Текст книги "Дротнинг (СИ)"
Автор книги: Екатерина Федорова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 13 страниц)
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Бабий бунт
Не будет им спасения, безрадостно подумала Забава, глядя на помост.
И облегчение, нахлынувшее после слов Харальда о том, что он сдержит свое слово, отступило.
Даже если Гейрульф уцелеет, после Убби его снова могут вызвать на поединок. Жизни этим двум не дадут. Ведьму не жаль, а вот мужика…
Она глубоко вздохнула, потом прижалась щекой к плечу Болли. Пробормотал:
– Посади меня на лавку, Болли. А сам передохни.
– У меня в бою кольчуга, щит и шлем весят побольше тебя, – чуть назидательно сказал Болли. И добавил: – За меня не беспокойся, Сванхильд. О себе подумай.
Кейлев оглянулся, но сказать ничего не успел, потому что со стороны помоста, пробежав между лавками, появился какой-то мужик. Бросил торопливо, глянув сначала на Кейлева, а потом на Забаву:
– Конунг приказал отнести дротнинг в женский дом. Говорит насмотрелась, хватит. Это его воля, Кейлев.
– Нет, – выдохнула Забава едва ли не прежде, чем мужик замолчал.
И вскинула голову. Проговорила севшим голосом, в упор глядя на Кейлева:
– Не уйду, пока не узнаю, чем все закончится. Гейрульф когда-то меня спас. Стало быть, я ему задолжала…
– Конунг за тебя уже рассчитался, – негромко возразил старик. – А кто победит, мы и в женском доме узнаем. Приказ конунга нарушать нельзя, Сванхильд.
– Разок уже нарушила, – сипловато заявила Забава. – Там, во фьорде Халллставик…
Она осеклась, в уме тенью мелькнуло сожаление о том, что собиралась сказать. И все же Забава договорила:
– Я не колода, чтобы меня без спросу с места на место перетаскивали. А за неисполненный приказ я перед мужем отвечу сама. Гудню говорила – за все свои дела дротнинг держит ответ только перед конунгом!
Кейлев помолчал, и они пару мгновений мерились с ним взглядами. Потом старик вдруг приглушенно уронил:
– Как скажешь, дротнинг.
И взмахом руки отогнал мужика, принесшего весть от Харальда – тот по-прежнему торчал рядом. Пробормотал совсем тихо:
– Хорошо. Только голос в другой раз потверже.
Больше он ничего не сказал, и Забава посмотрела на него уже удивленно. А Болли, не сводя глаз с помоста, на котором застыли Харальд, Свальд и Асвейг, спокойно бросил:
– Жаль, отсюда мы ничего не увидим. Разве что крик какой услышим. Но Гейрульф не Убби, он орудовать левой не приучен. Я вот думаю – может, вызвать Убби на хольмганг, как только он с Гейрульфом закончит? Причина есть, да немалая.
Кейлев нахмурился, но промолчал. Зато спросила Забава:
– Какая причина?
А следом устыдилась дрожи в своем голосе. Ведь сказал же отец – тверже!
– Когда ты на стол волчицей запрыгнула, – пробормотал Болли, не отрывая взгляда от помоста, – Убби первым к столу подбежал. И нож над тобой занести успел. Еще немного, и ударил бы. Не останови его тогда конунг… ага, вроде начали.
С той стороны возвышения, на котором стоял Харальд, отстраненный и чужой, больше ни разу не обернувшийся к Забаве – долетел несвязный вопль.
Будет нелегко, подумал Гейрульф, спрыгнув с помоста.
Но мыслей о смерти он себе не позволил. Перед боем, да еще таким, думать об этом не следовало.
Затем Гейрульф спокойно расстегнул плащ. Скинул его на затоптанную траву, уложил поверх ножны с мечом. И спросил, взглянув на Убби:
– Рубахи снимать будем?
Хирдман, готовившийся к бою на другой стороне людского круга, в ответ посмотрел с ненавистью. Процедил сквозь зубы:
– Думаешь, твоя рубаха тебе еще пригодится?
Гейрульф промолчал. Чуть ослабил свой ремень, сгорбился-выпрямился. Потом качнул и крутнул головой, разминая хребет – и пошел к середине круга мягкими шагами, прокатывая всю стопу в мягком сапоге по земле.
Убби двинулся ему навстречу. В левой руке у хирдмана был зажат кожаный ремень, поданный кем-то из мужиков.
Они встретились посередине. Гейрульф, встав в шаге от Убби, вскинул правый кулак на уровень груди, повернув его тыльной стороной к противнику. Тот тоже поднял изуродованную кисть со скрюченными пальцами.
Запястья сошлись наперекрест.
В лицо Убби Гейрульф теперь не смотрел. Уставился на его широкие плечи, покрытые коричневой рубахой, по вороту обшитой полосой алого шелка. Глядел, подмечая каждое движение левой руки Убби. То, как он держит локти.
Крупные руки хирдмана двигались с небрежной точностью. И в уме у Гейрульфа промелькнуло – бить первым нельзя. Мужик ловок, несмотря на то, что выглядит кряжистым увальнем. Да еще леворукий. Надо ждать его удара. Ждать, когда тот откроется…
Хирдман накинул на скрещенные запястья петлю ремня.
Затем оба мужика, помогая друг другу, обернули концы кожаной ленты вокруг запястий. Застегнули – и взялись за ножи.
– По моему слову, – уронил Убби, глубоко и часто дыша.
Гейрульф кивнул, разворачиваясь вполоборота и выставляя правое плечо вперед. Следом вскинул нож перед собой – острием вниз, прикрывая горло.
Убби тоже поднял клинок, но занес его над правым локтем Гейрульфа.
Тускло блеснули два лезвия.
Над войском, стоявшим вокруг, прокатывались неясные шепотки – те, кто оказался поближе к кругу, рассказывали людям за спиной, что там творилось. Еще через пару мгновений Убби выдохнул:
– Давай!
И ударил первым, дернув вниз правый кулак Гейрульфа, примотанный к его искалеченной ладони. Ударил, целя в правое плечо противника.
Гейрульф, смотревший на плечи хирдмана, стремительно присел, выкинув левую руку. Принял удар чужого клинка на заднюю сторону лезвия. Звонко ударило железо об железо…
А Убби тут же поддался вперед. Нож его проехался по клинку Гейрульфа, скрежетнуло – и хирдман в коротком замахе, который и глаз-то не успел уловить, рассек тому плечо. Над ключицей, глубоко. Хлынула кровь.
Гейрульф качнулся назад, но запоздал.
Гейрульф качнулся назад, прогибаясь в поясе. Но запоздал. Успел только ткнуть Убби в ответ ножом. Метил тому в шею, однако хирдман уклонился и обухом ножа отбил чужой выпад. Быстро, стремительно.
Правда, лезвие все-таки чиркнуло по левой руке Убби, оставив на предплечье косую рану.
Жарко забубнила толпа. Серое небо вдруг показалось Гейрульфу слишком темным – а Убби снова ударил. Но на этот раз Гейрульф не успел поймать его нож своим клинком. Только присел в самый последний миг…
И вместо того, чтобы располосовать ему шею, Убби раскроил щеку. До зубов, над которыми в ране показалась скуловая кость. Гейрульф покачнулся.
Кто-то в толпе сразу проорал:
– Давай!
Вопль вышел не слишком разборчивым – или это боль уже туманила Гейрульфу разум, утопив мысли в тошнотворном дурмане? С кровью, ручьями текшей по нижней челюсти, шее, плечу, груди, уходила и сила.
Взамен ей, мгновенно, раскатистой волной, по коже и жилам холодом хлестнула слабость.
Да пошло оно все, вспышкой молнии пролетело вдруг у Гейрульфа. Подыхать, так…
Но и Убби не увидит смерти Асвейг! Не порадуется ее корчам в петле!
А следом Гейрульф рванул локоть правой руки в сторону – чтобы хирдмана повело вслед за сцепленными запястьями. Нож Убби тут же метнулся вперед. И Гейрульф, не пытаясь его отбить, уже видя, куда летит чужой клинок, качнулся к Убби всем телом. Вбил лезвие своего ножа ему в глазницу…
Тут же ощутил, как по шее холодом прошлась чужая сталь.
Хорошо хоть, на эйнвинги не положено бить ниже сцепленных рук, угрюмо подумал Харальд, глядя на все с высоты помоста. Стало быть, животы они друг другу не вспорют. И можно не опасаться того, что потянет принять жертву.
В висках постукивал пульс. Мир для него все больше серел, выцветая до мешанины серных, черных и белых тонов. Только на людях переливались кроваво-алые тени, особенно на этих двух – Гейрульфе и Убби. В уме текли мысли, которые Харальда не радовали. О том, что рабов в крепости полно, и есть кому вспороть брюхо…
А потом сквозь негромкий гул толпы он вдруг расслышал, как сзади скрипнула ступень. Одна из тех, что вели на возвышение. И скрипнула тяжело, под немалым весом. Дернулась над плечом змея, до этого прилежно смотревшая на двух мужиков, сошедшихся в эйнвинги.
В следующее мгновенье там, внизу, Гейрульф вонзил свой нож в глаз Убби. Хирдман раскроил ему шею, и оба повалились. Взревела толпа, пара человек бросилась к сражавшимся.
А Харальд рывком развернулся. Почти не удивился, увидев Болли, уже поднявшегося на вторую ступень. У него на руках, в нежных розовых тенях – Сванхильд…
Сбоку безмолвно, так ни разу и не крикнув, шевельнулась Асвейг. Сделала шаг вперед, к краю помоста, спросила глухо, ни к кому не обращаясь:
– Что с ним?
Но ей никто не ответил. Свальд, тоже успевший оглянуться на Болли, нахмурился, однако промолчал. Тут же встал у ведьмы за спиной, заслонив ее от Сванхильд – и от Ниды, замершей перед ступенями.
Харальд смотрел на жену. Вот только она на него не глядела. Девчонка, чье исхудавшее лицо, охваченное наголовным платком, казалось мелким, уставилась мимо Харальда. Туда, где над двумя окровавленными телами склонились мужики.
– Не успела, – скорбно сказала Сванхильд.
И только после этого глянула на него. Недобро глянула, яростно…
Сначала другую в жены взял, а теперь в этом отличился, с горькой злостью подумала Забава. Милость Гейрульфу даровал – но смолчал, когда того вызвали на бой.
Стало быть, не хотел Харальд, чтобы Гейрульф ведьму спас. Милостью его одарил, а потом любовался, как эту милость в ничто обращают. И Убби ему тут пригодился!
Но о том, что этот Убби чуть не прирезал его жену, Харальд словно позабыл. Будто и не было ничего. Даже Болли хотел вызвать Убби на бой…
А Харальд промолчал. С места не сдвинулся.
– Слышала я, что мужу положено защищать свою жену, – медленно сказала Забава по– нартвежски.
И напомнила себе – говори потверже!
Харальд, успевший разъяренно глянуть на Кейлева, стоявшего рядом с сыном, перевел взгляд на Забаву. Почему-то склонил голову, и сиянье голубовато-серебряных глаз пригасили сошедшиеся на переносице пегие брови. Змея над плечом мужа зашипела, обнажив ряд мелких зубов, похожих на человечьи. Дернулась вперед, повиснув перед грудью Харальда.
Свальд, загораживавший ведьму, оглянулся. Посмотрел, недовольно скривившись. И Забаве от этого стало еще горше.
Второй женой не попрекнешь, мелькнуло у нее. Смысла нет. Один позор с этого будет. Конунг имеет право брать столько жен, сколько пожелает. Ему никто не указ…
Разговоры и выкрики, взлетавшие над войском, стремительно смолкали. Люди смотрели на помост. Даже мужики, склонившиеся над телами Убби и Гейрульфа, обернулись.
– Честный воин не даст спуску тому, кто поднял руку на его жену, – бросила Забава, уже задыхаясь от вновь плеснувшей ярости. – Но ты Убби отпустил. И смотрел, как он другого убивает!
Харальд ответил шипяще, да только не ей:
– Почему она не в женском доме?
Следом муж пригвоздил Кейлева злым взглядом.
Верно я про колоду-то заговорила, ошеломленно подумала Забава.
Как с колодой он с ней обходится. Или как с рабыней? Притащи-утащи. А сам…
Ярость ее закипела внутри еще сильнее. И она вдруг произнесла, проговаривая каждое слово громко, чисто:
– Спасибо тебе за заботу, Харальд Ёрмунгардсон. Только мне она больше ни к чему. Я от тебя ухожу. Позволишь взять тот драккар, что ты грозился мне подарить? Или твои дары всегда должны оставаться при тебе? Как вышло с милостью, обещанной Гейрульфу?
Войско к тому времени успело затихнуть, и слова ее разнеслись далеко. А те, кто не расслышал, спрашивали у мужиков, стоявших впереди.
Харальд от изумления оскалился. Змеиная голова, повисшая перед грудью, развернулась. Змей заглянул ему в лицо, словно спрашивая – что с ней творится-то?
И Харальд в сердцах хлестнул по змеиной морде открытой ладонью. Да так, что тварь отбросило за спину. Сказал тихо, приспустив веки, чтобы Сванхильд было не так больно смотреть ему в лицо:
– Ты не в себе, жена. К тому же изранена. Пусть тебя отнесут в женский дом. Отдохнешь, и я скоро тебя проведаю…
– Я ухожу, – с угрозой ответила Сванхильд. – Так ты дашь драккар или нет?
В голосе ее хрипотцой перекатывалась ненависть. И синие глаза глядели все с той же ненавистью. Еще никогда она с ним так не разговаривала. А Харальд вдруг сообразил, что он теперь тоже бог – раз уж получил божью печать…
А стало быть, его же щенок пробудится в ее животе, если матери будет что-то угрожать. Если с ней что-то сделают по приказу или по воле бога!
Хель это подери, ошарашено подумал Харальд. И ведь силу нерожденное дитя может зачерпнуть у него самого. Возможно, он все-таки сумеет совладать с Рагнареком. Но чем это обернется для Сванхильд? Ей надо оправиться от ран…
Выходит, она теперь почти вровень с ним? И Хелева божья сила сделала его слабым перед Рагнареком, его же собственным щенком?
А следом Харальду вдруг вспомнились, стремительно и быстро, слова Ёрмунгарда, которые тот сказал при последней встрече – почему люди говорят, что заводить сыновей дело хорошее? И Харальд уже в который раз пожалел, что не придушил всех ведьм в сараях. И Убби вместе с ними.
– Значит, ты собралась уплыть на моем подарке, Сванхильд? – уронил наконец Харальд.
Голос его был снисходительным и насмешливым.
– Что ж, в гавани Упсалы драккаров полно. Выбирай любой. Вот только для драккара нужна команда. Или ты собралась грести сама? Может, и парус поставишь?
Жена, глядя ему в лицо, судорожно вздохнула. Сзади, за спиной Харальда, в толпе, кто– то хохотнул.
Но смех резко перешел в надсадный кашель, точно чья-то рука врезала весельчаку под ребра. И опять стало тихо. Люди молчали, глядя в сторону помоста с угрюмым, чуть насмешливым любопытством.
Пусть осознает, какую глупость ляпнула, быстро подумал Харальд. Глядишь, и одумается. Нельзя позволять ей бунтовать. Один раз почует свою силу, сообразит, что к чему – и будет у него вторая хозяйка. Конечно, Сванхильд далеко не Труди, в теле которой сидела богиня. Но жена поступает разумно через раз, а то и через два. Поэтому волю ей давать нельзя…
Да еще при всех!
На посмешище меня выставил, как-то отстраненно подумала Забава. Конечно, она сама сплоховала – прилюдно с ним заговорила. Но до чего же в груди ноет…
И за себя щемит, и за Гейрульфа этого, на все ради девки пошедшего. Жаль мужика. Жаль, что не смогла, не успела – а Харальд стоял да смотрел, как его убивают!
А вдруг Гейрульф еще жив, внезапно мелькнуло у Забавы. И она, уцепившись за эту мысль, тут же глянула мимо Харальда. Спросила, возвысив голос так, что живот закололо болью:
– Что с Гейрульфом?
В ответ ожидала услышать что угодно – и смешки, и тишину. Но один из мужиков, стоявших рядом с окровавленными телами, откликнулся с готовностью:
– Дышит, дротнинг! Видать, Убби бил уже с ножом в глазу… и рука ослабла! Только вспорол Гейрульфу кровяную жилу, ту, что сбоку!
Может, выживет, с надеждой подумала Забава. Следом уронила, взглянув на Кейлева:
– Отец, помоги ему. Мне больше некого…
– Перевяжите его! – неожиданно рявкнул Харальд, перебив Забаву.
И, развернувшись к воротам, крикнул:
– Ларс, найди мужика с искусными руками, пусть зашьет Гейрульфу раны! Да побыстрей! И распорядись, чтобы Гейрульфа после этого отнесли в женский дом, в одну из опочивален. Приставь к нему кого-нибудь. Но пусть запомнят все – Гейрульф свой эйнвинги выиграл честно! Норны признали его правоту, присудив ему удачу и сохранив жизнь! Всякий, кто в этом усомнится, враг мне!
Затем Харальд развернулся. Сказал уже обычным тоном:
– Вернись в женский дом, дротнинг.
Он не приказал, не попросил – а равнодушно бросил, словно говорил о чем-то неважном. Но уже не отвернулся. Стоял к ней лицом, с секирой в одной руке, прищурив голубовато-серебряные глаза.
Хитер, рассержено решила Забава. О Гейрульфе позаботился, чтобы ее подкупить? Да еще велел отнести мужика в женский дом, куда и ее отсылает. Ох, хитер!
А сам, наверно, в этом женском доме не раз и не два эту Труди на ложе возводил. Целовал-ласкал…
Одежда досталась мне от нее, и ложе ждет, ей согретое, мелькнула у Забавы мысль, горькая до рези в горле. Она сглотнула, подумала – и ведь не в первый раз такую обиду сглатываю. Было у Харальда с Красавой, было и с Труди… а может, еще с кем, только ей про это неведомо. А ведь даже года вместе не прожили!
И, снова утонув в ярости, Забава резко бросила:
– Хоть на этот раз сдержи свое слово, конунг Харальд! Пригляди за тем, чтобы Гейрульфа не бросили помирать во дворе!
По тому, как ощерился Свальд, она тут же осознала, что ударила больно. Но не огорчилась – наоборот, ощутила легкую тень облегчения. Не одной же ей боль терпеть? Пусть-ка и Харальд хлебнет горького…
Однако муж в лице почти не изменился. Только глаза прижмурил так, что те спрятались под короткими щеточками пегих ресниц.
– А за драккар тебе спасибо, Харальд Ёрмунгардсон, – проговорила Забава, уже следя за своим голосом. – И за меня ты не беспокойся. Хирд для своего драккара я найду.
Потом она мимолетно обрадовалась тому, что смогла произнести все так, как хотела. Ровно, бестрепетно, без бабьего писка. Следом перевела взгляд на Болли. Попросила – и вот тут уже голос дрогнул:
– Отнеси меня к Гейрульфу. Посмотрю, как его зашивают. А потом мне надо будет добраться до фьорда… найдешь какую-нибудь подводу? И может, проводишь меня до берега?
И об одежде придется попросить, сообразила вдруг Забава с легким страхом. А еще о еде. Не сидеть же на драккаре одной, без припасов? Хоть и лечит ее дитя, но всякому живому еда нужна!
Болли покосился на отца. Старик, раздосадовано вздохнув, все же кивнул. Только после этого брат развернулся, бросив быстрый извиняющийся взгляд на конунга.
Неждана, стоявшая перед ступенями, обронила, когда Болли ступил на землю:
– Я тоже пойду с тобой, дротнинг.
Свальду это не понравится, мелькнуло у Забавы. Но она безмолвно склонила голову, соглашаясь. Потом устало прижалась щекой к плечу Болли. Подумала с вымученной насмешкой – похоже, весь ее хирд из Нежданы и будет состоять…
Брат зашагал вокруг помоста. Люди давали ему дорогу, толкались, освобождая проход. Смотрели на дротнинг хоть и с насмешкой, но беззлобно. Пару раз Забава даже поймала взгляды, в которых было что-то похожее на уважение.
Мы еще поговорим, дротнинг, разъяренно подумал Харальд, разворачиваясь и следя за тем, как Болли несет разобиженную Сванхильд к Гейрульфу.
Какой бы драккар девчонка не выбрала, без хирда он не уплывет
Пока Харальд разглядывал жену, сквозь толпу к Гейрульфу протолкался немолодой мужик, посланный Ларсом. Кто-то передал ему флягу с крепким элем, чтобы обмыть раны. А одного из молодых парней тут же послали за нитками, иглой и чистым тряпьем.
Сванхильд, которую Болли наконец донес до Гейрульфа, в сторону помоста ни разу не оглянулась. Харальду сверху был виден лишь ее затылок, укрытый синим платком – да перевязанная рука, заброшенная на плечи Болли.
Над толпой тем временем нарастал гул разговоров. И многие начали поглядывать в сторону конунга выжидающе.
Пора заканчивать, мелькнуло у Харальда. Плохо, что Сванхильд здесь… знать бы еще, когда она появилась возле помоста? Успела жена увидеть смерть Труди и Брегги – или Болли принес ее сюда перед тем, как настал черед Асвейг?
В любом случае, ведьм следовало побыстрей казнить. Вот только Сванхильд…
Ее сюда никто не звал, холодно подумал вдруг Харальд. Явилась сама. И она всегда вольна уйти.
Но если останется, он посмотрит, поумнела ли Сванхильд. Научилась или нет видеть во враге, как положено, врага – не хныча о жалости и не распуская соплей. Стала ли она наконец той, кем должна была стать. Дротнинг конунга Харальда…
С этими мыслями он оглянулся. Бросил:
– Свальд!
Брат, уставившийся на Ниду, которая вслед за Сванхильд затесалась в толпу, перевел взгляд на Харальда. Губы у Свальда были сжаты так, что рот казался тонкой прорезью.
– Пусть приведут Исгерд. И уберут отсюда эту ведьму. – Харальд кивком указал на Асвейг, замершую у края настила.
Свальд, опять скользнув взглядом по Ниде, заорал:
– Сигурд! Тащи сюда Исгерд! А эту девку отведи к стражникам… да рот ей заткни!
Следом брат зачем-то объявил:
– И пусть все знают, что вдова Гунира примет смерть за то, что послала дочек Гунира околдовать дротнинг!
Неужто ради Сванхильд старается, хмуро подумал Харальд. Чтобы та знала, почему умрет старая ведьма – и не вмешивалась, дав людям еще один повод позубоскалить…
Или Свальду не по себе от того, что Нида сейчас увидит, как он душит бабу?
Возле Гейрульфа Забава пробыла до тех пор, пока ему не зашили раны – и не унесли.
К тому времени на помосте успели задушить еще двух баб, Исгерд и Свалу.
Болли, стоявший спиной к помосту, время от времени крутил головой, украдкой поглядывая на казнь. А Забава смотрела лишь на лицо Гейрульфа, до самого лба заляпанное кровью и распоротое от глаза до нижней челюсти. Смотрела так же, как когда-то на тетку Насту – равнодушно, отсутствующе. Не щурясь, не позволяя дрожать губам. Потому что вокруг были люди, глядевшие не только на помост, но и на нее…
Она могла попросить Болли развернуться, чтобы не ловить на себе чужие взгляды. Могла, но не хотела. Так было легче. И Забава ощущала постыдное облегчение, поскольку у нее сейчас была малодушная отговорка – мол, не до казни, надо присмотреть, как Гейрульфу раны зашивают. Не истечет ли он кровью прежде, чем наложат последний стежок?
Но когда придушили ведьму по имени Свала, и люди в толпе заговорили в полный голос, обсуждая все увиденное и услышанное, у Забавы вдруг мелькнуло – а если Харальд теперь к ней подойдет? Она сразу же напряглась, под плащом накрыв здоровой рукой живот. Нахмурилась невольно…
Только он не подошел.
В следующий раз на помост Забава посмотрела, когда Болли уже шагал в сторону скотного двора, за подводой. Однако на возвышении никого не оказалось. Даже трупы ведьм с него успели убрать.
И все-таки Харальд напомнил ей о себе. Стоило Болли выбраться из поредевшей толпы, как их обступили мужики. Человек двадцать, не меньше, в полной воинской справе, при кольчугах и щитах. Самый старший, с рыжевато-русой окладистой бородой, громко объявил:
– Конунг приказал проводить дротнинг до драккара, который она себе выберет!
Видать, не нужна я ему больше, мелькнула у Забавы яростная думка. И она, вскинув голову, одарила бородатого мужика равнодушным взглядом. Потом застыла, глядя только перед собой. Так и сидела на руках у Болли, не шевелясь – до тех до тех пор, пока до скотного двора не осталось всего ничего, каких-нибудь тридцать шагов. Здесь Неждана, шагавшая сзади, вдруг бросила:
– Я схожу за твоей одеждой, дротнинг.
И ящеркой ускользнула в просвет между двумя рабскими домами, стоявшими по правую руку. А встрепенувшаяся Забава даже не успела ей сказать, что своей одежды у нее здесь нет. Все чужое, доставшееся от ведьм, которых убил Харальд!
Однако стыд, проснувшийся внутри от этой мысли, оказался каким-то измученным. Не жег так сильно, как прежде, когда Харальд предлагал ей наряды с чужого плеча.
В другое время не взяла бы, зло решила Забава. Но теперь надо было заботиться не только о себе. Пришла пора вспомнить о сыне, который все никак не пробуждался, не шевелился в животе…
Драккар для Забавы выбрал сам Кейлев. Небольшой, но ладный. Воины, всю дорогу до фьорда прикрывавшие подводу с Забавой щитами, выбрали причальные концы и подтянули драккар поближе к мосткам. Затем постояли у шатких сходен, пока Болли переносил Забаву на борт. А следом расселись по краю настила мостков, свесив ноги вниз, издалека походя на диковинных птиц в железной чешуе…
Болли, пристроив Забаву на носу, меж сходившихся бортов, убежал проверять днище. Кейлев тем временем вместе с Нежданой перетаскал на драккар узлы с припасами и тряпьем. Потом подошел к Забаве. Сказал тихо, сев на палубу рядом с ней:
– Пора поговорить, дочь.
Забава, опиравшаяся спиной на один из бортов, устало кивнула, соглашаясь. Подумала – и впрямь, пора.
– Нам надо решить, что делать дальше, – помолчав, уронил Кейлев. – По правде говоря, сначала я хотел тебя отругать. Глупей глупого – уходить от такого мужа, да еще на сносях. Но поразмыслив, я решил, что ты права. Если не хочешь, чтобы конунг снова завел себе вторую жену, то так и надо поступать. То, что в этот раз случилось из-за колдовства, в другой раз случится из-за баловства…
Кейлев смолк, пошевелил губами, точно подбирая слова. А Забава, глядя ему в лицо, заметила красноту, залившую белки выцветших голубых глаз. И то, что морщины у старика стали резче. Все из-за бессонной ночи? Или из-за того, что сделала приемная дочь?
– И все же самого главного пока не случилось, – негромко сказал Кейлев. – Чтобы уйти от мужа по-настоящему, ты должна три раза пройтись от ложа конунга до двери. Сама, на своих ногах, при свидетелях. А сейчас ты даже стоять не можешь, не то что идти. И ложе твоего мужа не здесь. Стало быть, ты по-прежнему его жена. Кстати, стражники, которых конунг послал присматривать за тобой, остались на причале. Я уверен, что они будут сторожить твой драккар до ночи, а потом сюда придет конунг. Придет за тобой, Сванхильд.
Забава стиснула зубы. Наваждением перед глазами встало – Харальд, целующий Труди…
И ее теми же губами целовать будет? Не сразу, так потом полезет?
– С этим ничего не поделаешь, – с расстановкой проговорил Кейлев, словно отвечая на ее мысли. – Конунг придет за своим. За женой, отданной ему при всем войске. Если мы поднимем парус и отойдем от берега, стражники возьмут лодки и погребут следом. Ветер слабенький, так что не отстанут. И конунг все равно нас отловит. Будь на драккаре хотя бы два десятка мужиков, мы ушли бы от стражников на веслах и на парусе. Но и тогда нам далеко не уплыть. За устьем фьорда Меларен начинается море, где хозяйничает Ёрмунгард. И вот что… прошлым вечером тут вовсю ходили волны, а теперь на фьорде лишь мелкая рябь. Думаю, Мировой Змей уже знает, что его сын освободился от ведьминых чар, оттого и успокоился. Но при нужде он пригонит наш драккар туда, куда захочет конунг Харальд. Тебе от него не уйти, Сванхильд. Даже если мы с Болли возьмемся за мечи, задержим его ненадолго.
Кейлев опять смолк, словно давая время все осознать.
– Драться ни к чему, – выдохнула Забава. – Придет так придет. Сегодня я с Харальдом уже встречалась, если что, повидаюсь снова. Но по своей воле с драккара я не уйду. Разве что Харальд силой потащит…
Кейлев вздохнул. А следом вытащил из-за ворота рубахи кожаный шнурок, на котором висел тряпичный узелок. Развязал и разложил то, что скрывалось внутри, по растопыренной ладони. Затем протянул Забаве. Сказал вполголоса:
– Вот. В свое время конунг велел мне припрятать эту штуку для тебя, Сванхильд. Тогда я не смог… а этой ночью Нида нашла ее под тряпьем, когда рылась в сундуках Труди Гунирсдоттир. Лежала на самом дне сундука. Узнать бы еще, как она туда попала!
На костистой ладони Кейлева поблескивала цепь из золотых колец. Больших, широких, гладких, точно отлитых по одной мерке. На концах цепи, свесившихся с ладони, болтались завязки из кожи, похожей на змеиную.
– Я собирался отдать ее конунгу, когда мы окажемся наедине, – уронил Кейлев. – Но не вышло. Конунг Харальд ночью был занят на допросе, а я сидел в опочивальне. И цепь осталась при мне. Мы можем спрятать тебя под палубой, на донном настиле. Набросаем там тряпья, чтобы ты не замерзла. И даже если конунг вывернет все половицы, чтобы заглянуть под палубу, он тебя не найдет.
Сам не найдет, у вас спросит, мелькнуло у Забавы. Как ни ври, но Харальд вытянет правду. А если шибко озлится…
Она помолчала пару мгновений, глядя на цепь. И, облизав губы, которые опять пересохли, уронила:
– Выходит, этот драккар теперь как ловушка. Уплыть на нем я не могу. А если попробую набрать себе хирд из рабов и рабынь, что есть в Упсале, стражники их не пропустят.
– Какие рабы? – буркнул Кейлев, мгновенно помрачнев. – Хочешь, чтобы тебе горло ночью перерезали? Это только для наших ты дротнинг Сванхильд Тихое Слово!
Уже не Тихое, пролетело в уме у Забавы. После того, что было утром…
– Все помнят, при виде кого конунг Харальд приходит в себя, – хмуро продолжал Кейлев. – Конечно, на твой драккар никто из наших не придет. В поход с тобой не сходишь, богатую добычу не возьмешь. Но наши мужики всегда отнесутся к тебе с почтением. А вот для рабьего мяса ты будешь одной из нас, из хозяев!
Да я не хозяйка даже своей жизни, безрадостно подумала Забава.
И вдруг разозлилась на себя. На то, что сидит здесь безвольной дурой. Не зря приемный отец напрямик сказал, что о ней думает. Что она покапризничает проучит Харальда, чтобы тот о второй жене больше не помышлял – а потом вернется к мужу.
Поэтому Кейлев и обсказал все подробно, пролетело в уме у Забавы. Все расписал, что будет, если она поступит так иль этак! Чтобы поняла – куда ни кинь, всюду клин. Выхода нет…
И даже цепь лишь оттянет неизбежное.
Забава выпростала из-под полы плаща здоровую руку. Сгребла золотую цепь с ладони Кейлева. Решила молча – сначала надо встать на ноги. Дождаться, когда дитя залечит рану. Если припомнить то, что с ней случалось прежде, на это уйдет дня три. Может, четыре. Если Харальд придет на драккар этой ночью, придется соврать, что хочет несколько дней подумать. Пересидеть эти дни на драккаре, а затем…
А потом сбежать. Отправить в крепость Кейлева, Болли и Неждану, чтобы не подводить их под беду. Прогнать с воплями, чтобы стражники слышали. И после этого уйти, надев цепь. Леса вокруг Упсалы густые, она там уже была. Уже бегала!
В ручьях есть рыба, с голоду не умру, торопливо подумала Забава, сжимая цепь. Ощутила вдруг, как сладко холодит левую щеку ветер с фьорда. Как остро пахнет здесь солью, водорослями, жгучим дегтем и рыбьей чешуей. Следом в памяти проснулись шорохи, пение птиц и травяной ковер, стелившийся меж деревьев. Стволы, обросшие мхом у корней, с бусинками смолы на морщинистой коре…
И тут до ее ушей долетело чье-то негромкое хмыканье. Звук пришел откуда-то из-под палубы, словно кто-то сидел под половицами рядом с ней. Или под ней?
Забава, напрягшись так, что в ране на животе проснулась боль, окинула взглядом драккар.
Болли уже возился в закутке на корме, выставляя наружу добро, что там хранилось. Перед закутком сейчас стояли ведра, котел, валялась кипа кож и две связки факелов. Неждана стояла там же. Видно, не хотела мешать разговору Кейлева с дочерью.
Сам Кейлев смотрел только на Забаву. Глядел хмуро, но так, словно ничего не слышал. И она, неловко ткнув перевязанной рукой в половицу рядом с собой, попросила:
– Откинь ее, отец.
– Зачем? – удивленно спросил старик.
Но в следующий миг половица отлетела сама. С громким хлопком коснулась палубы…
Снизу, из-под палубы, на Забаву смотрел незнакомый мужик, сидевший на придонном настиле. Черноволосый, с длинным острым подбородком, в яркой зеленой рубахе. Смотрел, насмешливо улыбаясь.
