Текст книги "Комплекс андрогина (СИ)"

Автор книги: Екатерина Бунькова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 17 страниц)

Глава 10. Злостные нарушители дисциплины

Адрес: военная база «Либерти», общежитие Верхней академии, этаж 3, каюта 18. Имя: Алеста Гредер. Статус: гражданин первого порядка.

Звонок в дверь раздался неожиданно. Я даже подскочила на стуле, чуть не пролив чай. Кого это принесло на ночь глядя? Памятуя о своем печальном опыте с открытием двери, я решила его больше не повторять. Звонок раздался снова. Я все равно не пошла к двери. Тогда дверь открылась сама, и в проем протиснулась четвероногая конструкция из коменданта и Элиса. Первый был раздражен, второй – невменяем.

– Забирай этого идиота, – сказал комендант и с облегчением сгрузил его возле стеночки. – Кое-как дотащил.

– Что с ним? – спросила я, подходя к Элу и стараясь при этом держаться подальше от коменданта.

– Закусывать надо, что-что, – отмахнулся комендант. – Спокойной ночи.

И он пошел к себе. Я хотела было его поблагодарить, но в этот момент Элис извернулся, встал на четвереньки и пополз в сторону ванной. Надеюсь, он не допился до рвоты. Двигался Эл не по прямой, а зигзагами, и на поворотах его заносило. Один раз он даже упал. Я сжалилась, ухватила его за рубашку и стала направлять. Перевела через порог санузла и собралась было закрыть дверь, чтобы не смущать его, но Элис направился не к унитазу, а в душ.

– Эй, Элис, я же тебе говорила: пьяным в душ нельзя.

– Моя душа грязна, и чёрен ее след. Преступника сего – в тюрьму на сотню лет. Когда, скажите мне, я путь свой потерял? Черна моя душа, печален мой финал, – заплетающимся языком выдал он, поднялся по стеночке до смесителя, пустил воду и забрался под нее, даже не раздеваясь и не задергивая шторку.

– Тоже мне, поэт-философ. Ты бы хоть разделся, что ли, – посоветовала я, но Элис пребывал в полном неадеквате. Сомневаюсь, что он вообще меня услышал: сидел, привалившись к стеночке, и наслаждался потоком воды. Я подошла и добавила холодной: может, протрезвеет. Ни-фи-га. Он только задрожал, трогательно обнял себя за плечи и, похоже, приготовился здесь поспать.

– Элис, вылезай, – я потрясла его за плечо.

– Нет! – уверенно откликнулся он.

– Почему?

– Я в грязи. Я измазан в мерзости. Я буду сидеть здесь, пока кислота не разъест мою кожу.

– Какая кислота, что ты несешь? Ты точно только пил? Наркоту не принимал?

– Нет. Я точно принимал кислоту. То есть пил наркоту. То есть… больно.

– Где больно? – я обеспокоенно осмотрела его.

– Кожу больно. Кислота жжется, – и он принялся стучать зубами. Я вздохнула и попыталась вытащить его оттуда.

– Нет! Я не пойду, я грязный, мне нельзя, – бормотал он, даже не пытаясь сфокусировать на мне взгляд.

– А если я тебя вымою, ты пойдешь?

Он не ответил. Просто выдернул свою руку из моей хватки и забрался обратно под «кислоту». Пришлось все-таки вернуть ему горячую воду.

– Снимай одежду, – велела я, поливая жесткую губку гелем для душа. Элис послушно схватился за края глухо застегнутой рубашки и с силой, свойственной только пьяным людям, дернул ее вверх, попытавшись снять на манер футболки – через голову. Была бы рубашка сухой, полетели бы пуговки в разные стороны. Но в мокром виде нитки были куда прочней. Элис застрял, спелёнутый, как псих в смирительной рубашке: грудь голая, а руки прижаты рубашкой к голове. День открытых дверей в дурдоме. Снять, что ли, его на камеру? А впрочем, ладно, ему и так несладко живется.

Я вздохнула, кое-как уговорила его перестать дергаться и расстегнула непослушные пуговицы. Потом стянула с него кеды и носки. Из джинсов его пришлось вытряхивать. Надеюсь, я не набила ему синяков. Трусы стянулись вместе с джинсами. Я кое-как отжала все это и бросила в стиральную машинку. Оглянулась: Элис сидел на коленях, запрокинув голову вверх и сложив ладошки перед грудью. Молился, что ли? Чего только пьяные люди не вытворяют.

Я помяла губку, взбивая пену, подошла ближе и… умилилась. Он был таким трогательно беззащитным, таким хрупким. У меня в голове будто что-то щелкнуло, и это что-то не имело ничего общего с тем желанием, что я испытала сегодня, когда он без предупреждения поцеловал меня. Нет, на меня жестоко и неожиданно напал материнский инстинкт. Я закатала рукава, убавила мощность потока воды и принялась мыть и тискать это трогательное существо. Он нисколько не возражал и, похоже, спал сидя. Если б я могла, то, закутав его в полотенце, взяла бы на ручки. А так пришлось только осторожно разбудить и помочь дойти до койки.

Где-то под конец всех этих процедур Элис начал подавать признаки жизни. Когда он сел на койку, кутаясь в полотенце и хмурясь, я налила ему крепкого чая. Элис даже сказал «Спасибо». Прозвучало это пристыженно: видимо, хмель его действительно отпускал потихоньку, и он начал осознавать, как вел себя только что.

– Можно я надену одну из твоих футболок? – спросила я. – Свои я как раз постирала, а та одежда, что на мне, вся вымокла из-за тебя.

Элис кивнул. Я взяла одну из футболок, сходила в ванную и переоделась. Футболка была довольно длинной и как раз скрывала ягодицы, а большего и не надо: вряд ли Элис сейчас способен на постельные подвиги. Постель его должна привлекать исключительно как место для сна.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

– Ну, и как прошло? – спросила я спустя некоторое время, садясь рядом с ним на койку.

– Отвратительно, – сказал он, отставляя кружку на стол и снова укутываясь в полотенце. – Но главное, что уже прошло. Можно забыть.

– Я вижу, как ты забываешь, – покивала я, намекая на состояние, в котором он явился домой. – Что пил?

– Шампанское.

– Хм, не пробовала, – призналась я. – На что похоже?

– На несладкую алкогольную газировку, – сказал Элис, потирая висок и пытаясь проморгаться. Полотенце соскользнуло с его плеч, и он перестал напоминать младенца. – Но, кажется, я переборщил.

– Это слабо сказано, – подтвердила я. – Правда, тебя довольно быстро отпустило. Видимо, особенность напитка. Ладно, давай, я причешу тебя, высушу, и будем спать. К утру как раз придешь в норму.

Элис кивнул, но вместо того, чтобы сесть передо мной на пол, как он обычно делает, или хотя бы повернуться спиной, он просто упал на бок. Голова легла точно на мои колени, прижавшись к ним щекой, одна рука свесилась до пола, вторая обогнула мою спину, обнимая меня.

– Если усну – разбуди, – пробормотал он. Я фыркнула. Хоть бы подождал, пока я расческу возьму: вон она, на столе, и я до нее совсем чуть-чуть не дотягиваюсь.

Пока я тянула пальцы, дверь каюты открылась, и в ней показался Ян:

– Ребят, у вас дверь открыта, вы еще не…

– Ян, подай, пожалуйста, расческу, – попросила я, все еще пытаясь до нее дотянуться. Даже язык высунула от усердия. Но мне никто не ответил. Озадаченная, я повернула голову к Яну. Тот стоял, глядя на Элиса, едва прикрытого полотенцем, и мои голые колени, к которым тот прижимался. Надувался, надувался, пытаясь что-то сказать, и, наконец, выдал:

– Так вы мне все-таки лгали!

Элис поморщился от его крика и открыл глаза.

– Вы с самого начала мне лгали, – обвинительно ткнул в нас пальцем Ян. – Вы спите вместе. Зачем ты мне соврал, Эл? Я столько лет любил тебя, я тебе верил! Черт возьми, да я на тебя такую кучу денег угрохал! Ты хоть представляешь, во сколько мне обходились твои «маленькие радости»? Элис говорит: «Я люблю классику», и я покупаю билеты в театр. Элис говорит: «Кола – это офигенно!», и я трачу последнюю стипендию и получаю выговор за то, что вернулся после комендантского часа, добывая ее! А ты знаешь, сколько раз я из-за тебя дрался, чтобы всякие уроды не донимали тебя? Меня даже «бешеным сигмой» прозвали. И это не говоря уже о том, что я делаю все, что ты попросишь. Я с детства был твоим личным рабом, а ты этого даже не замечал, думая, что так и надо! Я потратил на тебя все, что у меня было, а все ради чего? Ради одного-единственного поцелуя, который мне и то достался совершенно случайно!

– Подожди Ян, – холодно сказала ему я. – Ты сам все это предлагал ему. Элис тебе ничего не обещал. Если б ты предупредил его, ради чего стараешься…

– Он бы меня сразу прогнал! – визгливо перебил меня Ян.

– Разумеется, – уже рыча сквозь зубы, ответила я, прижимая к коленям голову Элиса, попытавшегося встать: вдруг он собрался идти и успокаивать этого урода? – Никто. Повторяю: никто не обязан любить взамен на чьи-то подачки. Любовь нельзя взрастить за деньги. Она либо есть, либо ее нет. Она либо взаимна, либо нет. И Эл тебе ничего не должен, запомни это раз и навсегда.

– Я… я… я этого так не оставлю, – пригрозил он, обращаясь то ли ко мне, то ли к Элису. Потом развернулся, вышел и захлопнул дверь. Раздался мелодичный сигнал о срабатывании замка и герметизации помещения.

– Эл, – тихо позвала я, не зная, как он на все это отреагировал.

– Не говори ничего, пожалуйста, – сказал он, поднимаясь и самостоятельно принимаясь по старой привычке выдирать себе волосы. Я все-таки отобрала у него расческу, причесала его и высушила. Элис нашел в себе силы сходить и надеть чистые вещи, и мы завалились спать.

***

Проснулась я сама, без будильника. Глянула на вотч, похолодела и начала тормошить Элиса:

– Эл! Элис, просыпайся! Тебе во сколько занятия? Ты будильник вообще заводил?

– Чего ты шумишь? Который час? – зашевелился Эл. Кликнул по вотчу, хмуро прищурился и вдруг подскочил на кровати, чуть не въехав головой в полку. – Девять утра! Я проспал!

И он со стоном рухнул обратно.

– Так вставай быстрее, одевайся и вали в свою академию, – попыталась я растолкать его.

– А смысл? – простонал Элис. – Уже давно урок идет. Мне так и так светит выговор.

– И что бывает, когда выговор делают? – поинтересовалась я, искренне переживая о его судьбе.

– Смотря какой по счету. У меня это будет уже третий. Первый получил за мат на строевой подготовке: просто запнулся и палец ушиб. Второй – за пощечину преподавателю. После третьего меня отправят на общественные работы: туалеты мыть.

– Ну да, противная работка, – согласилась я.

– Хрен с ней, с работой, – отмахнулся Элис. – Самое страшное не в самой работе, а в том, что она у всех на виду проходит – в наказание. Представляешь, какие толпы будут собираться, чтобы посмотреть, как я мою писсуары? Пипец просто.

Он приподнялся и перевернулся, но только затем, чтобы рухнуть обратно лицом в подушку и издать в нее душераздирающее рычание. Я погладила его по спине.

– А нельзя как-нибудь оправдать твое отсутствие? – предложила я. – Давай скажем, что тебе было плохо.

– Освободить от занятий по состоянию здоровья может только дежурный медик, – глухо ответил в подушку Эл.

– Человек же не всегда может сразу к врачу обратиться, – заметила я. – Давай скажем, что тебя тошнило все утро, и ты не мог выйти из каюты.

– Ты думаешь, он мне поверит? – повернулся Элис.

– Ну, как я видела в столовой, у тебя неплохо получается дурить людям головы, – пожала плечами я. – Немножко косметики, чтобы подчеркнуть болезненность, чуть-чуть притворных и при этом соблазнительных страданий – и твой медбрат растает как миленький.

Элис задумался, а потом скривился и заявил:

– Да ну, не прокатит. Это издалека можно людей обманывать, а вблизи всегда видно, врет человек или нет. Он же меня осматривать будет, забыла?

– Фигня. Я из тебя сейчас такую конфетку сделаю – каждый будет подходить и спрашивать, не плохо ли тебе, – оживилась я, перелезла через этого злостного нарушителя дисциплины и пошла копаться в сумке. Пока извлекала на свет свой скудный набор косметики, Элис попытался свалить в ванную:

– Только не вздумай опять голову мыть – времени нет совсем, и я ее тебе вчера уже помыла, – предупредила я его. Элис что-то возмущенно буркнул в ответ. Тоже мне, адепт чистоты.

Когда он вернулся, я уже была во всеоружии. Для начала я замазала тональником все, что подозрительно напоминало здоровый румянец. Потом слегка растерла под глазами свой любимый черно-фиолетовый карандаш. Потом добавила пару темных пятен, делая лицо осунувшимся. Труднее всего было устроить ему покрасневшие глаза: на предложение заложить в них по соринке Элис ответил категорическим отказом. Так что пришлось поблуждать под ресницами красным карандашом для губ. Элису это очень не понравилось, он дергался и пытался моргать. В результате я несколько раз случайно ткнула ему в оба глаза, и они приобрели искомую естественную красноту и легкую припухлость от слез. Последним пунктом я слегка забелила ему губы тональником. Отошла, полюбовалась – красота! В смысле, страх божий. Я даже решила немного убавить яркость грима под глазами, потому что Эл выглядел, как настоящий вампир.

– Полюбуйся, – пригласила я его к зеркалу. Элис оценил и даже, кажется, начал верить в реальность плана.

– А теперь пункт номер два, – я потянула его обратно. – Соблазнение.

– Чего-о? – протянул, скривившись, Элис.

– Не чего, а кого. Медика вашего, – пояснила я. – Он должен не просто поверить тебе, а по-настоящему пожалеть тебя. Кого жалеют мужчины? Хрупких беззащитных женщин. Ну, или тау, нет особой разницы в данном случае. Для начала, давай порепетируем, как ты войдешь.

– Давай, я уже на месте соображу, а? – взмолился Эл.

– Ага. Испортишь ты все, – возразила я. – У тебя что, такой большой опыт соблазнения мужчин?

– Нет, конечно, – Эл презрительно приподнял верхнюю губу и смешно сморщил нос.

– Тогда слушай настоящую женщину и не рыпайся, – выпятив свою плоскую грудь, заявила я. – Сначала робко стучишься, замираешь в дверях и в меру жалобно, в меру стесняясь, просишь войти. Как только получаешь разрешение, идешь к нему, садишься на стул и с этого момента смотришь куда угодно, только не в глаза: делаешь вид, что стесняешься, понял?

– Ну, типа, да, – с легкой ноткой презрения к предстоящему ответил Элис.

– Дышать надо так: вдыхаешь чуть больше, чем обычно, а потом просто расслабляешь мышцы. Получается тяжелый, болезненный выдох. Ну-ка, попробуй.

Элис запыхтел.

– Нет, это слишком грубо. Ты как будто после бега пытаешься отдышаться, – раскритиковала я. – Полегче давай, полегче. Во-от, правильно. Теперь по поводу голоса: ты не должен говорить откровенно жалостливо: это всегда выглядит подозрительно. Ты должен говорить так, словно тебе совсем не хочется признаваться в том, что ты плохо себя чувствуешь. Это понятно?

– Угу, – кивнул Элис.

– Дальше. Дыши ртом и время от времени облизывайся. У тебя это, кстати, здорово получается, – призналась я. – Спинку прогибай, а живот при этом втягивай. Вот так.

Я показала, сама смутившись тому, что делаю.

– Но только совсем чуть-чуть, – сразу предупредила я. – Не переигрывай. Все должно быть на грани. Если переиграешь – тебя раскроют. Если недоиграешь – тоже. Если сыграешь слишком хорошо – ну, ты и сам знаешь, что за этим последует.

Эл поморщился.

– А теперь давай снимай свою футболку и надевай рубашку: расстегивание пуговок – тоже весьма завлекательная штука, не будем лишать медика этого удовольствия.

Элис вздохнул и поменял футболку на рубашку. Стоило ему застегнуться, как я заявила:

– Ну вот, а теперь давай порепетируем. Итак, я за медика. Подхожу к тебе со стетоскопом. Давай, соблазняй меня.

Эл еще с полминуты помялся, потом опустил глаза в пол и начал расстегивать пуговки. Где-то на третьей или четвертой он то ли специально, то ли от того, что чувствовал себя не в своей тарелке, прикусил губу. Выглядело это очень сексапильно. Пуговки тем временем закончились. Я непроизвольно уставилась на нежную кожу груди. Элис спустил рубашку с плеч. Я потянулась и коснулась его. Эл очень натурально вздрогнул от прикосновения. Сделал пару завлекательных вздохов и…

– Да ну на фиг! Я так сам себе порноактрису напоминаю, – не выдержал он, набрасывая рубашку обратно и живо ее застегивая.

– Не психуй, – ответила я, ловя его за руку. – Так и надо, только чуть попроще, естественнее. Фуфло твоя порнуха, в жизни девушки куда круче могут экстаз изображать. Еще и верят при этом в то, что делают.

– Но я не девушка! – вспылил Элис, вырываясь. – И вообще, я передумал: лучше пойду туалеты драить.

– Если справишься, я схожу с тобой на свидание, – выложила я свой козырь и хитро улыбнулась. Попался: я-то настоящая девушка, пусть и страшненькая, и всегда знаю, чем подцепить отдельно взятого мужчину. Если он, конечно, моего возраста: не разбираюсь в тех, кому за тридцать.

– Ладно, – смирился Элис. – Пойдем, проводишь меня до кабинета.

***

В кабинет он меня с собой не позвал. Сказал, что медицинских работников мне особенно стоит остерегаться: они слишком хорошо знакомы со всеми генетическими моделями, и врач вполне может догадаться по моему лицу, что я не с их базы. Пришлось постоять у неплотно закрытой двери, нервно прислушиваясь к происходящему внутри. Конечно, ничего страшного не случится, даже если наш план провалится, но не хотелось бы снова видеть расстроенную мордашку Элиса.

– Ну? Как? – спросила я, когда он, наконец, вышел и деловито закрыл за собой дверь.

– Как-как, – передразнил он. – С тебя свидание.

И с широкой улыбкой он обнял меня за плечи и повел по коридору.

– Горжусь тобой, – заявила я, похлопав его по спине.

– По животу еще похлопай – вот тут, – показал он.

– Зачем? – удивилась я.

– Он меня тут трогал, – брезгливо скривился Эл. Я со смехом похлопала его по животу.

– Куда пойдем? – спросила я, отсмеявшись. – Опять по свалкам?

– Нет, – задумался Элис. – Давай на верхние уровни сходим, в оранжереи. Я давно настоящего солнца не видел. А на некоторых участках еще и людей почти не бывает.

– Почему? – удивилась я, остановившись, чтобы достать влажную салфетку и стереть с его лица маску вампира.

– Планировка неудачная, – пояснил Элис, подставляя мне мордашку. – Так что гравитация там слабая и неравномерная. Растениям все равно, а людей мутит с непривычки.

– Не люблю невесомость, – нахмурилась я.

– Да ну, брось, тебе понравится, – заспорил Эл. – Я тут одно место знаю классное, так там вообще летать можно. Пойдем!

Он ухватил меня за руку и с силой потянул в один из жутких лифтов.

– Бее. Меня уже тошнит, – пожаловалась я, ощутив ускорение при подъеме. Не люблю лифты. Тем более скрипящие при движении. Элис сжал мою ладонь и подбадривающе улыбнулся. Садист. Я понимаю, что он как воспитанник военной академии регулярно проходит учения в условиях невесомости, но я-то – обычный ковчежный житель: терпеть не могу невесомость и до чертиков боюсь разгерметизации. Правда, как оказалось, до мучения с невесомостью меня ждал еще десятикилометровый марш-бросок по полузаброшенному техническому этажу базы.

– Элис, погоди, – пропыхтела я, запнувшись в очередной раз.

– Мы почти пришли, – радостно заявил он, с легкостью перепрыгивая очередное препятствие.

– Элис, у меня «трояк» был по физкультуре. Будь человеком, дай подышать, – взмолилась я, споткнулась и растянулась на животе среди мусора и пыли. Он, наконец, соизволил снизойти к моим мольбам, остановился и помог мне подняться. Признаю, физическая подготовка у них тут на высшем уровне: Элис даже не запыхался. Я же взмокла и никак не могла отдышаться.

– Еще двадцать метров, и мы на месте, – сообщил он. – Разве ты не чувствуешь, что тело стало легче?

– Я чувствую, что хочу кого-то убить. Свидание, знаешь ли, предполагает приятное времяпрепровождение, а не бег с препятствиями в некондиционируемом помещении.

– Извини, – покаялся он. – Я не знал, что девушкам так тяжело даются физические нагрузки.

– Дело не в том, что я девушка, а в том, что меня к этому никто не готовил. Я хочу быть скай-дизайнером, а они, знаешь ли, не пробегают каждый день по десятку километров, – возмутилась я.

– Тогда я тебя понесу, – безапелляционно заявил Элис, подхватил меня на руки и пошел дальше как ни в чем не бывало.

– Отпусти, я слишком тяжелая, – смутилась я, схватившись за его шею.

– Килограмм двадцать, не больше, – оценил Элис, подкинув меня пару раз. – Ой, нет, уже около десяти. Чувствуешь, как гравитация слабеет и направление потихоньку меняет? Посмотри вперед.

Я глянула: пол слегка изгибался вниз.

– Че за фигня у вас тут с планировкой? – спросила я.

– Да хрен его знает, – пожал плечами Элис. – Тут рядом есть несколько устройств, меняющих силу тяжести, так что с гравитацией полная лажа. Базу проектировали еще на Земле и не все учли. Так что… И-и о-па!

Элис резко перехватился и швырнул меня от груди, как баскетбольный мяч. Я взвизгнула, но падения не последовало. Точнее, я падала, но оооочень медленно. Я даже сумела извернуться и коснуться пола уже ногами. Правда, стояла как-то косо по отношению к полу и к Элису тоже. Мое тело отклонялось в сторону градусов на тридцать, если судить по Элису и стенам. Я почувствовала, что косею: мнения моего зрения и вестибулярного аппарата категорически разошлись.

Элис оттолкнулся и в один большой прыжок долетел до меня. Потом снова подпрыгнул и… встал на стену.

– Как ты это делаешь? – выпучилась я. – Так не бывает. Это противоречит законам физики!

– Зато отлично согласуется с теорией магнитных подошв, – рассмеялся Элис, потопав одной ногой по полу, чтобы продемонстрировать мне, как его кеды прилипают к ржавым железным фрагментам облицовки. Излишне сильный толчок оторвал его от стены, и Эл начал медленно падать, напоминая перышко. Коснувшись пола, он раскрутился, как в кунг-фу, подлетел и снова приклеился к стене, а потом пошел по ней как ни в чем не бывало. Добравшись до потолка, он развернулся и двинулся ко мне. Волосы, словно нехотя, соскользнули с его плеч и потянулись к полу.

– Охренеть, – заявила я, когда он дошел до меня, и я обнаружила, что наши глаза находятся на одном уровне.

– Хочешь поплавать? – предложил он. – Если вон в тот угол отойти, можно минут по пять висеть в воздухе, не падая. Только там пол вообще не кажется полом, и падать ты будешь по диагонали. Но если перестать воспринимать поверхности как пол, потолок и стены, то все нормально. Пойдешь?

Элис подал мне руку: прямо так, не сходя с потолка. Я хихикнула и положила свою ладошку на его ладонь, как на поднос. Мы двинулись в дальний угол. Наклон мира по отношению ко мне (или меня по отношению к миру) постепенно менялся, и мне приходилось карабкаться в гору. Но это было не трудно, потому что я уже практически ничего не весила. Расстояние между мной и Элом тоже поменялось, ведь мы оба теперь стояли в наклон по отношению к поверхностям, по которым ходили. В какой-то момент мои кроссовки, не снабженные магнитами, перестали обеспечивать мне контакт с полом. Я подлетала, и уже начала бы падение, если б Элис не держал меня за руку.

Мы добрались до самого дальнего угла. Здесь была практически полная невесомость. Если б не волосы Элиса, упорно лезшие мне в лицо и мое собственное тело, дававшее понять, что «низ» все-таки еще существует, ощущение невесомости было бы абсолютным. Переход был плавным, и я не ощутила характерного подташнивания, как бывает, когда выводишь беркер из гаража, так что мне действительно нравилось это маленькое приключение. Мышцы, уставшие от бега, позволили себе расслабиться, и мне стало очень легко и спокойно.

– Нравится? – спросил Элис. Он улыбался, но я видела его улыбку вниз головой, и это было очень странно.

– Угу, – ответила я, хватая его под мышки и немного подтягиваясь. Не рассчитала движение и боднула Эла в живот. Он рассмеялся, подправил мое вращение, и через некоторое время мне удалось встать рядом с ним. Точнее, просто зависнуть, обнимая его за талию.

– Ты похож на ведьму, – заявила я, пытаясь вернуть на место его волосы. Они послушно возвращались, но через некоторое время снова тянулись туда, откуда мы пришли.

– А ты на русалочку, – ответил он.

– Хорошо, что не на палтуса, – рассмеялась я.

– Может, наперегонки вниз, кто первый долетит? – предложил Элис.

– Не-е, не честно: ты сильнее и тяжелее меня, так что по-любому выиграешь. Это несправедливо. Давай лучше тут позависаем.

Я отпустила его, оттолкнулась и сделала кувырок через голову. Опять не рассчитала, и меня куда-то повело. При этом я продолжала вращаться, и мир мелькал передо мной цветными полосками. Элис схватил меня за ногу и подтянул обратно.

– Спасибо, – сказала я. Ухватила его за плечи и сделала вид, что плыву, на самом деле совершенно не двигаясь с места. Элис улыбался так, что прямо-таки светился.

– Что? – тихо спросила я, немного смущаясь: наверняка ведь это я его так радую.

– Ты мне ужасно нравишься, – прошептал он и легко чмокнул меня в губы. До чего же приятное ощущение! От неожиданности я отпустила его плечи и начала медленно падать вверх.