Текст книги "Последние дни супермена"

Автор книги: Эдуард Лимонов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 16 страниц)

– Что случилось с Алис? – спросил Супермен. Рот мсье Генриха открылся, обнажая его породистые зубы. Вопрос был задан на английском языке с акцентом неясного происхождения…

– Я все знаю! – объявила Магги и, сняв серую шляпу с черной лентой, положила ее на стол. Светлые волосы, как у младшей сестры, но длинные и тонкие, были заколоты сзади. Неяркая помада, мелькнувшие вместе со шляпой такие же неяркие, чуть розоватым лаком покрытые, ногти. Строгие осуждающие серые глаза с чуть подкрашенными веками ненавидели Генриха.

– Я уверен, что вы все знаете, мисс Магги, – хмуро объявил Генрих. – Но прежде я хотел бы узнать, что случилось с Алис. Где она? Что с ней?

– Алис в госпитале, – устало сдалась женщина. – Овердоза… героина…

У Генриха противно застучало в висках. Сидящий напротив Магги человек вдруг скорчился, как от боли.

– Она в сознании?

– Да, сейчас в сознании. Ей колят торазин…

Подошел мсье официант и спросил, что они хотят. Супермен, не колеблясь, заказал двойную порцию виски. Магги – перье, но передумала и попросила бренди. Мужчина и женщина молчали.

– Если вы все знаете, – негромко начал Супермен, – то, наверное, знаете и то, что я не заставлял девочку колоть героин и что меня с нею в этот момент не было. Если бы я был с ней, этого бы не случилось…

– Я все знаю! – упрямо повторила Магги, упирая на слово все.

– О'кей, – кивнул Супермен, – высказывайтесь.

– Я приехала в госпиталь в пять часов утра. – Магги остановилась и придвинула свое лицо ближе к лицу Супермена. – Мне позвонил ее приятель, Джим. – Магги опять остановилась, исследуя лицо Супермена. Лицо выражало хмурое внимание, и только.

– Это Джим привез Алис в госпиталь. Несмотря на то, что сам был не в лучшем состоянии. Он сказал мне, что у Алис были деньги, много денег, и это она купила героин…

Генрих молчал. Он дал Алис несколько тысяч франков на расходы. Еще несколько дней назад. Девчонке, подумал он, могут понадобиться деньги. Понадобились…

– Алис, Джим и еще два мальчика после концерта пошли в кафе и, спустившись вниз, по очереди запершись в туалете, вкололи себе по дозе… Потом еще. – Мисс Магги замолчала. – В госпитале мне не позволили повидать Алис, но в регистратуре мне отдали… – Мисс Магги остановилась, раскрыла плоскую сумку, тоже серую, как ее пальто и шляпа, как усталое выражение ее лица, и вынула оттуда конверт. – Вот это.

«245 на 175 миллиметров», – определил тренированный Супермен. В одном углу конверт протаранивало что-то острое.

Из конверта мисс Магги вынула пачку стофранковых банкнот и кольцо. Кольцо американки Пат. С бриллиантом. Генрих спокойно посмотрел на деньги и кольцо. Потом оглядел бар за спиною женщины. На них как будто бы никто не смотрел. Если в зале и находились полицейские, то они хорошо замаскировались.

– Вот что отдали мне в госпитале. – Мисс Магги неженским жестом провела рукой по подбородку и посмотрела на Супермена вопросительно, как бы желая, чтобы он объяснил ей, что все это значит. Супермен предпочел промолчать.

– Откуда у девочки четырнадцати лет такие деньги и кольцо с бриллиантом, спросила я себя, – продолжала Магги.

«Девчонка прибавила себе год, – подумал Супермен и тут же шепнул себе: – Как хорошо, что девчонка осталась жива, как хорошо», – и вернулся в бар к мисс Магги.

– Придя домой, я обыскала ее комнату. Я позволила себе это только потому, – оправдалась Магги, – что я ее старшая сестра, я воспитала ее без матери, она для меня как мой собственный ребенок. И я имею право знать, что происходит с моим ребенком…

«Она имела право, – согласился Супермен, – хотя в педагогических книжках сказано, что ребенок, узнав о такой инспекции, никогда не простит взрослому вторжения в его личный секретный мир. Никогда».

– Я нашла дневник Алис, – сказала печальная женщина Магги. – Из ее дневника я узнала о существовании Супермена и еще множество других ужасных вещей, которые я предпочла бы не знать…

«Конечно, – подумал Супермен, – четырнадцатилетние девочки ведут дневники, он мог бы об этом догадаться, остолоп. Четырнадцатилетним девочкам, хоть коротко, но нужно записать все те ужасно интересные вещи, которые с ними случаются. Тем более такие секретные, о которых нельзя никому сказать. Четырнадцатилетним девочкам не приходит в голову, что самое ненадежное место для сокрытия секретов – это их дневники. Как много знает Магги? Что именно записала девчонка? Есть ли упоминание об убийстве?..»

– Да, – сказал Супермен обычным голосом, – я вижу теперь, что вы действительно все знаете. – И замолчал. Ему было важно, что скажет Магги. Его задача сейчас – выглядеть как можно спокойнее. И не затем, чтобы поддержать репутацию Супермена, но чтобы не вызвать мисс Магги на припадок истеричности. Чтобы не спровоцировать ее на неконтролируемые действия. «Спокойно!» – предупредил себя Супермен.

Так как он молчал, то заговорила Магги:

– А вы действительно заслуживаете вашу кличку, Супермен. Удивительное самообладание…

– Спасибо, – решился сказать Супермен.

– Первым моим побуждением было позвонить в полицию или частному детективу. Я не знала, куда раньше… Но, поразмыслив, я испугалась, что участие ребенка в до такой степени грязных и кровавых делах… – Супермен мгновенно понял, что в дневнике упоминалось убийство Юрия, – непоправимо изуродует всю жизнь девочки. – Магги вздохнула и допила бренди. – …Все эти ужасы до такой степени ужасны, что власти не смогут, даже если бы и захотели, уберечь девчонку от наказания. А если она попадет в тюрьму или в исправительную колонию, даже только на несколько лет, с ее темпераментом она или не выйдет оттуда, или выйдет закоренелой преступницей, – Магги опять тяжело вздохнула.

– И вы захотели встретиться со мной?.. – полувопросительно произнес Генрих. – Зачем?

– Я не знаю, совсем не знаю, что делать. – Рука Магги потянулась к бокалу, но, обнаружив, что там уже нет бренди, обессиленно опустилась на стол.

– Мсье, – окликнул Супермен проходящего официанта. – То же самое. Виски и бренди для леди.

– Вам повезло, что я действительно леди, – слабо усмехнулась Магги. Супермен понимал ее и ее состояние, но он не мог показать свое дружелюбное понимание женщине, сидевшей напротив. Нельзя. Потому он сказал совершенно противоположное тому, что чувствовал:

– Это вам повезло, мисс Магги. Вы избавились от очень крупных неприятностей. Если хотите точнее, – Супермен спокойно оглядел бар, – точнее, вы спасли собственную жизнь.

– И у вас еще хватает наглости и бесчеловечности запугивать меня, и это после всего того, что вы сделали с моей сестрой, почти ребенком…

Генриху было очень жаль английскую женщину, и тем более сестру его девчонки, почти родственницу в конце концов, но fucking world[117]117
  Fucking world (англ.) – Ебаный мир.


[Закрыть] устроен так глупо, что доброта и сострадание ассоциируются со слабостью. Нужно было запугать мисс Магги.

– Если вы действительно знаете все, – спокойно продолжал Супермен, – то вам, наверное, известно, что я профессиональный шпион. – Генрих замолчал, давая время подошедшему официанту разгрузить напитки с подноса. – Полковник Генрих Петров, – сказал он с легкой улыбкой, приподымая свой виски, – честь имею. Комитет государственной безопасности, широко известный у вас, на Западе, под криптонимом Кэй Джи Би.

Глаза простой женщины мисс Магги выразили страх, недоверие и снова – недоверие и страх по очереди. Генрих улыбнулся ей.

– Пожалуйста, не верьте в этот вздор, который вы слышали о моей организации. Мы не более жестоки или зловещи, чем любой другой «секретный сервис» в мире. Мы более могущественны, да, но не более зловещи. – Генрих замолчал. – Если бы вы обратились во французскую полицию или в ДСТ, впрочем, полиция в конце концов обратилась бы в ДСТ, очень возможно, что меня бы арестовали… Но… ваша судьба, мисс Магги, в таком случае сложилась бы весьма незавидно… Моя организация, – Генрих замялся, подыскивая слова, – моя организация вынуждена поддерживать свой имидж могущественной организации, а посему ни одно преступление, направленное против организации или ее индивидуального члена, не остается безнаказанным. Увы, – Генрих вздохнул. – За выдачу полковника КГБ Генриха Петрова в руки французской полиции (и впоследствии ДСТ) вас бы просто-напросто убрали. – Генрих опять вздохнул, словно подтверждая своими вздохами, что сам Генрих – человек неплохой и организация у него не зловещая, но служба есть служба, жизнь есть жизнь, борьба между государствами есть серьезная борьба. – Вы бы однажды вышли из этого бара и не вернулись бы домой. Никогда. Пропали бы. – Он замолчал и, сморщившись, проглотил свое виски…

Мисс Магги в этот момент ненавидела его еще больше.

– Вы – бандит, соблазнивший девочку-подростка деньгами, алкоголем, подарками и, наконец, героином… Вы убили человека – не знаю, одного ли, но одного точно, – вам место в тюремном сумасшедшем доме.

Супермен дал Магги сказать все, что она о нем думает.

Генрих сам возненавидел себя за произнесенную тираду, потому что то, что он говорил, нужно было сказать для дела, это не были его, Супермена, мысли и чувства. Мисс Магги, ах, если бы мисс Магги была другим человеком, внутренне свободным от предрассудков воспитания, образования, отвратительного каннибализма, называемого «гуманизмом», Генрих с удовольствием сказал бы ей правду. А правда состояла в том, что он и девчонка были два вольных, непорабощенных духа, встретившиеся случайно, но сблизившиеся на равных началах взаимной симпатии и удовольствия от партнера. Оба «развращают» друг друга, если воспользоваться лексиконом сестрички Магги, а не старший – Генрих – развращает девчонку. Девчонка не хочет быть сестричкой Магги и всю жизнь оставаться заключенной в стенах нуднейшего офиса, девчонка хочет жить как в сказке. А в сказках счастье человека неразрывно связано с битвами, убийствами и победами. Очень часто герои попадают в плен или в госпиталь.

Объяснить 32-летней executive, что сказка – это схема жизни, в соответствии с которой и должен жить настоящий человек – Супермен, Генрих не мог.

Посему он остановил льющиеся неиссякаемым потоком из уст мисс Магги обвинения в его адрес, довольно нелюбезно встав.

– Вы уходите? – Магги выглядела потрясенной.

– Да, – сказал Генрих. – Мы, я думаю, все сказали друг другу. Я ничем не могу вам помочь.

– Поклянитесь, что вы никогда больше не будете пытаться увидеть мою девочку. – Мисс Магги внезапно почти заплакала, еще раз осознав свое бессилие в отношениях с этим ужасным иностранцем.

Генрих задумался.

– Нет, – наконец сказал он, – я не могу вам сделать этого подарка. К тому же… я почти уверен, что Алис все равно придет ко мне сама…

– Я увезу ее из Парижа, как только она выйдет из госпиталя…

– Э, – Супермен махнул рукой, – вы же отлично знаете характер девочки. Она убежит от вас на следующий день. Прыгнет с моста, спустится по веревке из окна. Вы же не будете сидеть и охранять ее круглые сутки… Алис дикая и свободная девочка, или я ее совсем не знаю. – Генрих улыбнулся.

Магги молчала, грустно уронив голову на руки. Генриху стало жаль ее, и он сказал:

– Послушайте, Магги, вы, конечно, не поверите в то, что я вам скажу, но я люблю Алис. Для вас она – девочка, ребенок, для меня юная женщина… Дикая, смешная, с фантазией, мужественная, храбрая… Ну и что, что ей четырнадцать? Общество установило нелепые числовые барьеры и всех затискивает в глупейшие категории. Алис, простите меня, но в чем-то она взрослее вас. – Генрих помолчал. – Я обещаю вам, что я не буду пытаться видеть Алис, если она сама не захочет меня видеть… В конце концов, это совпадает и с моими желаниями.

– Я знаю, в чем дело, – грустно посмотрела на Супермена Магги. – Я всегда этого боялась… У девочки не было матери, и я заменила ей мать… В какой-то степени… Но я не могла заменить ей отца. Ее привязанность к вам можно объяснить только тем, что у Алис не было отца. Она пишет о вас с таким восхищением, хотела бы я, чтобы она обо мне так писала, – вздохнула Магги. И прибавила, не удержалась: – Зло притягательно.

45

Как обычно, в Париже шел дождь. Вернее – снег, который на уровне третьего этажа превращался в дождь. По улицам брели с зонтами и подняв капюшоны курток школьники. Генрих, стоя у открытого в сырость и ветер окна, позавидовал направляющимся вниз, к рю де Риволи, детям. Вернее – их времени. Их многим годам, которые у них впереди.

Темная и в обычное время, квартира Супермена становилась и вовсе мрачной, когда в Париже шел дождь. А шел он, увы, часто. В декабре почти каждый день.

Из открытого окна Генриха вынул звонок. Дли-и-и-и-инное тире и потом короткие удары точек. Звонок, на который способна была только одна рука в мире. Алискина…

Генрих преодолел пространство от окна до двери в прихожей в несколько прыжков. Рванул одним поворотом замок… За дверью стояла мокрая, ужасно накрашенная и ужасно бледная Алиска с допотопным потертым саквояжиком в руках.

– Бэби!

– Генри!

На голове существа дотаивал дождь-снег, и потому мокрые волосы девчонки выглядели темнее обычного. Генрих схватил существо и ее саквояжик в охапку и втащил их в свою темную берлогу. Сквозь пленку дождя и ветра внутри существо оказалось теплым. Подержав существо в руках некоторое время, Генрих почувствовал это. Он все целовал и целовал существо в мокрые волосы, ушки, шею и глаза. Оно раскрасило глаза фиолетовым, и они расплылись от снега…

– Бэби, я так ждал тебя!

– Врешь, – всхлипнуло дитя. – Ты должен ненавидеть меня, я знаю. Магги нашла дневник… Я – ебаная идиотка…

– Я ждал, ждал тебя каждый день…

– Они держали меня в больнице, Генри. Я не могла убежать раньше. Посмотри, – дитя завернуло широкий рукав пальто, показало Генриху голую руку, – видишь, сколько уколов. Лечили… животные. – Дитя всхлипнуло…

– Но зачем ты это сделала, kid, без меня?

– От возбуждения, Генри, мне хотелось чего-то необычного, праздника. Концерт меня возбудил. Я подумала, как я счастлива, что у меня есть ты, что я потом возьму такси и приеду к тебе. Немножко героина, чтобы стать еще счастливее. Я всегда после дозы чувствую себя очень счастливой, даже плачу… от счастья.

– Перестаралась, kid…

– Генри, мы бегали в туалет каждые пятнадцать минут, всадить еще дозу. Я думала, они маленькие, эти порции.

– Бэби, бэби, столько людей думало, что они маленькие, столько… И Джанис Джоплин, и Джимми Хендрикс, и твой Сид Вишес… и еще десятки тысяч, может быть, или даже больше, думали, что они маленькие…

– Генри, я не хотела тебя предавать. Магги нашла, что я писала о Супермене. Там немного, всего несколько записей. Потом она выудила твой телефон из моей книжки. Там не было даже твоего имени. Только буква S и телефон… Что теперь делать?

– Ничего, kid, твоя сестра побоится нас предать…

– Лучше все-таки нам уехать из Парижа, Генри, и, может быть, из Франции. Давай уедем…

– Ты хочешь уехать со мной, правда?

– Конечно, Генри, я люблю тебя. Ты для меня самый близкий человек в целом мире. Я все обдумала в госпитале. Я хочу быть с тобой…

– И я тебя люблю, kid, ты моя женщина… Ты женщина для меня.

– Правда? – хлопнула глазами девчонка, пристально поглядев вверх на Генриха, гордая только что присвоенным ей званием женщины.

– Правда, правда…

– Выеби меня, а, Генри? – вдруг стеснительно попросила девчонка. – Я в госпитале только об этом и думала, даже мастурбировала, вспоминая, как ты меня трахаешь…

Генрих расхохотался от этой просьбы и признания. Услышала бы сестра Магги грубое «выеби», что бы она подумала… Между тем на жаргоне Алис и Генриха это значило: «Люби меня, пожалуйста. Люби меня нежно, я тебя хочу». Генрих взял девчонку на руки, девчонка так и была еще в мокром пальто, и унес ее в спальню, где, похихикивая и повизгивая от смущения, отвыкшее от него дитя через некоторое время превратилось в женщину Генриха. Куда лучше всех других женщин его жизни.

46

Сестра Магги позвонила после полудня и потребовала Алис к телефону. Шлепая по полу босыми ногами, девчонка прошла в ливинг-рум и поговорила с сестрой странно спокойным, непохожим на своевольную Алис тоном. До Генриха, вернувшегося в темноту спальни, донеслись несколько фраз:

«Я прошу тебя оставить нас в покое…»

«Я верю в то, что ты любишь меня…»

«Магги, я сама пришла к нему…» «Сама»… «Это мое решение»…

Генрих подумал, что в госпитале девчонка, очевидно, действительно обдумала свою жизнь, ибо неожиданным уверенным спокойствием веяло от ее тона.

– Все в порядке, – сообщила Алис, вернувшись в спальню. – Я убедила ее заткнуться и оставить нас в покое. Случился очередной пожар. Кто-то показал ей старый номер «Либерасьон». Этот, со статьей об ограблении в «Плаза Атэнэ». Она узнала из описания того, что взяли, кольцо и запела старую песню…

– Какую из старых? – спросил Супермен.

– А, скучную и нудную песню буржуазной пизды… «Ты погибнешь, этот сумасшедший шпион поймал тебя в свои сети… Если он шпион, то почему он превратился в грабителя… Вас застрелят…» Весь набор говна, каким может быть полна голова ехecutive woman[118]118
  Eхecutive woman (англ.) – деловой женщины.


[Закрыть] из Бритиш Бродкастинг корпорейшн…

Девчонка легла рядом с Генрихом и положила голову ему на грудь. Генрих лежал и думал о том, что положение их дел – его и Алискиных – не блестящее и даже угрожающее. Слишком тяжелый груз лежит сейчас на хрупкой истеричной женщине Магги, законопослушной, нормальной и трусливой. И неизвестно, долго ли еще она будет верить в то, что «Организация» Генриха убьет ее, если она обратится в полицию. Очень даже возможно, что однажды она вдруг поверит в то, что полиция сильнее невидимой советской «Организации» и сумеет защитить Магги от ее мести. Алис? Магги может также уверить себя, что для блага же Алис будет лучше, если девчонка посидит несколько лет в исправительном заведении. Не много, уверит себя Магги, год или два… Уверит, для того чтобы свалился груз с нее, Магги. А чувство тяжести груза и есть трусость.

Генрих слишком хорошо знал людей, чтобы доверять им. Он был предан в этой жизни бесчисленное количество раз, в мелких и больших делах, он не верил, как Алис, что все в порядке. Магги не оставит в покое ни их, ни себя… Настоящим побудительным мотивом может быть что угодно, даже зависть Магги к счастливой сумасшедшей младшей сестре… Конечно, Магги любит Алис, но подсознательно, может быть, она ее ненавидит. После того как однажды Генриху пришлось прослушать пленку беседы его будто бы лучшего друга с представителями британского закона, Супермена уже ничем не удивишь… Что же делать с Магги? Как заставить ее молчать? И возможно ли это? Не лучше ли убежать от нее? Все равно ведь Генрих собирался уехать в «страны»…

– А правда, Генрих, – вдруг прошептала с его груди девчонка, – кто же ты больше, грабитель или шпион? Ты прости, что я спрашиваю, но я не совсем понимаю.

– Я – шпион-ренегат, – вздохнул Супермен. – Как бы тебе это объяснить… Мне надоело защищать дело, в которое я не верю… Нет, даже не так – я устал служить кому бы то ни было. Я пытаюсь сейчас служить только себе, kid. Да, себе, это будет точнее.

– Да, я понимаю, – шмыгнула носом девчонка, – они тебя достали, да? Я всегда, когда смотрю фильмы про шпионов, не могу понять, почему эти ребята, такие сильные, смелые и героические, не начнут вдруг работать на себя, вместо того чтобы выполнять указания старых и ничтожных клиентов. Я понимаю тебя, Супермен…

– Вот-вот, kid, что-то в этом духе, – обрадовался Супермен, – старых и ничтожных клиентов.

– Но, Генри, – опять зашептала девчонка, – теперь они, должно быть, ищут тебя, чтобы ликвидировать? А?

– Да, kid. Но вряд ли кто-нибудь догадывается, что я в Париже. Из Англии мне удалось выбраться не совсем обычным способом… Я применил один трюк… Короче, мои бывшие сотоварищи думают, что я, вероятнее всего, давно мертв…

– Ух ты, – задохнулась завистью девчонка, – мне тоже хочется иной раз исчезнуть, чтобы никто никогда не узнал, где я…

– Кажется, нам придется исчезнуть, и тебе, и мне, kid. – Супермен задумался. – Хотим мы этого или нет. Твоя сестра в конце концов расколется. Слишком неудобоваримые для ее сознания происшествия и факты известны ей…

– Прости, Генри, это я виновата… Прости.

– Что сделано, kid, то сделано. Сейчас задача состоит в том, чтобы выкарабкаться из настоящей ситуации.

– Куда же мы поедем, Генри?

– Это второстепенно для нас, kid. Важнее сейчас, как мы поедем. Нам нужны новые паспорта. Деньги, слава Богу, у нас есть… И нам нужно для начала, как минимум, уйти отсюда, с этой улицы… Увы, хотя я очень привык к моей темной берлоге.

– Когда уйти, Генри?

– Лучше сегодня, kid, мне кажется, у твоей сестрички Магги сейчас очень напряженное время в жизни. Мы не можем так рисковать. Может быть, именно сейчас она набирает номер телефона полиции.

– Я не верю в то, что Магги предаст меня, Генри… Она, конечно, другой человек, мы с ней разные, но она моя сестра, я – ее сестра…

– Она назовет свое предательство не предательством, kid. Назовет это «спасением заблудшей Алис»… Ты еще маленькая, не знаешь, как удивительно гибко умеют человеческие существа беседовать со своей совестью…

– Куда же мы пойдем отсюда, Генри?

– Пойдем в отель, бэби, хотя и отель не назовешь безопасным местом, но им хотя бы придется нас поискать.

47

Мистер Майкл Хогарт и его дочь Элен прибыли в Париж ненадолго. Может быть, неделю они собирались прожить в отеле «Иль де Франс», и только. Белл-бой внес в лифт несколько чемоданов мистера Хогарта и его панк-дочки. Девчонка в черном пальто и мистер Хогарт в плаще прошествовали за белл-боем из лифта в отведенную им комнату на третьем этаже, девчонка гордо помахивала при этом маленьким ободранным саквояжиком. Получив от мистера Хогарта две монеты, каждая достоинством в десять франков, пожилой белл-бой простил мистеру Хогарту его панк-дочку и даже улыбнулся ей, на каковую улыбку существо в черном никак не прореагировало.

Алиска плюхнулась на кровать.

– Lovely place, – сказала она, оглядывая большую комнату с двумя кроватями, двумя ночными столиками, двумя креслами и двумя торшерами. Белое с золотом, облупленное белое с облупленным золотом.

– Отель двухзвездочный, – пожал плечами Супермен, – мы, конечно, можем себе позволить и лучший, но мне не хотелось бы, чтобы мы уж очень были на виду, моя маленькая Элен. – И Супермен выглянул, отодвинув штору, на рю Сент-Оноре. Внизу было светло от фонарей, и резво ходили по улице люди, направляясь в рестораны или выходя из них. Обычная человеческая активность.

– Ты знаешь, Генри, мне нравится имя Элен, – сказала девчонка и, поерзав спиной по кровати, повторила медленно: – Эллен, Хэллен. Ты можешь называть меня Элен все время?

– Пожалуйста, – пожал плечами Супермен. – Я не уверен, что я буду помнить об этом каждую минуту, но я попытаюсь. Троянская Елена.

– Что? – спросила девчонка.

– Троянская Елена – мифологический персонаж, – начал объяснять терпеливый Супермен девчонке.

– Я знаю, кто такая Helen of Troy, – обиделась девчонка. – Я не расслышала.

– Извини, – сказал учтивый Генрих. – Я понятия не имею, преподают ли они вам греческую историю и мифологию в английской школе… И если преподают, то как…

– Я сама читала греческие мифы, – опять обиделась Элен-Алис. – При чем здесь школа?

– Сдаюсь, сдаюсь, – поднял руки Супермен. – Сдаюсь на милость Троянской Елены…

– То-то, – самодовольно сказала девчонка. – Я даже Апулея читала… Я вообще много книг прочла. Много болела в детстве, Генри, лежала в постели и читала… Запоем. – Девчонка вдруг закинула руки за голову и уже другим тоном, тихим и мечтательным, попросила: – Генри, а Генри, обними меня, а?

Генри подумал, что он забывает, дурак, что девчонка только девчонка, и что бы она на себя ни надела, сколько бы металлических шипов ни торчало с ее браслетов на руках и шее, еще совсем недавно, может быть, год или два назад, девчонка спала с каким-нибудь замусоленным медведем, зайцем или крокодилом в обнимку. Многие и до двадцати пяти лет спят так. Даже проститутки… Девчонке нужна ласка. Хотя бы время от времени. Потому Генрих подошел к девочке и лег рядом с нею, обнял ее и подышал немного ей в волосы, чтобы сделать их теплыми.

– Я, конечно, не могу заменить тебе твоего медведя, kid, – прошептал он на ухо девочке. – Я много тверже…

– Откуда ты знаешь про медведя? – спросила Элен-Алис шепотом.

– Догадался, – сознался Генрих. – Мне почему-то показалось, что такой человек, как ты, обязательно должен был спать с медведем.

– Такой человек, как я, – захихикала девчонка. – Ты иногда очень смешной, Супермен! Я больше люблю, когда ты смешной, чем когда ты грустный. Ты лучше медведя, Генри, намного лучше. – Девчонка опять хихикнула. – Знаешь почему?

– Почему?

– Ты можешь меня выебать. А медведь не мог. – Девчонка захохотала и в смущении вдруг спряталась в воротник своего пальто.

– Я думал, хотя бы маленькие девочки невинны.

– Фу, глупость, – девчонка повернулась к Супермену. – Если хочешь знать, маленькие девочки, может быть, самые грязные и неприличные существа на свете. Мне очень хотелось всегда, чтобы мой медведь меня выебал. Я очень его всегда прижимала к себе. Знаешь, как я с ним спала, Генри?

– Как?

– Я затискивала его между ног, – Алис смущенно захихикала. – И мне снились ужасные сны, в которых мой медведь, наглый и неприличный, лизал мои губы большим красным языком и потом ебал меня.

– Как неприлично. Сколько же тебе было лет, kid?

– Не знаю. Десять? Или одиннадцать. Утром я боялась посмотреть в лицо Магги. Я думала, она все должна понять… Что происходило ночью между медведем и мной…

– Ты нимфоманка, kid…

– Не думаю, Супермен. Другие девочки говорили мне о чем-то подобном…

– Они, наверное, трахались с зайцами, – вставил Супермен.

– Глупый Генрих, – девчонка закрыла ему рот рукой. В словах «Глупый Генрих» прозвучало кокетство.

Супермен, вслушавшись в это кокетство, запустив одну руку под юбку девчонки, ласкал ее бедрышки и думал, что такая Алис, Алис Кокетливая, вполне могла подставить свою щелку мальчику Джиму в туалете в перерыве между двумя дозами героина. Хотя героин и не помощник сексу. Скорее наоборот… Впрочем, Супермен быстро отмел эту мысль и сосредоточился на горячем животе девочки, которого он достиг, сдвинув вниз черный нейлон… Девчонка задышала глубже и издала стон. Потом еще один.

Супермен опять подумал о бритоголовом мальчике Джиме, ебущем нагероиненную девчонку его в туалете, девчонка в воображении Супермена стояла, согнувшись над туалетом, черное пальто заброшено ей на голову, белая попка оголена… Супермен чаще задышал, как и Алиска, и, стащив с горячей девчонки ее черный нейлон до самых лодыжек, содрал туфлю с ее одной ноги, потом нейлон, оставив нейлон висеть на другой ноге, и, высвободив из своих черных брюк уже твердый член, понес его вверх и вставил в мякоть его девочки… Там было невероятно хорошо. Вместе с бритоголовым Джимом Супермен вонзался в девчонку глубже и в стороны, и опять глубже, раскрывая, растворяя, раздирая ее плоть как можно шире. Дитя в ответ на грубый член в ее щелке выпустила откуда-то из глубин еще дополнительную порцию желе, встречая грубого, дерзкого завоевателя нежно и мягко. Добром отвечая на зло.

48

Только после своего звонка в «Либерасьон» и короткого разговора с Джей Джей Ди Супермен впервые в жизни понял, что он тщеславен. Ничем другим было невозможно объяснить поступок Генриха. Мало того, когда в ответ на шутливую благодарность Супермена за несколько статей в газете Джей Джей Ди предложил Супермену взять у него интервью и клятвенно пообещал, что ручается за безопасность Супермена во время этого свидания, тщеславный Генрих согласился. Неожиданно для самого себя.

И вот теперь он шел на свидание. Глупо, опасно, как школьник поступал Супермен и понимал это. Однако шел. Каждый человек тщеславен. Самый простой, примитивный, тщеславен примитивно – надпись на могильном камне, дети и внуки, добившиеся чепуховых успехов, пусть что-то, но оставить на земле в знак того, что и «я тоже был». Новые времена вызвали к жизни новое тщеславие. Попасть в газету, например, лучше этого могло быть только интервью на TV.

Впрочем, человек – грустное животное, думал Супермен. Только определенная беззаботная легкомысленность позволяет ему жить. И, может быть, еще любопытство: а что дальше будет? Без легкомысленности и любопытства все эти существа, наполняющие города и равнины земли, кончали бы с собой в момент осознания своей смерти. В сущности, все ведь приговорены к смертной казни (один миллиард китайцев – тоже). Единственное облегчение в человеческой судьбе, поблажка – неизвестность точной даты приговора. В пределах восьмидесяти или ста лет. Некоторым удается оттянуть приговор и за сто. Есть и такие, которых приговор настигает в первые годы жизни… или даже месяцы. Такие счастливей других – они еще не успели привыкнуть к этому миру. Потому покидают его без особого сожаления…

«Нет, такое эфемерное и грустное существо просто не может быть нетщеславным, – оправдал себя Супермен, – нужно быть человеком среди людей, пусть я и Супермен». И с этими последними мыслями, приободрившись, он пошел во двор дома 95 по бульвару Сент-Мишель, где в квартире подруги ждал его Джей Джей Ди. Несмотря на то, что Супермен давно не верил людям, он не опасался увидеть полицейских, войдя в квартиру. Журналист – это прежде всего журналист. После того как Джей Джей Ди возьмет интервью у Супермена, он может его и заложить, но до интервью – нет, Супермен в это не верил. Непрофессионально.

Внизу, в холле дома, на алюминиевой лестнице стоял рабочий-маляр и докрашивал три настежь распахнутые двери. Увидев Супермена, маляр засвистел.

Генрих не поверил в принадлежность маляра к полицейской касте. Уж слишком тонкий трюк. Хватило бы пары-трех полицейских в квартире подруги журналиста. Супермен проверил «беретту» в кармане плаща и зашагал по пахнущей краской и еще заляпанной лестнице вверх. Тоже посвистывая.

На четвертом этаже он позвонил в дверь. Было сказано позвонить в дверь с табличкой «Доминик Си». Он и позвонил.

Защелкал замок, зашелестела цепочка, еще замок, Доминик Си не доверяла этому миру. «Она тоже», – подумал Супермен и, не вынимая руки из кармана, положил палец на спусковой крючок «беретты». Открылась дверь, и худой высокий парень в вельветовом пиджаке и старых джинсах – костистое лицо украшали очки в круглой металлической оправе – появился на пороге. Он смущенно улыбался.

– Входите, – сказал парень и попятился, пропуская Супермена.

Тесная прихожая была пуста. Белые дверцы одежных шкафов могли, конечно, утаить от Генриха нескольких полицейских, но интуиция подсказывала, что в шкафах висела одежда Доминик Си, которой, журналист обещал, дома не будет. И Супермен прошел мимо шкафов, не заглянув в них, хотя ему и очень хотелось это сделать.