Текст книги "Повседневная жизнь Европы в 1000 году"

Автор книги: Эдмон Поньон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 29 страниц)

Гигиена

Одной из сторон, специфически присущих повседневной жизни клюнийцев и достаточно новой для монастырской жизни, было внимание, которое они уделяли поддержанию тела в подобающем состоянии. В середине IX века аббат Одон предписал монахам каждую субботу чистить обувь. К 1000 году суббота стала также днем, когда они мыли ноги и сразу после этого стригли ногти. Если плохое зрение или ревматизм не позволяли монаху делать это самому, он должен был просить других братьев о помощи. Каждый день следовало мыть лицо и руки. Купания были более редким явлением: два раза в год – перед Рождеством и перед Пасхой. Мылись поодиночке в чанах, вода в которых подогревалась на костре.

Наконец, поскольку Устав запрещал монахам носить бороду, ее следовало брить. По правде говоря, эта процедура проделывалась нечасто: приблизительно 14 раз в год, перед большими праздниками и днями наиболее почитаемых святых, причем летом чаще, чем зимой. Эта процедура регламентировалась особым образом. В назначенный день монахи выстраивались в две шеренги: одна – под сводом внутреннего здания монастыря, другая – вдоль его стены. Брат-раздатчик милостыни раздавал одной стороне бритвы, а другой – чаши для бритья. Каждый брил стоящего напротив. Тот, кто брил, был в подряснике; тот, кого брили, снимал его, однако оставался в рясе. Орудуя бритвой, они пели псалмы, а когда заканчивали, устанавливалась полная тишина. Было запрещено в ожидании своей очереди мыть голову, стричь себе волосы или ногти…

Чистота тела неотделима от чистоты одежды. В одном из помещений имелась прачечная с отдельными резервуарами для рубах и для кальсон. Каждый мог пользоваться ею для своих нужд. Утром, перед капитулом, белье замачивали в большой лохани с горячей водой, нагретой на кухне. Стирали днем, «в часы, когда можно говорить». Затем белье сушили на веревке, протянутой во внутреннем помещении, но это было разрешено только после «цены» или после вечерни.

Немой язык

Напомним, что, за исключением коротких минут отдыха, монахи должны были соблюдать предписанное Уставом молчание. Поскольку иногда бывало необходимо общаться друг с другом, хотя бы в практических делах, они пользовались знаками. Этот немой язык был принят в Клюни со времен первого аббата Бернона. При его преемнике Одоне язык «достиг такого уровня, что можно было подумать, что монахи утратили способность к обычной речи». И биограф Одона добавляет: «Я думаю, что им хватало знаков для того, чтобы выразить все необходимое». Эта практика существовала во всех дочерних монастырях Клюни и во многих других монастырях. Система знаков, использовавшихся в Клюни, дошла до нас в описаниях Бернарда и Ульриха. Это целый словарь из ста слов, среди которых – обозначения продуктов питания, столовых приборов, одежды, постельных принадлежностей, отдельных предметов, двадцати двух лиц, которых монахи могли упомянуть, вещей, связанных с монастырской жизнью, и, наконец, 13 слов, обозначавших действия или какие-то идеи. Часто дается объяснение использования данного жеста. Например, чтобы попросить хлеба, нужно было «сделать круг из указательных и больших пальцев обеих рук, потому что хлеб имеет круглую форму». Если для обозначения рыбы вообще был достаточен естественный жест, «имитирующий рукою движение рыбы в воде», то для обозначения лосося или осетра требовалось дополнительное объяснение: «Сделать знак рыбы, затем поместить кулак под подбородок, держа большой палец вверх, – знак превосходства, ибо обычно эту рыбу едят великие и богатые мира сего». Но почему тогда «горчицу» изображают, «поставив большой палец на верхний сустав мизинца»? Загадка…

Иногда речь идет о простой игре слов: «Блины, оладьи: взяться за волосы, как бы их завивая» [156]156
  Игра слов заключается в сходстве звучания французских слов «crepe» – «блин» и «creper» – «закручивать», «завивать».


[Закрыть].

Однако знак для обозначения молока имел скорее имитационный характер: «Сосать мизинец, как младенец, сосущий грудь».

Знак обуви может помочь нам представить, какой она была. «Обвести пальцем вокруг другого пальца таким движением, каким человек подвязывает обувь ремнями». Для обозначения монахов надо было коснуться капюшона подрясника. Но если речь шла о воспитаннике монастыря, то, коснувшись капюшона, следовало уточнить, различая два случая: если он был еще ребенком, то надо было поднести мизинец к губам; если он уже получил полное образование, то надо было положить два пальца на сердце «в знак учености».

Допустим, речь шла о монахе, отвечавшем за конюшни. Нужно было «потянуть волосы спереди двумя пальцами, как поводья коней».

Чтобы обозначить понятие «плохой», надо было «поместить раздвинутые пальцы на лицо так, чтобы ногти изображали когти хищной птицы, которая разрывает что-то на части».

Можно сказать, что пользоваться столь богатыми средствами выражения мысли по сути означало нарушать положенное по Уставу молчание, смысл которого был в том, чтобы освобожденная мысль обратилась к Богу. Впрочем, похоже, монахи вошли во вкус игры и язык знаков развлекал их, в паскалевском [157]157
  Паскаль, Блез (1623-1662) – французский математик, физик и философ. Был последователем религиозного учения янсенизма и ушел в монастырь. Его известные философские работы: «Мысли» (изд. 1669) и «Письма провинциалу» (1656-1657).


[Закрыть]смысле слова, куда больше, чем если бы они разговаривали, как обычные люди. Во всяком случае, вот какое впечатление произвело присутствие на обеде в клюнийском монастыре в Кентербери на крупного светского сеньора Жирара де Камбре, побывавшего там в конце XII века: монахи, которых он видел, столь активно жестикулировали пальцами и руками, что это напомнило ему театр, полный актеров и шутов. Он подумал, что было бы более достойно их ордена и положения, если бы они открыто говорили человеческим языком, вместо того чтобы пользоваться этим фривольным языком глухонемых.

Глава XV  ДОЛЖНОСТНЫЕ ЛИЦА МОНАСТЫРЯ

Все ли мы рассказали о клюнийских монахах? На первый взгляд, да. И тем не менее это не так. Мы пока что представили себе только образ жизни простых монахов. Остается понаблюдать за жизнью тех, кто имел различные титулы и составлял «кадры» монастыря. Это наблюдение весьма полезно не только для того, чтобы проникнуть в тайны монастырской жизни, но и для того, чтобы представить себе жизнь той эпохи в целом.

Аббат и великий приор

По месту и почет. Любой мало-мальски значимый монастырь управлялся аббатом. В этом случае он назывался аббатством. В тех местах, где монахов было мало, иногда всего несколько человек, во главе стоял приор, или настоятель, и это называлось приорством. Это слово происходит не от французского глагола «молиться» (prier), а от латинского слова prior – «первый».

В самом Клюни, а также в наиболее значительных зависевших от него монастырях аббат по долгу службы часто отсутствовал, инспектируя подопечные монастыри или делая что-либо еще, и имел в качестве заместителя «великого приора», которому в отсутствие аббата передавались его права не только внутри монастыря, но также в отношении всего происходящего в окрестностях. Поскольку бремя его обязанностей было очень велико, существовал еще «декан», который в большей степени специализировался на экономических вопросах монастырской жизни, то есть управлял поместными землями монастыря. Наконец, поддержанием внутренней дисциплины, иначе говоря, надзором за монахами, занимался «монастырский приор», сам титул которого ясно показывает, что его компетенция не распространялась далее периметра стен монастыря.

Кроме этих людей, олицетворявших центральную власть, существовали также монахи, занимавшие специальные «должности». Именно они для нас наиболее интересны.

Эконом

Наиболее важной из этих должностей была должность эконома, или казначея. Именно он раздавал монахам одежду и строго ее учитывал, следил за сохранностью постельного белья, обеспечивал освещение в спальне, в лазарете, в кладовой, в зале послушников. Он также следил за раздачей милостыни и материально обеспечивал занимавшихся этим монахов. В Святой четверг он выдавал все необходимое для того, чтобы монахи могли смыть ноги бедняков и дать им два денье. В воскресенье перед Великим постом он руководил раздачей мяса беднякам, приходившим в этот день за едой в монастырь. Естественно, поскольку для всех этих случаев требовалось большое количество денег, именно эконом был уполномочен непосредственно принимать все денежные доходы, которые монастырь получал с доменов, а также приношения натурой, животных, одежду. Наконец, он распоряжался принадлежавшим монастырю лесом, для чего позднее он получил в помощь лесничего, бывшего иногда мирянином. Эконом следил также за пользованием прудами и реками, в.которых надо было поддерживать изобилие рыбы.

Келарь

Келарь в основном отвечал за обеспечение монастыря продуктами питания. Он запасал необходимые съестные припасы, а также распределял перед каждой трапезой индивидуальные порции, выставляя их на большом столе в специально отведенной ему комнате, где приор мог убедиться, что все порции равны. Если не было достаточного количества хлеба, келарь уносил колотушку, которой ударяли в цимбалы, чтобы созвать монахов в трапезную, и в ожидании, пока хлеб доставят, отправлял братьев на хоры для того, чтобы они прочитали дополнительный «урок». С его помощью организовывалась служба во время трапезы. К сфере его деятельности относилось и питание гостей, принимаемых в монастыре, а также корм для их лошадей.

Для обеспечения бесперебойной работы кухни полагался «помощник келаря», руководивший работой четырех-шести монахов, которые, сменяясь еженедельно, работали на кухне. От этой работы не был освобожден никто, теоретически даже аббат.

Очередная смена ответственных за кухню заступала на работу в субботу после вечерни и освобождалась в следующую субботу, предварительно тщательно выметя кухню и сложив сор и золу перед дверью, откуда слуги должны были их вынести. В тот же день они нагревали воду, которой смывали ноги монахов вместе с теми, кто должен был их сменить. Что касается богослужений, то их обязанности во время дежурства не позволяли им участвовать в службе вместе с остальными братьями и они пели псалмы на кухне.

Кухонная утварь

Ульрих оставил нам целую главу об «утвари, которая всегда должна иметься на кухне». Список, действительно, очень интересен:

– Три котла: один для бобов, другой для овощей («трав»), третий – на железной треноге – для стирки.

– Четыре лохани: одна для наполовину сваренных бобов, другая, в которую подводилась проточная вода, – для того, чтобы мыть бобы, прежде чем бросить их в котел, третья – для мытья посуды, а четвертая только для того, чтобы иметь горячую воду для бритья.

– Четыре большие лопатки: одна для бобов, одна для овощей, третья, чуть поменьше, для отжимания жира, четвертая, железная (предыдущие, вероятно, делались из дерева), для того, чтобы разравнивать золу в очаге. Кроме этого, для последней процедуры требовалась пара щипцов.

– Четыре пары нарукавников, чтобы монахи, работающие на кухне, не запачкали рукава рубах.

– Две пары рукавиц или «прихваток», называемых «romanice», для защиты рук, когда надо было снять горячий котел с огня, перенести или наклонить его.

– Три маленьких полотенца, которые следовало менять каждый пятый «feries» (четверг), чтобы экономить полотенца, висящие в обители.

– Нож для резки сала и камень для затачивания ножа.

– Небольшой сосуд для кипячения воды или растапливания жира.

– Еще один, меньший сосуд с отверстиями в дне для собирания жира.

– Банка для соли.

– Сундучок для хранения мелких предметов.

– Кувшин для того, чтобы черпать воду.

– Две маленькие щетки для чистки котла после приготовления пищи.

– Два куска «впитывающей ткани» (retis abcisiones) для мытья мисок и котлов.

– Две полки для мисок. На одну из ставили после еды, более или менее вымытыми. На вторую их выставляли на рассвете, к этому времени они должны были быть вымыты идеально.

– Два маленьких сиденья (sedilla), которые в просторечьи назывались скамьями (bancos).

– Низкая скамья на четырех ножках, на которую ставили лохань с овощами, перед тем как опрокинуть ее содержимое в котел.

– Камень, по размеру больший, чем жернов, на который ставили котел с готовыми бобами или овощами.

– Еще один камень, на который между трапезами ставили лохань для мытья мисок.

– Мех для раздувания огня.

– Опахало из ивовых прутьев.

– Брус, на котором подвешивали котлы.

– Еще один брус для распределения огня.

– Корыто или ведро (canalis), в котором постоянно находилась мыльная вода для частого мытья рук.

– Два вида рычагов или блоков (tгigonus), каждый из которых состоял из трех деревянных брусков, образующих между собой неравные углы, которые можно было двигать туда и сюда наподобие двери. С них свисали цепи, на которые подвешивались котлы, когда их наполняли водой под водоотводной трубой и оттуда без труда переносили и подвешивали над огнем.

    Если говорить об инвентаре, появившемся позднее, то «стаканы», которые по-латински назывались «scyphus», скорее всего, были не из стекла, а вытачивались из наростов на стволах деревьев определенных твердых пород.

Как видим, у помощника келаря не могло быть оправданий, если он не обеспечивал безупречную работу кухни.

Смотритель трапезной

Обслуживание трапезной находилось в ведении другого помощника келаря – смотрителя трапезной. Ему помогали три монаха, которые расстилали скатерти на столах и клали на каждое место нож и порцию хлеба. Обычно скатерть покрывала только половину стола, что не очень понятно; лишь в определенные дни, а именно в «двойные» праздники, она расстилалась на весь стол. Смотритель трапезной при обслуживании стола из гигиенических соображений переодевался в льняную блузу (linteum).

Хранение вина было доверено custos vini [158]158
  Custos vini (лат.) – хранитель вина.


[Закрыть], который также подчинялся келарю. По окончании сбора винограда приор указывал ему, какое количество вина он должен заготовить, а также дни, в которые монахи должны были получать pigmentum, то есть вино, настоянное на пряностях. Хранитель вина спал в кладовой, где всегда горела лампа, для которой эконом выделял масло. Эконом также выдавал ему необходимое количество денег для починки бочек. Хотя в обязанности этого монаха входила только забота о вине, он должен был также обеспечивать горячую воду, которой монахи мыли ноги в особенно холодные дни, и следить за тем, чтобы в трапезной всегда имелись жаровни, у которых могли греться дети жертвователей. Может показаться удивительным, что в обязанности custos vini входило, кроме того, обеспечение монастыря шалфеем, которым пользовались при приготовлении овощей, однако это объясняется тем, что именно этот монах запасал травы и приправы, входившие в состав двух напитков, раздававшихся монахам в праздничные дни: helnatum – вина, ароматизированного цветами и девясилом, растением, корни которого помогают при болезнях желудка и бронхов; и herbatum – вина, настоянного на различных лекарственных травах. Существовало еще одно ароматизированное вино, сильно подслащенное медом, получавшееся на основе различных специй и содержавшее корень буквицы, который обладает слабительным свойством. Уже упоминавшееся выше pigmentum было менее изощренным средством. Таким образом, задача обеспечения кухни шалфеем вписывалась в общую обязанность запасать ароматические травы и специи.

Смотритель амбаров

Еще одним человеком, непосредственно подчинявшимся келарю, был смотритель амбаров. После уборки урожая он прикидывал, какое количество зерна удастся заготовить. Он приказывал сложить его в большом амбаре по соседству с монастырской мельницей, работой которой он также руководил. Под его началом находились пекари. Он наказывал их, если они того заслуживали. Он следил за тем, чтобы изготавливались два сорта хлеба, оба прекрасного качества. В определенные периоды года по его приказу каждому монаху выдавали, сверх его обычной порции хлеба, пять облаток; в другое время, когда монахи были сильно изнурены постами или богослужениями, им раздавали холодные слоеные пирожки. В дни пяти основных праздников делали пирог, начиненный вареными сливами.

Под началом смотрителя амбаров находился монах-погонщик ослов, потому что мешки с зерном или мукой перевозились на этих животных. Больше удивления вызывает тот факт, что смотритель амбаров был также уполномочен руководить стиркой белья. Белье собирали каждый вторник во время ранней утренней мессы. Монахи клали каждый свое белье в специально отведенную для этого лохань. Сами монахи стирали только мелкие вещи, например носки, которые в действительности представляли собой полоски ткани, обертываемые вокруг ног – как мы бы сказали, «русские носки», или портянки. Искусство шить носки по форме ноги возникло значительно позже. Все предметы одежды помечались именем монаха, который ее носил. Мы не говорим: «именем владельца», потому что монахам было запрещено владеть собственностью. На рубахах имя писалось краской, а на кальсонах вышивалось нитками.

Монах-коннетабль

Монах-коннетабль отвечал за конюшни. Как известно, изначальное значение слова «коннетабль» – именно «конюший», и лишь впоследствии это слово стало обозначать престижный титул, одну из важнейших придворных должностей во Франции [159]159
  Титул коннетабля (от лат. comes stabuli – шталмейстер, смотритель конюшни) был заимствован франкским двором из Восточной Римской империи, где так назывался командующий императорской конницей. У франков cuenstables первоначально были служащими при дворе по хозяйственной части или предводителями войск. С XII века коннетабль Франции – высшая государственная должность. Он осуществлял верховный надзор за всеми королевскими войсками, был первым лицом после короля и обладал высшей военной властью во время войны. Из-за излишнего могущества коннетабли стали вызывать подозрительность королей, и эта должность была упразднена Людовиком XIII в 1627 г. Она ненадолго возродилась при Наполеоне I, который назначал на нее своих ближайших родственников, и была окончательно упразднена после Реставрации.


[Закрыть]. Эта должность в монастыре также относилась к ведению келаря, и исполнение связанных с ней обязанностей было весьма тяжелым делом, поскольку приходилось заботиться не только о монастырских лошадях, но также о лошадях высоких гостей, которым монастырь оказывал гостеприимство. Последних зачастую было больше, чем первых. Монах-коннетабль заботился о соломе для подстилок, об овсе и траве для корма. Он должен был следить за тем, чтобы всегда были заготовлены мундштуки и подковы. Поскольку к двери цепью прикреплялся молоток для того, чтобы подковывать лошадей, можно сделать вывод, что под началом конюшего служил кузнец. В любом случае, такую услугу следовало оказывать путешественникам, если те просили об этом, однако не более двух подков на каждого. Отметим к тому же, что проезжающие торговцы и истцы, ехавшие на разбор своих дел, не имели на это права, как и на гостеприимство монастыря. Монастырь – не постоялый двор. Он привечает лишь знатных и бедных. А заниматься торговлей или защищать свои корыстные интересы считалось дурным тоном.

Но именитых гостей встречали с исключительной предупредительностью. Пока они отдыхали, монах-коннетабль приближался к ним «со смиренной улыбкой» (cum hilaritate et modesta alacritate) и говорил им: «Benedicite». Поскольку они знали порядок, то отвечали: «Dominus». После чего конюший предлагал им свои услуги.

Монах-садовник

Монах-садовник во всем подчинялся келарю. Он должен был снабжать монастырь свежими овощами в среду и в пятницу, а также в сезонные посты. Ко дню Пасхи он должен был заготовить овощи, репчатый лук и лук-порей, которые монахам предстояло отведать после того, как они съедят на первое фаршированные яйца, а на второе рыбу.

Ризничий

Знакомясь с обязанностями ризничего, можно также узнать много интересного о повседневной жизни монахов. Ризничий отвечал за здание церкви и культовые предметы. Он обеспечивал воск, масло и ладан, поддерживал освещение и велел лить свечи, следил за состоянием священных сосудов, книг, необходимых для богослужения, одежд священников и колоколов. Он отпирал и запирал двери церкви и, чтобы ничего не упустить, спал в ней ночью. Обычно двери должны были оставаться запертыми в перерывах между службами и мессами, но их следовало отпирать в любой час дня или ночи тому, кто в них стучался. Церковные принадлежности также находились в ведении ризничего.

Отвечая за все материальные средства, необходимые для литургии, он каждый день готовил облачения, предназначенные для богослужений, и должен был знать, какого цвета риза полагается в каждый конкретный праздник.

Но главной его заботой был колокольный звон. Он звонил (правда, только в колокольчик), подавая сигнал к полунощнице до тех пор, пока не приходили дети. Он также звонил, сопровождая определенные молитвы, иногда в один из больших колоколов, иногда в маленький. Перед Часом третьим и перед Часом девятым он звоном приглашал монахов мыть руки. Он также звонил после мессы и перед Часом шестым. В дни праздников он давал команду ударить во все колокола в момент, когда пели последний стих «обиходного гимна», то есть в конце первой навечерней службы.

Почти столь же обременительной была обязанность ризничего следить за освещением. Количество и места расстановки свечей детально предписывались Уставом для каждой службы и для каждого дня. Каждую субботу, а также накануне праздников некоторых святых перед алтарем ставились три масляные лампы.

Можно предположить, хотя подтверждение этому мы имеем только на материале более поздних эпох, что освещение других частей монастыря, в частности спальни, которая, как мы видели, всегда должна была быть освещена, также относилось к ведению ризничего. Для ее освещения, возможно, служили масляные лампы или, что более вероятно, свечи.

Наконец, ризничий должен был руководить изготовлением просвир, которое происходило в соответствии с подробно разработанным ритуалом. В Рождество и на Пасху их запас следовало пополнять, даже если он казался достаточно большим. Пшеницу наилучшего качества перебирали по зернам. Ее промывали, затем складывали в специальный мешок, который относил на мельницу брат-послушник, характеризуемый как «поп Несшие», что можно понять либо как «нерассеянный», то есть очень серьезный, либо как «нечувственный», тогда речь идет о чистоте нравов. Для того чтобы смолоть муку, вымыв оба жернова и подложив сверху и снизу куски полотна, он переодевался в стихарь и закрывал лицо омофором, который представлял собой прямоугольный кусок тонкой ткани, завязывавшийся вокруг шеи и оставлявший открытыми только глаза – нечто подобное маске современных хирургов. Таким образом исключалось попадение на муку капель слюны и выдыхаемого воздуха. Муку вновь доставляли ризничему, который просеивал ее с помощью двух монахов-священников или дьяконов, а также одного послушника в стихаре и омофоре. Воду приносили в сосуде, в котором хранилась святая вода для мессы. Все делалось с молитвами – псалмами или молитвами Часов Святой Девы. Разговаривать и произносить что-либо, кроме молитв, не разрешалось.

С изготовлением просвир была непосредственно связана стирка ткани, на которую их клали после освящения во время мессы и которая называлась антиминсом [160]160
  Обычно антиминсом называется льняной или шелковый плат с изображением положения Христа во гроб и с зашитой в него частицей мощей. В православии в России антиминс употребляется с XII века.


[Закрыть]. Ее подготовка поручалась монахам-священникам и происходила весной, когда воздух чист, и осенью, в середине сентября, когда «назойливость мух» сходит на нет. Ткань на всю ночь оставляли замачиваться в холодной воде в огромных бронзовых вазах, специально для этого предназначенных. Наутро ее окунали в небольшой резервуар, в котором обычно мыли священные чаши. Затем в ризнице ее омывали в щелочном растворе, служившем только для этих целей. Пока ткань была еще влажной, ее посыпали слоем белой муки, которая впитывала остатки воды. Затем с помощью стеклянного шара ее гладили, держа между двумя белыми полотнами, которые изолировали ее как от шара, так и от дерева гладильного стола.