Текст книги "Мандустра"
Автор книги: Егор Радов
Жанр:
Современная проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 20 страниц)
ОДИН ДЕНЬ С ЖЕНЩИНОЙ
Дмитрий среднего возраста лежал около кресла, воображая себя жертвенным трупом мироздания. Одной рукой он коснулся усов между носом и ртом, потом обратил внимание на пыль в тонком солнечном луче, который неприятно ослеплял его взгляд, в то время как он смотрел на пыль.
Дмитрий встал и пошел на работу, пытаясь мечтать и думать о разных предметах.
Во время похода на работу его тело шло быстрым шагом, отставив зад, а на лицо мозговыми приказами было нанесено успокоенное приличное выражение, которое, словно чадра или вуаль, прикрывало проблески мыслей и эмоций. Дмитрий лицезрел улицу сквозь мелкий снег и пытался сопоставить мокрую атмосферу в воздухе со Снежной королевой или с беспросветным путешествием Амундсена. Еще будучи утром в ванной, он кричал в замкнутое пространство, что зеленая вода между дном ванны и поверхностным натяжением – это жгучее море Уэделла, где среди криля и скудной другой фауны находится сейчас голый демиург Дмитрий, могущий пролить кофе с сахаром на пенистый айсберг и сделать вихрь. Но все это было тщетно – он не мог сотворить пингвина из горячей воды, и осталось только спустить поток в общую канализацию, чтобы сухой мир снова стал моделью для творчества и любви. Это было приятным развлечением: теперь же Дмитрий спустился на землю и шел вперед и вперед, чтобы участвовать в общественном производстве благ, согласно разного рода теориям договора или угнетения, и его существо, возвышающееся над землей, дышало свежестью мельчайших откровений и изобретений и любовалось мокрым снегом сквозь воздух на улице.
Дмитрий убедился в том, что он может идти очень быстро, обгоняя женских существ и мужчин различного возраста; но если ему захочется, он может и остановиться среди человеческой массы, создать в глазах необходимую иллюзию, превращая корпускулярные людские тела в импульсные многоликие кванты, неразделяемые на индивидов; и тогда реальность станет мерцать перед ним полусветом разных цветов, среди которых можно избирать для наблюдения тот, который лучше.
Неожиданное представление того, что можно остановиться посреди мирной улицы, было для Дмитрия достаточным, чтобы продолжать путь. Он шел, наступая сначала пяткой на асфальт, и лишь затем – всей ступней; это была спортивная ходьба, она сохраняет массу энергии и позволяет далеко оторваться от преследователей, которые суетятся и делают разные ошибки при передвижении, в то время как правильный человек выносливо идет вперед, даже не поворачивая взор в сторону тех, кто за ним.
В это время Дмитрию представилось, что он приехал на Черное море, так как он увидел девочку, поедающую чебурек. И хотя на чебуреке были снежинки, они с тем же успехом могли быть пряным налетом природных солончаков знойных мест. И они таяли оттого, что их поедала девочка, и ее дыхание было горячее, чем воздух.
Дмитрий прошел мимо. Его путь подходил к концу, и весь сиюсекундный мир прощался с ним, ласково махая ручкой.
Дмитрий пришел на работу и приступил.
Вначале он работал шаляй-валяй, все еще находясь во власти девичьих чар, которые восхитили его своей южной самоуверенностью, но потом втянулся в процесс труда и стал работать заинтересованно, словно от этого зависела его жизнь; он стал представлять себя согбенным, как Сизиф, которому, независимо от результатов, не дождаться прощения, даже если его срок не равен дурной вечности, и его вполне хватит для того, чтобы умертвить преступное тело и мятущуюся душу. И так как нечего больше делать в надзирательной реальности, остается работа по расстановке и сочетанию материальных объектов, чтоб из них возникла некая правильная форма нового природного феномена: так из скалы может возникнуть пещера, если убрать все ненужное.
Дмитрий наслаждался бешенством труда, который сочился и возникал благодаря точной деятельности его рук, оттачивающих их принадлежность к человеческому виду. Дмитрий представлял, что он делает танк, убивающий неприятеля, или же хоккейную клюшку, забивающую победный гол в чужие ворота. Дмитрий мечтал о том, что он производит книгу, уничтожающую справедливое устройство Вселенной и устанавливающую собственную обнаженную правду о разных вещах. Все это претворяло работу в приятное дело и повышало настроение человека, который ею занят. Таким человеком в настоящее время был Дмитрий, и мозги его блаженно напряженно функционировали, словно компьютер, кайфующий от новых весомых задач, которые в него вложили высшие существа. В этом состоянии можно было свернуть горы; всем остальным можно было пренебречь и вынести прочую иллюзию за скобки собственного тела, которое радовалось возможностям своего применения на разных участках художественной реальности.
Потом возник обеденный перерыв, который немного охладил Дмитрия, собиравшегося уже стать Стахановым в высшем смысле этого слова. Он огорченно встал в очередь за пищей и скорбно слушал бурные беседы других работников, которые очень хотели питаться.
Дмитрий взял получистый поднос и решил съесть пельмени, так как это было древнее удмуртское блюдо, напоминающее о былых исторических временах. После них он решил выпить компот с ром бабой. И тут, наконец, его обслужили, и он сел среди остального народа за столик, где не было салфеток.
Дмитрий взял пельмень и представил, что это – паек, который выдается ровно в 13 часов каждой живой глотке. Он задумался и начал мечтать о том, что он – персонаж некоей антиутопии, житель жуткого тоталитарного общества, где все делается по приказам и сигналам, и в котором он вместе со своей гениальной девушкой может еще думать, размышлять и бороться с неизвестными правителями. Тогда его должен был разбудить блаженный надоевший звонок общего подъема и после изнуряющей зарядки он в строю должен был направиться на фантастическое место труда: все будет жестоко рассчитано – ничего своего и личного, и только мысли его будут беспокоиться о животном происхождении тела, которое жаждет чего-то еще. После работы и после приема возбуждающих средств будет, очевидно, обычная массовая мастурбация для получения ценного мужского семени, нужного для искусственного размножения несчастных людей; и никто из них не будет знать, что в это время делают женщины, и только Дмитрий будет задавать себе этот вопрос. И потом возникнет случайное знакомство, и какая-нибудь Джейн, или Мария, или без имени, будет очень красива и более уверенна в жизни, чем он, и они предадутся любви при первом же свободном от других дел случае, так как на развитие отношений не будет времени и возможности; и этот обычный секс, на котором стоит человечество, наконец-то достигнет своей истинной сущности и станет запретным, прекрасным и загадочным, и таинство опять станет тайной, и самое простое в мире отличие двух разнополых людей друг от друга будет опять целой вселенской прелестью и вызовом мерзкому внешнему миру! И все же этот мир будет прекрасен, поскольку только в нем станет возможным это возвращение к человечности через использование в духовных целях физических принадлежностей самого себя; ибо настоящий разврат не есть скотообразный свальный грех, похожий скорее на отлаженную работу созданных для этого механизмов, но есть сексуальный акт с голой Беатриче, у которой по самой идее не может быть ничего, кроме великого лица и абсолютного духа, и которая все же оказывается еще и женщиной, готовой делать то, что может делать любая несвятая девица.
Так они и будут поступать, и эта самая Джейн будет смеяться над мутью государственных установок, которые, словно великий роман, будут заполнять их интересное бытие. Потом, конечно же, это должно закончиться трагически, и Дмитрий, как великомученик, примет какую-нибудь казнь, и имя его навсегда пропадет в замечательной жестокости гнусного мира. Он может даже заплакать и проявить слабость, он может даже предать все на свете, словно нестойкое обездоленное существо; и никакого выхода не будет из этой ситуации, ибо в этих играх не осталось места для божественного прибежища, куда во всяком случае можно обратиться в наше всеобщее время.
Дмитрий ел пельмень, улыбался и смотрел на выступающую под платьем грудь работницы, сидящей напротив него.
Обед был закончен. После послеобеденной работы Дмитрий пришел домой и снял с себя пальто. Он стал смотреть в зеркало, а потом пошел на кухню и вытащил газету. Он сел на пол и прочитал статью о недостатках в работе транспорта. Статья была написана мастерски, Дмитрий читал с удовольствием. Он сел на стул, съел свежий огурец.
Тут ему наконец то позвонила женщина.
ЖЕНЩИНА. Дмитрий, это ты? Куда же ты пропал? Как же так? А сейчас ты что делаешь?
ДМИТРИЙ. Сейчас я приглашаю тебя к себе в гости, чтобы мы сегодня встретились и скоротали отпущенное нам время для разных встреч. По-моему, ты должна сейчас выйти из своего дома, чтобы сесть в транспорт, который работает с недостатками, после этого выйти из него и прийти в мои гости. В них тебя буду ждать я, приглашая пройти в комнату и присесть. И тогда то мы с тобой поговорим и побеседуем.
Он повесил трубку и лег ждать женщину. Он закурил сигарету и включил музыку. Потом он выключил музыку и докурил сигарету.
Через отведенное время раздался звонок в дверь.
Дмитрий открыл, там была женщина. Он очень обрадовался, начал шутить и снимать с нее пальто.
– Как я давно у тебя не была, – говорила женщина, проходя в комнату, – совсем забыла твою комнату.
– Ничего, сейчас вспомнишь, – отвечал Дмитрий.
– Как живешь-то, что нового, кого видишь? – спрашивала женщина, усаживаясь в кресле.
– Живу нормально, нового почти ничего, вижу многих. Сейчас вот увидел тебя! – шутил Дмитрий.
– У меня тоже все в порядке, видела кое кого, а так новостей мало.
– Я работаю, вот сейчас пришел с работы, – заявил Дмитрий.
– Я тоже работаю, тоже сейчас с работы, – сказала женщина.
Дмитрий подошел и трахнул ее. Потом, позже, они лежали голые в постели и смотрели в потолок. Дмитрий отвлекался курением. Женщина смотрела на его грудь.
– А что, Дмитрий, – сказала она, – ты ждал меня?
– Ну конечно, – ответил ей Дмитрий, стряхнув пепел в пустоту комнаты.
– А тебе хорошо со мной? – спросила его женщина.
– Не знаю, – огорченно сказал Дмитрий.
Он докурил, и женщина ждала ласки.
Дмитрий вяло потрогал ее пышную грудь, а пальцем другой руки залез почему-то ей в пупок. Потом обеими руками стал хлопать ее по животу, словно отбивая джазовый ритм. Женщина не шевелилась, только жалобно дышала.
Потом Дмитрий встал на четвереньки прямо в постели, а потом спустился на пол. Он сел по турецки и сложил руки на груди.
После этого он встал, и как был – голый – направился к магнитофону, чтобы поставить музыку.
– Ты хочешь музыку? – спросила его женщина.
– Ага! – сказал он и поставил музыку.
Музыка была очень громкой и буйной, и Дмитрий стал танцевать. Он прыгал, топал ногами, крутил руками и бедрами, делал приседания, словно у него осталось еще множество энергии, не истраченной на женщину, которая лежала и смотрела на него.
Потом Дмитрий запел. Он пел на непонятном языке, прихлопывая себя по ляжкам голыми руками и издавая мерзкие, почти птичьи звуки, похожие на клекот безумного человеческого существа. Было видно, что ему очень нравится музыка, которая играла на магнитофоне, и он словно хотел поучаствовать в ее исполнении, издавая разнообразные звуки. Женщина захохотала, а он совсем не стеснялся ее.
Потом Дмитрий выключил музыку, встал в суровую позу, будто был облечен властью над судьбами и отчетливо произнес:
ДМИТРИЙ. Королева, выйди вон!
ЖЕНЩИНА. Иди сюда!
ДМИТРИЙ. Королева, выйди вон, ты согрешила с подлым человеком, ты голая грешница, лежащая в простынях! Королева, выйди вон!
ЖЕНЩИНА. Я – твоя женщина, ты мне очень нравишься, мне нравится твое приятное лицо, мне нравятся твои глаза карего цвета, мне очень нравится, как ты занимаешься любовью! Иди ко мне и бери меня, пожалуйста.
ДМИТРИЙ. Королева, ты надругалась над собственной честью, ты совершила очередной шаг во тьму: твой алмазный венец растащили на нефтедобычу, Рудольф – твой враг! Королева, выйди вон!
ЖЕНЩИНА. Митюша, я не королева, я просто к тебе пришла. Что с тобой? Я хочу тебя утешить, поедем с тобой через восемь месяцев в Домбай кататься на горных на лыжах?
ДМИТРИЙ. Королева, ты разве не королева? Вон, падшая дрянь и семиабортная Ева! Быть может, твой искренний уход смягчит общий вред твоих монотеистических намерений! Ибо я – тот, кого никто не любит, ваше величество, и кому не надо твоих рук – так как его вполне устраивает нижняя часть твоего царственного организма. Вон, королева!
ЖЕНЩИНА. Я не могу.
ДМИТРИЙ. Можешь, гнусная тварь!
Дмитрий рванулся вперед, взял лифчик этой женщины и порвал его надвое, ликуя от своей победной силы.
– Что делаешь, кретин! – в сердцах воскликнула женщина.
– Вон! – сказал Дмитрий. Он расшвырял ее белье и верхнюю одежду по всем углам комнаты и стоял теперь посреди, голый, как Тесей.
Женщина подошла к нему, голая, как в женской бане, и обдала его неприятным биополем ненависти.
– Если не уйдешь немедленно, – сказал Дмитрий, – я откушу тебе левый сосок.
Женщина покрутила пальцем у себя в виске и медленно стала одеваться. Дмитрий шлепнул ее ладонью по заду, и приказал, чтобы она торопилась. Но ничто уже не способно было удивить эту женщину; она попала в сеть своих сложившихся заключений о том индивиде, кто недавно ее разогрел своей природной секрецией, и действительно хотела уже уйти отсюда, хотя и без лифчика, но с гордо поднятой головой. Наконец она оделась.
Голый Дмитрий открыл ей входную дверь, приглашая уйти.
– Болван! – только и сказала женщина, прощаясь с этим человеком.
ДМИТРИЙ. Королева, я несчастен!
Дмитрий закрыл входную дверь на ключ, радуясь своим удовлетворенным мужским желаниям, и пошел в туалет.
После этого он глянул на часы и увидел, что уже может ложиться спать, чтобы заснуть в приятном настроении.
Он умылся и лег в кровать, погасив свет.
Он лежал и чувствовал себя героем-любовником, который не пошел ни на какие компромиссы в общении со слабым полом; он ударил подушку кулаком, представляя, что это – женский живот, в котором покоится новый младенец для старого мира; он думал, что он – великий человек, совершивший отвратительный поступок, и он предвкушал свой ад и плевки в себя со стороны красивых глупых людей. Он был слишком счастлив, чтобы огорчаться новому поползновению своих мужских потенций, требующих удовлетворения. Плоть все же была ублажена, и в своей широкой постели Дмитрий лежал, как подкидыш на холодной церковной ступени, которого еще ожидают в будущем и уникальное безрадостное детство, и окончательная смерть.
1988
СКВОЗЬ ЗЕМЛЮ
Андрей Сигнатюр причесался и вошел. Оператор очень обрадовался, сказал «о», вскочил и протянул большую белую мускулистую руку.
– Это вы? Здравствуйте, – радостно сказал Андрей. – Я наконец пришел.
– Это я! – гордо воскликнул оператор, оправив белый халат, словно платье. – Проходите, вот начало пути.
В центре стены была плотно закрытая железная дверь лилового цвета. Оператор указал на нее пальцем и мечтательно произнес:
– Отсюда начинается приключение.
– Вы мне покажете канал сквозь Землю? – заинтригованно спросил Андрей.
Оператор достал длинный ключ, воткнул его в дырку замка двери, повернул восемь раз и вытащил.
– Проходите, вы все увидите, – сказал он Андрею и сел в кресло.
Андрей недоверчиво открыл дверь и увидел камеру с двумя креслами и небольшим смотровым окном, закрытым снаружи броней или другим материалом. Перед креслами находился характерный щит с приборами и кнопками. Андрей вошел, сел перед этим щитом и стал волноваться.
Оператор тоже вошел, закрыл за собой дверь и крикнул:
– Поехали?
– Вы можете меня прокатить? – недоверчиво спросил Андрей, не веря счастью.
– Ведь вы же заплатили массу денег, чтобы прийти… – тихо ответил оператор и громко добавил: – Меня зовут Петр.
Потом он замолчал и нажал зеленую кнопку. Все пришло в движение, и начались перегрузки.
– Мы начали путешествие сквозь Землю, – лекторским тоном сказал оператор. – Мы будем пневматически двигаться по каналу, развив огромнейшую скорость. Впрочем, радиус Земли меньше длины ее окружности, поэтому, двигаясь даже со скоростью самолета, мы бы прибыли в Америку быстрее. Это – одно из положительных достижений канала. Отсюда у канала большое будущее. Но оно еще больше, потому что мы двигаемся очень и очень быстро. Ведь нам нужно проскочить раскаленный и вязкий центр Земли, проскочить и не зажечься. Поэтому мы должны успеть. Сейчас вы увидите – начнется невесомость, от скорости и от близости к центру. Ведь нас притягивает именно центр, не так ли? И когда мы наконец приходим в него, он получает то, чего ждал, и от неожиданности отпускает нас на первое время… Вы слышите шум, напоминающий симфоническую музыку, если слушать ее за тридцать метров от филармонии, закрыв уши подушкой?
– Кажется… – сказал Андрей.
– Это – мантия! – продолжил оператор. – Это музыка мантии. Она звучит именно так. Она заполняет собой Землю, она горячая и вязкая. Мы сейчас в ней. Но мы не горим, поскольку все продумано. Огнеупорные стенки канала защищают нас от внешнего мира. Вам нравится?
– Чудно, – сказал Андрей, откидываясь на спинку кресла. – Можно закурить?
– Ни в коем случае! – строго ответил оператор. – Ведь существуют газы недр. Если вы зажжете спичку, мы можем взорваться!
– Я понял, – испуганно пробормотал Андрей, смотря на закрытое смотровое окно.
Оператор замолчал минут на пять. Потом началась невесомость, и Андрей привязался к креслу специальным ремнем.
Через семь минут оператор крикнул:
– Уа!!!
– Что вы сказали? – испуганно спросил Андрей.
– Ничего, – брезгливо ответил оператор. – Это наш боевой клич. Просто мы достигли центра Земли, и каждый оператор кричит в этот момент «уа»… Это как бы традиция, – добавил он, смягчаясь.
– Может, мне тоже крикнуть «уа»? – сказал Андрей.
– Ни в коем случае! Говорить «уа» – это почетное право операторов и звеньевых. А вы, заплатившие массу денег, должны сидеть, молчать и вслушиваться в истинный смысл окружающего.
– Когда мы прибудем? – спросил Андрей.
– Скоро. Вы увидите – перед нами будет Америка. Для этого есть смотровое окно.
– А сейчас? – спросил Андрей.
– Нет! – отрезал оператор, нажимая на синюю кнопку.
Начались перегрузки, и стало слышно работу каких-то механизмов. Стены камеры задрожали, потом все кончилось.
– Вот! – победно сказал оператор. – Поздравляю вас, мы прибыли. Итак, я открываю окно.
Он действительно что-то сделал, и в окне появился пейзаж. Было черное небо, звезды, горы, грунт.
– Но ведь это Луна, – недоуменно сказал Андрей. – Это ведь не Америка, а Луна!
Оператор посмотрел на пейзаж и медленно проговорил:
– Да… Похоже… Я сам не понимаю… Похоже на Луну.
– Как же это может быть? – ошарашенно спросил Андрей.
– Не знаю, – сказал оператор, – непонятно… Странно…
Они сидели и смотрели.
– А вернуться теперь можно? – спросил Андрей.
– Куда? В Россию? Думаю, можно. Сейчас.
Оператор немедленно что-то сделал, окно закрылось, пейзаж исчез; потом он нажал на зеленую кнопку, и начались перегрузки.
– Что вы делаете! – воскликнул Андрей. – Мы же ничего не выяснили…
– Вы меня попросили, – мрачно заявил оператор.
– Не попросил, а спросил!
– Это одно и то же. Я – честный оператор и выполняю свою миссию правильно.
Андрей обиделся и замолчал, отвернувшись к стене. Оператор гордо сидел в своем кресле, скрестив руки на груди.
Началась невесомость, потом оператор крикнул:
– Уа!!!
Но Андрей никак на это не отреагировал.
Наконец, пришло время, и все кончилось.
– Ну, вот и все, – удовлетворенно сказал оператор. – Думаю, мы вернулись в Россию.
– Но ведь мы совершили путь сквозь Землю? – спросил Андрей. – Туда-сюда?
– Несомненно, – ответил оператор.
– Тогда почему же все так…
– Не знаю.
– А, может, вы мне все наврали?! – воскликнул Андрей.
– Вряд ли, – сказал оператор, глядя вверх. – Спасибо за жизнь, мальчик мой. До свиданья.
1989
НИЧТО
Я почесал макушку своей головы и продолжил жевательно-глотательные движения, нужные моему организму для доставки в его сущность калорий и витаминов. Глаза мои устали читать прессу, которая была интересна и глубока. Я встал, словно взлетел, потом защелкал пальцами, как Фидель Кастро на трибуне. Затем я перестал щелкать. Пошел мелкий снег снаружи жилища. Я закончил прием пищи, повернулся направо и надел одежду для прогулок по мегаполисам. Между пальцев ног при этом я обнаружил небольшой зуд, который немедленно прошел, как только я поместил это место на угол кухонной стены. Приятное ощущение захватило меня, посылая мурлыкающие сигналы в мозг. Мозг обрадовался, потом приказал мне повернуться налево, непонятно зачем. Я повернулся и узрел свою квартиру, где все еще стоял. Я ударил по стене ребром ладони и с прыткостью лани удалился на улицу, где меня приветствовал снег и отвратительный мерзостный мороз.
Я запел про себя песню «Бандьера Росса». Потом шел, шел и сел в троллейбус. Там было очень много представителей человечества. Я съежился между ними, и какая-то очень толстая задница стала обволакивать мой мужской перед. Это было плохо.
На сиденье некая бабушка, словно львица, разинула рот и махала своим билетом, пытаясь скоротать время поездки. Я, как орел, взмахнул руками и сжал жердочку, нужную для поддержания равновесия.
Троллейбус встал на светофоре, но все делали вид, что ничего не происходит. Миловидная женщина была повернута ко мне боком. Я стал от нечего делать представлять ее мертвой и непривлекательной. Но тут сзади забибикала машина и все повернули свои лица, чтобы узнать, что случилось.
Потом троллейбус поехал дальше. Я начал напевать про себя «Маленькую ночную серенаду». В это время ко мне обратился с вопросом молодой человек, похожий на Льва Толстого.
МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК. Вы не бросаете пять копеек?
Я изумился его вопросу, и он поставил меня в тупик. Дело в том, что я совершенно не хотел бросать пять копеек, поскольку не имел их в своем правом кармане штанов, а вместо них имел двадцать копеек, которые я жалел заплатить в кассу троллейбуса, так как это значительно превышало установленную законом плату. Я задумался над проблемой, что же делать. Молодой человек мог быть контролером, его руки были скрыты от меня – он копался в своей голубой сумке; кроме того, мне было очень лень отвечать.
Я. Нет.
Это было все, что я сказал, точнее, выжал из своих голосовых связок, которые в точности отразили мое смятение.
Он отвернулся, я вышел из троллейбусной двери навстречу приключениям. В то же время, когда я выходил, вошла маленькая девочка.
Я сел в автобус. Наклонившись над человеком, от которого воняло потом, я вместе с ним читал художественный текст про каких-то людей. Потом я сел у окна.
И тут мы помчались вперед, словно автобус тянули собачьи упряжки на Северный полюс; будто я очутился в «Мерседесе», который под музыку путешествует по ночному шоссе, заставляя огни жилищ искрами мелькать по стеклам и зажигая на миг капли дождя перед водителем; точно я сел в ядерную ракету, и мне плевать на законы природы, и сейчас мир будет взорван и я стану тенью самого себя!
Я положил ногу на ногу, и автобус встал на светофоре. Меня кто-то погладил по голове. Я очень испугался, растерялся и поднял глаза наверх. Меня случайно погладила гениальная женщина. Она, наверное, передавала деньги на абонементную книжечку.
ГЕНИАЛЬНАЯ ЖЕНЩИНА. Извините меня.
Я подумал: «Безобразие! Издевательство!» Но ничего не сказал, опустил глаза и продолжил поездку. Потом поместил свой взгляд где-то посередине верха и низа, и он уперся в приятного молодого человека. В это время этот человек встал и выбежал из автобуса.
Мы вместе с автобусом стояли на остановке. Я начал вспоминать известные мне большие арифметические числа. Потом опять поставил ногу рядом с другой ногой, чтобы поменять позу своего сидения у окна. И тут вонючий старик пробежал рядом со мной, так как хотел купить книжечку с билетами на автобус. Автобус выстрелил очень громко – я знал, что так иногда бывает со всеми машинами. Люди перепугались, задергались, зашептали. Ребенок подошел и потрогал меня пальцем. Мама покупала билет. Ребенок говорил глупые гадости. Потом он ушел.
Я облокотился о стекло. В это время автобус наполнился диким множеством самых разнообразных людей. Они все стояли и делали вид, что ничего не происходит. Они делали вид, что они никакие. Они были одинаковые, хотя небольшая разница между ними была. Но самый оригинальный из них был негр, потому что у него была кожа другого цвета. Мне очень хотелось быть негром, когда я смотрел внимательно на негра. Но тут негр посмотрел на меня, и я отвел взгляд, хотя мог бы и посмотреть ему прямо в глаза. Но мне надоело, и я захотел стать орангутангом.
Я встал со своего места и подпрыгнул два раза.
НЕГР. Вы сойдете?
Я. Нет, я выхожу через одну остановку!
Негр понимающе кивнул. Он начал протискиваться к выходу, пролезая между мной и девушкой, с которой я когда-то был в детском саду; я пытался убрать свое тело от негритянского и дать ему возможность сойти там, где ему было нужно для его дел. Получилось это удачно, и мы все заняли опять стабильные позиции: я – неподалеку от выхода, подруга по детскому саду – за мной, а подросток – рядом с нами.
Наконец автобус остановился, и мы все качнулись по инерции, сохраняя в своих физических телах остатки былой скорости. Двери открылись, негр от нас ушел.
Тогда я начал перемещаться в задний отсек. Там тоже были какие-то люди в юбках. Я встал и опять-таки некая задница плотно прижалась ко мне. Я сексуально возбудился и был готов содействовать увеличению количества людей. Но поскольку благоприятного случая сейчас не представлялось, я огорчился и начал вспоминать сюжетные линии произведения «Капитанская дочка». Оказалось, что я ничего не помнил, хотя в детстве очень не любил эту повесть и постоянно ругал ее на уроках, за что мне ставили пятерки. И тут мы начали поворачивать на другую улицу.
Зацепившись рукой за металлическую трубку у потолка автобуса, я наблюдал здания, которые мы проезжали. Одно из них было зеленым, другое было очень красивым.
Наконец автобус остановился.
Я вышел и был очень рад. Потом я осмотрелся и обнаружил прохожих, идущих примерно с одинаковой скоростью. Но некоторые из этих людей шли быстрее, чем остальные. Я пошел вместе с ними, потом повернулся кругом и зашел в телефон автомат. И я набрал номер.
Я ПО ТЕЛЕФОНУ. Але, здравствуйте, а можно Лену?
ГОЛОС, ОТВЕЧАЮЩИЙ МНЕ ПО ТЕЛЕФОНУ. Нет, ее нет дома.
Я извинился и повесил трубку. Потом своей правой рукой я залез в правый карман своих штанов. Я взял оттуда две копейки и поместил их в специальное отверстие наверху телефона-автомата. Потом эта монетка провалилась внутрь устройства для связи.
Я ПО ТЕЛЕФОНУ. Але, здравствуйте, а можно Лену?
На самом деле, я звонил иной Лене.
ЛЕНА ПО ТЕЛЕФОНУ. Привет.
Я. Я сейчас звоню из автомата, и очень холодно. Прямо за стеклом будки телефона автомата идет очень неприятный мелкий снег, и дует ветер. Я спрятался от него здесь и сейчас занимаюсь тем, что звоню тебе. Как ты живешь? Я – ничего. Давай с тобой поговорим на разные интересные темы вечером. Потом я буду слушать музыку и читать книги. Ну, до свидания.
После того как я побеседовал с Леной по телефону автомату, я пошел вперед прямо между всех остальных людей, которые шли по улице. Мой взгляд упирался в пальто женщины. И мне надоело рассматривать это пальто. Я остановился. Женщина уходила прочь, она удалялась, скоро она превратится в маленькую точку для моего зрения, а позже я совсем не смогу отличить ее от окружающей среды. Я отвернулся.
Я встал около пешеходного перехода. Мимо нас проехал автобус, и он не остановился, потому что для него горел зеленый свет. Мой взгляд запечатлел людей, которые в нем ехали, держась руками за металлические трубки у потолка автобуса. Внутри их было не очень много.
И тут машины затормозили. Некоторые из них остановились сразу, как вкопанные, а некоторые еще проехали немного вперед – даже за линию, за которую уже нельзя ехать. Но потом и они остановились, а две машины еще и отъехали назад, чтобы не мешать людям, которые шли. Я ждал.
Меня кто-то случайно толкнул, но я не обратил на это внимания. Кто то стоял за моей спиной. Но тут зажегся разрешающий свет, и я пошел через дорогу.
1987