Текст книги "Верю, судьба!"

Автор книги: Екатерина Белецкая

2 Касси-с-Песков
Снег

Я вошел сюда с помощью двери

Я пришел сюда с помощью ног

Я пришел, чтоб опять восхититься

Совершенством железных дорог

БГ «Из Калинина В Тверь»

Поезда сменяли поезда, дни сменяли ночи. Атис бежал, и этот бег захватил его, вобрал в себя и все никак не хотел отпускать. Абсорбент переносил все невзгоды и тяготы пути стоически… да что взять с кота? Ели они что попало, спали, где придется, и Атису такая жизнь стала даже чем-то нравиться. Но зима давала о себе знать, зима и холода. Через полторы недели блужданий Атис понял, что все-таки надо где-то жить. В тот день очередной поезд, в котором он ехал, остановился в городе под названием Пески. Название Атису чем-то понравилось. Он понимал, что Пески имеются в виду, скорее всего, сахарные, но, по крайней мере, это было нормальное имя для города. Оно хотя бы допускало двойное толкование.

Атис стал задумываться, что делать дальше. В Пески он приехал поздно вечером, ночь рискнул провести на вокзале, а утром пошел искать жилье.

В городе царила зима. Правда, Пески оказались все же более интересными, нежели Кремов – в них был, к примеру, так называемый "частный сектор для престарелых". Оказывается, тут некоторым пожилым (если они еще могли работать, конечно) предоставляли небольшие домики с участками под огороды, и люди жили дольше, не как в том же Кремове – по пятьдесят пять лет, а по семьдесят или даже по восемьдесят. Главное, чтобы на огородике хоть что-то да росло. Часть овощей старики сдавали, часть шла им же на пропитание. У одной такой женщины Атис и нашел себе временное пристанище.

– Ты это, вот что, – предостерегла она, когда Атис постучался к ней. – Не местный ты?

– Нет.

– Это славно. Кашлять умеешь?

– Кашлять? – растерялся Атис. – А зачем?

– Тебе дом нужен, так? – спросила бабка. – А мне помощник. Если проверка явится, я скажу, что ты ко мне по-родственному приехал. Внук там, или еще кто, соврем что-нибудь.

– А как это я приехал, если вы тут живете одна, а я на фабрике, к примеру, работаю? – с интересом спросил Атис.

– Вот для этого-то и надо кашлять, – наставительно сказала старуха. – Скажем, что ты заболел, и тебя начальство отправило лечиться ко мне. А документы ты еще в поезде потерял. Комиссия, если ты кашляешь, к тебе и не сунется – боятся, мало ли что. Тут все известно, процедура отработанная. Сколько у нас таких "внучков" перебывало, – она махнула рукой.

– Ясно, – констатировал Атис. – Только я не один.

– С девкой не возьму, – тут же отрезала бабка. – Она в подоле принесет, я вас потом не выгоню. Иди подобру-поздорову, может, кто другой…

– Я не с девкой, – Атис расстегнул косуху и Абсорбент высунулся у него из-за пазухи.

– Благодетель! – всплеснула руками бабка. – Так это ж кот! Спаситель, меня же мыши одолели! Давай, входи, раздевайся. Как звать-то тебя?

* * *

Бабку звали Анефой. Анефа (или в просторечии – баба Фана) – была уже в немалых годах, разменяла восьмой десяток. Она ходила все время в одной и той же одежде – юбка в пол из грубой темно-синей материи, две кофты, одетые друг на друга, войлочные башмаки с резиновой подметкой, и неизменный темный платок. С хозяйством она пока справлялась на диво сноровисто, но вот таскать воду или рубить дрова ей уже стало тяжеловато. Атис пришелся как нельзя кстати, для него такая работа была легкой. Поначалу он просыпался каждый день так же, как во время работы на фабрике – ни свет, ни заря. Сказывались годы жизни, проведенные в монотонном ритме. Утром Атис занимался хозяйством – что-то чинил, рубил дрова, таскал воду, топил печь. Потом баба Фана ставила на стол их немудрящий завтрак – и день словно бы замирал, разломленный на две половинки. Для Атиса наступало самое тяжкое время – безделье.

Через некоторое время, испросив у хозяйки разрешение, он принялся осматривать дом. Света, к слову сказать, в этом доме не было. Баба Фана жгла кустарные свечи, и топила печку. На печке она готовила еду и спала. Атису досталась "теплая комната", его кровать стояла у стены, к которой прилегала стена печи. Именно из-за отсутствия света все изыскания приходилось производить днем. Свечи баба Фана экономила по вполне понятным причинам.

В комнате, которую она называла "холодной" или "летней" Атис обнаружил, к своему изумлению, стопку древних рассыпающихся книг, связанных тонкой бечевкой. Книги были страшно ветхими, странички пожелтели, стали хрупкими, ломкими, поэтому листать их приходилось очень осторожно. И еще Атис нашел картины. Картины поразили его – нигде до этого он не видел ничего подобного.

На картинах было лето. Но какое лето! Он не представлял себе, что может на свете существовать столько красок. Мир на этих рисунках словно расцветал изнутри, он становился ближе, понятней, к нему хотелось тянуться, окунаться в него. Океан, травяные поляны в отрогах неведомых гор, невозможно прекрасные города, наполненные светом. И ни одной строгой линии, ни намека на то внутреннее давление, которое Атис постоянно испытывал в Кремове. Акварель, которой они были написаны, предавала пейзажам прозрачность и воздушность. Все было странно мирным, словно автор картин в своей жизни успел повидать нечто больше вечной зимы и безвременья, царившего вокруг.

– Откуда это у вас? – спросил как-то Атис у хозяйки. – Здорово.

– Да, жил тут когда-то один, – неохотно баба Фана, поправляя платок. – Давно. Он и рисовал. Только прожил всего ничего, одно лето. А осенью помер.

– Художник?

– Кондитер. Это давно было, я только с чужих слов знаю. После него в этом доме Зинка жила, а уж после нее меня поселили. Так что картинки старые. Хочешь, себе возьми. Мне без надобности.

– Спасибо, – искренне сказа тогда Атис. – А можно книги почитать?

– Давай пополам, – предложила хозяйка. – Мне тоже скучно, тут же нет телевизоров. А так хоть книжечкой побаловаться.

Впрочем, книги вскоре вернулись к Атису. Хозяйке они показались слишком заумными и скучными. Ее больше интересовали сплетни с соседями, какие-то свои, одной ей понятные, стариковские разборки.

Книги оказались в полном распоряжении Атиса. Поначалу читать ему было трудно и непривычно, язык несколько отличался от современного, но затем Атисом овладел интерес, и трудности сами собой отошли на второй план.

Издания эти были по большей части историческими. В них описывались победы и поражения армий, неведомых Атису государств, очень интересно было читать про обычаи, всяческие политические интриги и заговоры. А уж когда дело дошло до истории его собственной страны, Атиса от книг можно было оторвать разве что за уши.

Оказывается, раньше все было не так. Атис вспомнил, как его учили истории, и поразился, насколько скудным и однобоким на поверку выходило его образование. Учебники по истории обычно начинались со слов: "Первым директором Корпорации, в силу экономических и социальных причин, стал Ахир Кировиц-четвертый…", а потом шло подробное перечисление, кто, когда, где и какую должность занимал. И почему это происходило. И что было сделано в период правления того или иного директора, какие контракты заключены, какие начинания претворены в жизнь. К примеру, в период правления Армана Баесова-третьего был понижен срок официальной жизни для неработающих с пятидесяти девяти лет до пятидесяти пяти. Это оказалось очень выгодно – сразу же освободилось большое количество жилой площади, снизилось потребление продукции и, как это ни странно, поднялась производительность.

В этих же книгах все было не так.

До Ойлл-о на территории, принадлежащей теперь корпорации, существовало довольно интересное государство. Название его разные книги давали по-разному, однако в одном они все сходились безапелляционно – истоком признавали некую формацию, под названием Рус. Современный метод правления, оказывается, был известен с незапамятных времен, назывался олигархией и ничего хорошего в себе не нес. В период "до Ойлл-о" на территории Руси существовали несколько государств, объединенных экономически и политически в "Союз Независимых Стран", СНС. А потом что-то произошло, и СНС подмял под себя непонятно откуда возникший и стремительно набравший обороты Ойлл-о. Территория, подвластная корпорации, поражала своими размерами – она пролегала между четырьмя морями, и граничила с шестью корпорациями поменьше. Впрочем, отношения с соседями Ойлл-о поддерживал дружеские. Две основные отрасли экспорта в Звездном конгломерате – нефть во всех видах и сахар – делали Ойлл-о выгодным партнером для соседей, а территория, им занимаемая, внушала невольное уважение и нежелание ссориться. Все было бы ничего, но все книги сходились в одном – они признавали правление Ойлл-о временным, полумерой, промежуточным этапом, который должен предшествовать следующей форме правления.

Старые ветхие книги ошибались. Ойлл-о пребывал у власти уже шестое столетие. Директора основывали династии, неспешно шел передел власти в регионах, основывались новые отделения, появлялись новые столицы, погибали старые. Конгломерат, к которому принадлежал этот мир, поддерживал олигархию, как самый выгодный для него метод внутреннего управления. Старые книги трактовали этот процесс по-разному. Некоторые утверждали, что передел должен неминуемо затронуть верхние эшелоны правления, некоторые – наоборот, что любое движение сверху должно отозваться резонансом внизу, третьи предрекали неминуемые бунты, четвертые – осуждали отсутствие духовности и, в связи с этим, обещали переход власти к иным правителям. Но все эти возражения не содержали главного ответа, который Атис с недавних пор стал искать в книгах. Что же послужило причиной столь радикальных изменений? Откуда появился конгломерат, частью которого стал их мир? Что послужило причиной распада предыдущего государства? Почему корпорация вдруг получила доступ к власти? Ведь нефть добывали и раньше, да и полей свекольных у Руси было полно. Однако жизнь была совсем другой. "Меня бесит корпорация, – думал Атис. – Что в ней такого? Ну, дирекция живет богато, это да. Ну и что? Мне же никогда не хотелось вещей, в чем же дело? Такое ощущение, что чего-то в этих книгах не хватает. Должен быть какой-то фактор, которого тут просто нет". Книг было всего шестнадцать, и Атис за десять дней с ними управился. Самым интересным были маленькие печати, которые стояли на титульных листах в каждой книге. "Уничтожить в 24 часа, запрещено к чтению и распространению". Значит, даже такие, на первый взгляд невинные издания были корпорации неугодны. В них все-таки было что-то, что корпорации помешало.

Дочитав последнюю книгу, Атис упаковал их в бумажный пакет, снова связал бечевкой и отнес в "летнюю" комнату. После он несколько дней пребывал в глубокой задумчивости, почти не разговаривал с бабой Фаной и даже забыл пару раз покормить Абсорбента. Кот отнесся к этому равнодушно – мышей в доме действительно было полно, и голодная смерть коту не грозила.

Атис думал. Баба Фана его не трогала, только иногда украдкой вздыхала и смотрела на него недоуменно, недоверчиво.

– Что-то ты загрустил, – заметила она вечером четвертого дня после того, как Атис случайно разбил тарелку. – Тебе, может, проветриться сходить куда, а?

– Чего? – Атис с трудом отвлекся от своих мыслей. – Куда?

– Да хоть куда, – ответил баба Фана. – Я по молодым годам куда только не шастала! Клубы любила, страсть! Иной раз после работы завалишься туда, да с друзьями, да еще под грибы…

– Какие грибы? – Атис все еще пребывал в мыслях, и не торопился возвращаться в бренный мир.

– А вот те самые, – заговорщицки подмигнула баба Фана. – Я, что греха таить, до сих пор иногда курну грибочков. Здоровье уже не то, но ведь хочется.

– Вы курите грибы? – не поверил своим ушам Атис.

– А что тут такого? – изумилась бабка. – У нас все курят. А некоторые даже растят. Вот тебе картинки понравились, да?

– Да, – осторожно ответил Атис.

– Кондитер тот их, кстати, и выращивал. И под грибами картинки свои рисовал. У меня до картинок, конечно, не доходило, я их только… ну, натурально смотрела. Не рисовала, конечно, не умею я. Да и нельзя много курить. Тот кондитер каждый день гриба по четыре скуривал, вот и помер так скоро. А я живу, восьмой десяток уже.

– А в какие клубы у вас ходят? – спросил Атис.

– Ну, – баба Фана задумалась. – Можно в "Карусель", можно к "Дому розовой Лагуны", а можно и в "Веселые пески". Самый хороший клуб, только он платный.

– А мне в бесплатном делать нечего, – ответил Атис. – Карточки учетной у меня нет, обменных талонов тоже. А деньги… совсем мало осталось.

– Я тебе подскажу, как быть. И с деньгами ты мне поможешь, а я тебе. У меня грибов целый кулек с лета насущен. Возьмешь с собой десяток, продашь, а деньги пополам. Идет?

– Круто, – протянул Атис. – А сами-то вы… ведь невыгодно.

– Я не такая дура, парень, – засмеялась баба Фана. – Продавай осторожно, понял? Иначе там окажешься, где деньги тебе больше не потребуются. Это же незаконно, грибы. Сам знаешь, что за это бывает.

– Не знаю, – признался Атис. – Я раньше о грибах только слышал. Хотел попробовать, но до лета-то еще о-го-го сколько ждать. Да и выходные летом почти не дают.

– И не пробовал никогда? – несказанно удивилась бабка. Атис отрицательно покачал головой. – Ладно, исправим. Тащи бумагу, научу сейчас.

* * *

– Ошизеть можно, – признался Атис вечером, когда они с бабой Фаной пили чай. – Вы такая стали, прямо не узнать!

– Ты бы на себя поглядел! – рассмеялась баба Фана

– А у вас…– начал Атис, но она прервала его:

– Да ладно! – глаза у бабы Фаны все еще блестели. – Тут главное – вовремя остановиться. Кто много курит, быстро помирает, кто мало – дольше живет. Усек?

– Усек, – заверил ее Атис. – Я, может, потом как-нибудь попробую еще раз. Впечатления, конечно… какой там телевизор!… И от водки такого не бывает.

– От водки только печень да желудок больные бывают, – ответила баба Фана, резко посуровев. – Гадость это. Химия. А грибы – это природа, чистая она, вот и дарит, что у нее есть. Природа ведь как – может порадовать, может убить. Меру надо знать, думать надо. Раньше люди понимали, как это делать. И все в меру было – и природного, и искусственного. Гармония была.

– Откуда вы знаете? – спросил Атис. Он даже пододвинул свой стул поближе к столу. – Последние дни я все пытаюсь понять – что было раньше?

– Молод еще. Гармония была, понял? А потом пропала. И все, – отрезала баба Фана решительно. – Много чего было. Только все забыли, наверное, – добавила она уже менее уверенно.

– Я читал, – осторожно начал Атис, – что раньше была Рус.

– Может, оно и так. Что теперь-то про это вспоминать. Была, и нет ее. Мы и без нее хорошо живем. Корпорация-то совсем неплоха. Что, скажешь, не так?

– Да так, наверное, – отозвался Атис. Он отхлебнул остывшего чая, подпер голову рукой. – Вы, скорее всего, правы. Вот я, к примеру. Корпорация меня вырастила? Вырастила. Выучила? Выучила. Работой обеспечила? Обеспечила. Родителям моим опять же заплатили хорошо, не поскупились.

– За меня тоже отдали порядочно, – ответила баба Фана. – У меня самой детей не было, жалко, а то бы не сидела я тут, жила бы в старом доме, со светом, с телевизором. Я, конечно, согласна, что это правильно – за старость платить, работать-то мы не можем. Но все же обидно порой, скучаю я по дому. Десять лет прошло, а вот ты не поверишь, скучаю.

– А вы бы сходили туда, – предложил Атис. – Проведали бы.

– Запрещено, – ответила баба Фана. – Может, и к лучшему. Ты вот что!… Как в город пойдешь, прогуляйся и к моему дому, а? Расскажешь мне потом, как там. У меня квартира была приметная – на окне палочка прибита. Птиц я кормила, а кормушку вешала на палочку. Скажешь мне потом, сняли нынешние жильцы или нет. Хорошо?

– Скажу, если найду, – пообещал Атис.

– Вот если найдешь, можешь мне даже деньги за грибы не отдавать. Только ты учти, я сразу угадаю, был ты там или нет.

– Как это?

– А вот так. Я старая, многое понимаю, – баба Фана поднялась, с трудом распрямила спину, зевнула. – Я тебе сейчас грибков отсыплю, да и спать пойду. А ты давай, прогуляйся.

– Поздно уже, – Атис тоже поднялся. – Лучше завтра.

– Ну, завтра так завтра, – согласилась старуха.

* * *

Назавтра Атис освободился только к вечеру. Целый день его постоянно занимали какие-то мелкие дела. Потом, уже во второй половине дня, он догадался, что дела эти он выдумывает себе сам. Ему было страшно выходить. Он совершенно тривиально боялся. Боялся незнакомого города, боялся, что кто-то узнает его, что его поймают, боялся наказания. «Нельзя просидеть сиднем всю жизнь на одном и том же месте, – уговаривал он сам себя. – Это неестественно. И потом, чего бояться-то? Кремов далеко, я тут никому не нужен». Все же беспокойство не оставляло. Еще пару часов Атис боролся с собой, и, в конце концов любопытство взяло верх над осторожностью.

– Иди, иди, – подстрекала его баба Фана. – Вот денежку принесешь, мы с тобой капусты соленой купим, огурцов, сало… деликатесы! С ними и водки выпить не грех. А то вы, молодежь, дошли уже – водку джемом яблочным заедаете. Мне бы соли купить – я бы и сама посолила огурцов, а то теперь соли выдают мало, только-только на еду.

Сумерки наступили рано, еще не было пяти вечера. Атис надел свою старую косуху, шапкой пренебрег, волосы распустил, на шею повязал длинный пушистый шарф – баба Фана одолжила. На пояс косухи он повесил мешочек из-под души ламы-левитатора (нашел в комнате умершего кондитера), в который со всеми предосторожностями был уложен десяток сигарет с грибами. Мешочек выглядел – зашибись. Атис сразу же почувствовал себя значимым и богатым. И пусть мешочек был не самым красивым, пусть несколько устаревшего дизайна, пусть местами потертый, но Атис был уверен, что стражи порядка постесняются спрашивать у него учетную карточку.

Впервые за три недели вынужденного сидения в доме Атис вышел за калитку, и мимо покосившегося штакетника, мимо колодца, мимо старых яблонь, пошел по узкой улице в сторону города.

Возле общего забора он замедлил шаг, оглянулся – и захохотал. По узенькой тропинке, не спеша, подняв трубой длинный полосатый хвост, шествовал Абсорбент. Весь его вид выражал гордое презрение. "Как ты посмел, хозяин, куда-то свалить без меня? – говорил весь его вид. – Это тебе не Кремов, тут ты форточки не забивал".

Атис подхватил кота, привычным движением сунул его за пазуху. Как это не странно, с Абсорбентом он почувствовал себя гораздо увереннее.

* * *

Пески его разочаровали – он ожидал чего-то нового, а на поверку все было, как и в Кремове. Запущенные окраины и геометрически правильный центр. Те же «Лагуны» и «Раковины», те же фонари на вычурных столбах, те же призывы и плакаты. «Если везде то же самое – удавлюсь, – решил для себя Атис. – Как будто и не уезжал».

Прохожих на улице было, правда, побольше, да и одеты они были побогаче. Темно-синие формы сотрудников корпорации, меховые накидки с атласной вишневой подстежкой на богатых женщинах, и разноцветные пальто на женщинах победнее. Светло-синяя форма Стражей (от них Атис поначалу шарахался, но потом понял, что зря)… Дети, естественно, в зеленом, причем, в отличие от Кремова, дети были одеты все-таки по-разному – куртки и штаны отличались фасонами, расцветкой. А в остальном, тоска. Старых зданий в городе не сохранилось, центр успешно застроили новыми домами, окраины не изобиловали архитектурными излишествами. Там все тоже было аккуратно, но – по-другому. Это была аккуратность нищеты.

Бывший дом бабы Фаны Атис отыскал быстро. Палочка была на месте, на ней даже висела новенькая кормушка. Атис счел свой долг выполненным, и снова отправился в центр. Около часа он протолкался возле магазинов, потихонечку продал восемь из десяти сигарет с грибами, а потом решил, что пора погреться. Мороз к ночи стал сильнее, и Атис стал мерзнуть. Да и Абсорбенту уже надоело сидеть за пазухой, он все чаще высовывался – хотел в тепло.

По промерзшей и быстро пустеющей главной улице Атис двинулся в сторону "желтого района" – указатель он заприметил уже давно. Клубов в районе было что-то около десятка, вывески на них были яркими, рекламы, сделанные из прозрачного пластика и подсвеченные разноцветными лампочками, казалось, соперничали одна с другой, но… Первый же клуб, в который сунулся Атис, обслуживал только по рабочим карточкам, в кредит, второй оказался корпоративным, в третьем не продавали спиртные напитки – клуб был предназначен для стражей (Атис усмехнулся понимающе, как же, не продают они… правильно, они же вместо водочки травку всякую разную), четвертый клуб был вообще женским. Атис приуныл. Мороз становился все сильнее. И тут Атис сообразил, что Фана называла ему какой-то клуб, в который пускали вроде бы всех. "Как же он назывался, – подумал Атис. – Что-то там такое веселое, что ли".

Искать клуб пришлось долго, и Атис совсем продрог. "Веселые пески", оказывается, находились на самой окраине "желтого района". Сразу за зданием клуба располагались мастерские по ремонту сельскохозяйственной техники – Атис углядел в темноте гротескные силуэты тракторов и низкие длинные ангары. А дальше лежала степь, только сейчас она тонула в ночной зимней мгле, темное небо сливалось со снежной равниной и растворялось, превращаясь в огромное синее ничто.

У входа в клуб Атис понял, что попал по адресу – на парковке стояли преимущественно дешевые машины с двигателями внутреннего сгорания. Впрочем, у входа притулилась очаровательная жемчужно-белая "Лагуна", это насторожило Атиса, но не особенно – мало ли, какие причуды у богатых? В клуб его пропустили беспрепятственно. Оказывается, на входе надо было только показать, что у тебя есть сумма денег, которой хватит хотя бы на пиво. На тот момент у Атиса в кармане лежало гораздо больше, поэтому вскоре он уже сидел за столиком и попивал горячий чай с водкой. И то, и другое было налито в изящные металлические стаканчики, побольше – для чая, поменьше и с затейливой резьбой по краю – для водки. Впрочем, и чай, и водка оказались не самого лучшего качества, но для промерзшего Атиса они пришлись весьма кстати. Столики были забавными – деревянные грубые ножки, столешница из прозрачной пластмассы, а в самом центре вделана железная чашечка с песком. В песок был воткнут огарок свечи. Выпив водку, Атис подозвал официантку, повторил заказ, прибавив к нему еще "яблочные полоски" и чашку молока.

– Скажите, а можно я кота… того, – нерешительно спросил он. – У меня кот с собой, я понимаю, что нельзя, но…

– Только потихонечку, – шепнула девушка. – На колени посадите, и сойдет. Главное, чтобы он по залу не бегал.

– Он не будет, – пообещал Атис.

Девушка кивнула и удалилась. Атис блаженно откинулся на спинку стула, вытащил из мешочка две последние сигареты, выбрал одну и закурил. Хорошо!… И клуб симпатичный – деревянные стены, неяркие медные бра, низкий потолок с массивными балками, эстрада в уголке. Не иначе, как для собраний ее там поставили, для чего она еще может сгодиться? На стенах висели картины, потускневшие и потемневшие от времени, и Атис принялся их с интересом рассматривать. Картины были странные – вроде бы знакомые сюжеты, но совершенно незнакомые детали. Например, "Разговор". Девушка говорит по телефону, видно, что она прижимает плечиком трубку к уху, она весела, очень юна, она смеется, отвечая собеседнику… но где провод от трубки? Или "Прощание". Легко узнается вокзал самих Песков, еле различимые из-за дождя фигуры возле вагона, мутное небо, крыши… и – опять! Почему дождь блестит на окнах поезда?! Почему блестят сами окна?! Почему они такие огромные?! Атис знал, что стеклянные окна бывают в домах только у очень богатых людей, но делать с такими окнами поезд? Непостижимо. Ведь могут бросить камень, оно же разобьется, стекло. А это очень дорого. Во время движения все окна (кстати, очень маленькие и пластиковые) в любом поезде закрывают ставнями, само собой разумеется.

Абсорбент не спеша лакал молоко из своей чашки. Он уже понял, что хозяин завис тут надолго, поэтому растягивал удовольствие. Атис угостил его кусочком вяленого мяса (такого мяса – оно называлось "для ваших питомцев" – у него всегда был запас), а потом вновь придвинул кружку с молоком.

Первая сигарета пошла как-то не так, и Атис догадался, что все дело в водке, одно перебивало другое. "Водка, так водка, – решил он. – В принципе, какая разница?"

Народу в клубе между тем прибывало. Пришедшие рассаживались, забегали официантки, и Атису пришлось посадить Абсорбента за шиворот. К его столику снова подошла давешняя девушка.

– Если вы хотите продолжать сидеть, вам придется взять еще что-то, – вежливо сказала она. – У нас сегодня клубный день, будет концерт, и поэтому…

– Я как раз хотел попросить еще водочки, – улыбнулся Атис. – И холодного чая. Кислого холодного чая, ну там шиповник, или брусника.

– Конечно, – официантка расцвела. – Сейчас.

"У меня внутри атомная бомба, – подумал вдруг Атис. – И мне кажется, что она сейчас взорвется, что-то сейчас будет". Принесенную девушкой водку он, однако, сразу пить не стал, ограничился чаем. Концерт. Интересно. В Кремове таких вольностей заведено не было – только радио. Даже в клубах. Только в клубах оно погромче, а дома приемник маломощный, поэтому тихо. И все одно и то же: "Гимн руке помощи", "Золото разного цвета – белое, черное, сладкое", "Дети, пойте эту песню", "Мне семнадцать, я на фабрику иду, и на фабрике я милого найду"… Все до боли одинаково, и поэтому особенно скучно.

Атис любил танцевать. Умел он это делать не то, чтобы очень, его никто никогда не учил танцам, но он столько эмоций и души вкладывал в этот процесс, что знакомые считали его специалистом. Даже под такие народные хиты, как "Мне семнадцать", он умудрялся что-то изобретать.

В общем, Атис ждал концерта. Вторую сигарету и водку он решил поберечь на потом – кто знает, сколько еще придется тут сидеть?… Вообще, он был рад, что все так интересно сложилось.

Атис отлично понимал, что впереди его ничего не ждет. Впервые за все время (после памятного поджога и своего поспешного бегства из Кремова) он задумался – а что же дальше? Ясно, что прожить у бабы Фаны всю жизнь он, конечно, не сможет. Старуха жалостлива, но все же корыстна – а деньги у него закончатся месяца через два, и это с учетом сегодняшней продажи грибных папирос… и что дальше? Документов у него нет, рабочей карточки нет… значит, работы не найти. Можно, конечно, пойти сдаться стражам. Вот только последствия (особенно в свете прочитанных недавно книг) представлялись Атису печальными. Вероятно, его казнят. А если даже не казнят… о том, что еще может с ним произойти, Атис не имел ни малейшего представления.

Люди в зале вдруг оживились. Несколько человек, привстав, начали хлопать, кто-то залихватски засвистел, некоторые начали аплодировать. Раздались выкрики:

– Касси, врежь, давай!

Атис перевел взгляд на сцену. Кто-то невидимый осветил ее несколькими довольно мощными прожекторами, свет в зале стал приглушенным. На сцену вышла женщина. Атис сразу понял, что это не девушка, а именно женщина примерно его возраста. Небольшого роста, довольно стройная, с очень коротко постриженными светлыми волосами. Она уверенно встала в круг света, поправила микрофон на стойке, помахала рукой залу.

– Здорово, народ! – крикнула она в зал. В зале захлопали. – Сегодня Касси с Песков проживет этот вечер вместе с вами.

– Можно и ночь! – крикнул кто-то.

– Ты еще про утро не забудь! – парировала она.

А потом она запела. Как-то внезапно, не готовясь. Секунду назад в зале было множество голосов, и внезапно остался один. Её. Нет, он не был каким-то особенно красивым, просто… Атис вдруг понял, что впервые видит человека, поющего правду. Дело было не в том, что песня была хороша, а лишь в том…

…и тут Атис понял, что его догнала сигарета. Пришла пора немного поразмяться. Он сунул Абсорбента за шиворот, решительно застегнул молнию на куртке и пошел к сцене. Его слегка шатало, рядом кто-то заулюлюкал. Сначала он просто постоял у края сцены, наблюдая. Песня была медленная, красивая, но для танцев она явно не годилась. А потом…

Сначала грянули барабаны. Именно грянули, взорвались звуком, заполнили собою зал. Потом певица крикнула в микрофон:

– Вперед!

И врезал бас. Да так, что у Атиса, стоящего неподалеку от колонки, на секунду заложило уши. Как-то незаметно в ритм вошли другие инструменты – и сама певица.

И тут Атиса пробило. Он вылетел на середину пустого зала, упал на колени, раскинул руки, потом вскочил – и понеслась!

 
Он говорил, что я
легкокрылый серафим,
И что мои минуты
равны его векам.
Он говорил, что я
Начало всех начал,
Что я как светлый ангел,
Порхаю в облаках.
Он говорил, что он
бесконечно слаб,
И что его представленье о мире
ложно,
А у тебя девять жил, и четыре крыла,
Ты сможешь!
 

При всем желании Атис не сказал бы, о чем была эта песня. Не сумел бы. Даже не потому, что не мог в грохоте инструментов разобрать слов, а лишь потому, что в этот момент к нему пришел танец – сродни самой песне. Эта была какая-то дикая, бешеная пляска, уже не Атис танцевал, а танец владел им, повелевал, крутил и вертел, бросал по залу вверх, вниз… Что-то, что оказалось больше самого Атиса, овладело им – и он растворился в танце без остатка.

И вдруг все кончилось. Смолк звук, тишина ватой заткнула уши, и Атис снова упал на колени – от изнеможения. Потом он встал, и, нетвердо ступая, пошел обратно к своему столику.

Концерт потек дальше. Танцевать сил уже не было, и теперь Атис просто слушал, потягивая свою водку. И думал, что, наверное, не стоило курить вторую сигарету. Она была в том виновна, или водка, или то и другое вместе, но тело совсем уже расслабилось, и совершенно не хотелось выходить куда-то, наружу, в темноту и зимний холод. Абсорбент, похоже, разделял это мнение – он пригрелся за пазухой и теперь старательно мурлыкал, изображая вечный двигатель. Атис перестал воспринимать смысл песен, ему было тепло, хорошо и спокойно, рядом горел огонек свечи, на него можно было глядеть, и когда музыка стихла – он осознал это не сразу.

Зал постепенно заполнили человеческие голоса, музыканты на сцене собирали инструменты, певица сняла со стойки микрофон и ушла куда-то за сцену, кинув прощальный взгляд в зал. Кто-то свистнул ей вслед, откуда-то раздался недовольный женский голос "маньяк, при живой-то жене".

Атис вздохнул. Не будет у него жены. Никогда. Как-то странно резко на него вдруг накатило отчаяние. Ничего не будет. Он вне закона, чужак везде и всюду, и нет ему спасения, осталось доживать свой век в бабкином доме, потому что от корпорации не убегают, не было прецедентов.