Текст книги "Сказки"

Автор книги: Эдуар Рене Лефевр де Лабулэ

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 21 страниц)

V. Гуси доброго Бога

В то время, как Венцель рассказывал нам приключения Чванды, я забавлялся, смотря на Нанинку. Она стояла передо мною со сложенными на груди руками, усрмив глаза на рассказчика, и казалось, старалась не проронить ни одного слова из этого рассказа на незнакомом для неё языке. История Чванды не была новостью для высокой девушки; каждый раз, как упоминалось имя героя, она делала страшные гримасы, как бы желая этим показать мне, что она была здесь своя, что она также принимала участие в наших удовольствиях.

– За здоровье Венцеля! – сказал Степан, и затем: – Кого очередь теперь рассказывать?

– Нанинка, – сказал я, подымая свой стакан, – она, наверно, знает какую-нибудь хорошую сказку, а вы, Степан, мне её будете переводить.

– Браво! – сказал Степан.

И он сделался моим переводчиком подле изумлённой служанки.

Нанинка покраснела до ушей, заболтала своими длинными руками, и затем, спрятав их в карманы своего передника, она прямо вытянулась, как какая-нибудь кариатида, Этим она хотела, как я думаю, выразить: «Надо мною смеются». Но, ободренная своею молодою хозяйкою, она глубоко вздохнула, посмотрела на меня, усмехнувшись при этом, и начала нам рассказывать то, что следует, с такими переливами в голосе и с такими телодвижениями, которые были бы в состоянии развеселить любого сенатора, если только таковые существуют в Богемии…

ГУСИ ДОБРОГО БОГА

У господина той деревни, в которой я родилась и жила, был сын, такой ленивый, дурной и своевольный ребёнок, что от него имели одни лишь неприятности. Наконец решились отдать его пастору, надеясь, что этому последнему удастся исправить его.

' – Я не хочу ничего делать, – говорил ребёнок, – я родился дворянином, а дворяне ничего не делают. Посмотрите на моего отца!

Пастор объяснил ему, что его отец был уланским полковником, и, так как он не родился принцем, то прежде чем сделаться полковником, ему пришлось быть майором, капитаном, поручиком, кадетом; и для того, чтобы сделаться кадетом, надо уметь читать по любой книге, писать своё имя, фехтовать и знать ещё множество других прекрасных вещей.

– Хорошо, – сказал ребёнок, – в таком случае я хочу быть императором; император ничего не делает.

Пастор опять начал доказывать ему, что император более занят, чем иной крестьянин, что для того только, чтобы отказывать просящим у него места, без всякого права на них, ему понадобились бы сутки в сорок восемь часов.

– Хорошо, – сказал и на это ребёнок, – ну так я хочу быть добрым Богом; добрый Бог ничего не делает.

Пастор только всплеснул руками.

– Подумай, однако же, хоть только о том, моё дитя, что Бог управляет всем миром. Тою же самою рукою, которою Он ведёт по небу солнце, он ведёт и муравья но его дорожке. Одним взглядом видит Он зараз как всю вселенную, так и малейшее помышление, зарождающееся в человеческой голове. Бог никогда не бывает без дела, так как Он вечно любит.

Но ребёнок был упрям; ему непременно отелось быть добрым Богом, так что вечером он отказался лечь спать, если его не сделают властелином всего мира. Ни угрозы, ни мольбы, ничто не помогало, пока наконец, уставши уговаривать, жена пастора, отведя негодного мальчика в угол, не пообещала ему, что завтра поутру он будет добрым Богом. Только после этого он позволил уложить себя в постель.

За ночь мысли маленького дворянина нисколько не переменились; первый вопрос, сделанный им, когда он проснулся, был: действительно ли он уже добрый Бог?

– Да, – сказала жена пастора, но сегодня воскресенье; сейчас должна начаться обедня, а добрый Бог не может пропустить её.

Отправились в церковь. По дороге им пришлось переходить через принадлежавший господину луг, на котором девушка с птичьего двора пасла гусей из замка. Завидевши поселян, шедших к обедне, эта девушка побежала, чтобы присоединиться к ним и вместе продолжать путь.

– Варвара, – закричал ребёнок, – ты хочешь оставить этих гусей совершенно без всякого присмотра?

– Да разве в воскресенье стерегут гусей? – ответила Варвара. – Ведь сегодня праздник.

– Кто же будет смотреть за ними? – спросил ребёнок.

– В воскресенье их стережёт добрый Бог, милый господин; ведь это гуси доброго Бога.

И она отправилась.

– Моё дитя, – сказала жена пастора, – ты ведь слышал слова Варвары. Я охотно свела бы тебя в церковь, чтобы послушать там игру на органе, но с гусями может случиться какое-нибудь несчастье; а так как ты добрый Бог, то ты и должен стеречь их.

Мой маленький дворянин ничего не мог возразить против этого! Какие гримасы он ни корчил, а ему пришлось целый день бегать за гусями, но вечером он поклялся, что он более никогда не позволит сделать себя добрым Богом.

Рассказ был кончен среди взрывов хохота. Нанинка снова спрятала свои руки в карманы и со скромностью начинающего автора, при его первом успехе, выслушала сделанные ей поздравления.

VI. Двенадцать месяцев

– Теперь ваша очередь, сударыня, – сказал я Катеньке.

– А затем будет ваша, – ответила она мне, – в Париже, должно полагать, сочиняют такие прекрасные сказки. Между тем вот мой рассказ:

ДВЕНАДЦАТЬ МЕСЯЦЕВ

Жила-была некогда одна крестьянка, вдова с двумя дочерьми. Имя старшей, которая была только падчерицею, было Добрунка; вторая, такая же злая, как и её мать, называлась Злобогой. Крестьянка обожала свою дочь, но питала какое-то отвращение к Добрунке, просто потому, что последняя была так же прекрасна, как её родная дочь была безобразна. Добрая Добрунка не сознавала даже того, что она была красива, и поэтому она не могла объяснить себе, отчего её мачеха всякий раз при одном взгляде на неё приходила в ярость. Бедное дитя обязано было делать всё в доме; Добрунка должна была мести, стряпать, мыть, шить, прясть ткать, резать траву и ходить за коровою. Злобога же жила настоящею царицею, другими словами, ничего не делала.

Добрунка усердно работала и с кротостью ягнёнка принимала все попрёки и колотушки. Но ничто не могло обезоружить злую мачеху; притом ещё вдобавок старшая дочь с каждым днём всё более и более хорошела тогда как младшая становилась неб безобразнее

– Вот они уже большие, – думала крестьянка, – скоро станут являться женихи; но эта проклятая Добрунка, делающаяся точно назло мне с каждым днём всё красивее и красивее, отобьёт их всех у моей дочери, Я должна во что бы то ни стало от неё отделаться.

Однажды, это было в середине января, Злобоге захотелось фиалок.

– Послушай, Добрунка, пойди и набери мне в лесу букет из фиалок, а я заткну его за пояс и буду наслаждаться их запахом.

– О, Боже, что за мысль пришла вам в голову, сестрица! Разве под снегом бывают фиалки.

– Молчи, негодная дура, – возразила младшая сестра, – делай то, что я тебе говорю. Если же ты не пойдёшь сейчас в лес и не принесёшь мне букет из 13 фиалок, то я так изобью тебя, что ты сама не рада будешь.

Мать взяла Добрунку за руку, вытолкнула её за дверь и заперла эту последнюю на обе задвижки.

Бедная девушка, вся в слезах, направилась в лес. Всё в нём, даже тропинки, было покрыто снегом. Добрунка заблудилась; она начала дрожать от холода, и ей страшно захотелось есть. В отчаянии она начала молить Бога взять её из этого полного бедствий мира.

Вдруг она заметила вдали огонёк. Она направила туда свои шаги и вскоре поднялась на каменную гору, на вершине которой был разложен костёр. Вокруг этого костра были расположены в одну линию двенадцать камней, и на каждом из них неподвижно сидело по человеку, закутанному в большой плащ, с капюшоном на голове, закрывавшим её до самых глаз.

У трёх из этих людей плащи были белые, как снег, у других трёх зелёные, как луговая трава, у третьих жёлтые, как созревшие колосья, и наконец, у последних трёх фиолетовые, как кисти винограда. Эти двенадцать фигур, молчаливо смотревшие на огонь, были двенадцать годовых месяцев.

Добрунка узнала Январь по его длинной бороде, и у него одного в руке была трость. Бедная девушка сильно трусила, но всё-таки она подошла к ним и боязливым голосом сказала:

– Добрые господа, позвольте мне погреться у вашего костра; я мёрзну от холода.

Январь утвердительно кивнул головою.

– Зачем пришла ты сюда, моя дочь, – спросил он, – что ты ищешь?

– Я ищу фиалок, – ответила Добрунка.

– Теперь им не время, в снежное время не бывает фиалок, – сказал Январь своим грубым голосом.

– Я знаю это, – печально заметила Добрунка, – но моя мать и моя сестра страшно изобьют меня, если я им не принесу их. – Добрые господа, скажите мне, где я их могу найти.

Старик Январь встал и, обратившись к молодому человеку с зелёным капюшоном, вручил ему свою трость.

– Братец Март, – сказал он, – это твоё дело.

Март в свою очередь встал и начал мешать тростью огонь. Высоко поднялось пламя; снег растаял, ветви сделались красными от почек, под кустами зеленела трава, из-под муравы пробились цветы и между ними распустились фиалки. Одним словом, сделалась весна.

– Скорее, моё дитя, собирай твои фиалки, – сказал Март.

Добрунка набрала из них большой букет, поблагодарила двенадцать месяцев и, не помня себя от радости, побежала домой. Мачеха и Злобога, увидев её, крайне изумились; запах фиалок наполнил благоуханием весь дом.

– Где ты нашла эти прекрасные фиалки? – спросила Злобога презрительным тоном.

– Там, на горе, – ответила сестра. – Под кустами точно большой синий ковёр из них.

Злобога заткнула букет за свой пояс и даже не поблагодарила бедное дитя.

На другой день злая сестра сидела и мечтала возле печки; вдруг ей захотелось поесть земляники.

– Пойди и набери мне в лесу земляники, – сказала она Добрунке.

– О, Боже, сестрица, что за мысль пришла вам в голову! Да разве под снегом бывает земляника?

– Молчи, негодная дура, делай то, что я тебе говорю, Если ты не пойдёшь в лес и не принесёшь мне корзинку земляники, то я так изобью тебя, что ты сама не рада будешь.

Мать взяла Добрунку за руку, вытолкнула её за дверь и заперла эту последнюю на обе задвижки.

Бедная девушка снова отправилась в лес, стараясь отыскать глазами виденный ею вчера огонёк. Она была, впрочем, настолько счастлива, что опять увидела его и, вся дрожащая и леденеющая от холода, приблизилась к костру.

Двенадцать месяцев неподвижно и молчаливо сидели на своих местах.

– Добрые господа, позвольте мне погреться у вашего костра; я мёрзну от холода.

– Зачем ты вернулась, – спросил Январь, – что ты ищешь?

– Я ищу земляники.

– Теперь ей не время, – заметил Январь своим грубым голосом, – под снегом не бывает земляники.

– Я это знаю, – печально заметила Добрунка, – но моя мать и моя сестра изобьют меня, если я не принесу её им. Мои добрые господа, скажите, где я могу найти её?

Старик Январь встал и, обратившись к человеку с жёлтым капюшоном, дал ему в руки трость.

– Братец Июнь, – сказал он, – это твоё дело.

Июнь в свою очередь встал и помешал тростью огонь. Высоко поднялось пламя; снег растаял, земля покрылась зеленью, деревья покрылись листьями, запели птицы и распустились цветы, дёрн запестрел тысячами маленьких звёздочек, затем эти звёздочки изменились в ягоды земляники и заблистали в своих зелёных венчиках, как рубины среди изумрудов.

– Скорее, моё дитя, собирай твою землянику, – сказал Июнь.

Добрунка наполнила земляникою весь свой передник, поблагодарила двенадцать месяцев и весёлая побежала домой. Увидев землянику, мачеха и Злобога крайне изумились; запах от неё наполнил благоуханием весь дом.

– Где ты нашла эту прелестную землянику? – спросила Злобога презрительным тоном.

– Там, на горе, – ответила старшая сестра, – её там столько, что можно было бы подумать, что это пролитая кровь.

Злобога и её мать поели одни земляники и даже не поблагодарили бедное дитя.

На третий день злой сестре захотелось яблок. Опять повторились те же угрозы, те же оскорбления и те же насилия. Добрунка опять побежала к горе и была настолько счастлива, что снова нашла двенадцать месяцев, неподвижно и молчаливо гревшихся у костра.

– Опять ты здесь, моё дитя? – сказал старик Январь, давая ей место у костра.

Добрунка, плача, рассказала ему, что её мать и сестра обещались забить её до смерти, если она не принесёт им румяных яблок.

Добрый Январь опять повторил то, что он делал накануне.

– Друг Сентябрь, – сказал он серой бороде с фиолетовым капюшоном, – это твоё дело.

Сентябрь в свою очередь встал и помешал тростью огонь. Высоко поднялось пламя, снег растаял, на деревьях распустилось несколько пожелтевших листьев, которые от дуновения ветра и начали падать один за другим. Одним словом, наступила осень. Из цветов видны были только несколько запоздалых гвоздик, несколько маргариток и сухоцветов. Добрунка ничего не видела, кроме яблони с её румяными плодами.

– Скорее, моё дитя, тряси дерево, – сказал Сентябрь.

Она начала трясти, упало одно яблоко, затем второе.

– Скорее, Добрунка, скорее ступай домой! – закричал Сентябрь повелительным тоном.

Добрая девушка поблагодарила двенадцать месяцев и вне себя от радости побежала домой. Злобога и мачеха пришли в изумление.

– В январе свежие яблоки! Где ты взяла эти два яблока? – спросила Злобога.

– Там, на горе, есть дерево, красное от них, как бывает вишнёвое дерево от вишен в июле месяце.

– Отчего ты принесла только два яблока? Ты другие, должно полагать, съела дорогою.

– Я, сестрица, я до них даже не дотронулась; мне позволили потрясти дерево только два раза, и за оба раза с него упали только эти два яблока.

– Да поразит тебя гром! – воскликнула Злобога.

И она начала бить свою сестру, которая с плачем вырвалась и убежала.

Злая девушка съела одно из двух яблок; никогда ещё она не ела ничего подобного по вкусу. Мать была того же мнения, и обе они очень жалели, что у них не было их более.

– Матушка, – сказала Злобога, – дай мне мою шубу, я пойду в лес, отыщу дерево, и, позволят ли мне или нет, а буду трясти его до тех пор, пока ввсе яблоки не будут наши.

Мать хотела сделать ей несколько замечаний, но избалованное дитя обыкновенно не слушает никого; Злобога закуталась в свою шубу, накинула на голову капюшон и побежала в лес.

Всё, даже тропинки, было занесено снегом, Злобога заблудилась, но алчное желание добыть яблок и гордость побуждали её идти вперёд. Вдруг она заметила вдали огонёк; она побежала к нему, поднялась на гору и нашла на вершине её двенадцать месяцев, неподвижно и безмолвно сидящих каждый на своём камне. Не спросивши у них позволения, она подошла к костру.

– Что ты хочешь здесь делать? Что тебе надо? Куда ты идёшь? – сухо спросил её старик Январь.

– А тебе что за дело, старый безумец? – ответила Злобога. – Тебе ровно нет никакого дела знать, откуда и куда я иду.

И она направила свои шаги в глубину леса.

Январь нахмурил брови и поднял свою трость выше своей головы. В одно мгновение ока небо потемнело, огонь померк, пошёл снег и задул ветер. Злобога ничего не видела перед собою, она заблудилась и тщетно старалась вернуться на свои следы. Снег шёл всё сильнее и сильнее, ветер дул своим чередом. Она начала звать свою мать и проклинать свою сестру, даже самого Бога. А снег всё падал, и ветер не переставал дуть. Злобога замёрзла, члены её окоченели, и она как сноп повалилась на снег. А снег всё продолжал падать, а ветер дуть.

Мать беспрестанно ходила от окна к двери и обратно, от двери к окну, но часы проходили, а Злобога не возвращалась.

– Я должна пойти и отыскать мою дочь, – сказала она. – Дитя с этими проклятыми яблоками забудет, что ему пора возвращаться домой.

Мать надела свою шубу, капюшон и побежала к горе; все тропинки были занесены снегом. Она углубилась в лес и начала звать свою дочь. Ветер продолжал дуть и снег падать. С лихорадочным беспокойством продолжала она идти в глубину леса, постоянно крича вдаль. А ветер всё дул и снег падал.

Весь вечер и всю ночь прождала их Добрунка, но никто не возвращался. Поутру она села за свою прялку, иссучила целую кудель, а они не являлись.

– Милостивый Боже! Что случилось с ними? – сказала добрая девушка со слезами на глазах.

Солнце сияло сквозь холодный туман, и вся земля была покрыта снегом, Добрунка перекрестилась и прочла «Отче наш» за свою мать и свою сестру. Эти последние уже более не возвращались домой; только весною пастух, идя по лесу, наткнулся на два женских трупа.

Добрунка осталась одна хозяйкою дома, коровы и сада, не говоря уже о находившейся перед домом небольшой лужайке, Но когда какая-нибудь добрая и красивая девушка имеет перед своим окном лужок, первое, что появляется на этом лужке, это молодой фермер, вежливо предлагающий ей всё своё имущество, своё сердце и свою руку. Добрунка вскоре вышла замуж; двенадцать месяцев не покинули своё дитя. Не раз, когда слишком сильно дул северный ветер, так что стёкла дрожали в своих свинцовых рамах, старичок Январь затыкал снегом все щели дома, чтобы холод не проник в это мирное убежище.

Так-то поживала Добрунка, вечно добрая, постоянно счастливая, имея, как говорит пословица, у дверей зиму, в житнице лето, в погребе осень и у себя в сердце весну.

VII. История царя Самарийского

– Теперь вам, милостивый государь, – сказала мне Катенька, окончив свой прелестный рассказ.

Отказаться было невозможно, и потому я начал.

ИСТОРИЯ ЦАРЯ САМАРИЙСКОГО

Жил-был некогда в Самарии старый царь, с каждым годом сокращавший всё более и более налоги.

– Это настоящая волшебная сказка? – сказал Степан. – Браво!

У этого царя было три сына, и так как он думал только о счастии своего народа…

В эту минуту кто-то прикоснулся к моему плечу, и когда я оглянулся, то увидел Нанинку, которая указала мне пальцем сначала на стенные часы, стрелка которых стояла уже на десяти, и затем на бабушку, сладко заснувшую в своём большом кресле. Хотя я не знал по-чешски, я понял, однако же, этот язык. Мы с Венцелем без шума встали и начали прощаться, говоря: до завтра! Катенька на прощание грациозно улыбнулась нам, Степан пожал нам руки. Нанинка, запирая за нами дверь, тростилась с нами словами: «Miegte se dobre, pane», [7]7
  Будьте здоровы, сударь!


[Закрыть]обогатившими мой чешский словарь новою фразою.

Венцель пошёл проводить меня до самой гостиницы. Не успели мы ещё сделать девяти шагов, как он в свою очередь и начал расхваливать Богемию.

Вот ещё один игрок на органе, думал я, сам Непомук готов всплыть на воду.

Я ошибался только вполовину. Венцель оставил в покое славянских героев прошлых фемён, и с необыкновенным жаром объявил мне, что самых прекрасных женщин в свете можно найти только в Богемии, что самые прекрасные женщины в Богемии находятся в Праге и что самая прекрасная из всех пражских женщин живёт на Коловратской улице, в доме под N 719. Он дошёл даже до того, что сообщил мне, что он жених Катеньки и счастливейший из смертных. Сказать правду, я в этом сомневался.

Если бы я позволил ему, то он продержал бы меня на улицах Праги до полуночи, рассказывая мне, при блеске звёзд, эту вечную историю, надоедающую только тем, кому приходится её выслушивать; но я едва стоял на ногах от усталости и желания спать, и потому я поспешил, предварительно извинившись, распроститься с моим новым другом.

У дверей Голубой Звезды я встретил моего любезного кельнера, с его вечной улыбкой на устах. Он проводил меня до моей комнаты и пожелал мне доброго вечера, грозно прищурив при этом один глаз, точно это слово: «добрый вечер» имели какой-то таинственный смысл…

ТРИ ЛИМОНА
(Неаполитанская сказка)

Много лет тому назад, жил-был добрый король; у него был единственный сын, которого он берег как зеницу ока, потому что принц был последним отпрыском династии. Самым страстным желанием короля было женить своего любимого сына на знатной, богатой и красива принцессе, которая вместе с тем отличалась бы мягким и добрым характером. Каждый вечер старый король засыпал с мыслью о подобной женитьбе, и каждую ночь ему снилось, что он уже дедушка и возле него играет целая куча мальчиков с коронами на голове и скипетрами в руках.

К несчастью, Карлино (так звали молодого принца), отличающийся множеством достоинств, как наследник престола имел также один большой недостаток: он был страшно упрям и при одном только напоминании о невесте сердился и убегал в лес.

Короля очень огорчало поведение сына. Он приходил в отчаяние от одной мысли, что его трон останется без наследников и династия его предков может прекратиться. Но сколько он ни горевал, Карлино оставался безучастным, ничто не могло смягчить это жестокое сердце – ни слёзы престарелого отца, ни просьбы народа, ни интересы государства. Двадцать проповедников и тридцать заслуженных сенаторов старались уговорить его, но напрасно было их красноречие. Упрямец оставался непоколебим и, казалось, даже гордился этим. Но много есть таких странных вещей на свете, что их и предвидеть нельзя. Никто из нас не может сказать, что будет с ним завтра.

Однажды утром, когда все сидели за столом, и принц вместо того, чтобы слушать упрёки отца, рассматривал летавших по комнате мух, он забыл, что держит в руках нож, сделал неосторожное движение и порезал себе палец. Тотчас же брызнула кровь, и несколько капель её упало на тарелку с кремом, стоявшим в это время перед Карлине; от смешения крема с кровью на тарелке образовалась причудливая смесь белого и красного цветов. И тут, случайно – или по какому-то странному складу мыслей, принцу пришёл в голову нелепый каприз.

– Государь, – сказал он отцу, – если я вскоре не найду девушку, такую же белую и такую же розовую, как этот крем, я погибну навеки. Должна же быть на свете такая красавица; только такую девушку я ногу полюбить, лишь она одна может мне понравиться. Если вы хотите, чтобы я остался в живых, отпустите меня, – я пойду искать по свету свою мечту. Для смелого сердца нет ничего невозможного.

Эти слова как громом поразили бедного короля. Ему показалось, что стены замка обрушиваются на его голову; он сначала побледнел, потом покраснел, заплакал и лищь тогда мог произнести:

– О, сын мой, опора моей старости, кровь моего сердца, жизнь моей души, что ты придумал? Не потерял ли ты рассудок? Я умираю от огорчения, что ты отказываешься жениться и подарить меня наследниками! И вот теперь ты задумал ужасную вещь, чтобы окончательно доконать меня. Куда ты хочешь идти, несчастный? Зачем тебе понадобилось оставлять дворец, отца? Знаешь ли, какие опасности и бедствия могут встретить тебя в пути? Забудь скорее эту нелепую фантазию, останься со мной, сын мой, если ты не желаешь отнять у меня мою жизнь и навсегда погубить государство и свой род!

Все эти слова и увещевания не произвели, однако, никакого впечатления на того, к кому они были обращены: Карлино сидел, опустив глаза и нахмурив брови, думал лишь о том, как бы ему скорее привести в исполнение свой каприз. Всё, что король ему говорил, входило в одно его ухо и тотчас же выходило в другое.

Когда престарелый король, устав просить и плакать, увидел, что ему ничего не удастся поделать со своим упрямым сыном, он глубоко вздохнул и решил отпустить его. Преподав ему на дорогу несколько советов, которые тот не слушал, снабдив его достаточным количеством денег, которые тот принял гораздо благосклоннее, и отрядив к нему двух верных слуг, король распрощался со своим упрямым сыном.

Он горячо прижал его к сердцу и с тяжёлым сердцем взошёл на самую высокую башню, чтобы следить подольше за неблагодарным юношей, покидавшим его, быть может, навсегда. Когда Карлино скрылся за горизонтом, бедному отцу показалось, что у него вырвали сердце. Он обхватил голову руками и принялся плакать, не как ребёнок, а как отец. Слёзы дитяти – это летний дождь, капли которого быстро высыхают. Слёзы отца – это осенний дождь, который надолго оставляет свой след.

Оставив плакавшего отца, наш герой поскакал верхом на коне, смело несясь навстречу неизвестности.

Найти то, что он искал, было нелегко, и потому его путешествие продолжалось уже больше месяца. Много стран проехал он, посетил много городов и деревень, побывал в замках и хижинах, видел много красивых девушек, но той, что ему хотелось, он нигде не встречал.

Решив, что в Европе ему не найти то, что он искал, он задумал отправиться в Индию и для этого приехал в Марсель. При виде бушующего моря его спутники почувствовали припадки морской болезни и, к глубокому своему сожалению, должны были покинуть своего молодого господина а остаться на суше, в то время как Карлино, войдя на корабль, понёсся навстречу буре и непогоде.

Ничто не в состоянии удержать сердца, когда им овладевает страстное желание. Принц объехал Египет, Индию и Китай, переезжая из страны в страну, из города в город, из дома в дом, из хижины в хижину, тщетно ища красавицу, образ которой запечатлелся в его голове. Он видел девушек всех цветов и оттенков – брюнеток, блондинок, шатенок, белокурых, белых, рыжих, красных, чёрных. Но ту, которая его пленила, он не находил. Не прекращая своих поисков и продолжая путешествовать, Карлино в один прекрасный день достиг наконец конца света, где пред ним открывалось бесконечное море и горизонт неба. Это был вместе с тем конец его надеждам и мечтам. В отчаянии он стал ходить быстрыми шагами по берегу моря и вдруг заметил какого-то старичка, который грелся на солнце. Принц подошёл к нему и спросил, есть ли какая-нибудь земля за тем морем, которое расстилалось перед ним.

– Нет, – возразил старик, – там нет ни островов, ни берегов, и никто не возвращался назад из тех, которые пробовали переплыть это море. Я помню, что в молодости слышал от наших стариков предание, что там, за морем, далеко-далеко отсюда находится остров Парок – богинь смерти. Но горе тому, кто приближался к жилищу этих беспощадных фей, – их взгляд приносит смерть.

– Что ж, – воскликнул Карлино, – я попробую поехать туда! Я не остановлюсь даже перед страхом смерти, лишь бы привести в исполнение свою мечту.

На берегу стояла лодка; принц вскочил в неё и поднял парус. Сильный ветер, дувший с берега, тотчас же погнал судно в открытое море, земля исчезла из виду, и наш герой очутился один среди безграничного океана.

Тщетно надеялся он увидеть сушу: пред ним было лишь одно только море и море. Лодка бешено неслась вперёд по высоким волнам, то ныряя вниз, то поднимаясь вверх, но крутом была лишь одна вода. Волна сменялась волной, дни сменялись днями, солнце всходило и садилось, но Карлино ничего не видел, кроме океана.

Вдруг он издал радостный крик: он заметил вдали какую-то чёрную точку, В тот же – миг лодку понесло течением ещё быстрее прежнего, и вскоре её выбросило на песчаный берег у подножия громадных скал, которые протягивали к нему свои мрачные вершины, разрушенные временем. Судьба забросила Карлино на берег, откуда ещё никто не возвращался назад.

Надо было взобраться на скалы, но сделать это было очень трудно, так как не видно было никакой тропинки или дороги, Однако Карлино употребил все усилия и, окровив себе руки и тело, взобрался на одну из скал, но то, что он нашёл там, не могло вознаградить его за потраченный труд. Пред ним открывались огромные скалы, покрытые на вершинах льдом и снегом; кругом не было ни деревца, ни травинки, ни мха; это был настоящий вид зимы и смерти. Кругом не было никакого жилья, только вдали виднелась небольшая хижина, на крыше которой были навалены громадные камни, вероятно, для того, чтобы противостоять напору ветра.

Приблизившись к этому домику, принц увидел такое страшное зрелище, от которого у него кровь в жилах застыла.

Внутри домика висел огромный ковёр, на котором было изображено всё живущее: там были короли, солдаты, рабочие, пастухи и рядом с ними богато одетые дамы и крестьянки, сидевшие за пряжей. Впереди всех резвились, держа друг друга за руки, мальчики и девочки. Перед ковром расхаживала хозяйка дома; это была ужасного вида старуха, худая как скелет, кожа которой была желта, как воск. От времени до времени она схватывала длинные ножницы и, устремляясь на какую-нибудь фигуру, бросалась на неё и вырезала, похожая на паука, бросающегося на свою добычу. В такие минуты на ковре раздавался страшный крик, который мог бы испугать самого отчаянного смельчака.

Казалось, что в этом крике сливались все человеческие горести: плач детей, рыдания матерей, отчаянные вопли родных и последний стон стариков.

Этот ужасный крик вызывал улыбку на лице старухи, и её лицо становилось отвратительным, в то время как невидимая рука сшивала ковёр, беспрерывно разрезаемый и вновь сшиваемый.

Вдруг, приближаясь к ковру с открытыми ножницами, старуха заметила тень Карлино.

– Беги скорее отсюда, несчастный! – закричала она, не оборачиваясь к нему. – Я знаю, что тебя привело сюда, но я ничего не могу тебе сделать. Обратись к моей сестре, может быть, она поможет тебе. Она – жизнь, я – смерть!

Наш герой не заставил повторять себе приказание; он пустился бежать куда глаза глядят, радуясь, что не видит больше этих ужасных сцен.

Вскоре Карлино очутился в другой местности. Пред ним расстилалась плодородная равнина, покрытая множеством цветов, обширными виноградниками и группами оливковых деревьев.

На берегу реки, под тенью густого дерева, сидела слепая женщина и наматывала на веретено золотые и шёлковые нити.

Вокруг нее стояли прялки с разнообразной пряжей: льняной, пеньковой, шерстяной, шёлковой и тому подобной.

Окончив наматывать нити, фея протянула вперёд дрожащую руку, взяла наугад какое-то веретено и принялась прясть.

Карлино смело приблизился к ней, низко поклонился и начал рассказывать фее свою историю, Но с первых же его слов она прервала его и сказала:

– Я ничего не могу сделать для тебя, дитя моё. Как видишь, я слепа и сама не знаю, что делаю. Вот эта прялка, которую я взяла наугад, должна соткать теперь жизнь тех, которые родятся в этот час. Я сама не знаю, что принесёт она новорождённым, – бедность ли, или богатство, счастье или несчастье. Я раба случая и ничего не могу сделать по своей воле. Обратись к моей сестре; может быть, она сумеет сделать для тебя что-нибудь.

– Благодарю вас, – сказал Карлино и с надеждой в сердце побежал дальше, искать третью Парку.

Вскоре он увидел её. Она была прекрасна и молода, как весна. Всё вокруг неё оживало, жило… Зёрна прорывались из земли и превращались в злаки, апельсинные деревья покрывались цветами, почки на деревьях раскрывали свои нежные лепестки, едва оперившиеся цыплята суетились вокруг наседки. Всё кругом говорило о зарождающейся жизни.

Фея приняла принца очень ласково. Выслушав его историю, она не стала смеяться над его безумием и пригласила его пообедать с ней. За десертом она дала ему три лимона и маленький красивый ножик, с ручкой из перламутра и серебра, и сказала:

– Теперь, Карлино, ты можешь возвратиться к своему отцу. Ты заслужил награду и получишь то, что искал. Поезжай домой и, когда ты будешь во владениях отца, у первого источника, который ты увидишь, разрежь один из этих лимонов. Из него выйдет фея, которая скажет тебе: «Дай мне пить». Ты должен немедленно подать ей воды, иначе она выскользнет у тебя из рук, как ртуть. Если ты и вторую прозеваешь точно таким же образом, то смотри за последней, – дай ей сейчас же воды, и тогда ты получишь жену по своему желанию.