Текст книги "Химеры старого мира. Из истории психологической войны"

Автор книги: Ефим Черняк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 19 страниц)

ГАЗЕТНЫЕ ФАЛЬШИВКИ И ФАЛЬШИВЫЕ ГАЗЕТЫ

Зато в других случаях Холл без колебаний использовал пропагандистские материалы в печати, вернее имитацию таких материалов, для тайной войны… В середине сентября 1916 года неожиданно на день было прервано сообщение Англии с нейтральной Голландией. Перед этим почта как раз успела доставить по обычным адресам дюжину номеров английской газеты «Дейли мейл» за 12 сентября. Надо сказать, что в числе постоянных подписчиков на английскую прессу были агенты германской разведки.

Они сразу же обратили внимание на одно обстоятельство – в этом номере «Дейли мейл» черной краской был вымаран целый абзац. Было очевидно, что в нем сообщалось что‑то вызвавшее недовольство английской военной цензуры, но что именно? Определить это оказалось несложным, даже не прибегая к услугам химической лаборатории, специализировавшейся на прочтении подобных текстов. Англичане, видимо, спохватились только в самую последнюю минуту – добрая половина экземпляров «Дейли мейл», проникших в Голландию, не побывала в руках цензора.

А в абзаце, который вызвал его опасения, говорилось следующее:

«На Восточном побережье все готово.

Крупные военные приготовления.

Плоскодонные суда.

От нашего специального корреспондента Г. У. Вилсона.

База на Восточном побережье, понедельник.

Все указывает здесь на приближение важных событий. Я сегодня закончил поездку по восточным и юго – восточным графствам и могу сказать, что на побережье сконцентрированы крупные силы. Приготовления проведены в таких размерах, что общественность вправе ожидать нечто более радостное, чем просто защита побережья. Командующий южной группой армий в последние несколько дней многократно посещал войска. Большинству подразделений выдано новое снаряжение. Кое‑кто ворчит, строится много предположений, все отпуска неожиданно отменены.

Я был поражен количеством больших плоскодонных судов в ряде гаваней, но осторожность помешала мне задавать вопросы, Харидж и Дувр сейчас неподходящие места для корреспондента с пытливым умом» [86]86
  W. James, The Code Breakers of Room 40. The Story of Admirai Sir William Hall, p. 126.


[Закрыть].

В Берлине, куда спешно была протелеграфирована эта газетная заметка, сочли, что им уже давно известно предназначение собранной эскадры – об этом говорилось в перехваченных английских шифрованных телеграммах, которые были прочтены с помощью похищенного немцами британского кода. Тогда еще не было воздушной разведки и было невозможно быстро проверить сведения о концентрации английских судов. Однако имевшиеся доказательства были сочтены достаточными для того, чтобы германское командование стало спешно оттягивать с фронта резервы для отражения английской атаки. Немцы были очень далеки от мысли, что «британский код» являлся сознательно подброшенной фальшивкой, что попавшие к ним в руки экземпляры «Дейли мейл» были составлены и отпечатаны всего в 24 экземплярах и отличались от остального тиража, продававшегося 12 сентября в газетных киосках Лондона, тем, что имели «пропущенную» цензурой корреспонденцию из Дувра. Самое интересное, что немецкие приготовления были замечены другими разведывательными ведомствами Антанты и очень встревожили английское командование, которое не было посвящено в сложные манипуляции адмирала Холла. Началось подтягивание войск к побережью, подготовка к эвакуации гражданского населения. А адмирал Холл и его сотрудники боялись оказаться в положении обманутого обманщика. Им приходилось решать настоящую головоломку – действительно ли немцев удалось провести, или они только притворялись, будто клюнули на приманку, а на деле собирались произвести высадку в Англии. Поддельная корреспонденция в «Дейли мейл» оказалась настоящим бумерангом, несмотря на то, что в «комнате № 40» и на этот раз удалось перехитрить германскую разведку.

Подлоги в газетах дополнялись изданием фальшивых газет. Например, французы в пропагандистских целях напечатали фальшивые номера «Страсбургской почты» от 29 августа 1916 года и 16 октября 1917 года, которые являлись откровенной пародией на этот рупор тевтонского шовинизма и германизации. Аналогичные цели преследовала подделка в 1917 году одного из июньских номеров известной немецкой газеты «Франкфуртер цейтунг».

24 октября 1917 года развернулось большое наступление германских и австро – венгерских войск на итальянском фронте. Началась известная битва при Капоретто. Хотя об ее подготовке антантовские разведки узнали заблаговременно, итальянское командование не сумело подготовиться к отпору, многие части вражеская атака застигла врасплох. Еще большее значение имел подрыв боеспособности наиболее стойких дивизий, набранных в Пьемонте (Северная Италия). Все это было следствием умелой пропагандистской диверсии австрийской разведки. На итальянские окопы перед началом австро – германского наступления посыпался дождь свежих номеров наиболее распространенных итальянских газет, особенно выходивших в Пьемонте. В газетах сообщалось о массовых столкновениях населения с полицией, печатались списки убитых и раненых, их местожительство, занимаемые должности. Солдаты могли узнать фамилии родных, соседей, знакомых. Эти заранее тщательно собранные сведения помогли рассеять всякие сомнения в подлинности фальшивок – газеты были подделкой, состряпанной австрийской секретной службой. Итальянские потери в сражении при Капоретто достигли 800 тысяч человек, половина из них приходилась на пленных. Антанте пришлось спешно перебросить в Италию французские и английские войска, чтобы приостановить дальнейшее продвижение неприятеля и предотвратить выход Италии из войны.

Впрочем, фальшивые газеты мало отличались по «объективности» своих материалов от «обычной» прессы военных лет, особенно от газет, рассчитанных на неприятельские войска и население.

Характерным примером может служить «Gazette des Ardennes», которую немецкие власти издавали для населения оккупированных департаментов Франции, Эта газета усердно возлагала всю ответственность за войну на Антанту, восхваляла мнимую заботу германских солдат о жителях занятых местностей и даже рассуждала о «безнравственности» патриотизма, разжигающего воинственность, которая противна духу религии и морали». В ответ французы доставляли различными путями в районы, занятые немцами, газету «La Voix du Pays» («Голос страны»), обещавшую скорое избавление от вражеской оккупации.

ТАЙНЫ ДОМА КРЮ

В феврале 1918 года премьер – министр Ллойд Джордж назначил лорда Нортклиффа руководителем английской пропаганды в неприятельских странах. Газетный магнат, заняв этот пост, писал, что «бомбардировка сознания немцев почти так же важна, как бомбардировка артиллерией» [87]87
  R. Pound, G. Harmsworth, Northcliffe. London, 1959, p. 657.


[Закрыть]. Нортклифф постарался достигнуть координации действий всех главных стран Антанты а области пропаганды. Для этой цели 14 августа 1918 года по инициативе английского кабинета было созвано совещание, на котором присутствовали представители правительств Великобритании, Франции, Италии и США. На совещании были согласованы директивы по ведению психологической войны против каждой из вражеских держав, с тем чтобы антантовские пропагандистские ведомства, отстаивая интересы собственного правительства, не подрывали бы усилия своих союзников [88]88
  К. Стюарт, Тайны дома Крю. Английская пропаганда в мировую войну 1914–1918 гг. М. —Л., 1928, стр. 92—107.


[Закрыть].

Обстановка, в которой приходилось действовать опытному по части оболванивания масс хозяину «Дейли мейл» (кстати, в 1907 году купившему и «Таймс»), определялась прежде всего быстрым ростом недовольства империалистической войной. После победы Октября во всей Западной Европе явственно ощущалось приближавшееся дыхание пролетарской революции. Нортклифф отлично понимал, какую смертельную опасность представляло нарастание революционных настроений для военного противника Антанты – германского и австро – венгерского империализма. Однако газетный король, ставший шефом психологической войны, менее всего был склонен даже во имя победы Антанты поощрять пропаганду, которая могла бы привести к «большевизации Германии». Нортклифф уже в начале 1918 года рассчитывал своей пропагандой оказывать такое идейное воздействие на население вражеских стран, которое способствовало бы его отказу от участия в войне, вместе с тем делало бы его менее восприимчивым к «большевистским идеям».

Этой цели должно было служить обычное для противников центральных держав противопоставление германского милитаризма и якобы миролюбивой, демократической Антанты. Вместе с тем Нортклифф решил более настойчиво и систематически вводить новые мотивы в эту уже порядком надоевшую всем песню.

Поскольку дело шло об Австро – Венгрии, он предложил (и получил на это полное одобрение британского военного кабинета) сосредоточить все силы на том, чтобы изобразить Антанту горячей поборницей национальных интересов угнетенных славянских и других народов Габсбургской монархии. Здесь, однако, возникли неожиданные трудности, поскольку по тайному Лондонскому договору, заключенному в апреле 1915 года, значительная часть южнославянских земель Австро – Венгрии была уступлена Антантой Италии. Английской дипломатии пришлось даже побудить Италию договориться с сербским правительством о будущих границах. После этого в Риме с 7 по 9 апреля 1918 года был проведен съезд народов, порабощенных Габсбургами. Съезд стал пропагандистским предприятием [89]89
  К. Стюарт, Тайны дома Крю, стр. 42.


[Закрыть].

На нем выступали руководители итальянского правительства и связанные с Антантой представители буржуазно – националистических кругов. Нортклифф в своем меморандуме министру иностранных дел Балфуру открыто писал, что пропагандистское поощрение национальных стремлений народов Австро – Венгрии приходится пускать в дело, поскольку лопнули надежды на сепаратный мир с Веной, и что, если понадобится, можно будет вполне сочетать данные обещания с курсом на сохранение в реформированном виде лоскутной монархии Габсбургов [90]90
  К. Стюарт, Тайны дома Крю, стр. 43–45.


[Закрыть].

Для главного противника – Германии, где игра на национальных противоречиях не могла дать нужного результата, у «дома Крю» – здания, в котором размещалось ведомство Нортклиффа, – был припасен другой, столь же, впрочем, гнилой товар.

Основной задачей стало убедить германских солдат, что Антанта, особенно после вступления в войну «демократической» Америки, чуть ли не воюет за интересы самого немецкого народа. Ведь германский милитаризм является угрозой для немецкого народа ничуть не меньше, чем для других народов и стран. (Интересно, что эту пропаганду Нортклифф сопровождал ежедневным изобличением в своих английских газетах всех немцев как уголовных преступников и закоренелых убийц.)

Всячески пытаясь поддержать «гражданский мир» в своих странах, антантовские руководители «психологического наступления» пытались расшатать его в Германии. А поскольку немецкие правые социал – демократы являлись ревностными защитниками этого «гражданского мира», люди Нортклиффа стали осторожно прибегать к использованию материалов, исходивших от германских левых социалистов, например, даже писем и статей Карла Либкнехта, хотя распространение подобных же революционных материалов среди антантовских солдат считалось тяжким преступлением. Расчет Нортклиффа сводился к тому, что такая тщательно отобранная литература, подаваемая в обрамлении бесчисленных фарисейских разглагольствований Ллойда Джорджа, Вильсона и других руководителей Антанты о «справедливом, демократическом» мире, приведет не к революционному просвещению германских рабочих в солдатских мундирах, а к подрыву боевого духа кайзеровской армии и в самом крайнем случае к перевороту в Германии, не выходящему за буржуазные рамки. Наряду с этим постоянно обыгрывался тезис о бесперспективности войны для немцев. Писалось, что ее продолжение приведет лишь к новым жертвам, что победа Антанты, имеющей огромное превосходство в силах, предрешена.

«Дом Крю» сбрасывал с помощью авиации на немецкие окопы миллионы листовок с картами, сообщавшими о продвижении войск Антанты на различных фронтах, со сведениями о военных приготовлениях США, о голоде и продовольственных волнениях в германском тылу. Особое внимание уделялось тому, чтобы соблюсти видимость строгого следования истине, полного беспристрастия. Один из помощников Нортклиффа писал: «Поскольку пропаганда направлена против неприятеля, постольку действия лица, осуществляющего пропаганду, не должны казаться пропагандистскими. За редкими исключениями, вызываемыми особыми обстоятельствами, происхождение пропаганды должно быть тщательно завуалировано» [91]91
  К. Стюарт, Тайны дома Крю, стр. 27.


[Закрыть]. Надо добавить, что пропагандист в таком случае стремится, как правило, выдать себя за благожелателя, порой за друга неприятеля, являющегося объектом психологической войны. Нортклифф издавал даже специальную «Окопную газету», в заголовке которой помещался портрет кайзера Вильгельма II. Эту газету германский солдат мог легко принять за немецкое «патриотическое» издание. В газете сообщались сведения, которые британская пропаганда считала полезным довести до сведения германских войск [92]92
  Там же, стр. 73.


[Закрыть].

Германское командование вскоре почувствовало эффективность этой пропагандистской тактики Нортклиффа. Так, 15 августа 1918 года принц Руппрехт Баварский писал принцу Максу Бадекскому: «Масса пропагандистских листовок была обрушена врагом на наши войска, сильно подорвав моральный дух наших усталых солдат…» [93]93
  Н. Fуfe, Northcliffe…, p. 248.


[Закрыть]Немецкий главнокомандующий Гинденбург писал о пропаганде: «Это новое средство борьбы, о котором не знали раньше, по крайней мере в таком масштабе и в таком безудержном применении…

На фронте – опасность, трудности сражения и усталость, а с родины – жалобы на действительную, а иногда и воображаемую нужду. В то же время неприятель говорит и пишет в своих листках, разбрасываемых с аэропланов, что он вовсе не хочет нам зла, если мы будем благоразумны и отдадим то или другое из завоеванного. Тогда все быстро пойдет на лад. И мы можем жить в мире, в вечном мире с народами. О мире внутри, на родине, позаботятся новые люди, новые правительства. Это будет благословенный мир после теперешней борьбы. Война, следовательно, бесцельна» [94]94
  «Воспоминания Гинденбурга». П., 1922, стр. 61, 93.


[Закрыть].

Аналогичные признания можно найти и в мемуарах другого руководителя немецкого командования, генерала Людендорфа: «Постепенно мы были так искусно опутаны неприятельской пропагандой, устной и письменной, шедшей к нам из нейтральных государств… и, наконец, воздушным путем, что в скором времени многие перестали различать, что являлось неприятельской пропагандой, а что было их собственным ощущением» [95]95
  Э. Людендорф, Мои воспоминания о войне 1914–1918 гг. М., 1923, стр. 294.


[Закрыть].

Германская пропаганда среди войск Антанты оказалась менее эффективной (за исключением итальянского фронта). В большинстве нейтральных стран Антанта также имела серьезный перевес.

«Наши политические цели и решения, – жалуется в своих «Воспоминаниях» Людендорф, – казались часто грубыми и нелогичными, так как они преподносились миру с поражающей неожиданностью» [96]96
  Э. Людендорф, Мои воспоминания…, стр. 303.


[Закрыть].

По мере того как ухудшалось военное положение армий Германии и ее союзников, увеличивался перевес антантовской пропаганды, что приобретало все большее военное и политическое значение.

КОГДА ДУШИТ ЗЛОБА

На протяжении десятилетий буржуазная пропаганда твердила о невозможности для рабочего класса завоевать власть в промышленно развитых странах. Пролетариат остального мира вообще еще не рассматривался как реальная угроза для капиталистического строя. «Исключение» было временно сделано для России – во время московского вооруженного восстания в декабре 1905 года. Тогда вся европейская буржуазная печать выступила в защиту «порядка», против российского революционного пролетариата и его борьбы за гегемонию в революции.

Через 12 лет Россия стала страной, в которой впервые в истории победила социалистическая революция.

Сложными оказались пути социальной революции в XX веке. Пролетариат впервые взял власть в экономически отсталой, разоренной войной России, стране с преобладающим численно крестьянством. Сколько лет буржуазная и реформистская печать пыталась извлечь всевозможные пропагандистские выгоды из этого факта! Сам Октябрь объявляли исторической случайностью или следствием «русской исключительности». Оппортунисты всех мастей отрицали социалистический характер Октябрьской революции, ее изображали «солдатским» или «крестьянским» бунтом. На пролетарскую власть демагогически сваливали ответственность за то, что экономическая отсталость России и послевоенная разруха замедляли рост уровня жизни. Ставились в строку новой власти неизбежные жертвы, которые пришлось принести ради строительства нового общества. Годами, десятилетиями паразитировала буржуазная пропаганда на этой теме, скрывая истину о гигантских успехах, которых тем временем достиг советский народ в создании материально – технической базы социалистического общества и позднее – в строительстве коммунизма.

В годы гражданской войны едва ли не главную ставку антисоветская пропаганда в капиталистических странах делала на полную неосведомленность населения, отдаленного от Советской России не только огненным кольцом фронтов, но и плотной пеленой лжи.

«Россия – это Азия», ни в чем не похожая на Западную Европу и США, «большевики – германские агенты» (пропаганда в странах Антанты), большевистское «варварство», «уничтожение культуры», «террор», «национализация женщин» – вот примерно главные темы этой антисоветской стряпни в первые годы после Октября.

…В начале марта 1918 года Петроград переживал тревожные дни – наступление кайзеровских войск было приостановлено, но германская угроза все еще нависала над городом, ставшим колыбелью великой социалистической революции. Раскольническая деятельность «левых» коммунистов, авантюристический курс левых эсеров, подрывные действия белогвардейского подполья… Но и в такой накаленной обстановке все же невозможно понять, каким образом никто не обратил внимания на то, что в ночь с 2 на 3 марта налету подвергся Смольный институт. Да, именно то здание, где размещалось Советское правительство и руководство большевистской партии! Впрочем, мистер Эдгар Сиссон, бывший редактор газеты «Чикаго трибюн», журнала «Кольерс» и других изданий, возглавлявший тогда американский пропагандистский центр в России, и не задавался таким вопросом. Он с благодарностью принял от некоего господина Евгения Семенова, бывшего репортера одной вечерней петроградской газеты, и нескольких его друзей объемистый пакет с документами, похищенными, по словам этой компании, в «архивах Смольного». Стороны уже хорошо знали друг друга. Семенов, помимо денег, уплаченных ему британской разведкой, получил от американца немалую толику долларов за фотокопии части этих документов, оригиналы которых были переданы теперь Сиссону и его помощнику Артуру Балларду. У всех присутствовавших, вспоминал позднее Сиссон, было торжественное настроение, «кто‑то предложил провозгласить тост, чтобы отметить такое «историческое событие». Я подумал, что история сумеет позаботиться о себе, а нам лучше всего проделать то же в отношении нас самих».

Вскоре Сиссон и Баллард покинули берега Невы, а еще через несколько месяцев, в ноябре 1918 года, в США появилась официальная правительственная публикация документов о германо – большевистских отношениях под названием «Немецко – советский заговор». Чего там только не было! Взять хотя бы таинственное Осведомительное бюро германского генерального штаба, располагавшееся в Петрограде и день за днем отдававшее детальные «приказы» советскому правительству и всем советским государственным учреждениям. Между прочим, приказы, воспроизведенные в американской публикации, печатались по – русски на пишущей машинке с русским шрифтом, и даже немцы Рауш, Бауэр и другие деятели этого вездесущего бюро тоже расписывались русскими буквами. Из документов явствовало, что брестские переговоры велись кайзером и большевиками только для отвода глаз, так как немцы все заранее решили и предписали через то же Осведомительное бюро. Было много и другой всякой всячины, которая объявлялась подтверждением, что большевики – «германские агенты». Объявлялось и американской и другой империалистической печатью много лет подряд. А у самих «документов Сиссона» оказалась прямо‑таки удивительная судьба. Таинственным образом изъятые из «архивов Смольного», они столь же чудесным образом исчезли в вашингтонских архивах, как в воду канули. Сначала президент Вильсон держал столь ценные бумаги у себя в сейфе, не допуская к ним никого, кто желал бы проверить их подлинность.

После прихода в Белый дом нового президента Гардинга всякие следы «документов Сиссона» и вовсе потерялись на целые десятилетия.

После разгрома Германии во второй мировой войне профессор Оксфордского университета 3. Земан специально изучал трофейные немецкие архивные фонды, тщетно надеясь найти – и, конечно, не обнаружив – какие‑либо свидетельства «связи» большевиков с кайзеровским правительством [97]97
  «Germany and the Revolution in Russia 1915–1918». Documents from the Archives of the German Foreign Ministry. Ed. by Z. Zeman. London, 1958, p. X.


[Закрыть].

Понятно, что к этому времени «документы Сиссона», хотя их время от времени и цитировали в антисоветской пропагандистской литературе, способны были лишь компрометировать тех, кто ими пользовался. Но все эти документы опять чудесным образом нашлись через тридцать два года, в самый разгар «холодной войны». Их обнаружили в декабре 1952 года, когда президент Трумэн готовился уступить место в Белом доме своему преемнику Эйзенхауэру. Правда, охотников воспользоваться очень уж залежалым клеветническим товаром так и не нашлось. А в 1956 году известный буржуазный историк Д. Кеннан опубликовал статью, в которой без труда показал, что «документы Сиссона» кишат несуразностями, содержат массу заведомо фальшивых подписей, неправильных дат и прочих доказательств грубого подлога. В другой своей работе Кеннан писал, что «эти документы являются, бесспорно, подделкой от начала до конца» [98]98
  G. F. Кеnnan, Russia Leaves the War. Princeton, 1956, p. 454; idem. The Sisson Documents. «Journal of Modern History», 1956, June, pp. 130–154.


[Закрыть].

Таков конец всех фальшивок, но сколько лет до этого они служили орудием отравленной пропаганды, и как часто на смену одним «устаревшим» подлогам приходят новые, столь же клеветнические вымыслы – неотъемлемая часть империалистической стратегии лжи.

В годы иностранной вооруженной интервенции и гражданской войны буржуазная пресса много писала о том, что вмешательство во внутренние дела России – акт филантропии. Одна из наиболее влиятельных буржуазных американских газет, «Нью – Йорк Таймс», писала 1 декабря 1918 года об интервенции: «Это благотворительная миссия спасения бесчисленных жизней мужчин и женщин. Она взывает к чувству гуманности всех друзей верного русского народа» [99]99
  Ср.: L. Strakhovsky, American Opinion about Russia. 1917–1920. Toronto, 1961, p. 79.


[Закрыть].

А в эти же самые дни и недели правительство США составило совместно с Англией подробные планы расчленения России и насаждения правительств, зависимых от империалистических государств. В 1918 году президент Вильсон опубликовал свои известные «Четырнадцать пунктов» мира. Задуманные как реклама мнимого миролюбия США, «Четырнадцать пунктов» вместе с тем в замаскированном виде содержали экспансионистскую программу американского империализма. В официальном комментарии к «Четырнадцати пунктам», составленном в октябре 1918 года по поручению Вильсона полковником Хаузом, уже более открыто, хотя тоже под флером лицемерных фраз о демократии и самоопределении, выдвигались планы расчленения Советской России и превращения ее в колонию империалистических держав. В «Великороссии и Сибири», после того как от них будут отделены все другие области бывшей России, предписывалось создать «достаточно представительное» (читай: белогвардейское) правительство. В качестве практической политики в комментариях Хауза рекомендовалось признание временных белых правительств и оказание им помощи, рассматривать вопрос о Кавказе «как часть проблемы Турецкой империи» (потерпевшей поражение и оккупированной войсками Антанты), Среднюю Азию предлагалось передать одной из держав Антанты «для управления на основе протектората»! [100]100
  «Архив полковника Хауза», т. IV. М., 1944, стр. 152–153.


[Закрыть]. Интервенты чинили на временно оккупированной территории кровавую расправу над советскими людьми.

Составной частью антисоветской пропаганды было рекламирование всех белогвардейских сил: от крайних монархистов до меньшевиков, эсеров, буржуазных националистов всех толков. Не прекращался поток известий о близком, неминуемом крахе Советской власти, о взятии белыми Москвы и Петрограда (в «Нью – Йорк Таймс» сообщения об этом за годы гражданской войны появлялись свыше 90 раз). Очень характерной была терминология антисоветской пропаганды: белогвардейцы неизменно именовались «русскими», сражавшимися против красных «банд», «полчищ» и т. п. И еще одна тема постоянно присутствовала в реакционной пропаганде этих лет: рупоры вооруженной интервенции годами кричали о большевистской угрозе «миру и цивилизации» [101]101
  См, напр: «Revolution in Russia. As Reported by the New York Tribune and the New York Herald, 1894–1924». Ed. by E. W. Pearstien. New York, 1967.


[Закрыть].

Эта кампания в самой реакционной печати дополнялась нападками на буржуазных деятелей типа Ллойда Джорджа, которые предпочитали политику лавирования, отдельных уступок массам, чтобы сбить революционную волну. Нортклифф, сторонник жесткой линии, недовольно уверял, будто Ллойд Джордж «идет прямым путем к тому, чтобы создать большевизм в Англии» [102]102
  H. Fyfe, Northcliffe… p. 256.


[Закрыть].

В психологической войне против Советской России Антанта потерпела полное поражение. Ей не удалось ни обмануть наш народ, ни помешать подъему могучего движения рабочей солидарности, проходившего под лозунгом «Руки прочь от Советской России!».

Все ухищрения антантовской пропаганды не помешали воздействию большевистской правды даже на сами войска интервентов. «Эта победа, которую мы одержали, вынудив убрать английские и французские войска, – говорил В. И. Ленин, – была самой главной победой, которую мы одержали над Антантой. Мы у нее отняли ее солдат. Мы на ее бесконечное военное и техническое превосходство ответили тем, что отняли это превосходство солидарностью трудящихся против империалистических правительств» [103]103
  B. И. Ленин, Полн. собр соч., т. 39, стр. 391.


[Закрыть].

Одна из наиболее характерных черт психологической войны против социалистических революций вполне выявилась уже во время и в первые годы после победы Октября. Это поддержка партий, стоящих «непосредственно» правее Коммунистической, чтобы добиться перехода власти в их руки, который открыл бы дорогу торжеству открытой контрреволюции. Именно так действовала Антанта, развертывая пропагандистскую кампанию против Венгерской советской республики в 1919 году. Эта тактика тесно координировалась с соответствующими политическими маневрами, которые привели к переходу власти к якобы «левым» профсоюзным лидерам, что оказалось лишь краткой прелюдией к установлению на целые четверть века монархо – фашистской диктатуры Хорти.

Непреодолимый порыв сочувствия молодой республике трудящихся, энтузиазма рабочих масс в связи с победами Красной Армии над войсками Пилсудского, могучая сила рабочей солидарности, особенно ярко проявившая себя летом 1920 года и сорвавшая новые интервенционистские планы Лондона и Парижа, – все это побудило реакционную печать еще более усилить и вместе с тем усовершенствовать свою кампанию антисоветской лжи и клеветы.

Движение солидарности с Россией объявлялось следствием «обмана», «непонимания», даже подкупа! Вот один номер главной газеты треста Нортклиффа «Дейли мейл», вышедший осенью 1920 года. Первая полоса «Большевики посылают золото и бриллианты за границу, чтобы путем подкупа побудить иностранные газеты поддерживать их систему, разжигать революцию в цивилизованных странах». Задача передовой статьи того же номера – используя отрицательное отношение правых лидеров профсоюзов и многих либеральных интеллигентов к Советской России или по крайней мере их неверие в ее будущее (при замалчивании других дружественных нашей стране голосов), внушить читателю мысль, будто большевизм быстро идет к собственной гибели. «Почти без исключения все английские рабочие лидеры и представители прогрессивного крыла, – указывалось в передовой, – которые недавно посетили Россию, вернувшись, утверждают, что большевистский режим обречен. Бертран Рассел, пламенный выразитель передовой мысли, идет еще далее, заявляя, что этот режим уже находится при смерти» [104]104
  «Daily Mail», 4.X. 1920.


[Закрыть].

А в тот же день в передовой статье другой консервативной газеты, «Морнинг пост», можно было прочесть, что было бы глупостью вести торговлю с Россией. «Потребовалось много веков, – писал этот орган «твердолобых», – чтобы люди поняли – не может быть ни торговли, ни цивилизации, если строго не соблюдаются некоторые моральные соглашения. Изымите их, и мы вернемся к методам пещерных людей». Само собой разумеется, под витиеватым понятием «моральные соглашения» подразумевались соглашения не покушаться на частную собственность [105]105
  «Morning Post», 4.X 1920.


[Закрыть].

Можно просмотреть всю «большую печать» Лондона за то же число, обнаружив только постоянные вариации на уже знакомую нам тему. А еще через два дня «Дейли мейл» обнаружила еще один «довод» в пользу отказа от всяких переговоров с большевиками – раскол оппортунистами рабочего движения. Другим аргументом были сохранявшиеся надежды белогвардейщины – Врангель еще удерживал Крым. «Нельзя быть слишком осторожным, – писал в передовой рупор Нортклиффа, маскирующийся под газету для народа, – и необходимо избегать всего того, что может быть воспринято как признание большевистского строя в момент, когда его осуждают французские социалисты и французские профсоюзные деятели и когда среди самих русских растет сопротивление ему…» [106]106
  «Daily Mail», 6.X 1920.


[Закрыть]Кстати о «растущем сопротивлении» – в тот же день в солидном «Таймс» (он, напомним, тогда принадлежал тому же Нортклиффу) обсуждаются слухи о восстании в Кронштадте, об уличных боях в Петрограде [107]107
  «Times», 6.X 1920.


[Закрыть]. Что это очередная «утка» или пророчество (английская пословица рекомендует: «не прорицайте, пока точно не разузнаете»)? Ведь через полгода во вспыхнувшем мятеже в Кронштадте достаточно ощутимой оказалась рука антантовской агентуры.

Пересечем Ла – Манш – на берегах Сены мы услышим те же песни, может быть, с еще более откровенными призывами к интервенциям. А в «нейтральной» Швейцарии буржуазная печать пишет не только о «распадении» большевизма, она пытается увидеть «конец» влияния Великого Октября на Европу. «Журналь де Женев» предрекает скорую смену большевиков «другим сильным режимом, который снова возобновит деятельность, осуществлявшуюся прежним самодержавием». Швейцарская газета тоже извлекла все возможное из позиции оппортунистических лидеров II Интернационала и риторически вопрошала в передовице: «Имеется уже моральная изоляция большевизма в Европе? На такой вопрос можно ответить утвердительно. Легенда о русских революционерах, изобретших новое общество, исчезает с каждым днем под беспощадным давлением фактов» [108]108
  «Journal de Geneve», 7.X 1920.


[Закрыть].

В течение всего, теперь уже более полувекового, существования Страны Советов буржуазная пропаганда будет повторять снова и снова этот вопрос и, конечно, давать утвердительный ответ. Зачем? Чтобы снова и снова этим ныне уже совсем иступившимся «психологическим оружием» пытаться остановить победное шествие ленинских идей, возрастающий авторитет Советского Союза среди трудящихся масс всего мира, подорвать веру советского народа в правоту и неодолимость коммунистического мировоззрения.