Текст книги "Последние дни супермена"

Автор книги: Эдуард Лимонов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 16 страниц)

Эдуард Лимонов
Последние дни супермена

примечание автора OCR: 32-я глава, почему-то, отсутствует; ошибка редактора? авторская задумка?… решайте сами; в моей книге все страницы в наличии

1

Она недостаточно хороша, чтобы меня отвергнуть…

– What happened, kid?[1]1
  What happened, kid? (англ.) – Что случилось, ребенок?


[Закрыть]

Дитя поднимает голову и зло смотрит на мистера X. На ресницах дитяти некрасивые слезы.

– Leave me alone![2]2
  Leave me alone! (англ.) – Оставь меня в покое!


[Закрыть] – хрипло шипит дитя и отворачивается.

– May I help you?[3]3
  May I help you? (англ.) – Могу я помочь тебе?


[Закрыть] – упорствует мистер Генрих.

– Why don't you fuck yourself, creep![4]4
  Why don't you fuck yourself, creep! (англ.) – Почему бы тебе самому себя не выебать, урод!


[Закрыть] – бросает дитя, не поворачивая головы, и всхлипывает. В другое время мистер Генрих ушел бы, но сегодня нельзя, он столько раз уходил, когда его отсылали, несчетное количество раз, сорок пять лет уходил, пора остановиться и сыграть то, что ему хочется. Посему Генрих Супермен ловко разворачивается в своих мягких кроссовках, сдирает с вешалки зеленый гусарский мундирчик и приближается к кассе, кладет мундирчик на прилавок. Накрашенная пизда лет тридцати пяти, когда-то, очевидно, бывшая красивой, но истаскавшаяся возле декадентских вещей, корчит на поблекшей рожице гримаску, она видела маму и девочку, поскандаливших у мундирчика, а теперь этот мсье в суперменовском свитере… красная буква S на желтом фоне… седые волосы там и тут клоками, а одет подростком… Гримаска исчезает. Четыреста девяносто девять франков – это четыреста девяносто девять франков, мсье вынимает из черного, мягкой кожи бумажника деньги, и это не последние деньги мсье, в бумажнике еще много банкнот.

Генрих Обычный размышляет машинально: «Что пизда думает обо мне? Вероятнее всего, я выгляжу состоятельным человеком, загар, бронзаж, как они его называют, крепкие руки теннисиста, пусть мсье и никогда не держал в руках ракетку…»

Бессмысленные размышления приходится оборвать, потому что в этот момент дитя нагибается за своим пластиковым пакетом. Генрих Супермен вырывает мундирчик из рук собирающейся упаковать его продавщицы-«пизды», бросив ей: «Хорошо, мадам, прекрасно!» – и летит к дитяти. Быстрый Генрих, потому что оно еще не повернулось, шмыгая носом, копается в ярко раскрашенном пакете.

– Hey, silly![5]5
  Hey, silly! (англ.) – Эй, глупышка!


[Закрыть]

Спина существа досадливо дергается под черным пиджаком, но хозяйка спины не поворачивается и не отвечает.

– Hey, green bird, take it![6]6
  Hey, green bird, take it! (англ.) – Эй, зеленая птичка, забирай это!


[Закрыть]

Два настороженных глаза удивленно глядят на мсье и на протягиваемый мсье мундирчик.

– Take it, asshole, – раздражается мсье. – I have payed for it![7]7
  Take it, asshole… I have payed for it! (англ.) – Возьми, жопа… Я заплатил за это!


[Закрыть]

Ha «asshole» дитя оживляется. Ее поколение верит в грубости и понимает их. На «asshole» дитя кривит презрительно губы и выдыхает из себя:

– Dirty man. I am not going with you to the hotel room.[8]8
  Dirty man. I am not going with you to the hotel room. (англ.) – Грязный мужик. Я не собираюсь идти с тобой в отель.


[Закрыть] Зря стараешься.

– Fucking idiot! I don't need your chicken body.[9]9
  Fucking idiot! I don't need your chicken body. (англ.) – Ебаная идиотка! Меня не интересует твое цыплячье тело.


[Закрыть] – И, бросив мундирчик в существо, Генрих выходит из магазина.

Выйдя из магазина, Генрих останавливается у стенда с открытками и закуривает. Интересно, пойдет она за ним или не пойдет. Должна пойти. Ну не пойдет, ну выбросил пятьсот франков, в конце концов я поступил в точности так, как мне хотелось… И вдруг, вспомнив, что за ремнем у него пистолет, а в задних карманах армейских брюк несколько обойм к нему, он возвращается от привычного сна к новой реальности. «Какие пятьсот франков, – думает он презрительно, – кончатся деньги – войду в любой банк и сделаю все, что могу. Ну не сумею – застрелят или арестуют. Все должно быть просто в моей жизни. В жизни Генриха Супермена».

Два легких хлопка по плечу. Дитя стоит сзади и, открыв рот, готовится выплюнуть очередную гадость?

– Hey, Superman! Why?[10]10
  Hey, Superman! Why? (англ.) – Эй, Супермен, почему?


[Закрыть] – спрашивает дитя примирительно. Мундирчик висит у девчонки на руке.

– Почему нет? Сегодня мой день рождения. You wanted it badly.[11]11
  You wanted it badly (англ.) – Ты хотела его отчаянно.


[Закрыть] – Генрих позволяет себе лениво улыбнуться.

– Ага! – проясняется личико дитяти, и блондинистая сторона ее крашеных волос светлеет, а зеленая – зеленеет. Ей все ясно, мсье – сумасшедший, но безобидный сумасшедший, мсье урод, но веселый, легкий урод. – Thank you, – шутливо кланяется дитя и расшаркивается даже, при этом каблучки ее садомазохистских туфелек скребут асфальт. – May I buy you a drink, новорожденный? – кривляясь, спрашивает она. – Do you have time?[12]12
  May I buy you a drink, новорожденный? Do you have time? (англ.) – Могу я купить тебе выпить? У тебя есть время?


[Закрыть]

– All right with me,[13]13
  All right with me (англ.) – Идет.


[Закрыть] – равнодушно отвечает мсье Генри. – У меня масса времени.

– Very rich?[14]14
  Very rich? (англ.) – Очень богатый?


[Закрыть] – насмешничает панк-девочка.

– Yes, bitch.[15]15
  Yes, bitch (англ.) – Да, сука.


[Закрыть] – Мсье Генри улыбается. Уф-ф, теперь они, кажется, говорят наконец на общем языке.

2

В кафе отважная представительница панк-движения требует водку «стрэйт», а Супермен заказывает себе двойное виски.

– За твой день рождения! – дитя приподымает свою водку. – Как тебя зовут, между прочим?

– Генри. Я не люблю свое имя.

– Мое имя Алис, и я ненавижу мое имя.

– Почему? Красивое, воздушное имя. «Алиса в стране чудес».

– Вот-вот… Задолбано до рвоты. Каждый хуесос лепечет мне это. – Дитя криво усмехается. – Ебаная Алиса и ебаный Луис Кэрролл. Тебе известно, что он любил детишек, Генри? Употреблял маленьких?

– Kill the suckers! Fuck the fuckers![16]16
  Kill the suckers! Fuck the fuckers! (англ.) – Убьем хуесосов, выебем ебарей!


[Закрыть] – Генри Супермен подымает свой бокал.

Этот клич он услышал как-то на арт-выставке тоже от панк-девочки. Та расхаживала в толпе, монотонно интонируя призыв к насилию и дебошу.

Тост нравится дитяти. Она смеется, откидывая голову назад. Шея у дитяти красивая, Генрих разглядывает ее, зря он обозвал ее тело «цыплячьим». Грудки у цыпленка тоже имеются, правда, они утопают в необъятной, на несколько размеров больше майке, но порой, если пиджак расстегнут, из хаоса складок вдруг выпирает сосок, твердый, должно быть, раз так резко выпирает…

– Как ты узнал, что я с Британских островов? – к дитяти вдруг возвращается прежняя подозрительность. Кажется, дитя заметило сластолюбивый (сластолюбивый ли?) взгляд Генриха, скользнувший по ее груди, вернее, по майке.

– Did you speak English with your mother, didn't you?[17]17
  Did you speak English with your mother, didn't you? (англ.) – Ты говорила по-английски со своей матерью, не так ли?


[Закрыть] – Рассудительный Генрих.

– А ты подслушивал, конечно, – укоризненно-покровительственно отмечает панк Алис. – Она мне не мать, она моя сестра, эта блядь.

– А! Сестра! – Уважительный Генрих вежливо удивляется.

– На семнадцать лет старше. Все говорят, что она моя мать, все так думают. Она очень злится, не хочет стареть… Она терпеть меня не может, эта блядь, и стыдится показывать своим друзьям. – Панк Алис замолкает и вертит пустую рюмку меж пальцев. – Ее друзья – ебаные говнюки, а не друзья… Буржуа, вечно сидят в своем ебаном баре на Шамп-Элизэ. «Александр» ты знаешь? Куча кривляк, упакованных в твид… Парижские англичане.

– Я хочу еще виски, – объявляет Генри, – я много пью, мне мало.

– Дай проверю, сколько у меня денег, – виновато пугается дитя. И лезет в свой кошелек…

– Stop it! – останавливает ее взрослый мсье Генри. – У меня есть мани!

– У меня тоже есть мани, – строго замечает дитя, продолжая копаться в кошельке. Результаты исследования, по-видимому, разочаровывают ее, потому что губы дитяти складываются в огорчительную гримаску. – Только пятьдесят франков, – констатирует она. – Еще утром у меня было двести. Я так быстро трачу капусту, – вздыхает она.

– Пустяки. – Добрый Генри машет официанту. – То же самое? – спрашивает он дитя.

– Да, – существо кивает.

– Мсье! Одна водка и двойное виски! – радуясь звуку собственного голоса, декларирует Генри Супермен. Луч солнца прорывается наконец сквозь влажные тучи, и сразу становится веселее.

Некоторое время они молчат. «Я ее выебу, – думает Генри. – Что же еще с ней делать? Выебу, даже если мне придется ее изнасиловать. Выебу, даже если она откажется идти ко мне. Обниму за талию, рука – под ее большой пиджак, дуло пистолета под ребра – и в такси… Не то чтобы мне так уж хотелось ее, она ничем не лучше других, но раз уж все так началось, я хочу посмотреть, как она себя будет вести. Меня интересует ее пизда… Молодая пизда…»

– Ты меня хочешь выебать, да? – спрашивает вдруг панк Алис, поймав его взгляд.

– Hey, kid! – останавливает ее Генри…

– Точно, хочешь, – смеется дитя, – но ты не в моем вкусе. – Она наклоняет голову набок, как бы приглядываясь к Генри. В этот момент официант ставит на стол напитки. Алис с шумом отхлебывает свою водку и продолжает: – Нет, не в моем вкусе. Ты какой-то, – она останавливается, подыскивая слово, – красивенький, благородненький… а я люблю уродов. – Она хохочет…

– You are drank, baby,[18]18
  You are drank, baby (англ.) – Ты пьяна, детка.


[Закрыть] – смеется Генри.

– Чем ты занимаешься в этой жизни? – спрашивает дитя, продолжая осматривать Генри.

– Mass-murderer,[19]19
  Mass-murderer (англ.) – массовый убийца.


[Закрыть] – Генри морщится. – Специализируюсь по молоденьким девушкам…

– У-у-у-у! Как интересно! – восклицает Алис. – Если ты еще и вампир…

– Конечно, я и вампир, – невозмутимо соглашается Генри.

– Ну а серьезно? – Алис вдруг обеими руками быстро-быстро причесывает свои желто-зеленые волосы. – Серьезно, чем ты зарабатываешь на жизнь?

– Ловлю крыс, сдираю с них шкуры и продаю, – медленно роняет Генри. – Очень прибыльное занятие. У меня свой бизнес.

– Fuck you, man[20]20
  Fuck you, man (англ.) – Ебаный мужик.


[Закрыть] – я серьезно спрашиваю! – кричит Алис…

– All right, all right,[21]21
  All right, all right (англ.) – Хорошо, хорошо.


[Закрыть] не сердись. Я – шпион… – И Генри притворно-озабоченно оглядывается по сторонам.

– Врешь?! – кричит Алис.

– Ну а кто я, по-твоему? – напирает Генри. – Кто?

– You are intellectual![22]22
  You are intellectual! (англ.) – Ты интеллектуал!


[Закрыть] – объявляет дитя торжествующе.

Теперь смеется Генри. «Интеллектуал». Fucking intellectual![23]23
  Fucking intellectual! (англ.) – Ебаный интеллектуал!


[Закрыть] Быть шпионом – это и есть интеллектуальное занятие. Не назовешь же ты шпиона рабочим.

– Но ты не француз, – задумчиво объявляет дитя. – Кто ты? – И смотрит на Генри исподлобья. Периоды доверия к собеседнику явственно чередуются у панк-девушки с моментами подозрительности.

«Это понятно, – думает Генри, – в большом городе чего не бывает. Можно нарваться на опасные экземпляры, тем более здесь, у Центра Помпиду, где полно всякой человеческой накипи – краснолицых алкоголиков, бродяг, воров, туристов, старых хиппи, сексуальных маньяков, безработных, попрошаек и неудачников из всех стран мира, молодых и старых, претендующих на принадлежность к музыке или изобразительному искусству, или к бизнесу расположенной неподалеку улицы Сен-Дени».

– Конечно, я не француз, – роняет Генри. – А кто, ты думаешь, я?

– Ты и не американец, – задумчиво тянет Алис и вдруг раздражается. – How fuck do I know,[24]24
  How fuck do I know (англ.) – Откуда я знаю.


[Закрыть] кто ты такой…

– Я русский, русский шпион. – Генри отхлебывает свой глоток желтой жидкости и невозмутимо, без улыбки, смотрит в лицо Алис.

Алис не разрушает игры Генри. Она кивает.

– Ты бы лучше держал рот закрытым в таком случае, – советует она спокойно. И вдруг, хитро улыбнувшись: – Я, между прочим, могу позвать полицейского. – И показывает рукой в сторону клубящейся за спиной Генри толпы. – Видишь полицейского? Скажу ему, что ты русский шпион.

Генри оборачивается и видит полицейского.

– Лучше тебе не делать этого, – деланно безразличным тоном тянет он. – Сядь со мной рядом, я тебе что-то покажу.

Любопытная панк Алис моментально пересаживается. Всю свою жизнь Генри общался с детьми на равных, никогда не сюсюкал с ними, и за это дети платили ему доверием. Правда, не так много детей встретилось Генри в его взрослой жизни, в основном дети приятелей, и однажды в Лондоне случилось ему подобрать на улице сбежавшую из дому девочку, с которой он прожил несколько недель… вот и весь его опыт столкновения с детьми… Панк Алис, очевидно, лет шестнадцать. Дитя-подросток. Девяносто девять процентов детей никогда не предаст доверившегося им человека с пистолетом.

Генри расстегивает пиджак.

– Будь порядочным, – опасливо предупреждает его Алис, чуть-чуть от него отодвигаясь. – Не вздумай показать мне свой хуй…

– Дура! – смеется Генри Супермен. – Я хочу показать тебе, что я вооружен. – И под прикрытием полы пиджака он вытаскивает из-под ремня пистолет.

– Ух ты! – искренне восхищается Алис. – Какой марки?

– «Беретта», – гордо говорит Генри.

– Всегда мечтала встретить настоящего шпиона, – суетится Алис, – но ты все-таки, наверное, врешь, что ты шпион.

Вид пистолета возбудил девочку, и Генри чувствует, что отношение этого смешного создания в черных рваных чулках и мужском пиджаке, подзаборной Мерилин Монро с намазанными черным лаком ногтями, к нему, Генри Незначительному, изменилось. То, что он шпион, она наверняка не поверила: в фильмах, которые она видела, в книгах и журналах, которые читала, шпионы не подходят теперь к простому народу и даже к панкам и не объявляют, что они шпионы. Но теперь Генри стал для нее «человеком с пистолетом» – вдруг жизнь уже не просто жизнь, а кино, нереальность, и в эту нереальность ее, Алис, вдруг взял этот взрослый непонятный человек, приебавшийся к ней сам, купивший ей мундирчик, показавшийся ей вначале чудаком и секс-уродом. Алис знает, зачем мужики покупают женщинам платья и всякие там подарки. Конечно, чтобы этих самых женщин за подарки выебать. Еще за мгновения до этого Генри был зависим от нее, Алис Обольстительной, Алис Длинноногой, Алис Свеженькой и Молоденькой. Генри Незначительный, похотливый урод, добивался свеженькой плоти Алис the Punk. Генри Вооруженный сидел в королевской позе, неторопливо потягивая свой скотч, снисходя до Алис Обыкновенной, Алис Малолетней, Алис как все. И неизвестно, долго ли он будет сидеть так, у него, возможно, есть его важные шпионские дела, что ему болтаться с ученицей английской школы города Парижа… Личико Алис погрустнело.

– А чем ты занимаешься в твоей жизни, kid? – спрашивает теплым голосом Генри Великолепный, подражая не кому иному, как Хэмфри Богарту.

– Я в музыке, в рок энд ролл…

– Hard rock? – спрашивает знающий Генри.

– Угу, в панк, у нас своя группа. I am leading singer…[25]25
  I am leading singer (англ.) – Я – солистка.


[Закрыть]

– О-о-о-о! – тянет уважительно Генри-поклонник. – Как называется группа?

– Мы еще не очень известны, – оправдывается Алис. – Мы только организовались. У меня уже была одна группа в Лондоне, «Wild Murderers».[26]26
  «Wild Murderers» (англ.) – «Дикие Убийцы».


[Закрыть] Мы должны были записывать диск, но эта ебаная блядь сестричка потащила меня с собой в Париж, ей дали здесь хорошую работу. I hate french![27]27
  I hate french! (англ.) – Я ненавижу французов!


[Закрыть] – говорит Алис запальчиво и замолкает. – Я хотела остаться в Лондоне, – продолжает она, – но эта блядь говорит, что я еще не совершеннолетняя… чтобы жить одной. Она портит мне всю мою жизнь…

– Давай выпьем еще? – предлагает Генри, видя, что дитя расстроилось и опять вертит в руке пустую рюмку.

– Хочешь напоить меня? – спрашивает дитя, но, не возражает. Пистолет, очевидно, оказал на нее глубочайшее впечатление, загипнотизировал ее, и, хотя он тотчас же отправился на свое место между свитером Генри и поясом его армейских брюк, пистолет отражается в зеленых глазах Алис. – Я выпью еще, только я хочу пива. Спроси, есть ли у них Гинесс. Эта блядь устраивает мне скандалы, когда я возвращаюсь с репетиции. Ты знаешь, комрад Генри, – она смеется. – Можно я тебя буду звать «комрад Генри»? Чтобы добиться чего-то в музыке, нужно совершенствоваться, репетировать как можно чаще. Групп так много, все молодые ребята хотят быть в музыке, в панк особенно, каждый идиот может создать группу, но сделаться настоящей группой, о! нужно много работать, – вздыхает она. – Я прихожу домой в четыре утра, уставшая – всю ночь мы играли (у одного из наших парней дом в пригороде, у его отца, – уточняет Алис, – мы играем в подвале), пока доберешься домой, уже чуть ли не утро, а эта блядь ждет меня и скандалит, она думает, что я ебусь с мальчиками. Но я не ебусь, я репетирую! – злится Алис. – Это у нее на уме хуй, вот она и уверена, что все хуем озабочены, весь мир… Она думает, что если я надеваю Эс энд Эм костюм – черные чулки, туфли-стилетто, трусики с шипами, кожу, так я блядь и ебусь ночи напролет, но я не ебусь, мы репетируем… И это мой сценический костюм.

Отчаяние прозвучало в голосе дитяти, и Генри ей посочувствовал.

– Хочу надеть твой подарок, – буркнуло расстроенное дитя и полезло под стол рукой. Дитя вынуло из-под стола пакет и из пакета зеленый гусарский мундирчик. Когда дитя стащило с себя свой тяжелый мрачный пиджак, вдруг оказалось, что дитя-то совсем узенькое и не широкоплечее. «Если вынуть ее из футболки, – подумал Генри, – и вовсе окажется дохлятина».

– Да ты задохлик, – сказал скептически русский шпион, оглядывая фигурку в кожаной юбке, с футболки на Генри издевательски таращилась рожица Джонни Роттена.

– Fuck you, man, – сказало дитя и надуло бицепс правой руки. – Попробуй это…

Генри попробовал. Больше упрямства, чем мышцы, было в этом бицепсе. Скорее – одно упрямство. Когда Генри, ущипнув бицепс, отдернул руку, дитя с шумом выдохнуло и независимо сплюнуло под стол.

– Я хочу жрать, – сказал Генри и встал. – И тебя приглашаю, – добавил он, мельком взглянув на существо. Ему показалось – существо испугалось, что он уйдет. – Если, конечно, тебя не ждут неотложные дела.

– Не ждут, – коротко сообщило существо, а из-под зеленой челки всплеснулись в сторону Генри зеленые ее глаза. Вопросительные глаза и серьезные вдруг. Взрослые.

3

Ресторан Генри выбрал дорогой, за всю свою жизнь в Париже Генри позволил себе посетить этот ресторан только один раз, почти год назад. С женщиной. С самой главной женщиной в его жизни. Которую он когда-то любил. С любимой женщиной. Нормальный обед на двоих в этом заведении на рю Сент-Оноре стоит около 1.000 франков. Пожалуй, в бумажнике Генри осталось всего франков 400, но почему-то это его не заботит. Место ему подходит: здесь можно сесть у окна на втором этаже и, лениво жуя и попивая вино, рассматривать бездельников и клошаров, расположившихся на скамейках, вкопанных в землю между тонкими прутиками зеленых насаждений, обещающих принести следующему поколению Генрихов и Алис благодатную тень. Следующему, конечно, потому, что жизнь Генриха Супермена вполне может окончиться тотчас после обеда с Алис зеленоглазой, ex-leading singer группы «Wild Murderers». Через несколько минут после обеда, за который Генриху с пистолетом нечем заплатить.

– Здесь дорого, шпион, – с опаской заявила Алис, оглядывая покрытые белыми скатертями столики, уютные старые стулья, древние напольные бронзовые часы, гравюры на стенах и практически пустой зал. Мужчина и две седые женщины, очевидно богатые туристы, сидели у окна в углу, и только.

– Я угощаю, а когда ты станешь панк-рок star, как Блонди, ты угостишь меня, – бросил Генрих, за что получил благосклонный зеленый взгляд будущей звезды.

Предводительствуемые кудрявым и лохматым официантом в черном пиджаке и бабочке, богатые папа с дочкой отправились к столику, который выбрал Генрих.

Очутившись за столом, зеленый попугай Алис стал вести себя вдруг с большим достоинством, очевидно вообразив себя взрослой леди, вышедшей «out» с Генри Богатым. Дитя углубилось в чтение меню в коже с видом их английского премьер-министра – миссис Тэтчер, лицо ее приняло высокомерное выражение.

– Что желаете the right and honorable lady?[28]28
  The right and honorable lady (англ.) – высокородная и высокочтимая леди – формула, употребляемая в английском парламенте.


[Закрыть]

– Right and honorable lady желает… – леди Алис запнулась, рожица ее теперь сделалась неуверенно-стеснительной.

– Говори, не выпендривайся, не прикидывай, сколько это стоит, – подбодрил ее Генри. – Я ведь дабл агент, поэтому «они» платят мне двойное жалованье с двух сторон.

Попугай Алис засмеялся и, плотоядно взглотнув слюну, свистнул словом:

– Ойстерс!

Кроме устриц дитя пожелало только шампанское. Генри хотел устриц, кусок мяса и шампанское.

– И ты будешь жрать мясо после ойстерс? – с ужасом спросила Алис-англичанка. – Если уж ты так хочешь жрать, возьми себе рыбу.

– Только мясо. Мне нужно быть сильным.

– Ага, – понимающе кивнуло дитя. – Чтобы убивать мужчин и ебать женщин…

– Вот именно, – подтвердил Генри. – Ебать женщин, – и нагло посмотрел на Алис Наглую, как бы напоминая ей, что она тоже женщина, а не только дитя, хотя почему-то выбрала облик дитяти и в этом облике разгуливает по парижским улицам.

Смутившись, оно дрогнуло всеми своими тряпками и переменило позу. В этот момент принесли шампанское…

После десятой устрицы дитя спросило:

– Генри, это, конечно, не твое настоящее имя, Генри? У русских другие имена. Какое твое настоящее имя, шпион?

– Генрих – это мое самое настоящее русское имя, – именно его дали мне мои родители.

– Врешь?

– Отьебись, kid, или ты мне веришь, или не веришь. Генрих – интернациональное имя, мои русские родители хотели дать мне это имя и дали, значит, оно им понравилось. Другое дело, что оно не нравится мне… или тебе…

– Легче, легче, шпион, – улыбается дитя, – не так агрессивно.

Взглянув на покосившуюся внезапно зеленую челку и зеленые, чуть повлажневшие глаза, Генрих убеждается, что дитя уже захмелело. Водка и пиво Гинесс смешались с шампанским и проникли через желудок в кровь юного существа. Теперь оно, развеселившись и, очевидно, вспомнив, что оно – женщина, заигрывает с Генрихом-мужчиной… Пытается сделать физиономию женщины-вамп, женщины-разрушительницы, роковой Алис. Жизнь Генри, вспоротая, как подушка, разлетается пухом и перьями по ветру, а идол Алис улыбается уже следующей жертве.

Генрих чувствует, что ребенок, которым он забавляется уже два часа, сейчас ускользает из сферы его внимания, и вместо смеющейся пьяной рожицы девочки-подростка он все чаще и чаще посматривает в глубь зала, на кассу, на кассира, на лохматого официанта и двух других официантов. Генрих, собственно, даже не решил, что ему делать дальше, детали последующих его действий «после кофе» не отработаны, но их нужно отработать именно сейчас, потому что он уже заканчивает мясо, потом будет фромаж, а потом кофе, а потом – «после кофе». Послекофейный период.

Девочку следует отослать из ресторана. Заставить ее уйти, попросить подождать его где-то, подальше отсюда. Посидеть после этого одному еще пару минут, нет, больше, дать ей уйти достаточно далеко, дать зеленому попугайчику раствориться в толпе. Посидеть, ворочая ложкой в кофе, звеня ею беззаботно, и, допив последний глоток, оглядеться. Лохматого официанта в этот момент в зале быть не должно, он должен быть в кухне. После этого следует, сунув руку под пиджак, нащупать пистолет и снять его с предохранителя, поставить на боевой взвод, патрон номер один войдет в дуло. Затем, переведя руку с пистолетом в карман пиджака, следует пойти к кассе… Стук-стук каблуками… Что говорить? Хуй его знает, что говорить. Генрих никогда не грабил рестораны… Грабил? Но он не грабит. У него недостаточно денег заплатить за себя и зеленоглазую подружку-попугайчика. Он не грабит, а извиняется. Он извинится перед мсье кассиром, он же бармен, может быть, он и хозяин заведения: «Простите, мсье, но у меня оказалось с собой только четыреста франков…» Нет, без полиции отсюда не уйдешь, ибо они предложат заплатить по кредитной карте, или визе, или… Генрих никогда в жизни не имел ни единой пластиковой финансовой карты. Нет, у мсье нет никаких кредитных карт, нет и чековой книжки… «Полиция, Жан, пойди за полицией». Жан спускается вниз…

Но у мсье пистолет. Мсье уже год не имеет французской визы, мсье – нелегальный эмигрант с незарегистрированным оружием. Еще неизвестно, не уложили ли из этого пистолета до того, как он попал к Генриху, парочку-тройку хорошеньких усатеньких провинциальных французских ребят, служащих в Париже полицейскими. Во всяком случае, югославы, продавшие Генриху «беретту», были бравые ребята, можно было догадаться, где такие бравые ребята достают пистолеты и что они со своими пистолетами делают.

«Мсье Генрих, ты боишься? – спрашивает он себя. – Боюсь! – отвечает он себе. – И что удивительного? Далеко не каждый день я сую пистолет в брюхо приличного французского отца семейства, почтенного представителя частного сектора, ресторатора и гражданина. Нет опыта. Опыт важен. Совершенно неизвестно, как ресторатор станет себя вести в данной стресс-ситуации и как себя станут вести официанты. Не вырвет ли повар из-под фартука кольт и не провалюсь ли я вдруг в специальный люк возле кассы, куда они обычно аккуратно проваливают суперменов каждый день…»

– Хэй, ты где, шпион? – машет у него перед глазами рукой Алис. – Оглох, ослеп, потерял аппетит. Ешь свой фромаж.

– Sorry, – оправдывается Генрих. – I was day-dreaming.[29]29
  I was day-dreaming (англ.) – Извини. Я замечтался.


[Закрыть]

– I am drunk,[30]30
  I am drunk (англ.) – Я пьяная.


[Закрыть] – провозглашает Алис. – Что мы будем делать после обеда? Может, пойдем в кино?

«Ей нравится со мной, – удивленно понимает Генрих. – Определенно, ей хорошо со мной. И я знаю почему – я не учу ее жить, не хватаю за грудь или за подростковый зад под кожаной юбкой, не прижимаюсь и не пускаю слюни. Я отношусь к ней серьезно, на равных… Конечно, ей не хочется уходить. Что мы будем делать после обеда? Если нас, Генриха Супермена, не застрелит повар, или хозяин, или полиция, может быть, мы пойдем в кино, посмотрим фильм из жизни гангстеров, чтобы набраться опыта».

– Угу, – мычит Генрих, – в кино хорошо. Пойдем в кино. Моя консьержка советовала посмотреть фильм «Honemoon killers».[31]31
  «Honemoon killers» (англ.) – «Убийцы медового месяца».


[Закрыть] Хочешь кофе?

– I hate coffee![32]32
  I hate coffee (англ.) – Я ненавижу кофе!


[Закрыть] Давай выпьем коньяка!

– Давай, алкоголик, – соглашается Генрих. Неожиданно ему становится весело. Коньяк взбодрит его, ведь ему предстоит небольшая операция, всего несколько фраз, несколько движений, в самом худшем случае – несколько выстрелов. Ничего трудного. Никакого особого физического напряжения, разве что придется убегать. В свое время он, Генрих, по десять часов в день переносил мешки и ящики с едой, работая грузчиком, и его бедное тело стонало к вечеру от переутомления. Через десять же минут ему предстоит интеллигентная работа. А с психическим напряжением он справится как-нибудь, у него сильная воля, и он хороший актер. Деструктивные чувства будут изгнаны Генрихом Суперменом из предстоящих десяти минут…

После коньяка Генрих заказал себе кофе и повелел принести чек.

– Алис, бэби, – сказал Генрих, собравшись с духом, – я хочу, чтобы ты немедленно встала, спустилась вниз, вышла из ресторана…

– У тебя свидание? – быстро спросила Алис. – Здесь?

– Да, – подтвердил Генрих, хотя собирался сказать совсем иное. Но раз дитя подозревает свидание, пусть будет свидание. – Деловое. Прости, но я не хочу, чтобы ты присутствовала.

– Я ухожу, – сказала Алис и как-то растерянно завозилась на стуле, сняла зеленый мундирчик и положила его рядом, на свободный стул…

– Ты что? – Генрих встал и взял Алис за руку. – Обиделась? – В первый раз прикоснулся к Алис. – Брось, – сказал он и, притянув к себе создание, взъерошил ей волосы. – Слушай, ты будешь ждать меня, – Генрих посмотрел на часы, – будешь меня ждать в кафе «Клуни» на углу бульвара Сен-Мишель и Сен-Жермен в семь часов. Запомнила? Мне нужен час. – И Генрих набросил мундирчик на существо. Существо продолжало стоять рядом, смотря на него вопросительно и тихо. Может, оно ждало поцелуя?.. Может.

Генрих шлепнул существо по кожаному заду и бросил ей:

– Вали!

Существо тихо взвизгнуло, выругалось: «Fucking spy!»[33]33
  Fucking spy! (англ.) – Ебаный шпион!


[Закрыть] – и ушло, не веря, конечно, ни одному его слову.

4

Последующие действия Генриха, когда он спустя полчаса, быстро шагая по бульвару Севастополь, пытается их анализировать, поддаются анализу плохо. Например, он даже не помнит, был ли кто-нибудь из посетителей в зале, когда он приказал себе: «Встань!» – и встал, и направился к кассе, держа в руке чек. Ушли ли туристы и сидели ли еще в зале два консервативно одетых джентльмена, по виду бизнесмены, появившиеся в ресторане в час фромажа Генриха и Алис?

У идущего по бульвару Генриха пластиковая сумка-пакет с деньгами в левой руке, правая – сжимает пистолет в кармане пиджака, складывается впечатление, что он и седоусый краснолицый ресторатор находились в зале совершенно одни. Только, пятясь к выходу, он заметил пятна, темные пятна, вслеснувшие где-то у кухни, бросившиеся на стены пятна. Официанты, прислонившиеся к стенам… «А, – догадывается Генрих, – я забыл приказать им лечь на пол, как полагается по лучшим стандартам вооруженного ограбления».

Генрих идет уже не по бульвару, он свернул в узкую кривую улочку, которая вскоре должна привести его к Сен-Дени. На случай, если «они» – полиция вместе с ресторатором – догоняют его в машине, ресторатор со злобной радостью теребит рукою за плечо шофера: «Стой, стой, шофер. Вот он, подлый иностранец». Полицейские, подрагивая от беспокойства, выхватывают оружие из кобур, из оружиедержателей… Потому Генрих и ныряет в улочку и, дойдя до пересечения ее с другой улочкой, тут же сворачивает во вторую. Чем больше поворотов, тем лучше.

«Быть грабителем оказалось достаточно просто. Даже удивительно, как просто. Если бы большинство населения знало, как это просто, многие обратились бы к грабежу как средству заработка, – думает Генрих, улыбаясь. – Как же я все-таки сделал «дело», – вновь пытается вспомнить Генрих и входит в первое попавшееся кафе. «Кафе кальва», – бросает он официанту.

«Один кафе кальва», – повторяет официант, дойдя до бара. Кафе маленькое, официант повторяет «кафе кальва» почти тотчас, как эхо Генриха или птица-пересмешник.

Генрих смотрит на пластиковый пакет, положенный им на соседний стул. Пакет испещрен странными буквами, в первый момент Генрих даже не понимает, что это за буквы, и только через несколько секунд соображает, что надпись на пакете обращается к нему на его родном русском языке. «Универмаг «Прага»» – сообщает пакет. Собираясь на дело, Генрих открыл шкаф и вынул из дюжины пластиковых мешков, хранившихся на нижней полке, именно этот. «Почему этот? – думает Генрих. – Очевидно, как самый неяркий – серо-золотой, не бросающийся в глаза».

Генрих ощупывает мешок, французские банкноты внутри издают характерный шелестящий, «денежный» звук. Генриху очень хочется вынуть деньги, полюбоваться на них, пересчитать, может быть, даже понюхать, отчего же нет, но, осторожно оглядевшись по сторонам, он решает не делать этого. В кафе почти нет посетителей, но вот этот взъерошенный парень в джинсовой куртке вполне может оказаться переодетым полицейским, засланным в «sleazy»[34]34
  Sleazy (англ.) – скользкий, т. е. криминальный район проституции.


[Закрыть] – район вблизи улицы Сен-Дени.

Лысый крепкий официант ставит перед Генрихом кофе и кальвадос, а Генрих протягивает ему 50 франков, он не собирается задерживаться в кафе, да и все равно обилие клошаров и жулья в квартале приучило официантов к неприятной привычке тотчас требовать с посетителей деньги. Удовлетворенный тремя чаевыми франками, официант уходит, а Генрих, отхлебнув горячий кофе и ополоснув рот кальвадосом, мысленно повторяет сцену в ресторане. Очень короткую сцену.

5

Нет, даже в наше время человек с пистолетом все еще кое-что значит. Особенно в небольшом помещении. Хозяин не понял, что мсье – начинающий грабитель. Мсье хорошо натренировался у себя в квартире, бессчетное количество раз крича: «Hold up!»,[35]35
  Hold up! (англ.) – Стоять, руки вверх!


[Закрыть] наставив при этом пистолет в висящеее над камином большое старое зеркало. Испуганный Генрих с пистолетом отразился в зеркале первый раз.

Так было нельзя. Генрих Супермен снова и снова клал оружие в карман пиджака и уходил в дальний угол квартиры. Оттуда он решительной походкой устремлялся прямо в зеркало. Подойдя к зеркалу над камином почти вплотную, он вырывал из кармана пистолет и, схватив его и другой рукой, беря на мушку воображаемую цель, вновь орал: «Холд ап!», но уже с большим металлом в голосе. Увы, Генрих поспешный и непрофессиональный смотрел на него из зеркала. Хотя и преисполненный решимости.