Текст книги "Насмешница"

Автор книги: Джулия Тиммон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 9 страниц)

9

Врачи приезжают так быстро, что, кажется, они прилетели на сверхскоростном ковре-самолете. Муж роженицы, когда ее укладывают на носилки, все просит «поосторожнее», и я слышу в этой его мольбе столько беззаветной любви, что по коже пробегает морозец.

Когда вся компания удаляется, в кафе еще долгое время царит необычное оживление. Тут и там раздаются возгласы: «Вот так история!». Кто-то даже чокается кофейными чашками и провозглашает тост:

– За нового человека!

Новый человек! – стучит у меня в висках. Заторопился на белый свет раньше времени, перепугал отца и мать, которые, быть может, еще толком не знают, каково это – быть родителями. Это станет семейной легендой, и, если все пройдет благополучно, вспоминать об этом будут с улыбкой: стал рождаться, когда мама и папа сидели себе в кафе, ели пирожные и считали оставшиеся до главного события дни.

Меня так потрясает вся эта история, что первое время я не могу думать ни о чем другом. Официант снова появляется и вежливо осведомляется, не сделала ли я выбор. Только теперь замечаю, что перед Терри давно стоит чашка, наполовину наполненная кофе, и тарелка с вафельной трубочкой, набитой кремом. Задумываться о том, чего хочу или не хочу я, мне себя не заставить.

– Тоже кофе, пожалуйста, – говорю я, кивая на чашку. – И таких же трубочек.

– Может, попробуете что-нибудь еще? – предлагает официант, не желая прощаться с надеждой на то, что я закажу что-нибудь дорогое и оставлю хорошие чаевые. – Я порекомендовал бы…

– Нет, спасибо, – перебиваю его я, глядя на стол перед собой.

Официант секунду-другую медлит, произносит «хорошо» и удаляется.

Ребенок, думаю и думаю я. Терри, я чувствую, все это время не сводит с меня глаз, но не пристает ни с разговорами, ни с расспросами, чутко угадывая, что мне сейчас надо побыть наедине с мыслями. Я вдруг ясно понимаю, почему позавидовала Рейчел и почему не слишком обрадовалась счастью Каролины. Их жизни, тяжело ли, легко ли, текут в правильном направлении. Рейчел станет матерью уже совсем скоро, ее примеру последует и Каролина. А что буду делать я? Без единственного мужчины, который мог бы стать отцом моих детей? Без человека, которого я так по-глупому оставила? И из-за чего? Из-за того, что он, не успев разбогатеть, возгорелся желанием обзавестись малышом.

Я вдруг с небывалой остротой чувствую, что и сама – уже сейчас – хочу забеременеть и подарить жизнь ребенку. Где-то внутри, у меня в животе, внезапно что-то вздрагивает, будто подавая сигнал: пора. Все готово!

Я поднимаю глаза и смотрю на Терри новым взглядом. Да, вот он, мужчина, которого я должна принять без огромной квартиры и без больших прибылей…

Мне приносят заказ. Я киваю в знак благодарности, но не притрагиваюсь ни к кофе, ни к трубочкам. Мне вдруг становится тесно в этом по-семейному уютном кафе. Опять смотрю на Терри.

– Давай уйдем отсюда?

– Куда? – Он криво улыбается и удивленно вскидывает брови.

– Куда угодно.

Его лицо делается озабоченным.

– Ты, наверное, голодна? – Он усмехается. – Вот болван! Пригласил даму в кофейню, как будто сейчас пять вечера и мы с тобой в Лондоне!

Я качаю головой.

– Нет, я не хочу есть.

– В чем же дело? Может, плохо себя чувствуешь? – Терри нахмуривается.

– Просто… давай уйдем, – повторяю я почти с мольбой. Не знаю, почему мне вдруг стало здесь так невыносимо. Может, из-за той же зависти – к женщине, которая, быть может, уже рассматривает своего малыша. Задумываюсь. Нет. Вряд ли это случается так быстро. Долго ли длятся роды? Зависит ли это от того, первые они или нет? Я никогда не задавалась этими вопросами. Не было повода.

Терри опять достает бумажник.

– Конечно, идем. Только расплатимся. – Он подзывает официанта и просит принести счет.

Я от нетерпения начинаю барабанить пальцами по столу. Куда я спешу? Что задумала сделать? Не затянуть же Терри в кровать прямо теперь, чтобы через девять месяцев осчастливить нас обоих!

Смотрю на людей вокруг. За соседним столиком располагается семейство. Мать и отец, лет на пять – самое большее, десять – старше нас с Терри, девочка лет двенадцати, мальчик лет семи и младший ребенок, еще совсем карапуз. Наверняка они не богаче нас, но ведь не побоялись же!..

Всматриваюсь в глаза матери, ищу в них следы адской усталости, нескончаемых лишений и страдания, но не нахожу ни первого, ни второго, ни третьего. Напротив, во взгляде незнакомки отражается настолько сложное и многостороннее счастье, какое мне, как кажется, еще неведомо.

Малыш хватает со стола меню, подносит его к себе вверх ногами, раскрывает и сосредоточенно хмурит бровки. Остальные смеются. Девочка тычет в его плечико пальцем.

– Мэтт ищет свое любимое банановое пюре!

Отмечаю, что у нее глаза точь-в-точь как у отца – светлые, обрамленные темными загнутыми кверху ресницами. Он, чувствуя, что я на него смотрю, поворачивает голову. Поспешно перевожу взгляд на пространство между столиками, где никого нет и не в ком возбуждать подозрения.

– Точно ничего не хочешь? – спрашивает Терри.

Вздрагиваю от испуга. Какая же я стала нервная! Вздыхаю и качаю головой.

– Тогда пошли?

Лишь теперь замечаю, что на маленьком коричневом подносике уже лежат деньги. Когда приходил официант? Я не заметила. Уходим, оставляя цветы в кафе.

На улице благодать. Дневная жара спала, и хочется надышаться этой свежестью, чтобы хватило до следующего вечера. Поворачиваюсь и иду вперед по тротуару, не задумываясь куда. Терри без слов следует за мной.

Во мне происходит что-то непостижимое. Такое, для чего, как кажется, я жила все предыдущие годы, да и вообще появилась на свет. Силясь понять, в чем секрет этих внезапных перемен, я не помню ни о чем другом. Может, и не вспомнила бы ни о визите к деду, ни о разговоре с Каролиной, во всяком случае сегодня, если бы Терри вдруг не положил мне руку на плечо и не сказал:

– Как подумаю, что, если бы не дедов день рождения, мы бы, скорее всего, до сих пор не знали бы, как нам опять сойтись, просто диву даюсь.

Я резко останавливаюсь. Черт! Зачем он напомнил про деда, про этот фальшивый праздник и наше подстроенное воссоединение?! В такую удивительную минуту! Почему не почувствовал?

– В чем дело? – Терри хмурится. – Что происходит, Джесси? Ты опоздала, все о чем-то размышляешь. Что-то стряслось?

То необыкновенно важное и необъяснимое, что свершалось во мне, вдруг с ошеломительной быстротой обращается в злость и отчаяние.

– Что стряслось?! – повторяю я, содрогаясь от гнева. Ловлю себя на том, что я снова в том же самом состоянии неуправляемого бешенства, в какое приходила всякий раз перед семейной разборкой.

Ну уж нет! – говорю себе. Чему-чему, а хотя бы способности не распускаться вся эта история должна меня научить. Не хочу превращаться в истеричку, как бы там ни сложилось! Не хочу и не превращусь!

Глубоко вздыхаю и лишь после этого продолжаю более спокойным голосом:

– Мне известно все. Можешь забыть выученную роль и расслабиться.

Терри растерянно усмехается. Чему он удивлен больше – тому, что таинственным образом всплыла правда, или тому, что я не повышаю голос, – трудно сказать. Скорее всего, и тому и другому.

– Что… ты имеешь в виду?

– То, что продолжать меня дурачить и тем самым, как вы полагаете, учить уму-разуму больше нет смысла, – медленно, старательно сохраняя власть над бушующими чувствами, произношу я. – Игра закончена. Но побежденных в ней нет. И знаешь почему? – Я смотрю ему прямо в глаза.

Он морщится, будто от приступа зубной боли, и молчит.

– Потому что в ее основе лежало вранье, – так же спокойно, радуясь, что быть не мегерой даже в такие минуты у меня еще и как получается, говорю я. – Потому что в дела, касавшиеся только нас двоих, вмешалась целая компания, пусть даже самых близких нам людей. И потому что на роль пешки в этой игре вы выбрали мое к тебе чувство.

Терри зажмуривается и хватается за волосы.

– Подожди! – Он распахивает глаза и протягивает ко мне руку.

Я, качнув головой, продолжаю путь.

– Постой, Джесси! Ты все не так поняла…

– Уверяю тебя – так. Может, ум у меня и действительно не бог весть какой, но тут особой сообразительности и не требуется.

– Не бог весть какой? – растерянно повторяет Терри, следуя за мной. – При чем здесь твой ум?

– Ни при чем, – говорю я, не считая нужным пересказывать невольно подслушанный дедов разговор. – Так, пришлось к слову. Не бери в голову.

– Не брать в голову? – опять повторяет он мою фразу. – Ты хоть понимаешь, что все это значит для меня?

– Что именно? – спрашиваю я, не останавливаясь.

– То, что мы вновь провели вдвоем ночь, то, что встретились сегодня…

– Этого не должно было быть, – твердо говорю я. – Ни ночи, ни сегодняшнего калечного свидания.

– Но ведь ты сама готова все вернуть! – вскрикивает Терри, вскидывая вверх руку и тряся ею. – Я видел, чувствовал! – Он хватает меня за плечи и разворачивает к себе лицом. – Можешь доказывать обратное сколько душе угодно, я не поверю!

Две тетки в годах, толстые, как бегемотихи, обходя нас, смотрят на него и переглядываются. Одна крутит пальцем у виска.

– Дожили.

– Ага, – соглашается вторая. – Раньше семейные сцены устраивались дома, без свидетелей. А теперь!..

Первая фыркает и что-то отвечает, но ее слов уже не разобрать. Пусть говорит что хочет.

– Ты уже согласилась, Джесси! – с мольбой и отчаянным неверием в повторное расставание кричит Терри. – Ты обнадежила меня! Мне без тебя не жить, слышишь? – договаривает он тише, неотрывно глядя в мои глаза. Ты не сможешь опять уйти…

– Ты же смог выставить меня на всеобщее посмешище, – говорю я, удерживаясь из последних сил, чтобы не закричать, не броситься на бывшего мужа с кулаками и не разразиться рыданиями.

Мне безумно больно. Больнее, чем когда бы то ни было. Я чувствую себя так, как, наверное, чувствует себя приговоренный к смертной казни, которому по ошибке решили даровать жизнь, а теперь объявляют, что приговор остается в силе.

– Никто и не думал над тобой смеяться, – в жутком волнении говорит Терри. – Все, наоборот, чуть не плакали, потому что видели, как мы оба мучаемся. Ты же сама не хочешь меня бросать! Ведь правда, Джесси?

Высвобождаю руку. Столь любимое мною тепло его ладони в эти минуты жжет и терзает. Качаю головой.

– Не хочу. И правда сделала бы все, что в моих силах, чтобы мы снова были вдвоем и чтобы зажили более мирно, более счастливо. – Мгновение-другое молчу. – Если бы это случилось само собой, – договариваю я едва различимо, потому что горло сжимает ком слез. – Только по твоей и моей воле. Если бы я не чувствовала себя такой дурой… – Зажимаю рот ладонью, чтобы не плакать.

Терри порывисто хватает меня за руки, чуть выше локтей, и легонько трясет.

– Кто это сделал?! Кто проболтался?! Твои подружки?! Каролина?! Рейчел?!

Качаю головой.

– Джесси, умоляю! Все и так происходит по нашей воле! Это же нужно только нам двоим! Самое главное – будем ли мы вместе. Остальное не имеет значения!

С трудом вырываюсь и насилу подавляю в себе позыв разреветься.

– Терри, пожалуйста… Мне ужасно плохо. Я хочу домой, отдохнуть.

– Но не можем же мы на этом расстаться?! – опять кричит он.

– Поговорим в другой раз. – Я чувствую жуткую слабость и правда мечтаю возможно скорее очутиться в защищенности отцовского дома.

– Когда? – требует Терри.

– Пока не знаю.

– Подумай, прикинь! Мне важно знать!

– Не сейчас, позднее, – шепчу я, делая шаг в сторону автостоянки.

– Я отвезу тебя! – не желая терять последнюю надежду, восклицает Терри.

Качаю головой.

– Нет.

Отец встречает меня с испуганным видом.

– Ты не сказала, что куда-то собираешься, не позвонила, не оставила записки.

Проходим в кухню. Я тяжело опускаюсь на стул у окна и смотрю на настенные часы.

– Время еще детское.

Отец хмыкает.

– Ничего себе, детское! Первый час ночи! Дети видят десятый сон! Кофе будешь?

– Да, – не задумываясь отвечаю я. Мне в голову приходит ужасающая мысль. А что, если все-все, даже папа, Джимми, Дин и все его семейство… Вдруг все кругом были в курсе и только я одна, самая недогадливая, пребывала в неведении? Что, если выяснится, что так оно и есть? Тогда я, честное слово, не знаю, как дальше жить…

Перед моими глазами, как будто нарочно, мелькает папино лицо, каким оно было вечером после нашего с Терри развода. Он очень странно себя вел. Неужели же?..

Вскакиваю со стула, подлетаю к отцу, убираю из его руки пакетик с молотым кофе и мертвой хваткой вцепляюсь в его запястья.

– Скажи мне правду, папа! Умоляю! Если мое счастье для тебя не пустой звук, если ты хоть немного меня любишь, пожалуйста, скажи…

Отец смотрит на меня испуганно.

– Что с тобой? Ты случайно не заболела?

– Ответь же! – настойчиво прошу я, слегка тряся его руки.

Папино лицо напрягается, на лбу углубляются складки. Я неотрывно смотрю в его глаза, стараясь определить по ним, как по детектору лжи, честен ли он.

– Твое счастье для меня важнее всего на свете. Твое и Дина, – быстро добавляет он, хоть мы все давно знаем, что ко мне отец относится с большим трепетом, нежели к моему старшему брату.

Дин, насколько я могу судить, не обижается и смотрит на отцовскую бескрайнюю любовь ко мне где-то даже с юмором. Когда умерла мама, Дину было шестнадцать лет. Мама, хоть я об этом не подозревала, поскольку к тому времени еще не успела повзрослеть, наоборот, любила чуть больше его, Дина. Так что родительского обожания нам в детстве досталось в одинаковой мере.

– Но какую правду ты хочешь услышать, клянусь, не пойму, – договаривает отец.

– Обо мне, Терри, нашем разводе, Каролине, Рейчел, Тайборе, Фредди и дедовом празднике! – выпаливаю я.

Отец сильнее морщится и немного наклоняет голову вперед.

– Рейчел? Дедовом празднике? Как они связаны с вашим разводом?

Я пристальнее всматриваюсь в его глаза. И постепенно успокаиваюсь. Кого-кого, а родного отца я знаю как свои пять пальцев. И фальшь, даже если бы он очень постарался не выдать себя, наверняка бы почувствовала.

Отпускаю его запястья и вижу, что на них остались красные следы. Прижимаю ладонь к губам.

– Ой, пожалуйста, прости. Наверное, было больно? Я не хотела…

Папа улыбаясь потирает руки.

– Ерунда.

Порывисто обнимаю его и прижимаюсь щекой к его щеке.

– Значит, ты ничего-ничего не знаешь?

– С Рейчел и остальными знаком, – полушутливым тоном отвечает папа. – Но вот о дедовом празднике слышу впервые. Это что? Какой-то особенный день? Когда поздравляют всех дедов?

Я хихикая отстраняюсь. На сердце чуть-чуть легчает.

– Нет. Это день рождения одного деда, конкретного. Бэзилу, дедушке… гм… – Спотыкаюсь. Все это время я ни полусловом не обмолвилась отцу об отношениях с бывшим мужем. – Дедушке Терри недавно стукнуло семьдесят пять… – Умолкаю.

Папа окидывает меня быстрым внимательным взглядом и кивает на стул.

– Скорее рассказывай, что там у вас стряслось. Но сначала сядь и расслабься.

Послушно выполняю указание, а отец продолжает заниматься кофе.

– Понимаешь… – Выкладываю все без утайки. Рассказываю даже о том, что в ту ночь оставалась не у Каролины, а в своем прежнем доме, под боком у мужа, отделиться от которого мне все не судьба.

Когда кофеварка начинает булькать, отец, не прерывая моего рассказа, достает две чашки, наполняет их кофе, немного придвигает ко мне стол и ставит передо мной одну из чашек. Я лишь едва заметно киваю в знак признательности и взахлеб продолжаю. А заканчиваю свой невеселый рассказ слезами, которые в себе больше не могу удержать.

– Ну-ну. – Отец обнимает меня и похлопывает по спине. – Плачем делу не поможешь.

– Хотела бы я иметь железную волю и нечеловеческую выдержку. Но ведь их нельзя ни купить, ни даже украсть. – Несчастно всхлипываю.

Папа, тихо смеясь, еще раз обнимает меня и возвращается на свое место.

– Совершенно верно. Но человеку дано развиваться, воспитывать себя.

Мрачно киваю.

– Я и воспитываю. В противном случае лила бы слезы всю дорогу. После развода и после вчерашнего визита к деду. – Вздыхаю, вытирая щеки. – Все, больше не буду.

– Вот и правильно. – Отец заглядывает в свою пустую чашку. – Кофе еще хочешь?

– Я и этот-то не выпила.

– Этот уже холодный и невкусный.

– При чем тут кофе, пап? До кофе мне сейчас, вот честное слово, как до лампочки! Ты взрослый, умный, мудрый. Прожил такую длинную жизнь! Я хочу, чтобы ты дал мне совет, для этого все и рассказала. – Приковываю к отцу исполненный надежды взгляд.

На его лице отражается печаль, смешанная с каплей беспомощности. Я пугаюсь, но отец произносит неожиданно спокойным голосом, который вмиг утешает:

– Советы со стороны в таких делах порой только все портят. Я бы на твоем месте прислушался к сердцу. Что оно тебе подсказывает? Так и поступи.

Опять тяжело вздыхаю.

– Мое бедное сердце настолько измучилось, что не в состоянии что-либо подсказывать.

– Тогда отдохни, – тут же говорит отец.

Медленно киваю.

– Да, мне тоже кажется, что надо отдохнуть. С другой же стороны, на это уйдет время, а терять нельзя ни дня.

– Если ваши чувства настоящие, значит, переживут разлуку и в несколько дней, и в несколько месяцев. А если нет, тогда и не нужно их спасать. Тщательно обдуманное решение всегда лучше того, которое принимаешь с горя, второпях или сгоряча.

– Да, ты прав. – На минуту задумываюсь. – Но мне надо совсем отдохнуть, по-настоящему, понимаешь?

Отец поводит бровью.

– Не совсем. Хочешь уехать на курорт?

Качаю головой, с горечью вспоминая про поездку во Флориду, которой мне, увы, скорее всего, не суждено насладиться.

– Какое там! Я только-только устроилась на новую работу – на курорты еще не заработала. Нет, мне сейчас не до поездок. Но хотелось бы куда-нибудь исчезнуть. Я имею в виду, скрыться от всех них. Как представлю, что завтра позвонит Терри, или Каролина, или Рейчел и что придется подбирать какие-то слова, бороться с собой, чтобы не вспылить, мучиться, и делается страшно.

– Гм… – Отец задумывается. – Может, поживешь у Дина? С Лорен вы почти подруги, места у них хватит. Думаю, они оба войдут в твое положение и будут даже рады.

– Нет, – перебиваю его я. – Терри, если не дозвонится мне, первым делом явится сюда, а потом, даже если ты поклянешься, что я не у Дина, непременно помчится к нему. Лучше, чтобы Дин вообще ни о чем не знал. Во всяком случае, так надежнее. Хорошо еще, что я поменяла работу, а Терри об этом рассказать не успела. Только надо завтра с утра позвонить в библиотеку, предупредить их, чтобы никому, как бы кто ни просил, не рассказывали про меня ни слова.

Мне на ум вдруг приходит неожиданная, но обнадеживающая мысль.

– Я, кажется, придумала. – Беру чашку и одним глотком выпиваю почти холодный кофе. – Только прежде надо бы выяснить, нет ли подвоха и тут.

10

Бужу Джимми ни свет ни заря.

– Мм? – мычит он в трубку, очевидно еще не понимая, что происходит. Я именно на это и рассчитываю.

– Бэзил мне все рассказал. Звоню, чтобы тебя похвалить. Ты сыграл свою роль просто блестяще! – Я заранее продумала, что сказать и каким тоном. Даже деда умышленно назвала Бэзилом, чтобы, если Джимми замешан в этой истории, сразу все понял. Дедом Бэзила зовем лишь мы с Терри.

– Джессика? – испуганно, еще заспанным голосом произносит Джимми. – Что с тобой?

– Я говорю, мне все рассказали. – Весело смеюсь, стремясь уверить его в том, что меня их затея только позабавила. – Сам Бэзил. Теперь все уже в курсе, не знаешь один ты.

– Постой-постой, – растерянно бормочет Джимми. – Я ведь еще спал, ничего не пойму. Который час?

– Без десяти шесть! – бойко, словно время самое что ни на есть подходящее для дружеской болтовни, восклицаю я.

– Какая рань, – протяжно произносит Джимми. – Подожди минутку.

Из трубки доносится приглушенный шум. Очевидно, Джимми поднимается с кровати и делает приседания или отжимается – словом, что-то предпринимает, чтобы прогнать сонливость.

– Алло? – произносит он спустя минуту куда более оживленно. – Кто такой Бэзил? – Его голос исполнен недоумения.

– Ну как же… – говорю я, желая знать наверняка, что Джимми не участвовал в заговоре. – Тебе что, настолько понравилось меня дурачить?

Он какое-то время молчит. Потом закашливается, потом вздыхает.

– Джессика, ей-богу… Или это ты меня дурачишь, или что-то приключилось с моей головой. Убей не пойму, о чем ты толкуешь.

По-моему, тянуть дальше некуда. Все ясно. Тоже вздыхаю, но не тяжело, как Джимми, а с облегчением.

– Прости, пожалуйста, что подняла тебя в такую рань, – произношу я совершенно иным, извинительным голосом. – Мне надо было проверить.

– Что? – изумляется Джимми.

– Послушай, я все объясню, но позже, ладно? – взволнованно говорю я. – У меня к тебе одна большая просьба. Сдай мне на время одну из своих комнат.

Джимми снова удивляется, но соглашается пустить меня к себе совершенно бесплатно, и хоть сейчас.

– Нет, сейчас нам обоим на работу, – отвечаю я, раздумывая, как лучше поступить. – Ты во сколько освобождаешься? Я – в два.

– У меня с двух – перерыв на ланч. Приезжай ко мне, возьмешь ключ. И вместе перекусим.

– Неплохая мысль, – одобряю его план я. Ждать до вечера, где-нибудь болтаться, лишь бы не быть дома – такая перспектива меня пугает. Спохватываюсь. – А Терри или кто-нибудь из наших… случайно не знают твоего адреса?

Джимми хмыкает.

– Его пока не знают даже большинство моих родственников. Я переехал сюда совсем недавно.

Успокаиваюсь.

– Спасибо тебе. Большущее спасибо! И, пожалуйста, прости.

Джимми усмехается.

– Да перестань.

Опять ложиться спать не имеет смысла. Решаю уже сейчас собрать необходимые вещи, чтобы днем не терять ни минуты. Потом собираюсь на работу и выхожу на кухню.

Отец уже проснулся и неспешно готовит завтрак. На столе, как всегда, лежат свеженькие газеты.

– Получилось! – объявляю я. – У меня все готово, осталось после работы забрать сумки – и вперед! К Джимми!

Отец окидывает меня настороженным взглядом.

– А ты не боишься? Как-никак, но он мужчина. И неравнодушен к тебе.

Смеюсь, энергично качая головой.

– В последнее время мы настолько сблизились – как друзья, не более того, – что я стала доверять ему больше, чем подругам. – Криво улыбаюсь, вспоминая о поступке Каролины и Рейчел, но разглагольствовать о них теперь не время.

Отец пожимает плечами.

– Смотри.

– Не переживай.

– Джимми парень как будто хороший, но, скажу откровенно, тебе, по-моему, нужен совсем не такой.

– А какой? – с нервным смешком спрашиваю я.

Отец снова глядит на меня, явно пытаясь определить, понравится ли мне то, что он скажет.

– Какой? – повторяю я.

– Такой, как твой Терри, – наконец произносит он.

У меня замирает сердце.

– Ты же всегда недолюбливал его.

Отец усмехается и отворачивается к рабочему столу.

– Из обыкновенной отцовской ревности, – впервые в жизни честно признается он.

Смотрю на него широко раскрытыми глазами. В душе снова вздымается волна смешанных чувств, и кажется, что если я отдамся их власти, то натворю чего-нибудь непоправимого.

– Папа, – произношу я жалобным голосом. – Зачем ты напоминаешь о нем? Я же сказала: мне пока слишком тяжело.

Отец поворачивается, кладет руку на мои плечи и привлекает меня к себе.

– Да ведь это я так, к слову, – ласково говорит он. – Больше не буду, обещаю. До тех пор пока ты хорошенько не отдохнешь. Договорились?

Киваю.

– Ну вот и славно. Садись-ка завтракать.

– Кстати… – я опускаюсь на стул у стола, – я отключила телефон.

– Как же с тобой связываться? – спрашивает отец, ставя передо мной тарелку с тостами.

Пожимаю плечами.

– Сегодня куплю новую карту и позвоню тебе сама.

Отец останавливается между обеденным и рабочим столами и поднимает указательный палец.

– Лучше возьми мой второй сотовый, я им все равно почти не пользуюсь.

Киваю.

– Точно! Спасибо.

Скажете, я раздуваю из мухи слона? Чересчур суечусь и сама все усложняю? Отвечу одно: я знаю наверняка, что, если возьмусь решать эту проблему такая взвинченная, тогда все окончательно испорчу. Мне нужно время, необходимо взглянуть на произошедшее трезвым спокойным взглядом. Папа совершенно прав: если нам с Терри суждено быть вдвоем, тогда этому не помешают ни мое временное исчезновение, ни лишняя неделя разлуки, ни чьи-либо промахи. Если же нет… Что ж, тогда надо будет всерьез учиться жить без него…

– Осваиваешься? – спрашивает Джимми, вернувшись с работы.

Поправляю футболку и выхожу встретить его.

– Ага. У тебя хорошо. А вид из окон в той комнате просто потрясающий!

Я поставила перед собой задачу: ни в коем случае не ходить перед Джимми с пасмурным видом и по возможности не лить слез. Он настоящий друг и на редкость добр. Согласился, можно сказать, на пытку – терпеть у себя в доме женщину, к которой питает какие-то чувства, смотреть на нее исключительно как на приятеля. Нельзя отравлять его существование нытьем.

Джимми смеется.

– Я рад. – Он подбоченивается и на мгновение замирает, будто к чему-то прислушивается. – А знаешь, мне это даже нравится.

– Что? – изумленно спрашиваю я.

– Приходишь домой и что-то такое чувствуешь… – Джимми слегка прищуривается и потирает большой палец об указательный. – Ты не один. В доме есть кто-то еще. Женщина, мечтательно протягивает он.

Я, смущаясь, по-глупому хихикаю.

– Жениться тебе надо. – Черт! Что я такое несу?!

Джимми смотрит на меня с неприкрытой грустью.

– Второй такой, как ты, не сыщешь в целом мире.

Краснею и опускаю глаза.

– Зачем тебе такая? Лучше найди другую.

Джимми смеется, явно пытаясь взбодриться.

– Другую как-то не хочется. Но иного выхода у меня, по-видимому, нет.

Не осмеливаюсь поднять на него глаза.

– Я тебя мучаю, да? Наверное, ты давно решил, что я капризная и избалованная дура? Что у меня вместо сердца камень? Может, не зря друзья и бывший муженек устроили мне такое испытание?

Джимми сдвигает брови и смотрит на меня, как отец на разбившего любимую кружку обожаемого сынишку.

– Ты не мучаешь меня. Точнее… Как тебе объяснить? Я работаю над собой и уже почти верю, что ты мне просто добрый друг, не более того.

– Правда? – жалобным голосом спрашиваю я.

Джимми смеется.

– Почти.

Тяжело вздыхаю и снова потупляюсь. Джимми берет меня за руку и ведет в гостиную.

– Забирайся на диван и рассказывай эту вашу историю с Бэзилом и со всеми остальными. Кстати, кто он такой, а? Я сегодня весь день ломал над этим голову.

Он слушает меня битый час и ни разу не перебивает. В этот вечер мы ничего не обсуждаем и какое-то время сидим молча. Потом Джимми включает телевизор, и я с радостью обнаруживаю, что именно в этом я сейчас и нуждаюсь. Незнакомые красивые лица, многообразие красок, улыбки… Телевидение уносит в иные миры, в далекие страны. Можно не особенно вникать в происходящее и нет нужды решать проблемы киногероев. В телешоу и фильмах все рано или поздно улаживается само собой. Это в жизни нередко будто зависаешь между вчера и завтра и совершенно не знаешь, куда тебе двигаться – назад или вперед.

– Я прекрасно тебя понимаю, – говорит Джимми. – Ты взрослый, разумный человек…

– Вот именно! – восклицаю я, перебивая его. – И заслуживаю хотя бы немножко уважения! Если Терри не хотел развода, мог ведь так прямо об этом и сказать! Я была его женой – взял бы и еще раз со мной поговорил. Нет, он заварил такую кашу, втянул в это грязное дело всех, даже моих подруг и своего деда!

У меня в голове мелькает тревожная мысль. Она не дает мне покоя все эти дни. У Бэзила и правда пошаливает сердце. А что, если мой внезапный визит и все, что за этим последовало, явилось для него сокрушительным ударом?

Замечаю, что Джимми сидит со странным лицом. Такое впечатление, что у него есть ответ на мою пылкую речь, но он боится, что мне его слова не придутся по вкусу.

– Чего ты молчишь? – спрашиваю я. – Не согласен со мной?

– Если начистоту – не вполне, – с явной неохотой говорит Джимми.

Я давно догадываюсь, что он не одобряет моего поведения, да и сама, если честно, уже совсем не уверена, что, отсиживаясь у него и казня друзей и Терри, поступаю правильно. От этого внутри разрастается чувство неудовлетворенности, но где искать выход, я не знаю. Словом, меня опять преследует ощущение, будто я в тупике.

– Почему? – настойчиво спрашиваю я. – Почему ты со мной не согласен?

Джимми исподлобья продолжительно смотрит на меня.

– Ты уверена, что это было просто – взять и поговорить с тобой? – осторожно начинает он. – И не пытался ли Терри делать это прежде?

Мне становится ужасно стыдно. Краснею, но не опускаю голову.

– Да, допустим. Со мной было сложно. Я закатывала Терри скандалы – и чем дальше, тем хуже. Последнее время перед разводом я, по-моему, в этих чертовых разборках не слышала не только его, но и саму себя.

– Вот-вот, – спокойно говорит Джимми. – Но при этом и он, и все ваши друзья знали, что вы друг другу по-прежнему дороги, поэтому-то и устроили общее совещание и придумали этот сложный план. Решиться на такое им наверняка было не просто. Только представь себе: поставить на кон вашу дружбу, привязанность – все.

Долго молчу, глядя на тарелку с недоеденным фруктовым салатом. Мы сидим в ресторанчике, что неподалеку от дома Джимми. Внезапно все, за что я так долго на всех дулась, представляется мне ничтожным и смехотворным. Злоба, которую я копила на Терри, Рейчел, Каролину – на них всех, – вдруг делает резкий поворот и обрушивается на меня саму. Мои щеки заливает краска.

– Значит, ты с самого начала считал, что я не права? Презирал меня, не принимал всерьез? – Осмеливаюсь посмотреть Джимми в глаза.

– Презирать – конечно, не презирал. Питать к тебе что-нибудь подобное я бы не смог, даже если бы захотел. – Он усмехается. – А права ты или не права… Да, я, пожалуй, с самого начала думал, что ты заблуждаешься. Но, с другой стороны, говорю же, пытался поставить себя на твое место и понимал твою боль.

– Почему же ты сразу все прямо мне не сказал? – спрашиваю я, приподнимая подбородок.

– Потому что это ни к чему не привело бы, – ласково отвечает Джимми. – Ты еще сильнее озлобилась бы, возненавидела бы и себя, и весь мир. Тебе нужен был отдых, покой, смена обстановки. Сейчас ты, по-моему, почти в норме и готова выслушивать возражения.

Киваю. Его доброта не знает границ. Вообще-то все они замечательные, все так пекутся обо мне. Почему? Я это не заслужила.

Надо что-то предпринять. Попытаться доказать и друзьям, и мужу, что не совсем я безнадежная. Как это сделать? С чего стоит начать? Пока не знаю.

– Послушай! – восклицаю я. – Можно попросить тебя еще об одной услуге?

– Конечно, – просто отвечает Джимми, не показывая ни единым движением, что ему надоели мои просьбы.

– Давай съездим в одно место.

– Прямо сейчас? – удивляется он.

Взволнованно киваю.

– Да, сейчас. Это очень-очень важно.

Приезжаем в Бруклин и останавливаемся в конце той улицы, на которой прошло детство Терри. Уже сгустились сумерки, а фонари перед дедовым домом всегда светили довольно тускло.