Текст книги "Век наивности"

Автор книги: Эдит Уортон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 23 страниц)

Осененная ивами тропинка вела на узкие деревянные мостки с беседкой в виде пагоды, а в пагоде, прислонясь к перилам, стояла спиной к берегу какая-то дама. Арчер остановился, словно пробудившись ото сна. Этот призрак прошлого был мечтой, а в домике на высоком склоне его ждала реальная действительность – запряженная пони коляска миссис Велланд у крыльца; Мэй. сидящая под бесстыдными олимпийцами в жарком сиянии тайных надежд; дача Велландов на дальнем конце Бельвю-авеню и, наконец, мистер Велланд, который уже переоделся к обеду и с часами в руке шагал взад-вперед по гостиной, одержимый нетерпением человека, страдающего диспепсией, – ведь это был один из тех домов, где всегда точно знают, что происходит в каждый данный час.

«Кто я такой? Зять…» – подумал Арчер.

Фигура на конце мостков не шевелилась. Молодой человек долго стоял на середине склона, глядя на бухту, по которой сновали парусные лодки, прогулочные яхты, рыболовные суда и шумные буксиры, тянущие черные баржи с углем. Дама в беседке, казалось, тоже была поглощена этим зрелищем. За серыми бастионами Форт-Адамса[154]154
  Форт-Адамс – форт, защищающий вход в Ньюпортскую гавань. Там же расположен маяк Лайм-Рок, смотрительница которого Ида Льюис Уилсон (род. 1841) известна тем, что спасла многих моряков.


[Закрыть] тысячью огненных осколков сверкал запоздалый закат, и его пламя вдруг окрасило парус одномачтовой лодки, выходившей из пролива между берегом и Лайм-Роком. Глядя на эту картину, Арчер вспомнил сцену из «Шогрэна» и Монтегю, подносящего к губам ленту Ады Диас, которая даже не знала, что он в комнате.

«Она не знает… не догадывается. Неужели я бы тоже не почувствовал, если б она подошла ко мне сзади? – подумал он и вдруг сказал себе: – Если она не оглянется до тех пор, пока этот парус пройдет маяк Лайм-Рока, я вернусь обратно».

Лодка медленно скользила по волнам отлива. Она приблизилась к Лайм-Року, заслонила домик Иды Льюис и прошла мимо башни, в которой висел сигнальный фонарь. Арчер дождался минуты, когда между последней скалой острова и кормою лодки засверкала широкая полоса воды, но фигура в беседке так и не шелохнулась. Он повернулся и зашагал вверх по склону.

– Как жаль, что ты не нашел Эллен, я бы с удовольствием с нею повидалась, – сказала Мэй, когда они в вечерних сумерках ехали домой. – Но, может быть, ей все равно, ведь она так изменилась…

– Изменилась? – безразличным голосом повторил Арчер, не сводя глаз с пони, которые беспрестанно прядали ушами.

– Я хочу сказать, что она равнодушна к друзьям, покинула Нью-Йорк, свой дом и проводит время в обществе таких странных людей. Подумай, как ей, наверное, ужасно неуютно у Бленкеров! Она говорит, что удерживает Медору от глупостей – мешает ей выйти замуж за скверного человека. Но мне иногда кажется, что с нами ей всегда было скучно.

Арчер ничего не ответил, и она с жесткой ноткой, какой он прежде никогда не замечал в ее чистом, искреннем голосе, продолжала:

– Мне все-таки кажется, что она была бы гораздо счастливее с мужем…

– О, sancla simplicitas,[155]155
  Святая простота! (лат.)


[Закрыть] – со смехом воскликнул Арчер и в ответ на удивленный взгляд жены добавил – Я еще ни разу не слышал от тебя таких жестоких слов.

– Жестоких?

– Да. Говорят, будто смотреть, как корчатся грешники, – любимое занятие ангелов, но даже и они едва ли считают, что люди гораздо счастливее в аду.

– В таком случае остается пожалеть, что она вышла замуж за границей, – проговорила Мэй тем безмятежным тоном, с каким ее мать всегда отзывалась на причуды мистера Велланда, и Арчер почувствовал, что его мягко перевели в разряд неразумных мужей.

Они свернули с Вельвю-авеню и через ворота, закругленные столбы которых были увенчаны чугунными фонарями, въехали во владения Велландов. В окнах виллы уже горел свет, и, когда коляска остановилась, Арчер увидел тестя – точь-в-точь как он себе представлял, тот шагал взад и вперед по гостиной с часами в руке и со страдальческим выражением, которое, как он давно убедился, было гораздо действеннее гнева.

Войдя вслед за женою в переднюю, молодой человек вдруг ощутил, что его настроение каким-то непонятным образом круто изменилось. В роскошной обстановке велландовского дома, в густой велландовской атмосфере, насыщенной мелочными предписаниями и запретами, было нечто, всегда действовавшее на него как наркотик. Толстые ковры, внимательные слуги, вечно напоминающее о ходе времени тиканье вымуштрованных часов, вечно обновляемая стопка визитных карточек и приглашений на столике в передней, длинная цепь тиранических пустяков, связывающих один час со следующим и каждого члена семьи со всеми остальными – от всего этого любое менее упорядоченное и благополучное существование начинало казаться опасным и нереальным. Но теперь нереальным и бессмысленным стал велландовский дом и жизнь, которую он должен в нем вести, а коротенькая сценка на берегу, когда он в нерешительности стоял на середине склона, была ему близка, как кровь, текущая в его жилах.

Всю ночь, лежа без сна рядом с Мэй в большой, обтянутой ситцем спальне, он смотрел, как по ковру медленно движется косой луч лунного света, и думал об Эллен Оленской, которую рысаки Бофорта везут домой по мерцающим берегам залива.

22

– Прием в честь Бленкеров? Бленкеров?

Мистер Велланд отложил нож и вилку и с тревогой и недоверием посмотрел через стол на Жену, между тем как она, надев очки в золотой оправе, током актрисы классической комедии читала вслух:

– «Профессор и миссис Эмерсон Силлертон просят мистера и миссис Велланд почтить своим присутствием прием в честь миссис Бленкер и ее дочерей 25 августа ровно в три часа пополудни в Клубе „Вечера по средам“.

Ред Гейблз, Кэтрин-стрит. R. S. V. Р.»[156]156
  Repondez s'il vous plait (фр.) – очень просим ответить,


[Закрыть]

– Милосердный боже! – простонал мистер Велланд, словно чудовищная нелепость этого послания со всей очевидностью раскрылась ему лишь после того, как его прочитали дважды.

– Бедняжка Эми Силлертон – никогда нельзя предугадать, что ее муж еще измыслит, – вздохнула миссис Велланд. – Он, наверное, только что открыл Бленкеров.

Профессор Эмерсон Силлертон был шипом в боку ньюпортского общества, и шипом, который нельзя было вытащить, ибо он вырос на почтенном и почитаемом фамильном древе. Он, как говорится, «родился в рубашке». Отец его был дядей Силлертона Джексона, мать – урожденной Пеннилоу из Бостона; обе семьи обладали значительным состоянием и положением в обществе и как нельзя лучше подходили друг к другу. Ничто – неоднократно говаривала миссис Велланд, – ничто на свете не вынуждало Эмерсона Джексона сделаться археологом или профессором каких-либо иных наук, равно как и жить в Ньюпорте зимой или совершать все его остальные революционные поступки, и, уж во всяком случае, если он решил порвать с традициями и бросить вызов обществу, ему незачем было жениться на бедняжке Эми Дэгонет, которая имела право рассчитывать на «нечто совершенно иное», а также была достаточно богата, чтобы держать свой собственный выезд.

Никто из кружка Минготтов не мог понять, почему Эми так безропотно терпела эксцентричные выходки мужа, который вечно собирал в доме длинноволосых мужчин и коротко стриженных женщин и возил жену исследовать гробницы на Юкатане,[157]157
  Юкатан – полуостров, отделяющий Мексиканский залив от Карибского моря.


[Закрыть] вместо того чтобы ездить с нею в Париж или в Италию. Но, как бы то ни было, они упорствовали в своих пристрастиях и явно не понимали, что отличаются от всех остальных, а раз в год, когда у них в саду устраивались унылые приемы, все жители Утесов из уважения к Силлертонам, Пеннилоу и Дэгонетам вынуждены были бросать жребий и чуть ли не насильно отправлять к ним кого-либо из членов семьи.

– Еще чудо, что они не выбрали день, когда происходят Гонки на Кубок, – заметила миссис Велланд. – Помнишь, в позапрошлом году они устроили прием в честь какого-то негра одновременно с thé dansant[158]158
  Вечерний чай или файвоклок е танцами (фр).


[Закрыть] Джулии Минготт? К счастью, на этот раз ничего другого как будто не предвидится, и нам придется к ним поехать.

Мистер Велланд нервно вздохнул.

– Нам, дорогая? Разве кого-нибудь одного недостаточно? Три часа – такое неудобное время. Я должен в половине четвертого быть дома, чтобы принять капли. Стоило ли начинать новый курс лечения доктора Бенкоума, если не придерживаться системы, а если я присоединюсь к тебе позже, я пропущу прогулку.

При этой мысли он снова отложил нож и вилку и его покрытые тонкими морщинками щеки раскраснелись от волнения.

– Тебе вообще незачем туда ехать, милый, – отвечала его жена с живостью, которая уже давно стала машинальной. – Мне нужно оставить несколько визитных карточек на их конце Бельвю-авеню, вот я и заеду к ним в половине четвертого и пробуду ровно столько, сколько нужно, чтобы бедняжка Эми не обиделась. – Она нерешительно взглянула на дочь. – А если у Ньюленда день занят, то Мэй сможет покатать тебя на пони и заодно обновить новую красную сбрую.

В семействе Велландов придерживались принципа, согласно которому часы и дни всех его членов, по выражению миссис Велланд, непременно должны были быть «заняты». Печальная необходимость «убивать время» (особенно обременительная для тех, кто не любил играть в вист и солитер) преследовала миссис Велланд, как призрак безработного преследует филантропа. Другой ез принцип заключался в том, что родители не должны никогда (во всяком случае открыто) вмешиваться в дела своих женатых или замужних детей, а чтобы сочетать независимость Мэй с желаниями мистера Велланда, требовалось столько изобретательности, что у самой миссис Велланд не оставалось ни единой незанятой секунды.

– Конечно, я поеду с папой. Ньюленд наверняка найдет себе занятие, – отозвалась Мэй тоном, который мягко напомнил ее мужу о недостатке отзывчивости с его стороны. Неспособность зятя заранее планировать свои занятия была источником постоянных огорчений миссис Велланд. В течение двух недель, проведенных под ее крышей, на вопрос о том, как он собирается потратить время, Арчер уже несколько раз отвечал каким-нибудь каламбуром, вроде: «вместо того чтобы тратить время, я, пожалуй, для разнообразия его сберегу», а однажды, когда миссис Велланд и Мэй отправились наносить уже давно откладывавшиеся визиты, он признался, что целый день провалялся под скалою на пляже неподалеку от дома.

– Ньюленд никогда не заглядывает вперед, – как-то раз осмелилась пожаловаться дочери миссис Велланд, на что Мэй безмятежно отвечала:

– Да, но, видишь ли, это неважно, потому что, когда ему нечего делать, он читает книгу.

– Ах, точь-в-точь как его отец! – воскликнула миссис Велланд, как бы снисходя к наследственным причудам, после чего вопрос о незанятости Ньюленда больше не обсуждался.

Однако по мере приближения дня приема у Силлертонов Мэй начала выказывать вполне естественную заботу о благе мужа и в качестве утешения за свое кратковременное дезертирство предлагать ему либо партию в теннис у Чиверсов, либо прогулку на катере Джулиуса Бофорта.

– Я буду дома к шести часам, милый, папа никогда позже не возвращается, – уверяла она и успокоилась только тогда, когда Арчер сказал, что хочет нанять коляску и съездить в северную часть острова на конный завод присмотреть там пристяжную для ее кареты. Они уже некоторое время искали такую лошадь, и предложение показалось Мэй настолько разумным, что она взглянула на мать, как бы говоря: «Вот видишь, он не хуже нас умеет распределять свое время».

Мысль о конном заводе и лошади для кареты зародилась у Арчера в тот самый день, когда впервые зашла речь о приглашении Эмерсона Силлертона, но он до поры до времени держал ее при себе, словно в этом намерении была какая-то тайна и упоминание о ней могло помешать его осуществлению. Он, однако, на всякий случай заранее нанял коляску с парой старых извозчичьих лошадок, которые еще были в состоянии пройти восемнадцать миль по ровной дороге, и в два часа пополудни, торопливо поднявшись из-за стола, вскочил в коляску и уехал.

День выдался чудесный. Легкий северный ветерок гнал по ультрамариновому небу клочья белых облаков, а внизу бежали прозрачные волны. В этот час Бельвю-авеню была пуста, и, высадив мальчика-конюха на углу Милл-стрит, Арчер свернул на дорогу к старой гавани, идущую вдоль Истменз-Бич.

Его охватила беспричинная радость, подобная той, с какою он во время коротких каникул выходил из школы навстречу неизвестности. Он пустил упряжку легкой рысью, рассчитывая добраться до конного завода, расположенного неподалеку от Райских Камней,[159]159
  Милл-стрит, Истменз-Бич, Райские камни – улица и районы на окраине и в окрестностях Ньюпорта (см. примеч. 126).


[Закрыть] до трех часов, чтобы после осмотра лошади у него осталось еще четыре блаженных часа, которыми он сможет распорядиться по своему усмотрению.

Услышав о приеме у Силлертонов, он сразу подумал, что маркиза Мэнсон непременно поедет в Ньюпорт с Бленкерами, а госпожа Оленская, возможно, опять воспользуется случаем провести день у бабушки. Как бы то ни было, обиталище Бленкеров, вероятно, опустеет, и он, не рискуя показаться нескромным, сможет посмотреть, как оно выглядит. Он совсем не был уверен, что хочет еще раз увидеть графиню Оленскую, но после того, как он смотрел на нее с тропинки над заливом, им овладело странное, неизъяснимое желание увидеть место, где она живет, и воскресить в своем воображении образ женщины, которую он видел тогда в беседке. Это стремленье не оставляло его ни днем, ни ночью, словно капризное, мучительное желание больного отведать еды или питья, которые он пробовал когда-то, но вкус которых давным-давно забыл. Он не знал, к чему это может привести, ибо у него не было осознанного желания поговорить с госпожою Оленской или услышать ее голос. Он просто чувствовал, что если ему удастся унести с собой воспоминание о клочке земли, по которому она ступает, и о том, как обрамляют его небо и море, весь остальной мир, быть может, перестанет казаться ему таким пустым.

Добравшись до конного завода, он тотчас увидел, что лошадь ему не подходит, однако проехался вслед за нею, словно желая доказать самому себе, что никуда не торопится, и только в три часа свернул в один из проселков, ведущих к Портсмуту. Ветер утих, и легкая дымка на горизонте предвещала туман, который с началом прилива поднимется вверх по реке Сакконет,[160]160
  Сакконет – река, впадающая в Атлантический океан близ Ньюпорта.


[Закрыть] но сейчас окрестные поля и леса были залиты золотым светом.

Он ехал мимо обитых серой дранкой фермерских домов с фруктовыми садами, мимо лугов и дубовых рощ, поселков со взметнувшимися в поблекшее небо остроконечными шпилями и наконец, расспросив работавших в поле людей, свернул на дорожку между высокими зарослями золотарника и куманики. В конце дорожки поблескивала голубая река, а слева, перед купой дубов и кленов, виднелся длинный ветхий дом, обшитый досками с облупившейся белой краской.

На краю дороги, против ворот, стоял открытый сарай, из тех, где жители Новой Англии хранят сельскохозяйственные орудия, а приезжие оставляют лошадей. Арчер соскочил на землю, завел свою упряжку в сарай, привязал к столбу и направился к дому. Газон перед входом превратился в луговину; слева, за густо разросшейся живой изгородью из самшита, виднелись георгины и порыжелые розовые кусты, окружавшие призрачную беседку с некогда белой решеткой, на крыше которой красовался деревянный Купидон – он потерял свой лук и стрелы, но продолжал напрасно целиться в несуществующую цель.

Арчер некоторое время стоял, прислонившись к воротам. Никого не было видно, из открытых окон не доносилось ни звука; серый ньюфаундленд, дремавший у дверей, казался таким же безобидным стражем, как и лишенный стрел Купидон. Мысль о том, что это царство тишины и запустения – обитель неугомонных Бленкеров, казалась странней, но Арчер был уверен, что не ошибся.

Он долго стоял, упиваясь этой картиной и постепенно поддаваясь ее дремотным чарам, пока наконец мысль о том, что время уходит, не заставила его встряхнуться. Может быть, насмотреться вдоволь и уехать? Пока он стоял, не зная, на что решиться, ему вдруг захотелось заглянуть в дом, чтобы составить себе представление о комнате, где живет госпожа Оленская. Ничто не мешало ему подойти к дверям и позвонить – если, как он думал, она уехала со всеми остальными, он назовет свое имя и попросит разрешения зайти в гостиную и написать записку.

Однако вместо этого он пересек лужайку и повернул к живой изгороди. В беседке мелькнуло какое-то яркое пятно, и, подойдя ближе, он разглядел розовый зонтик. Зонтик притягивал его, как магнит, – наверняка он принадлежит ей. Арчер вошел в беседку, сел на расшатанную скамью, взял в руки зонтик и стал разглядывать резную ручку, сделанную из какого-то редкостного дерева, издававшего едва уловимый, тонкий аромат. Арчер поднес рукоятку к губам.

Послышался шорох юбок, цеплявшихся за живую изгородь. Молодой человек оперся о ручку зонтика и, глядя в землю, застыл в ожидании. Он всегда знал, что это должно случиться…

– О, мистер Арчер! – воскликнул громкий молодой голос, и, подняв глаза, он увидел перед собою самую младшую и самую высокую из девиц Бленкер, растрепанную блондинку в измятом кисейном платье. Судя по красному пятну на щеке, она только что оторвалась от подушки, а заспанные глаза приветливо, хотя и с некоторым смущением, смотрели на Арчера.

– Господи, откуда вы взялись? Я, наверное, уснула в гамаке. Все уехали в Ньюпорт. Вы звонили? – бессвязно лепетала девушка.

Арчер смутился еще больше, чем она.

– Я? Нет… то есть я как раз собирался… Я был тут неподалеку, хотел присмотреть лошадь и заехал к вам, надеясь застать миссис Бленкер и ваших гостей. Но мне показалось, что в доме пусто, вот я и решил посидеть и подождать.

Мисс Бленкер, окончательно проснувшись, с возрастающим интересом на него смотрела.

– В доме и вправду пусто. Нет ни мамы, ни маркизы, никого, кроме меня. – В глазах ее появился упрек. – Разве вы не знаете, что сегодня у профессора и миссис Силлертон садовый праздник в честь мамы и всей нашей семьи? Мне ужасно не повезло, у меня болит горло, и мама испугалась, что на обратном пути будет холодно. Такая досада! Конечно, – оживленно добавила она, – я бы ничуть не огорчилась, если бы знала, что приедете вы.

Заметив эти неуклюжие попытки пококетничать, Арчер взял себя в руки и спросил:

– А госпожа Оленская – она тоже поехала в Ньюпорт?

Мисс Бленкер удивленно на него посмотрела.

– Госпожа Оленская? Разве вы не знаете, что ее вызвали?

– Вызвали? Куда?

– Ах, мой любимый зонтик! Я дала его растеряхе Кэти, потому что он подходит к ее лентам, а она забыла его здесь. Мы, Бленкеры, все такие… настоящая богема! – Схватив своей мощной рукою зонтик, она раскрыла его у себя над головой. – Да, Эллен вчера вызвали… она позволила нам называть ее Эллен. Она получила телеграмму из Бостона и сказала, что уезжает на два дня. Мне ужасно нравится ее прическа, а вам? – тараторила мисс Бленкер.

Арчер смотрел сквозь нее так, словно она была прозрачной, но видел всего лишь нелепый зонтик, розовым куполом возвышавшийся над ее улыбающейся физиономией.

Спустя мгновение он осмелился задать вопрос:

– Вы случайно не знаете, зачем госпожа Оленская поехала в Бостон? Надеюсь, она не получила никаких дурных вестей?

Мисс Бленкер весело отвергла столь невероятное предположение.

– Ах, нет, не думаю. Она не сказала нам, что было в телеграмме. По-моему, она хотела скрыть это от маркизы. У нее такой романтический вид, правда? Не напоминает ли она вам миссис Скотт-Сиддонс,[161]161
  Миссис Скотт-Сиддонс (1843–1896) – английская драматическая актриса.


[Закрыть] читающую «Любовь леди Джеральдины»?[162]162
  «Любовь леди Джеральдины» – поэма Элизабет Баррет Браунинг (см. примеч. 123).


[Закрыть] Вы никогда ее не слышали?

Арчер судорожно пытался разобраться в теснившихся у него в голове мыслях. Казалось, перед ним внезапно раскрылось все его будущее, и он увидел, как по бесконечной пустыне движется постепенно уменьшающаяся фигурка человека, с которым никогда ничего не случится. Он посмотрел на запущенный сад, на ветхий дом и дубовую рощу, где уже сгущались сумерки. Казалось, именно в таком месте он должен был найти госпожу Оленскую, но она была далеко, и даже розовый зонтик принадлежал не ей…

Он нахмурился и, помедлив, сказал:

– Видите ли, дело в том, что я завтра буду в Бостоне. Если бы я мог ее увидеть…

Он почувствовал, что мисс Бленкер теряет к нему интерес, хотя с лица ее еще не сошла улыбка.

– О, разумеется, как мило с вашей стороны! Она остановилась в гостинице Паркер-хаус; в такую погоду там должно быть ужасно.

После этого до Арчера лишь временами доходил смысл замечаний, которыми они обменивались. Он помнил только, что решительно отклонил ее просьбу дождаться остальных и перед отъездом поужинать и выпить с ними чаю. В конце концов он в сопровождении хозяйки выбрался за пределы досягаемости деревянного Купидона, отвязал лошадей и уехал. На повороте дорожки он увидел мисс Бленкер, которая стояла у ворот и махала ему розовым зонтиком.