Текст книги "Выстрел (ЛП)"

Автор книги: Э. К. Блэр

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 22 страниц)

Глава 7

Настоящее

Я наблюдаю, как Беннетт пересекает комнату и надевает свой костюм-тройку, чтобы поехать в офис. Он вернулся несколько ночей назад, и, как я предполагаю, после покупки завода, его рабочий график теперь забит путешествиями. Даже несмотря на то, что он в городе, все свое время он проводит в офисе перед тем, как в конце недели отправиться в командировку.

Холодный воздух добирается до меня, и я ложусь на кровать, а затем укутываюсь в одеяло.

– Включить термостат? – спрашивает Беннетт, когда подходит к моей стороне кровати.

– Ты не замерзла?

Он садится около меня, наклоняется и чмокает меня в нос, а затем улыбается.

– Что? – спрашиваю я, когда он отстраняется.

– У тебя нос холодный. Иди сюда.

Я сажусь, и он обнимает меня, пытаясь согреть. Я скольжу руками по его талии, под пиджак, и обнимаю его.

– Я скучала по этому, – выдыхаю я. – Ты – здесь, со мной.

– Знаю. Я тоже скучал, – говорит он, немного отодвигаясь, чтобы заглянуть мне в глаза. – Ты ведь знаешь, что всегда можешь поехать со мной? Тебе не обязательно оставаться в одиночестве.

– Я знаю, но Деклан уже подготовил встречи с поставщиками, и я буду занята следующие пару недель.

– Как прошел твой визит к флористу? – спрашивает он.

Приглаживаю его галстук и говорю ему:

– Достаточно продуктивно. Думаю, мы практически все выбрали.

– Хорошо.

Он запутывается пальцами в моих волосах и наклоняется, чтобы поцеловать меня. Медленно и нежно, не торопясь. Беннетт обычно чрезмерно нежен после того, как возвращается из командировки, и я никогда не препятствую ему, так что заползаю на его колени и беру его лицо в ладошки. Когда он хватает мои бедра, мое атласное платье соскальзывает выше, и я углубляю поцелуй, подогревая его желание. Он тянет меня вниз, и его член прижимается ко мне, я начинаю тереться об него.

– Боже, детка. Мне всегда недостаточно тебя, – бормочет он около моей шеи, между нежными поцелуями.

– Ты хочешь меня?

– Я всегда хочу тебя, – говорит он. – Но из-за тебя я опоздаю. У меня встреча.

Усмехаясь, я говорю:

– Я сделаю все быстро, – соскальзываю с него и встаю на колени перед кроватью на пол. Быстро шевелю руками, расстегивая его штаны и потянув их вниз. Он сидит на краю кровати, я опускаю губы к его члену и сосу, пока он стонет мое имя.

После того, как он полностью удовлетворен, я провожаю его к двери, и он глубоко целует меня перед отъездом.

– Я ненавижу уезжать, когда все, что я хочу делать – так это целый день заниматься с тобой любовью.

Нас прерывает рингтон моего телефона, я хватаю его со столешницы на кухне и отвечаю:

– Алло?

– Нина, это Деклан.

– Привет.

– А не могла бы ты приехать сегодня в отель. Бетти, из «Садов Маргариток», приготовила несколько композиций, чтобы ты посмотрела, – говорит он.

– Ум... конечно. Не проблема. Во сколько?

– Их должны доставить к полудню.

– Хорошо. Тогда я подъеду чуть попозже, – говорю я, прежде чем повесить трубку.

– Кто это был? – спрашивает Беннетт, когда я возвращаюсь обратно к нему.

– Деклан. Флорист прислала еще несколько композиций, чтобы я посмотрела сегодня, так что я возьму машину, если Болдуин будет с тобой.

– Уверена?

Поднимаясь на носочки, я легонько целую его.

– Уверена.

– Я позвоню тебе, когда поеду из офиса. Как насчет прекрасного ужина в «Эверест» сегодня вечером?

– Звучит великолепно, – улыбаясь, говорю я.

Он проводит большим пальцем вниз по моим губам, и затем слегка щипает меня за подбородок.

– Хорошего дня.

– И тебе.

Как только он уходит, я иду на кухню, чтобы поставить чайник, и пока жду, когда он закипит, смотрю на обеденный стол. В центре стола стоит экстравагантная ваза с лиловыми розами, которые Беннетт подарил мне, вернувшись домой прошлой ночью. Это зрелище вызывает во мне физическую реакцию. Скручивает внутренности, и я стискиваю зубы. Я ненавижу лиловый цвет. Хотя я говорила ему, что обожаю этот цвет, поэтому, когда он дарит мне цветы, это его способ показать свою привязанность, что лишний раз напоминает мне обо всем, что я так ненавижу. Лиловые стены всплывают в моей памяти, и это только укрепляет мою железную стену. В Беннетте есть все, что должно быть в хорошем муже, так что для меня важно создавать такие трещинки в его образе. Лиловые цветы – одна из них.

Свист чайника возвращает меня из лилового ступора в реальность. Я завариваю чай и направляюсь в спальню, чтобы подготовиться к сегодняшнему дню. Поскольку я собираюсь на встречу к Деклану, то хочу выглядеть ошеломляюще, я ставлю кружку на столик, который стоит в центре гардеробной, и начинаю подбирать одежду. Выбираю простое черное платье-рубашку и к нему пару черных оригинальных ботиночек на каблуках, и белое шерстяное пальто до колен.

После того, как я собралась и позвонила Жаклин, чтобы запланировать встречу с девочками в обед, я беру сумочку и спускаюсь в гараж. С этими обеденными пробками дорога до отеля отнимает у меня много времени, когда я все-таки подъезжаю, служащий забирает мою машину, а я направляюсь в офис Деклана.

Я подхожу к двери его кабинета и слышу его голос. Он сердито рявкает кому-то поручения, видимо по телефону, так как слышно только его голос. Я жду, и когда понимаю, что разговор закончен, стучусь.

– Войдите, – кричит он.

Открываю дверь и замечаю, что он сосредоточен на экране ноутбука и клацает по клавиатуре.

– Плохой день? – нерешительно спрашиваю я, и когда он слышит мой голос, поднимает свой взгляд на меня и отодвигается от компьютера. – Я могу зайти в другой раз.

– Нет, – просто говорит он, затем встает и подходит ко мне, берет меня за локоть и разворачивает, чтобы я следовала за ним. – Сюда.

Его грубое отношение ко мне тогда у флориста раздражало, но по каким-то причинам сейчас это не производит на меня того же эффекта. Думаю, что тот, с кем он говорил, виновен в его плохом настроении, а не я. Я следую за ним из его кабинета, затем вниз в шикарную столовую, в которой сейчас нет людей. Он открывает двойные стеклянные двери и заводит меня в темную комнату, слабо освещенную несколькими люстрами. В задней части обеденной комнаты стоит стол, на котором размещены темно-оранжевые и белые цветы с темной красивой зеленью. Некоторые украшает свернутая спиралью виноградная лоза, а некоторые – почерневший мох.

Деклан по-прежнему держится за мою руку, когда мы подходим к столу.

– Я впечатлена, – заявляю я, и в это время он отпускает мою руку. Я смотрю на него и замечаю, что его челюсть напряжена, и он стискивает зубы. Он сосредоточенно пялится на стол, а не на меня, поэтому нежным голоском я говорю: – Деклан? – он смотрит поверх меня, и я спрашиваю: – Ты уверен, что сейчас подходящее время? Я могу уйти.

Он расслабляет мышцы лица и проводит рукой по задней части шеи, а затем вдоль щетины на подбородке. Выдохнув, он говорит:

– Останься.

Я киваю, отворачиваясь от него, подхожу ближе к композициям из цветов и начинаю рассматривать. Всего их пять, каждая декорирована и изящно составлена. Дизайн уникальный, и выглядят они именно так, как я себе и представляла.

Я замираю, когда ощущаю пальцы Деклана на моей шее, и когда я поворачиваюсь, то вижу, что он стоит прямо позади меня и просовывает руки под воротник моего пальто и начинает стягивать его с моих плеч. Я беру себя в руки и позволяю ему снять пальто, наблюдая, как он вешает его на спинку стула.

– Спасибо, – бормочу я.

– Что думаешь?

Я смотрю на него и не отвечаю. Я хочу увидеть, как он ответит на этот контакт. Сексуальная ухмылка не заставляет себя долго ждать и появляется на его лице.

– Они идеальны. Не знаю, что именно выбрать.

– Выбирай все, – произносит он.

– Все?

– Почему нет? Кто сказал, что тебе нужно выбирать?

– Разве не всегда нужно выбирать? – я произношу это со скрытым смыслом, который подразумевает, что мы говорим не только о цветах.

– Нет, когда ты – Вандервол.

Я говорю с мнимым раздражением:

– Вот как ты думаешь? Из-за моей фамилии я могу взять все, что захочу? – он приподнимает бровь и молчит, а я продолжаю: – Ты так поступаешь? Потому что исправь меня, если я ошибаюсь, но Маккиннон, уверена, не та фамилия, которая была бы незнакома людям.

– Мы о личном или о бизнесе? – спрашивает он.

– Бизнес – это и есть личное, когда это касается тебя, и последний раз, когда я проверяла, именно твое имя было указано на этом отеле.

Он идет к одному из столов и садится. Отклоняется и кладет одну руку на стол.

– Да. Я беру то, что хочу.

Я остаюсь стоять рядом с цветами и спрашиваю:

– В каком случае?

– В любом случае. А теперь подойди и посиди со мной.

– Это ты тоже возьмешь?

С улыбкой, которая ему так хорошо удается, он говорит:

– Неужели тебя можно забрать?

– Нет, – кратко заявляю я. – И эти игры, в которые тебе нравится со мной играть, уже устарели, и честно говоря, мне не нравится быть игрушкой исключительно для твоего развлечения. Так что еще раз, возьми себя в руки, Деклан, – я хватаю пальто и направляюсь к двери, надеясь, что он сделает то, на что я его вывожу.

Как только моя рука оказывается на дверной ручке, его рука приземляется поверх моей, я замираю, опустив голову.

– Не уходи, – я молчу, и он продолжает свою речь: – Ты не игрушка, Нина, и я приношу извинения, если заставил тебя так себя чувствовать.

– Тогда, что все это такое?

– Просто я хочу лучше тебя узнать, – говорит он, и когда я поднимаю на него взгляд, добавляет: – Ты сказала, что у тебя нет друзей?

Я отворачиваю от него голову, прерывая зрительный контакт, и он произносит:

– Каждый заслуживает, чтобы у него был друг, Нина. Даже ты.

– И ты собираешь заполнить этот пробел? – спрашиваю я и вновь смотрю на него. – С чего ты решил, что мне это нужно?

– Тогда скажи мне, с кем ты разговариваешь о том, о чем не можешь с мужем?

Я вытаскиваю свою руку из-под его руки и поворачиваюсь к нему лицом.

– А с кем разговариваешь ты?

Молчание.

– Ты думаешь, я буду разговаривать обо всем с тобой, и в то же время ничего не знать о тебе? Какая будет отдача от тебя? – интересуюсь я.

– Такая же, как от тебя, – отвечает он. – Давай начнем. До того как ты постучалась в мою дверь сегодня, я разговаривал с отцом по телефону. Он как всегда вел себя, как долбанная выскочка, потешался над моими решениями, которые я принимаю без него, и его сводит с ума, что он не может вмешаться. Теперь ты понимаешь, что мой отец – подонок.

Его взгляд колючий, пока он говорит это, в них преобладает сила, и я чувствую, что у нас наметился прогресс. Но я не хочу его злить сейчас, так что я ломаю повисшее напряжение и с улыбкой дразню его:

– Долбанная выскочка? Это какое-то шотландское оскорбление, потому как я раньше никогда не слышала, чтобы кого-нибудь называли выскочкой.

– Да, дорогая, так и есть, но если ты предпочитаешь что-то более оригинальное, я могу назвать его ущербный ушлепок, но коренному американцу может показаться, будто я – киска.

Я смеюсь над его высказыванием, но как только смех срывается с моих губ, я опускаю взгляд в пол и замолкаю.

– Что случилось, Нина? – спрашивает он, замечая смену моего настроения. Когда я не отвечаю, он берет меня за руку, ведет к столу, и мы садимся.

– Расскажи мне что-нибудь о себе.

– Я не знаю, что именно ты хочешь услышать.

– Всё. Расскажи мне какой-нибудь случай, – говорит он, но когда видит, что я колеблюсь, предлагает: – Расскажи, почему у тебя нет друзей.

Я выдыхаю, показывая ему, что понимаю, что он хочет услышать.

– Потому что я не из этого мира. Я не такая как все эти женщины, и... – замолкаю на мгновение, а затем добавляю тихим голоском: – Я боюсь, что они будут осуждать меня, так что мне лучше, чтобы они просто боялись меня, потому что так проще, – когда я говорю эти слова, меня саму удивляет правда, которая в них заключена.

– Ты прячешься?

– Предполагаю.

– Ты одинока?

– Разве я выгляжу одинокой? – спрашиваю я.

– На данный момент? Да.

Я поворачиваюсь к нему и спрашиваю:

– А что насчет тебя? Ты – одинок?

– Я переехал сюда из Нью-Йорка, когда мы нашли это место. Я так старался поскорее открыть отель, так что да, я стал одинок.

– Когда ты уехал из Шотландии? – интересуюсь я.

– Раньше я проводил каждое лето в Штатах, когда учился в университете. Я приезжал сюда и работал на отца, изучал все подводные камни бизнеса, но не официально, пока не окончил свое образование, – рассказывает он. – С тех пор прошло уже семь лет.

– Скучаешь?

– По Шотландии?

Я киваю головой, и он отвечает:

– Да, – затем спрашивает: – Откуда ты?

– Канзас.

– Что привело тебя сюда?

Я ерзаю на своем стуле, демонстрируя, что мне неловко отвечать на этот вопрос, но прежде чем начинаю говорить, в моей сумочке, которая лежит на столе, звонит телефон. Я вытаскиваю его, вижу, что это Беннетт, и отвечаю.

– Беннетт, привет, – произношу я, чтобы Деклан узнал, с кем я говорю.

– Просто ставлю тебя в известность. Моя встреча закончилась раньше, и я хотел бы с тобой увидеться, – ласково говорит он.

– Ты совсем недавно видел меня.

– Это твой способ сказать, что ты слишком занята?

– Нет, для тебя я никогда не занята. Ты еще в офисе? – спрашиваю я, бросая быстрый взгляд на Деклана, и замечаю в его глазах раздражение.

Отлично. Ревнуй.

– Да. Ты голодна? Я могу что-нибудь заказать.

– Это было бы отлично, дорогой, – говорю я, произнося все это так ласково только для того, чтобы поиграть на нервах Деклана, и могу сказать, это работает, поскольку мышцы его шеи напряжены, а челюсть крепко сжата. – Я скоро подъеду, хорошо?

– Хорошо. Люблю тебя.

– И я люблю тебя.

Смотрю на Деклана и говорю:

– Мне пора на встречу с Беннеттом.

– Ага, слышал, – отвечает он, выплевывая слова.

Я провожу рукой по его сжатому кулаку, который лежит на столе, и говорю:

– Спасибо.

– За что?

– За то, что поговорил со мной, – смотрю прямо ему в глаза и вновь говорю: – Спасибо, – так, чтобы он распознал искренность в моих словах.

Его рука расслабляется под моей, кулак разжимается, теперь он держит мою руку в своей, и с улыбкой говорит:

– Давай я провожу тебя.

Он помогает мне надеть пальто, и я осознаю, что нашла подходящего мужчину. До Деклана было несколько других мужчин, но ни один из них, не подавал надежду, которую я чувствую в Деклане так что я позволяю ему держать мою руку дольше, чем положено, пока он ведет меня к служащему гостиницы, который ожидает около моей машины.

Я сажусь за руль, и Деклан наклоняется, напоминая:

– В пятницу встреча с поставщиком продуктов питания. В четыре часа.

– Я помечу в календарике.

– Ты имеешь в виду бумажный календарик, который не издает никакого сигнала напоминания или уведомления? – поддразнивает он меня.

Я смеюсь над его колкостью и говорю:

– Ага, бумажный. Но, очевидно, что мне достаточно и такого, поскольку ты склонен сам все напоминать мне.

– Тогда увидимся в пятницу?

– Увидимся в пятницу, – подтверждаю я, затем он захлопывает мою дверцу, и я завожу двигатель, чтобы отправиться к «Башням Уиллис» на обед со своим мужем, и впервые за долгое время чувствую себя великолепно.

Глава 8

Прошлое

Я сижу на первой ступеньке школьного крыльца и жду Пика, чтобы отправиться вместе с ним домой. У него вновь проблемы с учителем, и его оставили на продленку, так что у меня есть час, чтобы выплакаться, и он этого не увидит. Очевидно, я потеряла счет времени, когда услышав, как открывается металлическая дверь, поворачиваю голову и вижу Пика, который спускается вниз по ступенькам. Я быстро вытираю лицо, но он все равно замечает слезы.

– Почему ты плачешь? – спрашивает он, но я, ничего не отвечая, просто встаю и закидываю рюкзак на плечи. – Элизабет? Что произошло?

– Ничего. Мы можем идти?

– Нет. Пока ты не расскажешь, почему ты расстроена.

Опускаю голову, пинаю маленькие камешки на тротуаре и рассказываю:

– Дети из моего класса смеются надо мной.

– Что они говорят? – спрашивает он серьезным голосом.

– Ничего важного, – говорю я. Я хожу в эту школу несколько месяцев. Достаточно долго, чтобы подрасти и больше не влезать в одежду, купленную мне моей последней приемной семьей, так что теперь я ношу одежду, которую Бобби берет из благотворительных магазинов, и дети дразнят меня из-за того, как я выгляжу.

– Для меня это важно, – заявляет он.

И, смотря на него, я говорю:

– Они обзываются. Говорят, что я беру свою одежду из мусорного бака, – я чувствую, как слезы вновь начинают катиться по щекам, и продолжаю: – Они обзывают меня в лицо, потом шепчутся и смеются надо мной.

– Эти дети – глупые.

– У меня нет друзей, Пик, – говорю я, плача. – Я постоянно одна, и я хочу домой. Я скучаю по папочке и хочу вернуться домой.

В следующую секунду он обнимает меня, и мои слезы пропитывают его рубашку. Каждую ночь я молюсь Богу, неуверенная в его существовании, что я проснусь от этого кошмара, но я по-прежнему здесь. Мне почти девять лет, и я не видела папу, не слышала его голоса, не ощущала его объятий – ничего – почти четыре года. Мой соцработник видел меня лишь дважды с тех пор, как я здесь, и оба раза я плакала и умоляла ее отвезти меня к папе, но этого не случилось. Он слишком далеко. Я начинаю думать, что никогда не верну его, потому что еще целую вечность ждать, когда мне исполнится четырнадцать.

– Мне так жаль, – произносит Пик, пока мы стоим на тротуаре и обнимаемся. – Но ты не одна. У тебя есть я.

Он прав. У меня есть только он, но он – двенадцатилетний мальчик, и на следующий год перейдет в среднюю школу, и оставит меня тут одну. Одну с детьми, которым я не нравлюсь.

Когда он отстраняется и смотрит вниз на меня, я съеживаюсь из-за зеленоватого синяка, который Карл поставил ему на днях. Я быстро поняла, что когда Бобби рядом, Карл практически всегда милый, но как только она уезжает, он начинает пить. Я пытаюсь спрятаться и стать невидимкой, когда он пьян, потому что он пугает меня. Он много орет, и если мы с Пиком много шумим, он по-настоящему злится и обычно бьет нас.

Первый раз он ударил меня через неделю после того, как я поселилась здесь. Бобби уехала на выходные, а Карл сидел внизу, смотрел телевизор, в то время как я была на втором этаже. Я увидела радио на верхней полке в шкафу в своей комнате и встала на стул, чтобы достать его, но соскользнула, стул опрокинулся, и радио разбилось об пол. Карл ворвался в мою комнату и заметил сломанное радио. Прежде чем я поняла, что происходит, он дернул меня за руку и влепил мне пощечину. Поврежденную кожу на щеке жгло, когда после этого я ревела в подушку.

Мы с Пиком неторопливо шли домой, но когда мы повернули на нашу улицу, машины Бобби не было, и на подъездной дорожке остался только грузовик Карла. Мой желудок сжался. Я уверена, что в выходные мы останемся втроем. Бобби никогда не предупреждает нас, когда собирается уехать, но в последнее время, кажется, она постоянно отсутствует. Она не задерживается дома надолго.

– Просто поднимайся сразу в свою комнату, – говорит мне Пик, когда мы подходим к входной двери. – Я возьму тебе бутерброды и принесу их.

– Хорошо.

Но этого не произошло. Вместо этого мне представили черную дыру, которая убила еще частичку моей веры в благопристойность людей.

– Где, мать вашу, вы, дети, были? – кричит Карл, когда мы заходим внутрь, и резкость его голоса вынуждает меня от страха вцепиться в руку Пика.

– У меня была продленка. Я сказал Элизабет подождать меня, чтобы она не шла домой одна, – объясняет Пик.

– Вы думаете, у меня есть куча свободного времени, чтобы задаваться вопросом, где вы, черт побери? – орет он, и затем хватает Пика за рубашку, отрывая его от моего захвата, и отпихивает его подальше от меня. Потом он появляется перед моим лицом, воняя пивом и сигаретами.

– И ты... – выплевывает он, и я начинаю плакать, что еще больше злит его. – Бл*дь! Почему ты постоянно, мать твою, ревешь? Я не собираюсь проводить выходные с вами, слушая все это дерьмо, – потом он снимает рубашку и начинает расстегивать ремень, безумный страх пронзает мои вены.

Пик поднимается с пола и следует за Карлом, но всего один удар, и Пик оседает обратно на пол, а Карл хватает меня за запястье, пока я кричу и брыкаюсь. Внезапно, он поднимает меня и крепко держит за талию.

– Отпусти меня, – кричу я. – Прекрати! Отпусти меня!

Я слышу, как что-то разбивается, и когда смотрю наверх, вижу, что пинаясь, я скинула несколько уток Бобби и разбила их.

– Ты маленькое дерьмо! – орет он, но этот звук смешан с криком Пика, и я в панике. По-настоящему.

Кричу, плачу, пинаюсь и следующее, что осознаю – меня запихивают в маленький чулан в коридоре. Карл бросает меня со всей силы на пол, потом хватает мои запястья, берет ремень и привязывает их к нижней перекладине для одежды. Все происходи как в тумане. Кругом шум, а страх, зародившийся в моем теле, и крики о помощи затрудняют дыхание. Я слышу Пика и сдерживаюсь благодаря его голосу, когда Карл первый раз ударяет меня по лицу.

Удар.

Он запирает меня на замок.

Темнота.

– Нет! Отпусти меня! – плачу я. – Пик, помоги! Отпусти меня! Пожалуйста.

Я слышу, как теперь он бьет Пика. Ворчание. Тяжелое дыхание. Крики. Я кручу и дергаю запястья, пытаясь освободиться, но ремень ранит кожу, и этим я только делаю себе больно. Та часть лица, куда он ударил меня, пульсирует жгучей болью, и я падаю на пол, руки остаются поднятыми над головой, и я плачу. Я плачу из-за чувства, будто все эти годы нахожусь в темноте.

Мое тело устает и слабеет. Руки затекли и покалывают. Я встаю, втискиваясь между стеной и вешалкой для одежды и чувствую, как тепло бежит вниз по рукам. Я пытаюсь пошевелить пальцами, чтобы схватить ремень, но слишком темно, чтобы что-то разглядеть, и мои пальцы слишком маленькие. В любом случае, что бы я сделала? Развязалась и вышла отсюда? Карл убьет меня, тогда какой смысл мне пытаться высвободиться?

Я слушаю приглушенный звук телевизора в гостиной, и моя голова начинает наклоняться. Я так хочу спать, но рукам слишком больно, когда я сажусь, а спать стоя я не могу. Неуверенная, что же все-таки делать, я остаюсь стоять около стены и продолжаю встряхиваться, когда голова вновь опускается. Мой разум затуманен. Я пытаюсь устроиться в углу, но не могу принять подходящее положение. Через некоторое время я слышу, как отключается телевизор, и Карл направляется в свою комнату.

О, мой бог. Он никогда не выпустит меня.

Слезы начинают падать, обжигая кожу, и я могу только предположить, что Карл повредил мою кожу, когда ударил меня, но даже это не мешает моим слезам продолжать стекать по щекам.

***

Когда я просыпаюсь, чувствую, что мои руки сильно затекли. Я, должно быть, упала, потому что, понимаю, что сижу на полу. Даже не представляю себе, день сейчас или ночь, и еще очень сильно хочу в туалет. Я встаю, чтобы облегчить боль в руках, сжимая ноги вместе, чтобы не описаться. Я начинаю плакать, задаваясь вопросом, что же мне делать, но затем слышу голос Пика с другой стороны двери.

– Элизабет? – шепчет он.

– Пик? – хныкаю я.

– Шшш. Карл спит.

Пытаясь подавить рыдание, чтобы стало тихо, я растягиваю слова:

– Пожалуйста, Пик. Высвободи меня.

– Не могу, – говорит он. – Замок на двери открывается изнутри.

– Что?

– Без ключа замок можно открыть только изнутри, – говорит он.

– Он связал мои руки. Я не могу двигаться и ничего не вижу, – говорю я, начиная паниковать, и он слышит это.

– Не плачь, хорошо? Я здесь, – он пытается успокоить меня.

Мое тело начинает сводить судорогой, когда я крепче стискиваю ноги.

– Пик?

– Да?

– Я хочу писать, – говорю я. – Очень сильно.

– Черт, – слышу его приглушенный голос.

И тогда боль и крайняя необходимость берут верх, и я чувствую, как тепло просачивается, распространяясь по ткани моих штанов, и стекает вниз по ногам. В оцепенении. Смущенная. Я опускаюсь на пол и начинаю плакать так тихо, как только могу.

– Ты в порядке? – спрашивает он, но я не отвечаю, просто продолжаю плакать.

***

Прошлой ночью Пик оставался со мной с другой стороны двери несколько часов: разговаривал со мной, пытался составить мне компанию. Я, должно быть, вновь уснула, потому что не помню, когда он ушел. Вскоре включается телевизор, и я понимаю, что проснулся Карл. Мой желудок урчит, но я слишком напугана, чтобы позвать его.

Время идет медленно, и я пытаюсь отвлечься, мечтая, притворяясь, что я где угодно, но только не здесь. Я представляю, что мы вместе с папой едем на его белом коне, о котором он говорил раньше, что он у него будет, когда мы будем играть. Мы едем по деревне и оказываемся в том волшебном лесу. Там нас ждет Карнеги, и мы обедаем ягодами. Некоторые ягоды наделяют нас особыми силами, а некоторые просто очень вкусные. Когда начинается дождь, мы находим большую шляпку гриба и прячемся под ней, пока не проходит буря, и мы рассматриваем волшебных бабочек, которые заполняют воздух блеском, когда летают.

Мои мысли периодически прерывает боль, которая становится сильнее. Я так устала, но не могу найти способ уснуть по-настоящему, а теперь еще желудок крутит от голода, и я постоянно меняю положение от сидячего к стоячему.

***

– Элизабет?

Голос Пика выводит меня из дремоты, и я пытаюсь покрутить запястьями, когда ремень врезается в кожу.

– Который час, – спрашиваю я.

– Сейчас вечер субботы. Практически полночь, – говорит он мне.

– Я голодна.

– Держись.

Я встаю на ноги, чтобы облегчить боль в руках. Я чувствую, что мои штаны пропитались моей собственной мочой. Они воняют, и Карл очень разозлится, когда решит освободить меня, надеюсь, это произойдет уже завтра, потому как в понедельник мне в школу. Плюс Бобби должна скоро приехать домой. По крайней мере, я надеюсь на это.

Я слышу, Пик просовывает что-то под дверь. Я опускаюсь на колени, но не думаю, что этого достаточно, поскольку мои руки связаны.

– Пик, я не могу достать то, что ты просунул под дверь.

– Дерьмо, мне жаль. Я не подумал об этом, – шепчет он. – А ты можешь так опустить голову, чтобы достать это ртом?

– Нет...

– Попробуй достать ногой, – инструктирует он. – Не хочу, чтобы Карл узнал, что я пытался покормить тебя.

Я вытягиваю ногу, но не могу ничего нащупать, я начинаю скользить ею по полу к двери, надеясь, что я вытолкну это из комнаты. Через несколько секунд слышу:

– Получилось.

– Что это было?

– Просто тортилья, – говорит он. – Я слышал, что Карл разговаривал с Бобби. Она собирается вернуться домой завтра к полудню.

– Меня тошнит.

– Почему?

– Просто я так устала и хочу есть, – произношу я. – Мои руки очень сильно болят. Он очень крепко связал ремнем мои запястья.

– Он – больной ублюдок.

– Пик?

– Да?

– Пожалуйста, не оставляй меня. Ты все, что у меня есть, – слезы возвращаются, и я без борьбы позволяю им капать. Я чувствую такую безнадежность.

– Я не брошу тебя. Ты – моя сестра. Не кровная, но все равно сестра, – его слова проникли в мое сердце, пониманием того, что он – моя единственная семья. – Я рассказывал тебе, как упал с крыши в своей последней приемной семье?

– Нет.

Я села обратно на пол и слушала, как Пик рассказывает мне историю за историей. Он даже рассказал мне о своей маме, которая была наркоманкой, и о том, как его забрали в приемную семью, когда ему было всего два года. Проходят часы, а он не прекращает говорить со мной, составляет мне компанию, пока я не погружаюсь в свой беспокойный сон.

***

Когда я слышу, как кто-то поворачивает дверную ручку, я быстро вскакиваю на ноги и вжимаюсь в стену. Свет ослепляет меня, и я тут же закрываю глаза.

– Чем, твою мать, тут воняет? – ворчит Карл, когда я медленно пытаюсь открыть глаза.

Он начинает расстегивать ремень на моих запястьях. Вы думаете, я рада выбраться из чулана, но я так устала, что все мои чувства оцепенели.

– Ты обмочилась? – сердито спрашивает он, и когда я киваю, он орет: – Лучше бы тебе вычистить все за собой.

Ремень наконец-то расстегнут, и мои руки свободны. Я хватаю одно свое запястье второй рукой, боясь двигаться, пока он не разрешит мне выйти. Прежде чем мне позволено подняться наверх, он заставляет меня вымыть пол там, где я описалась. Наконец, я смотрю на свои стертые запястья, там, где в них врезался в ремень, и вижу, что они покрыты кровью.

Когда я поднимаюсь наверх, Пик сидит на моей кровати, но я слишком смущена и сразу направляюсь в ванную комнату, захлопываю за собой дверь и стаскиваю с себя грязную одежду. Прежде чем зайти в душ, я смотрю в зеркало и замечаю синяк, который поставил мне Карл. Я встаю под брызги воды и начинаю реветь.

Я заканчиваю мыться, заворачиваюсь в полотенце и захожу обратно в свою комнату. Пик по-прежнему сидит на моей кровати, поэтому я хватаю одежду и бреду обратно в ванную комнату, чтобы одеться. Выхожу, и наконец, обращаю внимание на синяки на его лице, когда он убирает от него руку. Я иду к кровати, рассматриваю его и позволяю ему притянуть себя в объятия. Я остаюсь в его объятиях, в единственном комфортном месте, которое жизнь предлагает мне сейчас, и закрываю глаза.

Я была заперта в том чулане два дня без ничего, но у меня был Пик, который прокрадывался вниз каждую ночь, чтобы поговорить со мной через дверь, и чтобы я не была одна. Понимая, что он сделал все это для меня, я хочу покрепче стиснуть его в объятиях, так я и делаю.

– Спасибо, – бормочу я в его грудь.

– За что?

– За то, что остался со мной на всю ночь.

– Как я и сказал, невзирая ни на что, ты – моя сестра, – говорит он, а я отвечаю:

– А ты мой брат.