Текст книги "Комплекс андрогина (СИ)"

Автор книги: Екатерина Бунькова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 17 страниц)

– Ну да. А что, это запрещено? – я подняла брови.

– Нет, не запрещено, – поморгав, ответил он.

– У тебя крем от пирожного на верхней губе, – заметила я. Элис облизнулся, ловко пробежав язычком по своим мягким, красивым губам, и вернулся к работе. Какая на хрен порнуха, какое кино? У меня тут бесплатное эротическое представление. Хоть на камеру снимай.

Через десять минут он довольно потянулся и печально глянул на шкаф, где хранился матрас.

– Давай вместе ляжем, – предложила я, отлично понимая его нежелание спать на полу. А что? Во-первых, я ничего пошлого не предлагаю, не смотря на то, что такая мысль иногда мелькает. А во-вторых, даже если б и предлагала, имею на это полное право: я теперь девушка свободная.

Элис удивился, потом слегка смутился и заметил:

– Тесно будет.

– Ничего, поместимся. Иди сюда.

Я пододвинулась, уступая ему половину, и повернулась к стене лицом. Элис осторожно устроился позади, не касаясь меня. Друг, ты так свалишься.

– Элис, я не кусаюсь, я ж не дельта, на самом-то деле, – рассмеялась я. – Двигайся ближе и не забудь про одеяло.

Он послушно накрыл нас одеялом и чуть придвинулся, осторожно коснувшись меня. Вот, и хватит. И удобно, и тепло, и не слишком пошло. Впрочем, когда я уже засыпала, то ощутила, как Элис придвинулся еще плотнее и обнял меня за плечо, но ничего лишнего себе не позволил, так что я тоже не стала просыпаться и скандалить.

Глава 7. Романтика пива и свалок

Адрес: Военная база «Либерти», общежитие Верхней академии, этаж 3, каюта 18. Имя: Элис. Генетическая модель: тау-1, улучшенная. Статус: гражданин третьего порядка.

Я проснулся от тихого голоса, зовущего меня по имени и мягкого похлопывания по руке. Мне ужасно не хотелось просыпаться. Было так уютно, тепло. А еще этот восхитительный запах…

– Элис, проснись, – голос стал более настойчивым.

– Нет, Алеста, пожалуйста, давай еще немного полежим вот так, – пробормотал я, пытаясь спрятаться носом в уголке между девушкой и подушкой.

– Я, в принципе, не против, – ответила она. – Сама люблю по утрам понежиться. Но ты не мог бы… как бы так попроще выразиться… В общем, моей попе довольно неуютно быть под прицелом.

Я ощутил, что стремительно краснею. Сон слетел с меня, будто его и не было. Смутившись, я встал и поспешил в ванную, не включая общий свет в каюте. Черт бы побрал эту физиологию. Вот за каким хреном, объясните мне, он вечно встает по утрам, а? Перед девушкой неудобно, да и вообще, ничего полезного, одни проблемы: даже просто ходить в туалет некомфортно.

– Извини, – сказал я, справившись с проблемой и выйдя из ванной.

– Да ничего, – с легким смущенным смешком ответила она. – Я же понимаю, что от тебя это не зависит. Мы будем дальше спать, или ты все-таки свет включишь?

Я кликнул по вотчу, зажигая лампы. Алеста сощурилась, привыкая. Надо же, второй день подряд вижу по утрам ее сонную мордашку. Так и привыкнуть можно. Собственно, кажется, я уже привык: от мысли, что она скоро уедет, щемит внутри. А ведь мы знакомы всего ничего.

– Который час? – спросила она.

– За пятнадцать минут до будильника проснулись, – ответил я, глянув на вотч, который как всегда забыл снять на ночь. Еще немного, и я в нем в душ начну ходить.

– Норм, – оценила она. – Мне сегодня опять весь день сидеть тут, да?

Мне стало немного стыдно. Действительно, держу ее, как в клетке. Один разок только выгулял до столовой, и все.

– Я не могу взять тебя с собой на занятия, – признался я. – Но я недолго, честное слово!

– Ты так это говоришь, словно в том, что я на халяву у тебя квартирую, не моя вина, а твоя, – усмехнулась она. – Напоминаю: я – беженка, которую разыскивают страшные коллекторы и из-за которой у тебя могут быть неприятности. Зло тут я.

«Ты тут чудо», – так и хотелось ответить мне, но я только улыбнулся. Еще я таких глупостей вслух не говорил. Я пошел к шкафу и стал рыться в непривычно ровной стопке чистого белья: Алеста сложила.

– Если тебя интересует мое мнение, я бы порекомендовала тебе надеть рубашку, а не футболку, – заявила она.

– У меня все рубашки академские, приталенные, они слишком хорошо подчеркивают фигуру, – пожаловался я ей. – Не хочу, чтобы эти… чтоб смотрели на меня.

– Бери рубашку. Лучше пусть смотрят, чем грабли тянут, – пояснила свой выбор Алеста. – А когда ты в футболке, руки так и чешутся тебя пощупать: ты в ней выглядишь мягким. Хочется обнять и притянуть, усадив на колени.

– Фу, пакость какая! – скривился я, представив это действие в исполнении Алекса.

– Ну, это смотря кто обнимает, не правда ли? – она хитро улыбнулась и подмигнула мне. Даже жарко стало. – Причесать тебя?

– Ты что, заигрываешь со мной? – спросил я, сам не веря в то, что говорю.

– Нет. Я от тебя тащусь, – ответила Алеста и рассмеялась. – Ты такой лапочка. Иди сюда, давай расческу.

Она села на край койки, развела колени и похлопала по матрасу. Мне ничего не оставалось, кроме как дать ей расческу и сесть на пол. Сквозь ткань дешевых джинсов я ощутил тепло ее коленей, сжавших мои плечи. Алеста запустила руки мне в волосы. Несите видеокамеру: еще немного, и сенсационное видео с мурлычущим тау взорвет сеть.

– Какие шелковистые, – пробормотала она, пропуская мои волосы между пальцев. – Слушай, Эл, ты сильно рассердишься, если я скажу тебе, что мне нравится твоя женственность?

– Не знаю, – сказал я. А что отвечать на такой странный и бессмысленный вопрос? Впрочем, если подумать, я всегда ненавидел реакцию других на мою внешность. Правда, то были мужчины, а Алеста – девушка. Что бы во мне не вызывало ее интерес, пусть оно будет. Пожалуй, я даже с удовольствием подыграл бы ей, если б она меня попросила. Но тут у меня возник другой вопрос:

– Алеста, скажи мне как жительница нормального общества, где есть и мужчины, и женщины: я слишком сильно похож на девушку, да? Я имею в виду: как отнеслись бы ко мне другие женщины, если б я оказался на Ковчеге?

– По-разному отнеслись бы, – подумав, ответила Алеста. – Но, да, ты слишком девушка. Если бы дело было только в твоей внешности, то это лишь полбеды. Да это вообще не беда: на свете много женщин, которым ты бы понравился именно благодаря такой внешности. Гораздо хуже то, что ты порой думаешь, как девушка. Нет, лично меня все устраивает. Я, пока тебя будила, как раз поймала себя на мысли, что считаю это забавным. Но если ты хочешь жить здесь, на базе, и оставаться при этом мужчиной, тебе придется переломать себя. А я не уверена, что ты можешь это сделать без посторонней помощи: некому остановить тебя, когда ты говоришь и действуешь как девчонка, потому что окружающие считают, что это нормально для тау. Хуже того, они тебя к этому подталкивают.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

– Но я же осознаю, где проходит грань между мужским и женским, – возразил я.

Алеста ответила мне молчанием. И что это значит? Что я прав или наоборот? Я делаю что-то по-девчачьи и не замечаю этого? Что она имеет в виду своим молчанием?

– Забудь, – сказала, наконец, она. – Я полезла в психологию, ничего в этом толком не понимая. Так что не будем задумываться о таких вещах. Давай просто делать то, что считаем правильным.

И она занялась моей шевелюрой.

– А можно тебя заплести? – спросила она через минуту.

– Нет, – жестко ответил я. Еще я с косичками не расхаживал. Мало надо мной сигмы в детстве поиздевались, теперь давайте во взрослой жизни пощеголяем бантиками.

– Жаль, – ответила она, собирая мои волосы в хвост. Как же я люблю, когда она ко мне прикасается.

– Эй, ты чего? – возмутился я, когда она неожиданно нависла надо мной и щипнула за живот сразу обеими руками.

– Извини, – хихикнула эта хулиганка. – У меня сегодня настроение такое. Озорное. Не обращай внимания, с девушками такое бывает время от времени.

Я потер пострадавшее место руками и встал, косясь на нее. Алеста силилась утихомирить широченную улыбку и от этого выглядела очень смешной, о чем я ей и сообщил, уже надевая рубашку: мы, конечно, рано встали, но не настолько, чтобы валять дурака. Если в ближайшее время не выйду, опоздаю на урок, а у меня сегодня долгожданная музыка.

– Постой, – сказала Алеста, босиком подбегая ко мне, когда я уже вышел в коридор и собирался захлопнуть дверь.

– Что? – спросил я, оборачиваясь. В тот же момент вокруг моей шеи обвились горячие руки, и Алеста звонко чмокнула меня в щеку. Ничего себе озорное настроение. А можно такое каждый день? Совершив этот акт нападения, она хихикнула и шустро скрылась в каюте, захлопнув за собой дверь. Я застыл, непроизвольно коснувшись щеки, и улыбнулся.

– Ты же говорил, что между вами ничего нет! – услышал я возмущенный голос Яна, который, оказывается, как раз подходил к моей двери и все видел. – Доказывал мне, что тебе противны такие отношения, а сам… А сам даже не рассказал лучшему другу! Я-то, дурак, думал, что это все слухи – про дельту и тау. Защищал тебя, доказывал всем, что такого не может быть. И что я вижу? Ты целуешься с этим… дефектным! Скажи честно, вы ведь спите вместе, да? Спите ведь?

Я не знал, что ему сказать. Если прямо отвечать на вопрос, то следовало сказать «Да». Если видеть в нем второе значение, то «Нет». А если учесть контекст, то «Нет, но я бы не отказался».

– Ты… ты гребаный предатель! – заявил Ян, не дождавшись ответа, развернулся и быстрым шагом покинул коридор.

– Ян, это просто шутка! – прокричал я ему вслед. – Аль пошутил!

Ян меня наверняка услышал, но не знаю, поверил ли. Извини, друг, я пока не могу рассказать тебе всю правду. Вот выручу Алесту, и ты все узнаешь, честное слово. А пока, если ты не готов безоговорочно верить каждому моему слову, мне придется остаться без друзей.

В кабинете музыки Ян отсел от меня подальше. Его место тут же занял новенький, пожирая меня глазами. Но мне было все равно: на моей щеке все еще горел озорной поцелуй, и впереди был целый урок наедине с музыкой. Я, не дожидаясь просьбы учителя, запустил систему, надел наушники и взял инструмент в руки.

Разумеется, это был не настоящий альт – просто электронная пародия на него. Но время от времени, когда я делал особые успехи в изучении того или иного произведения, учитель приносил на урок настоящий, старинный инструмент и разрешал мне сыграть на нем. Альт был довольно легким по сравнению с электронным собратом, на котором я обычно занимался, и весьма сложным в обращении. Когда учитель разрешал мне позаниматься подольше, у меня потом болели мышцы от напряжения. Он ругался и заставлял меня носить согревающие повязки на запястьях. Но мне нравилась и эта сложность, и совершенно другой звук, и потрясающий запах. Альт был теплым, каким-то душевным, совсем не то, что эта холодная пустышка.

Когда на стол без предупреждения лег мой старый деревянный друг, я даже слегка поклонился учителю в благодарность за эту возможность. Конечно, мне бы хотелось иметь свой инструмент, но на базе их не делают, они попадают сюда исключительно с Ковчегов, и стоят так дорого, что расплатиться за один такой я не смогу и за всю жизнь. Если, конечно, желаю прожить ее как мужчина.

Я взял альт, приник к нему щекой и подбородком и прижал тугие, непослушные струны. Они сразу впились мне в пальцы, напоминая, что на таких инструментах нужно заниматься каждый день, а не пару раз в неделю. Я взял первую ноту, и кабинет залил густой, богатый звук. Никогда не любил скрипки. Даже самые лучшие, даже в умелых руках, они все равно звучат стервозно и слишком плаксиво для моих ушей. Контрабасы же и виолончели выдают много лишнего, на мой взгляд. Особенно контрабас. Ни разу не слышал, чтобы он звучал чисто, все время кажется, что с его струн песок должен сыпаться.

Альт же умел петь, как человек. Он словно бы разговаривал, только на другом языке, который я понимал лишь отчасти: эмоцию чувствуешь, а значение ускользает, и приходится его домысливать. Сегодня он пел мне о чем-то тревожном и при этом родном. И мне вспомнился Рихард. Вспомнились долгие вечера над бумажными книгами, чай с долькой лимона, рассказы о его родном городе. Он показывал мне фотографии, где были его друзья и семья. Люди на них улыбались, смеялись, делали всякие глупости: прыгали в реку, жгли костры, жарили шашлыки. И все это дышало совершенно недоступной мне свободой. Это безмерно далекое голубое небо часто снилось мне по ночам, но, подозреваю, я представлял его себе не таким, каким запомнил его Рихард. Иногда он пытался объяснить мне, как это, когда границ нет во всех пяти направлениях: только земля под ногами. Как легко дышится, когда воздух свеж сам по себе, а не оттого, что ты поменял фильтр в воздуховоде. Рихард хотел вернуться, но не смог. Я понимал его тоску, но не разделял ее. А вот тоска по самому Рихарду больно резанула душу.

– Достаточно, – сказал учитель, мягко отнимая у меня инструмент. Я нехотя выпустил его. На пальцах левой руки остались глубокие борозды от струн. – Ты бы сходил, умылся, что ли.

Я провел руками по лицу, и на них остался влажный след. Ну вот, еще плаксивости мне не хватало для завершения образа. Это все от нервов: в последнее время со мной происходят просто невероятные вещи. Неудивительно, что психика не выдерживает.

– Иди, прогуляйся, – разрешил учитель. – Достаточно на сегодня.

Я бы еще поиграл, но садиться за электронную игрушку после нормального инструмента – как сухарем свежий хлеб закусывать. Так что я собрался и вышел, уже привычно игнорируя липкие взгляды.

В холле почти никого не было, только несколько незнакомых ребят со старших курсов: у них расписание не такое строгое, как у нас. Я подошел к скамье и сел так, чтобы меня загородила от них одна из колонн несущих конструкций. Старшаки тоже любят попялиться на тау, но у них, насколько я знаю, целых двое есть. Правда, оба «тройки», но этого вполне достаточно, чтобы меня не преследовала толпа еще и старшекурсников. Если Алекса не считать, конечно.

– Привет. Ты ведь Элис, верно? – спросил меня один из ребят, садясь рядом, но не настолько близко, чтобы мне хотелось отодвинуться. Я выглянул из-за колонны: его друзья все так же стояли в отдалении, время от времени поглядывая на нас, но без особого ажиотажа.

– Да, – коротко ответил я, не задавая вопрос «А что?» и тем самым намекая, что не горю желанием общаться.

– А я Бэй, – он протянул руку для рукопожатия. Отказывать ему в этом было невежливо, и я осторожно пожал ее. – Я бета-4, учусь на технолога систем кондиционирования воздуха. В этом году выпускаюсь.

– Поздравляю, – ответил я без особого энтузиазма.

– Спасибо, – вежливо улыбнулся он. – Я уже подыскал себе хорошую работу. Через месяц приступаю.

Я помолчал. Чего ему надо-то?

– Кондиционирование – это очень интересно. Ты знаешь, что у нас…

– Слушай, друг, давай сразу к делу, – прервал его я.

– Извини, – он откашлялся. – Тебе, наверное, не интересны такие вещи.

Сама проницательность. Ты бы еще про систему канализации рассказал.

– Да я просто познакомиться хотел, – наконец, признался он. – Ты такой привлекательный, что даже как-то из колеи выбивает. Прости, если обидел излишним вниманием.

– Да ничего, я привык, – пожал плечами я. Не грубить же вежливому человеку, хотя он явно пытался меня клеить. Правда, так культурно и при этом неумело ни у кого еще не получалось. Впрочем, я только вчера стал совершеннолетним, и не так уж много людей успело проявить себя в этом.

– Если ты хотел позвать меня на свидание, то немного опоздал, – сразу отбрил его я, чтобы не осталось недопонимания. А что? Меня действительно звали на свидание, и я даже еще не отказал. И вообще, по словам множества очевидцев, на мой зад уже наложил лапу некий дефектный дельта.

Бета еще немного о чем-то вымученно поболтал со мной, а потом отошел. Ну вот, я потихоньку набираюсь опыта в искусстве отшивания ухажеров.

Прозвенел звонок. Отовсюду стали выходить люди. Я попытался прикинуться частью колонны. Без особого успеха.

– Привет, Элис! – услышал я и скривился. Исподлобья уставился на альфу – очередного претендента на мою руку и задницу. – Я слышал, ты теперь совершеннолетний. Пойдешь со мной в клуб сегодня вечером?

– С какого перепугу? – спросил я этого интеллектуала.

– Ну как же? – удивился он. – Ты ведь тау.

– Да хоть индюк. С чего я должен идти с тобой куда-то?

– А ты что, не хочешь? – этот придурок искренне удивился. Альфы в принципе туповаты, но этот превзошел всех в искусстве торможения. И вот как такому объяснить, что я тау, а не женщина, и что я не горю желанием становиться гомосексуалистом? Даже будь я женщиной, не пошел бы вот так с бухты-барахты с кем-то на свидание. Тем более, с таким идиотом.

– Я уже занят, – решил я воспользоваться отмазкой, так быстро сработавшей на бете.

– Так я подожду, когда занятия кончатся, – радостно предложил мой туповатый собеседник. Его что, сигмы в детстве головой об пол приложили? Или в инкубаторе термометр испортился, и ему мозги поджарили?

– Я вообще занят: у меня уже есть человек, с которым я делю постель, – пояснил я более доходчиво.

– А-а, – протянул альфа с расстроенным видом. – Этот тот дельта, который тебя в столовке за задницу лапал?

– Нет, мля, тау! – начал выходить из себя я.

– Тау? – переспросил этот продукт дефектного инкубатора. – Кру-уто-о! А можно посмотреть? Не, можно я третьим буду? Всегда мечтал сразу с двумя тау попробовать.

Боже. Уберите от меня ЭТО. Кто вообще таких в академию пускает? Пусть сразу на работу отправляют. Пытаться развить их крошечный мозг – пустая трата времени.

– Иди отсюда, придурок, – услышал я голос незаметно подошедшего Яна. Альфа обиделся, но, взглянув на мое раздраженное лицо, отошел.

Ян кивнул на место рядом со мной и спросил:

– Можно?

– Конечно, – тут же отозвался я, забирая с его места валяющуюся там сумку. Ян сел, повернулся ко мне и напрямую спросил:

– Так ты встречаешься с Алем или нет?

– Нет, – честно ответил я. – Но он живет в моей каюте и будет там жить еще некоторое время. Аль… довольно необычный. И иногда делает странные вещи, так что тебе просто нужно к этому привыкнуть. Обещаю, через некоторое время все встанет на свои места. Если ты, конечно, мне поверишь и не будешь делать поспешных выводов.

– Хорошо, – без особого энтузиазма сказал Ян. – Но обещай мне, пожалуйста, что ты непременно расскажешь, если вдруг надумаешь найти себе парня.

– Разумеется, – я облегченно вздохнул. – Если однажды я паду настолько низко, ты будешь первым, кто об этом узнает.

Ян слабо улыбнулся. У меня промелькнула запоздалая мысль, что такое выражение не стоило применять, если пытаешься сохранить в друзьях человека, который тоже не прочь тебе вставить. Блин, как же все иногда бывает сложно.

Мы помолчали. Мимо нас проходили толпы учащихся. Я привычно игнорировал их взгляды, продолжая размышлять о том, что происходит вокруг меня. Почему я все никак не могу вписаться в систему? Почему все вокруг считают ситуацию нормальной, а я – нет? Может, я просто не понимаю людей? Взять, к примеру, того же Яна. Он мой друг с самого детства, и очень хорошо меня знает. Из-за этого он так умело скрывал свои чувства, что я о них даже не догадывался. Интересно, он вообще гомо или просто на меня так реагирует?

– Слушай, Ян, – тихо начал я, чуть придвинувшись к нему, чтобы нас никто не слышал. – Ты как-то признался, что иногда… кхм… мечтаешь обо мне. Вот чисто гипотетически: если б мы с тобой начали встречаться, ты бы согласился… кхм… быть в пассивной позиции? Еще раз оговорюсь: это чисто в теории. Я пытаюсь разобраться в окружающих меня людях.

– Я… – он замялся, покраснел и огляделся, прежде чем ответить. – Да, согласился бы. Мне, честно говоря, все равно, как, главное, чтобы с тобой. Так что, если вдруг захочешь, я даже могу…

– Ян, я же сказал, это только в теории, – перебил его я, прогоняя автоматически возникшую в голове картинку. Ну на фиг такие предложения! А друг-то мой, выходит, действительно гей. Ну и зачем, скажите на милость, мне понадобилось это знать? Лучше б не спрашивал. Теперь такое чувство, что рядом со мной сидит кто-то на редкость грязный и что я могу об него запачкаться.

– Ладно, пойдем на математику, – я встал и встряхнул головой, прогоняя из нее всю эту дрянь. Надо срочно загрузить мозги, чтобы не думать об этом.

Мы сходили на математику, потом на две химии, литературу и русский. В столовую я не пошел, и постепенно нарастающее чувство голода постоянно напоминало мне, что где-то там, в моей каюте, сидит Алеста и давится дешевым печеньем. Конечно, там еще остались подаренные мне на день рождения сладости, но разве это еда? Так что когда учебный день близился к завершению, я был как на иголках, и после звонка летел к себе так быстро, как это было возможно.

– Привет, – запыхавшись, выдал я, ворвавшись, наконец, в каюту. – Ну, как ты тут?

Алеста повернулась ко мне от экрана компьютера. Она была босиком, в закатанных до колена джинсах. Еще на ней была одна из моих рубашек, а изо рта торчала печенька. Зрелище было то еще.

– Да ничего так, – ответила она, вытащив печеньку. – Пыталась найти информацию о судьбе моей станции.

– И как? – спросил я, собираясь сделать шаг.

– Стой! – заорала вдруг она. Я так и замер с поднятой ногой. – Обувь сними.

– Зачем? – удивился я.

– Как зачем? Я второй день пол мою, а ты по нему в грязной обуви ходишь, – возмутилась она.

Я послушно стянул кеды и ступил на действительно чистый пластик. С раннего детства не ходил по полу босиком. Непривычное ощущение. Я оглянулся: всюду было на порядок чище.

– Ты что, еще и уборку сделала?

– Еще вчера. А ты только заметил? – усмехнулась она. – Тебе даже идеально белые внутренности кружек в глаза не бросились?

– Извини. Спасибо, – смутился я, входя, наконец, в каюту. – Так что там со станцией и беркером?

– Да ничего, – помрачнела Алеста. – Информация есть, но доступа нет. Ты, случайно, не знаешь пароль на материалы… где же это… а вот: материалы седьмого уровня доступа?

– Седьмой уровень? У меня ни к какому уровню пока доступа нет. Но это не настолько секретная информация, чтобы ее нельзя было достать. Категория какая?

– Написано «Админ.». Это сокращение от сисадмина?

– Нет, просто от «Административный». Нам нужен кто-нибудь, ответственный за крупный объект вроде ангара, оранжереи, жилого комплекса и так далее.

– Типа вашего коменданта?

– Точно, комендант! – вспомнил я и тут же слегка помрачнел: похоже, мне и правда придется помочь ему с его пари. Это самый простой способ добыть информацию. – Ладно, я попробую с этим разобраться. А сейчас, может, сходим куда-нибудь?

– Куда? – тут же оживилась Алеста.

– Ну, у меня не так уж много денег, но мы вполне можем поесть в одном тихом местечке. Называется «Крот». Он как раз через полчаса открывается. Это что-то типа бара, только он не очень популярный. Честно говоря, довольно стремное заведение, но душевное. Не знаю, как ты к таким местам относишься… В общем, там всякие странные люди собираются: художники, музыканты, любители пофилософствовать, просто всякие маргиналы. Но ты не бойся, к тебе никто не привяжется. Я потому и хожу туда иногда, что там меня никто не трогает.

– Да я и не боюсь, – улыбнулась Алеста. – Если б ты моих друзей видел, слово «маргинал» пополнилось бы для тебя дополнительными зрительными образами.

Действительно, о чем это я: как можно напугать «Кротом» девушку, которая выражается подобным образом. Да она отлично туда впишется!

Через полчаса мы были на месте: на здоровенной свалке пластика в шестом отсеке, в которой и скрывался бар. Заведение называлось «Крот», потому что к нему вел прочный «рукав», напоминающий нору и защищающий гостей от случайного падения мусора на голову. К счастью, Алесту вид заведения нисколько не смутил, и она смело вошла внутрь.

– Привет, Элис, – сказал мне бармен – он же, по совместительству, хозяин. – Я гляжу, ты сегодня с другом? Пообедать зашли?

– Ага, – кивнул я, усаживаясь за любимый столик у стены. Мы были не первыми посетителями, но в целом в «Кроте» было еще пусто. – Что у тебя сегодня есть съедобного?

– Гречка и бифштекс.

– Давай, – кивнул я. – В двойном экземпляре. Аль, ты что пить будешь?

– Честно говоря, сейчас бы темного кружечку, – мечтательно заявила она. – Кажется, сто лет не пила… не пил.

Алеста прикусила губу, но, к счастью, ее оговорки никто не заметил.

– Что такое темное? – тихо спросил я ее.

– Ну, пиво. Оно светлое бывает и темное, – пояснила Алеста. – Ты никогда не пробовал?

– Это что-то алкогольное? Если да, то я и не мог попробовать: детям нельзя, у нас с этим строго.

– Ну да, алкогольное, – кивнула она. – А что, тебя даже старшие друзья никогда не угощали?

– Да какие они друзья, – вырвалось у меня, но я тут же взял себя в руки и попросил у бармена пару кружек темного пива. Бармен сурово глянул на меня, попросил удостоверение личности. Потом потребовал документ у Алесты. У меня внутри чуток похолодело. Но Алеста смело подала ему… права на управление беркером: они на всех объектах одинаковые. Все гениальное просто: там и возраст указан, и фотка есть, а вот пол никак не фигурирует. Бармен проверил, удовлетворился, и налил две здоровенных кружки чего-то действительно темного, с густой пеной и подозрительным запахом.

Алеста тут же сделала глоток, стукнула кружкой об стол и заявила:

– Блин, прям как с друзьями на «чистяках». Это у нас так очистные сооружения называют, – пояснила она. – Чего ты на меня так смотришь? Там только трубы были, все закрытое, ничем не пахнет. Просто прикольное место, куда никто не ходит. Площадь – ого-го! Гуляй – не хочу.

И она снова отхлебнула из кружки. Я тоже осторожно попробовал. Какая гадость.

– Даже на ностальгию пробило, – заявила Алеста, расслабившись в низком кресле и вытянув ноги. – У вас тут всяких свалок – дохерища. Может, полазаем чуток, а? Только сначала поедим. У меня кишка кишке бьет по башке.

Я чуть не подавился новым глотком. Не понимаю ее совершенно. Иногда кажется, что она – образованная и утонченная личность. А иногда – что как минимум шпана. Пока я размышлял о возможности сочетания несочетаемого, нам принесли обед, так что на несколько минут я забыл об этом. Но, удовлетворив первый голод, вспомнил и спросил:

– Аль, но ты же на самом деле… ну, сам знаешь, кто. Неужели тебе правда нравятся вещи вроде прогулок по свалкам и распития пива на очистных сооружениях?

– Если с друзьями, то – да, нравятся, – кивнула она, уминая свою порцию. – Я ж не фифа стразанутая, чтоб от приключений нос воротить.

– Фифа… Как-как? – переспросил я.

– … стразанутая, – повторила она. – Ну, знаешь, такие девочки – любительницы розовых шмоток, страз и шпилек? Впрочем, откуда тебе знать.

Смешное выражение. Надо запомнить. Определение «стразанутый» отлично подойдет некоторым моим знакомым.

– Ну что, как тебе пиво? – спросила она, справившись с обедом.

– Да что-то не айс, – ответил я, как раз к нему прикладываясь.

– Ну да, ко вкусу нужно привыкнуть, – согласилась она, тоже делая глоток. – Кстати, ничего так пивко, пробовала я и похуже.

– И что, часто пьешь? – поинтересовался я.

– Да не, – рассмеялась она. – А ты уже решил, что я алкоголичка?

– Нет, – смутился я. – Просто не знаю, как у вас на Ковчегах все устроено.

– Да так же, как и у вас, – пожала плечами она. – Только без комендантского часа и с родителями вместо воспитателей. А родители не всегда своими детьми серьезно занимаются, вот и получается, что у меня детство чуть свободнее прошло, чем твое. А ты, выходит, честно все эти годы не пил, не курил и сексом не занимался?

Я закашлялся, подавившись.

– Что-то вроде того, – уклончиво ответил я, когда кашель отпустил. Алеста как-то странно на меня посмотрела: с интересом и легкой чертинкой во взгляде. Но ничего не сказала. Мне стало слегка не по себе: мало ли, что она задумала? Я, между прочим, уже совершеннолетний, и за хулиганство обычным выговором не отделаюсь. Надо быть немного повнимательнее, а то я как раз слегка захмелел.

Алеста запрокинула кружку и едва ли не одним глотком опустошила ее. Грохнула по столу и спросила:

– Ну что, пошли?

– Куда?

– На свалку, конечно. Я таких огромных свалок в жизни не видела! – с воодушевлением заявила она. – У тебя деньги еще есть? Если есть, возьми пару банок с собой.

– Банок с чем? – уточнил я, тоже допивая остатки этой коричневой дряни.

– С пивом, разумеется! – сказала она. Я внутренне скривился. Нет, эффект от алкоголя мне нравился, но вот вкус… Ладно, я, пожалуй, не буду ей признаваться. Она меня и так девчонкой считает. Как бы только не спиться. Никогда не задавался вопросом, в каких объемах и с какой частотой следует употреблять спиртное, чтобы считаться алкоголиком. Надеюсь, Алеста знает в этом меру.

Я подошел к стойке, расплатился за обед и взял две банки пива, потратив четверть стипендии.

– Твой парень? – бармен кивнул на Алесту, пока я рассчитывался.

– Типа того, – уже привычно ответил я, почти не смущаясь.

– Ты же вроде у нас не по этой части, – бармен поднял брови: он меня с детства знал. Только раньше я к нему с Рихардом приходил.

– Так получилось, – не стал вдаваться в подробности я. Пусть думает, что хочет.

– Бывает, – покивал он. – Но, если что, ты знай: с непривычки может быть довольно больно. Ты, главное, расслабься, и все нормально будет.

– Эмм… Спасибо за совет, – я откровенно смутился и поскорее пошел к выходу, сделав знак Алесте, чтобы шла за мной. Вот только лекций по особенностям гомосексуальных отношений мне сейчас не хватало.

Мы вышли из бара, свернули направо и углубились в просторы пластиковой свалки. Идти было довольно трудно: хаотично наваленные куски пластика то и дело выскальзывали из-под ноги или проламывались. Алесту это смешило. А вот меня потеря координации из-за выпитого пива довольно сильно раздражала.

Мы взобрались, наконец, на вершину, и обнаружили, что за ней что-то вроде ямы или котлована. Освещения над свалкой почти не было, только мелкие белые огоньки разметки на потолке, так что приходилось подсвечивать дорогу вотчами. Мы зачем-то спустились в яму, и только там Алеста удовлетворенно приземлилась на гнутую пластиковую панель, отдаленно напоминавшую диванчик. Вытянула ноги, выключила фонарик на вотче и потребовала свое пиво. Я дал ей бутылку, тоже выключил подсветку и сел рядом.

– На звезды похожи, правда? – заявила она, разглядывая огни разметки. – А вон за той горой, видимо, коридор есть: видишь, как она рыжим подсвечена? Похоже на земной закат, каким его иногда в фильмах показывают.

Я посмотрел. Действительно похоже. Алеста щелкнула открывашкой и сделала глоток. Я тоже посмотрел на свою банку.