Текст книги "Миссия вторжения"

Автор книги: Эдуард Фит

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 16 страниц)

Новикова часто посещала храм Рождества Пресвятой Богородицы, где отец Григорий был настоятелем, исповедовалась у него. Она считала его своим духовником.

«В руках Господа жизнь человека и все пути его, – думал священник. – Но в данном случае исход предрешен. Надеяться не на что».

Так сказал ему лечащий врач Ирины. Но священник хорошо знал, что надежда умирает последней. И его долг – поддержать эту надежду в его больной прихожанке.

Дверь приемной бесшумно отворилась и вошла старшая медсестра. Он отметил, что у нее доброе лицо.

– Здравствуйте, батюшка, – приветствовала она священника, – Ирина ждет вас. Помогите ей. Она испытывает страх и отчаяние…

– Я затем и пришел, чтобы помочь, принять исповедь, причастить святых Тайн. Надо укрепить ее слабые силы, утешить, помолиться за нее. Проводите меня к ней, сестра.

Ирина Новикова лежала в маленькой светлой палате онкологического отделения. Голова ее высоко покоилась на нескольких подушках. Священник с трудом узнал свою прихожанку. Она страшно похудела, уголки рта опустились, и губы застыли в неприятной гримасе, обнажавшей зубы. Глаза блестели, словно горячие угли.

Ирина неотрывно смотрела на приближавшегося к кровати настоятеля. Она узнала своего батюшку. Отец Григорий почувствовал, что она ждала его прихода: лицо ее прояснилось, хотя в глазах по-прежнему виднелась скорбь.

– Как хорошо, что вы пришли, батюшка. Я хотела исповедаться и причаститься, поговорить с вами…

– Я тебя внимательно слушаю, Ирина.

– За что мне такое наказание, отец Григорий? За контакт с гуманоидами? Или за мои грехи?

Священник взглянул на больную.

– На этот вопрос трудно ответить. Скажу только, что контакты с НЛО – не что иное, как современная форма оккультных феноменов, существующих уже многие века. Люди отступились от Христа и ждут «спасителей» из космоса. Именно поэтому Сатана, господствующий в воздушном слое, и посылает нам иногда изображения космических кораблей и инопланетян. Это мир иллюзий, где сама реальность искажается загадочными силами и, похоже, силы эти могут манипулировать пространством, временем и материей. Силы эти демонического характера и совершенно вне нашей власти и понимания. Гуманоиды, с которыми ты общалась, Ирина, – это либо сами бесы, либо их иллюзорное порождение.

– Но я ведь никогда не искала контакта с ними, – в смертельном испуге пролепетала Ирина, – Все произошло случайно и не по моей инициативе.

– Знаю. Но Сатана не спрашивает своих жертв. А человек, общающийся с гуманоидами, фактически общается со злыми духами, принявшими облик пришельцев. А это очень опасно. Немногим удается спастись после таких контактов. Параноидальная шизофрения, демономания и даже самоубийство могут стать результатом этих контактов.

Ирина вздрогнула от страха, неожиданно осознав, какой опасности она подверглась.

– Это ужасно, батюшка. Что же мне делать?

– Молись, чтобы этого не случилось. Я тоже буду молиться за тебя.

– А как быть с болезнью? Я так плохо себя чувствую.

Священник с состраданием посмотрел на Ирину.

– Ты спрашиваешь: как быть с болезнью? Принимай то, что посылает Бог. Великое милосердие Бог оказывает тому, на кого болезнь посылает! Сокрушает тело его, чтобы дух был спасен. В этом случае надо проявлять мужество и терпение, без ропота принимать то, что посылает Бог. Кто переносит болезнь с терпением и благодарением, тому вменяется это вместо подвига и служит пропуском в Царство Божие.

– Батюшка, я боюсь злокачественной опухоли, рака. Это смерть с такими мучениями.

– Всякая болезнь тяжела, а рак тем более, но будем надеяться на лучшее…

– А если все-таки рак?

Некоторое время священник молчал, словно прислушиваясь к голосу свыше, сообщавшему что нужно делать в таком случае.

– Следует этому покориться. Христос тоже страдал и проложил нам путь к воскресению, открыл дверь в Царство Небесное. И ты страдаешь, и идешь по Его пути и твои страдания откроют для тебя двери Царства Небесного. Не тогда только мы можем назваться верными, когда получаем благодеяния Божий, но когда принимаем с благодарением и наказания от руки Его – тут-то и вера наша искушается, истинно ли мы веруем в Его промысел. Хотящим угодить Богу путь лежит сквозь многие скорби.

Заметив, что Ирину утомил разговор, священник решил сократить визит.

– Иринушка, ты устала, – он обеспокоенно взглянул на нее. – Я сейчас переоденусь и буду исповедовать тебя. Приготовься…

Он вышел вслед за медсестрой, надел облачение священника в комнате напротив и, захватив Евангелие и распятие, вернулся обратно. Правая рука Ирины с трудом выползла из-под одеяла, и женщина перекрестилась. «Слава Богу, она успокоилась, – подумал отец Григорий, – можно исповедовать и причащать!»

Медсестра встала около двери в коридоре, чтобы никто не вошел случайно в палату. Закончив исповедь и причастив больную, священник увидел, что губы ее зашевелились, словно она хотела сказать ему что-то на прощание. Он нагнулся ниже и услышал:

– Пришел мой час, отец Григорий. Господь назначил мне прийти к Нему. Я сделаю это с радостью. И в этом вы мне очень помогли. Благословите меня, батюшка.

Выйдя из палаты, священник медленно брел по коридору – мимо палат с пациентами, страдающими самыми различными недугами и в самых различных их стадиях.

Одни лежали в бессознательном состоянии, другие сидели возле подносов с обедом. Те из них, кто заметил приход священника, сразу же догадались, в чем дело, и, отвлекшись от еды, повернули головы к открытым дверям своих палат. Им хотелось поглядеть на него, когда он будет проходить мимо. По мере того, как он двигался по коридору, некоторые больные подходили к нему за благословением. Он вышел через главный вход, и, когда за ним захлопнулась дверь, со скорбным умиротворением подумал, что хотя Ирина и умирает, но она смогла преодолеть свой страх и отчаяние. В этом есть и его заслуга. Он укрепил ее слабые силы и был уверен, что с помощью Господа она преодолеет мытарства и трудности, которые встретятся ей на пути в мир иной.

«Человек рождается на страдание, как искры, чтоб устремляться вверх!» – вспомнил отец Григорий слова из книги Иова.

* * *

С первым же поворотом головы пронзительная боль мучительным разрядом просверлила череп от виска к виску. От боли она зажмурилась, а когда снова смогла открыть глаза, то обнаружила, что в палате никого нет. У изголовья кровати стоял электрокардиограф, следивший за тем, как работает ее сердце. Звуковой сигнал был отключен, чтобы не тревожить больную и биение сердца отмечалось на экране прибора зигзагообразной зеленой линией. Пульс у нее был частым и слабым.

Наступал вечер. За окном начинало темнеть, в палате горел неяркий свет. Капельницу уже унесли. Бледные, исколотые иглами, ужасно исхудавшие руки Ирины лежали поверх простыни и являли собой весьма жалкое зрелище.

Потом она сумела вспомнить разговор главного врача больницы со Стрельцовым. Думая, что она спит, они тихо беседовали рядом с ее кроватью. То, что она услышала, повергло ее в шок. Встреча с гуманоидами закончилась для нее трагически. У нее лейкемия.

Состояние Ирины быстро ухудшалось. На коже появились желтоватые пятна размером с ноготь. От нее остался один скелет. В глубине души Ирина знала, что умирает и была в отчаянии. Она старалась отогнать эту мысль, как ложную, неправильную, вытеснить ее другими мыслями. Ирина искала утешение в том, что смерть не означает конца жизни, а только отделение души от тела. Но это не принесло большого облегчения. Тогда Ирина перестала сдерживаться и заплакала, как ребенок. Она плакала о своей беспомощности, о том, что умирает такой молодой…

Постепенно рыдания ее затихли, она повернулась лицом к стене, закрыла глаза и стала молиться, мысленно представляя себе образ Спасителя.

Где-то в коридоре гудел пылесос. Его гудение разорвало поток мыслей. Ирина открыла глаза и увидела Стрельцова, склонившегося над ней.

– Голова очень болит, – пробормотала она, возвращаясь к действительности. Стрельцов пошел за шприцем и ампулами. Когда он вернулся, Ирина попыталась повернуть голову. Казалось, веки ее отяжелели, и ей стоило большого труда поднять на него глаза.

– Очень больно… – взгляд ее прояснился – Невыносимо…

Он сделал ей укол.

– Сейчас тебе станет легче…

– Раньше не было так больно… – Она чуть повернула голову. – Я не хочу мучиться. Я… Обещай мне, что я не буду страдать… Обещай мне…

– Обещаю, Ирочка. Тебе не будет больно. Почти совсем…

Она стиснула зубы.

– Это скоро подействует?

– Да… Скоро. Через несколько минут. Не беспокойся. Ктебе тут пришел Савельев. Впустить?

Она слегка наклонила голову в знак согласия. Вошел Савельев с большим букетом красных роз, наклонился и поцеловал ее в губы. Стрельцов оставил их наедине.

– Володя, я тут только было собралась… начать жить по-новому, – прошептала она.

Савельев промолчал. Что он мог ей сказать? Возможно, это правда. Да и кому, собственно, не хочется начать жить по-новому?

Она мучительно отвернула голову в сторону. Монотонным, измученным голосом прошептала:

– Хорошо… что ты пришел…

– Прости меня, Ира. Это я виноват в случившемся. Не смог защитить тебя…

Но она прервала его:

– Нет… ты не виноват… Судьба!

Он ничего не сказал ей, но она продолжила разговор сама.

– Я умираю, Володя. Это конец. Ко мне уже приходил священник. Я исповедалась и причастилась. Это хорошо… Я всегда хотела окончить жизнь по-христиански, без всяких там крематориев. Позаботься, чтобы меня положили рядом с мамой. Ты знаешь, где… Чтобы все было как положено.

– Ну что ты все о смерти, Ирочка… Ты еще, даст Бог, встанешь, будешь ходить, как всегда.

– Встану? Не надо обольщаться, Володя. Я уже никогда не встану. Это конец.

– Я не лгу, Ира. Евгений Иосифович мне говорил…

– Это чтобы успокоить тебя. Не верь ему… врачи всегда лгут… Только не давай мне сильно страдать. Сделай все для этого. Обратись к Стрельцову. Он обязательно поможет… Обещай…

– Обещаю.

– Моя мать… лежала пять дней… и все время кричала. Я не хочу этого, Володя.

– Хорошо, Ирочка.

Выражение испуга в ее глазах исчезло. Она как-то сразу успокоилась.

– Ну вот. Кажется, я все сказала… Да, после моей смерти не оставайся один. Найди какую-нибудь хорошую женщину. Непременно найди…

– Не надо так говорить, Ирочка. Я не смогу жить без тебя. Единственно, чего я хочу, это быть вместе с тобою…

– Когда-нибудь ты встретишься со мною там, – она с трудом подняла палец и указала вверх. – Быть может, мне будет позволено открыть перед тобой двери.

Разговор утомил ее. Она попыталась еще что-то сказать, но язык не слушался ее. Даже слабое усилие, необходимое для артикуляции, вызывало у нее головокружение. Она едва не потеряла сознание. К боли в голове прибавились черные тени, которые все больше заслоняли от ее взора окружающий мир. Савельев испугался за нее и пошел за врачом.

За окном стояла золотая осень. Портьеры были задернуты, но сквозь боковые щели проникал свет.

Ирина лежала в тяжелой полудреме, вызванной наркотиком. От нее мало что осталось. Казалось, тело совсем истаяло и уже не может сопротивляться. Она то проваливалась в забытьи, то снова обретала ясность мысли.

Боли усилились. Она застонала. Вернулся Савельев вместе со Стрельцовым. Евгений Иосифович сделал ей еще один укол.

– Голова… – пробормотала она. – Страшно болит голова…

– Через несколько минут она снова заговорила.

– Свет… Слишком много света… Слепит глаза…

Савельев подошел к окну, опустил жалюзи. В палате стало темно. Он сел в изголовье кровати. Врач пошел за новым шприцем. Ирина слабо пошевелила губами.

– Как долго это тянется… как долго… ничто уже не помогает, Володя.

– Еще две-три минуты – и тебе станет легче.

Она лежала спокойно. Бледные руки ее простерлись на одеяле.

– Мне надо тебе… многое… сказать…

– Потом, Ирочка…

– Нет, сейчас… а то не останется времени. Многое объяснить…

– Я знаю все… Я люблю тебя.

– Я тебя тоже…

Волны судорог. Савельев видел, как они пробегают по ее телу. Теперь уже обе ноги были парализованы. Руки тоже. Только грудь еще поднималась и опускалась. С минуту она лежала молча. Потом взглянула на Савельева.

– Как странно… – сказала она очень тихо. – Странно, что человек может умереть… когда он любит…

Савельев склонился над ней. Темнота. Ее лицо. Больше ничего. Она попыталась поднять руки и не смогла.

– Я не могу… мои руки… никогда уже не смогут обнять тебя…

На мгновение Ирина перестала дышать. Ее глаза словно покрыла тень. Она с трудом их открыла. Огромные зрачки, и почти уже нет сознания во взгляде.

Савельев взял ее безжизненные руки в свои. Что-то в нем оборвалось.

– Ты вернула мне жизнь, Ира, – сказал он, глядя в ее неподвижные глаза. – Я был мертв, как камень. Ты появилась – и я снова ожил…

– Поцелуй меня.

Он поцеловал горячие, сухие губы.

– Я ухожу, Володя. Хорошо, что провожаешь меня ты…

Несколько минут она лежала безмолвно и неподвижно. Савельев тоже сидел молча. Ее руки и ноги застыли, все в ней омертвело, жили лишь одни глаза и губы. Она еще дышала, но он понимал, что дыхательные мышцы постепенно захватываются параличом. Она почти не могла говорить и уже задыхалась, скрежетала зубами, лицо исказилось. Ирина силилась что-то сказать ему, ее тубы дрожали. Хрипение, глубокое, страшное хрипение, и, наконец, крик:

– Помоги!.. Помоги!.. Сейчас!..

Савельев пошел за Стрельцовым. Они обменялись понимающими взглядами. Они оба не хотели, чтобы она бессмысленно страдала. Ее ожидало лишь одно: боль. Ничего, кроме боли. Может быть, на-долгие часы…

Врач быстро взял приготовленный шприц и вколол большую дозу снотворного. Он решил самовольно прибегнуть к этой вынужденной эвтаназии, следуя примеру доктора Геворкяна. Веки Ирины затрепетали. Сознание отключилось. Затем она успокоилась. Губы сомкнулись. Дыхание остановилось. Савельев раздвинул портьеры и поднял жалюзи. Он снова подошел к кровати. Застывшее лицо Ирины было совсем чужим. Как будто на койке лежала совершенно чужая женщина.

«"Красная ртуть", – подумал Савельев. – Вот в чем дело. Именно из-за нее я лишился Ирины. Если бы она не работала на этом чертовом предприятии… Но тогда я с ней и не познакомился бы никогда. Ладно. Не повезло нам только потому, что в дело вмешались эти проклятые НЛО…»

Глава десятая
СЛУЧАЙНОЕ ЗНАКОМСТВО

– Рубен.

– Слушаю, шеф.

– Поедешь в Париж.

– С удовольствием.

Продолжая стоять у окна, спиной к Манукяну, Казарян сказал:

– Это не увеселительная поездка. Как ты понимаешь, она связана с большим риском.

Нахмурившись, Манукян произнес:

– Я люблю риск. Обычная жизнь мне скучна и больше не радует. Я – игрок. Чтобы по-настоящему жить, мне надо рисковать собой. Чем больше риск, тем острее я ощущаю жизнь… Мне это нравится и приносит деньги. И если опасность будет смертельной, то это как раз то, что нужно.

– Значит я не ошибся, предложив тебе эту поездку. Я предлагаю тебе очень рискованное дело, ты заработаешь на нем триста тысяч долларов.

– Это хорошие деньги, Станислав. И они мне нужны. Что надо сделать?

– Я хочу, чтобы ты ликвидировал двух человек и вернул похищенную ими продукцию.

– Кого надо завалить, шеф?

– Сотрудника нашего «Центра» Родионова и его друга-телохранителя. Родионов присвоил груз изотопов, с которыми я отправил его в Париж. А груз, между прочим, тянет, как минимум, на двенадцать миллионов баксов.

– Такой дорогой?

– Именно так. Это же редкие изотопы: «красная ртуть» и осмий-187. Известно, что с этим грузом Родионов благополучно добрался до Парижа, сообщил братьям Саркисян название гостиницы и номер, в котором остановился.

– Рубен удивленно моргнул глазами:

– А что случилось дальше? Наши друзья не справились с ним? Не забрали груз?

Казарян облизнул губы и сделал усилие над собой, чтобы продолжить.

– Братьев Саркисян арестовала полиция. Они вломились не в тот номер и убили турецкого бизнесмена, который там находился. Им грозит пожизненное тюремное заключение.

– Как же они ошиблись? Они всегда работали так чисто.

Казарян повернулся к Рубену и впился в него взглядом. Манукян заерзал на кресле.

– В том-то и дело. Я думаю, Родионов разгадал наш замысел и подставил их. У тебя будет очень умный и опасный противник, Ты понимаешь это?

Манукян кивнул.

– Да-да, Станислав.

Казарян заговорил голосом, не допускающим возражений.

– Возьмешь с собой трех человек. Одному тебе не справиться. В числе этих трех поедет мой сын Роберт. Мальчику двадцать лет. Стреляет отлично. Пусть попробует себя в деле.

Рубен опустил взгляд на свои руки и заметил, как побелели суставы пальцев.

– Хорошо, Станислав. Слушай, а если к нашему приезду Родионов продаст груз?

– Тогда надо отобрать деньги, которые он получил.

Манукян поднял голову и взглянул прямо в глаза Казаряну:

– Как я найду этих ребят в Париже?

Казарян вздохнул.

– У меня там есть знакомые коммерсанты. У них отлично налаженная связь с полицией. Я попросил разыскать Родионова, и они уже заняты этим. Я дам тебе адрес и телефон, свяжешься с ними и тебе подскажут, где их найти.

– О'кей.

Казарян встал, обошел стол и подошел к Рубену. Глядя на склоненную голову телохранителя, положил руку ему на плечо. Манукян съежился в кресле. Продолжая держать руку на его плече, Казарян дал последние наставления:

– Людей подбери сам, визы и паспорта оформит Арутюнов. Я ему скажу. Оружие получите на месте. Билеты на самолет купит тоже Арутюнов. Перед отъездом зайдешь ко мне, получишь деньги и последние инструкции. Кажется, все.

* * *

– Поймите, – Хусейн старался говорить убедительно. – Дело это несложное и не представляет для вас никакой опасности.

Женщина, сидевшая напротив него за столиком невзрачного парижского кафе на улице Тампль, только кивнула в ответ, но ничего не сказала.

– Известно, что этот человек вчера встречался с Марком Фивейским, который ведает закупкой стратегических товаров для Израиля. Их встреча продолжалась минут двадцать. Нас интересует содержание беседы, какая намечается сделка, представителем каких деловых кругов является этот русский. Вот его фотография, – он протянул ей снимок, сделанный агентом, ведущим наружное наблюдение за особняком Фивейского.

– Интересный мужчина, – произнесла женщина, рассматривая фотографию. – Такой человек не пойдет на контакт со случайной знакомой. В сложившейся ситуации он будет проявлять осторожность – не дай Бог какой-нибудь скандал.

Хусейн пропустил ее слова мимо ушей и продолжат:

– Но он не устоит перед искушением, если знакомство будет естественным и женщина даст понять, что у него есть возможность приятно провести время.

Он сделал паузу, чтобы посмотреть, какое впечатление произвели его слова на собеседницу.

– Как вы организуете это знакомство? – недобро усмехнулась Вера. Она была пронзительно красива – иссиня-черные волосы до плеч, светлые широко расставленные глаза, высокие скулы, выразительный рот. Такая женщина соблазнит кого угодно.

– Это не ваша забота. У нас уже разработан план. Я верю, что вы сумеете все устроить. Вспомните тот случай с Кантерманом – задание было выполнено просто блестяще.

Наступило продолжительное молчание. Рядом со своей юной собеседницей этот высокий, худощавый, в ловко сидящем костюме, лет пятидесяти пяти смуглый мужчина выглядел заботливым отцом. Однако его прямой, холодный взгляд выражал отнюдь не родственные чувства.

– Вы безжалостный человек, господин Хусейн, хоть и кажетесь таким славным. Ответьте мне на два вопроса. Если я выполню это ваше поручение – какое будет вознаграждение? И что произойдет, если я откажусь?

– В случае успеха вам заплатят десять тысяч долларов.

– Ну, а если ничего у меня не выйдет, несмотря на все мои уловки?

– Все равно получите некоторую сумму. Скажем, пять тысяч. Я вам доверяю, знаю, что вы приложите все силы…

– Я собиралась сказать, что хочу прекратить работу у вас, господин Хусейн. Это слишком опасно. В ночном клубе я зарабатываю достаточно, а свободное время планирую использовать для учебы. Не могу же я до старости работать в стриптиз-шоу. Надоело стягивать с себя лифчик под взглядами жирных идиотов.

– Это задание – последнее, – пообещал Хусейн.

– А какие гарантии?

– Вот что я скажу, Вера, – не как представитель своей службы, а просто как друг. Я свое обещание выполню.

– Вы еще не ответили, что произойдет в случае отказа.

– Вера, дорогая, – тут Хусейн заговорил жестко. – Все, что я делаю, служит интересам моей организации. Я не волен поступать так, как, может быть, и хотел бы. Вы должны знать, что человек, отказывающийся выполнить приказ нашей организации, подписывает себе смертный приговор.

Он неожиданно поднял голову, и Веру передернуло от взгляда его черных беспощадных глаз.

– Я все поняла, – вымолвила она наконец. – Расскажите все, что мне следует знать.

Хусейн удовлетворенно кивнул и приступил к изложению своего плана.

* * *

«Случайное» знакомство с Родионовым Вера организовала с большой фантазией и искусством. Заметив его красный «Рено» в пробке на авеню Гамбетта – она увидела его в боковом зеркальце, – не подав сигнала, тронула с места свой «Фольксваген» и легонько въехала ему в бок. Родионов в гневе громко выкрикнул по-русски несколько отборных ругательств. Выйдя из машины, Дроздов хотел успокоить его, как вдруг Андрей умолк без посторонней помощи и, приоткрыв рот, уставился на красивую женщину, появившуюся из «Фольксвагена». Куда только делся его гнев? Увидев Веру, всю в слезах, Родионов сделал попытку утешить ее. И когда сквозь толпу пробился полицейский, он застал участников происшествия за галантной беседой. Протокол составлять не стали, обе машины получили лишь легкие повреждения.

– Мне очень, очень жаль, что так вышло, – твердила Вера. – Это полностью моя вина. Я оплачу ремонт вашей машины. Вы не беспокойтесь… Все-таки, мы соотечественники… Вы же недавно из России, мальчики? Я тоже русская. Меня зовут Вера Кольцова. Так рада услышать родную речь. Вы не представляете, как я скучаю здесь. Я знаю, вы спешите, но когда у вас будет время, позвоните мне по этому телефону, – она протянула Родионову листок, – здесь и мой адрес. Обсудим вопрос о плате за ремонт, я угощу вас ужином, у меня есть две бутылки настоящей русской водки, вы расскажете мне о России. Я не была на родине два года – целую вечность…

– Обязательно позвоним и обязательно заедем, – Вадим ласково взял ее за плечо, словно извиняясь за прерванный разговор. – Андрей, поехали. Нас ждут. – Он потянул друга за рукав.

Подавая Родионову на прощание руку, Вера одарила его ослепительной улыбкой. «Тебе стоит рискнуть, – будто говорила эта улыбка. – Может, я не такая уж недотрога, может я на многое готова, чтобы не оплачивать счет за ремонт…»

* * *

На следующий день было воскресенье. Родионов спал долго и проснулся, только когда солнце осветило его подушку. Дроздова в номере не было. Андрей встал и распахнул окно. День был свеж и прозрачно ясен. Одевался он медленно. Насвистывая, он проверял содержимое своих карманов: франки, доллары, носовой платок, ключи, сигареты… вдруг листок бумаги с номером телефона и именем девушки. Вера Кольцова. Он положил листок на стол. Неужели это было только вчера? Позвонить? Пожалуй… А возможно, не стоит. Ведь у них важное дело стоимостью в четыре миллиона баксов. Стоит ли рисковать, отвлекаться на женщин, даже таких красивых, как Вера? Вот состоится сделка, тогда можно будет и позвонить.

Он нерешительно походил взад и вперед. А почему бы, собственно, и не позвонить? Можно просто поговорить по телефону. Ведь Вадим обещал, что они обязательно позвонят девушке. Родионов подошел к телефону, снял трубку и набрал номер. Пока ждал ответа, почувствовал, как его охватывает легкое нетерпение.

Но Вера была дома. И когда ее низкий, хрипловатый голос раздался в трубке, его охватило волнение, которого он давно не испытывал.

– Простите, что беспокою. Это Андрей Родионов, на которого вы вчера слегка наехали. Но не подумайте, что я хочу получить с вас плату за ремонт…

– А почему бы и нет? Это в России стесняются говорить о деньгах. Я уже избавилась от этой дурной привычки. Полагаю, ваша машина застрахована?

– Думаю, да. Мы взяли ее напрокат.

– Вы сдали ее в ремонт?

– Точно.

– Пришлите мне, пожалуйста, счет за ремонт. Запишите, сейчас я вам продиктую…

– А нельзя ли мне увидеть вас, так сказать, лично? Мы могли бы обсудить это с глазу на глаз.

«Рыбка на крючке», – подумала Вера.

Они договорились о встрече. Вера почувствовала, что решающую роль сыграла ее красота и парижский лоск.

Ее догадка подтвердилась, когда они встретились в кафе на авеню Гамбетта поблизости от того места, где произошел инцидент. Вера сидела в одиночестве за столиком в углу, погруженная в себя. Перед ней стоял полупустой бокал «мартини» со льдом. Проходящий мимо по улице клошар пробормотал сипловато: «Почему такая сердитая, крошка?» Она отвернулась. За соседним столиком пьяный наркоман, прищурясь, показал ей язык. Еще один тип разлетелся, будто по ошибке: «Давно ждешь, детка?» Вера коротко послала его подальше.

На нее здесь сильно клевали, хотя она и не походила на проститутку. Наконец, не спеша, подошел тот, кого она ждала. Родионов появился в кафе с шикарным букетом роз. Такой букет мог подарить только русский человек и только влюбленный. Французы – народ прижимистый, считают каждый франк, просто так подобными букетами не швыряются.

– Привет.

– Привет. Это в честь аварии? – пошутила Вера, принимая цветы.

– В честь встречи, которая произошла из-за аварии, – в тон ей ответил Родионов. Оба рассмеялись. Он сел. Поглядел вокруг, и кое-кто опустил глаза. Взглянул на Кольцову.

– Вера, есть интересное предложение. Давайте осушим бутылку шампанского. У меня почему-то хорошее настроение. И мне приятно видеть вас.

Она слегка улыбнулась.

– Предложение принимается.

Подошел официант, Андрей сделал заказ. Из невидимого источника лилась музыка, тихая, не бьющая по нервам.

– Кстати, Вера, куда вы так торопились, когда врезались мне в бок? – неожиданно спросил Андрей.

– На работу.

– Где работаете?

– В ночном клубе, танцовщицей.

– Как бизнес? Процветает?

– Все о'кей. Пятнадцать – двадцать штук в месяц делаю. В смысле франков, конечно. А в долларах это… Ну, в общем, довольно прилично, под три штуки.

– Не обдирает хозяин?

– Что вы. Мы работаем по системе фифти-фифти, тебе половина и мне половина. Чем больше бабок я принесу клубу, тем больше меня ценят.

Они выпили шампанского. Родионов заказал жареных цыплят и коньяк. Спустя десять минут она уже называла его «Андрюша». И тут же решила перейти на «ты».

– Ты выступал когда-нибудь на сцене?

– Нет.

– Говори мне тоже «ты».

– Хорошо, Вера.

«Да, эта девушка не робкого десятка», – подумал Родионов. Наверно, выступления на сцене перед толпой разгоряченных мужчин прекрасно лечат от робости. Он наблюдал, как Вера, не поморщившись, отпила большой глоток коньяка.

– Восхитительно, – промолвила наконец она. – Просто восхитительно.

– Что именно?

– Чувство, которое охватывает тебя при выходе на сцену. Я как пастырь, а они – будто мои прихожане. Когда выхожу на сцену, смотрю сверху вниз. Вот они, мои поклонники, моя паства.

– Ты в Бога веришь?

– В Бога только неудачники верят. Чем хреновей живется, чем больше напрягов – тем больше и верят. У кого власть, сила, деньги, тот не верит.

– Зря ты так, Вера. Ты же на Западе, а здесь в Бога верят и президенты, и короли, и бизнесмены. А они имеют и власть, и силу, и деньги. А почему верят? Потому, что все в руках Божьих…

– Чушь! – перебила Вера и глаза ее не добро засверкали.

– Не будем спорить, – примирительно сказал Андрей. – В Россию пишешь?

Она улыбнулась. Легкой улыбкой – только глазами. Ее лицо при этом почти не изменилось, только озарилось изнутри. Она вдруг ностальгически вспомнила о своей прошлой жизни.

– Пишу домой редко, чаще звоню. Бардак там устроили. Сволочи! – Глаза ее опять влажно блеснули. – Бабушку и деда жалко. Всю жизнь – партия, коммунизм, а теперь… Дед у меня вторым секретарем крайкома был. Зовут домой только он и бабушка. А мама рада, что я здесь. Она меня понимает. Тут у меня за два года – сто штук. За эти деньги в России я бы из постели грязных чурок и не вылезала бы, А здесь я человек.

– Пристают мужики?

– Уж где меньше всего достают страдальцы по одному месту, так это в стриптиз-шоу. Я за все два года работы и не подумала с посетителем – извини – трахнуться. Если начинают напрягать – гуд бай, бэби! Хуже мужиков, чем туристы из России, не видела. Один мне говорит: сколько стоит потрахаться? У нас за такой вопрос могут из клуба выкинуть, но я не стала говорить вышибале. Так этот турист даже обиделся, дурак. В своем совке ты и трахайся!

Родионов бросил на нее короткий взгляд и вздохнул:

– Успокойся, Вера. Какие у тебя планы? Может, я смогу чем-нибудь помочь?

– Хочу по-прежнему стать моделью, но пока полный облом. Пару раз предложили такой маршрут: сперва в постель, а уж потом сделают фотографии. Я не хочу.

– А в Россию нет желания вернуться?

– Нет. Там страшно, смертью пахнет. Каждый день кого-нибудь убивают. Войну в Чечне развязали. Что там делать? И денег таких не заработаешь. Нет уж. Спасибо…

– Но ведь вечно не будешь работать танцовщицей. Сколько тебе лет?

– Двадцать один.

– Ну максимум лет десять в этом бизнесе протянешь. А потом?

– Выйду замуж. Может быть получу гражданство. Продолжу учебу. Хочу стать психологом. У меня счет уже хороший. В России я только успела два курса института закончить, педагогического. Учила литературу, философию, логику. Была без ума от Ницше и Фрейда. Но кому это все там нужно? Вот так… Никогда не пожалею, что уехала. Никогда. Только бабушку очень жалко.

– А страну тебе не жалко, Вера?

– Россию не жалко. Народ сам выбирает правителей, вот и имеет теперь… Расскажи лучше о себе, Андрюша. Ты кем работаешь?

– Заведующим лабораторией.

– А в Париж зачем приехал?

– На международную конференцию по радиоактивности.

– Как интересно. Это событие надо отметить и наше знакомство тоже. Ты согласен?

– Согласен.

– Поедешь ко мне?

– Да.

Вера, подняв на собеседника восхитительные светлые глаза, тут же потупилась, будто не выдержав ответного взгляда.

Вера Кольцова жила в старом жилом доме на улице Марбеф. Мальчик-лифтер довез их до четвертого этажа, где находилась ее квартира. Родионов вошел вслед за хозяйкой в гостиную и осмотрелся. Про себя он отметил, что квартира отделана со вкусом, а ее хозяйка, несомненно, получила хорошую эстетическую подготовку.

– Располагайся тут, – пригласила Вера, указывая на кожаный диван со множеством маленьких подушек. Андрей сел. Перед диваном стоял небольшой столик.

– Ты подожди. Я сейчас.

Вскоре она вернулась, держа в руках поднос. На столике появился чисто русский набор: сыр, хлеб, копченая колбаса, шпроты, икра, запотевшая бутылка водки и две рюмки. Вера разлила водку по стопкам, подняла рюмку.