355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Эдмон Поньон » Повседневная жизнь Европы в 1000 году » Текст книги (страница 9)
Повседневная жизнь Европы в 1000 году
  • Текст добавлен: 19 сентября 2016, 14:23

Текст книги "Повседневная жизнь Европы в 1000 году"


Автор книги: Эдмон Поньон


Жанр:

   

История


сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 29 страниц)

Приметы будущего

Чтобы описать общество, в котором люди 1000 года жили своей повседневной жизнью, и соблюсти при этом все требования, предъявляемые сейчас к исследователям, проводящим детальный анализ в области гуманитарных наук, потребовалось бы не 14 страниц, а огромный том. Такие работы есть, но, по правде говоря, их материал не укладывается в несколько десятилетий, окружающих 1000 год и столь мало нам известных. Даже замечательная книга «Воины и крестьяне» профессора Жоржа Дюби и даже первый том его «Экономики сельского хозяйства на средневековом Западе» охватывают более широкий отрезок времени. Я попытался здесь определить место 1000 года в политическом и социальном развитии Европы и вдобавок создать правдоподобную картину того, как каждый осознавал свое место в мире. Каждый ли? Видимо, нет. Конечно же, существовали крестьяне, которые не считали себя несчастными, и даже такие, кто жил вполне в свое удовольствие, как, например, тот человек, о котором мы расскажем в следующей главе. Были и милосердные сеньоры, и, конечно же, прелаты, которые умели обходить подводные камни политических страстей, не губя при этом свою душу: о них мы тоже поговорим. Мы обнаружим также в целом ряде глав много новых подробностей о реальной жизни всех этих людей и даже представителей некоторых других категорий населения, менее многочисленных, пограничных сословий и групп, которых можно было и исключить из этого общего рассмотрения.

Вытекает ли из этого достаточно грубого наброска, что 1000 год находился в центре эпохи перемен? Да, это так.

Неудача политики Оттона и Сильвестра весьма наглядно символизирует конец старого мира, того, в котором еще витала идея единства Западной империи, некогда воплощенная в реальность Карлом Великим. В 1000 году уже существовало определенно независимое королевство, которое Асцелин (и не он один) ставит на одну ногу с германской империей – это королевство Капетингов во Франции. Вскоре появятся и другие: на сцену выходят политические формы развитого Средневековья.

Что еще более важно для повседневной жизни: дробление власти в европейских странах достигло своего предела. Но это не конец света, а точка отсчета. Традиция вскоре узаконит эту реальную власть, права и обязанности, которые она подразумевает. Постепенно сложится феодальная иерархия.

Структура общества в интересующее нас время упрощается, можно даже сказать, рационализируется: различия условий жизни мелких земледельцев, порожденные в предыдущие века их происхождением или условиями приобретения земли, стираются. Как бы они ни назывались: сервы, вилланы и т.п., – все они землепользователи, и отношение к ним более или менее одинаковое. И, конечно же, они не являются владельцами надела, который обрабатывают, они его «держат», но если не считать оброк и барщину, они пользуются наделом по своему усмотрению как своей собственностью. Это также новая черта, и притом очень важная. Общество времен Меровингов [101]101
  Меровинги – первая королевская династия во Франкском государстве, правившая до 751 года. Название династии пошло от имени легендарного родоначальника Меровея (V в.). Фактический ее основатель Хильперик I (457-481). Наиболее известные короли – Хлодвиг I, Хлотарь I, Дагоберт I. Последний меровинг Хильдерик III (743-851) был свергнут и заточен в монастырь отцом Карла Великого Пипином Коротким.


[Закрыть]
, общество времен Каролингов, агония которого продолжалась в течение всего X века, унаследовали от Древнего Рима систему крупной земельной собственности, типа виллы, огромные поля которой возделывались сервами, мало отличавшимися от античных рабов. Их вполне можно было бы сравнить с плантациями рабовладельцев в недавней Америке: mansus indominicatus был огромен и требовал огромных затрат труда арендаторов. Теперь же он постепенно уменьшается. Большая часть земли ушла у сеньора на то, чтобы создать маленькие фьефы в пользу вооруженных вассалов, которых он вынужден содержать в большом количестве. Те же, в свою очередь, завели своих «держателей земли».

Так распространенная и обоснованная система вознаграждения путем пожалования земли совершила тихую революцию, от которой будет зависеть все будущее Запада, ту революцию, о которой Пьер Шоню недавно написал так: «Революция в пользу свободы, предоставившая право и ужасающую обязанность самому решать вопросы организации своего труда, произошла в 1100 году».

Нет ничего удивительного и в том, что схема, предложенная Асцелином: люди Церкви, нобили, сервы, – предвосхитила схему, которая во Франции и в других странах применялась для описания общества вплоть до конца XVIII века: духовенство, дворянство, третье сословие.

Только учтем, что третьим сословием, которое во времена Филиппа Красивого обрело свое название и свою роль в государстве, было не крестьянство, а буржуазия. А буржуазия – это города. В интересующее же нас время, в отличие от времен Римской империи, города играли весьма незначительную роль. Малонаселенные, они существовали только как военные укрепления, как резиденции одного или нескольких церковных или светских сеньоров, владельцев больших сельских доменов, и обычно как резиденции епископов. Однако, когда окончатся сумерки, вызванные молчанием документов, города вновь возникнут в поле нашего зрения, уже вовлеченные в процесс расширения, который станет одной из основных особенностей экономического и социального развития в период расцвета Средневековья. Это еще одно изменение, робкие ростки которого мы опишем более подробно на последующих страницах. Его также следует записать в актив интересующих нас малоизученных десятилетий.

Глава X  РЕЛИГИЯ ДЕРЕВЕНЬ

Если место, занимаемое человеком в обществе, придает его повседневной жизни определенную окраску, то это можно сказать и в отношении его религии.

Условия существования и миссия Церкви

Господствующей религией был, разумеется, католицизм. Церковь везде имела своих представителей: в городах, которые, как уже было сказано, являлись резиденциями епископов; в деревнях, образовывавших приходы, каждая вокруг своей церкви. Однако приходы, бывшие единицей территориального деления, то есть землями, с которых надлежало получать доход, в том числе десятину, взимавшуюся с верующих для обеспечения служителей церкви и покрытия расходов, связанных с культом, – эти приходы превратились в те же поместья. Они принадлежали тем, кто обеспечил себе право владеть землей, то есть светским сеньорам, епископам, аббатам. Их завещали, продавали, делили. И скромный служитель церкви, который в принципе должен был получить сан из рук епископа данного диоцеза [102]102
  Диоцез (лат. diocesis) – в католичестве церковный административный округ, относящийся к юрисдикции епископа и Ватикана.


[Закрыть]
, на деле назначался владельцем прихода, считался его подчиненным, то есть, можно сказать, его слугой, и помогал ему присваивать себе добрую часть собираемой десятины. Короче, во всех конкретных случаях, в соответствии с территориальным делением и на всех своих уровнях Церковь была составной частью феодальной системы.

Однако как бы она ни погрязла в интересах своего века, она не могла забывать о том, для чего существовала: об обрядах крещения, об отправлении служб, о совершении таинств, о проповеди веры, о контроле за нравами, о молитвах и об обучении молитвам. Можно задаться вопросом, или, скорее, можно себе представить, как справлялся с подобной миссией скромный приходской священник, в большей или меньшей степени наугад выбранный светским сеньором из числа своих «сервов». Однако епископы, выступая на своих ассамблеях или перед канониками [103]103
  Каноник – священник кафедрального собора, живущий по уставу (канону), получающий доход от приписанных к церкви земельных владений и имеющий право голоса при выборе епископа.


[Закрыть]
своих соборов, могли, по крайней мере, уподобиться этому идеалу. Да и среди монастырей, начиная с середины X века, было немало таких, которые вновь, после периода ужасной сумятицы, стали возвышенным местом вознесения молитв.

Впоследствии мы подробно остановимся на этом великом феномене цивилизации, а также на повседневной жизни монахов, целиком погруженных в служение Богу и исполнение заветов братской любви. В настоящий же момент нас больше интересует тот факт, что очень многие зависящие от них приходы находились под опекой священников, которые знали свое дело. И можно также сказать, что изрядное число приходов находилось под непосредственным контролем епископов.

Итак, в деревнях было не просто много крещеных (крещеными, видимо, были все, поскольку везде имелись приходские церкви) – было много тех, кого активно побуждали подчиняться законам Церкви и верить в то, чему она учит. Хотелось бы только знать, как они это воспринимали?

Как уже наверняка понял читатель этой книги, все, – или почти все, – что было написано в то время, было написано в монастырях. Нам практически не известно ничего, что вышло бы из-под пера мирянина. Ришер, оставивший нам хронику последних французских Каролингов и начала правления Гуго Капета, был монахом. Рауль Глабер, Адемар из Шабанна, Аббон, Адсон, которых мы уже в разной степени цитировали, тоже были монахами. Монахом был Эльго, автор биографии или, скорее, жития Роберта Благочестивого, короля, правившего Францией в 1000 году. Монахом был Эд, автор жизнеописания Бушара, графа Вандомского. Монахом был Андре из Флёри, который поведал о жизни своего аббата Гозлена, стоявшего во главе монахов, и написал «Чудеса святого Бенедикта», из которых мы узнаем много интересных вещей. А те авторы, которые не были монахами, являлись епископами, например Лиутпранд и Асцелин, с которыми мы уже встречались, а также Фульберт Шартрский [104]104
  Фульберт Шартрский (ум. 1028) – епископ Шартра (1006-1028), основатель Шартрской школы схолатсической философии.


[Закрыть]
, чьи письма чрезвычайно интересны. Герберт, то есть папа Сильвестр II, сначала был монахом, потом епископом – случай весьма нередкий в те времена.

Когда читаешь их труды, могут показаться само собой разумеющимися всеобщая вера и почитание Христа; противоположное кажется исключением, сразу же безжалостно отторгаемым всем обществом, которое осуждает подобные случаи. Рассмотрим же эти исключения.

Ереси

Это то, что теологи называют ересями. Наиболее известная из них была обнаружена в 1022 или 1023 году в Орлеане, столице королевства Капетингов. Если верить Раулю Глаберу, ее принесла «некая женщина, приехавшая из Италии», которая, похоже, по дороге оттуда создала целую школу. Легче всех попались на удочку наиболее ученые. Два орлеанских священника, Эрбер и Лизуа, пользовавшиеся уважением и восхищением знатных сеньоров и самого короля за свои знания и благочестие, стали ее учениками, а затем последователями. В тайне они сделали адептами новой религии «всех тех, чьи души не были достаточно укреплены любовью к всеобщей вере». Набравшись смелости, они послали человека с увещеваниями к святому проповеднику в Руан, и тот поспешил открыть эту тайну герцогу Нормандии Ричарду II. Сразу же предупрежденный своим вассалом, король Роберт поспешил в Орлеан и открыл следствие, на которое созвал большое число епископов, аббатов, духовных и светских лиц. Городские священники подверглись подробному допросу на тему о том, как каждый из них «понимает и верует в истины, которые католическая вера хранит и проповедует непоколебимо и согласно учению апостолов». Загнанные в угол, Эрбер и Лизуа сбросили маски. Вслед за ними «многие» публично признали, что тоже принадлежат к секте.

Король и епископы, судя по всему, хотели не смерти, а обращения этих грешников. Было бы куда поучительнее вернуть в истинную веру, а не наказать таких людей, как Лизуа, который в монастыре Святого Креста отличался несравненным милосердием, или Эрбер, который был ведущим учителем школы при церкви Сен-Пьер-ле-Пуэлье. На них оказывали давление, приводили аргументы, увещевали. Ничто не помогло. Они даже с уверенностью заявили, что их учение скоро победит «среди всех народов». Роберт решил попробовать припугнуть их: он приказал разжечь недалеко от города большой костер. Напрасный труд. В результате Эрбер и Лизуа и одиннадцать их последователей, столь же непоколебимые, как они, «по приказу короля и единодушному решению народа» положили начало длинной веренице еретиков, сожженных на костре на протяжении последующих веков.

В чем же состояла их истина, ради которой они пожертвовали своими жизнями? Мы знаем о ней только то, что написали их преследователи, а это могли быть клеветнические обвинения. Согласно Раулю, они неверно трактовали догматы, выводимые    Церковью из Ветхого и Нового Заветов, в особенности же догмат о Троице. Они говорили, что Вселенная несотворима и вечна. Вслед за эпикурейцами считали разврат естественным и невинным явлением. Наконец, они считали «все христианские труды благочестия и праведности», иначе говоря, внедрение норм поведения, вдохновленных евангельскими примерами, «поверхностными усилиями».

Адемар из Шабанна сообщает, что они поклонялись дьяволу, «каждодневно жертвовали ему много серебра» и «предавались во тьме таким ужасам и преступлениям, даже рассказ о которых был бы грехом». Но он называет их также «манихейцами». Это проливает некоторый свет на рассказанное Раулем и лучше объясняет их героическое поведение. Учение Мани [105]105
  Мани – основоположник манихейства, религиозного учения, зародившегося в III в. в Месопотамии. Проповедовал принцип дуализма и извечность борьбы двух начал. Адептам манихейства предписывался аскетизм как отход от зла (отказ от мясной и некоторых видов растительной пиши, безбрачие, запрет касаться руками «тленного»). Секты оформились в конце III – начале IV в. Они состояли из «глав учения», «апостолов», епископов (глав манихейских общин в отдельных областях), старейшин (глав отдельных общин), «избранных», «слушателей». С Ближнего Востока учение Мани было принесено в восточные области Римской империи, в Среднюю Азию, Индию, Китай. Мани был казнен в 276 г. и манихейство объявлено «вреднейшей ересью». В Европе его идеи оказали влияние на такие религиозные движения Средневековья, как павликианство, богомильство, движение катаров.


[Закрыть]
было возвышенным и представляло собой соблазн в прямом смысле слова. Всем известно, что оно провозглашает особого рода равенство сил между добрым и злым началами. Менее известно, что Мани призывал своих последователей освобождаться от зла, то есть материального, посредством усердного созерцания духовного, и путем к этому считал молитву и пост.

На основе написанного Раулем в первую очередь можно распознать идею о том, что материальный мир, мир зла, не был создан благим Богом, а существовал всегда. Затем следует отрицание реальности событий, приводимых в Писании, поскольку они, в особенности идея Искупления, считаются чистыми символами. И наконец отказ от запретов и предписаний морали: поскольку повседневная жизнь полностью погружена в мир зла, ею управляет только зло и бороться с ним невозможно, ибо избежать его можно, только следуя духовным путем. Однако избежавших слишком мало: это – «совершенные», а другие: ученики, «слушатели», собирающиеся войти в число первых, считались не виновными в зле, которое они не могли не совершить.

Итак, мы видим, что это просто-напросто ересь катаров [106]106
  Последователи манихейства в Западной Европе назывались катарами, тексгарантами (ткачами), тулузскими или провансальскими еретиками. С конца XII века за ними утвердилось название альбигойцы. Их отлучали от церкви и подвергали гонениям (Альбигойские войны 1209-1229 гг.).


[Закрыть]
, которая вспыхнула два века спустя, прежде всего на юго-западе Франции, где ее адептов называли альбигойцами. Кстати, Адемар пишет, что «манихейцы были также обнаружены и уничтожены в Тулузе». Должно быть, их уничтожили не всех. Это высокоинтеллектуальное учение, доступное только образованным священникам, получившим образование под сенью соборов, то есть в городах, спустя 6 и 7 поколений стало религией целого народа: крестьян, ремесленников, сеньоров. Надо думать, со времен доброго короля Роберта ее апостолы, которые умели говорить с простыми людьми, добились многого. Под покровом католической веры, проповедуемой и поддерживаемой великим Гильомом V, графом Тулузы, уже можно угадать тайное развитие этих взглядов, последователи которых отдают должное невидимому и приветствуют Добро, но, за исключением нескольких героев-искупителей, без угрызений совести отказываются бороться против ощутимых прелестей Зла. Действительно, все Средние века и все века нашей эпохи показывают, что недостаточно верить в Христа, чтобы жить в соответствии с христианскими добродетелями. И как не вообразить в этих южных землях, где солнце слишком сильно подогревает кровь, возможность повседневной жизни без таких добродетелей?

Учение катаров также является религией. В источниках мы находим упоминание и о других «ересях», менее изощренных, но, впрочем, и менее распространенных.

В Равенне некто по имени Вильгард «с необычайной страстью посвятил себя искусству грамматики». Слово «грамматика» в ту эпоху означало литературу; ее изучали по мирским текстам латинской античности. Рауль отмечает, что в Италии такую грамматику предпочитали всем другим «искусствам». Однажды ночью Вильгарду явились Вергилий, Гораций и Ювенал [107]107
  Вергилий Марон, Публий (70-19 до н.э.) – римский поэт. Наиболее известные сочинения: «Буколики» (пастушеские песни), «Георгики» (поэма о земледелии), «Энеида» (поэма о герое-троянце Энее).
  Гораций Флакк, Квинт (65-8 до н.э.) – римский поэт, автор «Од», «Сатир», «Посланий», «Эподов», а также «Науки поэзии», содержащей теорию поэтического искусства.
  Ювенал, Децим Юний (ок. 60 – после 127) – римский поэт-сатирик, автор 16 сатир.


[Закрыть]
; на самом деле, это были демоны, принявшие их облик. Они поблагодарили его за усердное изучение их трудов и служение их славе и предрекли ему такую же славу. С той поры Вильгард потерял голову. Его священным писанием стала не Библия, а труды любимых поэтов. По словам Рауля, он проповедовал, «учил» (может быть, он создал школу), что в этих книгах заключена истина. В дело вмешался архиепископ Равенны, он осудил Вильгарда как еретика. В связи с этим по всей Италии были обнаружены «сектанты, следовавшие этому пагубному учению». Их истребили «железом и огнем». Из Сардинии, где они тоже были обнаружены, нескольким удалось бежать «в Испанию» – без сомнения, в северную Испанию, поскольку остальная ее территория находилась под властью мусульман. Они совратили там «часть народа», после чего были физически истреблены «католиками».

Итак, греко-латинское язычество, в течение многих веков бывшее национальной религией итальянцев, еще не было полностью уничтожено христианством. Возможно, кое-где на полуострове еще сохранились одна-две небольшие «школы риторики», известные еще в античности и, не осмеливаясь открыто выступать против принятой религии, потихоньку учившие совсем другому. Усиление ностальгии, недосмотр местного духовенства, больше занятого доходами с церковного имущества, нежели наставлениями в вере, – и вот они уже рискуют выйти на поверхность, пытаются отвоевать свое, пробуждают в «части народа» плохо забытые верования предков. В те времена христианская вера, имевшая за плечами уже шесть веков истории, все еще нуждалась в постоянной и безжалостной бдительности, для того чтобы поддержать себя.

В Галлии римское многобожие было в свое время принято в качестве официальной религии, однако оно не пустило корней. Поэтому грамматик, проповедующий народу веру в Юпитера, Марса или Венеру, наверняка потерпел бы фиаско. В связи с этим некто Леутард, живший в деревне Вертю в Шампани, набирал себе учеников по-другому. Он был простым крестьянином. Однажды находясь в поле, утомленный «какой-то сельскохозяйственной работой», как с пренебрежением интеллектуала пишет Рауль, он прилег и заснул. Он увидел странный и достаточно неприятный сон: пчелиный рой, вопреки обычному движению пищи в человеческом теле, вошел в его тело снизу и вновь вышел через рот, ужасающе жужжа и покрывая его укусами. В конце концов пчелы заговорили и приказали ему «совершать над людьми всякого рода невозможные вещи». То, что он сделал проснувшись, не было невозможным, однако требовало большой самоуверенности. Он сразу же вернулся домой и выставил за дверь жену, «имея намерение развестись в соответствии с евангельскими правилами». Затем он вышел «как бы для того, чтобы помолиться, вошел в церковь, схватил распятие и разбил образ Спасителя». Свидетели этого святотатства были глубоко возмущены. Его сочли сумасшедшим. Однако у него, без сомнения, был хорошо подвешен язык: «слабые деревенские головы» попались на его удочку. К тому же, не объяснил ли он им, что «платить десятину – это бесполезный и лишенный смысла обычай»? В такие вещи поверить нетрудно. Он сдобрил это соблазнительное учение несколькими рассуждениями в отношении речений пророков, из которых, по его мнению, одних стоит принять, а другие не заслуживают никакой веры. Таким образом, он прослыл человеком более знающим, чем отцы Церкви, и, во всяком случае, «человеком, полным здравого смысла и благочестия», и эта слава за короткое время завоевала для него поддержку «значительной части народа».

В это время в Шалоне-на-Марне был епископом старый и мудрый Жебуан, который умер в 991 году. Он приказал привести Леутарда к нему, расспросил его, доказал всем присутствующим несостоятельность его псевдотеологических рассуждений. «Частично соблазненный народ» вернулся «полностью к католической вере». Несчастному деревенскому еретику не оставалось ничего другого, как признать свое поражение и ошибочность своей «честолюбивой демагогии». Надо понимать, что добрый Жебуан ограничился этим уроком; однако Леутард, освобожденный из-под стражи, вернулся к себе и утопился в колодце. Должно быть, повседневная жизнь уже не казалась ему достойной того, чтобы ее дожить.

Разумеется, ереси в каждом случае истреблялись в зародыше или в младенческом возрасте. Несмотря на это, они каждый раз находили доверчивых слушателей и души, готовые пренебречь тем, что проповедовали епископы, священники и монахи. Ведь эти «ереси» были не тем, что обычно понимают под этим словом. Речь идет не о христианах, которые спорили по конкретным вопросам действующей теологии; эти манихейцы, эти грамматики, благоговеющие перед Олимпом, были не христианами, а приверженцами другой религии. Правда, в случае Леутарда, его притворное знание Писаний может создать иллюзию ереси. Но могли ли его слушатели, чуть ли не ученики, принять за христианина человека, который начал свои проповеди с того, что разбил распятие?

Обращение к вере в святого Бенедикта

Итак, ты имеем дело с довольно серьезной гипотезой. Постараемся ее доказать.

Некий крестьянин из Шатильона, деревни, принадлежавшей аббатству святого Бенедикта на Луаре, позволил себе работать в праздник своего святого покровителя: он вез домой телегу, груженную сеном. Для него это кончилось плохо: огонь небесный пожрал весь воз, волы, лишенные упряжи, разбежались. Крестьянин пообещал никогда больше так не делать, и после этого удовлетворенный Бенедикт взял его под свое покровительство.

Случаев такого рода очень много в «Чудесах святого Бенедикта». Данный анекдот помещен в главу XII книги V, составленной, как и предыдущая и две последующие, монахом Андре из Флёри около 1050 года. Еще пример: история некоего «зажиточного человека», жившего в Блезуа и имевшего земли «в угодьях святого Бенедикта». Хотя он и был богат, но не был сеньором: мы увидим, что он сам обрабатывал свое поле. Это был зажиточный крестьянин, хорошо обеспеченный сельский житель, и автору это не кажется чем-то необычным. 9 июля, в день, когда отмечают годовщину перенесения мощей святого в город Флёри-на-Луаре (носящий поэтому имя Сен-Бенуа), священник, к приходу которого принадлежал Виней, призвал свою паству отпраздновать святой день, воздерживаясь от какой бы то ни было работы. Это не пришлось по душе нашему крестьянину, потому что у него как раз в это время, в начале лета, созрел хлеб. Перед дверьми церкви он крикнул, что плюет на святого Бенедикта, и послал своих домашних на уборку. В конце дня он вновь собрал их, но не затем, чтобы дать им отдохнуть, а затем, чтобы показать свое презрение и ненависть к святому. Он схватил левой рукой пучок колосьев, который странным образом вырывался и сопротивлялся; правой рукой он попытался срезать их серпом. При этом он богохульствовал: «Посмотрим, сможет ли этот Бенедикт одолеть меня или кого-нибудь другого!» Он перестарался: серп соскользнул, и его «зубчатая пластина» отрезала крестьянину левую руку. Он упал замертво. Затем огонь уничтожил его урожай, телегу, скот, и его близкие вернулись домой почти нагишом.

В районе Тура в другой праздник святого Бенедикта, приходившийся на 4 декабря, некто по имени Готье также отказался от празднования. Ему явилось «видение» и велело прекратить работу, он отказался и был засыпан землей.

Даже в начале XII века автор восьмой книги «Чудес святого Бенедикта» Рауль-Ле-Туртье записывал аналогичные истории. Ясно, что эти крестьяне, как позже сапожник Лафонтена [108]108
  Лафонтен, Жан де (1621-1695) – французский писатель, автор сказок, комедий и басен.


[Закрыть]
, считали, что праздники их разоряют. Некоторые из них прямо говорили, что каждый день приносит свой хлеб.

Эта причина хорошо все объясняет, но она не единственная. Она, например, недостаточна для того, чтобы объяснить богохульственную язвительность богатого фермера из Винея. Она также плохо объясняет упорство авторов и их детальные описания ужасающего возмездия. В этих историях, предназначенных (через посредство монахов и священников, способных их прочитать) для простого народа, которому их должны были рассказывать, – в этих историях на самом деле идет борьба с реальными скептицизмом и враждебностью, которые крестьяне выказывали по отношению к святому Бенедикту. Именно поэтому виновный будучи наказан неизменно кается, становится страстным почитателем святого и получает его действенное покровительство. Речь шла о том, чтобы привязать к этому великому представителю христианского мира людей, которые откровенно не желали ничего о нем слышать.

Андре из Флёри предваряет свой рассказ о крестьянине из Шатильона-на-Луаре и его телеге с сеном весьма показательным небольшим замечанием:

«Грубая крестьянская натура, хотя и участвует своей полуязыческой душою в культе, установленном святым учением, позволяет себе по причине нравственной слабости считать ненужными и необязательными правила, установленные в честь святых».

Полуязыческая душа – semipaganum animum. Слово сказано.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю