Текст книги "Возвращение в джунгли (др. перевод)"

Автор книги: Эдгар Райс Берроуз

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 18 страниц)

ХХIX. Лао

Над поселком Човамби горели звезды.

Большие серые глаза черноволосой женщины не отрывались от пламени костра, как будто в изгибах огненных язычков перед Лао вставали картины, невидимые для смуглокожих людей и двух белых, внимательно слушающих ее рассказ.

– Я – бывшая верховная жрица храма Древних Богов в городе Опар. Все мы потомки людей, явившихся на этот континент в поисках золота более десяти тысяч лет тому назад. Когда-то наши города стояли здесь от великого моря Восходящего Солнца до великого моря, в которое солнце опускается ночью, чтобы освежить свое пламенеющее чело. Здешние крепости были могущественны и сильны, но они не могли сравниться с великими городами метрополии, находившейся далеко на севере, за океаном.

Взад и вперед между этим материком и нашей родиной сновало множество кораблей. Отсюда везли золото и рабов, сюда – оружие, одежду, предметы роскоши… В дождливые месяцы в здешних городах мало кто оставался, только воины, наблюдавшие за работой черных рабов в рудниках, немногие жрецы и торговцы.

Но однажды разразилась беда. В обычный срок не вернулся ни один из отплывших домой кораблей. Мои предки ждали много недель; наконец выслали галеру, чтобы узнать, что случилось. Галера вернулась со страшными вестями: от нашей могущественной страны не осталось и следа, ибо остров, на котором она стояла, в один день опустился на дно океана.

Ревниво храня секрет источника золота, мы никому не показывали путь до Черного Континента, и теперь наступила расплата за алчность. Должно быть, единственная галера, забравшая отсюда полсотни людей и отправившаяся за помощью, так и не вернулась в цивилизованный мир – или ее погубил шторм, или потопили пираты. Спасения ждать было неоткуда, и мои предки навсегда остались на этой земле.

Потерявшие мужество люди скоро стали жертвами черных орд с севера и с юга; один за другим сдавались наши крепости и города. Наконец жалкие остатки некогда великого народа уцелели лишь в городе Опар. За тысячи лет забылась древняя культура, которой некогда мы так гордились, стерлись воспоминания о былом могуществе, угас интеллект. Многие мои соплеменники пали так низко, что…

Лао замолчала, по-прежнему глядя в пламя костра. Никто из сидящих вокруг людей Човамби не торопил ее, даже дети почтительно молчали. Молчал и Тарзан, хотя ему не терпелось услышать продолжение рассказа.

– Пали так низко, что стали смешивать свою кровь с кровью больших лесных обезьян. Люди, принадлежавшие к самой культурной и просвященной расе, через несколько поколений таких браков перестали походить на людей, и наш древний язык для многих вытеснило отвратительное обезьянье лопотанье.

Тарзан нахмурился, но промолчал.

– Только жрецы отчасти избежали духовного и физического вырождения, ставшего уделом остального народа. Гордые принадлежностью к высшему клану, они продолжали хранить традиции погибшей родины. Казалось, эта гордость сулила им спасение – однако на деле принесла такое же поражение, как остальным. Не желая думать о браках с черными людьми, жрецы наконец выродились почти так же, как те, кто смешивал свою кровь с обезьяньей. Знания, традиции и культура, замкнутые в стенах одного города, потеряли смысл.

Я, бывшая верховная жрица Опара, дочь верховной жрицы, пыталась убедить собратьев, что их высокомерная замкнутость ведет к неминуемой гибели – меня никто не желал слушать. Коллегия жрецов предназначила меня в жены человеку, в чьих жилах текла кровь и моей матери, и моего отца… То, что когда-то считалось позором для наших предков, стало теперь непреложным законом, и на протяжении многих веков ему никто не пытался противиться!

Лао стиснула кулаки, в ее глазах сверкнуло пламя, куда более жаркое, чем пламя костра.

– Но я не желала такой судьбы. Я читала древние свитки, пережившие тысячелетия, и знала, что есть другой, огромный мир за стенами нашего города – тот, куда у нас давно спускаются только зверолюди. Я должна была умереть там, где родилась, женой и матерью потомков кровосмесительных браков… Но я восстала – и случилось так, что впервые за тысячу лет верховная жрица Древних Богов покинула Опар и бежала в джунгли, предпочитая вольную жизнь и вольную смерть покорному прозябанию в городе живых мертвецов!

Голос Лао зазвенел, и вождь Човамби, сидевший рядом, погладил ее по плечу. Лао посмотрела на него и улыбнулась.

– Судьба оказалась милостива ко мне. Я пришла в эту деревню и обрела здесь то, чего не знала моя мать и, увы, никогда не узнает сестра: свободу и любовь, которые дороже всех сокровищ Опара!

Човамби обнял плечи черноволосой женщины.

– Самого большого своего сокровища Опар уже лишился, – сказал он. – А то, что в нем осталось, не стоит даже полусгнившей шкуры гиены! Хорошо, что я отговорил моего брата Вазири от попыток завоевать проклятый город, иначе нас ждали бы большие несчастья и, возможно, смерть…

– Неужели Опар и впрямь так неприступен? – небрежно спросил Джек Арно.

Его небрежность не обманула бывшую жрицу, чьи серые глаза, казалось, могли читали в душах людей.

– Неприступных городов не бывает, – покачала головой Лао. – Но я не советовала бы вам, чужеземцы, пытаться завладеть золотом, которое там хранится. Желтый металл давно потерял для нас цену, но люди Опара ревниво относятся к своему добру. Тот, кто попробует его похитить, окажется в большей опасности, чем очутившись на реке во время схватки крокодилов с бегемотами!

– И часто здесь случаются такие схватки? – полюбопытствовал спросил Тарзан. – Я вырос в джунглях, почти всю жизнь провел в них, но никогда не слышал о подобных сражениях!

Лао снова уставилась в костер.

– Всякий раз, когда на алтарь храма Опар возлагают человеческую жертву, заклинания жрецов возрождают древнюю магию, которая будит в животных неистовство. Пока не опустится жертвенный нож, на несколько миль вокруг города дикие твари кидаются друг на друга, а стены города Опара дрожат от воя полуобезьян…

Тарзан невольно вздрогнул, вспомнив свое видение: белокурую девушку на черном каменном алтаре.

– Значит, ваш народ приносит человеческие жертвы? – сквозь зубы спросил он.

Лао потупила голову.

– Раньше Древние Боги требовали только бескровных возлияний. Но с тех пор, как страшные беды обрушились на мой народ, повелителей моря и суши начали задабривать кровью. Жрецы говорили, что новые беды можно предотвратить только кровавыми жертвами, а всего угоднее богам, когда на алтарь проливается человеческая кровь…

– Где же вы берете людей для таких обрядов? – изменившимся голосом спросил Тарзан.

– Иногда их покупают у работорговцев, но работорговцы редко появляются в этих диких краях. Поэтому жрецы посылают отряды зверолюдей на поиски жертв вплоть до берега океана…

– А эту деревню они не тревожат?

– Если они осмелятся тронуть хоть одного человека из этой деревни, – Лао вскинула голову, раздувая ноздри, – они пожалеют о том, что Опар не поглотили джунгли, как все прочие наши города! Моя младшая сестра Лэ, нынешняя верховная жрица Опара, хорошо знает, что будет, если ее люди осмелятся посягнуть на народ, который я отныне считаю своим. И правители города отлично помнят, что я могу не только исцелять, но и карать!

Все вокруг испуганно зашевелились, когда дым над огнем вдруг стал принимать причудливые и зловещие очертания. Чувствуя грозную силу, наполнившую воздух, как жар костра, Тарзан подумал, что обитатели города мертвых будут последними глупцами, если рискнут бросить вызов мощи, которой обладает эта невысокая черноволосая женщина.

Напряженное молчание нарушил Джек Арно.

– Исцеляешь ты и вправду удивительно, – с глубокой благодарностью сказал он, взглянув на свою левую руку, с которой почти исчезли шрамы от когтей пантеры. – Как ты это делаешь, Лао?

– Хотя я больше не жрица Опара, я не могу открывать секреты искусства, передающиеся в моем роду от матери к дочери! – заявила жена вождя. – Но когда у меня родится дочь, я научу ее всему, что знаю сама. Жаль, Лэ так и не поймет, чего лишилась, отказавшись вместе со мной покинуть город…

– Лао… А видения, которые ты посылаешь во время обряда врачевания… – осторожно заговорил Тарзан.

– Я не посылаю видений, – покачала головой бывшая жрица. – Магия врачевания сама заставляет человека видеть то, что обычно сокрыто от взора людей.

– Но эти картины – пророческие?

– Я не знаю, что ты видел, когда вдохнул дым ната-маки, – Лао пристально посмотрела на человека-обезьяну, – и не могу сказать, было ли твое видение вещим, произошло ли оно в прошлом или еще случится в грядущем. Будет лучше, если ты станешь считать это просто сном. Согласись, во сне мы порой видим то, что и в самом деле потом происходит – но пока событие не случится, нельзя узнать, было ли сновидение пророческим или нет.

Тарзан мрачно кивнул.

Для собственного спокойствия ему и впрямь было лучше считать все увиденное в хижине сном. Конечно же, это было сном – пустым порождением дыма ната-маки! Ибо откуда в древнем городе в дебрях африканских джунглей могла появиться Джейн Портер?!

ХХХ. Жертва

Очнувшись, Джейн обнаружила, что лежит на незнакомой поляне.

Должно быть, ее обморок длился долго, потому что уже сгустилась ночь. Посреди поляны ярко горел большой костер, а вокруг него…

Джейн на минуту закрыла глаза, отказываясь верить в реальность чудовищ, сидящих возле огня всего в нескольких шагах от нее.

Это были не обезьяны и не люди, а какая-то невообразимая карикатура на то и другое. Их тела и лица покрывала густая черная шерсть, как у обезьян, но на голове росли длинные человеческие волосы. Плоские лица имели скорее человеческие черты, но короткие кривые ноги уродцев походили на обезьяньи, так же как и длинные руки… Однако на руках и ногах у них посверкивали золотые браслеты, а рядом лежали дубинки и копья.

Сгрудившись вокруг висящего на огне котелка, уроды палочками выуживали оттуда куски мяса и пожирали их, чавкая и вытирая ладонями слюнявые морды.

Несколько минут Джейн в оцепенении смотрела на эту невероятную картину; потом, видя, что никто не обращает на нее внимания, попыталась бежать. Но стоило пленнице приподняться, как ближайший монстр мигом очутился рядом с ней, и, ухватив длинной рукой за плечо, швырнул на траву.

Девушка сжалась и закрыла лицо руками, приготовившись к худшему…

Громкий хохот заставил ее опустить руки – уроды показывали на нее пальцами и строили рожи, потешаясь над ее испугом.

От страха у Джейн кружилась голова, но она села и гордо подняла голову, гневно глядя в кривляющиеся вокруг отвратительные лица. Нет, она не покажет своей слабости перед этими мерзкими существами, больше похожими на зверей, чем на людей!

Скоро уродцам наскучило забавляться; один из них выудил из котла кусок мяса и швырнул его к ногам пленницы.

При виде этого дымящегося куска измученная долгим недоеданием девушка забыла все свое достоинство, всю свою гордость. Она схватила горячее мясо и стала пожирать его так жадно, как не пожирали свою пищу даже ее волосатые похитители. Давясь, она старалась побыстрее проглотить полусырые волокна, в страхе, что у нее отнимут эту восхитительную еду, которая еще месяц назад вызвала бы у нее только отвращение.

А волосатые уроды хохотали и тыкали в нее пальцами, как если бы она была диковинной игрушкой.

Потом зверолюди повалились спать, связав Джейн руки и ноги, а едва рассвело, развязали свою пленницу, подняли и повели через лес, подгоняя тычками.

Они шли много дней – то густым лесом, то шлепая по руслам узких ручьев.

Башмаки Джейн совсем развалились, она шла босиком, с трудом переставляя окровавленные ноги. Платье, и прежде бывшее в печальном состоянии, превратилось теперь в жалкие лохмотья, почти не прикрывавшие тело и ничуть не спасавшие от колючек кустарников, на которые не обращали внимания покрытые шерстью зверолюди.

Если девушка спотыкалась и падала, ее заставляли подняться пинками и ударами волосатых кулаков.

Дни слились для Джейн Портер в один бесконечный день, и ее силы поддерживало лишь странное ощущение, что этот мучительный путь приближает ее к Тарзану. Откуда взялось подобное ощущение, Джейн не могла сказать, да и не задумывалась об этом. Страшная усталость давно изгнала из ее головы все мысли, и она могла лишь тупо переставлять ноги, пока ее похитители не останавливались на привал и ей не разрешалось лечь.

В последние дни от изнеможения она не могла даже есть, и наконец дошла до такого состояния, что ни побоями, ни бранью уже нельзя было заставить ее подняться на ноги. Поруганная природа мстила за себя, положив предел выносливости.

Полузвери обступили девушку, осыпая ударами и пинками, но Джейн продолжала лежать, закрыв глаза, моля смерть-избавительницу поскорей прекратить ее мучения.

Однако смерть не торопилась.

Убедившись, что их жертва и впрямь не может больше идти, зверолюди связали грубые носилки из веток, бросили пленницу на них и понесли дальше.

Вечером того же дня в лучах заходящего солнца впереди показались стены величественного города, стоящего на обрывистом скалистом холме.

Но Джейн была так слаба и больна, что нисколько не заинтересовалась удивительным зрелищем. Она лишь изредка приоткрывала глаза, когда ее тащили длинным подземным ходом, окончившимся между двух высоких стен, а после несли по полуразрушенным улицам странного города. Там бродили такие же полуобезьяны-полулюди, как те, что тащили ее; но в комнатах мрачного огромного здания навстречу ее похитителям вышли люди – причудливо одетые и причесанные женщины и мужчины.

При виде них Джейн Портер впервые попробовала приподнять голову, и слабый лучик надежды загорелся в ее душе.

Но люди, перебросившись с волосатыми уродами несколькими фразами и осмотрев лежащую на носилках девушку, не проявили никакой жалости и участия. Стало ясно, что от них бесполезно ждать помощи и защиты. Джейн снова закрыла глаза и отдалась на волю судьбы.

Ее принесли в просторную комнату с прорубленными высоко под потолком окнами. Посреди комнаты находился круглый бассейн с прозрачной чистой водой.

Поставив носилки на пол рядом с бассейном, зверолюди вышли, хихикая и что-то радостно лопоча, а двое дюжих жрецов, оставшихся рядом с пленной, стали быстро снимать с нее полусгнившие лохмотья.

Это победило тупое равнодушие Джейн – но напрасно она отталкивала от себя руки раздевающих ее мужчин, вырывалась и жалобно кричала. Жрецы, много раз готовившие к обряду и более сильные жертвы, без труда справились со слабой истощенной девушкой, как она ни билась и ни кусалась. Один крепко схватил ее за волосы, другой – за талию, и, бросив грязное, покрытое засохшей кровью и болячками существо в бассейн, мужчины стали энергично отмывать его, как отмывали бы запаршивевшего щенка.

Под конец этой процедуры девушка уже не сопротивлялась. Ее вытащили из воды и облачили в длинное одеяние из тонкой ткани. Потом отнесли в маленькую комнатку, где положили на покрытую одеялами лежанку. Рядом с жертвой поставили воду и пищу, но она не притронулась ни к чему.

Едва ли Джейн сознавала, где она и что с ней; глядя широко раскрытыми глазами в потолок, она в бреду шептала одно и то же имя.

Присматривающие за ней жрецы сочли, что это имя бога, почитаемого в стране, откуда родом эта чахлая светловолосая девушка. Но как бы удивились служители Древних Богов, если б узнали, что в данный момент бог, которого призывает их пленница, находится всего в нескольких милях от них и беседует с бывшей верховной жрицей Опара – отступницей и беглянкой, осмелившейся смешать свою древнюю кровь с кровью черного человека!

ХХХI. В деревне Човамби

Благодаря удивительному искусству Лао Тарзан и Арно уже на пятый день чувствовали себя такими же здоровыми, как до стычки с крокодилами.

Врачевательница ежедневно натирала их загадочными мазями и поила настоями из трав, неизвестных даже Тарзану. Некоторые из настоев человек-обезьяна наотрез отказывался пить, потому что от них пахло спиртным, а Джек, который не имел ничего против запаха алкоголя, говорил, что в сравнении с этими снадобьями даже свежая лава показалась бы холодноватой.

Тарзану не терпелось снова пуститься в путь, но Лао велела белым людям остаться в деревне до полной луны, и человек-обезьяна подчинился, не желая обидеть женщину, спасшую ему жизнь. Впрочем, ждать оставалось уже недолго, а гостить в селении Човамби было приятно.

Тарзан охотился вместе с воинами вождя, поражая всех своей силой и способностью легко, как белка, прыгать по деревьям. Ребятишки с разинутыми ртами ходили за черноволосым богатырем, рассказывая друг другу истории о его подвигах – сражении с каннибалами, убийстве пантеры-людоеда и битве с чудовищным крокодилом. Скупые ответы человека-обезьяны на вопросы Човамби превращались в устах здешней детворы в эпические поэмы вроде «Илиады» и «Одиссеи».

Больше остальных был поражен способностями Тарзана светлокожий двенадцатилетний Лакоми, который упорно пытался научиться лазать и скакать по деревьям так же ловко, как это делал воспитанник Калы. Гибкий русоволосый сероглазый мальчишка не ведал страха перед высотой, несколько раз человек-обезьяна подхватывал его в последний миг, когда подросток летел вниз с оборвавшейся лианы или сломавшейся ветки.

Човамби рассказал Тарзану, что отцом Лакоми был белый авантюрист, охотник за слоновой костью, а мать мальчика – изгнанная своим племенем полукровка – погибла по дороге в эти края. Лакоми явно унаследовал от отца не только цвет кожи, волос и глаз, но и его бесстрашие и предприимчивость. Лесной богатырь не знал, как сладить с этим чертенком, пытающимся свернуть себе шею на каждом высоком дереве в окрестных джунглях.

К счастью, вскоре внимание Лакоми невольно отвлек Арно.

Лекарства Лао настолько залечили пострадавшую в стычке с пантерой левую руку Джека, что, желая полностью прийти в форму, Арно начал вести «бои с тенью», очень забавлявшие жителей деревни. Подданные Човамби понятия не имели о боксе, и наконец самый высокий из воинов, Бузули, вызвал белого помериться силой.

Посмотреть на дружеское состязание собралась вся деревня. Все заранее сочувствовали другу Тарзана: Бузули мог завалить в одиночку даже крупную антилопу бонго, где уж худощавому белому юноше справиться с таким богатырем! Наверняка их поединок не продлится и двух минут…

Так и случилось.

Не прошло и двух минут, как могучий охотник шлепнулся на землю, широко разевая рот в напрасной попытке вдохнуть после нескольких молниеносных ударов по ребрам. Джек похлопал его по спине и спросил, отдышится ли он сам или послать за Лао?

Бузули отдышался сам, а Лакоми после этого начал ходить по пятам за Джеком, горя желанием научиться драться так, как дерутся белые люди.

Но Арно предложил мальчику развлечение получше.

Взяв длинную прочную веревку и завязав на ее конце скользящую петлю, он показал Лакоми, как можно накинуть лассо на столб, вкопанный в землю в тридцати шагах. Мальчишка визжал от восторга, и даже Тарзан заинтересовался этим упражнением.

Человек-обезьяна с детства тренировался с веревочной петлей, но никогда не пробовал бросать ее на такое расстояние – обычно он ловил добычу с деревьев, вздергивая ее кверху. Теперь Тарзан испробовал новый способ, и некоторое время они с Лакоми нетерпеливо отбирали друг у друга лассо, раз за разом повторяя свои все более удачные попытки.

– Это еще так, детские игры, – сказал Арно. – Вот мой кузен Нед может набросить петлю на горлышко бутылки, поставив ее в сорока шагах! А за то время, какое нужно, чтобы закурить сигарету, он может заарканить, повалить и связать годовалого бычка. Теперь у меня впереди уйма свободного времени, и когда мы вернемся в Америку, я, наверное, поживу пару-другую месяцев на ферме Неда в Огайо. Если как следует потренируюсь, пожалуй, стану заправским ковбоем; а там, глядишь, начну и сам разводить скот…

Наконец белые собрались продолжить путь.

Люди Човамби соорудили для них новый плот, еще прочней предыдущего, а Тарзан выудил со дна реки ружья и патроны, которые, к счастью, находились в крепко завязанном кожаном мешке и не пострадали от влаги.

Всеми остальными вещами путников заново снабдили жители поселка; лишь штаны Арно, залатанные вдоль и поперек, да его крепкие охотничьи башмаки продолжали верой-правдой служить своему владельцу. Зато вместо рубашки, изодранной крокодилом, женщины поселка Човамби сшили ему пару новых.

Напоследок на плот погрузили мягкие шкуры и одеяла, и Лао вручила белым людям несколько сосудов с целебными настоями и мазями.

– Я не пытаюсь отговорить вас от попытки отправиться за золотом Опара, – сказала врачевательница, – потому что знаю: вы все равно сделаете то, что задумали. Теперь я не считаю народ Опара своим и готова рассказать, где жрецы хранят богатства, собранные нашими предками на протяжении многих поколений. Но взамен прошу одного – если завяжется битва, не отнимайте жизнь у моей младшей сестры Лэ! Вы легко узнаете ее, у нее черные волосы и серые глаза, как у меня, а на лбу три небольшие родинки, расположенные треугольником…

– Клянусь, ни один волос не упадет с головы твоей сестры! – торжественно пообещал Тарзан из племени обезьян.

– Древние Боги слышали твои слова! – так же торжественно отозвалась бывшая верховная жрица Опара. – А теперь я расскажу вам, как добраться до желтого металла, лежащего в сокровищнице города мертвых…

Рано утром, едва туман рассеялся над водой, жители деревни вышли к реке провожать Тарзана и его друга. Лакоми рвался отправиться с ними, и лишь строгое приказание вождя и еще более грозный окрик Тарзана остановили мальчика, вознамерившегося пуститься вплавь за плотом.

Лакоми остался стоять на берегу рядом с Човамби и его женой, провожая плот горестным взглядом, в Лао громко крикнула вдогонку белым людям:

– Помните о своем обещании! Разрушьте хоть до основания стены Опара, но если кровь Лэ прольется на камни этого города, даже все золото мира не спасет вас от мести Древних Богов!