Текст книги "Дикий, дикий запад (СИ)"
Автор книги: Екатерина Лесина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 18 страниц)
Глава 28 В которой ведутся задушевные беседы на сложные темы
Глава 28 В которой ведутся задушевные беседы на сложные темы
Горел костер.
На сей раз нормальный, потому как рядом с хижиной, которая умудрилась вырасти посреди прерии, обнаружилась поленница и почти полная.
Так что костер горел. Рыжие всполохи ложились на лица, и лица эти больше не гляделись масками.
Устали.
Я вот зверски устала. И потому молчу. Сижу, кручу колечко на пальце… надо же, у него и колечко нашлось. Я бы взяла и из тех, которые прибрала от древнего зла, потому как от зла тоже польза в хозяйстве быть должна. Но Чарли воспротивился.
Мол, не дело это, чтобы графская невеста и всякое там носило.
Кольцо снял. С мизинчика. Мне от аккурат в пору пришлось. Глаза у Эдди так и блеснули, и я тайком ему кулак показала. Говоря по правде, до сих пор сомневаюсь, что вся эта затея – не его придумка. Может, не так все плохо, как он рассказывает.
Я бы может и спросила. Но… устала.
Еще там, в догорающей закатным огнем прерии устала. И молча приняла кольцо, так же молча надев на палец Чарли одно из тех, древних, в которых не чуяла зла, да и вовсе силы.
А потом появилась сиу, будто только и ждала, когда мы кольцами обменяемся.
Глянула на нас.
Рукой махнула и сказала:
– Едем. До убежища недалеко.
Оно и вправду недалеко. И странно даже, как не увидели мы эту хижину, что встала посеред прерии. Темные стены, укрепленные камнями, черная крыша. Те же травы. Навес для дров и колодец, сложенный из камней. Вода в колодце была темной и пахла тиной, но лошади пили её жадно, люди тоже не брезговали. Я вот пила, пока не решила, что еще глоток и лопну.
Чарли…
Жених.
Надо же, у меня и жених. Что бы матушка сказала? Известно, что… что мы с Эдди вовсе страх потеряли, над живым человеком изгаляться. И велела бы кольцо вернуть.
Может, и правильно?
Я покосилась на Чарльза и неожиданно встретилась взглядом. Хотела было отвернуться, но тогда бы получилось, что я ему или глазки строю, или вовсе тайком подглядываю. Вот и… сидим.
Пялимся друг на дружку.
Хороший он.
И сестру любит. Небось, кроме Эдди я не знаю таких, которые бы за своей сестрой да на край света поперлись. И оттого ноет сердце, дергается. Хочется сказать, что все-то у него получится.
Обязательно.
Эдди поможет.
И… и доберемся мы до того города. А потом и домой. И там уже я верну перстень. Попрощаюсь. Пожелаю чего-нибудь этакого, вежливого…
– Я чувствую, что пылью пропитался до костей, – тихо произнес Чарли, подсаживаясь чуть ближе. Не настолько, чтобы вывести Эдди из задумчивости, хотя… видит он все распрекрасно.
И верно думает, что от невесты до жены путь недолгий.
Да только… он ведь граф.
А я?
Проклятая кровь давно сгинувшей цивилизации? Охотница за головами? Магиня-недоучка… и вообще… я себя в зеркале видела. Какая из меня графиня?
– Это пройдет. Оно так всегда, – наверное, следовало поговорить о чем-то ином.
Рассказать, к примеру, о том, что вчера узнала. Это ведь важно. Очень важно. А я про пыль.
– Я. когда возвращаюсь, то пару часов в ванной лежу. Мамаша Мо ругается. А потом приходит и помогает от пыли отскоблиться.
И опять что-то не то ляпнула. Небось, на Востоке девицы не запыливаются до такой степени, что им посторонняя помощь нужна.
Они, если и выходят из дому, то в парк. А в парке какая пыль? Еще знаю, что там зонтики носят. Не в парке, на востоке. От солнца. А мне уже, наверное, поздно. Шкура у меня потемнела и задубела, никакой зонтик не поможет.
– А это вообще реально? – поинтересовался Чарли. – Мне кажется, что я с ней настолько сроднился, что вовек теперь не избавлюсь. И опять обгорел.
– Это есть.
– Матушка моя пришла бы в ужас.
– Моя тоже, – стало приятно, что есть у нас с ним что-то общее.
– Как она вообще тебя отпускает? – он подвинулся еще ближе. Оно, конечно, удобнее, чем орать через костер, да только стало вдруг… жарко?
Или неуютно?
Или наоборот? Если… если он жених, то это вполне прилично, рядом сидеть?
– Не знаю, – я покосилась на графа. И вправду запыленный. И облезлый. И смешной вместе с тем, но глядит так, серьезно. – Наверное, я всегда была такой. Дикой. Мамаша Мо говорит, что драть меня надо было. А мама всегда жалела. Она хорошая.
– Всецело с этом согласен.
– Ей бы нормальную дочку, такую, которую нарядить можно. А я… сколько себя помню, мне вне дома было легче, чем в нем. Она пыталась. Честно. Платья шила. Прически делала. Только… ты же видишь, что не делай, а все одно… бесполезно.
– Почему?
– Издеваешься?
Не похоже. И взгляд такой… такой… нет уж, хотелось бы верить, да правду я знаю. Я не наивная дурочка, которая только и живет, что надеждою на любовь.
Где я и где любовь?
То-то и оно.
– Ты очень необычная девушка, Милисента, – Чарли протянул руки к огню. – Признаюсь… ты пугаешь. Не в том смысле, что ты ужасна. Но я привык к другим.
Охотно верю.
И впервые, пожалуй, мне захотелось стать этой другой! Чтобы как в журнале, чтобы… кожа белая и волосы ровные, куделечками уложенные. Чтобы бантик и шляпка, и платье в полосочку. Или вот в цветочки.
Перчаточки.
Зонтик.
Раньше там, в сарае, на танцах, я представляла себе, как однажды они все увидят, что Милисента Годдард тоже красивая! Но теперь… теперь мне страстно мучительно захотелось стать красивой.
Как они.
– Я привык, что женщины милы и беспомощны. Что о них нужно заботиться. Оберегать. Защищать.
Ага, а у меня револьвер есть. И даже два.
Я сама защититься могу. И он об этом знает.
– Что они подобны оранжерейным цветам…
– А я – репейник?
Получилось как-то… зло, что ли?
– Нет, скорее уж… знаешь, они бы просто не выжили здесь, – ему явно стало неловко. И мне тоже, потому как могла бы и промолчать. В конце концов, Чарли не виноват, что я такая, какая есть.
И никто не виноват.
И… не поеду я на Восток.
Во всяком случае, мужа искать, потому что ничего хорошего из этого не выйдет. Останусь… до двадцати одного не так и долго. А там заберу деньжата, завещанные Великим змеем и… я всегда хотела поглядеть на море.
– Ты видел море? – спросила я, прежде чем он сказал бы что-то, что напрочь бы все испортило.
Например, что я тоже красивая.
По-своему.
Мне это уже говорили, и я четко научилась понимать, что в этом вот «по-своему» ничего хорошего нет. Что оно вроде как извинение, мол, мы знаем правду, но говорить её не вежливо.
– Видел, – сказал Чарльз, выдохнув с облегчением.
Может, конечно, он и не собирался.
Может, графья врут лучше обычных людей, и я бы даже не почуяла неладного. Может… но лучше уже о море.
Поеду.
Поселюсь на берегу. Буду выходить по утрам и любоваться. А в обедать стану на веранде, чтобы море видеть. И завтракать. И ужинать тоже.
Матушке море понравится.
Нет, она, конечно, станет говорить про мужа и детей, про то, что в них счастье… может и так. А если нет? Если вдруг муж… найти-то его найду. Я ведь одаренная, а это… только как он будет ко мне относиться? То-то и оно.
Что-то не те нынче мысли.
И вообще запуталось.
– Какое оно?
– Разное, – чуть подумав, сказал Чарльз. – У нас дом на побережье. Августа в детстве болела, и ей порекомендовали морской воздух. Чтобы окрепла. Вот и прикупили по случаю.
Я тихо вздохнула.
Я росла на диво здоровым ребенком. Если верить матушке, то и бегала-то босиком до самой зимы. И зимой бегала. А если и случалось простывать, то мамаша Мо живо изгоняла бесов болезни горячим молоком, в котором распускала медвежий жир и мед.
То еще пойло.
Вспомню – вздрогну, не диво, что болеть опасалась. Небось, если бы ту самую Августу тоже так лечили, то и дом покупать не пришлось бы.
– Потом просто приезжали на лето. Я любил это место. Там тихо. Спокойно. И море… море иногда синее-синее. Яркое. А иногда серое. Или сизое. Зеленым еще бывает. Так сразу и не скажешь, сколько в нем цветов. Августа рисовала акварели…
В сердце кольнула ревность. К акварелям. К этой вот Августе, которая могла просто выйти из дома и их рисовать. А я… я рисовала веткой на песке, может, тоже неплохо получалось бы. Или кому я вру. У меня руки не под акварели растут.
Вот пристрелить кого – это да.
Акварели же…
– Потом как-то получилось так, что ездить стало некогда. Мама с Августой еще наведывались, но тоже… она ведь подросла. И нужно было в свет выводить. Значит, далеко и надолго не уедешь.
Мне бы их проблемы.
– Я бы хотел показать тебе этот дом, – сказал вдруг Чарльз. – И был бы рад, если бы ты с Эдди наведались. И твоя матушка. Моя, думаю, была бы рада таким гостям.
Это он зря так. Неосмотрительно. Он к нам уже привык. А вот матушка его – леди. Да и… моей будет неудобно, потому как, может, в зубах мы с Эдди за столом и не ковыряемся, но все равно не образцы для подражания.
Я тихо вздохнула.
И повисла пауза. Неудобная такая. Было слышно, как потрескивают дрова в костре, как похрапывают, переступая с ноги на ногу кони, и даже как где-то там, в траве, что-то то ли шелестит, то ли вздыхает.
– Я, наверное, опять глупость спрошу, но… где мы вообще находимся? – Чарли надоело первому. И правильно, если долго молчать, этак и треснуть можно с натуги.
– По ту сторону гор, – сказала я очевидную вещь.
– Это я понял, но тебе это все не кажется странным?
– Что именно?
Слишком много тут всего странного, чтобы вот так взять и выделить что-то одно.
– Место это, – терпеливо объяснил Чарли. – Смотри, тут ведь, если не ошибусь, никого нет? Тогда для чего хижина эта? Кто её поставил? Кто за ней приглядывает? Дрова вот, колодец… они с защитой. Дрова не вымокнут, а к колодцу вывели водяную жилу и закрепили. И думаю, что время от времени заклятье восстанавливают.
– Верно, – прогудел Эдди, выходя из полудремы. – Это станция.
– Станция?!
– Я ж говорил, в город Мастеров так просто не попасть, – братец пожал плечами. – Здесь я не бывал, обычно сажусь по ту сторону… у них свои пути, но похоже. Я ведь не ошибся?
– Нет, – отозвалась сиу.
– И когда поезд?
– Поезд?! – мы с Чарли переглянулись.
Нет, братцу я верю. Он шутить не станет, но… откуда здесь поезд? Прерия кругом. Трава. И ни следа железной дороги. Уж её-то я бы не пропустила.
– Увидите, – усмехнулся Эдди. – Это ж город Мастеров. Вот мастера… и мастерят.
Ночь прошла.
Почему-то Чарльз долго не мог заснуть. В голову лезло всякое, ненужное.
И кольцо на пальце мешало.
Как он вообще… Эдди с тем же успехом мог представить сестру собственною невестой. Хотя… нет, не стоило соглашаться. Теперь Чарльз чувствует себя подлецом.
Он еще ничего не сделал, но все равно чувствует.
Превентивно.
И за тот разговор тошно, будто… он ведь не лгал. Никогда никому не лгал, чем несказанно гордился. А получилось, что правда его тоже не особо нужна-то.
Когда лежать стало невыносимо, Чарльз сел.
Холодно.
Странное дело. Днем прерии нагреваются так, что дышать-то нечем, кажется, вот-вот и полыхнешь жаром. А ночью вот холод такой, что зуб на зуб не попадает.
Эдди сидел у костра, куда добросил поленце.
– Спит?
– Милли? Да, спит. А эти не знаю. Наверное. Но не факт, – Эдди подвинулся. – Садись.
Отказываться Чарльз не стал.
– Я и вправду буду рад вас видеть. Там, на Востоке. На побережье. Море красивое. И лодка есть. Можно выходить. А если нанять кого из рыбаков, то можно и на рыбалку.
Эдди хмыкнул. А затем спросил тихо:
– Ничего не выйдет, верно?
– В смысле? – сердце похолодело.
– Ну, с Милли… она там не приживется. Я дурак был, что полез, – он покачал тяжелой головой. И теперь в полутьме человеческого в чертах его лица было, пожалуй, больше, чем когда либо. – Она там будет, как я тут.
– Не обязательно… – врать было непривычно.
Более того ложь эта застряла поперек горла, и Чарльз поморщился.
– Вежливый? – уточнил Эдди.
– Стараюсь, но… понимаешь, с одной стороны найти мужа твоей сестре будет не так и сложно. Дар у неё яркий. Признаться, я никогда-то прежде не встречал настолько активный развитый дар у женщины. И детям он передастся.
Чарльз потрогал карман, в котором скрывался футляр с камнем. По-хорошему следовало бы вернуться. Просмотреть записи Сассекса. Оценить.
Хотя… если там действительно метод, который…
…магов в поселении хватало, пожалуй, было их больше, чем где бы то ни было. Следовательно, метод работает. Да и врать Змею нужды не было. Следовательно, в камне сокрыта информация, способная раз и навсегда изменить мир. И от осознания этого становится не по себе.
Чарльз должен вернуться.
На Восток.
В цивилизацию. Добиться аудиенции. Передать записи. И уже потом искать Августу, тем паче, что ей и вправду вряд ли что-то угрожает. Во всяком случае, пока Чарльз жив.
Долг…
…может статься, что он погибнет. И как тогда? С камнем? С этим вот знанием?
С Августой.
– Счастлива она не будет, – Эдди поворочал остывающие угли. – Муж, конечно, если он не совсем без мозгов попадется, но без мозгов нам не нужно, постарается вести себя прилично. Но все одно… когда отец забрал меня из племени, я думал, что быстро докажу им, кто главный.
– Людям?
– Да. Они ведь слабее орков. А я, пусть для племени и не был сильным, но среди людей и тогда выделялся. Я и умел многое. И ждал, что ко мне отнесутся с уважением.
– Не отнеслись?
– Нет. В первую же неделю подкараулили и закидали дерьмом. Издали. Знаешь, было обидно. Они смеялись, швыряли, а я… я пытался увернуться и кричал, что вызываю на бой.
– Дураков не нашлось?
– Точно. А когда я прошел по следу и… поговорил с одним из тех мальчишек, его родители пришли к отцу. Жаловаться. И не только одни. Потом пришел пастор. Судья. И все-то, кто был в городе и считался приличным обществом.
– Сочувствую.
– Кричали, что я дикарь. Что опасен. Что держать меня надо на цепи. Отец, к слову, послал их… в общем, не вышло разговора. Потом уже матушка водила меня в школу. И Милли тоже. Но ничего хорошего не получилось. Там… я вдруг терялся. Понимаешь, я мог прочитать следы даже на камнях. Умел говорить с духами. Видел сокрытое. Я охотился и жил в лесу сам, неделями, а в школе терялся. Все это казалось таким… таким неправильным. Меня пытались учить, говорили, а я не мог ответить. И застывал. И… даже розги не спасали. А розги наставник использовал частенько.
Чарльз вздохнул.
Похоже, в местных школах порядки мало отличались от тех, что были приняты в том весьма известном учебном заведении, в котором случилось учиться ему.
– Меня называли тупицей. Идиотом. Смеялись. И пакостили. Исподволь. Мелко. От этого становилось только хуже. Отец злился. И тоже кричал, что я его позорю. Что боги его прокляли. Может, конечно, был и прав, хотя не нами.
Эдди поймал на ладонь рыжую искру, которая почему-то не погасла, но заплясала, задрожала, разворачивая рыжие крылья.
– Я решил сбежать. Решил, что дорога не такая и дальняя. Через горы, а потом севернее, к лесам. Я знал, где обитает племя. И они бы приняли меня. Я так надеялся.
– Не получилось?
– Милли поняла. Сказала, что не я дурак, а они. А я буду дураком, если поверю им. И вообще в школе делать нечего, там одни уроды. Над ней тоже смеялись, но она уже умела постоять за себя. И за меня тоже.
– Вы… не очень похожи на брата и сестру.
– Знаю. Мне просто повезло.
Эдди подул и бабочка поднялась, заплясала над костром.
– Иногда я вижу себя, того. И мне опять страшно. Я могу ударом кулака бизона уложить, а мне опять страшно. Понимаешь? И я не хочу для Милли такой жизни. Там… да, мужа ты найдешь. Это не так и сложно, если подумать. Но сумеешь ли ты сделать так, чтобы этот мужчина полюбил мою сестру?
Эдди поднялся.
Хорошо. Отвечать не понадобилось.
Глава 29 О том, что в ученьи порой тяжело
Глава 29 О том, что в ученьи порой тяжело
Третий день пошел.
А мы все сидим. Ну, то есть не просто сидим, а иногда лежим и даже ходим, правда, особо-то ходить некуда. Прерии кругом. Сухая земля. Трава, что торчит редкими космами, и падальщики где-то там, в вышине. Кружатся, орут, намекая, что больно живые мы для этих вот мест и что менее живыми были бы симпатичнее. Дело не в них.
Ожидание выматывало.
И не только меня.
– Милисента, сосредоточьтесь, пожалуйста, – занудным голосом произнес граф и нахмурился. А я подумала, что левая сторона лица у него облезла чуть больше правой. И не сосредоточилась. Волна силы, сорвавшись с ладоней, полетела, оставив на сухой траве черный след.
– Извини, – сказала я и руки за спину спрятала.
Чарли нахмурился больше прежнего. И губы поджал.
За три дня он непостижимым образом сумел, если вовсе не отмыться, то всяко как-то оттереть въевшуюся в шкуру пыль. Выгоревшие его волосы сделались светлы и топорщились в разные стороны, словно пух одуванчика. Это тоже, между прочим, сосредоточиться мешало.
Я вздохнула и повернулась спиной.
Да, я все понимаю.
Силу нужно контролировать. А еще чувствовать. И не давить. Не понимаю только, как одно с другим и третьим сочетается. Но как-то же ж сочетается.
Вон, Чарли может хоть искру выпустить, хоть сноп огненный. А я… я, видать, необучаемая.
Дикая.
Сила отозвалась легко, потекла к пальцам, которые закололо.
– Не спеши, ты все правильно делаешь, – сказал Чарли, почти не отвлекая. Вот честно, я даже глаз открывать не стала.
А этот паразит подошел со спины.
– Вдыхай и выдыхай. Почувствуй, как сила течет… спокойно, она часть тебя.
Чувствую только, что стоит он слишком уж близко, и это заставляет думать совсем не о силе. Но та и вправду ведет себя прилично, смирнехонько.
– Создай шар…
И еще ближе.
Шар вспух на ладони, я приоткрыла глаз, убеждаясь, что не примерещился он мне. Вон, лежит, желтенький такой, то ли солнце, то ли цыпленок.
Красивый.
И силы в нем капля. А если добавить? Стоило подумать, и сила потекла стремительным потоком, будто того и ждала.
Э, нет! Я так не хочу! Я… я себя контролирую! Контролирую, я сказала! И вообще я из древнего народа, меня слушаться надо!
Шар задрожал, расширяясь, и я подумала, что сейчас он рванет. Вот я буду дурой выглядеть! Опять! И от мысли этой стало до того тошно, что я этот шар и скатала.
Взяла двумя руками и скатала.
Моя сила, что хочу, то и делаю. Он взял и скатался, наверное, испугавшись, правда, цвет переменился, сперва желтизна выцвела, а потом в ярком белом появились будто синие искорки. Тоже ничего.
Симпатично.
– Милли… – графчик отступил. И голос его сделался таким… таким… нехорошим, в общем.
Сила продолжала течь, правда, теперь свиваясь ниткой. А что, удобнее же. Матушка так пряжу в клубки мотает. А я силу. С силой, чай, проще, она не запутывается.
Только синего больше становится.
– Милли… пожалуйста, прервись ненадолго? – голос Чарли вовсе дрогнул.
– Да? – я ниточку и перехватила. А потом подумала, что этак она и распуститься может. Матушка всегда в клубках закрепляла. Ну и я закреплю, стало быть.
Мысленно.
Бантиком. Бантик получился аккуратный, ровненький.
Шарик в моих руках был небольшим, пожалуй, меньше, чем изначально, размером с гусиное яйцо. И беленьким с голубой искрой, которая внутри, стало быть, скакала бешеным зайцем.
– Милисента… пожалуйста, осторожно, очень осторожно… – Чарли протянул руки. – Отдай это мне.
– Зачем?
– Затем, что крайне опасно создавать малые структуры высокой энергетической плотности.
Ничего не поняла.
Но ниточка силы держится крепко. Я еще узелок добавила. Ну, на всякий случай. И Чарльзу протянула.
– Они как правило нестабильны, – продолжил бубнеть графчик. И руки дрогнули, когда на них шарик упал. А снаружи он, к слову, не горячий даже. – И потому…
Он икнул.
И замолчал, уставившись на шарик. Ну и я поглядела. И Звенящий поток тоже. Она как-то все время держалась, словно и в стороне, а все поблизости.
– Ты его стабилизировала? – словно не способный поверить в этакое чудо, поинтересовался Чарли.
– Не знаю, – я пожала плечами. – Я бантик завязала. Двойным узлом.
– Бантик?
И не надо на меня так глядеть! Я ж предупреждала, что не ученая.
– Красиво, – Звенящий поток протянула палец, но Чарли не позволил коснуться шарика.
– Не надо. Все-таки структура хрупкая и… – он сделал глубокий вдох. – Милисента. Сила – это серьезно. Очень серьезно. Твой дар велик. Я даже затрудняюсь оценить его, возможно, что ты куда сильнее меня.
Круто.
Наверное.
Или нет? Матушка говорила, что мужики страсть до чего не любят, когда кто-то в чем-то их лучше. Особенно, если баба. То есть, женщина. Матушка же говорила, что баба – это не вежливо.
И что теперь?
– Но ты совершенно не представляешь себе границ этой силы, – Чарльз вздохнул и потер переносицу. Второй рукой, ибо в первой все еще лежал, посверкивая, шар. – Что ж… пойдем.
И зашагал в степь.
Бодро так. Едва ли не вприпрыжку. Мы со Звенящим потоком переглянулись. И сиу постучала по лбу. Мол, все ли с ним ладно? Я покачала головой. Не знаю, но на одержимость не похоже. Так что камнями кидаться погодим.
– Милисента! – крик Чарльза разнесся по прерии, спугнувши падальщика, которому аккурат вздумалось спуститься чутка ниже. Может, несчастная птица надеялась, что мы не настолько живые, как выглядим.
– Тут я, чего разорался, – проворчала я, прибавляя шагу.
Ушли мы недалече. Впрочем, в прериях расстояния – дело такое… сомнительное. Главное, что отсюда наша хижина была едва заметна, да и еще немного, вовсе она сроднится с окрестными пустотами.
– Смотри, – Чарли подкинул мой шарик на ладони, а после взял и швырнул его куда-то туда, за горизонт. И главное, со всей дури, которой в нем изрядно нашлось. Шарик мелькнул синей искоркой.
И исчез.
– И чего? – мне стало обидно. Я тут пыжусь изо всех сил, а он раскидывается.
Свои бы сделал и швырялся.
Но додумать я не успела. Земля содрогнулась, а после раздался грохот, навроде того, который был, когда Дин Томпсон подорвал ящик динамита в скалах. Светлая ему память. Всегда был придурком и помер также.
Небо прорезали белые молнии, которые то ли били в землю, то ли из земли. И в лицо пахнуло горячим воздухом.
– Это… что? – поинтересовалась я осторожненько, уже наперед догадываясь, чего услышу. – Мой шарик?
– Шарик, – подтвердил Чарли.
А Звенящий поток покачала головой.
– Красиво. Тебя быстро убивать надо будет.
От этих слов Чарли закашлялся. А может, не от них, но просто в горле запершило. И я похлопала его по спине, пообещав:
– Я больше не буду.
Правда, кажется, мне не слишком поверили.
К хижине возвращались вдвоем. Звенящий поток, которая была, вдруг взяла и сгинула. Сиу. Что с нее взять.
– Извини, – тихо сказала я, спрятавши руки в карманы.
– За что? – вздохнул Чарли.
– За то, что ученица из меня… я вправду стараюсь. Но не выходит.
И не выйдет. Может, я уже старая, чтобы учиться. Слышала, как пастор наш говорил, что дети учатся легче, а я ведь не дитё уже.
– Может, потому и не выходит, что я учитель никакой? – он потер лоб. – Думал, помогу. А вместо этого… а если бы оно у тебя в руках рвануло?
Ну… тогда Дин Томпсон перестал бы значиться самым большим придурком по эту сторону реки. Ага.
– Но не рвануло же?
Второй вздох был ответом. Оно и понятно. Сегодня не рвануло, а завтра – как знает?
– И что делать-то?
Не учиться вовсе? А если оно… вот пока силу я сдерживаю, но вдруг вырвется? И этими вот молниями. Или огнем? Я же ж… я ж дом спалить могу! И не только дом.
В груди заныло.
– Пока оставить, как есть. На Восток тебе ехать придется, – Чарли остановился и повернулся ко мне. – Не хмурься, Милисента. Дело не в нашем договоре… ты же знаешь о нем?
Я кивнула.
Чего ж не знать-то. Эдди от меня никогда и ничего не скрывал.
– Так вот, ни я, ни твой брат не собираемся принуждать тебя к чему-либо. Более того, искать тебе мужа, пока ты в нынешнем… гм, состоянии… неразумно.
Ну… да.
Наверное.
Не знаю. Я уже даже почти привыкла к этой мысли. Живут же люди и замужем.
– Мне не кажется, что ты согласишься носить блокирующие браслеты, тем более это не слишком-то полезно, – Чарльз посмотрел на хижину, которая виднелась вдали.
И она.
И колодец.
Лошади.
Сиу, забравшаяся на крышу. Сама эта крыша, выглядевшая слишком хрупкой, чтобы на нее забираться.
– А без них с твоей силой справится… сложно. Поэтому сперва тебе нужно будет выучиться.
– Ага, – я мысленно пнула себя. Приличные девицы не агакают. И не пялятся на мужиков вот так, прямо, разглядывая, будто в первый раз увидели. Даже если это – жених.
Пусть и невсамделишный.
От этой мысли я окончательно пришла в душевное расстройство. А оно со мною случалось до крайности редко.
– И чтобы не я учил, а нормальные наставники. Я напишу своему. Он не откажет поработать с тобой в частном порядке.
– Думаешь, получится?
– Думаю, что да. Ты ведь умная девушка.
Да? А по мне дура дурой. Но слышать приятно.
– Не напрашивайся на комплимент, – Чарли улыбнулся так насмешливо, что я только хмыкнула. Чего? Не напрашиваюсь нисколько. Стою. Молчу. Слушаю чужие умности. – Ты и вправду особенная, Милисента. А потому поверь, ни я, ни твой брат не дадим тебя в обиду.
Поверила.
Не знаю, как насчет графчика… может, у него от помолвки переклинило, но Эдди меня точно обидеть не даст.
Я кивнула.
– Вот и отлично.
– А… – я поймала Чарли за рукав. – Если не получится? Если… я слишком старая, чтобы учиться? Или необучаемая?
– Читать умеешь?
А это тут при чем?
– Умею.
– Стало быть, вполне обучаемая. Не наговаривай на себя.
– Я не наговариваю, – во мне жило чувство противоречия. – Просто… если все-таки… если не получится. Что тогда?
С ответом Чарли не спешил. Явно маялся, то ли утешить, придумав чего-нибудь этакого, вежливого и вдохновляющего, то ли правду сказать.
– Не ври, – попросила я.
Я же ему не стала. Я им с Эдди все пересказала, чего услышала от сиу, еще в тот первый день, когда мы решили, что тут ненадолго.
– Тогда… да, вероятно, придется всерьез задуматься о блокирующих браслетах.
– Которые вредны для здоровья?
Чарли не отвел взгляд.
– Они тоже разные бывают. Есть те, которые перекрывают доступ к силе полностью. Но их используют лишь по приговору суда. Если, скажем, человек совершил преступление. И не любое, но тяжкое.
– Вроде как спалил другого?
Желания ехать на Восток стало еще меньше.
– Да. Убийство с помощью силы – это… скажем так, не то, на что суд посмотрит сквозь пальцы. Но это если случилось оно не в целях самозащиты. И при хорошем адвокате… да и вообще! Не обязательно кому-то что-то рассказывать! – он едва не выкрикнул это.
Да.
Пожалуй.
Рассказывать о таком не стоит. И вообще… помалкивать надо. А заодно уж постараться никого не прибить уже там, на Востоке.
– Есть браслеты, которые не столько перекрывают доступ к силе, сколько уменьшают ширину энергетических каналов. А чем они шире, там больше энергии прокачивают. Сужение их – метод лечения некоторых болезней.
Я смотрю на Чарли.
Он на меня.
– Иногда сила… избыток силы дурно сказывается на разуме.
– То есть, это браслеты для психов?
– Я бы скорее выразился, что для людей, которые не способны справиться с даром.
– Я тоже свихнусь?
– А ты не способна справиться с даром?
– Ты мне скажи!
Чарли покачал головой:
– Говорить можно многое, но понять, сколько в сказанном правды, способна лишь ты сама. Точно также и с силой. Пока ты никого не убила… скажем так, в последнее время ты никого не убила. Я не видел ни спонтанных выбросов, ни приступов магической каталепсии.
– Чего?!
А это еще что за ерунда?
– Не важно. Поверь, у тебя с контролем все обстоит очень даже неплохо. И надо лишь немного подучиться. Ты мне веришь?
Хочется.
Очень хочется. И я почти готова поверить. Чарли протягивает руку, и я касаюсь её. Осторожно. Это ведь просто прикосновение. Оно ничего не значит.
А земля вдруг вздрагивает.
И гудит, долго, протяжно.
– Что за…
– Эй вы там, – крик Эдди перекрывает вопрос. – Собирайтесь. Поезд идет.
