Текст книги "Дротнинг (СИ)"

Автор книги: Екатерина Федорова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 13 страниц)

ЭПИЛОГ

Дождливым летним вечером, перед самой осенью, Забава родила. Охнула поутру во дворе, схватилась за живот – и Харальд, шагавший рядом, уронил:

– Что, пора?

Но ответа он дожидаться не стал. Сразу подхватил ее на руки, понес в опочивальню. И мужикам во дворе крикнул, чтобы бежали за Гудню и Тюрой.

Дверь в их покои Харальд отворил пинком. Уложил Забаву на кровать, придвинутую к окну. Сам застыл рядом, так и не разогнувшись. Поднял приспущенные веки, уставился ей в лицо – теперь белое от боли, с туго сжатыми губами. Велел глуховато:

– Выживи, Сванхильд… Забава. И пусть боль у тебя будет не сильней комариного укуса.

Под потолком опочивальни вслед его словам зашепталось эхо. А затем воздух вокруг Харальда обернулся вдруг серой дымкой. Полупрозрачные струи щупальцами потекли по телу…

Харальд стремительно отступил от кровати, утаскивая за собой ленты серого тумана. Но в следующий миг дымка пропала, точно и не было ее.

– Хватит, – часто выдыхая, пробормотала Забава. – Сын идет. Ты уже обложил меня своими пожеланиями, как подушками… все нажелал, ни о чем не забыл. Нельзя тебе больше так смотреть, вот так приказывать… ступай!

Она говорила бессвязно, потому что низ живота опять придавило ноющей болью. И слова ее были неласковы, и Забаве было за это стыдно. Но ничего поделать с собой она не могла.

– Сначала дождусь баб, – негромко и коротко ответил Харальд.

Забава лихорадочно кивнула. Потом, когда боль наконец отступила, перевела дыхание. Тут же приподнялась на постели, собравшись достать из сундука все заготовленное для родов…

Но Харальд снова шагнул к кровати. Приказал ровным тоном:

– Ложись. Если что-то нужно, скажи мне. Или дождись Гудню с Тюрой.

Лицо у него было каменно-спокойным, и смотрел Харальд поверх ее головы. Но встал вплотную к кровати, так, что она уже не могла подняться.

Забава сердито выдохнула и снова откинулась на подушку. А через пару мгновений в опочивальню влетели Гудню с Тюрой.

– Доброго дня, – бросил им Харальд. – Помните, о чем я предупреждал. Держите ставни открытыми.

Бабы дружно кивнули, а он вытащил из-за пояса секиру. Наступил на спинку кровати, потянулся к окну, распахнул пошире приоткрытые ставни – и змеей выбрался наружу.

В тот день до самого вечера Забава промаялась схватками. Почти не кричала, потому что видела в своей жизни боль и пострашней.

Только после обеда она начала стонать.

А когда младенец наконец завопил, повиснув на руках Гудню, в приоткрытом окне сверкнула молния. Странная, серая, точно запыленная – но ослепившая баб в опочивальне куда сильней, чем привычные серебряно-белые молнии. По вечернему небу тут же потекли сапфировые переливы. Застыли, загустев поверх туч ядовито-синими лужами…

Шелест дождя по земляной крыше чуть стих. А следом грянул гром. Гулкий, такой, что даже кровать, на которой лежала Забава, подпрыгнула.

И снова блеснула молния, заливая опочивальню мутно-серым, режущим светом. Через пару мгновений опять ударил гром, сотрясая стены главного дома. И вдогонку ему из окна снова рванулся блекло-серый свет. Тревожно молчавшая Тюра не выдержала и всполошено охнула…

А ребенок все кричал. Его уже положили на постель, обрезали пуповину, обтерли чистым полотном – а он все не умолкал. Время от времени его плач заглушали раскаты грома. Дергающееся тельце высвечивали пыльно-серые вспышки молний.

И от этого всего Забава, успокоившаяся, как только увидела сына – у которого все было, как положено, все как у людей! – встревожилась. Кое-как села, опираясь на подушки, подсунутые под бока и спину. Торопливо попросила Гудню, напрягая горло, нывшее после стонов:

– Дай его мне…

– Сейчас допеленаю, – проворчала Гудню, косясь в сторону окна.

Следом она быстро закрутила пеленку вокруг мелких ножек. И поднесла младенца. Забава, принимая его, испуганно сглотнула. Подумала со страхом, задыхаясь от жалости и любви – крохотный-то какой!

Младенец крикнул еще раз, сердито, недовольно. Дернулся, выпутывая руки из пеленки, и неловко взмахнул кулачками. Забава прижала его к себе, задыхаясь от счастья…

Гром над Йорингардом продолжал греметь. Поблескивали серые молнии, высвечивая синие переливы в тучах.

Харальд устроился у стены главного дома. Сидел прямо на земле, вытянув одну ногу и забросив руку на согнутое колено второй. Иногда менял руку и ногу – а потом снова замирал, глядя на овчарню, стоявшую напротив.

Он сидел там до самого вечера. После обеда полил дождь, и Харальд, развалясь под стеной, то и дело утирал воду, текущую по лицу. Под мокрой одеждой ползли частые струйки…

Но Харальду было все равно. Глаза не заливает – и ладно.

Рядом мокро поблескивала рукоять секиры, прислоненной к срубу. Над головой нависали распахнутые ставни окна. А за окном, в опочивальне, рожала Сванхильд.

После обеда она начала стонать. Но Харальд сидел, не меняясь в лице. Только екало что-то в груди, челюсти сводило, и змей над плечом зло поддергивался каждый раз, когда раздавался стон. В уме текли недобрые мысли – значит, пожелания бесполезны, если речь идет о Рагнареке. Сванхильд рожает, как обычная баба.

А ближе к закату из окна наконец донесся крик младенца. И Харальд еще успел ощутить, как на лицо вылезает неуверенная, какая-то перекошенная улыбка – лицо за день успело онеметь…

Но следом небо распорола серая молния. Щедро окрасила в серое дома Йорингарда, крепостную стену и даже далекие утесы за ней – разом превратив все в равнину из пепла. На сумрачном небе проступили синие пятна, дождь притих. Грохотнул гром, заставив землю содрогнуться.

Сосунок за окном все ревел, и серая молния ударила снова. Долгими раскатами землю сотряс гром.

Гроза продолжалась.

– Привет, сын, – спокойно сказал вдруг кто-то, в перерыве между грохочущими раскатами.

И Харальд повернул голову.

Слева от него, в четырех шагах, стоял Ёрмунгард, появившийся словно из ниоткуда. Поблескивала серая кожа, заметно посветлевшая за последние два месяца. Но шея по-прежнему походила на корабельный нос. Спускалась от ушей к плечам ровно, покато. Тело до пояса прикрывали штаны.

– Напрасно пришел, – тихо проговорил Харальд.

И встал. Не удержался, заглянул в окно – хоть Сванхильд и просила не смотреть на нее сразу после родов. Чего-то стеснялась. Но как утерпеть…

Она уже сидела на постели. Сверкнула синими глазищами, держа на руках тряпицу, из которой высовывалась головка младенца – крохотная, в белом пушке. Рядом хлопотали бабы, готовясь сменить постель и обтереть роженицу водой с душистым маслом…

– Ставни закройте! – громко велел Харальд.

А затем шагнул к Ёрмунгарду, стоявшему возле стены. Сказал тихо, как только за спиной стукнули дощатые ставни:

– Неизвестно, как все могло обернуться. Пересидел бы лучше у себя…

Над головой снова блеснула молния – и внезапно снова хлынул дождь. Ёрмунгард дождался, когда гром затихнет, потом прошипел:

– Ничего… оттого, что спряли нормы, все равно не уйти… долгих лет твоему щенку. Добрых битв, удачи в делах и в бою. И баб пожарче. Как назовешь?

– Я пока еще думаю, – буркнул Харальд.

Снова грохотнул гром. И сразу после него Ёрмунгард скрипуче попросил:

– Назови сына Уннаром. Почти свою мать.

Харальд промолчал. Потом вдруг спросил:

– Ты ничего не чувствуешь? Не колет, воздух дымкой не плывет?

– Нет, – приглушенно пробурчал Ёрмунгард. – А с тобой, как я понимаю, уже что-то случилось? Осторожней, Харальд. Пока твой сын лежал в животе матери, его даром владела она. Но теперь щенок дышит воздухом этого мира… и гроза эта колдовская не спроста…

Ёрмунгард смолк, переждал удар грома, продолжил:

– Похоже, дар твоего сына перешел Мидгарду. Сам щенок им не владеет… лишь несет в себе. Но Мидгард разумом не наделен. Может и тебя задеть. Если сделаешь что-то не то… не так…

Харальд кивнул. Подумал – выходит, теперь сила Рагнарека будет пробуждаться уже не для защиты Сванхильд. А для защиты Мидгарда. И снова дар сына ему не принадлежит.

Но может, у щенка еще что-то прорежется? Он славно начал жизнь, еще до рождения..

– Странно быть просто йотуном, – прошипел стоявший рядом Ёрмунгард, обрывая мысли Харальда. – Видеть, а не чуять… хорошо хоть плавать могу. Пойду, пока меня не увидели твои людишки. И пока я их не увидел… держи своего змея в узде, сын. Или приходи ко мне, я его сдеру.

Харальд, криво усмехнувшись, кивнул. Ёрмунгард уже развернулся. Шагнул вдоль стены главного дом, уходя к морю.

– Я назову своего сына Ормом, – внезапно бросил Харальд, глядя отцу в спину. – Будет Орм (Змей) Харальдсон. В честь деда, по нашему обычаю.

Ёрмунгард, не повернув головы, шипяще ответил:

– Ну разве что по вашему… но Уннар звучит лучше. Приводи его ко мне в море. Посмотрю поближе…

Молнии уже почти не сверкали, но дождь лил так, что казался серой стеной. Синие разводы на небе успели выцвести. И Ёрмунгард через несколько шагов исчез за стеной дождя.

А Харальд подхватил секиру. Пошел к двери на хозяйскую половину, на ходу одной рукой сдирая с себя рубаху.

Надо было еще раз посмотреть на Сванхильд. На сына. И распорядиться, чтобы готовили пир. Пир, на котором он признает щенка своим. Поднимет его на колени при всех, и даст ему имя…