Текст книги "Миссия вторжения"

Автор книги: Эдуард Фит

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 16 страниц)

Глава восьмая
ЖЕНЩИНА ЕГО МЕЧТЫ

В этот вечер у главных ворот «Центра высоких технологий» дежурил охранник Тиняков. У охранника лицо было круглое и бледное, невыразительный рот и небольшие усики. На его лице появилось удивленное выражение, когда он наклонился к въезжавшей в ворота машине директора. Узнав Казаряна, Тиняков вежливо поздоровался. Ничего необычного в столь позднем визите не было.

В «Центре» работала немногочисленная вечерняя смена и директор, возможно, захотел лично проверить сотрудников своего предприятия. Объезжая здание, чтобы поставить свою машину на стоянку, Казарян подумал: «Нет никаких сомнений, что дежурит сегодня Доленко». Он ведь дал соответствующие указания. А если дежурит Доленко, то он запишет в журнал контроля технологического процесса все, что скажет ему директор.

В результате он, Казарян, сможет записать в безвозвратный расход, точнее, в брак, около ста граммов изотопа осмия-187.

В такое позднее время на стоянке находилось мало автомашин. Директор узнал «Ситроен» Анатолия Доленко и облегченно вздохнул: дежурит свой человек. Казарян вытер пот с лица. Руки его дрожали. Он продолжал анализировать ситуацию: «Если Доленко начал технологический процесс на два часа раньше по сравнению с записью в журнале, то в 22.00 процесс закончится и в приемнике изотопов должно накопиться сто граммов осмия-187. Приемник с дорогим продуктом можно вынуть, а на его место поместить заготовленный заранее приемник с браком. Качественный осмий он вывезет на своей автомашине, которую никто осматривать не будет. Через главные ворота он проедет в 22.30, а в 23.00 произойдет аварийное отключение электроэнергии. Его подготовит главный электрик «Центра». В соответствии с записями в журнале это отключение произойдет за час до окончания технологического процесса. Поэтому совершенно спокойно вывезенный им осмий-187 можно списать в брак. Такое решение вынесет авторитетная комиссия из десяти специалистов».

Казарян зашел в лабораторию. Там стояла тишина, нарушаемая лишь мерным постукиванием насосов, создающих вакуум в магнитном сепараторе. Доленко меланхолично бродил между аппаратами. Анатолий был обязан Казаряну: директор помог ему избежать уголовной ответственности за попытку вынести через проходную пятьсот граммов «красной ртути».

Доленко взглянул на вошедшего директора, но не сказал ни слова.

– Все в порядке? – спросил Казарян. – Тебя больше не беспокоят по делу о хищении?

– Дело закрыли благодаря вам, Станислав Арташесович. Я ваш вечный должник.

– Пустяки. Мы должны помогать друг другу. Как идет разделение изотопов?

– Нормально. Никаких отклонений. Заканчивается процесс в 22.00, но по журналу только в полночь. Все, как вы просили.

– Надеюсь, об этом никто кроме тебя не знает?

– Абсолютно никто.

– Кто с тобой дежурит?

– Один техник.

– Где он?

– Пошел в буфет перекусить. Придет минут через сорок.

– Очень хорошо. Ты тоже, Толя, иди, вы пей кофе и приходи вместе с техником через полчаса. Я посижу тут один, послежу за процессом. Не беспокойся, я еще не разучился. Если все пройдет успешно, я выпишу тебе крупную премию. Сможешь купить новую автомашину.

– Спасибо, Станислав Арташесович.

Оставшись один, Казарян открыл сейф, стоящий в комнате, достал приготовленный им приемник изотопов, содержащих брак. Ровно в 22.00 произвел замену качественного продукта на брак и перенес приемник с полученным осмием-187 в свой кабинет. В. 22.30 Казарян вышел из здания «Центра» с небольшим кейсом, сел в машину и отправился домой.

* * *

Лицо человека, возникшее перед Савельевым в вечернем сумраке, было расплывчатым, резко выделялись только глаза. Свежий холмик без ограды, венки с траурными лентами, крупная фотография усопшего… Александр Васильевич Максимов. Директор «Центра высоких технологий». Ученый с мировым именем. Похоронен метрах в двухстах от мемориала летчикам, погибшим в Отечественной войне. Юрин сказал, что осведомитель будет ждать Савельева у этого мемориала в девять вечера.

Полковник взглянул на часы: тринадцать минут шестого. Время еще было. И вдруг в глубине его сознания возникло бесконтрольное желание хорошенько обследовать место предстоящей встречи. Ведь на кладбище иногда случаются удивительные происшествия. Например, вас могут убить и закопать в одной из могил. Кому придет в голову искать ваш труп в чьей-то могиле? Его будут искать где угодно, но только не там. Осведомитель, старший инженер Доленко, особого доверия не вызывал. Но выбирать не приходилось. Возможно, он уже ждет и находится среди этой тишины, среди этого темного пространства, занавешенного сеткой мелкого дождя. Дождь был такой слабый, что его присутствие почти не нарушало окружающей тишины. Белая стена с фамилиями и именами погибших летчиков находилась где-то впереди Савельева. Он медленно двигался к ней по дорожке между могилами, стараясь оставаться незамеченным.

Вдруг его внимание привлекло почти неуловимое вертикальное движение, как будто разговаривал человек, оживленно жестикулируя рукой. Сквозь пелену дождя Савельев мог различить слабые контуры в каком-то слабом туманном свечении. Он пополз, двигаясь вперед и не спуская глаз с источника света и странного отражения. Теперь он видел более отчетливо, но для этого ему пришлось остановиться и сконцентрировать свое внимание. На самом деле тут было два силуэта. Один держал карманный фонарь, а у другого была короткоствольная винтовка. Луч света освещал часть мемориальной стены. Вооруженный человек быстро исчез, спрятавшись за стеной. А человека с фонарем Савельев узнал. Это был Анатолий Доленко.

Раздумывать над увиденным было некогда, Савельев знал, как необходимо поступить. Существовало единственное возможное объяснение присутствия человека с оружием и ясно было, что этого человека следовало нейтрализовать. Савельев стал быстро продвигаться между могилами, постоянно вытирая с лица капли дождя и проверяя пистолет на поясе, хотя знал, что сейчас им воспользоваться нельзя. Он менял направление движения слева направо, пока не обошел мемориальную стену. Теперь он находился сзади человека с винтовкой. Человек стоял у стены спиной к нему и осматривал оружие, проверяя, все ли с ним в порядке. Их разделяло несколько метров.

«Пора!» Савельев встал на старый холмик без ограды и одним прыжком преодолел разделявшее их расстояние. Одной рукой он ухватился за ствол винтовки, а другой зажал рот и свернул шею этому любителю ночной охоты. Звуков борьбы почти не было слышно. Несколько раз полковник ударил его головой о стену с такой силой, что человек мгновенно обмяк. Савельев быстро обыскал его и вытащил из внутреннего кармана плаща пистолет ТТ. За поясом его брюк он обнаружил еще и нож специальной формы. Судя по арсеналу, это был профессиональный киллер. Савельев положил пистолет убийцы в карман своей куртки, винтовку и нож спрятал неподалеку. Затем достал наручники и приковал киллера к массивной чугунной ограде. Через минуту ноги незадачливого убийцы были связаны, а во рту у него был кляп.

Теперь полковник был спокоен и готов к встрече. Часы показывали сорок минут девятого.

Время еще было. Тогда он направился в сторону от стены, пригибаясь к земле, пока не покинул зону обзора, потом выпрямился и побежал к воротам. Там постоял некоторое время, приводя дыхание в порядок, затем достал сигарету и, защищаясь от дождя, закурил. Выкурив сигарету, он не спеша направился к месту встречи с Доленко. Подходя к мемориалу, он постарался двигаться так, чтобы стена мемориала прикрывала его сзади. Когда Савельев вышел на открытое пространство, его правая рука инстинктивно скользнула за пояс. Он вытащил из-за пояса пистолет и тут увидел Доленко. Анатолий стоял к нему боком, освещая фонарем землю перед собой. Это был условный сигнал. Полковник взял пистолет в левую руку и направил его на осведомителя.

– Толя? – произнес он достаточно громко, чтобы Доленко услышал.

Тот вздрогнул и повернулся в сторону Савельева. Увидев пистолет, направленный ему в голову, он побледнел и чуть не выронил фонарь.

– Не стреляйте! Мне сказали, что вас интересует информация о хищении изотопов на нашей фирме. Я пришел рассказать про это. Опустите пистолет! Он меня нервирует.

– Я тоже нервничаю, когда свидание назначают на кладбище, и особенно, когда те, кто приходит на свидание, неплохо вооружены.

Савельев ткнул пистолетом в горло Доленко, быстро обыскал его правой рукой и вытащил из внутреннего кармана куртки пистолет Макарова.

– Думаю, он тебе уже не понадобится.

– Но я не собирался стрелять в вас. Просто в такое время и в таком месте страшно. Вот я и захватил эту игрушку на всякий случай.

– На всякий случай ты захватил с собой еще и киллера. Он должен был убить меня? Кто заплатил тебе за это? Говори! И быстро! У меня мало времени. Если будешь молчать, останешься здесь навечно!

– Я только хотел заработать десять тысяч долларов…

– Кто обещал их тебе?

– Казарян. Он сказал, что вы расследуете случаи хищения продукции «Центра», что у вас уже есть компромат на меня и некоторых сотрудников. Когда доведете расследование до конца, нам всем крышка… Поэтому вас решили ликвидировать. Мне он приказал позвонить в управление и назначить встречу с вами здесь.

– Откуда у него такие сведения?

– У него хорошие связи в генеральной прокуратуре.

– А почему ты работаешь на него?

Доленко вздрогнул.

– Это особая история. Меня задержали в проходной при попытке вынести полкило грамма «красной ртути». Казарян помог избежать уголовного преследования, замял это дело, но взамен потребовал докладывать ему обо всем, что интересует ваше ведомство, шантажирует меня, заставляет делать незаконные записи в технологических журналах.

– Ясно. Теперь расскажи, что ты знаешь о хищении изотопов.

Анатолий помолчал, напряженно вглядываясь в лицо Савельева, а потом сдавленно заговорил:

– Всей картины я не представляю. Могу только рассказать о известных мне случаях. Например, я догадываюсь, что изредка сам Казарян подменяет приемники с качественной продукцией на приемники с браком и забирает хорошие изотопы себе. В этом месяце, девятого сентября, во время моего вечернего дежурства он забрал приемник со ста граммами изотопа осмия-187. Это количество осмия стоит несколько миллионов долларов США.

– Но ведь технологический процесс записывается в журнал.

– Правильно. Но если во время процесса происходит отключение электроэнергии, то весь продукт списывается в брак. Схема простая. В журнале запись о начале процесса делается на два-три часа позже. Можно организовать другие нарушения технологии. Самое главное, чтобы эти нарушения происходили после выемки качественного продукта. Для этого надо, чтобы за процессом наблюдал свой человек и делал в журнале необходимые записи. Остальное – дело техники.

– И часто практикуется такой способ?

– Редко. Казарян не дурак. Существуют негласные нормы на брак и Казарян старается не выходить за пределы этих норм.

– Что еще ты знаешь?

– Ну, например, что вывоз похищенной или неучтенной изотопной продукции с территории «Центра» осуществляется через заместителя директора Симоняна. Указания ему дает лично Казарян.

– Я вижу, что основные финансовые убытки государству наносит ваш директор.

– Правильно. У него и возможностей для этого больше.

– Что еще можешь сообщить, Анатолий?

– Есть интересная информация, но в обмен на нее пообещайте, что против меня не будет возбуждено уголовное преследование за ту «красную ртуть», с которой меня задержали на проходной…

– Ладно, уговорил, – буркнул Савельев. – Если ты действительно сообщишь что-то стоящее, мы не станем больше поднимать этого вопроса. Тем более, что и хищения как такового не было. Ведь ты так и не пронес этот товар через проходную?

– Нет.

– Рассказывай, что еще тебе известно.

Доленко окинул кладбище тревожным взглядом, но сообразил, что за стрекотанием дождя его вряд ли кто услышит.

– На складе готовой продукции организован подпольный цех по производству изотопов. Из купленного по дешевке сырья на государственном оборудовании по отработанным технологиям производятся расщепляющиеся материалы и редкоземельные металлы. Эта неучтенная продукция и является основным источником дохода для нашего директора и его людей.

– Ты, Анатолий, здорово ненавидишь его.

– Это правда. А кто его любит-то? Это подонок, проходимец и шантажист. Запросто замочить может. Не сам, конечно, а руками своих бандитов. Говорят, смерть Палагина – это его рук дело. А сейчас по изобретеной им технологии собираются выпускать продукцию в подпольном цехе. Уже и оборудование новое установили.

– Какое оборудование? Что ты мелешь?

– То, которое нужно для производства изотопов.

– Ты не врешь? Смотри, если что… Из-под земли достану.

– Мне нет смысла врать… Наоборот, я ищу у вас защиты от Казаряна и его банды. А насчет Палагина можете поговорить с инженером «Центра» Наташей Васильковой. По-моему, ей что-то известно. Она была вместе с Юркой на вечеринке у Симоняна. После этого Юрка умер.

– Твои сведения верны?

– На все сто процентов. Но, если Казарян узнает о нашем разговоре, я покойник.

* * *

В отделе производства и сбыта изотопной продукции было пустынно. Старший инженер Доленко в задумчивости просматривал реферативный журнал, думая о предстоящем разговоре с Казаряном, понимая, что он будет нелегким. Ведь задания шефа он не выполнил. Как объяснить ему этот прокол?

Доленко постоянно возвращался мыслями к событиям, которые произошли позавчера вечером, когда попытка ликвидировать Савельева закончилась так неудачно.

В три часа дня его размышления прервал телефонный звонок. Инженер поднял трубку.

– Да?

– Анатолий Александрович? – раздался в трубке голос секретарши Казаряна. – Станислав Арташесович просит вас срочно зайти.

– Понял. Буду через пять минут.

Когда он открыл дверь кабинета и вошел, Казарян сидел за столом и, широко открывая рот, зевал. Доленко подошел к столу. На первый взгляд Казарян выглядел совсем как обычно, и только приблизившись, инженер заметил глубокие борозды на его лице, усталые напряженные глаза…

– Садись, Анатолий, – сказал директор и закурил, предложив инженеру сделать тоже самое. Тот покачал головой.

Некоторое время директор молча курил. Доленко терпеливо ждал. Потом Казарян сказал:

– Я слышал, у тебя была встреча с Савельевым?

– Была, Станислав Арташесович.

– А почему он до сих пор жив? Я же дал тебе в помощь Соломатина. Он отличный стрелок. Вы что, не смогли справиться с одним человеком?

– Савельев – особый человек. Он профессиональный разведчик. У него первоклассная интуиция. Он почувствовал западню и сумел нейтрализовать Соломатина.

Казарян резко поднялся, отшвырнул стул.

– Но у тебя было оружие. Почему ты не воспользовался им?

– Савельев бесшумно подкрался и направил на меня пистолет. Потом обыскал и отобрал оружие. Он чуть не застрелил меня. Я чудом остался жив.

– Что его интересовало?

Доленко пожал плечами, поднялся, подошел к директору.

– Он спрашивал про Палагина. Как он умер? Не отравили ли его? Что я знаю про это.

– Что ты ответил?

Инженер молчал. Изучал потолок. Директор поднял глаза. Подумал: «Почему он не отвечает? Наверное, сболтнул что-нибудь лишнее». Наконец Доленко кашлянул.

– Я ответил, что знать подробности может Наташа Василькова, которая была с Палагиным на вечеринке у Симоняна.

– Обо мне не спрашивал?

– Спрашивал, не причастны ли вы к хищению изотопов.

– Что ты ответил?

– Сказал, что в хищении может участвовать кто угодно, но только не наш директор.

Казарян прищурился, его злые глаза словно прожигали насквозь.

– Смотри, Анатолий, если узнаю, что ты заложил меня, умрешь медленной и мучительной смертью. Об этом я позабочусь лично.

* * *

Квартира Наташи Васильковой состояла из скромной гостиной, крохотной спальни и еще более крохотной кухни. Правда, не было лифта, но это ее не тревожило. Подъем на пятый этаж позволял сохранить в надлежащем виде фигуру и спасал от ненужных гостей. Она поселилась здесь, как только приехала в Новообнинск.

Прошла неделя после смерти Палагина. Чувствовала себя Василькова неважно. Ее преследовали кошмары. Всю прошедшую ночь Наташе снилось, что ее убивают: страшный громила все бил и бил ее ножом. Она понимала, что умирает, хотя было не больно и совсем не страшно. Она не сопротивлялась, и в этой покорности таилось глубокое чувство обреченности. Может быть, хоть сегодня она проведет ночь спокойно.

Поднявшись до двери, она слегка запыхалась. Пока искала ключ, подумала, не пора ли кончать с сигаретами, но тут же решила, что это несерьезно. Нашла ключ, вошла в прихожую и, мысленно послав все кошмары к чертям, прошла в гостиную. В гостиной Василькова неожиданно столкнулась с другим кошмаром.

В кресле у окна сидел человек. Наташа обмерла от ужаса. Наташа хотела спросить, кто он такой и что ему нужно, но незнакомец только приложил палец к своим губам, потом указал на кресло напротив. Василькова осторожно опустилась на краешек кресла и внезапно осознала, что в комнате есть кто-то еще. Мужчина держал в руке пистолет.

Не оставалось ничего иного, кроме как подчиниться нежданным гостям. Молодой включил свет, достал моток липкой ленты, ножницы и ловко прикрутил запястья Наташи к подлокотникам кресла, намотав ленту в несколько слоев.

Закончив свое дело, молодой отступил от кресла, давая возможность старшему, которому было на вид около сорока лет, вести разговор. Тот подвинулся ближе к Васильковой, так что между их коленями оставалось всего сантиметров десять. Улыбнувшись ей своими полными губами, он плотоядно облизнулся, достал из кармана куртки нож и нажал на кнопку. В следующее мгновение из рукоятки выскочило острое блестящее лезвие, и Наташа едва не потеряла сознание. Дыхание ее стало неглубоким, судорожным и частым, а поскольку дышать она могла только носом, каждый ее вздох сопровождался негромким свистом, который, казалось, забавлял сидящего напротив нее человека.

Почти полминуты незваный гость наслаждался ее смятением и беспомощностью. Наконец он сказал:

– Слушай меня внимательно, сука. Если ты хоть словом, хоть полсловом обмолвишься кому-нибудь о том, кто поручил тебе выкрасть изобретение Палагина и от чего наступила его смерть, тебе крышка. Понятно?

Она кивнула и взглянула на него.

– Обычно, – продолжал губастый, – мы сразу же мочим таких сук. Ты это заслужила. Ты стала много болтать. Иначе откуда Савельев узнал, что в день смерти Палагина ты была с ним на вечеринке, а потом поехала к нему. ФСБ прислало сюда этого Савельева для неофициального расследования. Он хочет побеседовать с тобой. Это и спасло тебя, а то мы сразу бы прикончили такую безмозглую и болтливую суку. Ты мне веришь?

Наташа поверила ему сразу и без малейших колебаний. Этот вкрадчивый голос, который буквально смаковал каждую произнесенную угрозу, был голосом человека безгранично самоуверенного и решительного.

– Ты должна искупить свою вину, – продолжал губастый. – Во время разговора с Савельевым скажешь ему, что к смерти Палагина и к пропаже изобретения никакого отношения не имеешь, что никакого изобретения ты и в глаза не видела. Ты была на вечеринке у Симоняна, здорово нализалась, когда Палагин пригласил – поехала к нему. Помнишь, что занимались сексом, но ничего другого не было. Потом Палагин выпроводил тебя, сказал, что хочет побыть один и отдохнуть. Еще ты заметила у него на столе полную бутылку коньяка. Откуда она у Палагина, ты не знаешь. И все. Стой на этом мертво. Доказать они ничего не смогут. Если не дашь нужные показания, замочим тебя, твоего любимого брата Мишу, его жену Розу и их еще не родившегося ребенка. Умрете все в страшных мучениях.

Здесь губастый стал рассказывать подробности. В подвале одной дачи, надежно звукоизолированном и специально оборудованном для проведения допросов, Мишу прикуют наручниками к стене, подтянут ему веки скотчем так, чтобы он не смог закрыть глаза, и заставят смотреть, как человек с чувственными губами и его коллеги медленно, не спеша убивают Розу и ее нерожденное дитя.

Потом они начнут отрезать пальцы на руках самому Мише. По одному в день, с использованием самых современных хирургических методов, чтобы предотвратить смерть от болевого шока или кровотечения. Михаил, таким образом, будет оставаться в сознании и не умрет, хотя с каждым днем от него будет оставаться все меньше и меньше. На одиннадцатый, двенадцатый и тринадцатый день они отрежут ему уши и язык. По словам толстогубого, программа подобного «деликатного» хирургического вмешательства была рассчитана на полмесяца.

– На четырнадцатый день, – заверил толстогубый, – мы выколем ему глаза, на пятнадцатый – кастрируем зазубренной пилой, свяжем руки и ноги и так бросим – еще живого. Понимаешь?

Наташа содрогнулась, жутко побледнела, а потом почувствовала, что теряет сознание. Собеседник продолжал просвещать ее. Каждый день, ампутируя у Михаила ту или иную часть, тот или иной орган, его палачи будут говорить ему, что отпустят его, не причинив никакого дальнейшего вреда, если только его сестра согласится дать необходимые показания. Потом губастый попросил Василь-кову кивнуть, если она согласна сотрудничать. Она снова кивнула без малейшего колебания и совершенно искренне. Да, она согласна сотрудничать. Конечно. Безусловно. Тогда губастый подошел к ней сзади и с силой ударил по шее ребром ладони. Перед глазами Наташи вспыхнули яркие фиолетовые искры. Обмякнув, она почувствовала, что падает куда-то вместе с креслом, но сознание покинуло ее еще до того, как она ударилась головой о паркетный пол.

На протяжении, наверное, минут пятнадцати ей мерещились отрезанные пальцы и гениталии, тщательно упакованные в прозрачную оболочку. Были в ее видениях и блестящие глаза бандита, в которых Наташа видела искаженное беззвучным криком лицо Миши с вырванными кровоточащими ноздрями.

Когда Василькова пришла в себя, она снова сидела, свесившись вперед, на кресле, которое кто-то поставил вертикально. Очевидно, один из двух бандитов в последний момент сжалился над ней. Запястья ее были прикручены к подлокотникам таким образом, что, приложив определенные усилия, она могла бы освободить руки.

Менее чем через десять минут усилий женщине удалось выдернуть правую руку и размотать клейкую ленту с левой. С помощью собственных маникюрных ножниц она перерезала ленту, обмотанную вокруг головы. Отделив кусок ленты, залепившей рот, она с удивлением обнаружила, что почти не повредила кожу.

Едва освободившись и вернув себе способность говорить, Наташа бросилась к телефону, но замерла на месте с трубкой в руке, так и не набрав номер. Она просто знала, что в ее положении звонить кому-нибудь было совершенно бесполезно. Свидетелей и их родственников в России никто защищать не будет. Поэтому, слегка поколебавшись, Василькова опустила трубку на рычаг.

* * *

Это было почти полгода назад. В то солнечное майское утро тогде еще заместитель Максимова по научной работе Казарян вызвал к себе старшего инженера Доленко.

– Ты знаешь, где живет Максимов? – спросил Казарян вместо приветствия.

– Знаю.

– Он заболел и сейчас находится дома. Я попрошу тебя съездить к нему и подписать вот этот контракт, – сказал Казарян, кладя на стол перед Доленко папку с бумагами. Ты принимал участие в составлении контракта и, если возникнут вопросы, сможешь дать необходимые пояснения.

– Сделаю, Станислав Арташесович. Не беспокойтесь.

– Ну вот и отлично. Поедешь прямо сейчас. Он ждет.

Через полчаса Доленко подъехал к дому, где жил Максимов, вылез из машины, поднялся на восьмой этаж и позвонил в дверь. Он не успел позвонить вторично, дверь открылась и его словно ударило током.

Перед ним стояла красивая женщина. Высокая, загорелая, в сиянии пышных волос цвета полированной бронзы, она смотрела на него огромными, синими, как незабудки, глазами. Доленко всего обдало жаром, голова пошла кругом. Во рту пересохло, горло сдавило, а сердце рванулось в галоп. Замерев на месте, он стоял в полутьме и смотрел на нее.

– Вы к Александру Васильевичу?

Ее вопрос вывел Доленко из столбняка.

– Да.

– Он ждет вас. Заходите.

У нее был низкий, чуть хрипловатый голос, который удивительно сочетался с ее фигурой и выражением глаз. Она взяла у него куртку и повесила в шкаф, проводила в гостиную, где в кресле сидел ее муж и смотрел телевизор. Максимов поздоровался, пригласил инженера присесть. Взял контракт и принялся изучать, делая в нем пометки.

Красавица, открывшая дверь, скользнула по гостю магическим взглядом своих незабудковых глаз и, улыбнувшись ничего не значащей улыбкой, проплыла мимо него и исчезла на кухне. Доленко, как завороженный, смотрел ей вслед. Когда она снова вошла в комнату, толкая перед собой столик с кофе и плавно покачивая бедрами, она казалась ему такой желанной, как ни одна женщина на свете.

Максимов, оторвавшись от контракта и увидев ее, небрежно обронил:

– Моя жена Маша.

По-прежнему глядя на нее со скучающей миной на лице, он продолжал:

– Контракт придется переделать. Цены на поставляемую «Центром» изотопную продукцию надо увеличить. Сейчас на рынке сложилась очень благоприятная конъюнктура. Этим надо воспользоваться. Переделайте бумаги по моим замечаниям, и я их подпишу. Договорились?

Для Доленко теперь стало самым главным не это: он безумно хотел встретиться еще раз с Машей. А взяв контракт для редактирования, он получал законный предлог для нового визита к Максимову.

– Сделаем как вы хотите, Александр Васильевич, – сказал Доленко. – На переделку контракта потребуется две недели. Я буду приезжать к вам для согласования деталей. Вас это устроит?

– Ну конечно. Приезжайте в любое время.

Всю дорогу домой эта женщина не выходила у Доленко из головы. Он думал о ней весь вечер, и утром, еще в полудреме, он по-прежнему воображал себя с нею.

Следующие две недели жизнь Доленко была посвящена переделке контракта. Три раза в неделю ровно в девять он звонил в дверь двадцать девятой квартиры. Часа полтора обсуждал с директором накопившиеся вопросы, потом Маша угощала его чашечкой кофе на дорогу. Все остальное превратилось в скучную обязанность, от которой он хотел отделаться как можно быстрее.

Беседовали они мало. Но за эти несколько встреч Доленко влюбился в Машу Кириллову до такой степени, что ему стоило огромных усилий не выказывать свои чувства. Никаких признаков поощрения с ее стороны он не замечал. Она обращалась с ним как с другом, общество которого ей приятно, и не более того. Но Анатолий Александрович был уверен, что при малейшем поощрении с ее стороны он не сможет удержать себя в руках.

Через две недели контракт был наконец доведен «до кондиции». Доленко отправился к Максимову лишь после полудня, так как боялся, что с утра Маша может уехать за покупками и он не застанет ее дома. Его впустила прислуга. Директор занимался правкой рукописи в своем кабинете и, когда Доленко подошел к нему, едва удостоил его взглядом.

Достав из кейса новый контракт, инженер положил бумаги на край стола.

– Проходите, – буркнул Максимов, махнув рукой в сторону гостиной. – Найдете там мою жену или прислугу. Они угостят вас кофе. Посидите, пока я просмотрю контракт.

Его тон покоробил Доленко. Похоже, директор не видел особой разницы между красавицей женой и служанкой. Инженер вошел в гостиную, обставленную с вызывающей роскошью, доступной, в его представлении, одним лишь олигархам, правительственным чиновникам высокого ранга и новым русским. Тут никого не оказалось. Тогда он пересек гостиную и очутился в большом холле, куда выходило несколько дверей. Одна из них была приоткрыта, и Доленко расслышал голос Маши. Она тихонько что-то напевала, занимаясь уборкой квартиры. Затем выключила пылесос и появилась на пороге.

Чувственные округлости ее тела, бездонные глаза и волосы цвета светлой бронзы, пронизанные солнечными лучами из распахнутого настежь окна – все было в ней восхитительно. На ней были синие джинсы и красная клетчатая ковбойка, но даже в этом незатейливом наряде она была так хороша, что у него перехватило дыхание.

– Здравствуйте, Анатолий Александрович, – улыбнулась она. – Я сейчас сварю кофе и принесу что-нибудь перекусить, а вы посидите пока в гостиной и посмотрите телевизор.

– Спасибо, – поблагодарил он и, чтобы не выглядеть полным идиотом, добавил: – Сейчас по телевизору идет сериал, который я люблю. Так что это как раз кстати.

Маша кивнула. Доленко почувствовал на себе холодный, оценивающий взгляд искушенной женщины, которая прекрасно знает, как действуют на мужчин ее чары. Она как будто старалась понять, что он за человек. Потом повернулась и вышла, оставив его одного. Ему ничего не оставалось, как вернуться в гостиную. Через пять минут Маша появилась и вкатила низкий столик на колесиках. Тонкий белый фарфор, серебряное блюдо с пирожными, еще одно блюдо с бутербродами, кофейник, салфетки, сигареты и откупоренная бутылка коньяка.

Доленко смотрел на все совершенно ошеломленный.

– Сжальтесь, Маша! – сказал он наконец. – Ведь это как в кино. Не осуждайте скромного инженера, если в своем смятении он, может быть, опрокинет чашку! Она рассмеялась.

– Нет, опрокидывать чашки нельзя. Это старинный саксонский фарфор. Очень дорогой. Вы должны быть осторожным.

Маша нагнулась, включила проигрыватель. Минуту она стояла перед большими стереоколонками, раскачиваясь в такт песне, исполняемой Валерием Леонтьевым. Затем усилила звук, чтобы музыку было слышно во всей квартире. Взяла бутылку коньяку, наполнила две рюмки, налила кофе. Утром Доленко не успел позавтракать. Поэтому он без особого труда съел все.

Потом они стояли у окна и курили.

– Мне так хорошо с вами, Анатолий.

Теперь она придвинулась почти вплотную к нему.

– Я думаю, что Александр Васильевич уже подписал контракт. Надо пойти узнать, – сказал он осторожно. И тут до него дошло, что она едва слышит, о чем он говорит.

Запрокинув голову, Маша не отрываясь смотрела на него, и в ее глазах появилось манящее выражение. У Доленко перехватило дыхание. А Маша словно растворилась в нем. Этот поцелуй был как откровение – иначе о нем и не скажешь. Секунд двадцать – тридцать они стояли, обнявшись, потом она резко высвободилась из его рук и, отступив назад, прижала палец к губам. Она не сводила с него взгляда. Ее незабудковые глаза затуманились и были полузакрыты.

– У тебя на губах помада, – произнесла Маша своим хрипловатым, волнующим голосом.

Повернувшись, она быстро подошла к двери и тотчас исчезла.

* * *

На следующий день Доленко вернулся к себе домой лишь после восьми часов вечера. Мысли его по-прежнему были заняты Машей. Он закурил сигарету, сел на кухне и задумался. В который раз он спрашивал себя: чем он смог привлечь молодую, богатую женщину? Впрочем, этот поцелуй мог быть лишь минутным капризом. Нужно выбросить ее из головы. Нечего и надеяться, что ради какого-то инженера она бросит своего мужа. Что он мог ей предложить? Свою убогую однокомнатную квартиру? Да его заработка не хватит ей на нижнее белье. Это была всего лишь прихоть избалованной женщины.