Текст книги "Дети Понедельника"
Автор книги: Е. Мысова
Соавторы: М. Хмелинина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 19 (всего у книги 23 страниц)
– Тормоза, судя по всему, тоже, – сухо отметил профессор Шеллерман, многозначительно оглядев своего пациента.
– И тормоза, – кивнул в ответ Олесь, – и регулятор высоты. Меня в стратосферу занесло, думал, дуба дам.
– Здорово, что ты вернулся, – тихо и задумчиво сказала Лина. Она взяла свою чашку и вертела ее в руках, упрямо глядя, как Майя и Марик вставляют в оконный проем новую раму со стеклами. У них получилось вполне прилично. Правда, в результате их совместной деятельности окошко вышло оригинальное: сама рама напоминала экран ЖК-монитора, а вместо стекол был цветной витраж с кельтским орнаментом.
Олесь поднялся, подошел к Лине и уселся рядом, так же глубокомысленно уставившись на помесь современных технологий и средневековых традиций, которая теперь играла роль окна.
– Я сам рад, что вернулся, – помолчав, серьезно отозвался Олесь. – Ты представляешь, там ничего нет. Ну, то есть вообще ничего!
– Как так – ничего? А океан? Солнце, пальмы и все такое? – Лина все так же упорно высматривала что-то за разноцветными стеклами.
– Ну, океан, ну, солнце, – ее собеседник тоже смотрел в окно. Казалось, он просто не знает, что сказать. Видимо, поэтому и говорил без остановки.
– Что я, океана никогда не видел? Вон, когда нас Леопердовна вместе со студентами на экскурсию за Полярный круг таскала, мы на этот Северный ледовитый океан так насмотрелись – я до сих пор воды боюсь!
– Но этот-то теплый…
– Ага, теплый! Там акулы водятся, знаешь, какие?! Самый климат им там… ни искупаться, ни позагорать. В песке всякая дрянь насекомая обитает, покусают так, что мама родная не узнает.
– А ты говорил, ничего нет.
– А вот издеваться не надо. Говорил и буду говорить – ничего там нет! Хорошего. Сама подумай – декабрь на дворе, Новый Год скоро, а у них лето! У них зимой всегда лето, так вот. А летом – зима. Правда, зима там одно название, зимой у них сезон дождей – и все! Ни снега, ни мороза. Представляешь? А еще у них еда жуткая. Даже картошки нет. Можно себе представить еду без картошки?
– Наши предки как-то представляли. До Петра ведь картошки в России не было.
– Это давно было. Теперь без картошки никуда. А эти новозеландцы придурочные вместо нее батат едят. Сладкий картофель!
– Так, значит, есть у них картофель?
– Я же говорю – сладкий! Вот если картошку с сахаром сварить, представляешь, что будет?
– Ага. Пакость.
– Вот-вот. Еще та пакость. Представляешь, каково там нормальному русскому человеку жить? Зимы нет, снега нет, картошки нет, водки нет…
– Да? Они что, поголовно трезвенники, эти новозеландцы? – Лина, досконально изучив окно, теперь придирчиво рассматривала свою опустевшую чашку.
– Нет. Просто у них вместо нормальной водки пальмовое вино. Белая мутная гадость со вкусом "Баунти". А я все думал, почему это я "Баунти" терпеть не могу. Теперь понял. Потому что из него такую вот мерзопакость делают. Захочешь напиться до зеленых чертиков, и то не получится. Столько "Баунти" на грудь принять мне не под силу, после второй чашки тошнит. В общем, – Олесь покосился на свою задумчивую собеседницу и неловко поерзал на стуле, – я там жить не смог. Ничего нет. Совсем ничего. И тебя… нет.
Лина едва не упустила на пол свою многострадальную чашку и изумленно повернулась к Олесю:
– Меня?
– А кого же еще? – сварливо отозвался тот, смущенно косясь на нее. – Я с новозеландками общаться не в состоянии. Они все прибабахнутые, как одна. И не только они, – добавил он, неодобрительно покосившись на Ульяну, которая шушукалась с Нелли. – Спросишь у них, который час, а они ржать начинают, как лошади. Или глазами стрелять во все стороны. Так и хочется каску надеть. С ними и поговорить не о чем. Не то что с тобой. Я по тебе скучал. Очень.
– Я тоже скучала. Очень-очень, – Лина чувствовала, что совершенно по-дурацки улыбается и вот-вот захихикает, как последняя новозеландка. А еще она поняла, что просто не может больше молчать. – Очень скучала. Потому что я тебя люблю. Тоже очень.
– Да? – Олесь казался удивленным, хотя и не слишком. – Представляешь, я ведь тебя тоже люблю. И тоже очень. Надо же, какое странное совпадение!
– И вовсе не совпадение! – Лина счастливо улыбалась, глядя ему в глаза. Самые красивые на свете, лучше просто не бывает! – Мы ведь совершенно разные, мы даже любим разных людей! Ты – меня, а я – тебя!
Они смеялись. Не глядя на окружающих, не размышляя над тем, что люди подумают… В конце концов, да кому какое дело, что они там подумают? Пусть думают, что хотят, нам-то что?! Однако окружающие не преминули высказать свое мнение вслух. Среди ошеломленного молчания отчетливо прозвучал голос Люды:
– Ну, наконец-то! – судя по всему, Люда явно была довольна тем, как развиваются события.
К ней присоединилась Майя:
– Вы бы поцеловались, что ли, – она говорила спокойно и буднично, словно предложила коллегам выпить чаю, – давно пора.
Как ни странно, ее послушались. От такого обалденного зрелища народ разразился одобрительным свистом и аплодисментами. Главные действующие лица внезапно осознали, что обнимаются у всех на глазах. Переглянулись, рассмеялись, отпустили друг друга и с дурашливой церемонностью раскланялись.
– И что ты в нем нашла? – задумчиво поинтересовалась Майя, отхлебывая из чашки подостывшее лекарство. – Балбес какой-то. Без подсказки не догадался даже любимую девушку поцеловать.
– Да ладно тебе, – беззлобно огрызнулась счастливая Ангелина, держа Олеся за руку. – Можно подумать, тот тип, который тебе нравится, прямо образец галантности!
– Пожалуй, нет, – согласилась Майя, сморщив нос. – Но вообще-то, согласись, профессор Шеллерман просто очаровашка. В душе. В глубине души. Где-то очень-очень глубоко.
"Академики" как по команде перестали оживленно переговариваться и уставились на нее. У Шеллермана натурально отвисла челюсть. Профессор МакДугл плотно сжала губы – она всерьез опасалась расхохотаться. Идея ее коллеги с "Болтуном", как еще именовалась "Находка для шпиона", Марион была не по душе, о чем она не преминула ему сказать, но Хьюго только отмахнулся. И вот теперь она с удовольствием наблюдала за тем, как он сам с треском провалился в яму, которую рыл другим.
– Вы действительно замечательный человек, профессор, – "Болтун" в малых дозах раскрепощает не хуже алкоголя, так что Майя не смущалась совершенно. – В том смысле, что Вас невозможно не заметить. Правда, зараза Вы редкостная, но тут уж ничего не поделаешь. И потом, это Вам даже идет. Жаль, что Вы скоро уезжаете, с Вами очень здорово ругаться.
– Полагаю, Вы найдете, с кем побеседовать на повышенных тонах, – ошарашенный таким комплиментом профессор с трудом отыскал где-то свой дар речи.
– Да не люблю я на повышенных тонах беседовать, – отмахнулась его собеседница. – Просто с Вами это жутко интересно выходит. Скажем, мысленно погавкаться ни с кем больше не получится. А мне понравилось.
Глава 25 Слово – не воробей…
– Я так и знала, что ты чокнутая, – в голосе Янины звучала истовая убежденность.
– На себя посмотри, – отрезала Майя, мрачно покосившись на коллегу. – Мы все тут чокнутые. Здесь нормальные не работают. У нас можно смело открывать филиал желтого дома!
– Еще как можно! – подтвердила Нелли, неодобрительно качая головой. – Ну, как работать, когда света нет, воды нет, тепла нет…
– Чая нет, кофе нет, магазина нет, столовой нет, мебели целой нет, стенки в туалете нет, лампочек на лестницах нет! Ни хрена нет! – с трагическим пафосом добавила Ульяна.
– Зато студенты есть, – фыркнула Нина. – Причем больше, чем хотелось бы. По полтысячи на каждого! Они идут и идут, ни на минуту в покое не оставляют, чихнуть некогда!
В подтверждение своих слов она ткнула пальцем в сторону разноцветного окна. Там внизу под дверями озабоченно топталось человек тридцать самых ответственных из числа студенческой братии. Они внимательно изучали объявление о карантине, но не уходили, видимо, надеясь, что это чья-то милая невинная шутка.
– Да ладно тебе! – фыркнула в ответ Нелли. – Можно подумать, ваши заочники так уж много хлопот доставляют, а ты сама перерабатываешь! Из больничных не вылезаешь: то с ребенком, то с мужем, то с кошкой, то с крысой, то с тараканом! А вот у нас кроме учебного процесса еще и воспитательная работа! Как их воспитывать, если родители не справились? По театрам да музеям не натаскаешься, не хотят они воспитываться! Уже и так пересмотрели все постановки на три года вперед, а результата – ноль!
– Что значит – хлопот не доставляют? – резко развернулась к ней Майя. – А хочешь, на недельку поменяемся, если на заочке такая халява?! У наших паскудников… тьфу, пропасть, погодников, за пять лет сменилось шесть кураторов. Шесть, вы представляете? Последняя работала ровно неделю, не выдержала и сбежала. Впору подумать, что кто-то пытался получить работу куратора заочного отделения у погодников в нашей Академии, а потом сдался и проклял ее к чертовой матери!
– Угу. А заодно и все наши компы, – флегматично отозвался Денек, сматывая длинный провод, обкусанный крысами. – Еще четыре штуки приказали долго жить. И это не конец, знаете ли! Еще пять или шесть еле теплятся, вот-вот загнутся совсем. А мы ничего не можем сделать, потому что электропроводки нормальной нет, щита распределительного нет, запчастей нет, клея нет, яду крысиного тоже нет…
– Короче, ни хрена нет! – подвел итоги Марик полюбившейся всем фразой. – Нас уже затерзали со всех сторон, то не работает, это не фурычит, там гвоздь забей, тут дырку просверли, на третьем этаже хаб настрой, на первом мебель передвинь… Да еще в компьютерных классах дежурить надо, а то вся система полетит. Люди, мы же не железные!
– А что делать-то? – развела руками Нина. – Нам же работать надо, нет? У нас студенты, занятия, сессия, квитанции нужны, компьютеры, документы на дипломников! А как работать, если ничего не работает? Мы ведь сами проводку бросить не сможем! И что нам остается?
– Да мы-то здесь причем?! – неожиданно для всех начал возмущаться флегматичный Владя. Видимо, накипело. – Взяли на одну должность, а делаешь совершенно другое! Владя, принеси! Владя, подай! Владя, там гвоздь выпал – прибей! Владя, Владя, Владя!… Оторвите свои задницы от стульев, возьмите из кладовки молоток и прибейте сами! Или прибейтесь, прибивая!…
– Вот-вот, – поддержал вечно спокойный Денек. – Задолбали!
– Это МЫ вас задолбали? – вскипела Майя. – Это ВЫ нас задолбали своими постоянными отключениями! Решили грохнуть базу с оценками – сделали! Никому ничего не сказали, а зачем?! Ничего, что люди работать пытаются?! А они просто вырубают рубильник! Без предупреждения! А у меня теперь из группы к защите допущен один человек – я! Их куратор и секретарь!
– Зашибись в колхозе утро! – не выдержала Евдокия Никифоровна. – Работать надо, а не языками чесать! И докладывать! По каждой фамилии отчеты писать, что сделано по студенту! Почему столько недопусков?! Когда это все прекратится, в конце концов?!. Почему списки и ведомости не доделаны?! За ночь не успели?! Ваши проблемы! Обязаны успевать!…
– Евдокия Никифоровна, да как же тут успеешь, если там одна ведомость печатается десять минут?! А нас только двое. А оценок – тысячи три в день! Мы на самом деле не успеваем! – плаксиво-возмущенные вопли девушек, печатающих ведомости, перекрыли нарастающий гул. – Дайте нам трех человек в помощь! А лучше – пятерых!
– Блин, не успевают они! – фыркнула Лина. – Поменьше надо по коридорам шляться и каталоги с косметикой рассматривать, да заказы заполнять в рабочее время! Мы с Людой, почему-то, все успеваем! Почти вовремя. И не жалуемся, как нам плохо. А вы, посмотрите на себя: распустили слезы-сопли, как девчонки-первоклашки, и детей своих учите такими же быть! Что угодно, лишь бы не работать! Только и делаете, что думаете, что бы еще скинуть на других!
– На себя посмотри, выскочка! Я-знаю-то-и-это! Что ни спроси, на все у нее ответ готов! Да только такая ненормальная, как ты, будет работать на такой должности! И днем и ночью расписание составляешь. Интересно, ты когда-нибудь не думаешь о работе? Может, поэтому у тебя никого нет? Да на тебя никто и не позарится, а если и заметит, сбежит через пару дней, когда ты начнешь ему распорядок дня делать!
– Поосторожней в выражениях! – Олесь пришел на защиту Лины.
– А тебя вообще никто не спрашивает! Ты у нас в штате больше не числишься!
– Вот и слава Создателю! В гробу я все это видел за такие деньги! И Линка не останется; тут работать – только себя не уважать! Да здесь бардак еще хуже, чем в стране! Пошли, – с этими словами Олесь взял Ангелину за руку и потащил к выходу. Их проводили самыми разными взглядами: от добродушно-умилительных до открыто недоброжелательных.
– Тогда и я здесь не останусь! – заявила Люда на полном серьезе и двинулась, было, вслед за ушедшими, да не тут-то было.
Кифа, вовремя смекнув, чем грозит Академии потеря обоих менеджеров по расписанию, заклинанием запечатала двери. Сотрудники оказались буквально "замурованными" в одном кабинете, а это предвещало еще более тяжелые последствия. Народ недовольно зароптал. Постепенно ропот превратился в громкий гул, крики, и вскоре коллеги вновь перешли на личности. Скандал разгорался, как лесной пожар, его уже невозможно было остановить. "Академики" повскакивали с мест, вопя во все горло и размахивая руками, бранились друг с другом; еще немного, и началась бы элементарная драка.
– Выпустите меня, я тоже хочу уволиться! – причитал Денек и время от времени бился головой о стену. Стена держалась лишь на соплях и честном слове.
– Откройте, у меня молоко убежало!…
– Никто не увольняется! – раздавшийся крик начальницы учебного отдела на какое-то время заставил присутствующих замолчать. – А теперь взяли ноги в руки и руки в ноги, разошлись по рабочим местам и работать!
– А не пошли бы Вы, Евдокия Никифоровна! – не выдержала Майя. – Работать! Инструкции изучать! А то с нас спрашиваете, а сами ничего не знаете!
И все началось сначала…
Унять разбушевавшихся коллег удалось только к вечеру не без помощи любимца Леопердовны Грызли. Зеленую рептилию официально оформили в штатном расписании в качестве охранника и выставили у ворот – следить за порядком. Брумгильда Леонардовна, гордясь достижениями своего питомца, заказала ему в фирменном магазине лучшую униформу – куртку и фуражку с козырьком и кокардой. Грызли в форме впору было выводить на арену цирка, но горе тому, кто посмел бы предположить подобное вслух. Нильский аллигатор, ныне почти полутораметрового роста, к своим обязанностям относился серьезно, порой даже чересчур, а посему шутки в свой адрес воспринимал однозначно: норовил сожрать обидчика. И вот теперь ему представлялся великолепный шанс оправдать оказанное высшим руководством доверие.
Откусив пару штанин и оборвав кружева на новых юбках, сожрав две с половиной пары туфель и в порыве перепутав все документы на столах, Грызли отвлек сотрудников от взаимных обвинений и оскорблений друг друга. О себе он узнал много нового и интересного; часть выражений не понял, но решил выучить, чтобы на равных общаться с нерадивыми студиотами и такими же, по его мнению, коллегами.
Тем временем действие "Болтуна" закончилось. "Академики", впервые в жизни радовавшиеся предоставленной возможности помолчать, разбрелись по местам наводить порядок. За оставшееся рабочее время не было сказано ни слова, ни взгляда брошено в сторону – все занимались своими делами. Домой уходили в гробовой тишине – зализывать раны и продумывать месть.
Наступивший день не принес ничего, кроме чувства отчаяния, горечи и печали. Люди, с которыми встречались каждый день, оказались не теми, за кого себя выдавали. Секреты, так глубоко хранившиеся в душе, выплыли наружу для всеобщего обозрения. И безысходность от осознания того, что отныне не сможешь доверять малейшим словам от уже ставших родными коллег и даже друзей, вывела отношения на новый, к сожалению, более низкий, уровень. Пропали наивная непосредственность и веселость, уступив место подозрительности и неверию. Стало холодно и мрачно, несмотря на прекрасное солнечное утро; филиал медленно приходил в уныние и упадок – теперь не только внешний, но и внутренний. Работа застыла.
Глядя на происходящее, Профессор МакДугл не смогла удержаться от того, чтобы не отчитать Шеллермана, как юнца-первокурсника.
– Глупый мальчишка! Вот видишь, что ты наделал?! Нужно немедленно принимать меры, иначе филиал действительно закроют, потому что на их дальнейшей совместной работе уже можно ставить жирный крест!
– И что делать? – Хьюго давненько не испытывал подобной беспомощности. Но, как ни странно, именно это мерзкое ощущение и привело его в чувство. А в нормальном состоянии он соображал очень быстро.
– Скорее, Марион! Нужно срочно провести экстренную планерку.
– Зачем? – недоверчиво поинтересовалась МакДугл, но, тем не менее, проворно сотворила из подручного карандаша мегафон, чем-то смахивающий на Леонардовский, чтобы объявить по громкой связи сбор всего коллектива.
– Единственное, что подействует, – мрачно отозвался Шеллерман, – заклинание "Память отшибло!" Забудут один день, этот злополучный понедельник, и все вернется на круги своя.
Через полчаса, когда коллеги, недоверчиво косясь друг на друга, собрались в одном кабинете, воздух практически звенел от напряжения.
– Что-то как-то мне не по себе… в общем, – пробормотала Лина, нервно отгрызая ластик на карандаше.
– Наверное, погодные условия не соответствуют нашей тонкой духовной организации, – с готовностью откликнулась Марианна.
– Или каждодневные проблемы расстраивают и без того неустойчивую психику!…
– Разумеется. К тому же регулярное тесное общение с личностями, не соответствующими нашим понятиям о хорошем обществе, причиняет дискомфорт и провоцирует развитие мизантропии в тяжелой форме!…
Не хватало маленькой искры, чтобы разгорелось пламя. По всем известному закону подлости искра нашла себя в лице начальника учебного отдела, ворвавшейся в помещение.
– Что за беспредел? Кто собрал? Почему опять никто не работает?! Быстро по местам!
– Евдокия Никифоровна, Вам вчерашнего мало? – ехидно поинтересовалась Майя, решившая для себя, что отныне молчать не будет. – Хотите повторить?
– Майечка, зайчик, да что ж ты говоришь такое? – Маргарита Леопольдовна всплеснула руками.
– Правду!…
Слово за слово, и вчерашняя буря вернулась, постепенно набирая обороты. Но теперь вместо настойки сотрудниками руководили лишь обида и полное отсутствие здравого смысла.
Шеллерман и МакДугл, следившие за происходящим от дверей, незаметно скрестили пальцы… В том числе и на удачу.
По комнате пронесся ледяной вихрь, будто окно внезапно распахнулось в арктическую стужу. Спорщики мгновенно замолчали – мощный порыв ветра запечатал дыхание. Они изменялись, медленно и неотвратимо. Разглаживались лица. Опускались руки. Разжимались кулаки. Вихрь пронесся и бесследно угас, унеся с собой ссоры и раздоры. А вместе с ними – недавние отрицательные воспоминания.
– Ой, – Янина выглядела так, словно только что проснулась. – Почему так холодно? У нас что, окно открыто?
– Нет, – откликнулась Майя, бросив мимолетный взгляд на окно. Оно показалось ей до боли знакомым, и она снова на него уставилась. – Красивое окошко. Интересно, а кто его сделал? – оглядев коллег и не дождавшись ответа, она задумчиво пробормотала. – Любопытно. Кажется, я уже видела что-то похожее…
Они не помнили. Никто. Ничего. Только временами кто-нибудь хмурил брови, с недоумением пытаясь понять, отчего чувствует себя так… странно.
– Гляньте, а я уже дышать могу без нафтизина! – жизнерадостно воскликнула Нина. Она была права – действие лекарства закончилось, вместе с побочным эффектом унеся и мерзкую простуду. Все были здоровы и чувствовали себя прекрасно.
– Ох, как же я забыла! – Маргарита Леопольдовна пришла в себя и тут же вспомнила о недоделанной работе. – Нужно распечатать ведомости на дипломников прошлого, нынешнего и будущего года!
– А у нас принтер сдох! – мрачно сообщила Майя, изучая тот самый дохлый принтер. Несчастное создание лежало кверху днищем и подергивало застрявшей бумагой, имитируя предсмертные корчи. – Бумагой подавился, оглоед! Сколько раз ему говорила: не жри столько бумаги, застрянет! Так ведь разве послушает?
– Да? – заинтересовался Марик и выудил из кармана плоскогубцы. – Щас будем делать препарацию… или трепанацию?
– Короче, вскрытие, – заключила Ульяна, безмятежно наблюдая за процессом.
– Вскрытие показало, что больной умер от вскрытия, – пробурчала Нина и вышла, прихватив чашку. За ней потянулись остальные, вспомнив о насущных делах.
Профессор Шеллерман и профессор МакДугл облегченно перевели дух. Марион сурово посмотрела на Хьюго и заявила:
– Должна Вам сказать, коллега, мы просто чудом выпутались из состряпанной Вами ситуации. Впредь будьте любезны как следует продумывать свои действия!
– Да, мэм, – отозвался ее собеседник на манер провинившегося школяра.
– А это, – МакДугл указала на кастрюльку с остатками настойки, – немедленно уберите! Вдруг кто-нибудь добавки попросит?…
А в коридоре Лина, недоуменно рассматривая стенд с расписанием – когда только успели повесить? – услышала тихое и мягкое:
– Привет.
– Олесь?! – в голосе Лины звенело изумление. Она обернулась и встретилась с глазами с самым родным для нее человеком. – Как ты здесь оказался?
– А ты разве не помнишь? – Олесь выглядел слегка растерянным. – И что ты тут вообще делаешь? Мы же решили, что ты уйдешь – не всю же жизнь тебе расписанием заниматься.
– "Мы" решили? – Лина не понимала. Что-то смутное витало в голове, но она никак не могла уловить мысль. Махнув на все рукой, она порывисто обняла любимого и неожиданно для себя всхлипнула.
– Лин, ты чего?
– Ты не представляешь, как я по тебе скучала… как ждала…
– Ты ждала меня с утра.
– Я ждала тебя всю жизнь…
