Текст книги "Комплекс андрогина (СИ)"
Автор книги: Екатерина Бунькова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 17 страниц)
Глава 15. Цена свободы
Адрес: Военная база «Либерти», общежитие Верхней академии, этаж 3, каюта 18. Имя: Элис. Генетическая модель: тау-1, улучшенная. Статус: гражданин третьего порядка.
Сегодня я проснулся вторым: Алеста уже сидела рядом, улыбалась и смотрела на меня.
– Что? – спросил я.
– Ты лапочка, – заверила она меня. – Я хотела сделать фотографию, но не знала, как ты к этому отнесешься. Вдруг у вас тут тоже считают, что фото спящего человека способно отобрать у него душу.
– Дай подумать, – сказал я, заваливая ее рядом и наводя на нас камеру вотча. Фотка, конечно, будет не очень, зато сколько воспоминаний. Алеста тут же шустро вывернулась и оседлала меня.
– Э, нетушки! – возмутился я, скидывая ее. – Я из-за тебя опять опоздаю.
– Не опоздаешь, мы рано проснулись. Да и вообще, почему это непременно из-за меня? – невинно похлопала ресницами она. – Ты и сам неплохо задерживаешься. Специально я тебя, между прочим, не завожу, ты сам заводишься. Стоит только сделать вот так…
– Не надо делать «вот так», – попросил я, убегая от нее в ванную. Блин, да я возбуждаюсь даже когда она просто говорит о чем-нибудь таком, не то что после «вот так». А мне нельзя опаздывать: второй раз номер с отравлением не пройдет. Впаяют выговор, и придется идти туалеты чистить.
Умывшись, я по привычке глянул в зеркало и вдруг понял, что уже давно этого не делал. За это время мой двойник успел измениться. Вроде бы все осталось на месте: и нос, и глаза, и подбородок, но на меня смотрел какой-то другой Элис. У него был прямой и угрожающе честный взгляд, спокойное до безэмоциональности выражение лица, да и двигался он как-то иначе. Причем все это абсолютно не соответствовало моим внутренним ощущениям. Это открытие меня не то чтобы взволновало, но вызвало странное чувство нереальности происходящего. Я даже потрогал собственную щеку, чтобы убедиться, что еще существую. Отражение послушно сделало то же самое. Но до чего же чужая рука появилась в зеркале.
Я осмотрел свои руки. Самые обычные руки музыканта: в меру сильные, с ровными, тренированными пальцами, которым очень не хватало инструмента. Впрочем, пробежаться по коже Алесты они бы тоже не отказались. Стоило мне об этом подумать, как вспомнился и ее запах, и мягкая податливость ее тела, но вместо того, чтобы ощутить возбуждение, я вдруг почувствовал тревогу.
Что я делаю? Почему настолько спокоен и ни о чем не думаю? Это так на меня не похоже. «Либерти» – совершенно не то место, где можно быть таким беспечным. Долго мне еще удастся прятать здесь Алесту? У нее нет наших документов, ее лицо незнакомо окружающим. Конечно, когда я рядом, люди не обращают на нее внимания. Но однажды наступит момент, когда мы наткнемся на генетика, и он заинтересуется: откуда взялась эта новая серия? И тогда они отберут ее у меня. Им не понадобятся даже оправдания, чтобы поступить со «шпионом» так, как им вздумается. Конечно, в этом будет польза, и некоторое время спустя «Либерти» пополнится и женскими моделями, а это, в свою очередь, позволит базе вступить в союз Ковчегов. Но что будет с моей Алестой?
Из ванной я вышел с твердым намерением заняться уже, наконец, разрешением на вылет. Я ведь даже не попробовал его получить. Может, мне удастся соблазнить служащего? Или подкупить, кто знает? Впрочем, со взятками лучше не связываться – слишком рискованно. Если меня на этом поймают, Алесте придется действовать самостоятельно, и вряд ли это хорошо закончится.
– Ты чего такой мрачный? – спросила она, подавая мне чай.
– Не мрачный, а настроенный на деловой лад, – поправил я ее, беря кружку.
– Это хорошо, – кивнула Алеста и чмокнула меня в висок. Такая теплая и родная.
Я посмотрел на нее внимательнее, чем обычно. Алеста тоже стала другой. Просто она менялась у меня на глазах, и я этого не замечал. За то время, что она живет здесь, мы словно бы срослись. Оторвать нас теперь друг от друга можно было, только причинив боль. Я почти физически чувствовал цепкие нити, связавшие нас. В моем воображении они были похожи на нейроны. Мы сами протянули их друг к другу, и уже научились жить так, чтобы не рвать их. Какое странное ощущение.
– Покажи мне договор, – попросил я.
– О кураторстве? – переспросила Алеста, уже потянувшись к сумке. Зачем спрашиваешь, если ты меня и без слов понимаешь?
– Угу, – все-таки ответил я.
Алеста вынула из сумки аккуратно упакованный в пластик лист бумаги. Я таких никогда не видел. Это была очень дорогая вещь, начиная с материала и заканчивая сложнейшей вязью голографической защиты и водяных знаков. Только в тех местах, где нужно было своей рукой вписать данные и над фотобумагой были оставлены отгибающиеся полоски пластика, липкая сторона которого была прикрыта защитной полоской: оторви ее, приложи пластик к бумаге, и никто уже не сможет вытравить чернила или изменить фотографию. Разнообразной защиты здесь было даже с излишком, как на паспорте Алесты. Наверняка там еще всякие чипы насованы. Видимо, неслабая контора преследует ее, раз так запросто разбрасывается подобными бумажками. Хорошо, что Алеста от них сбежала. Ее отца, конечно, жаль, но она не должна нести ответственность за его грехи.
– Форма, похоже, стандартная, – сказала Алеста, указывая мне на пустые окошечки. – Если б документ выпускала компания того гада, у которого мой папаша денег занял, они бы заранее вбили свои данные. Но тут пусто. Так что мы запросто можем вписать свои имена. А фотки нам в пункте вирусной защиты сделают.
– У тебя ручка есть? – спросил я, разглядывая документ.
– Есть, но… ты уверен? – спросила Алеста, не спеша доставать пишущие принадлежности.
– Разве у нас есть выбор? – ответил я, посмотрев на нее в упор. Алеста молча полезла в сумку.
Мы начали с данных куратора. У нас был только один экземпляр договора, его нельзя было портить, так что мы по нескольку раз перепроверили каждую цифру из паспорта Алесты.
– Гредер? – спросил я, увидев, как она заполняет поле. – Что это?
– Моя фамилия, – пояснила Алеста.
– А, ну да, – покивал я, не сразу сообразив, что на Ковчегах кроме имен в ходу еще и фамилии, как в старых земных фильмах. В груди снова колыхнулось чувство нереальности происходящего. Я оглядел Алесту, пытаясь уложить в своей голове факт наличия у нее фамилии. Шесть букв словно добавляли ей важности, возводили в совершенно другой статус. А ведь действительно: Алеста – гражданин первого порядка. Ей открыты все дороги. Она может спокойно перелетать с Ковчега на Ковчег. Она может даже на Землю вернуться – никто не вправе ее остановить, хоть это и чистой воды самоубийство. Пожелай она прилететь к нам на «Либерти» как гостья, ее бы приняли с распростертыми объятиями. Это, кстати, интересный вариант: если вдруг Алеста покинет базу, она сумеет вернуться сюда, подав запрос. Руководство базы сможет использовать ее прилет как прецедент, растрезвонить об этом в СМИ, и, возможно, им удастся заманить-таки сюда группу смелых медиков с одного из бедствующих Ковчегов. Алесту будут оберегать, заботиться о ней…
Я помотал головой. А зачем мне это? Совсем недавно Алеста спрашивала меня, чего я хочу, и я выбрал счастье для себя. К чему теперь этот лживый альтруизм? Я никому не собираюсь отдавать свою Алесту. Если она улетает отсюда, то и я с ней. А когда мы улетим, нам будет уже не до «Либерти». Пусть сами разбираются. Я не держу зла на свою «родину», но и любви особой к ней не чувствую. Как говорил Рихард, мы – потерянные дети, и Родины у нас нет.
– Твоя очередь, – сказала Алеста, поставив подпись и аккуратно приложив липкую пленку к своему окошечку.
Я пододвинул к себе документ, взял ручку.
– Кстати, пока ты еще не начал писать, должна тебя просветить, что сейчас ты можешь поменять имя, – вдруг заявила Алеста.
Я посмотрел на нее озадаченно.
– Ну, ты же говорил, что тебе не нравится твое имя: что оно слишком женское, – смущенно пояснила она.
Я задумался.
– Может, Рихард? – предложил я. – Как тебе?
– Не знаю, – Алеста пожала плечами. – Мне в любом случае поначалу будет непривычно. Рихард. А фамилия?
– Мне еще и фамилия нужна будет? – изумился я.
– Разумеется, – улыбнулась Алеста. – А ты до бесконечности хотел представляться всем инкубаторной серией «тау-1»?
Вот тут я уже серьезно задумался. Как назло, в голову ничего не приходило.
– Слушай, Алеста, я даже не знаю, – я покусал губу. – А тебе какие имена нравятся?
– Отдельно – никакие, – озадачила меня она. – Имя должно подходить человеку, отражать его характер и внешность, в крайнем случае – род занятий. Говорят, от того, каким именем называют ребенка, зависит его судьба. Вот тебя назвали женским именем, ты узнал об этом, возмутился, и стал сопротивляться. А звали бы тебя, скажем, Сергей или Адольф, у тебя бы такой проблемы не возникло.
– Не могу представить, чтобы меня звали Адольф, – признался я.
– Я тоже, но суть не в этом, – сказала Алеста.
– Суть я уловил, – кивнул я. – Нужно, чтобы имя подходило моему характеру и внешности, и тогда люди к нему легко привыкнут. Но, честно говоря, мне ничего такого в голову не приходит.
Алеста задумалась. Посмотрела на меня так и этак.
– Оставим это пока. У нас еще есть время подумать над твоими именем и фамилией, – сказала она, наконец. – Подпись-то у тебя хотя бы есть?
– Конечно, – я поставил размашистую подпись в соответствующем окошечке. Посмотрел на документ. Чувство нереальности зашкаливало.
– Ладно, пойду я на занятия. Может, к вечеру мы придумаем что-нибудь более подходящее, – сказал я, отдавая Алесте бумагу, которую она аккуратно сложила обратно в папку и убрала в сумку. Я оделся и пошел к двери. Надел кеды и уже поднес вотч к замку, когда меня вдруг кольнула тревога.
– Алеста, – позвал я.
– Да? – сказала она, подходя и обнимая меня.
– У меня душа не на месте, – признался я.
– Если верить представителям религиозных меньшинств, у тебя как инкубаторного ребенка нет души. Так что не парься, – усмехнулась она и вдруг тоже тревожно вздохнула, но быстро справилась с этим. – Все будет хорошо.
На том мы и расстались. Уходя, я, как настоящий параноик, дважды попросил ее не покидать каюту, а потом хорошенько подергал дверь, чтобы убедиться, что та заперта, и только потом помчался в академию.
В принципе, мне не нужно было торопиться: сегодня мы проснулись рано, и я никуда не опаздывал. На самом деле это было довольно странно, ведь спал я последние двое суток куда меньше, чем обычно, но отлично высыпался. Видимо, заряжался энергией от Алесты. Сегодня же мне было тревожно, и тело не желало передвигаться спокойно, оно рвалось быстрее преодолевать пространство, так что я несся по коридорам большими прыжками и разворачивался, хватаясь руками за углы, чтобы меня не заносило. Встречные провожали у меня удивленными взглядами, но остановить не пытались.
Я ворвался в кабинет математики на пятнадцать минут раньше положенного. Тут почти никого не было, даже учитель еще не пришел, и полумертвая тишина кабинета на контрасте с общим возбуждением организма подействовала на меня еще более нервирующе. Да что со мной сегодня? Может, стоит принять успокоительное?
– Привет, Элис, – услышал я и обернулся.
– О, привет, Ян, – ответил я, все еще пытаясь выровнять сбившееся дыхание.
– Здорово выглядишь, – заметил Ян, оглядев мою встрепанную фигуру. Не знаю, почему, но мне вдруг стало очень неуютно от общения с Яном. Мы уже разговаривали с ним вчера, но в тот момент у меня за спиной стояла Алеста, и я не особо задумывался о чем-либо, кроме нее. Теперь же я по-новому оглядел Яна и ощутит что-то вроде стыда. Нет, я не жалел, что Алеста нагрубила ему. Просто я, кажется, понял, что он сейчас чувствует. И меня это коробило. Как бы я себя вел, если бы Алеста ушла от меня, скажем, к коменданту? Смог бы вот так запросто сказать «Привет, Алеста», а потом заговорить об обыденных вещах? Пожалуй, что нет.
– Говорят, ты на экзамене полупустой бланк сдал, – сказал Ян. – Это на тебя не похоже. А почему тебя позавчера на занятиях не было?
– Так, приболел немного, – пожал плечами я.
– По тебе не скажешь, – Ян еще раз оглядел меня, привычно потянулся, чтобы поправить воротник моей рубашки, но в последний момент остановился и отдернул руки. – Ты вообще выглядишь иначе в последнее время.
– Да? И как?
– Ну… – Ян пожал плечами. – Увереннее стал, что ли. Спокойнее.
Спокойнее? Хха.
– Раньше ты был… Ты только не подумай… – Ян замялся.
– Говори уже, я не обижусь, – сказал я.
Ян покусал губы, но продолжил:
– Раньше ты выглядел так, словно искал защиты. И заботы. А теперь ты словно… ты как законченная книга.
Странное сравнение. Особенно для Яна, который никогда не отличался любовью к чтению. Впрочем, кому как не ему знать все о незаконченных книгах: он вечно бросал их на середине. Мы помолчали.
– Скажи, Эл, а этот Аль… ты его правда любишь? – Ян посмотрел на меня в упор.
– Люблю, – спокойно ответил я. Хоть кому-то я честно могу в этом признаться.
– Ясно, – Ян опустил глаза. – Прости меня за тот случай. Это было очень некрасиво с моей стороны.
– Слабо сказано, – подтвердил я. – Тем более, что между нами тогда еще ничего не было.
– То есть… – Ян снова замялся, глядя в парту, – сейчас вы уже…
– Да, – просто ответил я, пресекая дальнейшие расспросы. Но Ян не успокоился.
– Этот Аль, он… нормальный? – спросил он.
– Что ты имеешь в виду? – нахмурился я.
– Ну, он такой странный, – Ян нервно почесал шею. – Ни на кого не похож. И я так и не понял: он эпсилон? Или дельта?
– Какая разница? – сказал я чуть более агрессивно, чем следовало.
– Да просто он… – Ян снова нервно почесался. – В общем, я тут прогнал его фотографию через поиск генетических моделей и не обнаружил совпадений.
– Ну и что? – ответил я, внутренне холодея. – Он просто малость внешность поменял: ты же знаешь, сейчас это модно.
– А-а, – протянул Ян. – А я решил, что он мутант какой-нибудь. Брак партии.
– Даже если так, какая разница? – спросил я.
– Ну, – Ян принялся ковырять парту, – а вдруг у него есть и психические отклонения? Ты не боишься, что он может сделать тебе больно? Или изуродовать тебя?
– Нет, – уверенно ответил я. – Я в нем уверен, так что не говори ерунды.
Я отвернулся, потому что именно в этот момент в аудиторию вошел учитель. Мы поприветствовали его, сели обратно и запустили компьютеры. Некоторое время Ян молчал, хотя сопение и вздохи, доносившиеся с его стороны, меня напрягали: он всегда так вел себя, когда чувствовал вину. Ничего, пусть помучается немного. Может, перестанет совать нос в чужие дела.
Урок тянулся невыносимо медленно. Я все время думал, как там Алеста. Да и вообще, хотелось, чтобы занятия быстрее закончились: нужно было сходить, наконец, в канцелярию и хотя бы попытаться получить разрешение на вылет. Ян же говорит, я сегодня здорово выгляжу. Может, мой шарм сработает на конторских крысах?
Когда звонок, наконец, прозвенел, и я уже собрался идти на химию, Ян остановил меня. Я обернулся, выжидающе уставился на него, но он все никак не мог подобрать слов и тянул время.
– Слушай, Ян, говори уже быстрее, перемена всего пять минут! – рассердился я, не на шутку взбешенный всеми этими глупостями и внутренним нервным состоянием.
– Я… а я… – забормотал Ян. – Прости, Элис. Кажется, я опять тебе немного жизнь подпортил.
– Что на этот раз? – со вздохом спросил я.
– Я же не знал, что Аль… нормальный, – Ян опять опустил глаза в пол, беседуя со своими ботинками. – Я думал, что он какой-нибудь опасный мутант, и… В общем, я подал рапорт с просьбой о проверке его генетического кода, здоровья и психического состояния.
Сумка соскользнула с моего плеча и грохнулась на пол. Я ощутил, как внутри меня разливается ледяной страх. Наверное, я даже побледнел, потому что Ян, глянув на меня, замахал руками и принялся лопотать:
– Но если он нормальный, то ничего страшного не будет. Только выговор сделают, что ты его в свою каюту пустил. Да и то, по большей части влетит вахтеру. А если у него и есть какие-нибудь отклонения, то это ведь к лучшему, что ты о них узнаешь, правда? Ну и вообще, ты не говори никому, что это ты его привел. Скажи, что он сам. Нет, скажи, что он тебе угрожал. Тебе сразу поверят, они все прощают таким, как ты…
И тут я его ударил. Впервые в жизни ударил человека со всей злостью, с желанием убить, уничтожить, стереть из реальности этого урода. Ян отлетел назад, сбил парту и повалился вместе с ней на пол. Я потер отбитые костяшки и попытался успокоиться. Так вот какая мысль маячила в моем подсознании с самого утра, с того момента, как мы с Алестой сделали селфи: фотка на вотче Яна. Никогда больше не буду игнорировать свою интуицию. Если душа не на месте, значит, где-то действительно беда, и нужно действовать, а не об успокоительном думать.
Как ни странно, осознание всего этого подействовало на меня отрезвляюще. Куда там проблемам типа нехватки денег или истекающим сроком действия инъекции против такого вот ведра ледяной воды на голову моего подсознания. Вот теперь я готов действовать. Нет, теперь я просто не имею права сидеть сложа руки!
Проигнорировав расписание занятий, я двинулся напрямую в канцелярию. Рапорты от учащихся подолгу лежат без внимания, порой неделями, так что вряд ли Алесте грозит опасность прямо сейчас. Но и времени на долгие размышления у меня не было: если на дежурстве окажется какой-нибудь дотошный каппа, то уже к вечеру жди гостей с проверкой. На фоне подобных проблем третий выговор казался чем-то настолько несущественным, что не волновал меня совершенно: сдались мне вообще эти занятия и экзамены, если нам с Алестой срочно нужно бежать с «Либерти».
В канцелярии было тихо и спокойно. За огромным столом в приемной сидел какой-то пришибленный паренек – бета, судя по всему – и уныло копался в базе данных. Матрица экрана у него была прозрачная, так что бедняга даже в игры поиграть не мог так, чтобы люди этого не заметили.
– Доброе утро, – сказал я, подходя к нему и лучезарно улыбаясь. – Вы мне не поможете?
– С чем? – откликнулся этот офисный хомячок и непроизвольно поправил свои скудные патлы, оглядев мою пышную, отлично уложенную Алестой шевелюру.
– Я хотел бы получить разрешение на вылет, но не знаю, с чего начать, – беспечно пожал плечами я и снова улыбнулся – на этот раз вроде как смущенно.
– А… э… ф-форма номер сто тридцать девять, – сказал он, ткнув пальцем в сторону терминала.
– Спасибо, – откликнулся я. Подошел к экрану, чувствуя, как меня сверлят взглядом, и отыскал нужный бланк. Просмотрел его мельком и обнаружил, что он оформляется не на транспорт, а на человека. То есть беркер с двумя членами экипажа по такому пропуску не выпустят. И даже если в нем будет только Алеста, у нее должно быть мое удостоверение личности. Это значит, мне придется заявить о пропаже, начнется разбирательство, поднимут архивы съемок… Конечно, Алесту они уже не достанут, но моя жизнь превратится в ад.
Я снова подошел к столу, навис над ним, приставил руку к губам и с легкой долей смущения спросил:
– Простите, а что делать, если мне требуется разрешение на вылет, скажем… на двоих?
– Тогда вам нужно заполнить форму сто тридцать девять дробь один, – так же тихо ответил «хомячок», млея в облаке моего очарования. – У вас есть данные его идентификационной карточки?
Я состроил расстроенную мордашку. А потом снова сказал заговорщическим тоном:
– А что если этот человек пока не знает, что я хочу его пригласить? Может быть, можно оформить заявление не на человека, а на транспорт?
– Д-да, – чуть заикаясь, ответил парень. – Форма сто тридцать девять дробь четыре. Но, боюсь, вам это не подойдет: к такой форме всегда прилагается накладная на вывозимый груз и сопроводительный документ с указанием данных экипажа.
Я откровенно занервничал. Парень посмотрел на меня и забормотал:
– Но вы не расстраивайтесь. Есть еще старые формы A-31. Они упрощенные и используются иногда нашим руководством для быстрых вылетов. Оформляются на пилота или другого ответственного за вылет человека. Для них достаточно только данных идентификационной карточки, но…
– Но? – переспросил я, чувствуя, что еще чуть-чуть, и схвачу его за воротник, чтобы не тянул с ответом.
– … но это очень старые формы, не электронные, и для них понадобится подпись старшего офицера. Если вам удастся получить подпись, приходите снова, мы выдадим вам сигнальное устройство. Так как, принести бланк?
– Несите, – улыбнулся я, хотя этот вариант был таким же нереальным, как и все остальные.
«Хомячок» тут же смотался куда-то в соседнее помещение, долго ругался там с кем-то, спорил, потом принес псевдобумажный бланк и даже помог мне его заполнить. Я поблагодарил услужливого работника, вышел и опустился на ближайшую скамью, размышляя над своим скудным выбором. Конечно, я мог сейчас вернуться, оформить разрешение на вылет на свою карточку и отдать ее Алесте – все равно при вылете никто не будет стыковаться с беркером, чтобы проверить личность. Главное, чтобы сигнал с карты шел правильный. Но я даже представить себе не могу, что со мной случится, когда при попытке восстановления документа вскроется правда. Мне такой вариант совершенно не подходит. Что же касается этого бланка… Я лично знаком только с одним старшим офицером на «Либерти». И, помнится, я поклялся себе больше не переступать порог его кабинета.
Безвыходная ситуация. Куда ни кинь – всюду клин. И во всех трех случаях мне грозит беда: пойду к ректору – пострадаю морально, оставлю все как есть – попадусь на нарушении устава, отдам свою карточку – вообще разрушу жизнь, причем не только себе, но, возможно, и Алесте, если руководство базы обратится в полицию Ковчегов за помощью в поисках угонщика беркера. Нет, конечно, будь я Яном, мог бы свалить всю вину на Алесту и выйти сухим из воды. Но я не Ян.
Впрочем, здесь не о чем думать. Для Алесты есть только один безопасный путь. А я просто сижу тут и сопли жую, потому что мне смелости не хватает пойти и сделать это. Что он меня, съест что ли, этот ректор? Подумаешь, потрогает. Все это делают. Даже те, кто об этом не рассказывает. И ничего, живые. Бармен же говорил, нужно просто расслабиться и… Мля.
Я потер лицо руками. Неужели я действительно об этом думаю? Всерьез планирую добиться чего-то таким путем? Неужели я так низко пал, что готов стать чьей-то подстилкой, чтобы вытащить отсюда Алесту?
Да.
Я встал, сгреб лишние мысли в дальний угол и направился в сторону административного корпуса.
***
Я вошел в уже знакомую приемную. Здесь было все так же пусто, и все тот же секретарь деловито водил пальцем по планшету, сводя данные отчетов.
– Здравствуйте, – обратился я к нему, с трудом шевеля губами. – Могу я поговорить с ректором?
Секретарь оглядел меня с головы до ног.
– Заполните заявление и ждите. Уведомление придет через день-два, – сказал он и снова уткнулся в свой планшет. Я стиснул зубы.
– Простите, но мне нужно поговорить с ним сегодня, – чуть более настойчиво сказал я.
– Экстренные ситуации решаются другими отделами, – ответил секретарь, не отрываясь от работы.
– Просто скажите ему, что пришел тау Элис. Если он не позовет меня, я уйду и больше вас не побеспокою, – сказал я, кое-как подбирая слова. Мне что теперь, еще и перед этим червем унижаться?
Секретарь состроил кислую мину, нажал на кнопку и сказал в сторону микрофона:
– Товарищ полковник, к вам тау Элис.
Несколько томительных секунд из динамика не доносилось ни звука. Потом мы услышали:
– Пусть войдет.
Секретарь поиграл желваками, показал мне на дверь кабинета и зло застучал по электронной клавиатуре. Я на вмиг онемевших ногах подошел к двери, в каком-то полугипнотическом состоянии преодолел тамбур и оказался внутри.
– Ну, здравствуй, Элис, – сказал ректор, выходя из-за массивного стола.
Если он сейчас скажет: «Я ждал тебя» или «Я знал, что ты придешь», я не выдержу, развернусь и уйду. Но ректор сказал:
– Проходи, садись. Выпить хочешь?
Я подумал и кивнул. Может, если я немного выпью, мне будет легче притворяться?
Ректор поставил на стол два небольших стеклянных сосуда. Я видел такие в фильмах. У них было какое-то свое название, но сейчас мне в голову не лезло ничего, кроме навязчивых мыслей о тошнотворной расцветке ковра и кресел, так что мысленно я назвал их просто стаканами. В стаканы полилась жидкость янтарного цвета. Он наполнил их не доверху, а совсем чуть-чуть. Пододвинул ко мне один.
– Ну, за твой второй визит. Осторожнее, напиток крепкий, – предупредил ректор.
Я выпил. Сначала ничего не понял, а потом ощутил, как жидкость обжигает горло. Я едва не закашлялся, но сдержался.
– Такие вещи нужно закусывать, – сказал ректор, пододвигая мне тарелку с незамеченной мною мясной нарезкой. Я взял один кусочек и прожевал, не чувствуя вкуса. Жжение стало пропадать. Ректор наполнил стаканчики повторно, но снова выпить пока не предлагал. Да и я не спешил повторить этот опыт.
– Как у тебя дела? – спросил он. – Как экзамены?
– Нормально, – ответил я. Нужно было что-то говорить. Нужно было сразу настроить ректора так, чтобы он подписал чертов бланк. Я укусил себе язык, чтобы заставить голову работать. Каждый момент времени нужно помнить: я пришел сюда за подписью. Я не уйду отсюда, пока не получу разрешения на вылет, чего бы мне это ни стоило. А значит, нужно быть чуть поразговорчивее.
– Ну, разумеется, – улыбнулся ректор, беря второе кресло и садясь напротив меня. – Я слышал, ты пользуешься большой популярностью.
– Угу, – я кивнул. – В субботу вот ребята позвали отпраздновать окончание школы.
– С кем пойдешь? – спросил ректор, осматривая свои ногти.
– Пока не решил, – ответил я. – Но, наверное, один. Просто хочется… произвести впечатление, понимаете?
– Понимаю, – ректор глянул на меня и расплылся в довольной усмешке. – И ты пришел ко мне за…
– … за разрешением на вылет, – не стал ходить вокруг да около я: наш ректор не дурак, он сам сделает все нужные выводы. – Мне тут как раз одолжили беркер.
– Что же не получил разрешение в канцелярии? – он вопросительно поднял бровь.
– Поначалу я так и хотел поступить, – сказал я, потихоньку вживаясь в роль «звезды». – Но там требуется указать данные идентификационных карт. А я пока не знаю, кого именно буду покатать: хотелось бы устроить сюрприз. В канцелярии же мне сказали, что на такой случай подойдет форма А-51.
– Верно, – снова улыбнулся ректор. – И ты пришел сюда за подписью, не так ли?
Я кивнул, потому что голосовой аппарат мне неожиданно отказал. Пришлось дополнить кивок маской улыбки.
– А я уж думал, что ошибся в тебе, – сказал ректор, поднимая свой стакан. – За правильный выбор.
Мы выпили. На этот раз я сразу закусил, не дожидаясь, пока на меня навалится кашель, а лицо сведет гримасой отвращения. На некоторое время повисла тишина: мы оба понимали, какова цена подписи, но ни один из нас не мог сформулировать подходящую фразу для продолжения разговора. Наконец, ректор вздохнул и напрямую заявил:
– Ты же понимаешь, что означает эта просьба?
Я кивнул, чувствуя, как по спине пробежала леденящая волна, и непроизвольно сжал колени. Удержать на лице маску не удалось. Она треснула точно по линии дрогнувшей в тике щеки. Все это, разумеется, не укрылось от взора ректора. Он наклонил голову, осматривая меня, и кратко облизнулся. Я глянул на бутылку, и ректор тут же услужливо наполнил наши стаканы. Мы снова выпили. Разговор не клеился. Ректор, похоже, ждал от меня чего-то.
– Так вы подпишете документ? – чуть осипшим голосом спросил я, с трудом заново выстраивая поломанный образ.
– Давай, – улыбнулся ректор.
Я вытащил лист и протянул его ректору. Рука у меня слегка подрагивала. Алеста, надеюсь, ты никогда не узнаешь о том, что я сейчас делаю. Я не хочу ничего скрывать от тебя, но это будет не та история, которую тебе хотелось бы обо мне услышать.
Ректор взял со стола ручку, подставил ладонь под дрожащий лист, глянул на меня еще раз и спросил:
– Ты уверен?
– Да, – ответил я, отрезая пути к отступлению. Красивая и наверняка дорогая перьевая ручка блеснула, и на лист легла размашистая подпись. Звук, с которым перо прошлось по бумаге, чиркнул по нервам. Я осторожно свернул лист, со всей аккуратностью сложил его в сумку и закрыл ее на все замки. Я не боялся, что документ пропадет. Я просто хотел оттянуть оплату.
– Давай еще выпьем, – предложил ректор. – Ты слишком напряжен.
Мы еще выпили. Помолчали. Снова выпили. Я чувствовал, что он разглядывает меня, но старался не смотреть в его сторону: мне никак не удавалось скрыть все эмоции.
– Тебе страшно, да? – спросил он. Я не ответил: пусть думает, что хочет. Моя задача – не сорваться. Налил бы, что ли, еще. Я слишком трезвый для всей этой херни.
– Не стоит пока, – сказал ректор, проследив за моим взглядом. – Крепкие напитки нельзя употреблять в больших количествах. Тебе будет плохо.
Сомневаюсь, что мне здесь вообще может быть хорошо! Так. Нужно успокоиться. Если я начну мысленно огрызаться, испорчу все дело. Надо просто ни о чем не думать. Нужно плыть по течению, и придет момент, когда все это кончится…
Я попробовал сесть чуть ровнее в этом слишком мягком кресле, а потом принялся разглядывать кабинет. Ректор понаблюдал за мной еще некоторое время, потом встал и взял меня за руку. Я внутренне содрогнулся: грязное прикосновение.
– Пойдем-ка в другое место, – сказал он, потянув меня за собой к неприметной двери в углу. – Тебе там будет удобнее.
Мы вошли в небольшое помещение. Ректор включил свет, и я увидел что-то вроде комнаты отдыха: на стене висел большой экран, под ним располагалась неплохая акустическая система. В углу умостились холодильник и барная стойка. Напротив стены с экраном стоял большой темный диван и пара кресел – они огибали журнальный столик из толстого стекла.
Ректор подвел меня к дивану, усадил и сам приземлился рядом, так и не выпустив моей руки. Лучше б мы остались в его кабинете: это помещение настолько сильно напоминало самого ректора, что даже воздух, казалось, прикасался ко мне с какой-то иной, неприятной целью. А уж этот странный диван и вовсе был омерзителен: похоже, он был обтянут натуральной кожей, вызывавшей у меня стойкое чувство отвращения. Как бы я ни старался, мне не удавалось принять в нем хоть сколько-нибудь нормальное сидячее положение. Этот объект мебели изначально задумывался так, чтобы в нем можно было только лежать. Ну что ж. Надо попробовать расслабиться. Тем более, что я как раз начал пьянеть.
– Мое имя Дмитрий, – сказал ректор, целуя кончики моих пальцев и заставляя меня вздрагивать от этих липких прикосновений. Да хоть Элис, только скорей бы все это кончилось. Ох, нет. Лучше б никогда не начиналось. – Позволь, я помогу тебе.
