Текст книги "Убежать от зверя (ЛП)"

Автор книги: Э. Джонстон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 13 страниц)

– Я хочу, чтобы ты знала, что моя дверь всегда открыта, если я тебе понадоблюсь, – говорит она. – Я знаю, это лето было тяжелым.

Я смотрю на нее в течение пяти секунд, а затем начинаю смеяться. Она не закрыла дверь, что не очень профессионально с ее стороны, и я представляю, как секретарь, находящаяся чуть дальше в холле, напряженно пытается услышать каждое слово. Я продолжаю смеяться, потому что понимаю, что миссис Айтес пришлось относительно легко с нашим выпуском. Никто не забеременел (насколько мы знаем), а Клара умерла так давно, что мы все уже пережили это горе. До прошлой недели я предполагала, что миссис Айтес никогда прежде не касалась дел об изнасиловании, но теперь я знаю больше. «Хэй! Что-то ищешь?» – может, я и не помню, но я знаю. Просто невозможно, что я единственная девушка, которая взяла тот напиток.

– Миссис Айтес, – говорю я, вставая и закрывая дверь. – Если вы не можете сказать слово изнасилование или, хотя бы, нападение, то я не понимаю, чем вы сможете мне помочь.

– Хорошо. Итак, ты была изнасилована, – говорит она. – И, вероятно, это было по-настоящему ужасно. И так как учителя намного более внимательны, чем вы, ребята, думаете, мне очень хорошо известно, какая вереница сплетен разнеслась по школе.

– Мне вроде как неизвестно, – признаюсь я. – Я избегала интернета. Все, что мне известно, что Дженни непреднамеренно дала представление, что я сама могла хотеть этого.

– Она провела большую часть послеобеденного времени пятницы, сидя на этом стуле и выплакивая глаза, – говорит мне миссис Айтес. – Если бы я могла сказать свое искреннее мнение, я бы сказала, она перенесла это тяжелее, чем ты.

– У меня есть Полли, – говорю я ей. – Дженни просто получила предупреждение.

– Да, именно такое впечатление у меня и сложилось, – соглашается она. – Ты сидела рядом с ней?

– Ага, – говорю я. – Этим утром. У нас все хорошо.

– Что насчет тебя и Леона Маккены? – спрашивает она.

– Ну, Лео тот, кто подсунул мне упаковку презервативов, – говорю я. – Но он не особо спешит отстоять мою честь. Я не разговаривала с ним с лагеря.

– Сейчас твоя очередь произнести это, – говорит она мягко. Мне интересно, есть ли это в учебных пособиях.

– Мы с Лео не сказали друг другу ни слова с ночи, когда я была изнасилована.

– Хочешь, чтобы я выступила в качестве посредника между вами? – спрашивает она. – Это есть в списке предоставляемых мной услуг.

– Сначала я лучше попробую сделать это с поддержкой Полли, если не возражаете, – отвечаю я.

– Если бы у меня была такая подруга, как Полли Оливер, то, вероятно, я бы выиграла больше поединков в своей молодости, – говорит она. Затем ее лицо бледнеет, и она перестает смеяться. – Ты уже разговаривала с психотерапевтом?

– Я собиралась подождать, – признаюсь я. – Я имею в виду, они дали рекомендации специалисту, и я могу получить направление в любое время, когда мне это понадобится, но я хочу выяснить, беременна ли я, прежде чем начать посещать его. Ну, знаете, так я смогу начать с правильным терапевтом.

– Когда ты пойдешь сдавать анализы? – спрашивает она.

– Теоретически, как можно раньше, – отвечаю я. – Но я хочу подождать до субботы. Как раз будет две недели с того дня, как меня изнасиловали, и шансы получить надежный результат возрастут.

– Должно быть, отстойно ждать, – говорит она. – Я имею в виду, я знаю, что это отстойно. Я бы надеялась на хороший результат, но все равно чувствовала себя при этом отстойно.

– Ага, это тревожит, – соглашаюсь я. – И я не могу по-настоящему говорить об этом, пока не узнаю результат.

– Это вполне разумно, – говорит она. – Я думаю, что хочу от тебя слишком многого. Это была по большей части формальная встреча, чтобы убедиться, что ты не висишь на волоске.

– Я думаю, это потому, что я не помню всего произошедшего, – говорю я ей. – Я имею в виду, что некоторые вещи очень тяжелые, и я надеваю в два раза больше одежды, чем обычно в это время года, но сейчас это практически ощущается так, как будто случилось с другим человеком – изнасиловали кого-то другого. Полли рассказала мне обо всех деталях. Я думаю, поэтому я держусь настолько хорошо, насколько могу.

– Ну, если ты начнешь распадаться, я здесь, – говорит она. – И если ты уйдешь сейчас, то у тебя будет достаточно времени, чтобы взять в кафетерии горячий ланч без очереди, прежде чем соус свернется.

По другую сторону двери ее кабинета в холле царит тишина, а секретарь выглядит занятой. Пожалуй, я могла бы оставить дверь открытой. В таком маленьком городке, как Палермо, тяжело хранить все в секрете; он слишком маленький, и слишком много людей знают друг друга, но я уже узнала, что изнасилование – это что-то другое, слово, которое предпочитают не понимать и, тем более, не произносить. Я задумываюсь, насколько хорошо я вообще понимала наше проклятие.

* * *

Миссис Айтес выбрала превосходное время. Я подхожу к линии раздачи как раз, когда звенит звонок. Парень, который работает на кассе, подмигивает мне, как обычно делал это раньше, а затем ловит сам себя на этом. Он роняет сдачу в мою ладонь, очень аккуратно, чтобы не дотрагиваться до меня, и все, что я могу сделать, это не закричать «Я не заразная!», как сказал Кларенс этим утром. Но я не такая смелая, поэтому я просто забираю свою еду и направляюсь к столу, который мы с Полли заняли в девятом классе и никогда его не уступали. Она уже здесь, потому что она приносит ланч с дома, и спустя несколько минут я присоединяюсь к ней. Шесть девушек из нашей команды учатся в двенадцатом классе, и мы все сидим вместе, начиная с десятого класса, когда они присоединились к команде. Парни обычно зависают рядом, крадут картошку фри, прежде чем отправиться на внутренний двор поиграть с фрисби, но сегодня ни один из них не появляется.

– Это действует мне на нервы, – говорю я Бренде, потому что ей посчастливилось сидеть рядом. – Я ужасный человек, если жду от них, что они будут обращаться со мной как обычно? Я имею виду, следует ли мне быть более внимательной к их чувствам?

Полли смотрит на меня так, будто это самая тупая вещь, которую она когда-либо слышала, чтобы кто-нибудь говорил, и когда я повторяю это в своей голове, я понимаю, что все примерно так и есть.

– Не смей, черт возьми, – говорит она. Если честно, не припомню, чтобы Полли так много ругалась. Может, я сверхчувствительна. – Даже не смей.

– Полли права, – говорит Мэлори. – Ты ничего им не должна.

– Моя мама говорит, что отступление – это естественный инстинкт, но ты не обязана следовать ему, если можешь справиться со всем, – говорит Карен. Ее мама – психотерапевт, к которой я никогда не пойду, и не потому, что не доверяю ее профессионализму, а потому, что не хочу, чтобы моим психотерапевтом был человек, в дом которой я приходила дюжину раз на пижамные вечеринки.

– Карен имеет в виду, – поясняет Челси, – что тебе следует выйти во внутренний двор и выбить все дерьмо из своего парня, а затем, возможно, бросить его, а мы в это время будем прикрывать тебе спину.

– О, и Кларенс с нами в этом деле, – добавляет Мэлори. – Он сказал, что мы без проблем сможем найти другого парня на место Лео в команде.

– Ладно. Эмм, присмотрите за моей едой? Полли, я крикну, если ты понадобишься мне.

* * *

Когда я ступаю на внутренний двор, вокруг становится тихо. В прошлом году, после Национальных соревнований и начала наших отношений с Лео, я обедала здесь несколько раз вместе с ним и другими парнями. Хотя мне и не нравился фрисби, и я обычно скучала и мечтала вернуться внутрь, сесть рядом с Полли и другими девочками. Лео не очень это нравилось, но довольно скоро школа закончилась, и это перестало быть проблемой, или, по крайней мере, я перестала ее замечать. Внимательность к некоторым вещам явно не была моей сильной стороной.

Сейчас они играют, или играли до того, как я появилась. У Кларенса в руках фрисби, и он беспокойно крутит ее в пальцах, пока ждет. Лео стоит спиной ко мне, но он знает, кто вышел. Каждый, кто может видеть меня, смотрит на меня, как на парию. Впервые за все эти дни я чувствую себя такой. Думаю, прежде всего, именно поэтому я так ненавижу его.

– Гермиона, – говорит Лео, медленно повернувшись. Он практически всегда зовет меня Винтерс. Между нами уже все кончено. Теперь это просто гонка к финалу.

– Я подумала, что нам следует расстаться, – произношу я. – Потому что тебе явно некомфортно в этих отношениях.

– По крайней мере, я уважал их, пока они продолжались, – отвечает он. Кларенс прищуривается, и хотя Тиг выглядит ошеломленно, никто не произносит ни слова. Это тот разговор, который бы желал подслушать любой сплетник.

– Если ты думаешь, что я собираюсь извиняться за то, что меня опоили и изнасиловали, то тебе следует подумать об этом еще раз, – говорю я. Я удивлена и впечатлена тем, что смогла контролировать свой голос.

– Ага, – говорит он, и нрав, который он по большей части сдерживал в лагере, слишком накаляется и вырывается наружу. – Потому что до этой минуты ты была чертовой святошей. Твое общение с соперниками, чтобы шпионить за ними, и твои улыбки на тренировках. Перед тем, как мы уехали из Палермо, ты практически сказала мне, что я для тебя не имею значения, но я не замечал этого, пока не стало слишком поздно.

Это секреты маленького городка, с которыми ты знаешь, что делать.

Есть миллионы вещей, которые я могу сказать ему. Могу умолять и просить его понять. Могу впасть в безудержный гнев. Могу распасться на миллион частичек. Каждый из этих вариантов по отдельности разумен, это то, что все поймут и, скорее всего, поддержат. Также, вероятно, я могу сбежать, перед этим нанеся ему значительные телесные повреждения, если выберу этот вариант.

– Лео, – говорю я, решив не выбирать ничего из вышеперечисленного и впадая в детство, и это не самый лучший момент в моей жизни, – ты задница.

Я возвращаюсь назад в кафетерий с высоко поднятой головой. Бренда меняет тему разговора, как только я сажусь, но моя еда безвкусная, а шепот вокруг меня только усиливается.

Глава 14

Я как бы игнорирую своих родителей. Если честно, они позволяют мне это. Они позволяют мне откладывать визит к психотерапевту. Они позволяют мне выбирать себе еду каждый вечер без единого комментария. Они позволяют мне пропадать в своей комнате и все время смотреть в потолок. Я знаю, что они разговаривают обо мне – они мои родители – и я совершенно уверена, что отец наблюдает за мной спящей, но, не считая этого, они ждут, пока я выкарабкаюсь. Я желаю, чтобы они опять стали моими родителями и приказали мне чем-нибудь заняться. Я не мою посуду, не стираю белье, не вытираю пыль с тех пор, как вернулась из Пэрри Саунд, и ничего. Я думаю, что сломала какую-то часть и в них.

В пятницу за ужином я решаю, что с меня хватит. Мои одноклассники могут притворяться, что ничего не случилось, и это мне на пользу. Но мне нужно, чтобы мои родители делали что-то еще. Хоть что-то. Они могут попытаться завернуть меня в вату, и тогда я взбунтуюсь. Они могут драться друг с другом, а я буду сидеть в слезах в углу. Мне все равно. Просто хоть что-нибудь.

– В школе все по-настоящему хорошо, – говорю я, перемешивая свой суп. – Я переживала, что буду среди отстающих, пропустив неделю, но я справляюсь. Мне нравятся мои занятия.

– Это хорошо, – говорит мой отец. Я скучаю по времени, когда он смеялся, разговаривая со мной, и задавал вопросы о команде черлидеров. Не каждый отец относится к черлидингу с тем уважением, которого тот заслуживает, но мой отец всегда относился ко мне как к атлету. До этого времени.

– Что, в конечном итоге, ты выбрала? – спрашивает мама.

– У меня все предметы, – говорю я ей. – История, химия, математика и физкультура в этом семестре, драматический кружок, английский и пара по географии после Рождества.

– Я думал, ты хотела взять две пары? – вступает в разговор папа.

– Я думала об этом, – признаюсь я. – Но единственный предмет, от которого я могу отказаться, это физкультура, а я не хочу этого делать.

– Ну, это пока ты не перегружена работой, – говорит мама.

Это мог быть любой вечер, любой разговор, который когда-либо у нас был. Хотя он о том, чтобы прогуляться.

– Могу я завтра одолжить машину? – спрашиваю я.

– Конечно, – отвечает папа в тот же самый момент, когда мама произносит «Зачем?».

Это весьма типично для них. Папа всегда предполагает, что все, что я прошу, в порядке вещей, в то время как маме нужны причины. Он не просто потакает мне. На самом деле, сейчас он в наиболее нормальной форме с того вечера, когда не смог обнять меня.

– Я подумала, что надо съездить в больницу, – говорю я. Я не собиралась быть дерзкой, но прозвучало это абсолютно ужасно, и они оба застыли.

– Хочешь, чтобы мы поехали с тобой? – спрашивает мама, после быстрого и безмолвного разговора с моим отцом.

– Вы хотите поехать со мной? – спрашиваю я. Я на самом деле сомневаюсь, что мой отец хочет ехать, но, если честно, в данный момент он выглядит менее взволнованным, чем мама.

– Милая, ты знаешь, мы здесь для тебя, – произносит мама. —Когда бы тебе это ни понадобилось.

– Я, правда, ценю это, – говорю я. – Если вы оба поедете вместе со мной, доктор сможет поговорить со всеми нами одновременно, и это избавит нас от неловкого разговора позже.

Папа неожиданно смеется, затем смотрит виноватым взглядом и пытается остановиться, но не может. Он просто сдерживает хихиканье, и я тоже начинаю смеяться. Мама смотрит на нас двоих, будто мы сумасшедшие. Возможно, так и есть. Я-то точно, я знаю это.

– Ладно, – говорит она, качая головой, – мы поедем все вместе.

И вот так на следующий день в девять часов утра мы втроем оказываемся в больнице в комнате ожидания. Мама с папой держатся за руки, а я обхватила свои колени. Папа пытается приобнять меня, когда мы садимся, и я делаю все возможное, чтобы не вздрогнуть, но я слишком сильно взвинчена. Сейчас в любую минуту медсестра назовет мое имя, затем я постараюсь пописать по команде, а затем я, так или иначе, узнаю результат.

– Гермиона Винтерс, – произносит медсестра. Она знает. Все в этой комнате знают обо мне, но, по крайней мере, сотрудники больницы ведут себя профессионально.

Я встаю и следую за медсестрой в приемный кабинет. Обычно она оставляла меня одну дождаться доктора, но наш семейный доктор – мужчина, и я не уверена, что находилась наедине с представителем мужского пола с тех пор, как меня изнасиловали. Все такие внимательные.

– Это простой тест, – успокаивает она. – Неинвазивный, ты просто пойдешь в уборную. (Примеч. Неинвазивный – имеющий отношение к проникновению внутрь организма с помощью методик, не повреждающих кожные покровы или слизистые оболочки).

– Спасибо, – благодарю я. Не могу сказать, она рада, что я так хорошо держу себя в руках, или мечтает, чтобы у меня случился нервный срыв, и тогда позже ее история будет поинтересней.

– Здравствуй, Гермиона, – приветствует меня доктор Лью, шелестя блокнотом. На самом деле, он выносил меня при рождении прямо через коридор отсюда. Я точно уверена, это не тот разговор, который он планировал когда-либо вести со мной.

– Привет, доктор Лью, – говорю я. Я использую свой голос черлидера. Хоть он и не такой пуленепробиваемый, как у Полли, но звучит хорошо.

– Хорошо. Саманта будет прямо здесь все время, пока мы будем говорить об анализе, а затем ты просто сходишь в уборную, – начинает он. Профессионально. Медики всегда начинают разговор профессионально. – Итак, это показатели гормонов, которые скажут, если ты беременна. Анализ мочи даст быстрый результат, так что тебе не придется ждать после сдачи анализа. Если он отрицательный, мы возьмем на анализ кровь, чтобы убедиться, а если он положительный, мы отправим тебя к гинекологу.

– Хорошо, – говорю я. Звучит все просто.

Саманта передает мне специальный стаканчик, и я впервые замечаю выпуклость под ее халатом. Она беременна, просто пока это еле заметно. Мои руки трясутся, и я почти роняю стакан, но у меня получается оправиться.

– Гермиона? – голос Саманты звучит обеспокоенно, и когда мы встречаемся взглядами, до нее доходит, что именно меня шокировало.

– Я в порядке. Я в порядке, – заверяю я их. Не ее вина, что она беременна. Ну, я имею в виду, вероятно, ее или, по крайней мере, я надеюсь, что ее, и также я надеюсь, что не буду сразу же думать худшее обо всех, но реальный смысл в том, что не ее вина, что я слишком остро реагирую.

Я делаю глубокий вдох и направляюсь в уборную. Это не первый раз, когда я писаю для сбора анализов. Они регулярно берут анализы у атлетов старшей школы на повышенные показатели препаратов. Однако это первый раз, когда я сдаю анализы без знания того, каким будет результат. Все же, это не совсем высшая математика. Я стараюсь не думать о Лео и Тиге, дразнящих девушек на национальных соревнованиях в прошлом году тем, насколько им было легче справиться с этим.

Я писаю в стаканчик, а затем закрываю его крышкой.

– Хорошо, – говорит Саманта, когда я передаю ей герметичный контейнер. – Тебе просто нужно вернуться обратно в комнату приема.

– Можете привести моих родителей? – спрашиваю я. – Для оглашения результата, я имею в виду. Я хочу, чтобы они услышали это, чтобы мне не пришлось говорить им об этом в комнате ожидания или машине.

– Конечно, милая, – говорит она. – Я-я, правда, надеюсь, я имею в виду, я не знаю, что сказать.

– Все нормально, – убеждаю я. Я не говорю ей, что надеюсь, что она единственная беременная женщина в этой комнате. Я не уверена, что это вежливо.

– Ты просто проходи, – говорит она, оправившись.

Я сажусь за стол, шелестя бумагой и качая ногами. Мама и папа заходят, и папа берет стул. Мама занимает место прямо рядом со мной у стола и так сильно сжимает мою руку, что та становится красной. Мгновенье никто не произносит ни слова, а затем я больше так не могу.

– На что это было похоже? – спрашиваю я. Я признаю, что собиралась подумать о том, в какой университет собиралась поступать, и какой был бы в приоритете, но это такое далекое будущее. Ребенок никогда не входил в мои планы на будущее. – Когда вы узнали, что ждете меня, на что это было похоже?

– Это был самый счастливый день в моей жизни, – говорит папа без колебаний. – Я имею в виду, у меня было множество таких моментов. Тот день, когда я женился на твоей маме, день, когда ты родилась, первый момент, когда ты победила на национальных соревнованиях, момент, когда я победил в лиге по боулингу. Но этот момент тоже в моем списке.

– Я была напугана, – признается мама. – Я имею в виду, я была уверена, что мы готовы к этому, но в тот момент, когда врач произнес эти слова, я подумала обо всех вещах, о которых не знала, и я была напугана. Но я увидела твоего отца и поняла, что мы будем в порядке.

– Вы же понимаете, что я не чувствую ничего из этого, правильно? – говорю я. – Я имею в виду, я вообще не уверена, что чувствую прямо сейчас.

– Солнышко, – говорит папа. – Если бы ты сейчас радовалась, мы бы уже отправили тебя к психиатру.

Мама говорит не так много, как отец, поэтому иногда ее очень трудно прочесть. Я не могу сказать, злится ли она сейчас. Ее глаза немного вытаращены, а костяшки пальцев побелели. Для нее это тоже все грустно. Это делает ее хрупкой. Мне это не нравится.

– Единственная вещь, которая удерживает меня от того, чтобы проломить голову, это то, что я не знаю, чью именно голову проломить. Я знаю, ты думаешь, что Полли твой супергерой, но в этом случае ей придется встать в очередь.

От этого я смеюсь, и когда папа встает, чтобы обнять меня, я позволяю ему.

– Я ненавижу это, – признается он и плачет. – Я ненавижу это так сильно.

– Я тоже, – говорю я. – И я обещаю, что после получения результатов я перестану тянуть время. Я увижусь с психотерапевтом и прочитаю все учебные пособия, и я сделаю все возможное, чтобы быть той, кем я являюсь, что бы это не означало.

– Милая, – говорит мама и тоже плачет. – Мы не переживаем на этот счет. Ты излечишься тем способом, которым сможешь. Мы не собираемся давить.

– Но вы сделаете это, если я попрошу, правильно? – спрашиваю я.

– Конечно, – говорит папа. – Как сказала мама, Полли не единственный твой супергерой.

Это было бы более обнадеживающе, если бы их не портил заплаканный вид, но, черт, оно не стало бы менее важным.

Раздается очень корректный стук в дверь, а затем доктор Лью заходит внутрь. Я знаю ответ, как только смотрю на его лицо.

– Мне жаль, – говорит он. – Мне жаль, но анализ положительный.

Глава 15

Я не помню, как мы добрались до дома. Также я осознаю, что это не сон, от которого я могу проснуться. Должно быть, мама помогла мне выйти из машины. Вероятно, доктор Лью говорил что-то полезное, и я знаю, что он брал у меня кровь, потому что у меня синяк на сгибе локтя, который всегда появляется, когда я сдаю кровь. Папа отвез нас домой. Но я не помню ничего из этого. У меня достаточно пробелов в моей жизни. Я потеряла достаточно времени. Я отказываюсь терять еще. Даже такое.

Они впихивают меня на прием к гинекологу в воскресенье во второй половине дня. Я не помню, чтобы назначала эту встречу, но это написано в календаре у нас на кухне, так что я понимаю, что это правда. Должно быть, они спешат взять анализ крови. Гинеколог – мама невысокой Сары. До этого момента жить в маленьком городке всегда было комфортно. Каждый меня знает. До сих пор. Я просто подумала, что хочу избегать их, а это трудно сделать, когда ты черлидер и на самом деле любишь быть в центре внимания большую часть времени. Я тут же решаю, что пойду к психотерапевту, находящемуся как можно дальше от дома.

Мама с папой ни разу не произнесли слово «варианты». Я не звонила офицеру Плуммер. И не собираюсь звонить до тех пор, пока гинеколог не скажет мне сделать это. В воскресенье утром мы заезжаем за Полли, и мама снова везет нас в госпиталь. Доктор Мама Невысокой Сары, должно быть, дежурит в эти выходные. Вот как они смогли втиснуть меня в такую короткую запись на прием. Доктор маленького городка, должен быть, в состоянии делать несколько дел одновременно. К тому моменту, как я проснулась, папа был уже на работе. Я надеюсь, что сегодня ему не понадобится быть слишком сосредоточенным.

Прием проходит как в тумане. Я не могу вспомнить имя Мамы Невысокой Сары, но, по крайней мере, я не называла ее Мама Невысокой Сары. Она подтверждает, что я беременна, и из вежливости не рассказывает мне о трудностях. Я знаю о них, и они достаточно невероятные. Мама и Полли все время предлагают мне уйти, а я продолжаю игнорировать их. Я делаю это в какой-то мере потому, что мне хочется побыть в одиночестве, но прямо сейчас каждый человек, находящийся в комнате, тот, кого я люблю (или, в случае с Мамой Невысокой Сары, человек, которому я доверяю), и это делает все реальным.

Наконец, я надеваю свою одежду, но до сих пор ощущаю себя настолько голой, как никогда раньше, а Мама Невысокой Сары поворачивается ко мне с несколькими брошюрами.

– Я буду делать аборт, – говорю я. Я не думала об этом прямо до этого момента, кроме как теоретически, но я знаю, что это единственный вариант, на который я соглашусь. Мне семнадцать лет, и я это не выбирала. Чем быстрее я покончу с этим, тем скорее мне станет лучше. Возможно, это эгоистично, но прямо сейчас я вполне уверена, что имею право на немного эгоистичное поведение. У Полли тщательно отрепетированное нейтральное выражение лица, а мама просто выглядит непоколебимой.

– Хорошо, – соглашается Мама Невысокой Сары без единой паузы. Она бросает большую часть брошюр на стол, и передает мне только одну, актуальную к случаю. – Ближайшая клиника в Уотерлу, но самая лучшая в Онтарио. (Примеч. Уотерлу – город в канадской провинции Онтарио, округ Уотерлу). Вам не понадобится, чтобы я все организовывала там, просто нужна бумага, где указано, что ты беременна. Возьмешь свою медицинскую карту и сможешь туда лечь.

Я жду, когда Полли пошутит о том, что рада, что мы не являемся консерваторами, но она не в настроении шутить, поэтому ничего не происходит.

– Просто из любопытства, кто еще знает о результатах моих анализов? – интересуюсь я.

– Только люди в этой комнате, – говорит она. —Обычно знают лаборанты, но у тебя здесь взяли шесть разных анализов, и мы пронумеровали их, чтобы сохранить твою анонимность.

– Спасибо, – благодарю я. Именно это я и имею в виду. Надеюсь, это означает отсутствие слухов. Или, по крайней мере, не так много слухов.

– На этом у меня все, – говорит Мама Невысокой Сары. – Ты можешь оставаться в этой комнате так долго, как будет тебе нужно, выход в конце лестничного проема.

– Спасибо вам, доктор, – говорит мама. – Мы сами найдем выход.

Она уходит, и я поворачиваюсь к Полли.

– Проводишь меня домой? – спрашиваю я.

Полли смотрит на маму.

– Конечно, – говорит мама, пусть даже никто и не спрашивал ее напрямую. – Я пока приготовлю обед.

Мы спускаемся по лестнице, не разговаривая, и мама оставляет нас на парковке. Мы с Полли уходим, не особо торопясь. Это хороший осенний день, и мы не спешим. Мы проходим недалеко от кладбища, когда я понимаю, что мы выбрали свой обычный короткий путь, а затем я хватаю Полли за руку и веду ее вниз в сторону рядов, к могиле, которую я не посещала с шестого класса.

Мы не похоронили Клару Эбби, когда она умерла, потому что земля была замерзшая. Я имею в виду, они могли нанять экскаватор, но могилы в Палермо всегда выкапывал Сал Хэркни, а его техника была предназначена для использования исключительно в летнее время. Клара провела первые шесть месяцев после своей смерти в приемном хранилище, где присоединилась к Табите Джонс, 87 лет, рак, и Джозефу МакНаммара, 65 лет, сердечный приступ. В апреле Клара была наконец-то похоронена, и моя мама забрала меня из школы, чтобы я присутствовала там, потому что Клара была моей подругой. Я пропустила тест по математике, так что я не жаловалась.

Под соснами стоит белый, похожий на древний надгробный камень Клары, надпись на нем читается легко. Это выглядит старо и величественно. Две вещи, до которых Клара Эбби не успела достаточно вырасти. На траве лежит свежий цветок, всего лишь один. Мне интересно, кто посетитель. Ее родители переехали после аварии.

– Гермиона, – говорит Полли. – Я не уверена, что это полезно для тебя.

–Я только хочу рассказать ей, – говорю я. Я не могу объяснить, зачем. – Она должна знать.

Сначала Полли смотрит на меня так, будто думает, что я сломалась. Это ужасно, и я хочу, чтобы она остановила меня. Но также мне нужно это сделать, поэтому я поворачиваюсь обратно к камню.

– Клара, прости, что я никогда не бывала здесь, – говорю я. – Я знаю, это тупо, потому что ты мертва, и я не уверена, что тебе не все равно, но я не забывала о тебе. Я делаю все возможное, чтобы никто не забывал о тебе.

На кладбище очень тихо. Даже несмотря на то, что большинство людей используют его для сокращения пути, а не для похорон, мы здесь одни. Только мы вчетвером.

– Эти мысли о проклятии, – говорю я, – они заставляют всех помнить. Ты всегда будешь девочкой, которая умерла из-за пьяного водителя. Меткой нашего выпускного класса. И это действительно отстойно. Ты должна быть с нами. Или мы должны забыть тебя и двигаться дальше. Мы не должны представлять тебя как что-то, что делает нас особенными. Это справедливо по отношению к остальным, даже если ты умерла.

Полли понимает, почему я пришла сюда, почему я разговариваю с мертвым человеком. Она берет меня за руку.

– Я не собираюсь быть еще одной меткой, Клара, – говорю я. – Я отказываюсь. У тебя не было выбора, но у меня он есть, и я воспользуюсь им. Я не буду беременной ученицей. И если это остановит проклятье и заставит всех забыть тебя, ну, я не расстроюсь.

Клара ничего не говорит, и меня не поражает молния. Я полагаю, это означает, что мы будем в порядке.

– Ладно, – говорю я, повернувшись к Полли. – Момент сумасшествия закончился. Пойдем, посмотрим, что у нас на обед.

– Я очень тобой горжусь, – говорит она и цепляется своим пальцем за мой.

– Эй, – говорю я, – если я не смогу обосновать свое решение мертвому человеку, как тогда, черт возьми, ты думала, я буду жить с этим?

– Я все еще очень тобой горжусь, – говорит она, и мы проходим оставшуюся часть дороги домой, не сказав ни слова.

* * *

После обеда мы поднимаемся в мою комнату, и я достаю телефон. В другой руке я держу визитку офицера Плуммер.

– Хочешь, чтобы позвонила я? – спрашивает Полли.

– Нет, – говорю я. – Мне просто нужно об этом подумать.

– О чем подумать? – спрашивает она.

– Если я позвоню, они соберут всех парней из лагеря и заставят их сдать анализы, – говорю я. – Я имею в виду, один из них сделал это, но остальные нет. Разве я справедлива?

– Послушай меня, – Полли кладет свою руку на мой локоть и сильно сжимает. – Ничто из этого не справедливо. Он разрушил твою жизнь. Меня не волнует, кого ты можешь огорчить или обременить, ты сделаешь это, и ты сама знаешь, что это правильно. Дион на протяжении всей прошлой недели, каждый день спрашивал, когда можно будет сдать свой образец. Он просто хочет, чтобы ты знала – и знала наверняка – что это был не он. Единственный парень, который станет увиливать от этого, тот ублюдок, который это и сделал. Так что ты создашь ему такой дискомфорт, который только сможешь.

Я набираю телефонный номер. Офицер Плуммер отвечает на звонок, и так быстро, как только это возможно, я рассказываю ей о результатах анализа и о своем решении.

– Мисс Винтерс, как всегда, я желаю вам всего наилучшего, – говорит она, когда я заканчиваю. – Если вы позвоните мне после вашей запланированной встречи, я организую, чтобы образцы, собранные таким способом, при передаче улик были герметичными.

– Спасибо, офицер, – говорю я. Это будет длинная дорога для нее.

– А тем временем, полиция Онтарио начнет работу с лагерем Manitouwabing и школами, замешанными в этом, чтобы собрать образцы с учащихся парней и тренеров для сравнения, – говорит она. – Если все пойдет хорошо, у нас появятся сравнительные результаты к середине недели.

– Хорошо, – отвечаю я. А затем, так как я не знаю, что еще сказать, я повторяю, – хорошо.

– Мой телефон всегда при мне, мисс Винтерс, – напоминает мне офицер Плуммер. – Вы можете звонить в любой момент, когда вам это будет нужно. Я отвечу на любые возникшие у вас вопросы в рамках протокола, также я всегда доступна, если вам нужно будет с кем-нибудь поговорить.

– Спасибо, офицер, – говорит Полли, забрав телефон, когда становится очевидным, что мне больше абсолютно нечего сказать. – Она позвонит вам, если вы понадобитесь.

Они прощаются, а затем Полли вешает трубку. Она наклоняется вперед – прямо к моему лицу – зубастая и свирепая, и берет меня за плечи.