Текст книги "Дротнинг (СИ)"
Автор книги: Екатерина Федорова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 13 страниц)
Смогу ли, тут же подумала Забава – с тревогой и сомнением.
В ответ изнутри плеснуло безнадежным отчаянием. Иного выхода нет. С сетью на ногах от брошенного камня не увернуться…
И Забава, вдруг озлившись на свою трусость, отшвырнула нож в сторону. Безвольно опустила руки, потом скривилась так, словно вот-вот заплачет.
Вышло легко, потому что сейчас ей хотелось выть от страха за дитя.
Сигюн, едва нож звякнул о камни, шагнула вперед. Велела как-то обыденно, не выпуская из руки булыжник:
– Ноги вытяни.
Потащит волоком, словно куль, осознала Забава. Как Неждана тащила узлы с тряпьем, уходя с Локи из Упсалы. Пара шагов, и Сигюн с ношей окажется в Йотунхейме…
Забава, хрипло выдохнув, разогнула колени. Сигюн тут же ухватилась за конец сети, лежавший на камнях. Отбросила булыжник, выпрямляясь – и точно знак этим подала. Тусклый свет, заливавший пещеру, сразу погас.
А в следующий миг Забаве вдруг стало легче дышать. И она торопливо сунула ушибленную руку в щель меж двух валунов, торчавших справа. Сеть натянулась, вздергивая ее ноги в воздух…
Но Забава уже повернулась, вдавливая ноющее плечо в щель. Для верности еще прижала левой рукой локоть правой, защемленной меж камней. Похолодела в ожидании еще большей боли, приказала себе, сцепив зубы – надо сдюжить! Стерпеть!
Сигюн шагнула.
И сеть дернулась, увлекая Забаву за собой. В плече что-то хрустнуло, она от боли задохнулась, рука плетью скользнула по камням…
Но почти тут же в теле радостно, щекочуще заплескалась сила. Не своя, заемная – зачерпнутая дитем из Локи. Мгновенно исчезла боль в руке. И тьма в пещере разом посветлела, оборачиваясь серым сумраком.
А там, где стояла Сигюн, загорелись два силуэта. Мужской и женский, синий и красный, рука об руку…
Человек и бог.
Вокруг них колыхалась странная молочная дымка, сквозь которую смутно проступал то ли высокий терем, то ли гора – Йотунхейм? Мир, куда Сигюн с Локи успели добраться, а их ноша еще нет. Правда, дымка уже дотянулась до колен Забавы, спеленутых сетью, висевших в воздухе. Осталось немного…
И Забава, глядя на Сигюн с Локи, крикнула изо всех сил:
– Этим двум быть там, а мне – рядом с Харальдом!
Ей еще много чего хотелось добавить. И пожелать, чтобы Локи с Сигюн больше шагу не могли ступить из своего Йотунхейма, и чтобы с ними случилось все то, что они уготовили для ее сына.
Только времени было мало, а потому желать следовало главного. Ей и так повезло – на одно мгновенье все сошлось. И вред матери Рагнарека был причинен, и случилось это по воле Локи, уводившего жену с ее ношей в Йотунхейм…
Сигюн, мерцавшая красным, торопливо рванула сеть к себе. Но было уже поздно. В лицо Забаве вдруг ударил ветер, холодный и свежий после спертого воздуха пещеры. А вокруг распахнулось небо, темное, почти черное, мерцавшее россыпями звезд.
И на этом черном, прямо напротив глаз Забавы, горели две серебряно-голубые звезды. Сбоку, чуть повыше – еще пара огоньков чуть поменьше…
Только опоры под ногами не было. В следующий миг Забава ухнула вниз.
Харальд висел в темном небе.
Уже исчез лес, в котором он год назад убил рыжеволосую рабыню – уплыл в море вместе с размягченным камнем. И не было больше Хааленсваге. Где-то впереди, в отдалении, перемигивались розовые огоньки – лесная живность бежала, пытаясь спастись.
Тут рядом есть селение, мелькнуло у Харальда. Надо бы слетать, предупредить, чтобы уходили. Правда, это его задержит…
Но Сванхильд потом спросит, что здесь было, вдруг подумал он.
А следом Харальд повел взглядом, отыскивая то самое селенье. И уже собрался лететь туда, когда прямо перед ним возникла женщина.
Она появилась из ниоткуда, сверкнув на черном шелке неба нежно-алым сиянием. По хрупким плечам, горевшим красным, по лицу с припухлыми губами и огромными глазами текли холодные синие всполохи…
Сванхильд, с изумлением понял Харальд.
А затем она полетела вниз. И он, ощутив, как брюхо ему ледяной пятерней сжал ужас, ринулся за ней следом. Поймал у самой земли, сгреб в охапку…
Сванхильд вцепилась в него обеими руками. Тут же ткнулась подбородком в плечо – и задышала так, что грудь заходила ходуном.
Синие блики, мерцавшие на ее макушке, стремительно угасали.
Над плечом зло дернулся змей, которого Сванхильд задела ладонью. А Харальда неожиданно обожгло желанием. Хотя умом он понимал, что Сванхильд ухватилась за него только со страху. Однако шею точно судорогой свело – так захотелось дотянуться до ее губ. Мягких, припухлых. И Харальд уже повел головой…
Но остановился.
Напугаю еще больше, мелькнуло у него. К тому же морда сейчас драконья, задубелая – обдерет ей лицо не хуже куска акульей кожи. И зубы во рту с трудом помещаются. Оцарапают…
В следующий миг Харальд отвернулся. Взмыл повыше. Прошипел, крутнувшись в воздухе – чтобы пройтись взглядом по округе, не задев при этом Сванхильд:
– Хватит. Пусть камень будет камнем, земля землей. А зелени на месте расти!
Темные потоки, катившиеся по ложу из тающего гранита, вдруг застыли. Каменный гул
резко стих, наступила тишина.
Затем Сванхильд выдохнула:
– Харальд?
– Я, – ответил он.
На душе у него было легко. Отыскалась, живая, здесь, у него в руках! И Харальд глуховато проворчал, косясь в сторону Сванхильд – но приспустив при этом веки, чтобы не обжечь ее взглядом:
– Прости, что поймал. Ты, конечно, теперь баба свободная, незамужняя. Вольна лететь куда захочешь! С меня вергельд за то, что помешал полету…
Харальд, счастливо подумала Забава. И шутки его, мрачноватые!
Она уже успела попрощаться с жизнью. Пока падала, пыталась выкрикнуть новое
пожелание – очутиться в Хааленсваге. Но воздух бил в лицо, раздувая щеки, и вместо слов вышел невнятный крик.
А потом в спину врезались две ручищи. Подхватили под лопатками и пониже поясницы словно ребенка, притиснули к темному телу, сливавшемуся с небом – и Забава опять увидела две серебряно-голубые звезды. Но теперь они горели не напротив, а над ней. Да еще под руку подвернулась змеюка над плечом спасителя. И все стало ясно. Спрашивала она больше для порядка…
Ей почему-то хотелось плакать. Только не плакалось. А дрожащие губы сами собой растянулись в улыбке.
На его слова Сванхильд ответила не сразу. Сначала издала странный звук – то ли всхлипнула, то ли засмеялась. Потом вскинула голову. Посмотрела на Харальда в упор, объявила с хрипотцой:
– Вместо вергельда я хочу поговорить с тобой, Харальд. Обо всем. И о том, что случилось со мной, и о том, что было с тобой в Упсале.
Наконец-то, обрадовано подумал Харальд. Затем двинул рукой, приподнимая повыше бедра Сванхильд – чтобы не ощутила, как настойчиво он ее желает. Уронил:
– Разговор выйдет долгим, а ты целый день ничего не ела…
И не пила, благодарно подумала Забава.
Пальцы руки, заброшенной на шею Харальда, немного саднило. Но отдернуть ладонь Забава не решалась. Уж больно страшно было осознавать, что она висит в небе – где ее удерживают лишь руки Харальда. А во мраке, далеко внизу, прячется земля.
Знать бы еще, что там за место, мелькнуло у Забавы. И зачем Харальд сюда прилетел, что за гул здесь недавно стоял? Как далеко отсюда Хааленсваге?
Но начинать расспросы прямо в воздухе Забава не хотела. Ощущенье пустой бездны, зиявшей внизу, словно перышком щекотало ей хребет…
И щекотало непрестанно.
Погожу до земли, решила она.
– Но неподалеку есть место, где мы сможем перекусить, – закончил Харальд. – Заодно и поговорим. Только в полете тебе будет холодно…
Он вдруг запнулся. Следом чуть насмешливо бросил:
– Дротнинг.
И подумал – возразит или нет?
– Потерплю, – чуть неровно пробормотала Сванхильд.
Прозвучало так, словно она ответила на все сразу. И на его слова, и на мыслишку, что проскочила у него в уме.
Затем Сванхильд глубоко вздохнула. Харальду этот вздох показался невеселым.
Ничего, уверенно решил он. Ты еще будешь вздыхать по-другому, дротнинг…
А потом Харальд завалился на левое плечо. Скользнул по воздуху, направляясь к рыбачьей деревушке, что стояла севернее исчезнувшего Хааленсваге.
К селению на берегу небольшого фьорда Харальд подлетел со стороны гор. Выбрал самый крупный из десятка домов, и приземлился возле навеса, под которым пряталась входная дверь. Прошипел, уже ставя Сванхильд на ноги:
– Тихо.
Она замерла, дрожа от холода и зябко обхватив себя руками. А Харальд, избегая смотреть в небо, подумал – пора возвращаться.
Чисто-алое сияние Сванхильд тут же начало меркнуть. Сам Харальд задышал чаще, ощущая, как усыхает шея, становясь все меньше в обхвате. Мир перед глазами потемнел, серые тени торопливо растаяли в ночном мраке…
Над плечом печально зашипела тварь, точно прощаясь с его драконьей сущностью. Помягчела кожа, и спину над поясницей змеиным языком погладила секира, заткнутая за пояс.
Еще пару мгновений Харальд потратил на то, чтобы запихать под рваную рубаху змея. Подумал зло – сиди там, и чтоб не звука!
Тварь обиженно заелозила по лопатке, но к вороту рубахи не сунулась. Харальд отловил в темноте руку Сванхильд и потянул ее под навес. Осторожно постучал кулаком в дверь.
Чуть погодя мужской голос изнутри крикнул:
– Кто там?
– Харальд из Хааленсваге, – громко бросил Харальд. – Я помню тебя, Хакон Кетильсон. Вспомни и ты меня….
За толстой створкой приглушенно забормотали. Потом дверь распахнулась. В проеме стоял худой мужик, с залысинами на светлых волосах, стянутых сзади. В одной руке держал меч, в другой – светильник.
– И впрямь Харальд из Хааленсваге, – удивленно проговорил мужик.
В глаза Харальду он глянул быстро – и тут же отвел взгляд. Покосился на Сванхильд, продолжил:
– Давно я тебя не видел. Говорят, ты нынче стал конунгом? Эй, жена, готовь стол…
– Помню, прежде ты засевал поля на южном берегу Скроммы, Хакон, – оборвал хозяина Харальд. – Этой ночью там прошла лавина из горячего камня. Но если ты примешь меня достойно, то в конце лета я пришлю сюда кнорр с зерном. Для всех, кто потерял посевы за Скроммой.
Мужик одно мгновенье огорошено молчал, уставившись Харальду под подбородок – чтобы не смотреть в серебряно-голубые глаза. В следующий миг из-за спины хозяина выглянула заспанная жена. Сочная, пышнотелая, хоть и не молодая.
И Хакон словно очнулся. Отступил назад, тесня жену плечом, предложил:
– Войди в мой дом, конунг Харальд. Окажи мне честь, разделив со мной…
– Я замерз, – снова оборвал его Харальд. – Завтра утром я с радостью разделю с тобой и хлеб, и эль, Хакон. Если захочешь расскажу, как сходил в Упсалу. И о том, как этой ночью чудом спасся от лавины. Но сейчас я хочу согреться возле горячих камней.
Хакон, прищурившись, снова глянул на Сванхильд. Тут же крикнул:
– Эйрик, запали каменку в бане! Да воды натаскай, если там нет!
Он смолк, а Харальд негромко добавил:
– Еще прикажи отнести нам в предбанник поднос с едой. И неношеную бабью одежду. Все, что бабе положено, от нижней рубахи до плаща. Я заплачу за тряпки золотом, как только придет мой драккар. А рыбакам, что выйдут в море утром, передай – если увидят на корабельном носу дракона в серебре, пусть крикнут, что конунг Харальд сейчас в Мервике, у Хакона. Того, кто принесет мне добрую весть, я награжу.
– Я передам это всем нашим, – отозвался хозяин. – И одежду для бабы дам. Для тебя, конунг Харальд, тоже найдется рубаха. Для сна постелю вам у очага…
– Нет, мы ляжем в бане, – спокойно возразил Харальд. – Пришли нам пару покрывал в предбанник. Доброй ночи, Хакон. Завтра поговорим.
Мужик коротенько шагнул, подступив к самому порогу. Быстро попросил:
– Хоть скажи, что там за лавина была, конунг Харальд. А то недавно собаки выли, у дверей гавкали. Зато сейчас, когда ты пришел, даже не залаяли…
Выходит, псы почуяли беду, подумал Харальд.
– Бергризеры прокопали в горах слишком много дыр, – ответил он, безжалостно перекраивая правду. – И скалы у подножия гор расплавились от жара их подземных печей. Камень размяк и потек к морю….
Рядом порывисто вздохнула Сванхильд. Но удержалась, не стала прямо здесь спрашивать о Хааленсваге.
И Харальд продолжил:
– Мы с Кейлевсдоттир искали возле гор место для нового имения… поэтому заметили волну из раскаленного камня сразу после заката. И успели спастись. В следующий раз, Хакон, если собаки вдруг завоют без причины, вспомни эту ночь. Бергризеры в горах по– прежнему есть. Мало ли что случится?
Харальд договорил и потянул Сванхильд в сторону. Зашагал вдоль длинной стены, обложенной дерном, направляясь к бане на задах.
Хозяин, не двигаясь с места, пару мгновений потрясенно молчал. Потом шагнул за порог. Из-за его спины выскочил такой же худой, как сам Хакон, парнишка – Эйрик. Задержался у навеса, с любопытством ожидая, что еще интересного скажут старшие…
– Там точно все кончилось? – крикнул хозяин, глядя в ту сторону, куда ушел Харальд. – Сюда не доберется?
– Все успокоилось, – уронил Харальд на ходу. – Лавина из камня докатилась до реки, а там встала. Она уже начала остывать, когда я перебрался на другой берег Скроммы. Можешь спасть спокойно, Хакон. Сюда беда не доберется.
Мужик надсадно выдохнул. Затем проворчал, разворачиваясь:
– Эйрик, ты еще здесь? Я тебе что велел? Ингрид, беги в погреб. Принеси эля покрепче, окорок, зрелый сыр да черемшу. Потом заглянешь в свои сундуки…
Эйрик сорвался с места. В темноте обогнал незваных гостей и понесся к бане.
– Что с Хааленсваге? – тихо спросила Забава едва поспевая за Харальдом. – Что за лавина, откуда? И почему ты был…
– Потом, – оборвал ее Харальд. – Поговорим за закрытой дверью. Не бойся, люди из Хааленсваге живы. Я приказал Свальду забрать всех на драккар. Они отплыли перед тем, как все началось.
– Спасибо, – пробормотала Забава.
Потом зашагала молча, чуть горбясь.
Как только Харальд довел Сванхильд до бани, навстречу им, держа ведра, выскочил Эйрик. Сказал, блеснув белками глаз:
– Я огонь разжег. А ты видел бергризеров, конунг Харальд?
– Видел, – буркнул Харальд. – Только не вздумай искать бергризеров в горах. Еще ногу подвернешь, и самого уже не найдут…
– Я не дурак, – рассудительно заявил Эйрик.
Позади него, из распахнутой двери предбанника, падал слабый свет. Лицо парнишки пряталось в тени. Только на макушке переливались пшеничными бликами всклокоченные пряди, выбившиеся из тонкой косицы.
– Я в горы не собираюсь. Возьми меня в свой хирд, конунг Харальд! Я уже встретил свою четырнадцатую весну. Еще немного, и буду староват для первого похода!
Сванхильд после слов парнишки стиснула Харальду ладонь.
Неужто и этого Эйрика жалеет с ухмылкой подумал Харальд. А ведь малец рвется в поход не от бедности. И наверняка против воли отца…
– Мужику, который умеет держать меч, и в сорок лет не поздно в первый поход сходить, – бросил Харальд. – Но учти одно, Эйрик – в походе за невыполненный приказ любой ярл тебя или убьет, или оставит одного на чужом берегу. А ты, как я вижу, даже наказы своего отца выполнять не любишь?
Мальчишка сердито звякнул ведрами и убежал. Харальд тут же подтолкнул застывшую Сванхильд к порогу бани. Подумал нетерпеливо – наконец-то…
Перед предбанником Забава опять вспомнила о Труди. И в уме беспокойно пролетело – а с ней Харальд тоже в баню ходил?
Но боли в груди, как бывало прежде после мыслей о Труди, Забава не ощутила. Словно меж ней нынешней и этими воспоминаниями пролег овражек. На дне которого залегло все пережитое этой ночью – удушье в пещере, рука на изломе меж камней, Сигюн с Локи, полет в пустоту…
В следующий миг ладонь Харальда легла Забаве на спину. И подтолкнула, заставив сделать шаг.
Сванхильд, войдя, шагнула к лавке по левую руку. Потом развернулась, быстро попросила:
– Расскажи про лавину. Что там с Хааленсваге? Что было, пока я…
Она осеклась. Но не отступила, когда Харальд прикрыл дверь и шагнул к ней. Правда, глянула так, будто в бой собралась. Причем последний, смертный.
Придется снова приучать ее к себе, подумал Харальд. Следом уронил, вытаскивая секиру из-за пояса:
– Я выследил тебя до коптильни, Сванхильд… Забава. Там нашел следы бергризеров. И понял, что тебя утащили под землю. Отправил людей в море, а сам решил перевернуть все, но найти тебя. Поэтому я велел камню течь, как вода. И он потек лавиной…
Из-за ворота рубахи вынырнула головка змея. Харальд, не глядя, пришлепнул его открытой ладонью. Подумал – сгинь! Сиди за спиной тихо, иначе ремнем к спине пристегну…
Потом он снова прижмурил глаза и покосился на Сванхильд.
Она смотрела изумленно. И совсем как в прежние времена, губы у нее приоткрылись. Заманчиво, так, что у Харальда дыханье в груди сперло…
Где там Хакон с подносом, хмуро подумал он. Следом тихо сказал:
– Искал я полночи, и теперь у меня для тебя две вести. Хааленсваге больше нет. Скалы, на которых стоял твой дом, утекли в море. А вместе с ним исчезли поля, леса… и еще много чего утекло. Но есть и хорошая новость. Я не нашел тебя до заката, Сванхильд. Так что ты выиграла. Я на тебе не женюсь.
Может, теперь ей полегчает, пролетело в уме у Харальда. На одну ночь всякой бабе решиться легче, чем на долгую жизнь. А то смотрит так, словно из благодарности за спасение – да со страху – решила отдаться двухголовому. Всю свою волю в кулак собрала, как на бой изготовилась…
В следующий миг лицо Сванхильд стало каким-то потерянным. Ресницы дрогнули, синие глаза потемнели.
И Харальд вдруг усомнился в том, что рассчитал все верно. Но промолчал. Решил – посмотрю, что из этого выйдет. Может, в другой раз, прежде чем упрямиться, Сванхильд вспомнит эту ночь и его слова?
А может, она сама попросит на ней жениться, внезапно сверкнуло в уме у Харальда. И он чуть не улыбнулся. Пришлось даже брови на переносице свести, чтобы выглядеть построже.
Расхотел, значит, опустошенно подумала Забава.
Видать, притомился ее замуж звать. Кончилось у Харальда терпенье!
И радость, плескавшаяся внутри после спасения, сразу поугасла. Она вдруг ощутила, насколько устала. Спина заныла, на пересохших губах засаднила корочка…
Забава молча шагнула в сторону. Хотела обойти Харальда – но он загородил путь. Попросил спокойно, прищурившись так, что серебряные глаза исчезли под веками:
– Расскажи, где была, Сванхильд. Про бергризеров я уже знаю. Но приказы им отдает Локи. Он опять к тебе приходил? Предлагал помочь, спрятав от меня понадежнее?
И ведь не скажешь, что Харальд неправ, печально мелькнуло у Забавы. Сначала Локи увел ее из Упсалы, потом Сигюн, его жена, заявила, что хочет помочь, укрыв в Йотунхейме..
Забава судорожно вздохнула. Пробормотала:
– Сейчас попью и расскажу.
Харальд тут же сделал два шага назад – и загородил спиной дверь во двор.
Зачем, устало подумала Забава. Неужто боится побега? Но ведь сама с ним в баню пришла…
Она молча переступила порог парной. Зачерпнула воды из котла, вделанного в каменку под которой весело трещало пламя. Ополоснула ковш, снова его наполнила – и подняла повыше. Затем поймала пересохшими губами потекшую струю.
Вода в котле успела нагреться, но все равно отдавала родниковой свежестью. Или ей так показалось после целого дня, проведенных без питья?
Пара струек потекла по шее. Одежда на груди подмокла, но Забаве сейчас было не до того.
Харальд тоже перешагнул порог парной. Посмотрел на Сванхильд, стоявшую к нему спиной, уже не щурясь.
Дротнинг видно по повадкам, мелькнуло у него. Пьет жадно, значит, горло пересохло. Но губами к банной посудине все равно не приложилась.
А следом он опять подумал, зло и нетерпеливо – где там Хакон с едой и тряпками? Сейчас бы замкнуть предбанник на засов, да содрать с нее эти тряпки…
Забава, пока пила, согрелась. От каменки шел жар, и кожа под нижней рубахой сразу зачесалась.
А еще – запах. Одежда, в которую она переоделась в Хааленсваге, в печном жару еще сильней запахла прогорклым салом и чужим потом.
Расскажу, что должна, и помоюсь, решила Забава твердо. А Харальд пусть что хочет, то и делает!
Она вернула ковш на скамью, с которой его взяла. Потом пошла к двери, глядя на стоявшего там Харальда.
И он снова молча уступил ей дорогу.
– Бергризеры утащили меня под землю, – тихо проговорила Забава, уже перешагнув порог.
Затем прикрыла дверь в парную, чтобы жар не уходил. Продолжила, развернувшись:
– Я спряталась от тебя в бочку. Но ты это уже знаешь, раз выследил меня до коптильни. Вот в бочке меня и уволокли. Потом пришла Сигюн…
Она рассказывала негромко, без передышки. Выложила все без утайки, вплоть до слов Сигюн.
Харальд слушал молча. Под скулами у него пару раз катнулись желваки – а когда Забава дошла до удушья в пещере, из-за Харальдова плеча выглянул змей. Приглушенно зашипел, обнажив два ряда мелких зубов.
Неужели понял что-то, с сомнением подумала Забава, глянув на змеюку. Или просто учуял злобу Харальда, оттого и расшипелся?
Она уже почти закончила свой рассказ, когда Харальд вдруг бросил:
– Тихо, сюда идут.
И быстро развернулся к двери, заталкивая змея под разодранный ворот рубахи.
Хозяева явились, решила Забава. Затем шагнула, собираясь обойти Харальда – и заслонить его на тот случай, если змей вылезет.
Однако Харальд, не оборачиваясь, выставил руку. Оттолкнул ее назад, буркнул:
– Стой за спиной. Мало ли кто…
Но это оказались хозяева. Причем пришли все трое, разом. Хакон притащил узлы с одеждой и покрывалами, его жена поставила на лавку поднос с едой и огромный кувшин с элем. Последним заскочил Эйрик. Занес полные ведра, с готовностью предложил:
– Если надо, я…
– Ступай, – проворчал Харальд, даже не дослушав его. – Не хватит, сам схожу. Ключ у вас пробивается перед оградой с севера, верно?
Парнишка кивнул. Следом спросил с надеждой в голосе:
– Так ты возьмешь меня в хирд, конунг…
– Если об этом попросит твой отец, – отрезал Харальд.
И заложил засов на двери, как только надувшийся Эйрик ушел. Повернулся к Забаве, предложил неожиданно мягко:
– Сядь, дротнинг. Раздели со мной хлеб и эль.
– Я не дротнинг, – выпалила Забава.
Сказанное прозвучало слишком резко, и она пристыжено подумала – не заслужил Харальд такого рыка. Он ее от смерти спас, а что до замужества…
Сама пожелала в прятки поиграть. Вот и сыграла!
– Ты, понятно, привык меня так называть, – торопливо добавила Забава. – Но простой бабе ни к чему привыкать к таким словам. Об одном прошу…
Она споткнулась, потому что Харальд вдруг засмеялся. Тихо, шипяще. Следом уронил:
– Не дослушал… так о чем ты просишь, Кейлевсдоттир?
– Позволь мне жить в твоем доме, – твердо объявила Забава.
В уме у нее пролетело – и что смешного я сказала?
Но спрашивать об этом Забава не стала. Еще тверже продолжила:
– В твоем доме и прежде жили бабы, которым ты обещал защиту и кров. Рагнхильд, сестры ее, Нида. Вот и я прошу тебя об этом. Мне носить дитя еще три месяца. Кейлев может принять меня в своем доме, но…
– В наложницы пойдешь? – перебил ее Харальд. И предупредил: – Иначе не приму.
Послушаю, что скажет, с угрюмым весельем подумал Харальд, глядя в лицо Сванхильд – не особо радостное, но все же спокойное. Поспокойней, чем раньше, когда она только вошла сюда.
Может, догадается потребовать крова в уплату за Хааленсваге? Хотя требовать для себя, да еще от того, кто ее спас – это не про Сванхильд…
Забава помедлила.
Я ведь сама захотела к нему вернуться, вдруг подумала она. И в пещере все о Харальде вспоминала. А когда он появился в Хааленсваге, от его руки на запястье дыханье оборвалось…
Что с того, что Харальд на ней не женится? Да и какая из нее дротнинг? Говорят же – не в свои сани не садись!
Забава глубоко вздохнула. Следом проговорила, глядя в прижмуренные глаза Харальда:
– Другую бабу рядом с тобой видеть я не хочу. Уже знаю, что не выдержу. Но пока ты не женат… и до тех пор, пока не найдешь себе кого-нибудь… я буду твоей наложницей, конунг Харальд.
– Как все повернулось-то, – негромко бросил он в ответ. – Сначала женой не хотела стать, а теперь согласна быть наложницей.
Голос Харальда прозвучал ровно, без насмешки. И в словах ничего, кроме правды, не было. Но Забава все равно ощутила, как к глазам подступают слезы.
– Согласись я тогда, сейчас была бы несчастливой женой, – прошептала она, шмыгнув носом. – А теперь буду хоть и наложницей, но счастливой.
– С двухголовым? – проворчал Харальд.
Затем двинулся. Вроде и не шагнул, но оказался совсем близко.
– Да хоть с трех… – Забава вскинула голову, чтобы смотреть ему прямо в лицо.
Набухшие на глазах слезы просочились в нос, и она задышала ртом. Договорила, разделяя слова короткими вздохами:
– Хоть с трехголовым. Главное, чтобы одна из тех голов была твоей…
А потом Забава все-таки не сдержалась, и шмыгнула носом. Пробормотала:
– Я с тобой когда-то всех счастливей была. Всех баб на свете радостней. Мне бы хоть кусочек той радости сейчас в руки…
Слезы потекли уже вольно, остановить их Забава не могла. И торопливо отвернулась.
Харальд вскинул руку. Коснулся потрепанного платка, прятавшего ее волосы – и чудом не улетевшего во время падения. Сдернул тряпицу к шее, сказал, уже разворачивая Забаву к себе:
– Запомни свои слова, дротнинг. И всякий раз, как захочешь снова сбежать, вспоминай их. А теперь я опять спрошу. Ты станешь моей женой?
Передумал, значит, обессилено подумала Забава, глядя на него снизу вверх и ладонями размазывая по щекам слезы. Или он с самого начала хитрил? Хотел послушать, что ему ответят?
Ответа можно и не ждать, мелькнуло у Харальда, пока он смотрел на плачущую Сванхильд.
Золотистые волосы потемнели и топорщились у нее за ушами облачками коротких прядей, чуть вьющихся на концах. Синие глаза от слез сияли ярче сапфиров, губы алели, напоминая сияние самой же Сванхильд – горевшее для него, когда он оборачивался драконом….
В следующий миг Харальд ее вдруг обнял.
И Забава еще успела вспомнить, что пахнет так, словно десять дней не мылась – а потом одна из ладоней Харальда легла на ее затылок. Она ощутила прикосновение губ, твердых, накрывших ее рот, точно тяжелая печать. Движение Харальдова языка, погладившего небо, тут же отозвалось сладким, жарким нытьем между ног…
Губы Сванхильд были нежней малины, что лопается под рукой, не давая себя собрать. Мелкий язык трепетал лоскутком шелка – и задрожал листком на ветру, когда он впился в рот Сванхильд поглубже.
А сзади по плечу елозил змей. Шипел тихо, придавлено, точно и до него дошло, что слаще мягкой и слабой женщины по имени Сванхильд нет…
Потом Харальд все-таки вспомнил том, что она голодна. И о том, что ее рассказ следовало дослушать. Заставил себя оторваться от вспухших, подрагивавших губ, пробормотал, тяжело выдыхая:
– Ты не договорила. Так как ты заставила силу Рагнарека проснуться?
Сванхильд прижалась к его щеке – но дотянулась лишь лбом. Сбивчиво ответила:
– Засунула руку меж камней, когда свет погас. Правую, которую ушибла, когда падала.
Следом Сигюн дернула за сеть, тьма посерела… и я их увидела, обоих.
Локи светился синим, Сигюн красным. За ними марево полоскалось, и дом просвечивал, высокий. А может, гора. Я крикнула, чтобы они там были, а мне возле тебя оказаться. И очутилась в небе, где ты…
Сванхильд смолкла. Вскинула голову, ладонью быстро утерла недосохшие слезы.
– Что у тебя с рукой? – севшим голосом спросил Харальд.
Руку она повредила всерьез, мелькнуло у него. Иначе сила Рагнарека не пробудилась бы. Может, сломала, а может, выдернула из сустава. Но стерпела. Сама сообразила, сама на это пошла…
Повидаться бы сейчас с Локи, вымороженно подумал Харальд. И накрыл ладонью правое плечо Сванхильд. Ощупал, нажимая где слабо, где посильней. Спросил сипло:
– Что случилось с рукой, когда Сигюн рванула сеть?
Сванхильд, прежде чем ответить, покосилась на его ладонь. Помолчала.
– В плече хрустнуло, – призналась она наконец. И быстро добавила: – Но дитя все залечило. Боль сразу прошла, теперь лишь ноет слегка. Изредка…
Она нахмурилась – то ли припомнила пережитую боль, то ли его пальцы надавили слишком сильно. Но тут же вскинула золотистые брови, глянула смущенно. Сказала:
– Знать бы еще, зачем Сигюн с Локи хотели утащить меня в Йотунхейм…
Харальд не ответил.
Ладонь его уже добралась до запястья Сванхильд. Кости у нее были целы. Только в плече рука казалась чуть разболтанной – похоже, рывок Сигюн выломал ее из сустава. Может, и падение в этом помогло. Но от прикосновений Сванхильд не дергалась, и под его пальцами верх округлой косточки в плече отступил несильно.
Однако руку все равно надо беречь, мелькнуло у Харальда. Зажило, скорей всего, наспех. Как схватилось, так и срослось. Саму Сванхильд тоже следовало поберечь, и уже давно…
Он пропустил сквозь кулак ее тонкую ладонь – снова ощутив, как тяжелеет тело и вздуваются жилы на животе от желания. Потом молча подтолкнул Сванхильд к лавке, на которой стоял поднос с едой.
Эль по чашам Харальд разлил сам – опередив Сванхильд, потянувшуюся к кувшину. Сунул одну из чаш ей в руку, следом взялся за ножны на своем ремне. Скинул петельку, крепившую рукоять ножа, напластал окорок ломтями…
И все это – косясь на Сванхильд из-под опущенных век. Та уже схватилась за хлебец из овсяной и ржаной муки. Надкусила с хрустом.
Оголодала, молча подумал Харальд. Затем велел, садясь по другую сторону подноса:
– Мясо бери. Вон, клюкву моченую попробуй. Ягода к ягоде, видно, что по морозу собирали.
– Я немножко, – пробормотала Сванхильд, бросив на него сияющий взгляд синих глаз.
И торопливо зачерпнула краем хлебца темно-красные ягоды. Пояснила:
– Чтобы в бане, с голодухи, плохо не стало. Я потом еще поем.
Она пригубила эля, снова радостно захрустела хлебцем. Смотрела на него открыто, словно и не боялась наткнуться на взгляд, жегший серебром. Следом, не утерпев, все-таки выбрала из кусков окорока тот, у которого сбоку торчала косточка. Ухватилась за нее, осторожно куснула…
Птаха малая, молча подумал Харальд, глядя на Сванхильд. И ощутил вдруг, как губы разъезжаются в улыбке. Малая, глупая – чуть не угодила из жен в наложницы. Зато с богами схватилась, Локи подловила, не побоявшись боли, не пожалев себя…
Харальд поспешно заел улыбку луковицей черемши. Нарочно выбрал ту, что покрупней. Подумал уже строго – то-то и оно, что Сванхильд себя не жалеет. А пора бы!
Потом он проглотил кусок окорока – прокопченного, подсоленного, обвалянного в травах. Бросил:
– Хочу кое-что сказать. О том, зачем Локи хотел утащить тебя в Йотунхейм…
Рука Сванхильд с ломтем мяса тут же опустилась. Счастливое выражение с лица ушло. Точно спряталась прежняя девчонка, радовавшаяся всякой малости – а ее место заступила дротнинг, успевшая побывать в волчьей шкуре. Сванхильд вскинула подбородок, глянула с прищуром, приглушив блеск глаз ресницами.
– Во всем этом, – спокойно проговорил Харальд, – я с самого начала упустил одно. А ведь мог бы догадаться. И предупредить тебя, когда приплыл в Хааленсваге. Сказать, что отныне тебе нужно быть возле меня…
