Текст книги "Приключения 1976"

Автор книги: Эдуард Хруцкий

Соавторы: Пётр Проскурин,Сергей Плеханов,Октем Эминов,Иван Сибирцев,Григорий Стан,Константин Тенякшев,3иновий Шейнис,Олег Туманов,Анатолий Шавкута,Борис Ресков
сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 34 страниц)

XV

Отвезя Хаиткулы в гостиницу, участковый развернулся и помчался к Довханову. Он решил одним махом покончить дело с письмом: анонимка лежала в кармане у Абдуллаева, оставалось только припереть Довлетгельды к стенке: «Говори, зачем писал!»

Капитан был убежден, что письмо – дело рук Довханова. В гостинице он успел сравнить почерк, которым оно писано, с почерком собственноручного объяснения Довлетгельды. И хотя никакого сходства между ними не было, Абдуллаев считал, что автором анонимки был Довханов. «Проверю почерк жены и мальчишек», – думал участковый. Жена Довлетгельды работала в школе, там же учились его младшие братья. Родителям его Абдуллаев всецело доверял – «Они не пойдут ни на какие махинации».

Капитан был рад удобному случаю доказать ашхабадскому инспектору и керкинскому следователю, что он тоже кое-чего стоит. Когда ему приходилось работать самостоятельно, Абдуллаев чувствовал себя уверенно и становился очень деловитым. Если было необходимо, он в любую минуту готов был отправиться за тридевять земель, стучался в нужную дверь, не считаясь со своим временем. Явившись к чаю, участковый без лишних церемоний усаживался за достархан, если попадал на домашнее празднество – не отказывался от рюмки. Словом, он был своим человеком чуть не в каждом доме. Немало было случаев, когда он на правах старого знакомого восстанавливал мир и согласие в семьях, готовых разлететься, как одуванчик. Пиримкулы-ага мирил поссорившихся братьев, мирил соседей, мирил мальчишек, подравшихся на улице. Словно карета «Скорой помощи», участковый мгновенно появлялся там, где нужны были его рассудительность и власть.

Та мягкость и простота, за которую его ценили жители села, не особенно приветствовались начальством. Однажды Абдуллаев приехал в райцентр на совещание. Вышедший во двор начальник райотдела увидел кучу узлов в коляске мотоцикла участкового и, улыбаясь, спросил:

– Вы, товарищ капитан, не на той собрались?

Ожидавший одобрения Абдуллаев простодушно ответил:

– Это передачи родственников для находящихся под стражей. По пути захватил.

– Вот так участковый! – опешил начальник. – Возвратите все обратно и в дальнейшем не повторяйте подобных ошибок. Участковый должен карать, а не филантропствовать. Ваше мягкосердечие вредит вашему авторитету…

У Довхановых старому милиционеру сказали, что Довлетгельды уже неделю лежит в больнице после операции аппендицита. «Неделю?» – изумился Абдуллаев и с досадой подумал: «Завяз в этом следствии, а в селе хоть трава не расти – не знаю, где что делается».

Участковый поехал домой и за обедом обдумал план поисков. Первым делом он решил съездить к главному бухгалтеру колхоза, своему старому приятелю.

В правлении было тихо – председатель и почти все начальство разъехались по бригадам, в мастерские, в район. Только из кабинета главбуха слышалось постукивание счетов. Абдуллаев толкнул дверь и с порога поприветствовал маленького старичка с голой, как тыква, головой, в массивных очках на плоском носу, едва видного за грудами бумаг на письменном столе:

– Здорово, тезка!

Старичок, не поднимая головы, глянул на него поверх очков:

– Здравствуй, дорогой, заходи. Сейчас закончу вот с этим отчетом и весь к твоим услугам.

Пощелкав с минуту на счетах, главбух снял очки и повернулся к гостю, который покойно устроился в кресле:

– Как здоровье, дорогой?

– Что мне сделается, я на свежем воздухе работаю. А вот ты, я смотрю, совсем зарылся в свои бумажки.

Поговорив о погоде, о видах на урожай, участковый достал из кармана анонимку и положил ее перед старичком:

– Вот зачем я пришел. Помоги найти автора этого письма. У тебя есть образцы почерка всех сельчан – заявления, другие документы.

Главбух, пробежав глазами письмо, сразу сообразил, что к чему.

– Есть кто-то на подозрении или искать по порядку?

Капитан, немного подумав, перечислил всех, кто был связан с делом. Старичок записал названные имена, откинулся на спинку стула.

– Приходи-ка завтра поутру, тезка, – увидев недовольство на лице приятеля, бухгалтер снова облокотился на стол. – Или это требуется срочно?

– Если бы не срочно…

– Ну ладно, что с тобой поделаешь.

Усевшись по обе стороны стола, они начали перебирать документы, которыми набит был целый шкаф. Сначала работа шла медленно – приходилось просмотреть не одну папку, прежде чем удавалось найти почерк одного из лиц, обозначенных в списке. Тогда главбух предложил сравнивать с письмом все документы подряд и «подозрительные» откладывать для более тщательного сопоставления.

Так, не вставая, тезки проработали до полуночи. Но поиски первого дня окончились безрезультатно – ни один из отложенных документов не был идентичен анонимке по почерку.

XVI

Оставшись один после отъезда Хаиткулы, Палта Ачилович заскучал. Еще вчера ему казалось, что ашхабадский следователь молод для такого ответственного дела и что он, Ачилов, в одиночку скорее справился бы со следствием. Но теперь им овладело непонятное безразличие, и весь первый день он провел в гостинице, перебирая собранные материалы.

На следующее утро Палта Ачилович приказал себе: «Хватит хандрить» – и, взяв папку, отправился к Худайберды Ялкабову.

Он шел задумавшись и не заметил, как из переулка появился прямо перед ним Най-мираб:

– Как успехи, товарищ начальник? Хаиткулы Мовлямбердыевич собирался в Ашхабад – уехал?

– Уехал, яшулы, – следователь оставил первый вопрос без ответа и, чтобы поскорей отвязаться от старика, спросил: – Дом Ялкабова где-то здесь поблизости?

Най-мираб показал дом Худайберды и, попрощавшись, пошел своей дорогой. Но следователь окликнул его:

– Подожди, яшулы. Где живет ближайший мясник?

– Пройдешь дом Ялкабовых и метров через сто увидишь двор Сапбы-мясника, у него забор на метр выше, чем у соседей.

Палта Ачилович внезапно изменил свои планы и, вместо того чтобы идти к Ялкабовым, отправился к Сапбы. С ним он имел длинный разговор, после чего вернулся в гостиницу в приподнятом настроении. Он уселся в саду под сплетением виноградных лоз и задумался.

Невесть откуда взявшийся подслеповатый старик смотритель гостиницы со стуком поставил на стол чайник и пиалу. Мысли следователя спутались, он с досадой посмотрел на старца:

– Так, отец, и напугать недолго. Ты бы хоть предупреждал о своем появлении, а то вырастаешь как из-под земли.

Старик почтительно слушал Палту Ачиловича, не произнося ни слова. Следователю показался подозрительным этот молчаливый вездесущий человечек: то вынырнет из кустов, когда они с Хаиткулы обсуждают дела, то, едва стукнув в дверь, появится в комнате в момент разговора с Ашхабадом или Керки. Теперь Ачилов решил заняться стариком:

– Присядь-ка, яшулы, есть к тебе пара вопросов.

Старик скромно опустился на край стула.

– Кто твои родственники?

– Кому нужен старый Иса, один он на свете, – старик встал.

– Сиди-сиди… А что ты можешь сказать о Худайберды Ялкабове?

– Знаю его, знал отца…

– А кроме этого, что знаешь?

– Хорошие люди, – нехотя ответил старик и, достав из кармана широченных бязевых шаровар табакерку, заложил под язык щепотку наса?

Поняв, что старик не хочет говорить, Палта Ачилович отпустил его, но подумал: «Не простой дед».

XVII

Хаиткулы вернулся из Ашхабада на четвертый день. Войдя в номер и поздоровавшись с товарищем, он сейчас же достал из портфеля лист бумаги, положил его на стол перед Палтой Ачиловичем и торжественно сказал:

– Читайте вслух, – с довольной улыбкой подмигнул Абдуллаеву. – Кое-что проясняется, Пиримкулы-ага.

Ачилов надел очки и прочел следующее:

– «Заключение графической экспертизы.

Я, эксперт научно-технической экспертизы республиканского Министерства внутренних дел, Ходжакгаев Ходжагельды, провел графическую экспертизу записей на обороте двух фотографий Бекджана Веллекова. Экспертизой установлено:

1

На фотографии более раннего периода имеется запись «На память другу Худайберды от Бекджана. 1956 год, октябрь», а на более поздней фотографии: «С пожеланием быть верными друг другу до конца. Бекджан. 2.III.1958 г.». Обе записи написаны авторучкой, синими чернилами.

2

Обе надписи сделаны одним и тем же человеком. В надписи на первой фотографии нет никаких исправлений. На второй фотографии в дате, указывающей время надписания, третья палочка в римской цифре III, обозначающей месяц, подписана несколько месяцев спустя после первоначальной записи. Эта палочка отличается от двух других также способом нажима. Таким образом, настоящая дата надписания второй фотографии – 2.II.1958 г.

Криминалист-эксперт графики X. Ходжакгаев».

– Значит, мы не ошиблись! – Палта Ачилович весь сиял. – Значит, мы на верном пути!

– Конечно, подделка Ялкабовым надписи Бекджана в свою пользу, его путаные показания… – Хаиткулы не договорил и обратился к другой теме: – В Ашхабаде я навел справки о дочери Най-мираба Назли. Она работает с мужем в Афганистане. Я говорил с ней по телефону. И тут выяснилось, что Назли и Бекджан любили друг друга…

– Вот это новости! – восхищенно вскричал Ачилов.

– А что у вас? Пиримкулы-ага, как дела с анонимкой?

– Письмо написал Най-мираб.

Следователи не поверили своим ушам. После долитого молчания Хаиткулы сказал:

– Да, дело может принять совсем другой оборот…

Теперь была очередь Палты Ачиловича изложить результаты своих изысканий. Он снял очки и, протерев их белым платком, убрал в футляр.

– Я выяснял, была ли у Ялкабова необходимость обращаться к Гуйч-ага с просьбой зарезать барана.

Палта Ачилович уверял, что такой необходимости у Худайберды не было, поскольку живущий поблизости Сапбы Сапаров, мясник, всегда был в хороших отношениях с Худайберды. Сапбы заявил следователю: «Не пойму, почему он не позвал меня. Я ведь и раньше, бывало, резал ему баранов».

– Ну что же, – подытожил Хаиткулы. – Поработали мы неплохо. Какова, Палта Ачилович, ваша версия событий, связанных с исчезновением Бекджана?

– Все ясно как день, Бекджан с Худайберды были друзьями. Это факт? Факт. Худайберды женится на Назли, а Бекджан не приходит к нему на свадьбу. Это тоже факт. Раньше я основывался на показаниях матери Ялкабова, а теперь нам и вовсе ясно, что Худайберды женился на девушке, любимой Бекджаном. Но… она не оправдала его ожиданий. У них с Бекджаном было… – он щелкнул пальцами и откашлялся. – И вот Ялкабов отправляет ее домой. После этой ночи в его сердце бушует огонь ненависти к Бекджану. Ненависть становится с каждым днем все сильнее, и третьего марта Худайберды успокаивает свое сердце. Остальное тоже просто. Убийца подделывает надпись на фотографии, подаренной Бекджаном Назли. Первое следствие, может быть, поэтому и закончилось безрезультатно. Это «2.III» вместо «2.II» охраняло его, как щит… История с Гуйч-ага тоже понятна: старик понадобился Ялкабову не за тем, чтобы зарезать барана, а для того, чтобы оставить Бекджана в одиночестве. А Бекджан не подошел к нему не потому, что рядом стоял Довханов, – он не хотел видеть своего врага… По-моему, следует взять Ялкабова под стражу. Немедленно.

– Очень правдоподобно… – начал Хаиткулы. – Но факт любви Бекджана и Назли, да еще установление автора анонимки поворачивают все в другую сторону…

– В какую сторону? Най-мираб хочет отомстить Худайберды за то, что тот выгнал его дочь.

– Когда мы говорили с ним об этом, – вмешался участковый, – он не ругал Ялкабова, а винил только себя.

– Прикидывается, старый хрыч! – уверенно заявил Ачилов. – Предложите мне другую версию, дорогой Хаиткулы Мовлямбердыевич?

– Я пока не могу выдвинуть стройной версии, но интуиция подсказывает мне другой путь, – отозвался Хаиткулы. – Давайте договоримся, что я буду действовать в этом направлении в одиночку, чтобы не занимать вас, может статься, пустой работой. Когда я приду к определенным выводам, я ознакомлю вас с ними.

Выслушав Хаиткулы, Палта Ачилович и участковый согласились с его предложением. Ашхабадский инспектор отправился вместе с Абдуллаевым в Керки и уже вечером в присутствии понятых предъявил Худайберды Ялкабову ордер на арест, подписанный прокурором города Керки. Ему велели заложить руки за спину и под конвоем двух милиционеров провели к гостинице, де посадили в машину.

Пришедший незадолго перед тем по вызову следователя Най-мираб, увидев «черный ворон», остолбенело остановился, но, когда он заметил Худайберды, понуро шагающего впереди конвоиров, лицо его прояснилось, и мираб, изобразив на лице глубокое восхищение, поздравил Хаиткулы:

– Молодцы! Вот это работа!.. Да, от правосудия не уйдешь, особенно если им руководят умные люди.

XVIII

Палта Ачилович поправил и без того безукоризненно ровную стопку бланков на столе, включил магнитофон и по-приятельски подмигнул Худайберды:

– Так кого же любил Бекджан? Может быть, вы теперь припомните?

Ялкабов сидел будто одеревеневший. Вопросы следователя доносились до него словно откуда-то издалека. Отвечал односложно:

– Нет, не знаю.

– А вы кого любили, земляк?

– Назли.

– А Назли кого любила?

– Не знаю.

– Тогда постарайтесь припомнить точно, кто и когда вручил вам эту фотографию.

– Бекджан, второго марта пятьдесят восьмого года.

– Где?

– У себя дома, – Худайберды сбросил с себя оцепенение и со злостью глянул в веселые глаза Палты Ачиловича. – Что вы, забыли, что ли?! Не люблю повторяться.

– А я люблю. Прошу извинения за эту слабость… Бекджан знал о ваших чувствах к Назли?

– Раньше.

– Так-так. Раньше знал… Ну, хорошо. А что вы можете сообщить по этому предмету? – Следователь достал из ящика стола фотографию Бекджана, взятую из альбома Ялкабова, и заключение экспертизы. Подержав их в руке, словно желая определить вес, он бросил их на стол перед допрашиваемым. – Прочтите.

Худайберды хмуро прочел заключение и, ничуть не смутившись, устало сказал:

– По глупости сделал – чтобы не таскали лишний раз.

Палта Ачилович, склонив голову набок, поигрывал пальцами на животе. Он не ожидал такого спокойного ответа. Но хотя признание Худайберды не имело почти никакого значения, следователь заговорил с воодушевлением, словно добился большой удачи:

– Храбрец предпочтет умереть, чем говорить неправду. Когда я встретился с вами впервые, у меня не осталось от вас приятного впечатления. Теперь вы начинаете мне нравиться. Вы поступаете правильно – кто признается, тот выигрывает. Правосудию нужна истина. А правда порождает гуманность… Итак, надпись на карточке вы переправили с «2 февраля» на «2 марта»?

– Да.

– А кому предназначалась эта фотография?

– Назли.

– Как же она попала к вам?

– Когда мы поженились, Назли принесла ее с собой в наш дом… И я у нее забрал…

– А теперь объясните мне, почему третьего марта вы позвали Гуйч-ага зарезать барана. Мне кажется странным, что такой сильный молодой человек, как вы, не мог сам этого сделать. Сельские парни сплошь и рядом владеют этим искусством.

– Скотину должен резать мясник, таков обычай.

– Неподалеку от вас живет мясник.

– Я не попросил зарезать барана Сапбы-ага, а пригласил Гуйч-ага, потому что у нашего соседа, как говорится, не сладкая рука.

– Хорошо, согласимся… То, что у вас не получилась супружеская жизнь с Назли, очень печально. Я хотел бы узнать…

Глаза Худайберды совсем сузились, он весь напрягся и сжал кулаки. Палта Ачилович с опаской поглядел на него и приоткрыл ящик стола, где лежал пистолет.

– Не надо волноваться, земляк. Мной движет не праздное любопытство, – следователь осторожно поднялся со стула и прислонился спиной к стене. – По слухам, вы на второй день выгнали Назли из дому. После того, как столько денег было брошено на свадьбу… в ярости человек может пойти на все.

– Хватит! – Голос Ялкабова был так тих, что Палта Ачилович сначала не понял, что сказал Худайберды. Но гневный взгляд допрашиваемого, поза яснее слов говорили о его чувствах.

Ачилов закурил и снова уселся в кресло. Миролюбиво поглядывая на Ялкабова, он не спеша пускал к потолку струйки дыма, ожидая, пока Худайберды успокоится. Наконец, он раздавил окурок в пепельнице и, скрестив на груди руки, продолжал:

– Так, значит, это неправда, что вы ее выгнали?

– Неправда! – крикнул Худайберды. – Она сама ушла.

– Вот как? – недоверчиво улыбнулся следователь.

– Сама!.. Я не знал об отношении Назли ко мне. Я думал, она согласна выйти замуж. Кое-кто из ребят говорил мне, что она меня не любит, но убедить меня было невозможно… Когда мы в ту ночь остались вдвоем, она сказала: «Худайберды, я тебя не люблю… Может быть, ты самый хороший человек на свете, но…» – Он отвернулся и с минуту молчал. – Она сказала: «У нас не будет счастья. Я вышла за тебя против своей воли… Не разбивай моего счастья – не будешь несчастлив сам». Я говорил ей… говорил все, что может сказать человек в подобных обстоятельствах. Помню, я сказал в конце концов: «Но подумай, что скажут люди! Не поздно ли теперь?»

– Она не сказала, кого любит?

– Нет… Я понял это по надписи на фотографии…

– Почему же вы не поговорили с девушкой до тоя?

– Думал, все само собой образуется.

– А почему вы после этого не женились, земляк?

– Не могу забыть Назли… Та ночь стоит у меня перед глазами.

– Ты говоришь искренне. Но видишь ли… у нас есть подозрение…

Худайберды резко дернулся к столу и закричал:

– Бекджана убил я, я!

Голос его, очевидно, слышен был и в коридоре, потому что секунду спустя дверь отворилась, и в кабинет заглянул дежурный милиционер. Палта Ачилович кивнул на Ялкабова и приказал:

– Уведите.

XIX

Хотя Ачилов торжествовал победу, Хаиткулы совсем не разделял его воодушевления. Худайберды не хотел больше отвечать ни на какие вопросы, и Палта Ачилович, решив дать ему поразмыслить, готовился к дальнейшим допросам.

Было уже совсем тепло, а к полудню солнце так накаляло землю и воздух, что следователи поспешно складывали дела в стол и бежали на арык купаться.

В один из таких дней, когда они оба лежали на берегу под раскидистым алычовым деревом, Палта Ачилович решил уколоть своего коллегу:

– Как я погляжу, Хаиткулы Мовлямбердыевич, вам мало одного убийцы. Вам хочется найти еще парочку.

Он намекал на постоянные разъезды ашхабадского инспектора и поиски каких-то новых свидетелей.

– То, что Ялкабов признал себя убийцей, ровным счетом ничего не доказывает… – откликнулся Хаиткулы.

– Не доказывает?! – заволновался Ачилов. – Вы начитались плохих детективов! В моей практике не было случая, чтобы кто-нибудь из обвиняемых возводил на себя напраслину. То, что Худайберды признался, – моя заслуга. Я припер его к стене. За истину мы ведем бой, и бой этот происходит между следователем и подозреваемым. И плох тот следователь, который не сможет разбить аргументы обвиняемого!

Палта Ачилович поднялся и вразвалку побежал к арыку, похлопывая себя по ляжкам.

– Скоро мы узнаем, кто прав. Вы, Хаиткулы Мовлямбердыевич, парите в воздухе на крыльях университетской теории. Подождите, перевалит вам за сорок, наберетесь опыту, спуститесь на грешную землю, вот тогда вспомните меня, – Ачилов бросился в воду.

Хаиткулы усмехнулся, но ничего не ответил.

Вечером того же дня Ачилов уехал в Халач на выходные дни, а Хаиткулы, оставшись один, провел остаток вечера за разбором бумаг и писанием писем.

В субботу он проснулся позднее обычного и, поплескавшись под умывальником, собрался идти в столовую. В коридоре ему встретился старик-смотритель с миской кислого молока и стопкой лепешек в руках

– Покушайте, сынок, нашего крестьянского, – и он протянул Хаиткулы миску и лепешки. – А то так и уедете, не попробовав, все в столовую да в столовую… Вы ведь скоро уезжаете, дела все закончили? – старик выжидающе смотрел на следователя.

– Скоро, яшулы, скоро. А дела еще не все, – Хаиткулы улыбнулся и отстранил протянутую снедь. – Я привык поплотнее завтракать. Спасибо за заботу.

Полчаса спустя, когда следователь, укрывшись в тени сада от немилосердно жгучего солнца, перелистывал свои бумаги, почтальон принес телеграмму от Марал о сдаче экзаменов. Хаиткулы сходил на почту и отправил ей поздравление. Возвращаясь назад, он нос к носу столкнулся с отцом Бекджана.

Они давно не виделись. Веллек-ага, смотревший на следствие как на пустую трату времени, способную только растравить старые раны, не интересовался делами Хаиткулы, который жил в селе уже третий месяц. Зная характер старика и его взгляды, следователи обращались за всем их интересующим к матери Бекджана.

Старик, поднявший голову на приветствие, узнал инспектора и остановился. Поздоровавшись, он сказал, что идет на почту послать телеграмму дочери. Веллек-ага посетовал, что забыл дома очки. Хаиткулы вызвался написать что нужно. Телеграмма гласила: «Той Корпе двадцать седьмого. Обязательно приезжай. Отец».

«Если Марал поспешит на той, то через четыре дня она будет здесь!» У Хаиткулы словно крылья выросли, и, вместо того чтобы идти в гостиницу, он стремительно зашагал по дороге. Побродив по степи, он вернулся в поселок и бесцельно гулял по улицам. «Она будет у родителей. Под каким предлогом мы сможем увидеться? Может быть, сразу все сказать им?..» Такие мысли вспыхивали в его сознании, но тут же отступали перед главным: «Скоро я увижу Марал!»

Они давно не писали друг другу, не говорили по телефону, и это, помимо их воли доставляло молодым людям немало огорчений. Марал не писала Хаиткулы, чтобы не отрывать его от работы.

В тот же вечер Хаиткулы позвонил в Ашхабад. Как только Марал подошла к телефону, он заявил ей:

– Ты непременно должна быть на тое, независимо от того, получишь диплом или нет.

Марал не на шутку забеспокоилась:

– Что-нибудь случилось?

– Ничего. Но ведь решается судьба Корпе, твоей сестры. Ты должна быть! И вообще… я хочу, чтобы ты приехала.

Марал рассмеялась.

– Завтра возьму билет на утренний рейс. До скорого свидания.

Хаиткулы встретил Марал в аэропорту и в ответ на просьбу девушки объяснить, почему он торопил ее с приездом, сказал:

– Через три дня будет той… Скажи, Марал, твоя сестра Корпе любит своего будущего мужа или она выходит за него по воле родителей?

Она недоуменно пожала плечами:

– Только затем и вызывал? Ты бы мог сам спросить ее, – с лица Марал сбежала улыбка, и она досадливо отвернулась.

– Марал, милая, конечно, не за этим… Потерпи еще три дня, и я скажу тебе истинную причину. Только три дня, и ты все узнаешь, – Хаиткулы замялся. – Вообще все это связано со следствием, все зависит от его исхода…

Он проводил ее домой и договорился встретиться с ней вечером в кино.