Текст книги "Дикий, дикий запад (СИ)"
Автор книги: Екатерина Лесина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 18 страниц)
Дикий, дикий запад
Глава 1 Где некий господин прибывает на Дикий запад дабы решить одну крайне щекотливую проблему
Глава 1 Где некий господин прибывает на Дикий запад дабы решить одну крайне щекотливую проблему
Клиент мне сразу не понравился. Вот бывает такое, что только глянешь на человека и всем нутром своим понимаешь – ничего-то, кроме неприятностей, ждать от него не стоит. А главное, и сам он об этом знает, а потому поглядывает свысока, снисходительно этак, понимая, что деваться нам от него некуда.
Что поделаешь, дела в конторе шли не сказать, чтобы хорошо.
Если сказать, то хорошо-то они не шли никогда, что не мешало Эдди надеяться, что вот однажды случится чудо и про нас узнают. Нет, местные-то знали. Да и как не узнать, когда городок наш столь мал, что знали тут всё и про всех, а уж про «Контору частного сыска и решения ваших проблем» и подавно.
Название придумал Эдди.
И все прочее тоже.
Он же, облачившись в приличный сюртук, ныне хмуро разглядывал визитера. Первого, почитай, за месяц. А визитер, стало быть, пялился на Эдди. Оно-то верно, братец мой единокровный в сюртуке гляделся весьма даже представительно. Еще и морда, битая Биллом Клином, которого братец давече все-таки взял, уже отошла. Почти. Левый глаз так и вовсе приоткрылся уже, а что синева вокруг, так она, как матушка изволила выражаться в хорошие дни, весьма даже гармонировала с цветом сюртука.
– Чего изволите? – хмуро поинтересовался Эдди и сплюнул.
В плевательницу.
Медную.
Её он, помнится, в том году принял в зачет одного долга, ибо больше брать с Макфи было нечего. Плевательница была большою и солидной, и на людей незнакомых впечатление производила изрядное.
Клиент… потенциальный клиент, вздрогнул.
А то… Билли, чтоб ему веревка занозистая попалась, братца моего отделал славно. И зуб выбил. Эдди его уже выбивали, конечно, так что отрастет, куда он денется, да только пока вид был… внушающим.
Да.
В общем, клиент вздрогнул и на меня посмотрел.
А я что? Я улыбнулась. Матушка еще сказывала, что если улыбаться людям, то они будут добрее. Правда, может, где-то там оно на востоке так и было, что одной улыбки хватало, а тут, на Западе, с револьвером оно всяко надежнее.
Я и положила руку на свой «Кольт».
На всякий случай.
А то ведь человек в городе явно новый. У них всякая придурь в голове случается, некоторые вон и ухаживать пытались. Один даже в окно полез как-то. С цветами. Потом на суде лаялся, что намерения у него были исключительно добрые, он бы даже женился потом, и что, стало быть, зря Эдди ему эти цветы в одно место засунул…
Но то история старая, ей лет десять уже.
После неё-то братец и перестал ругаться, что я сплю с револьвером под подушкой. Даже новый подарил. Под вторую подушку. А что… места у нас дикие.
– Добрый день, – гость стянул с головы котелок и поклонился.
Я кивнула.
Эдди снова сплюнул и языком дыру потрогал. Поморщился. Стало быть, зуб выбит не до конца, а значится, предстоит, как это говаривала матушка, визит к добрейшему мастеру Брину, который в городе был за брадобрея, цирюльника и еще зубы дергал.
За это его и недолюбливали.
А может, за на редкость поганый характер.
– Верно ли я понял, что вы – мистер Элайя? – и снова на братца уставился. А главное глядит, не мигает. И братец тоже. Правда, ему не мигать сложнее, глаз-то, пусть и открылся, все одно слезится.
Эдди кивнул.
– Мне вас настоятельно рекомендовали, как… человека, – тут уж гость запнулся, ибо человеком Эдди был едва ли на четверть. Но ничего, спустил, кивнул подбадривающе даже. И этот, в сизом костюмчике, который явно на заказ шитый и не криворуким Клюпеном-младшим, продолжил. – Как человека, способного решить любую проблему, даже весьма щекотливую.
– Ага, – сказал Эдди довольно.
И оскалился уже во весь рот.
Я глянула на него с немалой укоризной: маменька, помнится, крепко его пеняла за эту вот улыбку, с которой становились видны и длинные, с палец, клыки, и резцы подточенные, и прочие зубы. Учила она его, учила, да без толку.
– Что ж, в таком случае… – гость вздохнул и огляделся. – Где мы можем побеседовать?
– А от туточки… – Эдди гостеприимно обвел рукой нашу конуру, которую гордо именовал конторой. Прежде-то тут салон был, который матушка держала, когда еще надеялась, что однажды в нашем захолустье кому-то, кроме Беттиных шлюх, станет интересна высокая мода. От той поры остались кружевные занавески, салфетка с вышитыми колокольчиками и ваза на ней. Некогда в вазе стояли цветы, и матушка каждую неделю букет меняла, но…
В общем, не сложилось с высокой модой.
– Гм… действительно… – он вновь покосился на меня, но осторожно. То ли револьвер мой любопытство сдерживал, то ли хмурый взгляд Эдди.
Тот и руки сцепил.
Насупился.
И вид… в общем, во многом внешностью Эдди, как любила говорить моя маменька, пошел в деда, который был не просто так, а орочьим шаманом. Вот и достались от него Эдди, что тяжелая челюсть, что покатый лоб немалой твердости – в прошлом-то году один умник этим самым лбом стену пробил. Не специально. Надеялся Эдди вырубить и уйти. А стена возьми и…
– Сестра моя, – мрачно сказал Эдди, и в голосе его лично я услышала предупреждение. Впрочем, не только я, если господин тоже вздрогнул. А вот рост Эдди достался уже от бабушки, той, которая по материнской линии, а невысоких ахайя не бывает. – Милли…
Вообще-то Милисента.
И даже Милисента Георгина Августа Фредерика Иоланта Годдард. На кой одному человеку такая куча имен, матушка мне честно пыталась объяснить.
Про честь там родовую.
Предков.
Славу… в общем, я слушала. Пыталась. А то ведь к чему матушку огорчать? Ей вон и Эдди хватает, которого папенька мой однажды в дом привел и сказал: мол, сын и наследник, стало быть, воспитывай. Матушка… думаю, к тому времени она изрядно утратила иллюзий о счастливой совместной жизни, а потому лишь кивнула и принялась за дело. Оно-то, конечно, воспитать мальчишку, который первый десяток лет жизни своей провел в орочьем племени, дело такое… сложное. Но матушка справилась.
Как-то.
– Позвольте представится, – гость снова поклонился, как-то хитро ножкой мазнувши, отчего сразу стало понятно: воспитанный засранец. – Чарльз Диксон.
– Чарли, стало быть, – кивнул Эдди, буравя этого Диксона недобрым взглядом. И ноздри широкого носа раздулись, втягивая запах.
А пахло от гостя…
Хорошо пахло. Не навозом, потом и прочим, чем тут пахнет по обыкновению, и даже не цветочками, как от Беттиных шлюшек, а… в общем, хорошо.
– Чарльз, если позволите, – гость положил руки на спинку стула. – Третий граф Невелл…
Если он думал, что мы тут восхитимся, то это зря.
Мы с Эдди переглянулись, и братец пожал плечами. Мол, случается с людьми и такое. А что, в нашем захолустье кого только не встретишь. Так что графом больше, графом меньше.
– И чего надо? – спросил Эдди, вовсе теряя терпение.
Это уже у него от огненных дэвов, с которыми спутался кто-то из совсем уж дальних предков, и Эдди напрочь отрицал этакое родство, но я матушке с её способностями кровь разглядеть, верила. А то, раздражался братец легко.
И порой вовсе впадал в ярость.
Правда, сам он утверждал, что ярость эта – от бабки, которая происходила из прибрежников, а те славились неукротимостью нрава в бою… ну, сложная у него родословная, что уж тут.
– Надо… – Графчик присел на стул, осторожно так, будто ожидая от этого стула пакости какой. К слову, не зря. Помнится, той неделей этим самым стулом Эдди оглушил Кривого Пью, решившего, что, раз он знает с какой стороны за ружье браться, то теперь он в городе самый главный. Стул от того развалился, а чинил его Эдди сам.
Из экономии.
У моего брата множество талантов, это все признают, но вот мастер… мастеров в нашем роду, похоже, не было.
– Мне необходимо, чтобы вы помогли мне отыскать мою сестру, – это Графчик произнес спокойно и ровно, выпялившись на Эдди, который вдруг от взгляда его смутился.
Вот честно!
Кто бы другой и не заметил, но я-то не другая, я-то вижу…
– И я готов платить.
Я убрала револьвер со стола и даже ноги сняла, вспомнивши, что, коль человек платить готов, то надобно с ним совсем уж вежливою быть. Клиенты на дороге не валяются.
Даже проблемные.
А этот…
На стол упал кошель. Тяжеленный… видать, нарочно готовил, чтоб Эдди впечатлить, так-то мы не совсем и дикие, нормальные люди кошелей с собой не таскают. Чревато это. Куда уж безопаснее с чековой книжкой гулять. Но Эдди на кошель уставился.
Я…
…вспомнилось, что зима не так и далека, а угля в яме едва ли на треть осталась. Да и неплохо бы стены подконопатить. Стекло в гостиной треснуло, крыша снова подтекает. Не говоря уже о том, что обои совсем уж выцвели, а матушка молча перешивает очередное платье, надеясь, что, перешитое, оно соседям покажется новым. Соседям-то, честно говоря, на платье плевать, особенно Доусону, что стал заезжать слишком уж часто, чтобы это не выглядело подозрительным, но матушке же не скажешь.
Эдди тоже.
Он Доусону сперва зубы выбьет, а потом и душу вытряхнет. А по мне так ничего, пусть бы ездил. У Доусона плантации изрядные, и дом хороший, и сам он мужик видный. Глядишь, и сложилось бы.
– Сестру? – уточнил Эдди.
– Сестру, – рядом с кошельком лег снимок. Я шею вытянула, силясь разглядеть девицу, которая на нем. Уж больно интересно вдруг стало. Только не вышло.
Ну да…
Эдди потом покажет.
– К сожалению, юные девушки порой… увлекаются неподходящими личностями, – графчик произнес это препечально.
– Ага, – сказал Эдди, пальцами пошевелив, отчего гость вздрогнул.
Но зря. Это не про него, это… и вовсе Милфорд не был неподходящим… ну да, обычный ковбой, у которого за душою конь да револьвер. Но у многих и того нету.
В степь ходил.
Возвращался… как везло, так и возвращался. Песни еще пел красивые. Про любовь. И цветы однажды принес. Сказал, что я ему нравлюсь. И намерения у него были самые серьезные. До встречи с Эдди.
В общем, не задалось у меня с личной жизнью, да…
– Наш род весьма… состоятелен. И потому моя сестра многим казалась удачной партией. Однако она была помолвлена и осенью уже должна была бы состояться её свадьба с четвертым маркизом Шеффилдом. Это мой хороший друг.
Сказал и помрачнел.
И пальцы так по столешнице постучали. Выразительно.
– Однако… случилось так, что на приеме Августа встретила некоего… молодого человека, которым вдруг увлеклась. При том, что об этом увлечении не знали ни я, ни матушка. А потому побег её стал совершеннейшей неожиданностью.
Эдди уставился на меня.
А я что? Этакая дурь мне в голову точно не придет. Куда бежать? Да и… от Эдди не убежишь. И потому я сделала вид, что совсем даже ничего не поняла.
И вообще сижу вот.
Паутиной любуюсь.
– Она оставила письмо, в котором призналась, что никогда не любила Ричарда, вернее принимала ошибочно симпатию за любовь, и что лишь с неким Н. познала всю глубину этого чувства.
В руках Эдди хрустнул карандаш.
Была у него привычка крутить что-нибудь в пальцах, вот и…
– Она просила её не искать. Говорила, что они заключат брак, а потом уедут туда, где её прошлое не станет помехой.
Карандаш полетел на пол.
Я вздохнула.
Вот… и не скажешь, что дура. Но девчонку было жаль. Не оттого ли, что со мной такого не приключится? Любовь любовью, в неё-то я не больно верила, но безумца, который рискнул бы с Эдди связаться, в округе нет.
– Как вы понимаете, случился скандал. Мне пришлось объясняться с Ричардом, который был весьма огорчен… даже оскорблен.
– Сам дурак, – пробормотал Эдди.
– Простите?
– Если есть невеста, то приглядывать надо.
Сказал и засопел, на меня взглядом стрельнул. А я что? Знать-то, что Эдди заглядывал к Молли Шеппард, я знаю, и что даже подумывал предложение сделать, тоже знаю. Ну да, подслушивать разговоры чужие нехорошо, но полезно.
Правда, Молли, будто почуяв приближение этакого счастья, скоренько выскочила замуж за Роса Кадиша. Точно дура. Оно, конечно, у Кадишей земли прилично, и деньжата водятся, да не в них счастье.
И запил Эдди зря.
Матушка ему так и высказала, мол, человек достойный в любой самой неприятной ситуации сумеет сохранить лицо.
– Это верно, но… я полагал, что Августа – девушка разумная. А тут…
– Не догнал?
– Она… она и вправду разумная девушка, – графчик печально улыбнулся. – И сумела все обставить так, будто уехала к подруге в гости. Та… поверила в большую любовь и согласилась помочь. Две недели Августа якобы гостила у неё. Нам приходили письма. И никто ни о чем не волновался. Но она не вернулась домой в срок. А потом… время было упущено.
Взгляд Эдди стал тяжелым.
А я что? Девка-то молодец, сообразила, как все обставить. Сообразить бы ей еще и другое… любовь… любовь – такая штука, опасная. Матушка моя вон отца на что любила. Я-то, конечно, всей правды не знаю, кто мне скажет, но и не полная идиотка, чтобы взять и поверить в эту самую любовь.
То есть, что матушка любила – это да.
Не любила бы, небось, в жизни не стала бы сбегать из дому да со всем семейством ссориться. Но вот отец… привезти привез, в доме поселил, а после скучно ему стало, да.
Как-то вот…
Графчик руки сцепил да так, что кости захрустели.
– Я нашел и жреца, заключившего брак. И свидетелей. Брак законный.
– Уже хорошо, – миролюбиво заметил Эдди. – А то ведь случается… всякое.
Я кивнула.
Случается.
Вона, у матушки Бетти, если не каждая вторая, то каждая третья девка точно из дома по-за любви большей сбежавшая. Только частенько этой самой любви хватало лишь до первой гостинички, а бывало, что и сама эта любовь девку в бордель продавала.
Жизнь – штука такая.
Сложная.
– Честно говоря, я ожидал, что Августа вернется домой. Напишет. Позвонит. Телеграмму пришлет на худой конец! Право слово, мы с матушкой, конечно, были злы, но не настолько же! Однако…
– Не написала?
– Нет. И это, признаюсь, меня несколько… насторожило. Мы с Августой довольно близки. И да, возможно, она бы опасалась, что я разозлюсь…
Эдди хмыкнул.
– Однако должна была бы понимать, что прежде всего меня волнует именно её благополучие…
– А этот… женишок?
– О нем удалось выяснить немногое. Некий Уинстон Грейтон. Моим… знакомым он доводился дальним родственником, об устройстве которого они и хлопотали, правда, без особой надежды.
Взгляд Эдди сделался весьма выразителен.
– Да, признаюсь, я тоже не слишком поверил, однако и оснований обвинять этих… людей в чем-то у меня не было.
Хрустнул второй карандаш.
Этак он все переломает.
– Бишопы – семейство весьма почтенное, известное, а потому, как понимаете…
– Не на любую шею можно веревку накинуть… – иногда Эдди проявлял редкостное понимание.
– Именно, – график изобразил кривоватую улыбку. – Мне удалось выяснить, что этот Уинстон прибыл в город за неделю до встречи с Августой, а отбыл сразу после свадьбы. Вместе с тем Элайя Бишоп весьма скоро подал претензию на выплаты приданого, которое было оговорено моим отцом.
– А вы?
– Часть денег я выплатил, но не все. Имелись юридические основания об отсрочке. Поймите, дело не в деньгах. Я лишь желал убедиться, что с моей сестрой все в порядке. Если она счастлива с этим… Уинстоном, я приму его в семью. Постараюсь, во всяком случае.
Вот тут лично у меня возникли некоторые сомнения. Уж больно морда у графа выразительной была. С такой мордой только новых родственников в семью и принимать.
– Честно говоря, я надеялся, что эта отсрочка позволит как-то связаться или с Августой, или с её супругом.
– Не вышло?
– Нет.
– И сколько?
– Что?
– Сколько вы им выплатили?
– Двадцать пять тысяч долларов.
Мы с братом переглянулись. В его взгляде мне почудилось сожаление, а я… что я… у меня тоже приданое есть. Конь. Пара револьверов. И еще матушкины кружева. Ну и деньжат Эдди наскреб бы, сотни две, когда б постарался.
– Это мелочь, на самом-то деле, – Графчик махнул рукой. – Основная часть приданого – более ста тысяч…
– Это, может, там мелочь, – спокойно отозвался Эдди. – А здесь и за пару долларов глотку перережут… но ты это понял, да?
Глава 2 В которой Чарльз Диксон рассказывает историю и получает предложение помощи
Глава 2 В которой Чарльз Диксон рассказывает историю и получает предложение помощи
Существо, смотревшее исподлобья на Чарльза, человека менее подготовленного привело бы в ужас, ибо было велико, страшно и, что хуже всего, странно. Это существо отличала удивительная смесь черт едва ли не всех, известных человеку, рас.
Однако…
При всем том следовало признать, что существо это вызывало куда меньшее раздражение, чем исключительно правильный, идеальный в каждой черте своей Элайя Бишоп.
Стоило подумать, как челюсти свело от гнева.
…остальные выплаты.
Судебное разбирательство. Новый скандал, когда матушка еще от старого не отошла. И мягкая улыбка старого паука. Мол, вы же понимаете, Чарли, что дело вовсе не в деньгах, дело исключительно в принципе.
Стервятник.
А этот… этот скорее походил на горного льва, тварь огромную и невероятно опасную. Но такая Чарльзу и нужна. Если кто и пройдет по Диким землям, то она.
Он подавил вздох.
И продолжил.
– Я нанял людей, но им удалось выяснить лишь, что чета Уинстон сперва купила билеты на пароход «Веселая Нелли», на котором прибыла в Аштон-таун, а уже оттуда отправилась дальше, по железной дороге.
– И думаете, они здесь? – с сомнением произнесло существо. – У нас небольшой городок, и если бы кто объявился новый, я бы знал.
Девица, что пряталась в углу, кивнула, мол, точно бы знал.
– Вышли они на станции Арвик, где и купили фургон с парой тяжеловозов, да кое-какие припасы.
– Какие?
Чарльз поморщился. Вот какая разница? Но все же ответил.
– Муки двести сорок фунтов. Порошок яичный. Сухое молоко. Крупа рисовая, высшего сорта. Пшеница.
Он попытался вспомнить, что там еще было.
– Соль. Пятьдесят фунтов соли.
– Много, – сказало существо и провело ладонями по всклоченным волосам. – Не для себя брали…
– Там же был сделан снимок. Как полагаю, свадебный. И мне повезло. Пластину не уничтожили.
И стоила она не сказать, чтобы много. Впрочем, Чарльз уже успел убедиться, что здесь цены несколько отличались от привычных.
– Вот, – он выложил второй снимок.
И едва сдержался, чтобы не забрать, когда к нему потянулась грубая рука.
– Милли, – рявкнуло существо. – Иди-ка сюда… только глянь!
На что там глядеть, Чарльз не слишком понимал. Этот снимок… пожалуй, именно он и убедил его, что надо ехать, что сколь бы ни велика была любовь Августы к этому проходимцу, но ей, такой хрупкой и утонченной, совсем не место на Диких землях.
Что…
Бледная девушка на снимке, если и напоминала Августу, то лишь чертами лица. Она и прежде не отличавшаяся полнотой, похудела вовсе уж до призрачной бледности. И строгие черные одеяния, – Августа прежде в жизни не надела бы чего-то подобного – лишь подчеркивали и худобу, и общую болезненность облика. Но главное даже не это, в конце концов, Августа никогда-то не любила путешествовать. Главное, что она больше не улыбалась.
Совсем.
А выражение лица… разве возможно это странное виноватое, совершенно несчастное выражение лица? Мужчина же, стоявший за спиной Августы, положивший руки на плечи её как-то совершенно по-хозяйски, выглядел довольным. Он был крупным и не сказать, чтобы красивым.
Вот и что она в нем нашла?
Самодовольный тип.
Нехороший.
Наглый.
Чарльз заставил себя дышать ровнее. Матушке он снимок не показывал. Матушку он вовсе не стал волновать, благо, императрица вошла в положение и призвала её ко двору, отговорившись какой-то там надобностью.
Пускай.
Главное, время выиграли. А там… Чарльз найдет сестру. С помощью ли, без нее, но найдет всенепременно. И вернет домой.
– Надо же, – девица, выползшая из своего угла, в ближайшем рассмотрении оказалась… интересной.
Да, пожалуй что.
Высокая.
Неприлично, пожалуй, высокая для женщины, она была худа, смугла и темноволоса. Узкое лицо её обладало чертами чересчур резкими, в которых угадывалось присутствие иной крови, что девицу нисколько не портило.
Резкие острые скулы.
Треугольный подбородок. Изящный нос. И узкие приподнятые к вискам глаза. Темные волосы свои она заплетала в косы, которые украшала резными фигурками. В левом ухе девицы висела крупная жемчужина того насыщенного цвета, который не случается сам по себе.
Оберег?
И судя по отголоску силы, старый, настоявшийся, что весьма… странно.
Впрочем, сейчас Чарльза волновала не столько эта девица, сколько презадумчивое выражение лица её, которое подсказывало, что эти двое увидели на снимке что-то, самим Чарльзом пропущенное. А уж он-то изучил и снимок, и пластину, за которую пришлось платить отдельно, с лупой.
– Машман, – сказала девица и дернула себя за перо, что торчало из косы. Перья были длинными и выкрашенными в разные цвета.
Пожалуй, матушка сочла бы сию особу варварски великолепной.
…попросить сделать снимок? Все одно письмо придется писать. И еще надо подумать, что бы такого в нем написать, чтобы и не врать слишком уж откровенно, и матушку в волнение не ввести.
– Вот и я думаю, – согласилось существо и поглядело на Чарльза с жалостью.
Даже неудобно как-то стало.
– Простите, – Чарльз считал себя человеком глубоко воспитанным, а потому вложил в это слово всю бездну своего недоумения и желания понять, что же такого они увидели.
И кто такой машман.
И почему…
– Машман, – повторило существо, ткнув пальцем в снимок. – Видите?
– Нет, – признался Чарльз.
Существо поглядело на Чарльза с упреком, даже самому стало слегка совестно: как это, не знать, кто такие машманы и чем они от обыкновенных людей отличаются. После же потерло пальцем заплывший глаз и соизволило-таки пояснить.
– Община у них. Там… – рукой махнул на стену, которая некогда была весьма себе приличной стеной, крашеной в нарядный бледно-розовый цвет. Но местами краска выцвела, местами облезла. Впрочем, большей частью её закрывали характерного вида листы с портретами. Над рожами, чем-то неуловимо похожими друг на друга, вероятно, стилем работы тюремного живописца, виднелись надписи «Разыскивается». А под ними – суммы. Некоторые листы были перечеркнуты, на других стояли отметки, третьи, явно добавленные недавно, выделялись относительной чистотой бумаги.
– Машманы, – девица с грохотом подтянула трехногий табурет к столу, на который и взгромоздилась безо всякого девичьего изящества.
Чарльз поспешно отвел взгляд.
Он вовсе даже не собирался пялиться на ноги этой вот самой девицы, даже с учетом того, что ноги эти были выставлены на всеобщее обозрение.
И с каких это пор девицы носят штаны?
Впрочем… в местах нынешних, надо полагать, исключительно диких, сие было обыкновенным. А потому не следовало демонстрировать свое удивление. И вообще.
– Машманы – это люди пророка Ма-Ашшам, – девица поерзала, табурет опасно закачался, и Чарльз поспешно вскочил, ибо был человеком воспитанным, да и собственный стул не внушал ему доверия. Но девицу, глядишь, и выдержит. – Он тут объявился…
– Да лет двадцать тому… – задумчиво произнесло существо. – Или даже больше…
– Точно больше.
– Ага, меня туточки не было…
– Надо у матушки спросить.
– Спросим, – эти двое переглянулись и кивнули, приняв решение. А после девица заговорила.
– Они основали общину. Свободную, как говорят. Устроились неплохо, в Змеиной ложбине, там аккурат деревня вымерла, то ли от оспы, то ли от краснухи, то ли просто вырезали. Но орки из этих мест всяко откочевали. После-то пытались вернуться, но община отбилась. Да…
– Живут своим правом.
Что-то спокойствия эти новости не добавляли.
– Верят в пророка… но так-то люди тихие, безобидные, если к ним не лезть.
– А…
– Вот, – тонкий палец, правда, без маникюра вновь ткнул в снимок. – Видите? У него на шее.
– На шее?
Чарльз склонился над фотографией. На шее у потенциального родственника и вправду было какое-то пятно, но его Чарльз, говоря по правде, принял за обыкновенный дефект печатной пластины.
– Это хвост Великого Змея. Всем мужчинам, которые прошли посвящение, наносят рисунок.
На столе появилась лупа, которую Чарльзу протянули весьма вежливо. А он и отказываться не стал. Правда, толку-то… снимок, отпечатанный не на самой лучшей бумаге, был крупным, зернистым, и пятно даже под лупой пятном осталось.
– Еще на руке, вот, тут виднее… – девица повернула фотографию. – И белая лента на шляпе. Если по отдельности, то оно, конечно, совпадением быть может.
– И главное, рожа знакомая, – осклабился нелюдь. – Я его точно видел.
– Кто не видел.
Девица тоже оскалилась, правда, в отличие от родственника зубы у неё были целыми, да и клыки не выпирали. Что не могло не радовать.
– Это один из сыновей пророка. В прямом смысле слова, – она плюхнулась на табурет, который вновь заскрипел, но к величайшему удивлению Чарльза, не стал разваливаться. – У пророка семьдесят пять жен.
– Сколько? – вот теперь Чарльз по-настоящему удивился.
Он и с одной-то… то есть, не с женой, счастливого брака удалось избежать неимоверными усилиями, хотя надо полагать, что теперь матушка удвоит усилия. И думалось об этом… не слишком радостно.
А тут семьдесят пять…
– Вообще-то все женщины общины считаются его женами, – нелюдь сцепил руки на груди. – Он может призвать к себе любую, которая понравится.
– И их… мужья?
– Будут рады, а уж если та понесет… впрочем, все дети общины считаются детьми пророка.
Чарльз закрыл глаза, успокаивая гнев и силу, что в последнее время колобродила. Не иначе, от нервов.
– Но на самом деле он всегда точно знает, в ком есть кровь Великого змея. И да, своих дочерей он берет в жены в первую очередь.
– Это же…
– Это свободная община, – сказала девица и поморщилась. – А еще у них есть пушка, маги и ружья, потому их, конечно, недолюбливают, но воевать…
– Все одно кроме пушки, магов и ружей там взять нечего.
– И… как быть?
Почему-то подумалось, что предыдущий его план, явиться и потребовать сестру, не выдержит столкновения с реальностью.
– Подумать надо…
– И матушку спросить, – сказала девица, почесав щеку. – Матушка точно знает…
…а если обратиться к шерифу? Должен же быть в этом захолустье шериф… и вообще… войска какие-то… заплатить… или…
…там, дома, ему доходчиво объяснили, что Августа – особа совершеннолетняя, вольная поступать так, как ей самой заблагорассудится, а потому искать её полиция не станет.
Что-то подсказывало, что здесь ответят примерно то же.
Может, правда, не столь вежливо.
– А знаете… – чудовище громко хлопнуло в ладоши. – Приходите-ка к нам вечерочком. На ужин. Там и потолкуем, заодно матушка чего сподмогнет.
Не было печали.
Но вежливость требовала согласиться.
Прежде Эдди как-то вот не спешил тянуть в дом всяких там… нет, притащил однажды щенка с перебитой лапой, потом еще сокола, которого сам выходил. Котенка горной пумы.
И так, по мелочи. Но это же другое.
– Гость? – матушка, если и удивилась, то виду не подала, но взгляд её, полный задумчивости, обратился на меня. – Милисента, мне понадобится помощь.
Вот уж не было печали.
Нет, я не против готовить. Я даже умею. Мамаша Мо, которую, что характерно, тоже в дом притащил Эдди и случилось это лет десять тому, меня хорошо учила. Но вот… одно дело сварить похлебку и лепешек напечь и совсем иное маяться дурью, выготавливая чего-нибудь этакого.
Впрочем, с кухни меня скоро отослали.
Готовиться.
Ага. Можно подумать, я – рисовый пудинг, которому выстояться надо. Только разве с матушкой поспоришь? И к чему оно? Раз спровадили, я и пошла.
Не к себе.
К Эдди.
– Чего думаешь? – братец отыскался, как и следовало ожидать, на конюшне. Огромная, она предназначалась для двух десятков лошадей, но ныне в ней стояли жеребец Эдди, на редкость пакостливая и кусучая скотина, моя Гроза и матушкина Сметанка, да еще ослик, на котором мамаша Мо ездила в город.
Эдди вздохнул.
И глянул на меня искоса. Виновато так… вот что-то мне не нравится ни взгляд этот, ни внезапно прорезавшееся его гостеприимство. А еще запах, ибо пахло на конюшне не только лошадьми да сеном. Крыша еще когда проседать стала, но в дальнем углу. Теперь еще и мокро там, и опорные столбы подгнивать начали. И по-хорошему надо бы конюшню разобрать, снести лишнее, переложить стены.
Заговорить от крыс и прочей мелкой пакости, которая явно где-то гнездо свила. Я потянула воздух, пытаясь уловить это вот ощущение. И пальцы сложила, позволив выбраться искре силы.
– Не спали, – проворчал Эдди.
– Не спалю… девке конец.
Он опять вздохнул.
А чего тут вздыхать-то, когда все ясно? Встречалась я с этим самым пророком, который объявил себя потомком Великого Змея. Случайно вышло, но все знают, что он по осени является в город да не просто так, у Бетти с ним договор, ибо не просто так собирает она в своем борделе сироток.
Пророк за сироток платит.
Особенно за девочек. Таких вот бледных хрупких, как та, что глядела на меня со снимка. И главное, что все-то об этом знают, но…
…какая еще у них дорога? – сказала мне Бетти, когда я… не сдержалась. – Или думаешь, шлюхой быть веселее? А там он, конечно, попользует, но и мужа потом найдет. И будут они жить в тепле да сытости.
И наверное, в чем-то она была права.
Поэтому и смотрели на её дела сквозь пальцы. Да только одно дело сироты, которые хлебанули горя и поняли, что в жизни им не особо рады, и другое – хрупкая девушка, урожденная графиня.
Этакая и руки на себя наложит, ежели что.
– Попробовать стоит, – сказал тихо Эдди. – А деньги нам нужны.
А то я не понимаю, что нужны. Дел-то таких, за которые платят, немного. Вот и перебиваемся свободной охотой, хотя Эдди совсем не рад, но понимает, что сам не справится. А я ловкая.
И сильная.
И стреляю отлично. Только… за Билла ему две сотни дадут, которых едва хватит, чтоб за старые долги расплатиться и угля купить.
– Попробуем, – мне было жаль девицу.
И если братец её решит вздернуть новообретенного родственничка, то веревку я ему подам с превеликой радостью.
– Милли, – Эдди чистил жеребца остервенело, и тот замер, чувствуя настроение хозяина, только на меня косился, будто я виновата. – Постарайся вести себя… ну…
– Как?
– Как надо.
– А как надо?
– Милли!
– Что? – не то, чтобы я не понимала. Понимала, только понимание это не радовало совершенно. Опять они с матушкой сговорились да за моей спиной.
Для моего же блага…
– Тебе надо уезжать, – Эдди отвел взгляд.
– Куда?
– На восток.
– Зачем?
Глупый разговор. Ведь переговорено уже не раз и не два. И… и может, в чем-то он и прав, здесь я вряд ли найду кого толкового, чтобы надежный и верный, чтобы любил, чтобы… не как папаша. Но и там-то меня никто не ждет. Будто я не видела, как этот графчик на меня поглядывал.
Небось, там, на востоке, все девицы воспитанные до жути.
Ходят в платьях.
Целыми днями волосы укладывают да букеты составляют. Или говорят о чем-то этаком, моему уму недоступном. И вот кем я там буду?
