Текст книги "Комплекс андрогина (СИ)"
Автор книги: Екатерина Бунькова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 17 страниц)
Понятие многоуровневого гражданства ввели почти сразу, как только на одном из Ковчегов, который должен был стать двадцать пятым, обнаружилась вспышка вируса. Правительство приняло решение, что у других Ковчегов должна быть защита от случайного проникновения зараженного человека. Так появилось трехуровневое гражданство.
Гражданин первого порядка – полноправный член общества: совершенно здоровый, проживающий в одном из «чистых» Ковчегов и имеющий удостоверение личности государственного образца. Если гражданин первого порядка покидает Ковчег – чтобы посетить другой Ковчег или другой космический объект – то по возвращении обязан был пройти пропускной контроль в пункте вирусной защиты, включающий в себя полную дезинфекцию, двухдневный карантин и анализ крови на антитела.
Если у человека нет документа установленного образца, в котором указано, что он не является носителем вируса, он считается гражданином третьего порядка и условно опасен для общества. Единственный способ для такого человека проникнуть на один из Ковчегов – напроситься под чей-нибудь контроль и стать гражданином второго порядка.
Гражданин второго порядка должен вместе со своим куратором (читай – хозяином) пройти дезинфекцию, двухнедельный карантин и неоднократную проверку крови на антитела. Только после этого он может попасть на Ковчег. При этом ему полагается регулярно сдавать анализы и запрещено в течение полугода вступать в интимные связи. Ответственность за это несет куратор. У гражданина второго порядка нет и не может быть паспорта: только его куратор имеет на руках документ, удостоверяющий личность подопечного. То есть без разрешения куратора человек не может ни покинуть блок, в котором живет, ни устроиться на работу. Паспорт, как и присвоение статуса гражданина первого порядка, может быть выдан этому человеку только спустя полгода по решению особой комиссии и только С СОГЛАСИЯ КУРАТОРА. Вот таким интересным образом в нашем лучшем из миров и появилось завуалированное красивыми словами заботы о здоровье человечества рабство. А что? «Полноценные» граждане не жалуются, а воплями других можно и пренебречь.
Пока я размышлял и рассматривал ректора, он каким-то образом умудрился вытащить пробку, не разломав ее на части. Потом осторожно наклонил горлышко над бокалом, и из бутылки хлынула жидкость рубинового цвета. Ректор наполнил оба бокала на треть и предложил один мне. Я осторожно взял.
Стекло было холодным, тяжелым и очень гладким на ощупь. Приятное ощущение. Я поднес бокал ближе и ощутил странный запах. Не могу сказать, что он мне понравился, но я определенно раньше не пробовал ничего подобного.
– Я знаю, ты не знаком с культурой распития спиртных напитков, так что должен просветить тебя, что без особой причины их не пьют. Это считается дурным тоном. Так что предлагаю выпить за твое совершеннолетие, которое, как я слышал, наступит через несколько часов.
Ректор поднес свой бокал к моему, аккуратно пристукнул. Раздался очаровательный музыкальный звон. Ректор поднял бокал к губам и немного отпил, подавая мне пример. Я наклонил свой бокал и осторожно попробовал. Прикосновение стекла к губам было восхитительно прохладным, а вкус у напитка оказался странный и вязкий. Даже не с чем сравнить. Я бы не сказал, что приятный, но и ничего особенно противного в нем не было.
– Знаешь, такое вино сейчас практически невозможно достать, – пожаловался ректор, покачивая бокал в руках. – Бурду, которую гонят в нашем винограднике, нельзя и сравнивать. Ты пей, пей. Открытое вино все равно не хранится.
Я послушно отпил еще, потом еще, пока ректор рассуждал о качестве спиртных напитков, в которых я в силу своего возраста ничего не понимал. Честно говоря, до полуночи мне нельзя было пробовать алкоголь, но сомневаюсь, что кто-то посмеет обвинить нашего ректора в нарушении законов. Тут даже ни одной камеры, похоже, нет.
Когда вино в моем бокале закончилось, он подлил еще. Присел на угол массивного стола недалеко от меня и спросил:
– Какие у тебя планы на будущее? Ты ведь собираешься поступать в высшую школу, не так ли?
– Да. Скоро буду сдавать экзамены, – ответил я, снова отпивая из бокала. Я успел привыкнуть ко вкусу напитка, и он уже не казался мне странным. Впрочем, нравиться тоже не начал.
– И как ты оцениваешь свои знания?
– Учителя говорят, мне все легко дается, – я пожал плечами.
– Да, мне в твоем возрасте тоже неплохо давалась учеба, – сказал он, слегка улыбнувшись своим воспоминаниям и задумавшись. Я поставил пустой бокал на стол. Ректор тут же спохватился и наполнил его, хотя я не собирался его об этом просить. Но отказываться было нехорошо: отдавать свою посуду другому человеку – негигиенично, а выливать по всей видимости очень ценный продукт – расточительно. Пришлось снова пригубить. На этот раз я решил пить немного медленнее, чтобы мне не подлили еще раз. Под накатившее на ректора желание рассказать о своем детстве это было очень удобно делать: он все равно не замечал, пью я или нет. Когда в бутылке осталось меньше трети, он задумчиво оценил ее на просвет, а потом поровну поделил между нами, хотя в моем бокале еще было вино. Я снова отпил, размышляя, в чем смысл этого ритуала, но так и не понял. Вино по-прежнему не казалось мне вкусным, и я бы совершенно точно не стал тратить на него деньги. Лучше воды попить, если уж так жажда мучает. Или сока. Очень люблю морковный, жаль, ректор мне не предложил. Было немного неуютно от того, что на меня тратят дорогой продукт, а я даже не в состоянии оценить его по достоинству.
– И все-таки, кем ты хочешь быть после окончания учебы? – снова спросил ректор.
Я задумался. Мысли почему-то замедлились, и я долго формулировал ответ:
– Не могу сказать точно. Пока склоняюсь к генетическим исследованиям и музыке. Если удастся пробиться, конечно.
– Да, я слышал, что у твоей модели есть музыкальные задатки, как у некоторых эпсилонов. При такой внешности, – он качнул прядь моих все еще распущенных волос, – пробиться будет не трудно.
– Я не хочу пользоваться своей внешностью, – уверенно сказал я, чувствуя, что говорить мне почему-то тяжело. В голове разливалась странная легкость и пустота, мышцы же при этом расслабились. – По крайней мере, не в том смысле, в котором мне все советуют.
– Почему? – искренне удивился ректор.
– Противно, – честно ответил я. Ректор улыбнулся, подошел ближе и склонился, разглядывая меня.
– Тебя не обижают другие ребята? – спросил он, коснувшись маленького шрама возле моего уха, оставшегося на память от свидания с каким-то гвоздем в классе начальной школы. После того случая в школе заменили всю мебель.
– Нет, – ответил я, с трудом шевеля языком. Кажется, начинаю понимать, зачем люди пьют алкоголь. Действительно, довольно приятное ощущение расслабленности и спокойствия. Я давно уже не дышал так свободно. Казалось, все неприятные мысли вылетели из моей головы. Я допил остатки вина, отодвинув бокал к центру стола, чтобы ненароком не разбить.
– Знаешь, иногда, чтобы добиться желаемого, не обязательно идти самым долгим и трудным путем, – ректор обошел мое кресло и встал позади, положив руку мне на плечо. – Зачем долго и упорно ползти по карьерной лестнице в том же театре, к примеру? За то время, пока ты добьешься хорошего положения, ты успеешь постареть, и растерять большую часть своего юношеского очарования. Выступать на сцене, не будучи привлекательным, куда труднее.
Ректор снова качнул мои волосы. Они коснулись щеки, и я вздрогнул от неожиданно нахлынувшего удовольствия, млея в этом удобном кресле. Отвечать не хотелось, и я просто слушал его, не особенно вникая в суть.
– Знаешь, Элис, – ректор склонился к моему плечу, – всегда есть люди, которые могут обойти систему и сразу устроить тебя куда нужно. Более того, они обеспечат тебя комфортом и уверенностью в завтрашнем дне. Защитят от тех, кто мешает тебе излишним вниманием. Скажи, ты ведь наверняка хотел бы жить там, где по коридорам не бродят толпы идиотов, мешающих тебе жить?
Зачем он спрашивает? Ответ же очевиден. Я даже не стал отвечать. Почему-то игнорирование вопросов ректора в этот момент не казалось мне вопиющим нарушением порядка. Мир был на своем месте, и я тоже. А вот мысли куда-то расплывались.
– Хочешь, я буду таким человеком для тебя? – спросил ректор, заправив волосы мне за ухо. Пересилив приятную слабость, я повернулся и посмотрел на него. Он стоял, слегка склонившись и мягко улыбался мне, все так же не настаивая на ответе. Седина серебряными иглами поблескивала в его строгой стрижке. Хотелось пощелкать по ней ногтями и проверить, не звенит ли она как стекло.
– Таким как ты нужна особая забота, – сказал он, разглаживая футболку на моем плече, – которую мало кто может обеспечить. Но у меня достаточно средств и связей для этого. Хочешь, я завтра же устрою тебя в театр?
– Так нельзя, – все-таки ответил я. – Сначала я должен получить образование, иначе мои будущие коллеги станут меня ненавидеть.
– Верно. Ты очень сообразительный и расчетливый парень. Впрочем, что еще ждать от тау-1. Вы умны и талантливы, – он провел пальцем по моему лбу, я машинально закрыл глаза и не пожелал открывать их обратно. – Жаль, генетики так редко запускают вашу модель. Между прочим, ты единственный тау-1 в нашей академии. Уже только этим ты можешь гордиться.
– Я не хочу этим гордиться, – возразил я, в то время как тело желало растечься в этом кресле и просто слушать, ничего не делая и не отвечая на вопросы. – Я хочу, чтобы люди ценили то, что я делаю, а не то, чем наградили меня генетики.
– Правильно. Слова, достойные полностью сформировавшейся личности, – сказал он, похлопав меня по руке, вяло распластавшейся по подлокотнику. Наверное, это нехорошо – все еще полулежать в кресле с закрытыми глазами, когда с тобой разговаривает старший по званию. Но он же сам меня напоил этим… как его… вином.
– И ты сможешь всего добиться сам. Нужно лишь немного помочь тебе в этом. Ты даже не представляешь, как я могу облегчить тебе жизнь. Особенно в стенах академии. Если нужно, ты будешь заниматься по особой программе, вдали от одноклассников, мешающих тебе. Я могу назначить лучших учителей и проследить, чтобы тебя готовили по высшему разряду. Я буду твоим покровителем.
Сколько слов. Я их уже все услышал, а смысл разворачивался куда медленнее. Меня, вроде бы, никто ни о чем не спрашивает. Вот и отлично, можно не отвечать. Главное – не заснуть. Пожалуй, выпей я еще полбокала, заснул бы, а так просто приятная расслабленность растекается по всему телу.
– Тебя совершенно точно ждет успех на сцене, – продолжал тем временем ректор все тем же тихим, спокойным голосом. – Я уже вижу толпы поклонников, приносящих подарки к дверям твоего дома. Но ты не бойся, если ты не захочешь, их никто не пустит внутрь. Если нужно, тебя будет сопровождать охрана. Впрочем, думаю, тебя вряд ли интересует общение с внешним миром, так что ты можешь просто заказывать то, что нужно, и курьер будет доставлять все сам. Тебе не будет тесно в твоем новом доме: там достаточно места, чтобы поначалу ты даже заблудился. У тебя будет свой бассейн, тренажерный зал, кинотеатр. Если хочешь, я достану для тебя настоящую скрипку.
– Альт, – поправил я, едва ворочая языком. – Я играю на альте.
– Да, конечно. Это будет альт. Это будет все, что пожелает тау. А я буду иногда приходить к тебе… проведать. Посмотреть, как ты живешь.
«Какая-то чушь», – проплыла в моей голове одинокая мысль, но ее некому было думать.
– Не слишком часто, – продолжил ректор. Его голос звучал где-то совсем близко возле моего уха. – Только иногда. Я буду очень нежен, обещаю.
Я ощутил теплое прикосновение к шее и чужое горячее дыхание. А потом второй раз за сутки меня поцеловали против воли. Расслабленность и бездумность улетучились в один миг. Как я мог допустить это? Почему не очнулся чуть раньше? Нельзя же оттолкнуть и просто выгнать его, как Яна: он мой ректор, и я в его кабинете. Так что пришлось ждать, всем своим видом и нервно сжавшимися мышцами показывая, что не получаю от этого никакого удовольствия. А ректор жадно шарил по мне руками и елозил влажными губами по лицу.
Не выдержав этого, я все-таки посмел оттолкнуть его. Сработало только со второго раза. Ректор отклеился от моих губ и забормотал, все еще держа меня за плечи:
– Я сделаю тебя звездой. Я подарю тебе все, что ты хочешь…
– Нет! – я каким-то чудом вывернулся из его рук и кресла, и отбежал, ошалело оглядываясь в поисках двери.
– Подожди, – он снова схватил меня за руку. – Ты не понимаешь, от чего отказываешься!
– Я понимаю, – ответил я, снимая с себя его руку и вытирая губы запястьем. – Я отказываюсь от легкого пути. Я буду добиваться цели так же, как и все остальные.
– А получится? – прищурился ректор. Я замер. Ректор выпрямился. – Что, если для новой работы твои оценки будут недостаточно высоки? Что, если ты провалишься на экзаменах?
– Я… я хорошо учусь, – пробормотал я, чувствуя себя абсолютно незащищенным перед этим страшным человеком.
– Знаешь, Элис, – продолжил он, наступая на меня и заставляя меня пятиться. – Иногда учителя бывают несправедливы. Иногда в компьютерах случаются сбои, и результаты тестов бывают совсем не такими, какими мы желали бы их видеть. И даже когда мы меняем одну академию на другую, вдруг обнаруживается, что там происходит то же самое. Если нам вообще удается туда поступить. Тебе нужно быть осмотрительнее.
Я уперся лопатками в стену. Ректор подошел вплотную и в упор посмотрел на меня.
– Я оставляю свое предложение в силе, – спокойно сказал он, взял меня за руку и поцеловал костяшки пальцев. – Подумай еще немного. Я уверен, ты примешь правильное решение.
И он, наконец, отпустил меня. Я вылетел в коридор, едва не забыв сумку. Следы его прикосновений кислотой жгли мне кожу. Принять правильное решение? Я уже принял правильное решение. Лучше я десять раз Яна поцелую, лучше разрешу Алексу вылизать меня с головы до ног, чем еще раз войду в этот кабинет!
Я закинул сумку за спину и сломя голову побежал прочь – подальше и от центрального корпуса, и от академии в целом. Мне нужно было проветриться и привести мысли в порядок.
Глава 4. «Заяц» на борту
Адрес: военная база «Либерти», шестой ангар. Имя: Алеста Гредер. Статус: гражданин первого порядка.
Я как раз вышла на новый уровень в любимой игрушке, когда мое внимание привлек какой-то невнятный шорох. Я протерла глаза, прислушалась. Показалось, наверное. Я же в закрытой каюте, откуда здесь посторонние шорохи? Но звук повторился. Судя по тому, что я его отчетливо слышала сквозь изоляцию, он был довольно мощным. Корабль, что ли, какой-то стыкуется?
Я по-быстрому оделась, подбежала к двери и настроила домофон, как я по привычке называла визоры на дверях каюты, на одностороннюю связь. Звук сразу усилился. Неожиданно меня ощутимо тряхнуло и откинуло в сторону. Гравитация словно взбесилась: поменяла направление и усилилась чуть ли не в два раза. Чувствуя себя жирной коровой, я кое-как добралась по накренившемуся полу до древнего компьютера. Опаньки. На нас, оказывается, действует посторонняя тяга. Я тут же отключила местную, заодним разлогинившись и устранив следы своего присутствия в системе: мало ли, куда это меня тянет вместе со всей станцией? Вдруг наш Ковчег все-таки решил ее обеззаразить и присоединить к своей инфраструктуре? Лучше я пока прикинусь валенком. Мда, недолгим был мой отдых. Всего-то сутки повалялась в свое удовольствие.
Грохот и скрип нарастал. Надеюсь, отсек не разгерметизируется от всех этих воздействий извне. Конечно, каюта тоже защищена от перепадов давления, но если от удара лопнет стена, мне это ничем не поможет. Несколько секунд на просмотр воспоминаний всей жизни, и поминай как звали.
«Зато коллекторы отстанут», – промелькнула тупая мысль. Ага, наколлектятся над моим хладным телом, убедятся, что взять больше нечего, и отстанут. Интересно, а трупы людей, выброшенных в открытый космос, можно разобрать на органы?
Тем временем сила гравитации снова начала менять направление. После отключения местной мне пришлось некоторое время выполнять акробатические этюды, пока я стирала следы своего присутствия в системе. А именно, мне пришлось висеть, схватившись одной рукой за вмонтированный в стену стол с компьютерной панелью и зацепившись ногами за спинку привинченной к полу койки, и это все с учетом двойного веса! Потом, когда осталась только чужеродная сила тяжести, стена стала полом. Я скатилась на нее и уселась на дверь, прислушиваясь к звукам из домофона: усиленные динамиками, они были куда ярче и оттого страшнее.
После одного особо звучного визга, с которым, пожалуй, радостный великан мог бы жрать эклеры, направление тяги снова изменилось. К счастью, не резко, и я не впечаталась носом в пол, а вполне изящно на него перешагнула. В принципе, это могло бы показаться мне замечательным аттракционом, если бы на так мутило от игры с гравитацией и если бы меня не пугали эти странные изменения.
Выходить из каюты я побоялась. Датчик давления и температуры показывал, что в коридоре все в порядке, но вдруг именно в тот момент, когда я все-таки решу открыть дверь, произойдет долгожданная разгерметизация? Тем более, что странные звуки хоть и утихли, но не пропали. Они продолжались еще около получаса. А потом я услышала то, что больше всего боялась услышать: человеческие голоса.
– Говорил же тебе – хлам, – донеслось из домофона. Я подключила картинку и увидела двух мужиков. – На таких станциях если что и можно обнаружить, так только запасы кислорода. Ну, может еще консервов немного. При нашем-то уровне развития на хрена нам все это? Маята одна. Да еще и энергии кучу потратили, чтобы эту махину в ангар затащить.
Опаньки. Кто-то все-таки засосал мою станцию внутрь Ковчега. Интересно, это мой Ковчег или нет? Забавно будет оказаться за границей, не проходя вирусный контроль. У-у-у, бойтесь, я потенциально зараженная личность!
Стоп. А почему эти двое разгуливают по станции без скафандров? Они что, не боятся вируса?
– А ты вируса не боишься? – тут же задал интересующий меня вопрос второй человек, оглядывая кают-компанию, в которой они стояли. Он был немного меньше ростом, слегка узкоглазый и говорил по-русски с акцентом. Китаец, видимо. У меня отлегло от сердца: если они боятся вируса, значит, их Ковчег чист.
– Балда, – ответил ему первый. – Нам-то с тобой зачем его бояться? Он только на женщин действует.
– Точно. Я и забыл. Столько лет проработал в отделе связи с двенадцатым Ковчегом, что и сам начал бояться вируса. Им ведь чуть что предложишь, они сразу: «А вирусный контроль пройден?», «А дезинфекция возможна?». Тьфу. И ведь не докажешь никак, что у нас вируса нет. Ладно, давай уже осмотрим тут все по-быстрому и пойдем ужинать. Пусть ребята завтра сами эту махину расколупывают.
Так, что-то мне не понравилась фраза «… не докажешь никак, что у нас вируса нет». С одной стороны похоже, что атмосфера снаружи чиста, и я смело могу открываться. А с другой стороны выходит, что я не на одном из двадцати четырех «чистых» Ковчегов, а вообще на какой-то совершенно левой станции, не состоящей в союзе, и мне не стоит заявлять о себе. Мало ли, какие тут законы. Те, кого наше государство ласково обозвало «гражданами третьего порядка», могут быть серьезно обижены на граждан первого порядка. Не хочу быть бессмысленной жертвой бизнес-политических отношений. Так что я, пожалуй, заблокирую дверь. Пусть думают, что она сломалась. Как я поняла, вскрывать станцию будут только завтра, а сейчас эти двое просто осмотрят ее на всякий случай и сдадут вахту.
Я дождалась, пока они нагуляются по кают-компании и поломают голову над моей волшебной заблокированной дверью. За это время я спешно скидала свои вещи обратно в сумку и встала у двери. Деловитый китаец предложил поковыряться в замке снаружи, но друг его отговорил. Ну и слава великому 3D принтеру, что отговорил: еще замкнули бы сеть, и я бы оказалась в ловушке.
Звук их разговора и шагов начал затихать: они удалялись, и явно уже свернули за угол. Я открыла дверь и тихо скользнула следом. Эти двое были так увлечены обсуждением проблемы ужина, что не заметили бы, если б я шла у них прямо за спиной. Они и не предполагали, что затащили себе на борт «зайца», а потому не были настороже. Но я все равно старалась прятаться от них за углами и выступами.
Наконец, они дошли до настежь открытого неизвестно куда шлюза. Судя по тому, что я все еще чем-то дышала, шлюз был открыт не в открытый космос, а в какой-то ангар, хотя снаружи было темно, хоть глаз выколи.
– Эй, Эрик! – заорал один, остановившись на пороге. – Ты чего свет выключил?
– Экономлю, чего-чего, – донесся голос из тьмы. – Ты хоть знаешь, сколько энергии ежедневно потребляет осветительная система одного такого ангара? У вас фонарики есть, дойдете, не заблудитесь.
– Тоже мне забота об общественном благосостоянии, – ответил ему «исследователь» и спрыгнул вниз, в темноту. Судя по уверенности, с которой он это сделал, пол внизу не был усыпан опасными для целостности ног объектами. Рачительный китаец подошел к терминалу и обесточил мою станцию. Потом включил фонарик и тоже спрыгнул.
Я усмехнулась. Безопасность у них – ни к черту. А если б я была био-террористкой? Пусть эти двое и не боятся Х-вируса, но есть ведь и куда похуже болячки, убивающие не только женщин. Я подошла к шлюзу, села на порог, потом перевернулась на него животом, свесив ноги, медленно сползла, повиснув на руках, и спрыгнула в неизвестность. Удар пяток об пол был скорым и неожиданным. Еще более неожиданным был удар сумки по заднице.
– Рэй, ты слышал? – тут же спросил китаец, и луч фонарика заметался по ангару, хаотично выхватывая предметы из окружавшей нас тьмы. Я шустро метнулась за проявившийся во тьме ящик справа от меня.
– Что? – отреагировал неизвестный мне Рэй и тоже зашарил лучом света по ангару.
– Нет, показалось, наверное, – сказал китаец и продолжил свой путь. Рэй тоже не стал искать воображаемую «шумелку».
– Это у меня, наверное, в животе урчит, – заявил Рэй, хлопнув товарища по плечу. – Пошли скорее на ужин, а то я тебя съем.
И они зашагали к слабо освещенному проему впереди. Я поспешила за ними, напуганная внезапной мыслью: а вдруг они сейчас закроют проход и выкачают воздух? Впрочем, бред. Свет выключить – это одно, а воздух-то зачем выкачивать? Что-то я с ума схожу от всех этих передряг.
Двое шли уже по освещенному коридору, а я все никак не решалась войти в него: а вдруг тот, третий, наблюдает за выходом? Кто-то же должен тут дежурить хотя бы условно. А то набегут мародеры: глазом моргнуть не успеешь, как от станции ничего не останется. Даже в самом богатом Ковчеге всегда найдутся такие ушлые личности. Но страх быть запертой в темном пустынном ангаре пересилил страх быть обнаруженной, и я нырнула в коридор.
Двое уже давно скрылись за очередным поворотом, но я не торопилась ускорять шаг: впереди показалась стеклянная будка вахтера. Как я и ожидала, как только его друзья исчезли из вида, он нажал на кнопку, и у меня за спиной герметично закрылась огромная дверь.
Я вжалась в стену. Вахтер пока не заметил меня. Он сидел, закинув ноги на пульт, пил чай из большой кружки и читал новости на мониторе откровенно допотопного вида. Да и вообще, все вокруг выглядело таким старым и обшарпанным, что моя квартира (которой я, впрочем, сутки назад лишилась) казалась королевскими хоромами после увиденного. Повсюду были видны разнообразные заплатки, какие-то грязные потеки. Те стены, которые были покрашены (и кто в наше время вообще красит стены?) словно бы шелушись, покрытые чешуйками, которые так и хотелось пообдирать.
– Эй, парень, ты чего здесь делаешь? – окликнул меня вахтер.
– А… я просто… – забормотала я, совершенно не представляя, что нужно соврать в такой ситуации.
– Иди давай отсюда, не мешай работать, – проворчал вахтер и снова уткнулся в монитор. Я облегченно выдохнула и чуть ли не бегом устремилась вперед, туда, где коридор пересекался еще с одним. На всякий случай решила сворачивать только вправо: в принципе, я хорошо ориентировалась в пространстве, но мало ли. Гораздо проще выбираться из лабиринтов, сворачивая всегда в одну и ту же сторону. Если лабиринт, конечно, не двигается. А то была я как-то в третьем Ковчеге, пошла погулять с друзьями… Если рассказывать кратко, меня, зареванную и напуганную, вернули родителям стражи порядка.
Выбранный мною коридор был явно заброшенным: тут повсюду валялись какие-то железяки, куски древнего пластика. Наш Ковчег такую дрянь даже не перерабатывает, просто прессует вместе и выбрасывает в открытый космос с предупредительным маячком. А эти – хранят. Наверно, из такой вот фигни они и делают заплатки на стены при очередных ремонтах.
Пройдя мимо какого-то куба, состоящего из кое-как сложенных железяк, я случайно зацепилась за торчащую из него пружину. Пару мгновений прыгала на одной ноге, пытаясь удержать равновесие, а потом пружина неожиданно отпустила мои джинсы, и я, не удержавшись, как-то боком полетела вперед, к очередному перекрестку. И тут из-за угла на всей скорости вылетело нечто совершенно ангельского вида. Мы встретились в полете, сбили друг друга с курса, кувыркнулись разок, поменявшись местами, и я ощутила, как приземляюсь задницей на твердый пол, а головой – на живот сбитого мною ангела.
– Ой, прости, – совершенно искренне сказала я девушке, потирающей затылок, которым она приложилась об очередную железяку. – Как голова? Цела?
– Вроде, да, – ответила она довольно низким, но очень мелодичным голосом, и проверила ладонью, не разбит ли затылок в кровь. – А ты как?
– Я нормально, – уверила я ее, продолжая рассматривать незнакомку: это ж надо такую внешность иметь. Прямо как с подиума сошла. Даже зависть берет. А ресницы до чего длинные! И при этом даже не наращенные: я такие вещи хорошо вижу, сама неоднократно себе делала, но они мне – как корове седло. А волосы вообще отпад: ровные, длинные, без секущихся кончиков, судя по всему. Да еще и цвет такой необычный: не темные, не светлые, не серые, не коричневые, а что-то среднее. Под ярким светом ламп кажутся едва ли не блондинистыми, а в тени – чуть ли не черными. И помимо всего этого (будто мало!) контрольным выстрелом в голову – острый взгляд светлых, серо-голубых глаз. Я даже присвистнула. Если в природе все находится в равновесии, то потерянная мною при рождении женственность, похоже, перекочевала к этой девчонке. И теперь я – откровенная пацанка, а она – сногсшибательная красавица. Правда, с грудью у нее такие же проблемы, как и у меня: плоскодонка та еще. Но с ее ростом это не беда: именно таких и берут в модели.
Я поднялась, подала ей руку. Но девушка почему-то проигнорировала мою помощь, поднялась сама и отряхнулась. Обиделась, что ли? Так я же случайно.
– Извини, – на всякий случай повторила я.
– Да ничего, это моя вина, – ответила она. – Бегаю тут, не разбирая дороги, людей сбиваю. Честно говоря, мне стоит сказать тебе спасибо за это столкновение.
– Да? – удивилась я. – Почему?
– Стоило разок удариться головой, чтобы мысли пришли в порядок, – ответила она. – Ты в общагу идешь?
– Эмм, – я задумалась. – Тут такое дело… Если коротко говорить, то я ищу, где бы переночевать. Ты не подскажешь какое-нибудь местечко?
Девушка недоумевающе посмотрела на меня. Что не так-то? Я умудрилась проколоться в первые же пять минут общения?
– Ты из другой академии, что ли? Чего тогда к себе не идешь? До комендантского часа совсем чуть-чуть осталось, тебе стоит поторопиться. Хотя, боюсь, тебе уже при любом раскладе не успеть дойти до своего общежития.
– Вот-вот, – тут же согласилась я. – Не подскажешь, где бы перекантоваться?
– Знаешь, я впервые сталкиваюсь с такими сложностями, – задумалась она, потирая подбородок. Потом зачем-то оглядела меня, приблизилась и принялась внимательно вглядываться мне в глаза. Я тоже посмотрела в ответ: с интересом, но без особого страха. Почему-то, девушка вызывала у меня доверие.
– А ты не будешь меня лапать, если я предложу тебе переночевать у себя? – спросила она.
– Что? – я рассмеялась от этого неожиданного вопроса. – Извини, я такой ерундой не страдаю. Лапаю исключительно своего бойфренда. Которого, кстати, у меня больше нет. Так что я теперь вообще никого не лапаю.
– Обещаешь? – серьезно спросила она меня. Да что у нее за бзик на эту тему? Насиловали ее, что ли?
– Обещаю, – ответила я, и мы пожали друг другу руки.
– Алеста, – представилась я.
– Элис, – ответила она. А ничего так, подходящее имечко.
Мы зашагали в ту сторону, откуда она на меня выскочила. Сначала шли по длинным, захламленным коридорам, время от времени пересекая не менее захламленные ангары. Потом свернули в узкий переулок с обшарпанными дверями.
– Голову пригни, чтоб лицо не видно было, – скомандовала она, когда мы подходили к очередной застекленной будочке и громко сказала:
– Добрый вечер, дядь Вань.
Я хмыкнула. И тут дядя Ваня. Причем такой же дряхлый старичок, и тоже в танчики играет. Но зато никто не обратил внимания, что на территорию неизвестной мне академии проник чужак. Никогда бы не подумала, что можно вот так запросто проникнуть на чужой Ковчег, пусть и не входящий в союз, и разгуливать по нему в свое удовольствие. Дедок, не глядя, покивал в ответ и впустил нас.
Мы еще немного поплутали по коридорам и лестницам и даже один разок прокатились на лифте. Он был ужасен. После таких поездок у людей и появляется страх перед лифтами. Поворот за поворотом, коридор за коридором. И все такое тесное – кошмар клаустрофоба. Потом мы последний раз свернули в какой-то закуток и подошли к двери каюты.
– А почему в коридорах нет никого? – тихо спросила я.
– Так комендантский час же, – шепотом ответила мне девушка. – Ты заходи давай, пока нас не поймали. Дядя Ваня не сдаст, а вот комендант застукать может.
А я и не заметила, когда она успела открыть дверь. Я шмыгнула внутрь, теперь уже целенаправленно осматривая странный замок без кнопочек. Девица машинально махнула возле него запястьем с закрепленным на нем вотчем, и дверь удовлетворенно пискнула, сообщая о полной герметизации каюты и подключении системы автономной вентиляции. Эй, я тоже хочу вот так с вотча все устройства запускать! У нас вотчи не такие навороченные. На них просто приходят сообщения и транслируются звонки. Ну еще можно к компьютеру подключиться, в Интернете посидеть, но это уже немного сложнее.
