лошади, и деревья вдруг зазвенели, тоненько так, жалобно. В звоне их мне почудились голоса. Много-много голосов, очень далеких, спешащих сказать что-то донельзя важное, но при том перебивающих друг друга. И от многоголосицы этой тотчас заболела голова.
– Их, похоже, – сказал Эдди.
А я…
Я ничего не сказала. Только подумала, что это с той стороны горы высокие, а с этой… с этой начинались земли беловолосых сиу.
Так чему удивляться?
Сиу Чарльз видел и раньше.
На картинках.
И еще однажды, когда был приглашен на закрытое заседание Географического общества, где мистер Нейман, заслуженный путешественник, представил своего подопечного.
Тот сиу был еще ребенком.
Нейман что-то там рассказывал, на редкость, казалось, увлекательное, но теперь Чарльз, сколь ни силился, не мог вспомнить ни слова из того рассказа. Кажется, в нем присутствовало извержение вулкана? Или наводнение? Или еще что-то донельзя катастрофическое, уничтожившее всю деревню?
А вот мальчишку помнил.
Неестественно худого, с кожей цвета бронзы и белыми волосами, заплетенными в тонкие косицы. Помнил тонкую шею, заостренные уши и перья, которые разительно контрастировали с шерстяным костюмом. И выражение лица, застывшее, словно бы сиу надел маску.
Тот.
А эти… эти были взрослыми. Высокими. Едва ли не выше Эдди. Худыми. И Чарльз смотрел. Узкие лица. Острые черты. Носы-клювы и тонкие губы, покрытые черной краской. Узоры из алых точек и шрамов на щеках. Перья… перья другие. Там, у того мальчишки, в волосах были гусиные.
И как Чарльз не понял тогда, что все было неправильно?
Тогда не понял, а теперь осознал.
Эдди склонился, не сгибая спины, и произнес что-то на незнакомом языке. Слова его показались тягучими, словно мед.
Ему ответили.
А потом добавили:
– Да будут небеса благосклонны к вам, дети иного мира.
– Спасибо, – Чарльз подумал, что отвечать нужно совсем иначе, пожелать бы и хозяевам чего-нибудь хорошего, но как-то ничего хорошего в голову не приходило.
К счастью.
– И вам… легкого посмертного пути, – отозвалась Милисента, вытерев нос рукавом. Должно быть именно из-за носа получилось как-то по-доброму, что ли.
Сиу не обиделись.
То есть, Чарльз очень надеялся на то, что они не обиделись, ибо в нынешнем их с Эдди состоянии вряд ли получилось бы пережить чужую обиду.
Их трое.
И не понять по виду, мужчины или женщины. Слишком уж сиу нечеловечески угловаты. Прямы. И кожаные одежды нисколько не скрывают этой угловатости.
– Нас… – Эдди снова заговорил, но теперь уже на всеобщем. – Отправил сюда Великий Змей. Он обещал проводника.
Тот, что стоял впереди, слегка наклонил голову.
– Ваш путь сюда был непрост.
– К сожалению… так вышло… – Эдди потер щеку. – Его предали. Нас тоже.
– Нить жизни Великого Змея оборвалась, – спокойно произнес сиу. – Мы слышали. Он ушел хорошо. Он убил много врагов.
– Детей, – тихо произнес Эдди.
Сиу пожали плечами, причем одновременно.
– Дети тоже могут быть врагами. Каждый сам выбирает свой путь.
– И… что теперь? – это Чарльз спросил у Милисенты, которая разглядывала сиу с осторожным любопытством.
– Мы исполним данное слово. Мы помним о долге, – сиу положила ладонь на грудь. – Но вы устали, дети…
Она – теперь Чарльз вдруг явственно увидел, что перед ним женщина, хотя не мог понять, как определил это – развернулась и велела:
– Идите за мной.
Спорить желания не возникло.
Глава 15 Где случается культурно-информационный обмен
Глава 15 Где случается культурно-информационный обмен
– Дети? – шепотом спросил Чарльз.
– Так… для неё да. Она давно живет.
Насколько давно, уточнять Чарльз не стал. Все-таки сиу или нет, а женщина. Вдруг еще обидится? Матушка вот обижалась, когда кто-то неосмотрительно указывал на возраст её.
К счастью, идти пришлось недалеко. Путь пролегал сквозь Мертвую рощу.
Путь…
Узкая тропа. Белесые, покрытые солью стволы деревьев. Острые ветви, словно колья. Скрип. Стон. Чье-то жалобное причитание.
Да сюда некроманта бы хорошего! И словно услышав эту вот неосторожную мысль, деревья загудели, закачались, потянули ветви, точно желая проткнуть наглеца. Но сиу подняла руку, и роща успокоилась.
Да уж, одного некроманта она сожрет, не поморщившись.
И все-таки… под ногами пела земля, пела стонами, криками. Кажется, в лицо пахнуло жаром, обдало дымом, от которого заслезились глаза. Чарльз вытирал слезы, но не мог отделаться от ощущения, что стоит соступить с тропы и он навсегда останется в этом напрочь мертвом месте.
И не только он.
Выбравшись из рощи, Эдди не сдержался, выругался. Что-то пробормотала Милли, закрывая глаза рукавом. Она стояла, слегка покачиваясь, и просто удивительно было, что она вообще держится на ногах. Чарльз вот держался исключительно силой воли и родовой гордостью.
– Что… тут… произошло? – выдавил Эдди, пытаясь отдышаться. – Они плачут. Они просят отпустить их.
– Это не в наших силах, – сиу покачала головой и показалось, что маска её лица на мгновенье сменилась иной, сожаления. – Слишком много крови пролито.
– Чьей?
Наверное, не стоило спрашивать.
Чарльзу не ответили. Отвернулись. И пошли куда-то к горам. Снова к, мать его, горам. Когда ж они закончатся! Но он послушно побрел следом. И уже позже, сидя у костра, глядя на пламя, которое почему-то было темно-красным, словно в крови выкупанном, он услышал.
– Когда-то давно, когда люди только пришли в наш мир, говоря, что ищут лишь убежища, здесь стояла роща сиу, – старшая, – а Чарльз решил, что эта женщина была старшей – опустилась на лоскутное одеяло. – Мы не были друзьями людям с белой кожей. Но мы не были и врагами. Тогда многие говорили о том, что белокожих следует убить, пока они не стали убивать сами. Однако находились и те, кто верил, что мир достаточно велик, чтобы в нем хватило места всем.
– Ошиблись, – проворчал Эдди.
Он устроился на седле, скрестив огромные ноги. И плошка с травяным отваром в руках его казалась крохотной.
– И не только вы. Племена… оказалось, что белые люди умеют говорить. И каждому говорят то, что он желает слышать. А еще они продают вещи. Разные вещи. Хорошие вещи. Такие, которых не было раньше. Например, ружья. Или огненную воду.
Чарльз поморщился. Слушать это было неприятно. Будто он, Чарльз, в чем-то виноват! А он не виноват. Он лично никому ничего не продавал.
– Их становилось больше и больше, – старейшая первой пригубила отвар. И Чарльз, пусть не без опаски, но последовал её примеру. Травы были горькими, а главное, совершенно незнакомыми на вкус. Но жажда, терзавшая его, вдруг унялась.
И по телу прокатилась волна живого тепла.
Стало легче дышать.
– А еще белые люди желали получить больше. Земель. Силы. Власти. Золота, – сиу прикрыла глаза, зеленые, как молодая листва. – Особенно золота. И кто-то пустил слух, что в Драконьих горах просто не может не быть золота. Здесь ведь жили драконы.
– А они жили? – не утерпела Милисента. Ей, как и старейшей, постелили одеяло, а наверх набросили другое, сшитое из волчьих шкур.
И вот честное слово, Чарльзу бы не хотелось встретить волков такого размера.
– Жили, – сиу позволила себе улыбнуться. – Дети любопытны.
– Извините.
– В этом нет дурного. Но порой любопытство оборачивается бедой. Дети не думают о дурном. Но оно случается.
Почему-то прозвучало… предупреждением.
– Драконы существовали, когда мир был еще молод и в нем кипела сила. Они сами были силой.
– А… потом?
– Потом они ушли.
– Куда?
– В другой мир. В другие миры.
– А есть и другие? – Милисента ерзала.
– Есть. Почему им не быть?
Наверное, в Географическом обществе нашли бы аргументы, которые доказали бы, что существование иных миров – лишь фантазия. Но здесь, в очередной узкой расщелине, спрятанной в горах, почему-то верилось.
И в драконов.
И в другие миры.
– Драконам не нужно было золото. К чему? – сиу провела пальцем по шее, которую украшало тяжелое ожерелье. – Люди – дело иное… и они пришли в горы. Сперва одиночки, искавшие удачи. Кому-то мы даже помогали. Зря. Однажды такой вот человек, которому не позволили погибнуть в горах, ушел, чтобы вернуться с другими людьми. Со многими людьми.
– Они… всех убили? – спросил Эдди, который так и не притронулся к напитку. Сидел. Смотрел. Дышал-то через раз.
– Да. Роща была небольшой. Две дюжины домов. Наши женщины и мужчины живут отдельно. Так повелось. И лишь, когда желают породить дитя, они покидают родные рощи, чтобы поселиться отдельно и вырастить это дитя.
– То есть, там были женщины и дети?
– И мужчины. Но немного. Мужчин мало. Быстро гибнут. Они очень… – сиу задумалась, подыскивая слово. – Неустойчивы.
А Чарльз отвар допил, правда, чашку вновь наполнили, но теперь густым варевом, от которого исходил сытный мясной дух.
– Мужчин убили. Женщин многих тоже. И детей. Но спрашивали. О золоте. Долго. Тогда… сиу полагали безобидными.
Улыбка её обнажила острые длинные зубы, одинаковые, как у акулы.
– Большей частью от того, что рождение детей требует отказаться от использования той, иной, грани силы, которую вы именуете мертвой.
По спине побежали мурашки.
– Но когда вокруг столько смерти. И больно. И душа кровоточит, как срубленные ветви дерева, удержаться сложно.
Они и не удержались, те сиу, которые в далекие те времена не совершали набегов.
Не вырезали человеческие поселения.
Не строили пирамиды из голов.
Не пытали. Не жгли. Не поднимали мертвецов, упокоить которых не каждому некроманту удавалось. Многое не делали, из того, что, оказывается, могли.
– Кто-то воззвал к силе. И та, что сделала это, испытывала огромную боль, которую разделила на всех.
– И они остались там. В роще.
Сиу склонила голову.
– Те, кто жил, и те, кто умер. Сиу и… другие, что пришли их убивать, – Эдди все-таки сделал глоток. – Спасибо, Великая мать.
– За что?
– За историю, – он поклонился, прижав руку к груди. – И за то, что не оставила нас в роще.
По спине побежал холодок.
Ей ведь хотелось. Она, если подумать, не испытывает к белым людям ничего-то, помимо ненависти. И ненависть эта, скрепленная большой кровью, жива.
Она таится в зелени глаз.
В темной коже.
В каждом шраме, её украсившем.
– Я дала слово.
– Человеку, – тихо уточнил Эдди. – Разве оно имеет значение?
– Я дала слово человеку, который ни разу не нарушил своего.
Вот… наверное, стоило порадоваться. Да как-то плохо получилось. Чарльз покосился на Милисенту. Та сидела спокойно и ела.
Руками.
– Кроме того у меня свой интерес, – сиу тоже запустила пальцы в чашу, скатав из варева комок, который и отправила в рот.
…тот мальчишка, что с ним стало?
Он ел, весьма неплохо орудуя ножом и вилкой. И спину держал прямо. И вовсе выглядел… цивилизованным, что ли?
Почему-то замутило.
Чарльз поспешно поднес чашу к губам. Есть хотелось. И с каждой минутой голод становился все сильнее. Варево оказалось терпким и весьма щедро приправленным.
– Так уж случилось, что и у меня есть дитя, – сиу слизнула жир с пальцев. – Моя дочь появилась на свет в новом мире. И слышала его куда четче, чем я. Как и ты слышишь лучше старых шаманов орды, тот, кто взял другое имя.
Показалось, Эдди смутился.
Или просто отблески алого костра на него легли.
– Она говорила, что все устали от войны. И это правда, – едва слышный вздох за спиной заставил Эдди напрячься. – Она забрала многих. И древо сиу теряет уже не только листья, но и целые ветви. Оно рыдает. И пусть корни его уходят в скалы, но и они не удержат на краю.
Чарльз все-таки сунул руки в плошку.
Мясо.
Жирное. Почему-то вспомнилось, что во время доклада Нейман не единожды упоминал, будто сиу – известные каннибалы.
Нет.
Тут… откуда им… лучше о таком не думать, иначе остается жевать… вообще остается хоть что-то жевать? В седельных сумках наверняка будет что-то вроде сушеного мяса, но как знать, не оскорбит ли это хозяев? И не вернут ли они, оскорбленные, Чарльза в Мертвую рощу?
– Многие устали. И потому слова её были услышаны.
Интересная новость.
Вот только Чарльз не слышал, чтобы кто-то говорил о мире с сиу. Напротив, шли разговоры о необходимости окончательного решения вопроса. Правда, лишь разговоры, но…
– Мы начали торговлю.
– Надеюсь, не золотом? – Эдди сказал это будто бы в сторону.
Сиу покачала головой.
– Мы уже поняли, что этот металл дурманит разум людям, как и черная кровь земли. Нам есть что предложить вашим шаманам.
– Зелья, – счел нужным пояснить Эдди. – Нет зелий лучше, чем те, которые приготовлены сиу. И целителей…
– У силы две стороны. Мы стали забывать о второй. И почти забыли, – сиу склонила голову и протянула руку. Через пламя. Эдди кивнул, мол, попробуй.
Что пробовать?
Чарльз осторожно коснулся темных будто из дерева вырезанных пальцев. Они и в прикосновении казались деревянными. Правда, дерево это было теплым, словно солнцем согретым.
Вспомнилась вдруг детская комната.
И старый сундук, на котором он, Чарли, любил лежать с книгой. Запах вызревших яблок и роз. Повело. Потянуло куда-то туда, в прошлое, где все-то было правильно и хорошо. Где он, Чарльз, был счастлив. И захотелось вдруг остаться навсегда.
К чему взрослеть?
Заботы. Тревоги. Чужие надежды, которые не так просто оправдать. Положение. Интриги. Необходимость. Только эта треклятая необходимость.
Августа со своими куклами устраивает чаепитие. Она никуда не исчезала, она дома, как и Чарльз, и всегда-то останется…
…с куклами.
Нет.
Он разорвал прикосновение резко, отшатнувшись, едва не упав на спину. Чарльз так и застыл, опираясь на кого-то, широко открыв рот, втягивая через него сдобренный сладким дымом воздух. От дыма першило в горле, и он бы закашлялся.
– Что… – голос сорвался. – Вы… сделали.
– Ничего, – глаза сиу сделались темно-зелеными. – Я просто заглянула в тебя, человек.
– З-зачем?
Ему не ответили, но кто-то сунул в руки плошку взамен той, что выпала из сведенных судорогой пальцев, и Милли – как она оказалась рядом-то? – велела:
– Пей, давай.
– Тебе станет легче, – сиу смотрела строго и спокойно. – Я убрала яд из твоего тела.
– Яд? – Чарльз с трудом поднес плошку к губам. Травы. Снова травы. И снова незнакомые. Но вновь глотка хватило, чтобы начать дышать. И избавиться от оцепенения, сковавшего все тело.
– Нехороший. Старый. Давний, – сиу замолчала. – Сложно слова выбрать. Ваш язык слишком простой.
– Ну, извините, какой уж есть.
– Такой, как вы сами. На нем легко сплести ложь, – сиу не хмурилась и не гляделась злой. – Но словами яд не изготовить.
– Руками можно, – встрял Эдди. – Что? Это так, мысли вслух. Стало быть, его травили?
Сиу едва заметно наклонила голову. Наверное, это можно было счесть согласием.
Травили?
Его, Чарльза, травили?
Кто? А главное, зачем? И… он допил травы. И вправду легче стало. А он еще думал, что просто усталость. Случается ведь со всеми.
Головокружения.
Кровь носом. Нечасто, отнюдь. Мелкие проблемы, которые и проблемами-то не назовешь, так ерунда. С такой к целителям не ходят.
Или все-таки…
Он ведь заглядывал. Не так давно. Вот аккурат перед поездкой. Матушка настояла.
Но сказали, что все в порядке.
Что отдых нужен, а так все в порядке. И… если бы был яд, целитель его бы заметил?
– Есть разные яды, – сиу смотрела уже не на Чарльза, но на огонь. – Этот изготовила моя дочь.
– Что? – это совсем уж бредово.
– Заговорив о ней, я услышала эхо. Теперь я уверена, – сиу подняла чашу, наклонила её, позволив темной капле сорваться в пламя. Огонь зашипел и выдохнул искры. – Моя дочь выходила к людям. Она вела за собой копье, и лучшие охотники отдавали ей шкуры, ибо дочь умела брать за них верную цену. Она нашла общий язык с теми, кто продает зелья. И нам снова были рады.
Пламя медленно меняло цвет.
– И даже те, кто говорил, что нельзя верить людям, замолчали. В наших рощах появились мука и масло, теплые одеяла и железные ножи. Полезные вещи, без которых можно обойтись, но с ними жизнь становится проще. Мы выходили к людям. И нам были рады.
…там, на Востоке, про сиу писали, что они вовсе безумны в ненависти своей к людям.
Выходит, врали?
– Но однажды моя дочь уехала, чтобы завершить сделку. Уехала и не вернулась.
Из красного огонь становился зеленым, такого ядовитого яркого цвета, которого просто не бывает в природе.
– Мне передали её нож. И её косу. И еще слова, что она встретила человека и полюбила его.
– Это… возможно?
– Нет, – спокойно ответила сиу.
– Почему? – Милисента протянула руку и потрогала любовь. – Что? Я читала один роман. Там девушку украли бандиты, а потом её спас благородный сиу.
Эдди, кажется, застонал.
– Вашим языком легко создать красивую ложь. Сиу убил бы эту девушку вместе с бандитами, если бы она нарушила границу его земель.
– А любовь?
Туман пополз к Милисенте, коснулся пальцев её, так ласково, осторожно.
– Мы не знаем любви, дитя. Так уж вышло. Наши женщины выбирают подходящих мужчин, тех, кто даст хорошее потомство. Но и к ним не испытывают привязанности. Мы легко встречаемся и легко расстаемся. Мы выбираем разумом.
Она сунула руки в пламя, чтобы вытащить темный ком дыма.
– Разум не позволил бы ей оставить племя, – сиу протянула ком. – Вдохни.
Вот желания вдыхать странного цвета дым, не было совершенно. Однако Чарльз послушно протянул руки. Дым был легким и щекотал, а еще от него пахло матушкиной любимой геранью. Этот запах он и вдохнул.
– И вы не пытались её найти?
– Зачем? – сиу повернулась к Эдди. – Это её жизнь. И её выбор.
– Но что-то изменилось, – Эдди сидел, опираясь на уродливого вида глыбину. – Иначе вы бы не стали разговаривать с нами. Не об этом.
От дыма щипало в носу.
И в горле.
И он, кажется, пробрался в легкие, и теперь щипало там же. Наверное, это совершенно неблагоразумно, доверять всяким там… сиу. Мысль эта вызвала смешок, и Чарльз не удержался, захихикал. Хихиканье это сопровождалось тычками локтя Милли, отчего становилось только смешнее.
А потом смех перешел в кашель.
И его вывернуло.
В костер.
