Текст книги "Взгляд Горгоны"

Автор книги: Джулия Голдинг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 14 страниц)

3. Рэт

В Чартмуте такси подвезло семейство Лайонхарт к воротам большого, массивного дома в Монастырском тупике. Конни рассматривала четыре этажа под шиферной крышей, очертания которой выделялись на фоне ночного неба. Дом выглядел как толстый, откормленный горожанин, которому суетиться не было нужды, казалось, он всегда занимал привилегированное место в старой части города.

– Приехали, Конни. Это особняк Лайонхартов, – сказала Годива. Конни в первый раз услышала в ее голосе одобрение чего бы то ни было. – Здесь больше того, что имеет отношение к твоей семье, чем весь этот вздор насчет Общества: у рода Лайонхартов долгая и почтенная история в этом городе. Мы были одним из главных купеческих родов в течение столетий. Пойди в монастырь, что напротив, и на стенах ты найдешь имена своих предков. Мы даже оплатили работу над окном из цветного стекла в южном трансепте.

Конни молча изобразила интерес. На самом деле она хотела бы побольше узнать об этом, если бы не была так подавлена отъездом с Шэйкер-роуд.

Тетушка Годива достала ключ и открыла ворота.

– Ты звонил миссис Уэллборо, Хью? – спросила она.

– Конечно. Она сказала, что приведет для нас дом в полный порядок.

– Не сомневаюсь. Я уже вижу, что ее муж следил за садом согласно распоряжениям. – Годива кивнула на безукоризненно опрятную лужайку и идеальную тисовую ограду. Она наклонилась пониже и вынула из своей вместительной черной сумки линейку, чтобы измерить края. – Хорошо, хорошо: ничего выше шести дюймов. Превосходно.

Потрясенная такой точностью, Конни взяла свой чемодан и последовала за Годивой по дорожке; сзади катил свой чемодан на колесиках Хью. Когда под ее ногами захрустел гравий, Конни поежилась. Тут было что-то неправильное – что-то нездоровое. Сад казался похожим на человека, связанного смирительной рубашкой.

Годива остановилась на верхней ступеньке, нащупывая в темноте нужный ключ. Хью включил свет, осветив двери, украшенные очень знакомым символом.

– Эй, это же мое! – воскликнула Конни. – Что делает символ Универсала на парадной двери этого дома?

– Что – это? – Хью поравнялся с ней. – Ты эти узоры имеешь в виду? Красиво, правда? Это часть нашего семейного герба – звездный компас. Он показывает, что ты родом из длинной династии моряков вроде меня, понимаешь? – Он закатал рукав и показал темно-синюю татуировку такой же формы. – Я сделал ее в Сингапуре в пятьдесят восьмом году. Старик, который ее наносил, чуть не упал, когда я показал, что мне нужно, и задал мне кучу странных вопросов. – Хью задумчиво почесал предплечье. – На самом деле из всех моих татуировок эта больше всего вызывает интерес у людей.

– Вы знаете, что это означает? – Конни не могла удержаться от вопроса.

– Разумеется. Это символизирует юг, запад, север и восток – ты, конечно, уже знаешь стороны света, в твоем-то возрасте? «Южный Зной Стоит Весной», – вот, стишок помогает запомнить.

Он действительно не знает, что это принятый в Обществе символ универсального посредника, или просто очень хорошо притворяется?

Годива отперла дверь и провела их в прихожую, зажигая по дороге свет. Конни поразила лестница: черные перила из кованого железа и белые мраморные ступеньки. Пол в холле был каменный; единственной мебелью была алебастровая ваза с засохшими цветами, стоящая на металлическом столе перед большим зеркалом.

Конни не избавилась от болезненного чувства, охватившего ее в саду, даже переступив порог дома. Было что-то совершенно неправильное в особняке Лайонхартов: чего-то не хватало.

– Мы начнем занятия послезавтра, Конни… – объявила Годива.

– Но ведь у меня каникулы!

Тетушка Годива приподняла одну бровь и продолжила:

– …поэтому я предлагаю тебе провести завтрашний день, изучая твой новый дом.

«Это не дом», – кисло подумала Конни. Она чувствовала себя растением, вырванным с корнем и пересаженным в дурную почву.

– Твоя спальня на втором этаже, рядом с моей. Я сейчас покажу ее тебе, чтобы ты могла привести себя в порядок перед ужином. Тебе, конечно, нужно переодеться.

Конни оглядела свои джинсы:

– Да?

– Разумеется. В этом доме в столовую в брюках не входят. Полагаю, у тебя есть платье или юбка?

– Гм…

Годива раздраженно цокнула языком:

– Если не сможешь найти ничего приличного, можешь позаимствовать одну из моих. Отныне ты должна вести себя как леди, Конни, а не как сорванец.

– Я не сорванец.

Годива фыркнула, как будто говоря, что по этому вопросу двух мнений быть не может, и отправилась наверх. Она на короткое время задержалась у одной из дверей, протянув руку, но не дотрагиваясь до выкрашенного белой краской дерева.

– Это моя комната. А это, – она сделала несколько шагов по коридору, – твоя.

Конни прошла через открытую дверь и поставила на пол чемодан. Узкая кровать с железным каркасом стояла у одной стены, металлический стол – под окном, а комплект вешалок для пальто висел над большим кожаным чемоданом вроде того, который приволок домой дядюшка Хью. Атмосфера в комнате была гнетущая, как в тюремной камере. Только выцветшие обои – розовые розы, ползущие по решетке, – как-то пытались смягчить это впечатление.

– Ты должна повесить свою одежду, а остальные вещи сложить в чемодан, – сказала Годива. Она провела пальцем по поверхности стола и довольно улыбнулась, не обнаружив на нем пыли.

– Ладно.

– Не надо говорить мне «ладно» таким угрюмым тоном, юная леди. Нужно отвечать: «Да, тетушка Годива».

– Да, тетушка Годива.

– Так-то лучше. – Годива приблизилась к внучатой племяннице и тем же пальцем, которым только что проверяла пыль, пощекотала ее под подбородком. – Я знаю, начинать будет трудно, Конни, но тебе придется поверить, что все это для твоего же блага. – Должно быть, в глазах Конни она разглядела серьезные сомнения. – Я бы хотела, чтобы ты мне доверяла. Я действительно знаю, через что тебе придется пройти, потому что сама прошла через это. Первый шаг к твоему выздоровлению – это понять: то, что ты чувствуешь, – ненормально, это как болезнь. Если ты это признаешь, то твердо встанешь на путь выздоровления. А сейчас я тебя оставлю.

Как только за ней закрылась дверь, Конни бросилась ничком на кровать и дала волю слезам, которые сдерживала до сих пор. Она так старалась быть храброй, чтобы Эвелина не увидела, как она расстроена, пока собирала вещи в своей любимой спаленке под крышей дома на Шэйкер-роуд. Теперь Конни была одна, и ее охватило отчаяние. Она уже ненавидела свою двоюродную бабку. В ней было что-то странное: она понимала в отношении Общества больше, чем хотела признать. Как будто даже знала точно.

Быть оторванной от Общества само по себе было ужасно, но что по-настоящему пугало Конни, так это мысль о том, что Каллерво может использовать ее изоляцию в своих целях. Теперь у нее не было возможности узнать, как защитить себя. И еще у нее осталась новая подопечная. Когда Конни соглашалась стать посредником Арганды, она не осознавала, какие трудности могут их подстерегать. Для того чтобы обе они жили полноценной жизнью, ей необходимо видеть Арганду регулярно; если она не будет этого делать, они обе будут страдать. Установление контакта делало их частью друг: друга – именно такова была особенность отношений между посредником и существом. Как Универсал, она могла устанавливать мимолетные контакты с любым количеством существ, но быть связанной посредническими узами с одним-единственным – это нечто иное. Это как различия между дружбой и браком: они с Аргандой отныне принадлежали друг другу и разлучать их не следовало.

Раздался осторожный стук в дверь.

– Да? – Конни вытерла глаза тыльной стороной ладони.

Из-за двери показалась голова Хью.

– Я подумал, что ты, наверное, немного расстроена, поэтому принес тебе подарок. – И он протянул ей красивую изогнутую раковину. – Если ты похожа на меня, то здесь ты будешь скучать по виду моря; но, по крайней мере, ты сможешь услышать его шум с помощью этой раковины.

– Спасибо, дядюшка Хью.

– Не за что, милая. – Он положил ее на одеяло и вышел.

Кол в загоне за домом чистил своего пони по имени Мэгз, за этим занятием его и застала его бабушка. Она прислонилась к забору, чтобы отдышаться, все еще встревоженная новостями, которые только что услышала от Эвелины. Кол тихо насвистывал, не обращая внимания ни на что, кроме своего любимого восьмилетнего каштанового пони. Миссис Клэмворси не хотела их беспокоить, но дело не терпело отлагательства.

– Кол?

Он поднял глаза, его рука со щеткой остановилась на полпути: он не ожидал, что бабушка стоит рядом.

– Что случилось, бабуля?

– Это касается Конни.

– Ведь это не связано с Каллерво? – быстро спросил Кол. Это имя оставило мерзкий привкус во рту, когда он произнес его.

– Нет, милый. Но это почти так же плохо.

Кол выронил щетку:

– Расскажи мне.

– Конни увезли от нас – от Эвелины, от Общества, от всего. – Казалось, миссис Клэмворси вот-вот заплачет. Рука ее, держащаяся за край забора, дрожала.

– Кто увез?

– Ее родители прислали за ней двоюродную бабку и деда. Теперь Конни в лапах у Годивы Лайонхарт, и мне страшно подумать, к чему это может привести.

– Конни уехала, даже не попрощавшись? – Кол не верил своим ушам. Только вчера они вместе обсуждали летние каникулы, строили планы.

– У нее не было выбора. Они увезли ее в Чартмут, в свой дом, сразу, как только приехали вчера вечером. Никому из нас не разрешается видеться с ней.

Мэгз ткнул Кола носом, чтобы привлечь к себе внимание; тот рассеянно погладил пони.

– Но они не могли так поступить! Как же ее обучение? Как насчет Каллерво?

– Мы все именно так и думаем. Твой отец сказал, что они даже разговаривать с ним не стали, когда он вчера подвез Эвелину домой: Годива ожесточенно противится всему и всем, кто имеет отношение к Обществу.

Новое подозрение поразило Кола.

– А что папа делал вместе с Эвелиной, бабушка?

Миссис Клэмворси слегка покраснела:

– Это их дело, а не наше. А теперь поторопись, я хочу, чтобы ты отнес Маку сообщение от меня. Он еще не знает, чем все это закончилось вчера вечером.

Мэгз свернул с дороги и ускорил шаг, унося своего всадника все дальше в глубь Мэллинского леса. Даже несмотря на то что они везли плохие вести, Кол не мог не признаться, что у него немного поднялось настроение. Они оба любили скакать среди деревьев. Им не терпелось галопом проскакать через разные части леса – величественные зеленые коридоры буковых деревьев; темные, загадочные аллеи дубов с желудями, хрустящими под ногами; галереи с колоннами серебряных берез, растущих в песчаной почве. Все эти места сильно менялись в зависимости от времен года. На одной прогулке Кол и Мэгз продирались через свежие весенние заросли, на следующей скакали под обильной летней листвой, медной осенью брели по щиколотку в палой листве, а зимой спасались бегством от пронизывающего холода. За годы, проведенные в Мэллинском лесу, Кол научился многому: он ездил верхом, лазал по деревьям, устраивал берлоги – лес всегда был самым интересным местом для игр. Хотя он думал, что хорошо знает его, Кола никогда не покидало ощущение, что это загадочное место, кое-где по-настоящему дикое. Он чувствовал, что лес наполнен существами, они прятались на деревьях и на земле. Конни часто говорила, что его переполняет жизнь. Если бы она была здесь, она бы рассказала ему, что это за существа. Он остановил Мэгза и огляделся. И они хотят здесь все вырубить и закатать в бетон, принеся в жертву последний оставшийся в Гескомбе участок великих лесов, которые некогда покрывали эту местность. Он чувствовал грядущую утрату почти как физическую боль.

«Кто от этого выиграет?» – сердито спрашивал он у деревьев.

Ах да, «Аксойл» сможет отправить большее количество громыхающих цистерн с нефтью. Кол также слышал, как люди, ездящие на работу в Чартмут, жаловались, что путь отнимает слишком много времени из-за плохой дороги.

«Но куда же нам бежать от машин, если все здесь будет залито бетоном?» – думал он.

Деревья шумели, как будто соглашаясь с ним.

Мак Клэмворси сидел около палатки, его мотоцикл был припаркован под платаном. Мэллинский лес начинал наполняться и другими людьми: одни ставили палатки, как Мак, другие жили в фургонах; вокруг последних были беспорядочно рассеяны дети, собаки и шезлонги. Над головой у Мака двое мужчин в яркой хлопковой одежде сидели на верхушках деревьев и развешивали по веткам флаги с маленькими колокольчиками, звеневшими на ветру. Отдаленные звуки молотков выдавали работу тех, кто строил шалаши на деревьях.

Мэгз выехал на поляну и остановился у лагерного костра.

– О, привет, сынок. – Мак зевнул, устало потирая небритый подбородок. – Пришел, чтобы присоединиться к нам, да? Мы тут уже окопались, так что полиции будет нелегко сдвинуть нас с места, – и чем дальше, тем будет веселее.

Кол не ответил, но спрыгнул со спины Мэгза и отпустил пони попастись на воле.

– Ты слышал о Конни? – спросил он отца.

– Нет, а что? – спросил отец без особого интереса, тыкая в огонь веткой.

– Ее забрали от Эвелины, и ее семья не разрешает ей встречаться ни с кем из Общества.

Мак бросил на сына удивленный взгляд, но потом продолжил шевелить угли в костре.

– Какая неприятность.

– Это не просто неприятность, это беда. А как же Каллерво? Как мы сможем защитить ее, если никому из Общества не позволено даже подходить к ней?

Мак нахмурился:

– Вот досада. Уверен, Эви расстроена.

– Не так сильно, как Конни. – Кол помолчал. – Ты не хочешь рассказать мне, что произошло вчера вечером?

Он плюхнулся на перевернутое ведро напротив Мака.

– Ничего. Я к этому не имею никакого отношения. Я и двумя словами с ними не обменялся. Эви рассказывала мне, как вся семья надоедает ей по поводу Конни.

Кол возил кроссовками по палой листве, глядя в землю.

– Так что там у тебя с Эвелиной, папа?

Мак поднялся на ноги и потянулся.

– Спать на свежем воздухе – что может с этим сравниться! – сказал он и снова зевнул.

– Папа?

– Она друг, я знаю ее много лет. Послушай, Кол, я уверен, что доктор Брок и другие что-нибудь придумают для Конни. На мгновение забудь обо всем этом, ты все равно ничего не можешь сделать. Почему бы тебе немного не отвлечься, не познакомиться с другими людьми здесь? Я знаю, где можно раздобыть чайку. Пойдем со мной.

Кол поплелся за Маком в дурном расположении духа. «Забудь об этом», – сказал его отец. Но как забыть? Мак всегда казался таким уверенным в себе, таким сильным – он становился центром каждой комнаты, каждого собрания, отметая все условности, как будто они не имели никакого значения. Кол чувствовал, что не может расти в густой тени своего отца. Это было верно, так же как и то, что Мак был вечным странником и частенько покидал Гескомб в полном одиночестве. Но недавно отец начал выезжать на прогулки с Эвелиной Лайонхарт. Кол не знал, нравится ли ему перспектива видеться с отцом чаще.

Мак остановился у старого белого автобуса, разрисованного радугами. Он постучал в дверь, и ее распахнула женщина с диковатыми глазами и копной рыжих волос.

– Это ты, Мак! – с облегчением воскликнула она. – Я было подумала, что это снова полиция.

– Нет, Ши́ван, это всего лишь я – и в этот раз я привел с собой сына.

Кол вышел из-за спины отца и с интересом смотрел на женщину: она казалась ему вихрем рыжей энергии в этом тихом зеленом месте.

– Он необычный, – с восхищением сказала Шиван, уперев руки в широкие бедра. – Глаза у него, как у эльфа, но сдается мне, что в наши дни только мы, ирландцы, и помним о них.

Кол бросил взгляд на отца, как бы спрашивая, знает ли она об Обществе. Мак слегка покачал головой, прежде чем ответить:

– Ага, он странно выглядит, верно?

«Вот спасибо, папочка!» – кисло подумал Кол.

– Я тут подумал: может быть, Рэт захочет познакомиться с ним – они ведь, кажется, одного возраста, – продолжал Мак.

Шиван громко крикнула через плечо в темные недра автобуса:

– Рэт! Рэт! Ты где там, ленивый негодник?

Из темноты вынырнуло бледное лицо в обрамлении взъерошенных волос, наверное, мальчик только что проснулся. Он был худым и гибким, с русыми волосами и щурил сонные глаза на утреннем солнце. Его нос был усеян веснушками, а по обе стороны его заостренного личика красовались оттопыренные красные уши.

– Как зовут твоего сына? – спросила ирландка, подталкивая Рэта вперед.

– Кол, – сказал Мак, с размаху хлопая сына по спине.

– Что ж, Кол, – сказала она, – это Шон, но все вокруг зовут его Рэт, потому что, понимаешь, фамилия у нас такая – Рэтклифф.

Кол действительно понимал – отчасти. Они с Рэтом какое-то время осторожно присматривались друг к другу, как две незнакомые собаки при встрече, пока Кол не улыбнулся. Рэт усмехнулся в ответ.

– Ну, Мак, хочешь чаю? – сказала Шиван, стоя в стороне. – Вы двое ступайте погулять куда-нибудь, но не слишком далеко, поняли? И не ищи себе больше неприятностей, Рэт!

– Ма! – запротестовал Рэт.

– Не думай, что я не знаю, что ты там затеваешь: я не вчера родилась.

Рэт натянул резиновые сапоги и выпрыгнул из автобуса.

– Ну, тогда пошли, – сказал он Колу, беспечно тряхнув головой. – Посмотрим на шалаши на деревьях.

Кол следовал за ним по пятам, пытаясь нащупать безопасную тему для разговора. Футбол? Будет ли болеть за какие-нибудь клубы парень, живущий в автобусе? Почему-то он казался не из таких. Желая добиться успеха в первой их беседе, Кол пытался понять, что между ними общего.

Рэт внезапно остановился и жестом велел Колу отступить. Кол замер. Что это еще за игры? Потом Кол сам увидел, в чем причина. Они стояли в березовой рощице, над головой была светло-зеленая листва, а медного оттенка земля была усеяна прошлогодними листьями. Там, на поляне, стоял олень, изящно приподняв переднее правое копытце, как балерина, балансирующая у станка. Мальчики на мгновение заглянули во влажные карие глаза животного, не смея перевести дыхание. Ветер зашумел в листве; олень махнул хвостом и в два прыжка скрылся из виду.

– Люблю этот лес, – просто сказал Рэт, снова трогаясь с места.

– И я тоже. – Кол старался не отставать от него. – Слушай, Рэт, если ты любишь животных, не хочешь ли прокатиться на моем пони?

4. Кассандра

Ближе к вечеру у ворот зазвонил колокольчик. Из своего окошка Конни наблюдала за тем, как ее двоюродная бабка, которая целый день решительно искореняла ростки сорняков с цветочных бордюров, бросилась посмотреть, кто это пришел. Через несколько минут она вернулась, ведя за собой двух девочек. В руках она держала связку ключей и походила на тюремщика, сопровождающего посетителей на свидание к узнику. Сердце Конни подпрыгнуло от радости: это были Джейн и Аннина, ее лучшие школьные подруги. Перепрыгивая через две ступеньки, она сбежала в прихожую им навстречу.

– Как я рада вас видеть! – воскликнула она.

– И мы тебя. – Аннина обняла Конни, выразительно оглянувшись на Годиву. – Что с тобой случилось?

– О, это моя двоюродная бабушка. Тетушка Годива, это Аннина Нуруддин и Джейн Бенедикт.

– Юная девица, – резко обратилась Годива к Аннине, – вы имеете отношение к Обществу?

– К чему? Вы имеете в виду Общество, которое посещает Конни?

Годива кивнула.

– Нет-нет, что вы.

– А вы? – Годива повернулась к Джейн.

– И я нет. – Под сверлящим взглядом Годивы Джейн застеснялась и спрятала глаза за упавшей на них светлой челкой.

– Хорошо, в таком случае я рада познакомиться с вами, девочки. Конни расскажет вам, что в ее жизни недавно произошли кое-какие перемены, но вы можете продолжать с ней дружить.

– Э… спасибо, – сказала Аннина, определенно недоумевая, по какому праву Годива распоряжается, с кем можно, а с кем нельзя дружить Конни.

– Полагаю, вы предпочтете пойти в сад? – сказала Годива, подталкивая их к выходу, как будто пытаясь убрать беспорядок, который они внесли в ее прихожую.

– Не беспокойтесь, мы пойдем в мою комнату, – сказала Конни.

Только когда Конни закрыла за ними дверь, Аннина перестала сдерживаться:

– Кол сказал, что тебя забрали от Эвелины.

– Да, забрали.

– Почему?

– Мои родители беспокоятся обо мне. Они хотят, чтобы мои двоюродные бабка и дед попытались сделать из меня нормальную девочку.

Аннина фыркнула:

– Нормальную? А что с тобой не так?

Конни пожала плечами; было видно, что для нее это тоже загадка.

Джейн рассматривала раковину.

– Так ты будешь жить здесь? И долго ли?

– Не знаю.

– Если ты останешься здесь в сентябре, тебе будет недалеко ходить в чартмутскую среднюю школу.

– Моя бабка планирует обучать меня на дому.

– Ты что, шутишь? – не поверила Аннина.

– И не думаю.

– Она что, думает, что это сделает тебя нормальной? У нее нет ни малейших шансов.

Повисло неловкое молчание – Конни закусила губу, чтобы не расплакаться. Аннина и Джейн коротко переглянулись, а потом вдвоем крепко обняли Конни.

– Вам двоим придется выручать меня, хорошо? Мне не разрешают видеться ни с Колом, ни с кем-либо другим, так что вся надежда на вас.

– Конечно, мы постараемся, Конни. – Аннина в ответ только сжала ее руку. – У меня есть идея. Почему бы тебе не поучаствовать вместе с нами в подготовке Гескомбского фестиваля? В этом году организацией занимается мой папа. Если ты согласишься, это даст тебе массу возможностей выходить из дому вместе с нами и ходить в разные места.

– Звучит заманчиво, – сказала Конни, усаживаясь на кровать рядом с подругой. В представлении Аннины все всегда выглядело очень радужно. Будущее уже не казалось ей таким унылым.

– В этом году фестиваль станет большим событием – хотя, может быть, тебе это и неинтересно. К нам приезжают «Krafted».

– Кто?

Аннина вытаращила глаза.

– Ну, группа такая, ты что, не знаешь? Последние три недели они занимали верхнюю строчку в хит-параде.

Джейн тронула Конни за руку:

– Не волнуйся, я тоже о них не слышала.

– Вы что, обе не слушаете радио? И пяти минут не проходит, чтобы не звучала какая-нибудь из их песен.

– А ты ничуть не преувеличиваешь, Анни? – поддразнила ее Джейн.

– Ну ладно, в общем, вы меня поняли. Впервые наш музыкальный фестиваль смог заполучить по-настоящему популярное имя. Кроме того, приедет куча других исполнителей – это будет великолепно.

– А зачем они сюда приедут? – поинтересовалась Конни. Она, конечно же, знала об этом фестивале, но он был вовсе не таким крупным, как Гластонбери [4]4
  Фестиваль Гластонбери ( Glastonbury), заслуживший название «британский Вудсток», считается одним из главных событий года в мире рок-музыки, традиционно проводится с 1971 года в последние выходные июня под открытым небом неподалеку от местечка Гластонбери на западе Англии.


[Закрыть]или любой из других летних концертов.

– Это все из-за акции протеста. Разве не ясно, что новая дорога пройдет прямо по полям, на которых собираются люди, приехавшие на фестиваль? Барабанщик «Krafted» сам родом из Чартмута, и его это решительно не устраивает. Мы хотим под предлогом фестиваля попытаться остановить уничтожение деревьев.

– У нее всегда все так гладко выходит, правда? – ехидно шепнула Джейн.

Аннина пропустила ее замечание мимо ушей.

– Билеты расхватывали, едва они появлялись в Интернете.

– Но чем же я могу помочь? – спросила Конни.

Ей начало передаваться воодушевление Аннины. Может быть, и вправду это сработает? Она отчаянно хотела спасти лес – так, может быть, теперь им удастся это сделать.

– Ну, вначале, как всегда, будет карнавальное шествие. Мы еще не знаем, какая тематика будет в этом году, но обычно там много животных – лошадей и других. Ты бы могла помочь держать их под контролем.

– Ты обратилась как раз по адресу.

– Я тоже так думаю. Хочешь, я спрошу разрешения у твоей бабушки, или спросишь сама?

– Думаю, лучше, чтобы эта идея исходила от тебя – тебе всегда удаются такие вещи.

– Какие?

– Вешать людям лапшу на уши, Анни: ты на людей действуешь так же, как Конни – на животных, – пояснила Джейн.

Аннина с гордостью улыбнулась:

– Спасибо. Хорошо, я приручу ее для вас. Какие у нее слабости?

– Не думаю, что они у нее вообще есть, – сказала Конни. Она на секунду задумалась. – Ей нравится тяжелая работа и порядок.

– Отлично, я наплету ей о том, какой рабский труд тебя ждет на фестивале.

– Не волнуйся, Конни, у твоей бабушки против Аннины совершенно нет шансов, – сказала Джейн, когда Аннина сбежала по лестнице вниз. – Никто еще не смог взять над ней верх. Мне почти жалко твою бабулю.

Однако битва оказалась ожесточеннее, чем предсказывала Джейн. Годива лишь согласилась позволить Конни участвовать в подготовке фестиваля – под крышей своего дома и под ее личным надзором. Что до работы на месте проведения, это даже не подлежало обсуждению.

Аннина задумчиво жевала кончик своей длинной черной косички, докладывая о результатах своей первой вылазки на врага.

– Твоя бабушка какая-то странная, Конни. Когда я заговорила о том, чтобы она разрешила тебе ходить в Мэллинский лес, это произвело такой эффект, как будто я произнесла какое-нибудь ужасное ругательство. До тех пор она была со мной вполне мила – я уж было подумала, что убедила ее, – но тут она внезапно уперлась и заявила, что тебе нельзя позволять и на миллион миль приближаться к этому месту, что она терпеть его не может и чем скорее вырубят этот лес, тем лучше.

– Она не могла такое сказать! – Конни пришла в ярость. Ей и раньше не слишком нравилась Годива, но теперь у нее была причина ее ненавидеть. Как можно желать уничтожения всех этих деревьев?

– Так она и сказала. Но в любом случае она согласилась, по крайней мере, чтобы мы время от времени приходили тебя навестить.

Конни закрыла лицо руками:

– Это какой-то кошмар.

– Что мы можем для тебя сделать? – спросила Джейн. – Ты уже обсуждала это с родителями?

– Угу. Они сказали, что я должна пожить в режиме своей бабушки хотя бы несколько месяцев и я могу не ждать, что это окажется легко.

– Чудесно, – мрачно сказала Аннина.

– Спасибо уже за то, что ты попыталась.

– Я пока не собираюсь сдаваться. Будем надеяться, что в следующий раз мне повезет больше.

Несколько дней спустя Кол и Рэт лежали в высокой траве на лесной поляне, наблюдая за дятлом, усердно долбившим каштан по соседству. Дерево было украшено множеством листьев, похожих на широкопалые руки, и сотнями светло-зеленых шариков. Каждый раз, когда на поляне поднимался легкий ветерок, листья-руки вздымались и опускались, как будто били в ладоши в такт мексиканскому танцу. Колу казалось, что это сам Мэллинский лес веселится в прекрасный летний денек.

– Смотри, как он работает! – восхищенно воскликнул Кол, когда птица застучала клювом по коре так быстро, что ее головка стала казаться неясным пятном.

– Ага, прямо как мой папаша на рок-концерте, – отозвался Рэт. – Должно быть, у него все мозги порастряслись, как думаешь? Мать всегда говорила, что у папы не совсем все дома с тех пор, как он этим занялся.

Кол хрюкнул от смеха, а Рэт широко усмехнулся ему в ответ. Он протянул Рэту бинокль и лег на спину, глядя в голубое небо над головой и различая очертания облаков: здесь лицо, там корабль, а это – ястреб… Резко пикировали вниз ласточки, ловя насекомых.

– Эй, тебе стоит на это посмотреть, – вдруг сказал Рэт с волнением.

– Э… на что? – спросил Кол, возвращаясь в реальность, и увидел, как Рэт рассматривает что-то в бинокль через поляну.

– Кол! Только взгляни на это!

– Ну так дай мне! – Он схватил бинокль и навел его в направлении, в котором смотрел Рэт. Там была женщина в белом платье с длинными золотистыми волосами, которые кольцами падали ей на плечи. Кол выронил бинокль, как будто он обжег его.

– В чем дело? – спросил Рэт, потирая нос тыльной стороной ладони. – Она исчезла?

– Нет.

– А что тогда?

– Просто это… Хорошо, если тебе так нужно знать, это – моя мать, – сказал Кол. Вышло более резко, чем он хотел.

– Ну и как, ты не собираешься подойти поздороваться? – спокойно спросил Рэт, беря бинокль. Он недоумевал, почему Кол стоит как вкопанный. Он и не догадывался, как его друг смущен и напуган одним появлением своей матери. – Тебе лучше поторопиться.

Кол кивнул и какой-то странной, неуверенной трусцой побежал к матери, как будто его ноги не могли решить – хотят ли они бежать вперед или нет. Теперь она стояла на коленях, наклонившись так, что волосы падали на ее лицо густым покрывалом, и била кулаками по земле, как по барабану.

– Что ты делаешь? – спросил Кол.

– Вызываю змей, – ответила она своим хриплым голосом, от которого Кола всегда бросало в дрожь. Она подняла на сына незабудковые глаза. – Здравствуй, Колин.

– О… э… привет, мам, – ответил он, в смущении переминаясь с ноги на ногу.

Молниеносным движением она поднялась с травы и подошла к нему. Взяв его за плечи, она всмотрелась прямо ему в лицо.

– Ты вырос, – сказала она с явной гордостью. – Ты узнал, что такое опасность, и победил свой страх.

Кол предпочел бы более традиционное приветствие, но ему было приятно, что она наконец обратила на него внимание – такого, каков он есть.

– Спасибо, – коротко сказал он, отстраняясь. Она продолжала смотреть ему в лицо, от чего у него скрутило нутро, как будто она пробудила змей в нем самом. Он попытался отвлечь ее:

– А зачем ты вызываешь змей? Разве сейчас здесь не слишком людно? Нарушение правил Общества и все такое?

Его мать была посредником змееволосых горгон, и он подумал о том, как Рэт едва не увидел ее в деле.

– Ха! – Она саркастически рассмеялась. – Когда это меня волновали правила?

«Это точно», – подумал Кол.

– Так зачем ты здесь? – Разумеется, она не для того приехала, чтобы с ним повидаться.

– Чтобы присоединиться к протестующим. Этот лес – последний дом горгон в Южной Англии. То место, куда они веками возвращались, чтобы выводить потомство. Если он исчезнет, исчезнут волосы горгоны – и она погибнет.

Кол сглотнул и невольно оглянулся: он и не знал, что в этих лесах скрываются горгоны, и ему, определенно, не улыбалось встретить одну из них прямо сейчас.

– О, это… это плохо, – пробормотал он. – И где они сейчас?

– Осталась только одна, и я ее хорошо спрятала, – сказала его мать. – Она окажется в опасности, если ее обнаружит кто-нибудь из этих протестующих или дорожных строителей.

«Ага, – подумал Кол, – не говоря уже о том, в какой опасности окажется несчастный, встретивший взгляд горгоны, который обладает силой превращать все живое в камень». Но он подозревал, что его мать это вовсе не беспокоило.

– Папа здесь, ты знаешь? – осторожно спросил он, когда она направилась обратно к лагерю, задевая папоротники длинной юбкой, на которую дюжинами цеплялись колючки. Она ничего не ответила, но по тому, как решительно она сжала челюсти, Кол понял, что это была неприятная новость.

Кол шел за ней до входа в бледно-зеленый туристический автофургон, припаркованный в дальнем конце поляны для пикников.

– Тебе лучше не входить сюда, – сказала она. – Подожди меня здесь: у меня для тебя кое-что есть.

Она исчезла внутри; Колу были слышны голоса, и он попытался представить, с кем она там разговаривает. Он сел на скамейку для пикника и запустил пальцы в волосы: он чувствовал себя ужасно – как раз так, как когда ему было пять лет и он еще жил вместе с матерью. Он не хотел признаваться себе в этом, но она откровенно пугала его. И все же часть его существа тянуло к ней, как будто она держала его на невидимом поводке, за который могла дергать в свое удовольствие. Хуже всего было то, что она, кажется, не понимала, как действует на него: он не много места занимал в ее жизни – так поглощена она была своими змее-волосыми друзьями, и она, вероятно, даже не догадывалась, что значит для него так много.