Текст книги "Цена недоверия (Два шага в Бездну) (СИ)"
Автор книги: Екатерина Тюрина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 10 страниц)
Зато не лень разговаривать.
– Айон, а как ты уговорил драконов отдать Рагаррана?
Он удивился вопросу.
– С чего ты спрашиваешь именно об этом?
– Мне интересно. Давно хотела спросить, но повода не случалось.
– Рагарран последний сын Аматы и Андаррана, это по имени понятно. Амату ты вряд ли видела, но она помнит тебя, понимает, что не просто так, не из прихоти тебе понадобился ее ребенок. Я рассказал ей про Амори и, в конце концов, она согласилась. Андарран сначала был против – он любит своих детей, ты же знаешь, и уговорить его было сложнее.
– Но ты справился.
– Как видишь. – Поцелуй в плечо.
– Спасибо еще раз. Амори стало лучше, когда у него появился такой друг. Это меньшее что я могу ему дать. – Касаюсь губами в ответ.
– Знаю милая, я ходил к нему.
– Правда? – удивленная я подняла голову, чтобы взглянуть ему в лицо. – Гарен не упоминал об этом.
– У него и без того полно забот.
– Это правда, однако для пары слов много времени не требуется, верно? – я наклонила его голову ближе к себе. – Дарсан?
– Ладно, – нехотя отозвался. – Я просил его не говорить.
– Почему? Что в этом такого?
– Мне не все равно как чувствует себя Амори. Иногда мне думается, что я виноват в том, что... И ты тоже так считаешь.
Я отвела глаза. Для себя я разделила эту вину на нас двоих: себя и его. Мать виновна больше всех, но на ней далеко не вся вина... Все виноваты. И одновременно, все невиновны; так уж сложилось, ничего не сделаешь.
– Ты до сих пор так думаешь, – он поджал губы и отвернулся, рывком высвобождая лицо из моих пальцев. – Бездна, ты действительно все еще винишь меня.
– Этот спор бесполезен. Я и себя виню, и прочих.
– И меня среди этих прочих.
– Да и тебя. Что в этом такого?
– А то, что каким образом мы сможем наладить отношения, если ты обвиняешь меня в болезнях брата, своих проблемах, и еще невесть в чем?
Растерянность вырвалась нервным смешком:
– Да никак. Милый, очнись, мы семь лет вместе! Какое "наладить отношения"? Ты же не можешь всерьез верить, будто это возможно? – Лицо его, однако, говорило об обратном. – Мы семь лет вместе, эй! Я не любила тебя тогда, я не люблю тебя сейчас, и не полюблю в будущем. Это просто за гранью возможного. И те отношения, которые мы имеем сейчас это граница, предел! Лучше не будет! Бездна, да лучше просто не может быть!
– Ты... – Его голос сорвался. К моему искреннему, ничем не замутненному ужасу, зеленые глаза сверкнули влагой. – Ты правда так думаешь?
Бездна, да о чем он вообще? Мы что семь лет обитали в разных мирах, что он мог надеяться, ни много ни мало, на мою любовь? Это же просто глупость!
– Конечно, – я с полнейшей уверенностью кивнула, не успев толком сообразить, к чему это может привести.
– Не любишь, значит, – спокойный его голос совсем не вязался с угрожающим выражением лица. – Когда просишь от меня помощи – не любишь. Когда ждешь утешения, тоже не любишь.
– Дарсан, это...
– И когда стонешь подо мной, – неумолимо перебил, – когда просишь большего, когда молишь об освобождении – и тогда – не любишь.
Я рванулась, встать с его колен, отскочить – не пустил. Попробовала снова и ахнула от того как сильно он сдавил мне ребра руками, ясно давая понять, что лучше не дергаться. Смотреть ему в лицо стало невозможным, и я зажмурилась, обхватила себя руками, хоть так отгораживаясь от яростной сути соль-терро, которую сама же по-глупости и разбудила.
– Что же ты ласкала сегодня Андаррана, а? – он не сильно встряхнул меня. – Я же чувствовал эти прикосновения на своей коже, понимал природу эмоций, все ощущал, все-все. Смотри на меня. – Я мотнула головой. – Смотри! – От новой встряски клацнули зубы, и глаза пришлось открыть, во избежание худшего. – Ты сама, сама то и дело даешь мне надежду – и равнодушно отталкиваешь после. То требуешь не прикасаться, трясешься как истеричка, одновременно точно зная, что я не сделаю тебе ничего дурного, хоть иногда и руки просто зудят от такого желания, а после, когда я едва ли не насильно укладываю тебя в постель, кричишь от удовольствия? Где-нибудь там, в своем сумасбродном сознании, ты отдаешь себе отчет в том, что больна? Иначе я не могу объяснить этот идиотизм, длящийся целую вечность, всего семь лет! Не смей отворачиваться! Что там такого сделала с тобой твоя сумасшедшая мать, что ты никого не любишь? Да как же ты вообще можешь любить, бездушная ты стерва, если весь твой мир вертится вокруг тебя же? Открой глаза!
Я всхлипнула, мечтая исчезнуть из этой воды, которая стала холоднее снега, подальше от его тела, кожа которого нестерпимо жгла, от слов, ранящих и несправедливых, от боли – его и своей – от понимания, неотвратимого чувства чего-то... обвала, землятресения, катастрофы, неминуемо грядущей, давящей своим неизбежным отступлением...
Не выходило.
Исчезнуть.
Раствориться.
Не чувствовать. Не знать.
Остановить время, предотвратить, убежать, уклонится, отступить...
Не выходило.
Я плакала.
Беззвучно плакал он, зло, скаля зубы в болезненной усмешке.
Громко ревел дракон, где-то там, в другом мире.
Я плакала.
Он заговорил снова:
– Что же ты плачешь, всесильная соль-арэо? Давай скажи это вслух. Скажи что я прав. Ну, говори. Не хочешь? Зря. Я знаю, как мы поступим. Докажу тебе свою правоту. Одним способом, который ты понимаешь. И не отпущу до тех пор, пока не истечет мое время – или же пока ты не признаешь мои слова. Все еще молчишь? Тогда готовься кричать. Кричать ты будешь долго.
Ни одно из существующих ругательств не способно было отразить того, что я испытала, услышав слова своего помощника, что он тихо прошептал мне на ухо.
Мать не поступила бы так со мной... Ох, да кому я вру, кого обманываю?
Однако в моем личном списке стало на одну претензию больше.
– Она сказала что-либо о времени?
Омаэль виновато кивнул:
– Велела сделать это немедленно.
Мысленно я пожелала ей наивозможных благ и немедленно.
На деле же, отвернулась от помощника и наигранно весело хлопнула в ладоши:
– Планы изменились, господа. Я согласна. С одним условием.
Мужчины выжидательно замерли.
– Полечу и пробуду в этом вашем доме два дня, если соль-терро даст слово не прикасаться ко мне.
Дарсан сощурился.
– Я ваш консорт, соль-арэо. Это мое право и вы не можете требовать обратного.
Смущение удалось мне славу: склоненная голова, пальцы теребящие ткань платья.
– Не могу, кроме одного исключения... – Омаэль побледнел, ему искушенному жизнью при дворе, моя каверза открылась раньше, чем безыскусному Аину и соль-терро, ровным счетом ничего не мыслящим в женщинах. – Видите ли, я беременна. Мое беспокойство вызвано желанием защитить ребенка от возможных травм и волнений, а целители твердят, что первые пять недель самые опасные.
Выражение их лиц невозможно описать словами, существующие не передадут всех оттенков эмоций, а новых пока не придумали. Мне же тяжело был сдержать торжествующую улыбку.
Первым опомнился Аин:
– Прошу прощения, соль-арэо, я не представлял... Желаете ли вы, чтобы с вами отправились целители и охрана?
Я покачала головой.
– Это ненужно, если Дарсан даст Слово.
А он даст. Ребенок в семье соль-арэо это высшее благословление, даже его дикий ум это сознает. Не даст мне Слова – Аин первым не подпустит его ни на шаг ко мне и будет кругом прав. Завершение ритуала требует ночи проведенной вместе – что ж мы и проведем ее вместе. В одном доме, под одной крышей – об одной постели речи и не идет. Что мне нравится в Древних Законах, так это их обтекаемые формулы. Мать их тоже нежно любит, а потому все откладывает на неизвестное "потом" необходимость их переписать.
Дарсан выглядел, ни много, ни мало, ошалевшим.
– Какое Слово вы хотите?
– Да не соприкоснется наша кожа, да не навредишь ты словом или делом ни мне, ни ребенку моему, и не измыслишь подобного, – кротко улыбнулась.
– Слово...
– Подтверждаю, – кивнул Аин.
– Подтверждаю, – деревянно поклонился Омаэль.
Я перевела взгляд на ребят Аина и они один за другим нестройно подтвердили, что Слово соль-терро услышано и засвидетельствовано.
– Спасибо. Теперь можем лететь.
Дом оказался приличным. А может, это поднявшееся настроение не давало повода придираться к мелочам.
Эти два дня прошли почти хорошо: мы немного гуляли по пологой части склона, сидели вечерами у камина и говорили о чем угодно. Вопреки первому впечатлению, Дарсан все же не был совсем уж диким. Заботился обо мне как умел, и эти его, иногда неловкие, порывы веселили нас обоих. Сначала я изображала благосклонность, потом, сама не заметила как, это стало ненужно.
Андарран тянулся ко мне, но Дарсан его отгонял. И верно, такой большой дракон, такая маленькая соль-арэо, мало ли...
И все бы хорошо, да я слишком расслабилась.
До отлета оставалось буквально несколько часов. Мы сидели с соль-терро бок о бок на крыльце и мило беседовали, когда он, словно невзначай, спросил:
– Кто же отец ребенка?
Я дернула плечом, не желая выдумывать сказок.
– Неважно.
– Почему?
– Это же мой ребенок.
Андарран, лежащий неподалеку, вдруг вскинул голову и грозно зарычал. Дарсан повернулся к нему и застыл статуей.
– Что такое? – забеспокоилась.
Дарсан повернулся ко мне. Лицо его было белым.
– Андаррана что-то беспокоит в ваших словах... Он ощущал это и тогда, когда вы просили о Слове, но... Серра каков срок?
– Небольшой. А что?
– Драконы обычно чувствуют зарождающуюся жизнь. Конкретно сколько?
– Ну, месяц.
Он побледнел еще больше, хотя казалось – некуда.
– Послушайте, он не чувствует этой жизни. Вы хорошо себя чувствуете? Может, выкидыш? На раннем сроке это часто... Надо срочно...
Бедняга так взметался, что мне стало его жалко.
– Сядь Дарсан и успокойся. Нет никакого ребенка.
– Что?
Я поморщилась.
– Ничего. Не было ребенка и нет, успокойся.
Слишком поздно я поняла, почему не стоило этого говорить. Знала вседозволенность, уверенная в его Слове. И напрочь забыла, что слово это никак не касается дракона.
Черная махина в мгновение ока оказалась рядом с нами, я только успела, что вскинуть глаза – и была отброшена прочь ударом когтистой лапы.
– Назад! – заорал соль-терро.
Я приподнялась на руках, наскоро осмотрела себя – одежда порвана, царапины глубокие, кости не задеты – такое впечатление, что он хотел просто напугать, и едва-едва не рассчитал расстояния, задел лишь кончиками когтей...
Одного взгляда на застывшего дракона хватило, чтобы понять – так оно и есть. Симбионты ревностно защищают честь и гордость соль-терро, вот Андарран и решил припугнуть в отместку за грязную ложь...
Я не в обиде. Наверное это пока шок – ведь и боли не чувствуется, но не будь я соль-арэо и он бы имел на такой поступок право.
Но я – соль-арэо. Будущая правительница. Я могу лгать, могу предавать, плести интриги, и никто не смеет меня в том упрекнуть. И уж тем более никто не смеет мстить.
Пальцы коснулись ментакристалла и я намеренно вслух, глядя на обоих противников, сказала:
– Аин, ты мне нужен. На меня напал мой консорт.
Он противоречил сам себе. Почти двое суток мучил меня и не давал вымолвить ни слова, не обращая внимания на слезы и стоны, наказывал укусом или поцелуем за любую попытку что-либо произнести. Я не пыталась исполнить его волю, я хотела только сказать, объяснить... Потом не хотела уже ничего.
Часы иссушающего, исступленного секса не прошли для моего тела даром. Оно жаловалось, болело. Особенно голова и живот.
Он только уснул. Устал, бедный. Сгреб меня под бок и уснул, не давая ни шанса улизнуть. Но я и не пыталась. Подумала, пусть его, это последнее что он получит от меня, и плевать чего это будет мне стоить. Все равно он меня потеряет, так лучше сейчас. Он еще не подозревает, что в последний раз мы с ним вместе, не понимает, что мои слезы отчасти поэтому. Когда истекут его девять восходов, я уйду. Откажусь от всего, если понадобится, даже встану над родом, но не допущу новой встречи.
Я лежала и смотрела как на моей коже, когда-то невообразимо давно бывшей безупречной, один за одним расцветают уродливые синяки. Часть от его рук, но лишь малая. Остальные – всего-то и есть реакция на чрезмерное утомление и стресс, который испытало тело.
Что он скажет, когда проснется? Придет в ужас? Безусловно. Извинится? Непременно, но мне уже ничего от него не нужно.
Густой волной внезапно накатила дурнота. Я что есть сил пнула ногой Дарсана.
– Куда ты? – не открывая глаз, сонно спросил он.
– Пить.
Руки убрались. Я кое-как встала, хватаясь за стену, дошла до лестницы, постояла, преодолевая тошноту. Мучительно медленно, еле волоча ноги, которые плохо ощущали ступени, спустилась вниз. Тут желудок меня подвел. Раза три меня вырвало едкой желчью прямо на пол, после чего я смогла продолжить этот бесконечный, изматывающий путь на кухню. Дрожащими руками приподняла кувшин с водой и принялась жадно глотать, половину пролив на грудь. Когда вода кончилась, я посмотрела вниз, прослеживая струйки, щекочущие голую кожу и тут заметила то, чему не поверила пока не провела рукой и не поднесла почти вплотную к глазам, пытаясь рассмотреть плывущим зрением – и обмирая от ужаса.
Кровь. На внутренней стороне моих бедер была кровь.
Кувшин выпал из рук с ужасающим грохотом, но не разбился, и я успела этому факту порадоваться, когда грохнулась с ним рядом, неловко, на спину. Перед глазами были только тени и цвета, в ушах грохотало. И сквозь этот грохот шаги:
– Съерра, что...
И исполненный смертной муки крик:
– Съерра!!!
Грохнул отброшенный кувшин, что-то тяжелое рухнуло рядом, руки легли на плечи – и тело не вовремя ожило, одарив раскаленной болью – раскаленным железом по беззащитной коже. Горло разодрал вопль ничуть не тише дарсановского. Но боль ушла, едва он отдернул руки и я бессильно заплакала, понимая, что все, не успею. Это конец. Самый настоящий, самый что ни на есть последний конец.
Я умираю.
Бездна... Я умираю!
– Что с тобой, родная, что... Ты можешь говорить? Только держись малышка... Слышишь, только держись...
И мгновением позже уже не мне, ментакристаллу, от волнения – вслух:
– ...лежит, вся в синяках. Между бедер кровь... Из носа тоже... Она закричала, едва я прикоснулся... Хорошо не буду трогать... Жду. Омаэль, быстрее. Она уходит, понимаешь? Быстрее...
В уши ударил гром, но исходящий не снаружи, а изнутри, во рту почувствовался вкус крови...
– Умоляю тебя... Молю, малышка, пожалуйста... Немного осталось, дождись. Дождись, дождись...
Боль.
– Бездна, что же это! Где их демоны носят! Шш, милая, не дергайся, тихо. Только выживи, я клянусь, все для тебя сделаю, что ни захочешь...
А потом вдруг стало шумно, голоса заспорили, по зажмуренным векам резанул свет.
– Внутреннее кровотечение... Критически низкий уровень необходимых препаратов в крови, этого просто быть не может... Что она ела, пила необычного?
– Ирс...
– Бездна!
– Идиот!
– Обычный ирс!
– Ты ее убил кретин! Без лекарств ее тело не может существовать! Ирс запрещен, он нейтрализует...
– Каких еще в Бездну лекарств?!
– У нас еще одна проблема...
– Срок зачатия... Меньше суток... Бездна, это конец...
– ...предсказать пол?.. Только лаборатория...
– Нет выбора...
– ...сдурели?!
– Иначе – смерть...
Еще немного... И боль ушла. А за ней, ненадолго задержавшись, ушло все остальное.
Бездна... Я умерла.
Все белое и нечеткое. Пахнет извечным запахом целительского крыла, неточным таким, который никак невозможно разбить на составляющие и опознать, поэтому для меня этот запах означает лишь одно – стерильность. Это одновременно и хорошо, и плохо. Плохо – потому, что произошедшее в доме Дарсана, видимо, не являлось сном. Хорошо – ясно почему, меня же все-таки вытащили из тесных, жутких и одновременно соблазнительных объятий смерти. Спасибо целителям большое.
В памяти не сохранилось ничего конкретного, все какие-то урывки и факты: было плохо, больно, кто-то что-то говорил, другой кто-то неизвестно зачем кричал, потом снова больно, потом хуже, хуже... Потом совсем ничего.
А теперь белая неясность, которую не выходит сморгнуть. И тело совсем не ощущается.
– Дочка? Ты очнулась?
Я повела бесполезными глазами и немного в стороне от себя нашла бело-цветное пятно, очертаниями напоминающее человека. Хотела ответить, но поняла, что рот занят каким-то аппаратом, не дающим издать и звука.
– Я позову Истаба.
Лекарь не заставил себя ждать. Первым делом снял маску с моего лица, потом закапал чем-то глаза и взор, наконец, прояснился, являя исхудавшее лекарское лицо и взволнованное – матери.
– Видите меня, соль-арэо?
Я кивнула.
– Попробуйе сказать.
– Кхр... дха... Да.
– Хорошо. Вы не чувствуете ничего – это действия препаратов, но ситуация все еще тяжелая. Нам удалось сохранить плод, однако пока угроза выкидыша сохраняется. Вам нельзя волноваться, вставать, даже садиться нежелательно. Контакты строго ограничены, думаю, вы понимаете, что это необходимая мера.
– Подожди, – я сосредоточилась. – Плод?
– Вы беременны, соль-арэо. Срок – восемь восходов. Биологический отец ваш консорт, соль-терро Дарсан.
– Но как же... – растерянно посмотрела на мать. Та развела руками.
– Все объясню, подожди. Давай по порядку.
Истаб успокаивающе погладил мою руку.
– Исследования не выявили у плода никаких отклонений или мутаций. На данном этапе он развивается хорошо, что даже несколько удивительно, учитывая ваше состояние. Мы планируем сохранять беременность, пока не получится установить пол со стопроцентной вероятностью. Ученые утверждают, что вероятность того, что плод женского пола всего шестьдесят два процента.
– Это же... Достаточно много.
– Недостаточно, – покачала головой мать, – и одновременно слишком много. Было бы хоть сорок процентов, и я дала б эту беременность прервать, чтобы подлатать тебя немного после того, что этот изверг натворил. А так нам остается только ждать.
Ладно. Все хорошо, я жива и беременна, возможно – дочерью. Со мной мама, Истаб и, зная их обоих, еще полноценная команда из лекарей, медиков и ученых вперемешку, а то и не одна. Они костьми лягут, но выходят меня, тут можно не сомневаться. Кстати...
– Где это мы?
Словно снова взяла мать.
– В Дальней резиденции Бирюзового. Она изолирована, ее охраняют пять соль-терро, в том числе – не беспокойся, дочка, – от Дарсана-Андаррана. Твой Омаэль тут, так что даже когда мне придется отлучаться, ты не останешься одна. Истаб, ты не мог нас оставить ненадолго?
– Разумеется. Не волнуйтесь, состояние вашей дочери под неусыпным контролем.
– И не думала сомневаться.
Лекарь исчез из поля моего зрения, зато мама присела на мою кровать и взяла в свои руки мою, вялую, беспомощную, ничего не чувствующую.
– Мама, – я выдавила теплую улыбку.
– Знаю милая, знаю. Я с тобой. – Она поднесла мою руку к губам, осторожно поцеловала и уложила обратно. – Понимаешь, Ирс потому и не пьют во дворце, что я сама запретила – имеет он нехорошее свойство нейтрализовать любые яды и препараты, в том числе и те, что мы принимаем от нежелательной беременности. И Дарсан об этом, конечно же, знал. – Я обреченно зажмурилась. Дарсан... Сволочь. – Не знал он о прочих лекарствах, которые тебе вводили, но это мало его извиняет. Я приказала не пускать его ни сюда, ни во дворец, но сама понимаешь ни мой приказ, ни пятеро соль-терро долго его вдали от тебя не удержат. Съерра, – мать наклонилась ближе. – Съерра, ты же умная девочка, ты должна была хоть хитростью, хоть обманом выманить у него Слово, так? Не отвечай, просто кивни. – Кивнула, чем заслужила искреннюю материнскую улыбку. – Умница моя, я знала, что ты это сделаешь, поэтому уже написала бумагу от твоего имени, требующую от него не приближаться к тебе, сроком на два года. Осталось лишь подписать, и больше ты его не увидишь.
Она не продолжила, но я и так поняла – не увижу, возможно, до самой смерти.
– Я подпишу, – слабо выдохнула.
Мать тут же вложила в мои безвольные пальцы самописку и, направляя мою руку, вывела наверняка безукоризненную роспись.
– Ты молодец, девочка моя. Ты выдержишь, все выдержишь, я знаю. В нашей семье иначе не бывает.
Странное ободрение, – еще успела я подумать, прежде чем поняла, что матери рядом уже нет. Значит можно закрыть глаза и провалиться в сон – этот диалог утомил меня несказанно. О поступке же Дарсана даже и размышлять не хотелось.
Жизнь в Бирюзовом отличалась от прежней кардинально. Когда, спустя месяц, мне позволили передвигаться самостоятельно, это стало видно особенно явно, хотя бы просто по шатающейся за мной след в след команде «быстрого реагирования». Но это пусть, эта мера понятна и ясна, на нее можно не обращать внимания, а вот с тем фактом, что во всей резиденции кроме меня не было ни единого пациента, так поступать уже не выходило.
Резиденция была большой, но по сравнению с масштабами дворца, казалась чуть ли не тесной. Вдобавок, ради меня тут многое переделали: лаборатории перенесли на верхние этажи, а мою палату на первый, чтобы не пришлось ходить по лестницам, в лифтах же мне становилось дурно. Охрана, под началом верного Аина, просто кишмя кишела и все с такими серьезными лицами, будто я – есть главная цель для атаки неопознанного, но крайне опасного врага. Днем из дальних помещений доносился слабый шум – там оборудовали палату для новорожденного ребенка, исходя из самых черных прогнозов. Судя по тому, какое количество времени на это затрачивается, они там и мертвого оживят в два приема.
Омаэль находился при мне постоянно, мать прилетала временами, оно и понятно: ей одной приходилось тянуть на себе все дела, а это не так уж легко.
Был у нас с ней еще один тяжелый разговор, перед последним ее отъездом. Мне тогда уже можно было сидеть, чем я активно пользовалась, разминая руки шею, спину. Ничто не надоедает так, как долгое вынужденное нахождение в одной позе.
– Мам, а ты сказала отцу, братьям и консортам о том, где я нахожусь?
Она отвела глаза. Внутренне вздохнув, я позвала:
– Маам!
Правительница Теара ответила чуть ли не сердито:
– Нет. – Помолчала немного, теребя локон якобы выбившийся из изумительной прически, а на деле лишь оставленный привлекать внимание к обширному декольте. – Я не смогла сказать им, нашим мужчинам. Как бы? Да, вы не знали, но Съерра смертельно больна уже много лет, мы не сказали вам, потому что вы не входите в правящую семью, а теперь она медленно умирает? Это же бред самый настоящий... Нет, невозможно, совершенно невозможно ничего сказать! Я приказала им уехать в Дальнюю и не появляться до моего соответствующего приказа, и они не смогли ослушаться. Не думаю, будто они пожелают вернуться... Но это неважно сейчас.
Распахнутыми, от осознания кошмара ситуации, глазами я смотрела на мать, разом перечеркнувшую все свои отношения как с консортами, так и с детьми. И все ради меня? Меня, жить которой осталось едва ли года?
– Мама...
Слезы, подступившие к глазам, помешали разглядеть ее лицо.
– Как ты могла мама...
– Это неважно, – грубо оборвала она. – Я не имею права открывать им секреты нашей семьи, а полуправда это та же ложь. Лгать им я не стану. Но ты не волнуйся об этом, все образуется как-нибудь само. Лучше ты держись. Вернее, – исправилась, коснувшись одеяла в том месте, где скоро появится холмик округлившегося живота, – вы держитесь. Я верю, что это она, наша девочка.
Я не стала говорить маме, что не чувствую ни любви, ни нежности к существу которое растет внутри меня, из-за которого моя смерть, еще месяц назад казавшаяся неизбежной, но какой-то далекой, подступила вплотную, и нагрянет вот-вот, едва ли не в следующий момент...
Мать ушла, и больше с тех пор еще не приезжала, но мне и в голову не приходило ее обвинять. Омаэль верный своему долгу от меня не отходил. С опозданием на несколько дней ко мне приехал еще кое-кто.
Когда она вошла в палату я даже растерялась. Араста – верная помощница матери просто не могла находиться тут, когда была жизненно необходима во дворце, но она находилась. И более того, ни с того ни с сего, принялась развлекать меня разговорами, историями, как если бы мы являлись подругами, а это никогда не было так.
Араста – ребенок Янтарного рода, добровольно отрекшаяся от него и пришедшая на служение матери. Поговаривали, правда, будто род ее изгнал за любовь к женщинам, в чем я лично очень сильно сомневалась. Среди соль-фламме нравы не были достаточно свободными, порицанию подвергались и за меньшее, но право слово как-то это несерьезно. Злые языки утверждали так же, будто она метила в постель к моей матери, и над подобными слухами они обе долго смеялись, однако развеивать не спешили.
"Спелись две змеюки" сказал как-то раз Дарсан, и с этим его высказыванием сложно не согласиться.
Внешне же мамина помощница была обычной. В меру миловидной, высокой, тонкой, и стервозной. Однако, выполняя одно из многочисленных маминых поручений, ей не повезло находиться в Дальнем поместье Сапфирового рода, когда на тот напали Дикие. Спастись она спаслась, но ценой красоты: сберегая жизнь себе и одному из слуг, попала под струю огня Дикого дракона. Теперь почти все ее тело украшали малопривлекательные шрамы от ожогов, но хотя бы с лица их свести удалось. Со временем сведут и остальные, ну а пока...
А пока она неожиданно оказалась моей опорой и поддержкой там, где не мог помочь Омаэль, который все же мужчина, к тому же из соль-фэсто, и многое воспринимает по-другому. Араста же не видела ничего необычного в том, чтобы читать мне вслух, и не заумные трактаты, а нелепые смешные истории из книг благородным родам, в общем-то, не полагающимся, и сама смеялась вместе со мной.
– Араста, – спросила как-то я, – а у тебя есть дети?
Не знаю, откуда вдруг возник такой вопрос, по сути глупый: я никогда ни о каких ее детях не слышала, а уж с такой матерью они просто не могли бы родиться посредственностями. Может, собственная беременность так повлияла на мое мировосприятие, но в один из моментов действительно стало интересно, является ли эта необычная женщина матерью.
– Есть, – и не подумала она скрывать. – Сын. И ты его даже знаешь.
Это "ты" в ее исполнении выходило так просто и естественно, как ни у кого, я даже не сразу заметила, когда она стала обращаться ко мне именно так, но протестовать и не подумала. Какие могут быть претензии? У меня никогда, ни единого мига в жизни, не было подруги, а Араста, пусть и неожиданно, как никто приблизилась к этому званию. Да и верно стоит скинуть в Бездну этикет, когда счет идет на месяцы.
Я перебрала в уме всех известных мне мужчин из соль-фламме и не нашла среди них ни одного хоть сколько-нибудь похожего на нее.
– Не угадала? – насмешливо протянула та.
Смущенно улыбнувшись, покачала головой – совершенно не представляю.
– Это Аин. Мой первый и единственный ребенок.
Аин? Начальник моей личной охраны, мой второй, после Омаэля, помощник? Но как же?..
Ошеломленная, я смогла выдать только нечто вроде:
– Он никогда не говорил... – На что Араста лишь громко расхохоталась.
– А ты спрашивала? Почему-то мне кажется, что нет! Ой, да брось, он не особенно гордится родством со мной, потому старается не упоминать особо. Но, согласись, хорош! Лицом в отца удался, зато характер мой достался, вот и не ладим.
– Ну и дела!
С того разговора я стала смотреть на Аина по-другому, хотя вскоре, надо признать, поняла сколь тщетно это занятие: если он и походил на Арасту хоть чем-нибудь, то прятал это очень глубоко, и в свой душе и в своих поступках.
Это натолкнуло меня на мысль о дочери.
С кем она останется? Кто станет защищать ее, учить, выслушивать жалобы и радоваться вместе? У меня были Аин и Омаэль. И мама конечно, но ее дела требуют слишком много времени, чтобы целиком посвящать его наследнице.
И Дарсан... Бездна, что с ним станет?..
Срок перевалил за десять недель, когда Омаэль привез тревожные весть:
– Соль-арэо, Айон-Андарран пропали.
Книга, подварившая мне несколько захватывающих часов приключений некоей неугомонной команды искателей счастья, с громким стуком упала на пол, замяв страницы.
– Что значит – пропал?
Омаэль тяжело вздохнул и повел плечами, будто ему стало неудобно в костюме, или тот резко оказался мал.
– Уже три дня их нет. Поиски ничего не дали.
– Подожди, они не могли пропасть просто так. Наверняка это задание моей матери, одно из тех, которые не предаются огласке.
Соль-фэсто резко мотнул головой:
– Ваша мать приказала свернуть поиски. По официальной версии, ваше отсутствие связано с запланированной беременностью, об инциденте в горах, естественно, никто не знает; я думаю, она злится на него. За вас злится.
Тело вдруг взволнованно вздрогнуло, не в силах больше сидеть на одном месте, я осторожно встала и заходила по палате туда-сюда, напряженно размышляя.
– Свою мать я могу понять. Но не Дарсана... Бездна, Омаэль, ты же знаешь его не хуже меня! Не мог он сдаться, это совершенно невозможно! Куда же он тогда делся?
– Два варианта: либо он решил найти способ вас спасти, либо не выдержал груза вины за ваше состояние и сошел с ума.
Я не сдержала абсолютно в данной ситуации неуместного смешка:
– Он и без того, не в своем уме – немного больше, немного меньше – роли не сыграет. На счет первого... Нет, невозможно: чтобы захотеть меня спасти, он должен знать от чего спасает, не так ли? Мать ему никогда не скажет, вы с Арастой тем более, остальные посвященные не выходят из Бирюзового. Вот что... Будем ждать. Он вернется, обязан это сделать в ближайшее время. О, и еще – другие соль-терро могут с ним связаться?
Помощник кивнул – приходила такая мысль и ему в голову:
– Пытались – не отвечает. Но послать по следу некого, пятеро непрерывно стерегу Бирюзовый, остальные патрулируют город и дворец. Мы же тут на осадном положении, можно сказать.
Я подняла книжку, рассматривая яркую обложку – на том месте, до которого я дочитала, герои как раз пытались отбиться от стаи Диких, окопавшись в каком-то заброшенном полуразрушенном замке. Забавно.
– Омаэль, – я положила книгу в кресло и пристально глянула на своего помощника. – Если я попрошу тебя стать опорой моей дочери, ты согласишься?
Он улыбнулся. Он так редко улыбается, что мне иногда кажется, будто он и вовсе не умеет, но сейчас я видела искреннюю улыбку и верила ей даже излишне сильно.
