Текст книги "Соблазн и страсть"
Автор книги: Джулия Энн Лонг
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 17 страниц)
– Мне очень понравилась эта пьеса. Прекрасное сочинение… – пробормотала Сабрина. – Но неужели вино ему не мешает? Как же он пишет свою музыку?
– Одно не мешает другому. Искусство не требует трезвости, мисс Фэрли.
– А как же сам граф?
– О, Рис совсем другое дело. Рис – особенный. И, конечно же, вино нисколько ему не мешает. Что же касается творчества, то поэзия стала его проклятием и его сладчайшей мукой.
– Но ведь граф – хороший поэт?
– Хороший? Он выдающийся поэт, – с уверенностью заявил Уиндем. – От такой поэзии у вас мурашки побегут по спине, мисс Фэрли. Надеюсь, что мои слова вас не шокируют?
– Нисколько, – ответила Сабрина. Уиндем криво усмехнулся:
– Если честно, дорогая, то я не знаю, как следует вести себя, общаясь с юными леди. Дело в том, что мне не приходилось с ними общаться. Но, кажется, вы не очень меня боитесь.
– Нисколько не боюсь. – Сабрина улыбнулась. – Не такой уж вы страшный.
– Не страшный? – Уиндем рассмеялся. – А мне всегда казалось, что молодые леди должны бояться меня.
Внезапно послышались чьи-то шаги, и Сабрина, обернувшись, увидела графа. Он кивнул ей и с улыбкой проговорил:
– Добрый день, мисс Фэрли, Видимо, вам стало лучше, не так ли?
– Да, благодарю вас, милорд. Миссис Бейли дала мне порошок от головной боли и чашку горячего шоколада. После этого я немного поспала, и теперь мне гораздо лучше.
– Ах, мисс Фэрли, если бы все недуги можно было и злечить порошком от головной боли и чашкой шоколада… – пробормотал граф. Немного помолчав, он вдруг спросил: – Скажите, а миссис Бейли хоть раз вам улыбнулась? Она служит в Ла-Монтань уже много лет, но я никогда не видел ее улыбки.
– Мне миссис Бейли тоже не улыбалась, – ответила Сабрина.
«Возможно, экономка вообще не умеет улыбаться», – подумала она.
– Уиндем, вы чем-то озадачили мисс Фэрли? – неожиданно спросил Роуден.
Художник пожал плечами:
– Да, похоже на то. Мы говорили о моей картине.
– И как? Полотно ей понравилось?
– Она сама не знает, – с ухмылкой ответил Уиндем. – Во всяком случае, я не понял, что она о ней думает.
– Мисс Фэрли, неужели? – воскликнул граф в притворном ужасе. – Неужели вы не знаете, что нельзя так разговаривать с художником? Вы должны были высказать свое мнение. Хоть какое-нибудь.
Сабрина поняла, что Роуден опять над ней смеялся, однако из вежливости улыбнулась:
– Поскольку я очень мало общалась с художниками, то мистер Уиндем, надеюсь, простит мне мое невежество. И вы, милорд, тоже, – добавила Сабрина со смехом.
«О Боже, неужели я с ним флиртую?! – мысленно ужаснулась Сабрина, – Да, похоже, что так. Во всяком случае, кокетничаю» – заключила она, сама себе изумляясь.
Граф внимательно посмотрел на нее и спросил:
– А ваши друзья отправились с визитом к Колбертам, не так ли?
– Да, – кивнула Сабрина.
– Выходит, вы остались здесь совсем одна?.. Она снова кивнула.
– А разве вы не боитесь своего отца? Что скажет по этому поводу викарий Фэрли? Ведь он наверняка узнает, что вы остались одна, без своей подруги и покровительницы.
Граф снова шутил, но на сей раз, Сабрина нисколько не обиделась. Когда он шутил доброжелательно, его чудесные синие глаза светились каким-то необыкновенным светом…
– Мой отец, скорее всего, подумает, что лорд Роуден, как настоящий джентльмен, будет обращаться с дамой вежливо и тактично. А потому не будет беспокоиться, – ответила Сабрина, хотя прекрасно знала, что ее отец, если бы узнал о произошедшем, отреагировал бы совсем не так.
Но ответ девушки позабавил графа, и он весело рассмеялся.
– Надеюсь, мисс Фэрли, вы присоединитесь к нашей экскурсии по дому. – Роуден с усмешкой взглянул на художника: – Уинд, будь так любезен, поменяй рубашку. Невыносимо смотреть на тебя в таком виде.
– Слушаюсь, милорд. – Уиндем ухмыльнулся и отвесил графу шутливый поклон. Затем начал собирать краски и кисти. Уже направляясь к выходу, он обернулся и, подмигнув девушке, проговорил: – Я бы не решился оставить вас наедине с графом, мисс Фэрли, если бы не знал, что скоро вернусь. Впрочем, он вас не укусит, если только не выйдет из себя.
– Даже если такое случится, ничего страшного, – раздался голос синьоры Ликари, внезапно появившейся у входа в зал.
Едва лишь взглянув на певицу, Сабрина поняла, что та пытается смутить ее. Но теперь – она чувствовала, что уже освоилась в доме графа, – смутить ее было не так-то просто.
– Какие прекрасные витражи, – с улыбкой проговорила Сабрина, окинув взглядом зал. – А луна – почти как настоящая. У нее такой задумчивый вид…
– Задумчивая луна? – переспросил граф. – Какой прекрасный образ! – Окинув взглядом «небосвод», он продолжал: – Да, верно, замечательные витражи. Их изготовили в небольшом итальянском, городке под названием Тре-Сорелле, что означает «Три сестры». А мастера, сотворившего это чудо, зовут Джованни Санторо. Джованни – удивительный художник.
Софи презрительно фыркнула:
– Он мужлан и грубиян, этот ваш Санторо. Но руки у него действительно золотые.
Сабрина немного растерялась; она не знала, как следует отнестись к подобному замечанию. Решив, что лучше промолчать, она стала украдкой рассматривать наряд певицы.
Софи сегодня была в красном шелковом платье с глубоким вырезом; причем оно почти обтягивало ее стройную фигуру. Опустив глаза, Сабрина окинула взглядом свой собственный наряд. Увы, главное достоинство ее шерстяного платья заключалось в том, что оно очень подходило к нынешней погоде. А ведь это было ее лучшее платье!
Подняв глаза, Сабрина вдруг заметила, что граф тоже рассматривает ее платье. Внезапно их взгляды встретились, и девушка, ужасно смутившись, поспешно отвела взгляд.
К счастью, в этот момент в зал вошел Уиндем. Теперь он был в элегантном костюме и с белоснежным галстуком. Кивнув графу, художник развел руки в стороны, как бы демонстрируя свой опрятный вид. Роуден усмехнулся и сказал:
– Все в порядке, Уинд. – Повернувшись к дамам, он продолжал: – Итак, милые леди, я начну с этого зала. Он называется «звездный». Дело в том, что четвертый граф Роуден увлекался астрономией, поэтому все, что изображено на потолке – точное отображение звездного неба. По крайней мере, так считается. А окна, которые прорубили наверху, были предназначены для наблюдения за небесными телами – он очень любил вести астрономические наблюдения. Что же касается предыдущих хозяев Ла-Монтань, то есть тех, кто жил здесь до меня, то они предпочитали использовать окна по-своему – стреляли из них по куропаткам в парке, когда напивались. Впрочем, эти люди не являлись прямыми наследниками Гиллроев. Витражи, которые вы сейчас видите, были выполнены по моему заказу. Несколько минут назад мы с мисс Фэрли говорили об этих витражах, и они, судя по всему, очень ей понравились. Что ж, могу сказать, что у нее прекрасный вкус.
– Вы сказали, предыдущие хозяева? – не удержавшись, спросила Сабрина. – Значит, вы кому-то сдавали это поместье?
Граф едва заметно нахмурился.
– Нет, не сдавал.
– Простите, не понимаю… – в смущении пробормотала Сабрина. – Кто же тогда стрелял из этих окон?
– Я, кажется, уже сказал об этом, мисс Фэрли, люди, которые жили здесь до меня. – Он выразительно взглянул на девушку, и Сабрина поняла, что лучше воздержаться от дальнейших вопросов на эту тему. – А стол, который вы видите перед диваном, – продолжал граф, – а также кресла были сделаны по эскизам мистера Джорджа Баллока, того самого, кто по удивительному стечению обстоятельств делал эскизы мебели для французского императора, сосланного на остров Святой Елены. Я приобрел мебельные эскизы после того, как мистер Баллок несколько лет назад скончался.
Сабрина делала вид, что внимательно слушает графа, однако она почти не слышала его – вспоминался разговор с Джеффри. Молодой священник уверял, что совсем недавно у его кузена не было ни пенни, а потом вдруг свершилось чудо, и Роуден стал хозяином поместья. Более того, у него появились деньги, очень много денег.
«Но как же все это произошло?» – думала Сабрина. Через некоторое время все покинули «звездный зал» и вышли в коридор, выложенный желтоватой мраморной плиткой. А потом они долго шли по бесконечной анфиладе залов и комнат, в каждой из которых висел хотя бы один портрет, – вероятно, почти на всех были изображены предки графа. А он, указывая на различные предметы и украшения, рассказывал о происхождении этих вещей и об истории своего чудесного особняка – его вполне можно было бы назвать настоящим дворцом.
– Здесь находился когда-то кабинет поверенного моего отца, – сказал граф, проходя мимо небольшой комнатки. – И сюда давно никто не заглядывает. А вот это мне очень хочется показать, – проговорил он минуту спустя. Граф распахнул двери, и они вошли в огромный зал, где у стен возвышались величественные античные статуи. – Четвертый граф Роуден начал собирать здесь изваяния древнегреческих богов и богинь. Видите, вот Леда, обнимающая лебедя. Несчастная Леда… А вот аргонавт Ясон. – Проходя мимо предводителя аргонавтов, граф легонько похлопал ладонью по мраморному бицепсу древнего героя. – За ним следует богиня охоты Диана, окруженная оленями, а рядом с ней…
– Персефона!.. – в восхищении прошептала Сабрина. Изваяние Персефоны отличалось красотой и изяществом, лицо же богини поражало своей одухотворенностью. В одной руке она держала фанат, зерна которого едва не погубили ее, а другую руку приложила ко лбу – словно о чем-то задумалась. Туника богини ниспадала до самой земли, а локоть упирался в подлокотник трона.
Уиндем с Софией прошли в дальний конец зала, к изваяниям Артемиды и Геркулеса. Сабрина же с графом задержались возле Персефоны. Какое-то время они молча любовались статуей, потом он спросил:
– А вы хорошо знакомы с греческой мифологией, мисс Фэрли? Знаете, ведь мифы полны безудержных страстей… В них и боги, и люди ведут себя не очень-то пристойно, разве не так?
– Но это всего лишь мифы, – ответила Сабрина. – Именно поэтому они и называются мифами. В них вы не найдете реальных людей. Все, о чем там рассказывается, просто сказки.
Рис негромко рассмеялся, потом проговорил:
– Скажу вам кое-что по секрету, мисс Фэрли. Вот это огромное окно специально предназначено для того, чтобы в лунные ночи сюда проникал свет луны и освещал стоящие здесь статуи. Существует легенда, что в полнолуние, когда свет падает на Персефону, богиня оживает.
Сабрина внимательно посмотрела на прекрасную статую, потом спросила:
– И что же она тогда делает?
Роуден с улыбкой взглянул на девушку:
– Значит, вы верите в легенду? Верите, что богиня оживает, не так ли?
Сабрина пожала плечами:
– Затрудняюсь ответить. Но меня заинтересовала эта легенда, и мне хотелось бы узнать подробности.
– Откровенно говоря, я не знаю подробностей. Но мне кажется, что эта статуя действительно ищет выхода отсюда.
Сабрина снова посмотрела на богиню и в задумчивости пробормотала:
– Но ведь именно сегодня ночью будет полнолуние… Граф молча кивнул, затем вдруг сказал:
– Эта богиня поражает своей нежностью и утонченностью, не правда ли, мисс Фэрли?
– Да, конечно… удивительная богиня, – прошептана Сабрина.
– А знаете, где у женщины самая нежная часть тела? – спросил граф неожиданно.
Сабрина в смущении молчала; она не знала, что ответить. Роуден же внимательно посмотрел на нее, потом вновь заговорил:
– Это место находится вот где…
Он стал медленно поднимать руку, и теперь голос его звучал глухо, чуть хрипловато. Сабрина смотрела на его руки как завороженная, однако ничего страшного не произошло – Роуден прикоснулся к своей собственной шее, чуть пониже скулы. Но у Сабрины на мгновение перехватило дыхание, ей все-таки показалось, что граф прикоснулся к ее шее.
– И тут тоже. – Длинные пальцы переместились повыше и скользнули за ухо. – Кожа здесь также необыкновенно нежная. И если мужчина прикоснется к этому месту, то он сможет почувствовать, как бьется женское сердце – бьется все быстрее, быстрее…
Сабрина замерла, словно окаменела, глядя в синие глаза графа, напоминавшие ей сейчас бездонную синеву неба.
– А когда женское сердце стучит быстро-быстро, я очень хорошо знаю, о чем она думает в этот миг. Более того, в такие моменты я даже знаю, чего ей хочется.
Сабрина в волнении приоткрыла губы – ей вдруг почудилось, что сердце ее бьется все быстрее и быстрее.
– Поверьте, мисс Фэрли, у человека множество таких чувствительных мест. Вот, например…
– Прекрасная галерея, Рис, – раздался голос Уиндема. Художник вел под руку синьору Ликари. Значит, к тебе вернулись все скульптуры и статуи?
– Все до единой, – подтвердил Роуден. – Уиндем, а ты знаешь, что сегодня полнолуние?
– Нет. Ну а ты как узнал об этом?
– Мисс Фэрли сказала. А она, как известно, никогда не ошибается.
Уиндем с веселой улыбкой взглянул на девушку: – Вы действительно разбираетесь в таких вещах? Сабрина немного смутилась.
– Ну… видите ли, в нашем садике каждое полнолуние мы собираем разные травы. Поэтому я хорошо знакома с лунным календарем и фазами луны. А травы… Наша соседка миссис Дьюберри советует собирать их именно в это время. В полнолуние травы обладают наибольшей силой, тогда в них больше всего полезных веществ.
Возникла неловкая пауза, потом Софи с презрительной усмешкой проговорила:
– Чего только не услышишь, общаясь с провинциалами. Похоже, они знают все на свете.
– Можете не сомневаться, – кивнула Сабрина. – Кое-что в провинции действительно знают.
Граф вдруг улыбнулся и проговорил:
– А ведь считается, что полнолуние – лучшее время для поэтов. При полной луне их непременно посещает вдохновение.
– О, Рис, почему же ты раньше молчал?! – воскликнула Софи. – Я бы непременно это учла! – Певица прикоснулась к рукаву графа и рассмеялась своим серебристым смехом. Потом перевела взгляд на Сабрину и с некоторым смущением пробормотала: – Боже мой, мисс Фэрли… мне кажется, у вас жар. Как вы себя чувствуете? Может, мы утомили вас? – В интонации ее голоса, невероятно, слышалось участие.
Сабрину рассмешила мысль о том, что небольшая прогулка по залам дома могла кому-то показаться утомительной. Но известно ли певице как тяжело порой живется бедным людям?
– Благодарю вас, синьора Ликари, за вашу заботу, но, поверьте, я нисколько не устала.
Обращаясь к Софии, Сабрина краем глаза заметила, что граф едва заметно улыбнулся. «Интересно, о чем он сейчас думает? – спрашивала себя девушка. – Над кем смеется – надо мной или над певицей?»
На этом осмотр особняка закончился, и Сабрина, чтобы остаться наедине со своими мыслями и не спускаться к обеду, придумала отговорку – сказала, что у нее опять разболелась голова. Поэтому обед ей принесли в спальню.
А через некоторое время тихонько выбралась из своей комнаты и направилась в библиотеку. Ей казалось, что за чтением какой-нибудь книги она быстрее забудет навязчивый образ – руки графа, совершавшие медленные и завораживающие движения, руки необыкновенно изящные, подвижные, всезнающие…
Сабрина провела пальцами по кожаным корешкам книг. Это были книги, посвященные истории, философии и религии. Все они были написаны великими мыслителями прошлого, и любая из них могла бы отвлечь ее от мыслей о лорде Роудене.
А может, взять что-нибудь из поэзии? Она перевела взгляд на соседнюю полку. Йейтс, Байрон, Вордсворт…
Распутник.
Распутник? Сабрина в изумлении уставилась на зеленый корешок книги. Она точно знала: вчера и позавчера этих стихов здесь не было. Или она каким-то образом их не заметила? Немного помедлив, Сабрина сняла с полки томик в зеленом кожаном переплете с золотым тиснением. Усевшись на стоявший рядом диванчик, она в волнении раскрыла книгу.
Ты трепещешь, как шелк, под моей рукой.
Тебя ко мне влечет.
Вот вздох, за ним другой,
Соблазна полные шаги – начало долгого пути.
Итак, она не избежала этого рокового пути. К нему подталкивали его руки. Внезапно у нее все поплыло перед глазами, и Сабрине почудилось, что руки Роудена легли ей на плечи.
– Ах, здесь невозможно читать такие стихи, – прошептала она, заложив страницу пальцем и закрыв книгу.
Поднявшись с дивана, Сабрина направилась к двери. Покинув библиотеку и стараясь ступать как можно тише, она направилась обратно в свою комнату. Когда она шла по коридору, ей показалось, что где-то прозвучал женский смех, похожий на птичью трель.
У себя в спальне, устроившись в постели поближе к лампе, Сабрина с жадностью проглатывала одно стихотворение за другим, и после каждой прочитанной страницы внутренний голос шептал ей, что будет лучше, если она бросит чтение, но она была не в силах оторваться и читала до тех пор, пока у нее не закружилась голова.
Отложив книгу, Сабрина на мгновение зажмурилась; ей казалось, что после чтения этих стихов она изменилась до неузнаваемости, стала совсем другой. Более того, ей вдруг почудилось, что даже тело ее каким-то образом изменилось – стало похожим на «трепещущий шелк».
«Нет, Джеффри был не прав, – подумала она с вздохом. – Такую поэзию никак нельзя назвать сладострастной. Слишком уж упрощенное определение». И действительно, стихи графа, как и любая утонченная красота, не поддавались определению. Эти стихи будоражили и поражали своей страстностью, очаровывали и пробуждали чувственность. В его поэзии удивительным образом сочеталось несовместимое – благоговейное отношение к женщине и предельная откровенность на грани бесстыдства. В стихах речь велась от лица мужчины, до тонкости изучившего науку обольщения и наслаждавшегося чувственностью.
Другая особенность стихов состояла в том, что в них нельзя было встретить слово «любовь».
Очнувшись от задумчивости, Сабрина встала и начала раздеваться. Она расстегнула платье, и оно с шелестом упало к ее ногам. Подобрав платье, она аккуратно повесила его в шкаф рядом с другими – впрочем, их было немного, – которые захватила с собой в Ла-Монтань.
Раздевшись донага, Сабрина притушила огонь лампы, шагнула к кровати, но тотчас же замерла, словно вдруг вспомнила что-то очень важное. Затем медленно повернулась к зеркалу. О, если бы сейчас ее видел кто-нибудь! Сабрина разглядывала свое тело так, как будто впервые видела себя обнаженной. Округлые плечи, белые груди, изящные бедра… Она представила, как мужские руки с длинными пальцами поглаживают и ласкают ее. И ей снова вспомнились слова графа о соблазнах и наслаждении. «А может, он прав?» – подумала она, чуть приподняв ладонями груди. Потом она осторожно провела кончиками пальцев по тем «чувствительным» местам, на которые указывал Роуден. И тотчас же ею овладело прежде неведомое ей томление.
– Во всяком случае, в этом он прав, – прошептала Сабрина, на мгновение, прикрыв глаза.
Она еще долго стояла у зеркала, любуясь своим обнаженным телом. Когда же ей стало холодно, и по коже поползли мурашки, она подхватила со стула шаль и накинула ее на плечи. Но тут же опять встала перед зеркалом, словно не в силах была оторваться от своего отражения. Гардины на окнах были задернуты не очень плотно, и в какой-то момент Сабрина заметила на полу у своих ног полоску лунного света. Подняв голову, она взглянула на серебристый свет луны, пробивавшейся сквозь щель, и сразу же вспомнила про полнолуние, в эту ночь должна была проснуться статуя Персефоны… Ей вдруг ужасно захотелось увидеть мраморную богиню.
Глава 10
В зале царила тишина, казавшаяся почти осязаемой – такая тишина бывает только глубокой ночью во время полнолуния. А лунный свет, падавший в широкие окна, заливал почти весь зал, и казалось, что статуи купаются в потоках золотистого света.
Осторожно прикрыв за собой дверь, Сабрина замерла у порога – ею вдруг овладело какое-то странное беспокойство. Постояв минуту-другую, она немного успокоилась и медленно пошла вдоль ряда величественных статуй, пока не остановилась перед Персефоной. Подняв повыше свечу, она стала вглядываться в лицо богини. Потом, повернувшись, вставила свечу в поднятую руку стоявшего рядом Персея и отошла на несколько шагов. Зрелище получилось восхитительное. Казалось, что Персей несет пылающий факел, освещая дорогу богине.
– В какой-то миг, мисс Фэрли, я подумал, что Персефона ожила, – раздался вдруг голос графа.
Сабрина вздрогнула от неожиданности, и сердце ее гулко застучало. Граф стоял у нее за спиной, но она не торопилась к нему поворачиваться. «А ведь я знала, что он придет», – внезапно промелькнуло у нее.
Наконец, собравшись с духом, Сабрина повернулась к Роудену:
– Простите, что не оправдала ваших надежд, милорд. Персефона все-таки не ожила, и вы, наверное, разочарованы.
Граф приблизился к ней и с улыбкой проговорил:
– Вы ошибаетесь, мисс Фэрли, я никак не могу сказать, что мои надежды не оправдались.
«Какой у него чарующий голос», – подумала Сабрина. Ей казалось, что этот восхитительный голос заставлял ее сердце биться еще быстрее.
Граф приблизился к ней еще на несколько шагов, и тут Сабрина вдруг сообразила, что стоит перед ним почти нагая, в одной шали на плечах поверх ночной сорочки (к счастью, шаль была довольно длинная).
– А что бы вы сделали, если бы перед вами действительно оказалась ожившая богиня? – неожиданно спросила девушка.
Граф взглянул на нее с некоторым удивлением, потом с ухмылкой ответил:
– Я бы подхватил ее на руки и унес в подземное царство Аид. Или отвез бы в экипаже в Лондон. Ведь между Аидом и Лондоном почти нет никакой разницы, – добавил он с серьезным видом.
Сабрина невольно рассмеялась.
– Неужели нет разницы? Интересно, а пес с тремя головами охраняет въезд в Лондон?
Граф пристально посмотрел на нее и спросил:
– Вы ведь никогда не были в Лондоне, не так ли? – И почему-то казалось, что он очень удивлен этим обстоятельством.
– Вы правы, я действительно никогда там не была, – ответила Сабрина, глядя прямо ему в глаза.
– Скажите, мисс Фэрли, ведь в вашей комнате есть зеркало? – спросил он неожиданно.
Ошеломленная этим вопросом, Сабрина замерла на несколько мгновений. Потом в растерянности переспросила:
– Зеркало?.. А почему вы спрашиваете?
Но граф не стал отвечать на ее вопрос. Молча, улыбнувшись, он приблизился к ней вплотную и вдруг быстрым движением ухватил ее шаль за оба конца и стянул их крест-накрест. Сабрина машинально тоже ухватилась за шаль и в тот же миг, когда их пальцы соприкоснулись, почувствовала, как по телу ее одна задругой прокатились горячие волны – словно кровь закипела и забурлила. «Неужели все это всего лишь от одного прикосновения?!» – изумилась Сабрина. Но она даже не пыталась сопротивляться, когда Роуден привлек ее к себе и поцеловал. Когда же он чуть отстранился от нее и взгляды их встретились, она увидела в его чудесных синих глазах какое-то странное выражение – казалось, он был чем-то удивлен.
И Рис был действительно удивлен, вернее, ошеломлен. Он решил поцеловать эту девушку лишь потому, что хотел смутить ее. И, конечно же, ему просто захотелось удовлетворить свой минутный каприз – точно так же и по той же причине он целовал многих других. Но на сей раз, когда он целовал Сабрину Фэрли, произошло невероятное… Случилось то, чего он никак не ожидал.
Рис вдруг почувствовал, что этот поцелуй особенный, совершенно непохожий на другие. Он был настолько восхитительный, что у него – о чудо! – даже голова закружилась, настолько восхитительный, что даже кровь застучала в висках. Этот поцелуй захватил его целиком – его словно захлестнуло огромной океанской волной, и казалось, что эта волна никогда не спадет.
– Вот так гораздо лучше, – пробормотал Рис, положив руки девушки себе на плечи.
Шаль, соскользнувшая с плеч, упала к их ногам, и стали видны под тонкой ночной сорочкой отвердевшие соски Сабрины.
– Поцелуй же меня, – прошептал Рис, прижимая ее к себе. Он чувствовал, что все больше возбуждается. – Сабрина, поцелуй…
Он прижался губами к ее губам, и она, немного помедлив, ответила на его поцелуй. Когда же поцелуй их прервался, из груди девушки вырвался вздох, и она тихо прошептала:
– Милорд, я… – Она умолкла и потупилась. Он взял ее за подбородок и заглянул ей в глаза.
– Сабрина, ты ведь понимаешь, что сейчас чувствуешь. И ты ведь хочешь понять, чего тебе хочется, чего хочет твое тело?
– Мое?.. – Она снова вздохнула, и этот ее вздох очень походил на стон.
– Да, твое, – задыхаясь, прохрипел Рис. Он крепко прижал к себе девушку и зашептал ей прямо в ухо: – Сабрина, ты ведь тоже этого хочешь. Твое тело этого хочет, все твое естество к этому стремится. Говори же, Сабрина, не молчи.
В следующее мгновение он почувствовал, как по телу девушки прокатилась дрожь, а затем послышался ее тихий шепот:
– Рис, о Рис… – Она постаралась еще крепче к нему прижаться.
И теперь он понял, что добился своего, понял, что ему уже удалось ее завоевать. Но в этом не было ничего удивительного, на это он и рассчитывал, вот только…
Рис чувствовал: еще немного и он уже не сможет остановиться, и тогда, тогда… Заставив себя отстраниться от девушки, он прошептал:
– О, Сабрина, ты восхитительна…
Рис отступил на несколько шагов, вглядываясь в ее лицо.
«Не заплачет ли, – думал он, – не убежит ли в испуге?»
Но она не сделала ни того, ни другого. Молча, отвернувшись на несколько секунд, Сабрина снова к нему повернулась и, вскинув подбородок и глядя прямо ему в глаза, отчетливо проговорила:
– Мне кажется, милорд, что вы не очень хорошо собой владеете.
Еще несколько секунд она все так же пристально смотрела ему в глаза, затем подобрала с пола шаль и, резко развернувшись, вышла из зала. Свеча же по-прежнему горела в руке Персея – словно он и впрямь держал факел, освещая дорогу богине.
Сабрина не могла бы объяснить, как ей без свечи удалось добраться до спальни. Возможно, ее вел инстинкт, который иногда называют «шестым чувством». Она шла по коридорам и переходам, словно во сне, шла, замирая от восторга и холодея от ужаса. Она вновь и вновь переживала только что произошедшее в зале статуй – эти чудесные мгновения блаженства. Проскользнув в свою комнату, Сабрина осторожно прикрыла за собой дверь и, ощупью отыскав кровать, присела на нее со вздохом облегчения. Потом поднесла ладони к губам и вдруг рассмеялась, словно в истерике. Или все-таки заплакала?..
Сабрина не знала, плакала ли она сейчас или смеялась; в груди ее бушевали настолько противоречивые чувства, что в них невозможно было разобраться. Но одно она знала наверняка: что только что обнималась и целовалась с мужчиной! Более того, она получила от этого удовольствие и – о ужас! – даже подталкивала его, поощряла его безрассудство, хотя, конечно же, должна была самым решительным образом положить этому конец. Да, должна была, но… Увы, жажда наслаждений заставила ее забыть о приличиях, заставила забыть обо всем на свете и отдаться испепеляющему огню страсти.
Но почему же так произошло?.. Наверное, во всем виноват Роуден. Да, этот дьявол долго искушал ее и соблазнял, он просто вынудил ее потерять голову. Разумеется, он знал, что она не устоит перед соблазном, ведь недаром же он – Распутник. Да, граф читал в ее душе как в раскрытой книге, и, конечно же, он с самого начала вел с ней искусную игру, он прекрасно разыгрывал перед ней спектакль – начиная с того самого момента, когда заговорил о страсти и об искушении, которому невозможно противостоять.
Совершенно ясно, что лорд Роуден – человек безнравственный и очень опасный, а общение с ним до добра не доведет, но все же… Ах, какие чудесные мгновения она с ним пережила!.. Как же ей хотелось, чтобы все это повторилось!
Сабрина поднесла к лицу ладони и сделала глубокий вдох. Да, так и есть, она не ошиблась! От ее рук все еще исходил его запах. Но если так, если от ее рук сейчас пахнет так же, как от Риса…
Немного помедлив, Сабрина сделала то же самое, что делал когда-то граф, – легонько провела пальцами по шее, а затем за ухом. Но, увы, ведь это были не его пальцы, а ее собственные.
И тут Сабрина вдруг сообразила, что уже давно не вспоминала о Джеффри. Впрочем, в этом не было ничего удивительного. Не вспоминала, потому что никогда нисколько не сомневалась: Джеффри никогда не сможет поцеловать ее так же, как поцеловал граф. И, как ни странно, она, ни разу не вспоминала о Софии Ликари, хотя и знала, что Роуден после свидания с ней мог пойти к певице.
Наверное, ей просто не хотелось думать об этой женщине, не хотелось думать о том, что Софи – любовница Роудена. Она нисколько не волновалась по этому поводу. Откровенно говоря, она вообще не думала о подобной возможности, так как ею по-прежнему владело желание.
Стараясь успокоиться, Сабрина сделала несколько глубоких вдохов. «Ах, что же теперь делать? – думала она. – Как я завтра утром буду смотреть в глаза графу?»
Вскинув голову, она посмотрела в зеркало и увидела на своих щеках яркий румянец, а на губах – едва заметную улыбку. Но откуда же эта улыбка? Неужели она довольна произошедшим? При мысли об этом Сабрина ужасно разозлилась сначала на себя, а затем – на графа.
Да, это он во всем виноват! Если бы он был настоящим джентльменом, то не осмелился бы на подобное. Он добился своего, хладнокровно осуществил задуманное. И, судя по всему, он поступал так со многими другими женщинами.
