Текст книги "Дети Понедельника"
Автор книги: Е. Мысова
Соавторы: М. Хмелинина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 23 страниц)
Глава 11 Ночные снайперы
Резкий телефонный звонок разбудил Шеллермана среди ночи, что, само собой, дружелюбия ему не добавило. Вдобавок, телефоны он терпеть не мог, но поставить его пришлось, поскольку иметь канал связи с дебильной работой было необходимо. Нащупав аппарат на тумбочке и попутно уронив будильник, он поднял трубку и рявкнул:
– Какого черта?!.
– Здрасьте, профессор! – голос в трубке принадлежал Денису.
Денёк напрочь проигнорировал крайне нелюбезное приветствие профессора и буднично сообщил:
– Профессор, компы заработали, мы занятия начинаем.
– Прямо сейчас? В два часа ночи?!
– Ну, да. А потом они опять отрубятся, и никаких лекций и тестов не будет. Девчонки студентов собирают.
Это был весомый аргумент. Техника, на которой полностью должно было базироваться дистанционно-магическое образование, работала крайне нерегулярно. А предыдущие две недели не работала вообще – сервер, подцепив квазимагический вирус, закапризничал, требуя, чтобы его ежедневно протирали спиртом. Причем не снаружи, а внутри. Но после указанной процедуры он офигевал окончательно и вместо целомудренных лекций о магопсихофизиогенетике сексуальной жизни супругов после десяти лет совместной жизни ставил на просмотр откровенную порнуху и наотрез отказывался показывать что-либо другое. Выбить из него дурь вот уже вторую неделю пытался весь отдел ТСО. Наконец, это удалось, но, как водится, в самое неподходящее время. Шеллерман чертыхнулся, включил свет и потянулся за одеждой, продолжая придерживать трубку плечом.
– Каким образом мы соберем студентов в такие сроки, если они разбросаны по территории, равной по площади Франции? – раздраженно поинтересовался он, пытаясь натянуть брюки.
– Да очень просто! На автобусах приедут, маршрут 3,14. А кто в городе живет, на троллейбусах доберется, с остановки 0,5 по 40 градусов, легко.
– 40 градусов? По Цельсию или по Фаренгейту? – пробурчал Хьюго, застегивая рубашку и пытаясь нашарить под стулом носки.
В трубке раздалось сдержанное фырканье.
– По Менделееву, профессор!
– Ладно, скоро буду! – раздраженно пробурчал в ответ Шеллерман и положил трубку. – Юмористы, блин!
Он заглянул на кухню, сжевал на ходу бутерброд, накинул куртку и телепортировал.
В Академии, несмотря на поздний час, было полно народу. Кураторы и технари с опухшими у кого от недосыпа, у кого от перепоя лицами деловито сновали во всех направлениях. Студенты, толпившиеся в коридорах и рассаживавшиеся в аудиториях, честно пытались проснуться, правда, без особого успеха. Деловитость и упорядоченность происходящего умиляла бы, если б не нарушалась радостными воплями Леопёрдовны. Бодрая, как кипяток, она громогласно призывала студентов к порядку, всемерно этот порядок нарушая.
– Проклятье, кто ее позвал?! – прошипел сквозь зубы Шеллерман, когда она в очередной раз заорала: "Равняйсь, смирно, вольно, разойдись!"
– Ее не зовут, она сама приходит, – устало вздохнула случившаяся рядом Майя. – Вот послал же Бог сотрудницу, обалдеть можно! Ее предшественница, Любомира Прокофьевна, куда лучше была.
– Зато зануда! – мимоходом заметила Нина, с трудом сдерживая зевоту. – Строила всех, как заправский прапорщик.
– Ну, зануда, ну, строила. Зато вменяемая! Ну, почти. Относительно. Все студентов перевоспитывала. А они ее… того…
– Чего "того"? Убили, что ли? – изумленно вопросила профессор МакДугл.
Майя испуганно покосилась на нее:
– Да что Вы, профессор! Перевоспитали! Она все студентов за здоровый образ жизни агитировала, вот и пошла как-то раз на дискотеку, молодежи мозги вправлять – типа, курить вредно, пить противно. А они ей в ответ: "А умирать здоровым жалко!" И на танец пригласили… В общем, плясала она с ними до утра, а теперь диджеем работает. Так туда народ косяком ломится! И никто не курит! Открыто.
– Ага! – вклинилась временно проснувшаяся Саша. – Dj Любаша! Я со своими студентами ходила – она так зажигает, ух!…
Ровно в половине третьего начались видеолекции, загрузились тесты, и народ, зевая, начал грызть гранит науки. Профессор Шеллерман и профессор МакДугл ходили по аудиториям, сурово надзирая за порядком и ни на минуту не присаживаясь, чтобы не уснуть. Все было чинно, царила тишина, лишь изредка прерываемая сдержанным храпом.
Между тем, студенты, поднятые среди ночи по тревоге, продолжали прибывать. Лина и Люда, отчаянно зевая, спешно стряпали и перекраивали расписание, стараясь хоть как-нибудь втиснуться в учебный план и имеющиеся в наличии площади. Лицеи, училища и вечерняя школа по ночам не работали – и это хорошо. Однако аудиторий все равно катастрофически не хватало – и это плохо! На площадки "Бета" и "Дельта" немедленно отправили дежурных и организовали временные порталы. Кураторы, действуя со сноровкой заправских чабанов, отбивали от толпы студентов нужную группу, загоняли к порталу и отправляли на требуемую площадку. Не раз получалось так, что первая пара у студентов была на площадке "Альфа", вторая и третья – на "Бета", а четвертая – и вовсе на "Дельта". К тому же, нередко методисты, засыпая на ходу, отправляли не те группы и не туда, и время от времени портал не только проглатывал очередное студенческое стадо, но и выплевывал. "Выплюнутых" требовалось незамедлительно отловить и отправить на занятия, дабы они не успели раствориться в ночи, как крупинки сахара в горячем чае.
Спустя примерно час такой суматошной деятельности с "Беты" и "Дельты" начали приходить сообщения о том, что мест больше нет. Сперва весточки были напряженными, затем растерянными, а под конец и вовсе паническими. Все площадки трещали по швам. Для разгрузки аудиторий было решено задействовать все свободные площади – чердак, подвал, фойе и коридоры. Профессор МакДугл, сверившись с расписанием и посоветовавшись с Линой, Нонной Вениаминовной и Шеллерманом, принялась создавать посадочные места при помощи практической магии. В качестве материала ей спешно доставили из библиотеки связки старых газет и пособий. Из них она стряпала на скорую руку столы и скамейки. После того, как очередная учебная площадь была готова, там незамедлительно рассаживали студентов, приносили компьютер и начинали учебный процесс. Следующим шагом по разрешению проблемы с наплывом студенческого контингента стало использование административных и подсобных помещений.
В кабинете методистов разместили психомагов, которые должны были всеми известными способами определить характер и склонности каждого учебного менеджера по состоянию и оформлению его рабочего места. Поскольку каждый стол представлял собой филиал городской свалки, задание это оказалось непростым.
Лесагромаги, устроившись под лестницей, изучали образцы грунта, взятые из цветочных горшков. Пробуя их на зуб, оценивая цвет, запах, консистенцию и магические реакции, они определяли химический состав и баланс микроэлементов. А также растение, произраставшее в той или иной почве, его вид, подвид, отряд, возраст, размеры и прочее.
Магиюристов учили ориентированию в экстремальных условиях. Для отработки нужных навыков им вливали по два литра пива, завязывали глаза и оставляли в одном из коридоров. Целью испытуемых, а также наградой за верно пройденный путь был туалет. Неуспевший считался опоздавшим и зачет не получал.
Магов-погодников загнали на чердак. Там, глядя в слуховые окна, они пытались по движению облаков определить силу и направление ветра, погоду на завтра, влажность и температуру по Цельсию. Однако ночь была совершенно безоблачной. Поэтому после нескольких неудачных попыток вычислить хотя бы температуру (каждый раз результат получался разный, от +15 до -27) начали изучать звезды и их влияние на погодные условия.
Экстрасенсы занимались в переполненных толпой коридорах – читали окружающий фон. Они приставали ко всем подряд с различными вопросами и старались соотнести вербальный ответ с эмоциональным настроем. Занятие шло прекрасно. Студенты почти не ошибались, поскольку девять из десяти опрошенных посылали их подальше и вслух, и мысленно. А каждый десятый – только мысленно.
Группу кибермагов-третьекурсников случайно отправили заниматься физкультурой в компьютерный зал. Там их встретил Полуэкт Полуэктович и обеспечил солидную физическую нагрузку: силовые упражнения, наклоны и бег с утяжелением. За одну пару студенты перетаскали на склад все сломанные компьютеры и расставили их на стеллажах, что никак не успевали сделать сотрудники отдела ТСО ввиду исключительной занятости. Полуэкт Полуэктович, совершив-таки перемещение материальных ценностей к месту постоянного хранения, был очень доволен. А вот студенты – не совсем. К таким физическим нагрузкам они не привыкли и привыкать не желали. Впрочем, их никто и не спрашивал.
Наконец, даже из кабинета директора сделали учебную аудиторию. Загнали туда небольшую группу универмагов из пятнадцати человек, подключили к директорскому компьютеру вокализатор и задали программу на чтение лекции о методах борьбы с вредоносными заклинаниями. Комп, служивший хозяину верой и правдой не один год, сроднился с шефом и вполне усвоил его манеру ведения лекций. Так что студенты узнали, что борьба с вредоносными заклинаниями есть дело чрезвычайно важное, даже международное, поэтому нужно активно сотрудничать с иностранными коллегами, для чего необходимо изучать иностранные языки, в частности, английский, язык международного общения, а для этого необходимо ежедневно учить по тридцать три английских слова… ну, и все такое.
Еще одним следствием Лондонской проверки стало решение Нонны Вениаминовны представлять реальное расписание в соответствии с требованиями бесчисленных инструкций. Однако «алые паруса», как прозвали необъятные полотнища в народе, решено было снять, сделав из них аккуратные подобия глянцевых журналов. Так что теперь на стенде вместо ровных строчек и линеечек висели толстые разноцветные папки с загнутыми во все стороны уголками, потому как чтобы разыскать свое расписание, студиозам приходилось долго и упорно перелистывать их содержимое. Преображение было настолько впечатляющим, что поначалу все попросту застывали, как вкопанные, и несколько минут таращились на новое произведение Академического искусства. Что и говорить, стенд получился веселенький.
Но этой ночью, как и следовало ожидать, из-за ежечасных изменений, расписные книги менялись и перевешивались раз по двадцать. Возвращаясь с очередной проверки посещаемости занятий, профессор Шеллерман мимоходом заметил отсутствие расписания на магов-погодников. На месте серо-буро-малиновой в крапинку пачки была пустота.
– Еще не повесили, – правильно поняв его молчаливое недоумение, пояснила заспанная Тоня, вышедшая из приемной с чайником. – С ним возни больше всего: три цвета да еще крапинки!
Пробурчав в ответ нечто малопонятное, профессор ретировался на свое рабочее место. В кабинете сотрудников спешно докрашивали новую версию расписания, исправленную и дополненную, перемазанные гуашью методисты. Майя наводила на листы последний лоск – крапинки – при помощи старой зубной щетки и разведенного водой зубного порошка. В результате в крапинку было не только расписание, но и столы, стены и все, кто не успевал увернуться.
– Цирк! – буркнул профессор, смахивая белые точечки с рукава.
– Бедлам! – уточнила Марион, вытирая тряпочкой свой стол. – Ну, наконец-то, закончили!
Девчонки сложили листы стопками, с ловкостью, свидетельствовавшей о немалой практике, прокололи, прошили и Лина с Людой унеслись развешивать их на стенде.
БА-БАХ!…
Дикий грохот, раздавшийся за дверью, заставил всех подхватиться на ноги и выбежать из кабинета. В коридоре обнаружилась дивная картина: стенд, не выдержавший тяжести нового расписания, сорвался с гвоздя, на котором висел, и теперь торжественно возлежал посреди коридора. Лина и Люда, бледные, с вытаращенными от испуга глазами стояли, прижавшись к противоположной стене.
– Здец! – спокойно констатировал случившееся Шеллерман, использовав самое подходящее в данной ситуации словцо.
– Мат – не наш формат! – ехидно и одобрительно напомнил кто-то из сотрудников.
– Ничего, – суховато отозвался профессор, вынимая палочку и подергивая рукава мантии. – Леопердовны поблизости нет, а остальные, я думаю, со мной согласны. Что вы стоите! Поднимайте этот чертов стенд!
Методисты переглянулись и дружно вскинули руки. Стенд плавно поднялся в воздух и завис. Шеллерман и МакДугл синхронно взмахнули руками, сделав выпад на манер Джеки Чана, и пришпилили стенд к стене возникшими из ничего стальными костылями. Однако мощные железки держали плохо, поскольку бетон, из которого были сделаны стены, осыпался песком. Тогда волшебники подперли стенд прочными деревянными козлами. Закончив спасательную операцию с чувством глубокого удовлетворения, народ поглазел пару минут на то, что получилось, и разбрелся по местам в надежде, что теперь все будет если не хорошо, то по крайней мере, удовлетворительно.
ТРАХ-ТАРАРАХ!…
Грохот, сопровождающийся заковыристым матом, раздался в коридоре уже в пятый раз за последние два часа. Сотрудники отреагировали вяло.
– Май, кто там на этот раз, тебе не видно?
Майя, рассеянно глянув со своего места через открытую дверь в коридор, сообщила:
– Как и следовало ожидать, погодники стенд навернули. Одного сверху накрыло.
– Создатель, опять студентов откапывать и стенд назад вешать! – устало всплеснула руками профессор МакДугл.
– Ничего подобного! – решительно сказала Саша, поднимаясь с места. – Сами откопают! И стенд сами повесят, заодно и расписание посмотрят! Дети понедельника, блин!
С этими словами Саша вылетела в коридор, жизнерадостно наорала на своих студиотов и вернулась, довольная собой и жизнью.
– Господи, неужели хоть один учебный день, то есть ночь – в общем, неважно – пройдет нормально? – устало вздохнула Марион в половине четвертого утра, снова наколдовав кофе всем желающим.
– Не каркайте, профессор, – хмыкнул Шеллерман, отхлебывая из своей чашки, – все ведь только началось!
Целитель как в воду глядел. Пару минут спустя свет мигнул и погас.
– Ну, что я говорил? – раздался в темноте голос Шеллермана. – Опять кто-то включил чайник!
– Это не чайник, – отозвался бестелесный голос Денька, в котором явственно ощущалась Улыбка крысы Шушеры, – это опять Чубайс. Весь город без света до послезавтра!
– И откуда ты всегда это знаешь? – раздраженно поинтересовалась МакДугл, размышляя, куда бы пристроить чашку, чтобы не окатить кого-нибудь впотьмах горячим напитком.
– А у меня астральная связь с электростатическим полем России, – безмятежно отозвался Денёк. – Я чувствую!
– Это, конечно, замечательно! Но что нам теперь делать? – фыркнула Саша. – Студентов собрали, занятия начали – и на тебе! Ни видеолекций, ни тестов, ничего!
– Ну, почему ничего? Сейчас простыню на стене натянем и видеолекцию как диафильм показывать будем, перематывая с карандаша на карандаш. А тесты… У нас же есть динамомашина, вот и посадим кого-нибудь педали крутить!
– Я даже знаю, кого, – зловеще проговорил профессор Шеллерман, оглядев парня с обутых в раздолбанные кроссовки ног до кудлатой головы. В ответ Денёк беззвучно растворился в ночи.
– Что ж, будем делать, как он предлагает, – заключила Марион, и они отправились организовывать учебный процесс заново.
Через пару часов, когда замученных студентов отпустили, наконец, по домам, еще более замученные сотрудники начали приводить в порядок аудитории, собирать бесчисленные одноразово-многоразовые чашки из-под кофе и проверять наличие пройденных студентами тестов в общей базе данных. Все было тихо и сонно… До того момента, пока в восемь часов утра не раздались возмущенные вопли кураторов, наперебой нападавших на инженера, коим недавно сделали Дениса.
– Что это такое?! Почему "Психопатия семейной жизни" у паскудников, в смысле, погодников, а "Шизометр погодных условий" – у лесаграриев?! А где "Открытие третьего глаза" и "Промытие третьего уха" у экстрасенсов-второкурсников?! Они всей группой сдавали, я сама видела!
Денёк безмятежно улыбнулся, спокойно сообщив:
– Да чё вы кипишуете, оценки-то есть, никуда не делись. Просто не те. И не у тех. И не там…
Глава 12 Из дневника Лины
За стеклом ветер раскачивает голые ветки – вверх, вниз. Скользят тени, облака несутся по небу, задувает в щели между рамами. Зима. Она в своем праве сейчас, хотя уже март; она пришла всерьез и надолго. Расположилась по-хозяйски на заснеженных улицах, сугробами улеглась в лесу, свесилась сосульками с крыш домов. Принесла жгучий, синий холод.
Батареи, как всегда, греют паршиво. Плохо заклеенные окна совсем не держат тепло. Я поежилась, поплотнее завернулась в шерстяную кофту. Работать не хочется. Ну, разумеется, работы огромная гора. С самых праздников и по сию пору она никак не разгреблась. А ну ее совсем! Подождет, никуда не денется.
Я снова уставилась в окно.
Ничего интересного там не происходит. Неугомонный ветер, как мальчишка-хулиган, дергает ветви деревьев, гоняет по улице мусор, пристает к прохожим с непристойностями. Я смотрю, но не вижу. Вижу совсем другое. Серые глаза. Улыбка. Внимательный взгляд…
Я вспоминаю звук шагов. Поворот головы. Сильные руки. Так много всего, что можно вспомнить. Что хочется вспомнить. А еще больше хочется снова увидеть. Улыбнуться навстречу. Сказать: "Привет", глядя в эти глаза. Увидеть в них ответную улыбку. Свое отражение. Ох, знать бы, как я в них отражаюсь, в этих глазах. Какой он видит меня? И видит ли меня?
Я отвела взгляд от окна. Ничего там нет, за этим окном. Ничего, на что стоило бы смотреть. Уж лучше заняться чем-нибудь полезным. Упорядоченным. Строгим и равнодушным ко всему. Расписание. Да, это мысль! Ровные ряды черненьких буковок, правильная скучная таблица. Это поможет отвлечься от саднящих, тоскливых мыслей. Вопросов, на которые я не знаю ответов. Он – знает. Единственный на свете человек, который знает. И единственный, кого я никогда не смогу спросить…
Ну, все, хватит меланхолии! Работа, работа и еще раз работа, вот так! Никаких охов и вздохов!… Черт, да гори оно все пламенем! Хоть синим, хоть зеленым! Хоть вообще фиолетовым! В субботу я туда поеду… Я даже зажмурилась от сознания собственной решимости. Когда на меня накатывает такое настроение, я действительно начинаю верить, что горы смогу свернуть, не слушая никого, даже самое себя. Глупость? Пусть так! Пусть навязчивость, да что угодно – пусть! Я хочу его видеть, не могу больше – так далеко…
Мобильник, как всегда, запиликал некстати. Господи, опять какой-нибудь препод, напился, простудился, обморозился, мается с перепою, да мало ли что еще. И настоятельно просит перенести занятия, прямо сейчас. Я, не глядя, нажала кнопочку:
– Слушаю Вас!
– Привет! Как дела? – голос, который я никак не ожидала услышать. Тот, Который…
– Неплохо. Вот только погода не радует, – ой, мамочки, что я несу, ОН позвонил МНЕ, а я про погоду, как будто больше не о чем!
– Да, погода скверная. Наверное, в субботу ждать тебя не стоит? Холодно.
– Ну, почему же. Я как раз к вам собиралась. Расписание передать и вообще, – стараюсь говорить спокойно и чуть небрежно, а сердце дрожит, как заячий хвост.
– Приезжай, у нас опять намечается аврал. А все потому, что некоторые бессовестные люди, не будем указывать пальцем, опять поставили на тестирование сразу шесть групп!
И смех звенит, как два весенних ручейка. Словно солнечный луч коснулся лица, согрел сердце и душу порадовал. И оказалось, что все не так уж плохо. Ну, и пусть мороз – зимой по-другому и быть не должно. Тучи? Глупости, кто обращает внимание на такие мелочи? Куча работы? Да когда ее было мало?! Так всегда было, есть и будет: нервы, злость, сверхурочные, за которые не платят, бессонные ночи. Мелочи, не стоящие внимания, если рядом ты. Ты рядом – и светит солнце, и снег сияет радугой, и воздух пьянит, и прекрасна жизнь. И тепло. И ты – рядом.
Суббота. Два дня прошло, и я отправилась в бункер, такой далекий, но такой знакомый и близкий. Вот и тропинка, ведущая к заветной двери. Не понимаю, почему так дрожат руки и подкашиваются коленки, а сердце, кажется, вот-вот выпрыгнет из груди – бьется так быстро и сильно. Не понимаю, осталось всего несколько шагов, а я иду все медленней – боюсь. Это так больно – быть отвергнутой, ненужной, лишней… Боюсь быть такой. Боюсь – откажет, отвернется, посмеется за моей спиной… Делаю глубокий вдох, успокаиваюсь, набираюсь смелости, толкаю дверь… Теперь улыбнуться и не забыть не смотреть Ему в глаза, вдруг догадается?…
– Доброе утро! Как Ваше ничего себе?
– Доброе. Если, конечно, оно доброе. В чем я лично сомневаюсь!
– А по какому поводу депрессия?
– Не по поводу, а по поводам – компы глючат, студенты замучили, Леопёрдовна ЗА-ДОЛ-БАЛА!
– Понимаю, сочувствую, но зачем же технику ломать?
– Какую технику?
– А что, вот этот принтер, который ты кувалдой шандарахнул, не техника уже?
– А ты спроси, он работает?
– А что, нет разве?
– А кто его чинил?!
– А кто ломал?!
– А что за манера отвечать вопросом на вопрос?!
– Шо, вам-таки объяснить?
– Очень смешно!
– Видимо, очень, если ты смеешься!
Я немного помолчала, смотрела на него и не могла насмотреться. Так близко, так далеко…
– Знаешь, сегодня тесты вовсю идут, только успевал выдавать. Потом база накрылась, пришлось ее переустанавливать и заново алфавиту обучать. А тут еще принтер охамел вконец, бумагу начал жрать!
– Это, по-моему, не новость, наши принтеры постоянно это делают!
– Ты не поняла. Не зажевывать, а жрать, в прямом смысле слова! Да еще матом ругался, что ему оборотки суют, дескать, невкусные. Так что мне пришлось полдня над ним стоять с гаечным ключом наперевес и постоянно угрожать потрошением!
Я иду на свое рабочее место на "Дельте" – к старому знакомому принтеру, мы с ним теперь большие друзья. Правда, Ему это не нравится, все пытается меня усадить, думая, что я устала. Но ведь все просто прекрасно, да и как может быть иначе? Когда это чудо поблизости, я просто не могу устать! Радость моя… А он еще и заявляет, что, как я приезжаю, так всегда аврал. Решаю малость обидеться. Говорю, что могу и не приезжать, тогда и аврала не будет. А он испуганно так отвечает: "Я не это имел в виду! Ты всегда знаешь, когда приехать, чтобы помочь". А студенты слушают, улыбаются, видно, понимая, что что-то сейчас происходит… Понять бы и нам…
– Наконец-то! Я думала, они никогда не закончат тестироваться!
– Да уж. Они просто испытывали мое терпение! Спрашивается, сколько можно сдавать эту несчастную магиматику?! По восемь раз один тест сдать не могут, да за такое время и мартышка все выучит! Там все просто, как арбуз!
– Ну, не скажи! Если уж они думают, что магиматика – это магические маты… Я об этом рассказала Майе…
– И что?
– А она отвечает: "А что, разве нет?". Ну и чего, спрашивается, от студентов тогда ждать?
– Н-да. Я знал, что все плохо. Но что настолько…
– Ага. Слушай, можно тебя кое о чем попросить?
– Давай.
– Научи меня в шахматы играть!
– В шахматы?!
– Ну да, в шахматы! Да чего ты так на меня вылупился? Можно подумать, я тебя прошу сыграть со мной в водное поло!
– Ну, я не знаю. В смысле, как учить. А что это вдруг такой странный интерес к шахматам?
– А тебе не все равно? Хочется мне! Ну, что тебе, трудно?
– Да нет, не трудно. Просто времени до следующего теста всего минут сорок. Можем не успеть.
– Да?! Если хочешь, я могу еще тестов понаставить! С интервалом в два часа! Ты только скажи, а я с удовольствием.
– А шантаж, между прочим, уголовно наказуемое преступление!
– Ага. Ну, пожалуйста, научи!
– Ладно, ладно, в шахматы так в шахматы! Только вот доску достану…
– А у вас тут есть?
– У нас, как в Греции, все есть! Правда, не всегда. И не везде!
– Может, тебе помочь?
– Не, не надо. Она тут в тумбочке завалена всяким барахлом. Где же она, черт ее дери? Журналы компьютерные… Клава раздолбанная… Мышей связка… О, диски с программами – а мы их обыскались… А, вот она!
– Ап-чхи! Ой, пыльная какая… Надо вытереть. Погоди, сейчас тряпку найду.
– Да не ищи! Тряпка тут тоже есть.
– У вас тумбочка бездонная какая-то!
– Угу. Вот, теперь можно фигуры расставлять.
– А почему все фигуры скотчем сверху замотаны?
– Ну, так шахматы-то зачарованные! Мы над ними опыты ставили по анимационной магии, ну, и… перестарались. Болтливые сильно получились, никакого спасу. Вот чтобы лишку не трепались, мы их и заткнули.
– Товагищи! Геволюция, о котогой так долго говогили большевики, должна свегшиться! Агхинужно и агхиважно, товагищи!…
– Упс… одна развязалась. Щас мы ее…
– Вы кому руки крутите, волки позорные?! На кого, в натуре, хвост задрали?! Да я вас…
– Вот так-то лучше. А то так и будет орать, не заткнешь. Эта пешка – потенциальный обитатель психушки.
– А, по-моему, не такой уж и потенциальный.
– Ничего не поделаешь, для шахматных фигур палаты не предусмотрено. Ты хоть что-нибудь про шахматы знаешь?
– Ну, немножко. Я играла почти пятнадцать лет назад. Помню, как фигуры расставляют и как они ходят.
– Ой, шо я вам скажу, как живем, таки так и ходим, а живем на буковку "хе", и не скажу шо хорошо! Так шо, будем посмотреть?
– Заткнись, зараза! Прости, но она меня достала!
– Как она умудряется развязываться, не понимаю. Ну, да Создатель с ней, давай дальше!
– Первый ход обычно делают белые…
– Братья! Это расизм! Это махровый национализм! Даешь равенство! И вообще, черные – это оскорбление! Мы требуем, чтобы нас называли афрошахматы!
– Захлопнись, дубина! Извини, не сдержалась.
– Ладно, пустяки. А в шашки ты играть умеешь?
– Господа! Это оскорбление! Мы, благородные дворяне, не потерпим сравнения с жалкими смердами! Я вызываю вас на дуэль, я…
– ЗАТКНИСЬ!
– Да че орать-то, че сразу орать? Да еще хором, да так громко! Заткнулась уже. Во, слова им не скажи, сразу…
– Пусти, я ее убью!
– Не смей! Не смей, говорю! Я лучше сам!
– Так, а чего это у нас тут шум, чтоб его так? Вы что творите, негодяйчики, провалиться вам два раза?
– О, нет… Только не это…
– Вот Леопёрдовны нам и не хватало до полного счастья…
– Не шепчитесь, не в гостях! Чегой это там у вас? А, шахматки? Замечательненько! Чудесненько! А я все хожу и думаю – мало у нас, понимаешь, клубов по интересам, мало! Всего-то и есть, что английский, садоводческий, литературный, кулинарный, любителей пива, губителей женщин и экстремальных путешествий на городском транспорте! Недостаточно, едрить твой корень, для удовлетворения растущих культурных потребностев наших бескультурных оболтусов, сиречь, студентов. Вот теперь шахматный будет! Вот щас мы устав напишем, девиз сочиним, герб придумаем, флаг сошьем, гимн сыграем – и ну студентов принимать, чтоб их перевернуло и шлепнуло! Мы тут такое устроим – никому мало не покажется! Да сам Илюмжинов со всей своей Калмыкией к нам за опытом ездить будет! Стоп, а почему, мать вашу за ногу, протокол никто не ведет?! А?! Почему, я вас внимательно спрашиваю?! Тут заседание клуба во всю идет, а его, чтоб ему зима приснилась, никто не фиксирует?! Безобразие! Я этого так не оставлю! Я-а-а-а-а-а-А-А-А-А-А-А-А!…
– Олесь, ты что с ней сделал?!
– Да ничего особенного. На нижний уровень бункера отправил. У нас как раз под этим стулом люк. Прощайте, вы самое слабое звено!
– Это, конечно, здорово. Только ведь она оттуда вылезет, или я не я! И все нам припомнит.
– Ничего не поделаешь. Придется скрываться. Или податься в партизаны – лес вот он, рядом.
– Не, не придется. Ну-ка… Раз – и готово!
– А это что было?
– Тоже ничего особенного. Заклинашка такая, "Пойди-туда-не-знаю" называется. Память отшибает начисто! Правда, только последние десять минут.
– Этого за глаза хватит. А ты уверена, что заклинание ее догонит?
– Обязательно! Я же к нашей Леопердовне так привязана, так привязана! Ты даже не представляешь, как!
– Представляю, Лина, представляю. Я к ней… гм… тоже привязан. Чрезвычайно!
– Ох, опять в коридоре топочут! Студенты на тесты мчат!
– Причем галопом. Игру придется отложить. И продолжить позже. Как насчет завтра?
– С удовольствием! Буду до завтра думать.
– О чем?
– А… Ну… о шахматах, о чем же еще!
– Я тоже буду… о шахматах…
День просто сумасшедший. Студентов не меньше двух сотен, дергают со всех сторон, просят тесты, задают вопросы, затевают скандалы с нами и друг с другом. И мы, и они уже почти в истерике; принтер не работает, порошок закончился, бумаги тоже нет, провода перепутались и периодически кого-нибудь бьет током; программа время от времени извращается над нами еще хуже, чем мы над ней.
Я стою над принтером, скармливая ему бесконечные пачки бумаги, все, что есть под рукой, и время от времени потрошу этот проклятый агрегат, когда листы в нем застревают. Заодно вытаскиваю картридж, зверски трясу, задевая кого-нибудь по лбу, чтобы еще хоть что-нибудь напечатать.
Ты четвертый час сидишь за компьютером, как прикованный, выдаешь тесты, принимаешь тесты, тесты, тесты, бесконечные тесты. Время от времени, в просвете между столпившимися вокруг тебя студентами, я вижу твое лицо. Утомленный взгляд, морщинка между бровей. Иногда в секунды затишья слышу твой голос: "Сядь, отдохни. Ты не устала?" Мотаю головой и снова разбираю принтер, попутно огрызаясь на ноющих студентов: подождите, сейчас, как только, так сразу, прекратите орать!
Студенческий поток спадает очень медленно. Мы даже не сразу осознаем, что напряжение стало меньше, и уже не десять студентов в минуту, а только пять… потом два… один за десять минут… Все.
Все, наконец-то, закончилось. Наступает тишина, и только в низких каменных коридорах капает вода, да еще кто-то носится за стенами, топая ногами. То ли чертовки, то ли Леопердовна. Мы не знаем, да и разницы никакой.
Наводим порядок. Сегодня суббота, поэтому уборщица не придет. Поправляем перекосившиеся столы, поднимаем на них стулья. Я беру один стул, и ты оказываешься рядом. Стул каким-то образом перекочевал в твои руки. Ты ставишь его на стол и сурово так заявляешь: "Не хватай! Я сам". Ну, сам так сам – я не спорю и собираю с пола мусор. Листы с тестами, обертки от конфет, пластиковые бутылки из-под воды – наши студенты опрятностью не отличаются.
Пересчитываем клавиатуры, мышей, попутно прогнав со стола настоящую, живую крысу, мониторы (на всякий случай), наушники. Все на месте. Все в порядке. Можно идти. Выходим, запираем двери, ставим сигнализацию. Выросший на стене мухомор подмигивает красным огоньком – порядок, под охрану взяли, мы, наконец, свободны.
Долго пробираемся узенькой тропинкой среди могучих сосен. Вдыхаем сладкий смолистый воздух. Темнеет. Ты идешь впереди, придерживая ветки; я шагаю следом. Мы выходим на дорогу и еще минут десять в тишине идем до остановки. Почему-то там, среди кутерьмы из тестов и студентов, мы говорили легко. А сейчас не можем. Молчание между нами.
