Текст книги "Мандустра"

Автор книги: Егор Радов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 20 страниц)

Разновидностей игры в Россию было много: иногда я был Сталиным, а Володя – немецко-фашистским оккупантом, и тогда я брал Рейхстаг, а его расстреливал из автомата Калашникова (продолговатого каменного обломка); порой я становился Кутузовым и весело забавлялся, глядя на то, как Турищев-Наполеон мерз в Московском Кремле; а однажды я даже объявил себя генералом Ермоловым и ввел в столицу поверженного Володю-Шамиля, который рухнул на колени, войдя в игровой раж, и взмолился: «Не казни мене, русский цар! Ты же добр, ты ж лучший цар в Поднебесье!»

Я задумался и гордо произнес:

– О, да! Я добр, потому что велик! Я – самый великий, поскольку Россия – самая великая держава Вселенной. Живи, басурманин, и расскажи об этом всякой твари по всем уголкам Галактики! И всегда помни…

Тут Турищев встал и засмеялся.

– А давай играть… в конец. В погибель Русской земли! Я буду Аль-Макдональдом, а ты… ты… Прези…

– Никогда!!!

Я бросился на него, пытаясь ударить под дых, но руки скафандра плохо слушались; Володя пнул меня ногой, и я упал, ударившись об острый камешек, который прорвал мою герметичность. Струя вырывающегося воздуха зашипела; Володя испугался и подбежал ко мне, склоняя голову в шлеме. Я задыхался, мне становилось холодно, но я сжал руки в кулаки и попытался представить великий красно-кирпичный Кремль, над которым реют сразу три русских флага: красно-сине-белый, бело-желто-черный и красный с серпом и молотом.

– Гибели нет! – из последних сил вскричал я. – Играть будем… в возвращение… в спасение…

Я отключился и очухался только на кровати в родной хижине; надо мной стояла мать и нежно гладила по щекам.

– Ну, вот, – ласково сказала она. – Еле выжил… Выпей рюмку водки, согрейся! Если бы не Володя… Он тебе жизнь спас! Донес тебя… на руках!

– Володя…

– Ты обязан ему всем! Не забывай это, сынок…

Больше нас не выпускали гулять далеко – только возле дома. А играть в Возрождение России мы могли в моей комнатке. Здесь трудно было устраивать мощные баталии и драки, зато мы представляли, что сидим в штабе заговорщиков и придумываем план, как вернуться на Родину.

Мы писали мелом на черной доске – однажды этих школьных комплектов прибыло очень много в гуманитарной помощи; горела лампа, работающая, как и все на Марсе, на солнечных батареях; и мы придумывали различные истории – вот, мы, наконец, после долгих приключений, добираемся до единственного оставшегося неразобранным космического корабля, захватываем его и с финальной огненной вспышкой старта, в которой сгорают все наши враги, летим вперед, вверх, назад – на Землю, в Россию, домой!

– Главное – взлететь, – говорил я. – Потом врубим солнечные батареи и будем дрейфовать в пространстве, пока не достигнем Земли!

– Так мы сто лет продрейфуем! – возражал Володя. – Нужно дать сразу большую скорость. А для этого надо топливо, бензин или… взрыв, направленный взрыв… Что тут вообще, на этом долбаном Марсе есть?!

– Не знаю, – пожимал я плечами. – Призраки, может быть, знают!

– Ты в них веришь?

– Не особенно… Стоп! – осенило меня. – Я не верю в то, что наше правительство… наш царь… Что они ничего не знают! Что у них ничего нет! Я не верю, что связей с Землей больше не существует! Слышал позавчера грохот?!

– Да, – мрачно кивнул Володя.

– Откуда ты знаешь, что это – не запуск?! Может быть, они все время летают туда-сюда-обратно?! Почему, ты думаешь, у нас до сих пор все работает? Свет горит… лампочки появляются? Даже рейсовые вездеходы ходят?! Да мы бы тут не выдержали ни секунды без помощи извне! Мне кажется, они могут, гады, летать на Землю! Царь, ну, и… прочие. И помощь приходит, просто нам ничего не говорят! Они хорошо тут живут, у царя есть пруд, он всем правит… А захотел – слетал в Россию, постоял в березовом лесу, умилился, сорвал гриб… А может, он вообще – всегда там?! Откуда мы знаем? Мы же его не видели! Вдруг все правительство – давно уже там! Сидят на дачах, кайфуют… А нам шлют приказы, указы, ну, и… самое необходимое!

Володя остолбенело замолчал, потом, наконец, сказал:

– Да как тебе только могло прийти такое… в голову?

– Надо ехать в столицу, в Ленинград, пробиваться во дворец, к кораблю… И увидеть, что там! Вот тогда мы поймем, как все обстоит на самом деле!

– Но там же охрана… У них арбалеты! Кстати – если бы они летали туда-сюда, у них были бы и пистолеты!

– А если есть?! – крикнул я, все больше убеждаясь в своем предположении. – Нет, пока сам не увижу… Царя и корабль…

– Тебя убьют, – тихо произнес Володя.

– У меня тоже кое-что есть…

Я встал, пошел в отцовскую комнатку, подошел к шкафу, открыл маленькую дверцу, немного порылся, достал небольшой сверток и вернулся.

– Что это?

– Смотри!

Я осторожно развернул; в свете лампы сверкнуло лезвие.

– Настоящий земной кухонный нож… – восхищенно промолвил Володя. – Настоящая сталь… и пластмасса… Но что ты сможешь этим сделать против арбалета… пистолета? И ты… – он опустил голову, – готов… убить человека?

– Ради России я готов на все!!! – торжественно объявил я и потряс ножом.

После этого случая Володя от меня несколько отдалился; все реже и реже он заходил в гости, сознательно избегал разговоров на патриотические темы, а потом и вовсе куда-то пропал.

Когда я спросил отца, куда подевался мой лучший друг, папа тяжело вздохнул и ответил:

– Они уехали в столицу…

– Как?!

– Отец Володи – военный, точнее, работник Комитета госбезопасности… Он возглавлял тут местное отделение… А сейчас пошел на повышение… Вот так вот!

«О, мой православный Бог! – подумал я тогда. – Как же так! Я дружил с сыном гебиста, стукача, мусора, падлы! Как это могло случиться?! Он же мог все рассказать обо мне… о моем ноже… о наших планах… Моих планах! Пора действовать, надо что-то делать… Но что?! Боже, да он же, наверняка, все знал – где царь, как там Земля… и ничего, ничего мне не сказал! Сволочь!»

– Что ж… – выдавил я из себя. – Повезло… Вове. Он всегда был… везучим.

– Да уж, – кивнул папа. – Горбатишься тут всю жизнь… на этой фабрике! Блядь!!!

Это был первый раз, когда отец при мне ругнулся.

Вскоре я сам устроился на работу и, к своему ужасу, довольно быстро стал походить на типичного рядового жителя Марса, жизнь которого состояла из ненавистной рабочей смены и праздничных попоек. Но мечта о России продолжала жечь мое сердце; цель начиналась там – в Ленинграде, нож лежал в столе, а душа рвалась ввысь – назад, в березовый зеленый край, где пахнет грибами после дождя, и у покосившихся изб сидят старушки и смотрят вдаль: на поля и золотые кресты церквей.

И однажды я не выдержал. Проснувшись рано-рано, до общего подъема, я схватил самый большой кусок мела, нацепил скафандр и побежал к зданию фабрики. Сейчас я понимаю, какая все это была глупость, – но я больше не мог тупо гнить в Грязновке и ничего не делать, я должен был начать борьбу.

Когда рабочие, матерясь после тяжелого сна, подошли к фабрике, они увидели громадную надпись: «ДОЛОЙ ЦАРЯ!!! ДА ЗДРАВСТВУЕТ РОССИЯ!!!»

Я думаю, они ничего, конечно, не поняли, надпись быстро стерли, а мной занялся отдел КГБ, который возглавлял уже не папа Володи Турищева, а какой-то капитан Александр Иванов.

Он мгновенно меня расколол, да я и не отпирался. Я сказал ему все, что думаю. Он выслушал, а потом почему-то отпустил меня домой.

Вечером пришли папа и мама, которых тоже вызывали, вслед за мной.

Папа был грустен, мама бледна.

– Отца выгнали с работы, – тихо сказала она.

– Но… почему не меня? При чем тут папа?!

– Ты несовершеннолетний. Мы решили сегодня уйти.

– Уйти?! – задрожав, переспросил я. – Куда?

– Туда, – ответил папа, взмахнув рукой. – Мы, вообще-то, давно хотели… Мы больше так не можем… Все эти скафандры, агрегаты, шлемы… Мы хотим стать призраками. Если они существуют. В любом случае, наша жизнь сейчас – это не жизнь, а так… говно! И если нам суждено умереть – мы лучше умрем… как настоящие русские люди, с гордо поднятыми головами, без всех этих шлемов и питательных таблеток! Станем марсианами, раз так хочет Господь, раз Он решил, что наш дом – здесь…

– Мама! Папа! – завопил я. – Вы погибнете! Призраков нет! А если и есть… Это же окончательная капитуляция! Нас выперли с Земли именно для этого! Чтобы мы как-то приспособились, чтобы у нас была синяя кожа, чтобы не было пути назад… И наш царь тоже этого хочет! А сам сидит сейчас где-нибудь у русской реки и наслаждается закатом…

– Чушь, – сказал отец. – Царь здесь!

– Откуда ты знаешь?

– Я не знаю, – горько улыбнулся отец. – Но ты же помнишь? Я могу уповать!

– А я буду бороться!!!

В ту ночь они ушли.

Они покинули наш дом, взявшись за руки, и в скафандрах – я их упросил, чтобы не видеть сразу их смерти или жуткого превращения.

И я остался один.

Больше я ничего не знаю о своих родителях, хотя мне говорили, что кто-то иногда видел мужчину и женщину в набедренных повязках, которые быстро пробегали вдали, у самого горизонта, с легкостью горных коз прыгая по скалам. Вроде даже слышали их громкий веселый смех и какой-то звериный клич, а их кожа стала синей-синей, и волосы выгорели, превратившись в бронзовую гриву, цвета гор в сиянии марсианского восхода. Кто-то рассказывал, что у них выросли крылья, и они летают, но во всю эту чушь я не верил, внутренне смирившись с тем, что нету у меня больше ни отца, ни матери, и ничто отныне не препятствует моей борьбе.

Я продал дом соседу, получил много водки, приобрел воды и консервированной каши и взял билет на рейсовый вездеход, следующий до Новосвердловска, с тем, чтобы оттуда напрямик отправиться в столицу.

Я перекрестился и поехал навстречу будущим ужасам судьбы. Но я был счастлив тогда, о, мой православный Бог!

Моя борьба началась!

6. Преступление

Я помню, как мы ехали тогда по бескрайнему Марсу, огибая вырезающиеся в жидком голубовато-желтом небе красные остроконечные гряды гор, словно пытаясь обнаружить где-нибудь там – за краем пустого окоема – человеческий мир с заливными лугами, свежим дыханием хмурого утра в измороси и реальный ветер; мы ехали, будто надеясь, что где-то там есть проход в русский уют – с валенками, печкой и запахом снега в сенях, куда ты вернулся после долгих странствий в чужеземных пространствах, в которых нет ничего, кроме каменной стужи и вечной песчаной пыли, настырно бьющейся, как птица, в стекло иллюминатора. Или в чудо верил я один, напряженно смотрящий вперед, где так ничего и не менялось?..

Остальные люди спали в креслах; кто-то посапывал, кто-то похрапывал. О, мой православный Бог! неужели им все… все равно, все по хую – говоря по-русски?! Может быть, поэтому нас так легко выперли с родной планеты? О, мой народ! Что же нужно сделать, чтобы ты наконец проснулся?!!

В Новосвердловске, в каком-то пересадочном ангаре, я купил билет до столицы на вездеход, отправляющийся завтра на рассвете, съел последнюю баночку каши, выпил полбутылки водки и уснул. Несмотря на то, что всю ночь ревел кислородный агрегат, накачивающий воздух в ангар, постоянно бродили люди и орал ребенок, я спал очень крепко и даже видел небольшой сон, который тут же забыл, когда проснулся и обнаружил, что у меня украли весь запас водки.

Это было ужасно – я даже не мог теперь купить бутылочку воды! Вода на Марсе – вещь очень ценная, хотя ее и нашли в огромном количестве в виде мощных ледников, откуда, собственно, мы и получили воздух и вообще возможность здесь жить. Но без водки у нас – никуда; вся наша жизнь держалась на водке; не случайно именно из-за нее у нас и началось тут, на Марсе, хоть кое-какое производство и худо-бедно продолжалась дерьмовая жизнь!

Я вышел из ангара и посмотрел ввысь. Солнце застилали мутные тучи; где-то вдали клубился песчаный смерч; долина передо мной была красно-коричневой в пасмурной полутьме, а справа возвышалась одинокая зубчатая скала. Я испытал отчаянье; слезы набухли под веками, разъедая глаза горестной едкостью.

И тут – не знаю, что случилось: из-за скалы выбежала синяя яркая тень, мгновенно примчалась ко мне, на миг замерла и положила на твердый красный грунт небольшой предмет. Я испуганно отшатнулся, отвернувшись, но затем заставил себя посмотреть. Улыбающееся лицо было прекрасным, воздушным, искрящимся. Губы что-то шептали; прозрачные руки указывали куда-то вверх.

– Папа?! – неожиданно прошептал я.

Тень немедленно вскочила, подпрыгнув в небо, образовала из себя сияющую протяженность, похожую на большую птицу, если смотреть на нее в расфокусированный бинокль, и, вспыхнув напоследок радужными бликами, исчезла за скалой.

Я зажмурился, затем открыл глаза – ничего не было, все оставалось неизменным, только у моих ног что-то лежало; я нагнулся, опасливо дотронувшись пальцем до гладкой поверхности, и лишь потом схватил и поднял совершенно реальную бутылку водки.

Что это?! Откуда она взялась?! Наверное, это ты – мой православный Бог – не оставил меня в трудную минуту. Или это был… папа?! Призрак…

Папа, как он говорил, мог уповать, я же решил, что буду действовать – сам, без всякой помощи. Значило ли то, что сейчас произошло, что прав я? Да, я был в отчаяньи, в греховном унынии, в тоске, но я все равно собирался совершить то, что решил. Может быть, это и было моим упованием?

Я вернулся в ангар, снял скафандр, подошел к пищевому ларьку и купил на всю водку большой запас воды и множество баночек каши.

– Нет, ты только посмотри! – услышал я за собой осуждающий, пораженный возглас. – Он водку – водку! – на еду меняет! Прямо не русский какой-то!

Я улыбнулся, отойдя от ларька, даже не посмотрев на того, кто это сказал.

Остальное мое путешествие проходило без приключений.

Наконец мы въехали в столицу Русского Марса Ленинград, главный наш поселок в изгнании. Стояла ясная тихая ночь, но кое-где горели фонари, которых я до этого в жизни не видел.

Ленинград был совершенно не похож на Грязновку, состоявшую из неказистых жилищ за каменными заборами; здесь высились двух– и даже трехэтажные здания; дорожки были выложены камнями, словно всамделишные улицы, а впереди, когда мы подъехали к центру, сиял резкий свет.

– Что это?.. – изумленно спросил я у грузного седого мужичка, сидящего справа от меня.

Это были мои первые слова за всю дорогу; мужичок изумленно посмотрел в мое лицо, потом усмехнулся и ответил:

– Дворец, ебеноть!..

– А как они его освещают?

– Никогда здесь не был, что ли?.. Да хуй их знает. У них там, кажется, вообще, все заебись. Батареи, аккумуляторы… Хуй знает. Вот там памятник Григорию Первому, а вот – памятник Водке. А вон там, если пройти Дворцовую площадь, будет ангар с космическим кораблем, который не стали переплавлять…

– Что?!! – вскричал я.

– Чего ты орешь?.. – мужичок грозно приблизил испитое лицо.

– И что… в корабль-то можно зайти? – тихо спросил я.

– А зачем тебе? Хотя мне по хую, у каждого свои дела… Хочешь его запустить? Так там бензина нету, хотя я не знаю… Да иди вон туда, там и вход. Только там часовой. Может, ты с ним и добазаришься, дашь ему пару бутылок…

Я выбрался из вездехода и отрешенно, как лунатик, побрел вперед, через светлую площадь. Разве случаен был этот разговор с мужичком, который мне тут же выдал всю информацию?! Нет, мною правила отныне Божественная Русская Сила, я стал ее орудием, и теперь мне ничего не страшно, и никто меня не остановит, даже сам царь, если он действительно здесь есть!

В резко начавшейся тьме можно было все же различить высокое мощное здание, сложенное из больших камней, плотно подогнанных друг к другу. В арке, где были двери – железные?! – стояла человеческая фигура в скафандре; у пояса что-то висело – арбалет?! Пистолет?!

Я вытащил нож и начал осторожно приближаться. Человек заметил меня, стал вначале по стойке «смирно», затем, увидев у меня в руках нож, блеснувший в дворцовом свете, заметался, отцепил то, что у него висело у пояса, и направил на меня.

Мы посмотрели друг на друга; за шлемом я не видел лица и никак не мог понять, что же он держит в руке.

– Стой! – раздался окрик в моих наушниках. – Кто идет?! Кто ты?

Голос был поразительно знакомым.

– Корабль здесь? – почему-то спросил я.

– Здесь! Кто ты?! Стоять!!! Дальше нельзя! Положи…

– Вовка? – произнес я.

– Старший сержант Турищев, – поправил он. – Часовой Его Величества. Я знал, что ты все-таки придешь, Иван Жуев… Придешь со своим кухонным ножом… Но надо же было так случиться, что сегодня сюда поставили именно меня!

– Вовка! – обрадовался я и бросился вперед.

– Стой!!! – рявкнул он, отпрянув.

– Вовка, это же я, твой друг, и мы сейчас вместе… У корабля!!! Мы можем его захватить, найти горючее, лететь, лететь… в Россию, как мы хотели, мечтали… Помнишь?! Наши планы, наш…

Я был почти рядом с ним; он попятился и взмахнул тем, что держал в правой руке.

Теперь я мог рассмотреть – это был настоящий металлический пистолет. Я резко встал, не дойдя до него совсем чуть-чуть, не зная, что делать.

– Так, значит… – сказал я. – Значит, все – правда?! И ты меня убьешь, застрелишь… Значит, есть и оружие, и топливо, а царь…

– Царь здесь, – ответил Володя. – И здесь наш дом… Здесь настоящий мир! Правда – совсем не та, что ты думаешь… Да, это – пистолет, но это – муляж, видимость… И патронов у меня никаких нет, они не нужны больше… Пойми, нас выгнали из России, потому что мы ценили некую абстрактную цель… выше жизни, выше реального человека, выше… вот этого настоящего, здесь, сейчас! Мы больше не должны повторять этой ошибки; мы будем жить здесь, на Марсе, по-новому, по-другому… Мы приспособимся! Больше никого никогда не убьют во имя… чего угодно! Как ты мог подумать, что я тебя… застрелю?! Ведь я же спас тебе жизнь – разве ты не помнишь?!

Я помолчал, потом крепче сжал нож.

– Не понимаю, о чем ты говоришь! На Марсе ужасно! Здесь нет России, здесь нет настоящего мира, здесь ничего нет!!! Здесь только водка и какое-то дерьмо… Вместо величия нашей страны, нашей Родины…

– К черту Родину! – выпалил Володя. – Она у тебя внутри, а не там – на небе, в виде этой синей звездочки… Как ты не понимаешь, что ты сам – намного больше, чем любая Родина, чем Россия, чем все эти отвлеченные…

– Да что ты такое говоришь! – заорал я в микрофон. – Как тебе… мозги промыли! Да оглянись ты вокруг! Все спиваются, ненавидят друг друга, и эти долбаные скафандры со шлемами… Ты говоришь – будем жить здесь, приспособимся… Ты кого имеешь в виду – призраков?! Это они, что ли, приспособились?! Да их нет вообще, это – наши глюки, бред, сказки!.. Пошли, захватим корабль, у меня – нож, у тебя – пистолет, это реально, и мы объявим народу, что полетим назад, в Россию, на Землю…

– Призраков нет, – совершенно успокоившись, сказал Володя. – Есть марсиане. Русские марсиане…

– Все! – крикнул я. – Не могу больше слушать твою чушь! Предатель! Отойди… Если ты не можешь меня убить, хотя бы отойди…

– Я не могу отойти, – грустно проговорил Володя. – Мой долг – стоять здесь. Забудь о корабле, твой дом – тут, где ты сейчас… Вот твои родители…

– Что ты о них знаешь?! – рявкнул я и прыгнул к нему, приставляя к его груди нож.

– Я ничего не знаю. Я могу только уповать! Понял?!!

Я замер на какой-то долгий, нескончаемый миг, вспомнив отца, всю свою жизнь, наши беседы на кухне; представив сверкающую радугой летящую тень, бескрайние, пустые марсианские просторы, черноту неба и маленькую-маленькую синюю звездочку.

– Отойди, – сказал я.

– Не могу, – отозвался он. – Я защищаю… моего царя и наш… мир.

– Тогда умри, придурок! – крикнул я и вонзил нож в его тело, пробив оболочку скафандра, одежду и кожу.

– Тревога… – тихо простонал Володя и упал на грунт головой вперед – я едва успел отскочить.

Видимо, он успел нажать какую-то кнопку тревоги, потому что тут же, откуда ни возьмись, выбежали люди. На меня набросили что-то вроде сети, потом отобрали нож и связали.

И вот так, не добравшись буквально совсем чуть-чуть до своей цели, я был пойман, арестован и отправлен в тюрьму, в пригород Ленинграда, в Москву-3.

Володя умер прямо там, у ворот – я пробил ножом его сердце.

Теперь я сижу в камере и жду приговора, который мне должны объявить без всякого суда и разбирательства. Но самое главное – то, что мне так и не удалось ничего узнать.

Что было за этими воротами? Корабль? Царь? Марсианские сады будущего или проход сквозь звезды в любимый русский березовый край? Что Володя так защищал, не пожалев своей жизни?! Призраков, которых нет?

Я не стану призраком!

Я не сопьюсь на какой-нибудь фабрике этого долбаного Марса!

Я никогда не перестану верить в настоящую Россию! Я никогда не сдамся!

7. Казнь

Ночь кончалась – камера, сквозь маленькое окошко, наглухо закрытое толстым стеклом и мелкой решеткой, уже начинала заполняться предрассветным серым сумраком – блеклым, подкрадывающимся, как вор, предшественником победной вспышки утреннего солнца. Звезды пропадали в мутнеющем небе, и я терял свою Землю из виду. Сегодня мне должны объявить приговор и, наверное, убить, несмотря ни на что – неужели никогда в жизни я не увижу Небесную Родину, блистающую в черном провале Вселенной?.. Я не знаю – теперь от меня ничего не зависит.

Сердце мое забилось быстро-быстро, когда я отчетливо услышал медленные неотвратимые шаги. Они приближались – неужели все случится вот так, запросто?! Но они же не могут меня убить! Ведь Володя… Но почему я должен ему верить?! Каждый отвечает за себя; и это он – он сам! – не захотел лишать меня жизни, которую однажды спас, а я – лично, по своему желанию! – убил его. Я – сволочь, я, а не он и не они; они пока мне ничего не сделали и… Может быть, я действительно заслужил наказания, смерти, презренного конца?!

Я хотел спасти свой народ, а в результате зарезал лучшего друга.

Шаги приблизились к двери камеры и прекратились.

Раздался лязг открываемого замка; я в страхе вжался в угол стены; дверь распахнулась, внутрь вошел человек в красном плаще и в красной маске с прорезью для глаз. Вот уж не думал, что все будет выглядеть настолько банально!

– Кто вы? – задрожав, спросил я.

– Я – никто, – надменным басом отвечал он. – Я исполнитель, служитель, длань царя, карающая и освобождающая!

– Вы… пришли меня… освободить?

– Идем, – сказал человек в плаще и вышел из камеры.

Я боязливо последовал за ним. Мы шли долго, поднимаясь вверх по каким-то неровным ступеням и иногда спускаясь вниз; наконец, коридор кончился, приведя нас в круглую комнату с большой железной дверью.

На полу лежал скафандр; человек остановился, поднял его и подозвал меня.

– Надевай! – скомандовал он.

– Вы меня отпускаете?!!

– Я оглашу тебе приговор. Приговор царя! Итак, Иван Жуев, гражданин России, вы признаны виновным в убийстве с отягчающими обстоятельствами и поэтому, руководствуясь нашими законами, царь приговаривает вас… к смерти!

– Но вы же решили больше не убивать! – вскричал я. – И… зачем этот… скафандр? И объясните… У вас же ничего нет?.. Патронов нет… А пистолет… муляж…

– Патронов нет, – повторил человек. – Пистолет – муляж. Но есть стрелы!

Он вытащил откуда-то из складок плаща арбалет, потрогал пальцем тетиву, так, что она зазвенела, и достал небольшую стрелу с острым каменным наконечником.

Я отшатнулся. Вот и все.

– Слушай меня, Иван Жуев! Ты только что услышал приговор царя! Царь правит нашим миром, настоящим миром!!! Царь всемогущ – только на него ты вправе надеяться, только ему ты обязан служить, только он распоряжается твоей жизнью и смертью… Но тебе повезло – нам всем повезло! Наш царь… добрый! Он способен сделать с тобой все, что угодно, но он – добр!!! Сейчас я открою дверь, и ты пойдешь вперед – навстречу своей судьбе, которая никому не известна, но только царю.

– То есть… я могу уйти? А вы… можете меня убить или не убить?! Это ужасно!

– Дурак! Это же твоя судьба! Могу убить сейчас, могу убить потом, я вообще ничего не могу! Может царь. А царь – добр! Ты опять ничего не понял?!

– Н-нет… А… как же призраки? Вы меня изгоняете? Вы хотите, чтобы я стал призраком?!

– Я не знаю никаких призраков, их нет. Есть русские марсиане. Все принадлежат царю, и всем управляет царь! Мир – здесь, ощути его, не беги от себя! Помни о моей стреле, которая всегда наготове. Ты свободен. Призрак или рабочий, Земля или Марс – нет разницы. Живи в настоящем мире, где есть настоящий царь. Забудь о всяких целях, стань собой, знай правду! Она – здесь, и она там – за дверью.

– Но стрела-то наготове! – отчаянно воскликнул я.

– Но царь добр, – тут же ответил человек, взмахнув арбалетом.

Я понял, что на этом беседа кончена. Я опять ничего не узнал. Я даже не знаю, что меня ждет в следующую секунду. И отныне никогда не буду этого знать. Но, может быть, это и есть окончательная истина?!

Я надел скафандр и подошел к двери. Теперь я не мог больше слышать этого палача; я остался один, наедине со своей судьбой, которой распоряжался неведомый мне царь.

Но ведь царь – добр!

Неожиданная легкость охватила меня; страх прошел, сменившись веселым безразличием.

Я вышел наружу – передо мной расстилался безбрежный, восхитительный, бесконечный Марс, зажигающийся огнями рассвета. Где-то на горизонте мелькали синие, радужные, прекрасные тени – они ждали меня, они звали меня, или это только казалось?! Будь что будет – этот последний миг, готовый протянуться в Вечность, я должен пережить как самое лучшее в своей жизни, а этот мир передо мной пусть будет единственным и настоящим.

«Царь может тебя убить или миловать, – повторил я про себя, – он может возвысить тебя до небес или втоптать в прах… Но царь… добр!»

Царь добр… Так вот в чем дело!

Я могу уповать – понял я.

Я улыбаюсь, испытав абсолютное счастье, оглядываюсь назад, видя человека в красном плаще, наставившего на меня арбалет со стрелой, и смело иду вперед, отстегивая шлем, – в бездонный свет свершившейся вспышки нового восхода.