Текст книги "Корона с шипами"

Автор книги: Джулия Джонс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 34 (всего у книги 44 страниц)

Очень кстати, рассеянно подумал Кэмрон – мысли его перескакивали с предмета на предмет, – ведь плащ прожжен в нескольких местах и уже не защищает от холода. Впрочем, может, он не прожжен, а искромсан ножами гонцов? Кэмрон не мог вспомнить.

Он нахмурился и провел ладонью по волосам. Целая прядь осталась в руке. Он бросил черные обуглившиеся волоски на землю. В следующую секунду пальцы Кэмрона снова лежали на спусковом крючке. Кто-то подкрадывался к нему.

Осторожные шаги раздавались сзади, с тыла, поэтому Кэмрону пришлось повернуться в грязи. При этом он случайно задел самострелом о камень, и стрела сорвалась с тетивы. Кэмрон выругался себе под нос. Он терпеть не мог арбалеты и понятия не имел, как один из них оказался у него в руках. Он точно помнил, что в начале сражения был вооружен луком. Он покачал головой и водворил стрелу на место.

Темный силуэт приближался. Кэмрон прицелился, постарался сосредоточиться. Но руки все равно дрожали.

– Кто здесь? – вызывающе спросил незнакомец. Но, несмотря на тон, Кэмрон узнал рейзский акцент. – Назови себя или будешь пронзен копьем.

Кэмрон не двигался. Он знал, что следовало бы снять палец со спускового крючка, но почему-то не сделал этого. Из глубокой раны на десне текла кровь. Он с трудом мог говорить:

– Кэмрон Торнский.

Незнакомец испуганно охнул:

– Если вы ранены, сир, я вынесу вас отсюда. – Он шагнул к Кэмрону.

Темноволосый юноша. Большие глаза, лицо черное от сажи и запекшейся крови. Он нагнулся к Кэмрону.

– Позвольте я помогу вам встать. С вами никого нет?

Кэмрон покачал головой. В чем, в чем, а в этом он не сомневался.

– Почти все погибли. Остальные разбежались.

Юноша кивнул:

– Думаю, лучше вам отложить арбалет и спуститься со мной к реке.

К реке? Кэмрон не понимал, о чем толкует этот молодой человек. Рот наполнился кровью.

– Выпейте, – юноша протянул ему свою фляжку, – вам сразу станет лучше.

Кэмрон послушался. Жидкость была горячей и холодной одновременно. Он прополоскал ею рот, пытаясь отделаться от вкуса крови.

Только теперь, приподнявшись, Кэмрон ощутил какое-то неудобство: он больше не чувствовал ставшей привычной тяжести арбалета в руке. Кэмрон огляделся и увидел, что самострел его отброшен в сторону, валяется в обгоревшей траве.

Юноша проследил за его взглядом, устало улыбнулся и пояснил:

– Я испугался, что вы пальнете в меня.

Кэмрон не стал возражать. Вино помогло ему собраться с мыслями, но с новой силой дали о себе знать старые и новые раны. Лицо Кэмрона исказилось от боли, он поспешно сделал еще глоток, вытер губы и спросил:

– Сколько осталось в живых?

Юноша хотел ответить, но не мог выговорить ни слова, словно захлебнулся от горя. Кэмрон протянул ему фляжку, но молодой человек отрицательно покачал головой.

– Пятьсот человек, – выдавил он, – а может, и того меньше.

Кэмрон закрыл глаза. Он так устал, что почти ничего не почувствовал.

– Как это случилось?

– И вы еще спрашиваете? – Глаза молодого человека сердито сверкнули. – Если бы не вы и ваши лучники, погибли бы все до одного, даже сам Повелитель. Вы перестреляли их, перестреляли всех гонцов. К концу сражения ваш отряд насчитывал не больше двенадцати человек – я все видел со своего поста. Гонцы шли и шли. Они теснили нас, отрезали все пути к отступлению. И дым – везде был дым. Пламя. Бэланон сгорел заживо.

Рассказ юноши по-прежнему не производил на Кэмрона почти никакого впечатления. Ему было все равно, погиб Сандор или остался жив. Потеря арбалета волновала его куда больше.

– Вы открыли нам путь к отступлению, – продолжал молодой человек. В голосе его Кэмрон с удивлением услышал что-то вроде благоговения. – Никто больше не в состояние был сражаться с гонцами. Повелитель велел спускаться в долину. Это был несвоевременный приказ. Гонцы наступали нам на пятки. – Юноша сорвался на крик. – Это был ад! Настоящий ад. Морды гонцов, дым, вонь, крики.

Кэмрон хотел как-то успокоить юного незнакомца, но слова не шли с языка. Калейдоскопом закрутились перед ним картины прошедшего боя. Запах керосина, горячий воздух, опаливший шею. Чей-то голос, выкрикивающий команды, – неужели его собственный? Вопли. Шлёпанье шагов по грязи. Град стрел. Когтистая лапа гонца на щеке.

Кэмрон закрыл лицо руками.

У них кончались стрелы. Укрытые за дымовой завесой гонцы были плохими мишенями. Из дюжины выстрелов хорошо если шесть попадали в цель. Только вооруженные большими луками люди Сегуина Нэя были искусными стрелками.

Но хуже всего был рукопашный бой. Люди Бэланона обратились в бегство. И Кэмрон не винил их. Может, если бы у него было время остановиться и подумать, он и сам поступил бы так же. Впрочем, гонцы дрались не с такой яростью, как в Долине Разбитых Камней. У Кэмрона возникло ощущение, что его отряд – не столько цель, сколько досадная помеха на их пути. Перед гонцами стояла другая задача: им было приказано вселить ужас в души рейзских солдат и заставить их спуститься в долину, где уже поджидали хладнокровные, собранные и беспощадные лучники.

Кэмрон протянул юноше руку:

– Как тебя зовут?

Пальцы их переплелись.

– Пэкс.

– Помоги мне встать, Пэкс. Помоги мне спуститься в долину.

– В долину? Но Повелитель у реки, он ждет вестей от оставшихся в живых. В долине никого... – Пэкс запнулся, но тут же заставил себя продолжать: – Никого не осталось, все погибли. Там полно мародеров из войска Изгарда. Там небезопасно.

Кэмрон хотел было возразить, но передумал: что-то в лице юноши остановило его. В конце концов, не только он сражался сегодня.

– Мы не будем подходить слишком близко.

Пэкс колебался с минуту, но потом решился и помог Кэмрону подняться на ноги. Он не задавал вопросов, и Кэмрон был благодарен ему за это.

Вдвоем они потихоньку спустились с холма. Трупы погибших валялись в черной обугленной траве. Кэмрон обратил внимание, что раны на многих телах совсем легкие. Хватало и ничтожной царапины: стоило чуть замедлить шаг, и дым проникал в легкие. Рейжане падали на землю, задыхались, обгорали до смерти, некоторые истекали кровью. У многих на шее были отметины клыков или когтей гонцов.

В темноте погибших трудно было опознать. Но Кэмрон не мог заставить себя просто пройти мимо. Он каждому должен был посмотреть в лицо. Пэкс помогал ему переворачивать мертвецов. Некоторые еще не успели остыть. Иногда куски кожи свободно отделялись от тела и прилипали к рукам Кэмрона или Пэкса. Юноша старался не дышать, не производить лишнего шума, точно стыдился того, что остался жив. Кэмрон понимал его, но понимал и то, что дыхание живых не может потревожить покой мертвецов.

Многих Кэмрон называл по имени. Его тревожило, что некоторых он не узнает. Он подолгу возился с ними, вглядывался в искаженные черты, старался представить, каким был этот человек при жизни, и вспомнить его.

И каждый раз, когда они с Пэксом переходили к следующему телу, у Кэмрона замирало сердце. Он боялся увидеть Брока Ломиса. Брок меньше чем кто-либо другой был способен пробиться через завесу дыма и пламени: его старые раны заживали крайне медленно. Кэмрон пытался вспомнить, когда видел Брока в последний раз, вспомнить, какими словами или взглядами они обменялись. Но он не помнил ничего.

И тогда душа Камрона преисполнилась гневом. Гонцы снова обокрали его. Сначала они убили отца, потом разрушили родовое гнездо Торнов. Теперь они лишили его воспоминаний. Он не помнил, когда последний раз видел Брока, не помнил, что говорил своим рыцарям во время боя. Неужели он только выкрикивал приказы? Неужели не пытался ободрить их? И предупредил он их, что надо быть очень осторожными с дымом, не лезть в самое пекло? Останавливался ли он, чтобы принять последний стон умирающих, в последний раз пожать им руки? Помогал ли выносить раненых?

Кэмрон заскрипел зубами от отчаяния и бессилия. Он помнил только битву и свои приказы – ничего больше.

– Сир, дальше идти нельзя.

Кэмрон обернулся к Пэксу. В глазах юноши не было страха, только забота о своем командире. За последние полчаса он точно постарел на несколько лет.

– Я должен спуститься в долину, – стоял на своем Кэмрон. – Я хочу видеть тела.

Пэкс колебался. Наконец он неуверенно махнул рукой в сторону видневшихся вдалеке деревьев:

– Если мы используем рощу как прикрытие, то сможем подобраться поближе, не рискуя, что нас заметят.

У Кэмрона потеплело на сердце. Лишь сейчас он понял, как тяжело ему было бы одному, без Пэкса.

– Так идем же.

Они крались между деревьями. Ночь приняла их в себя, скрыла их лица и испачканную кровью одежду. Не ухали совы, лисицы и мыши не сновали в сухой траве. Пепел, как черный снег, покрывал ветви деревьев и кустарников. У Кэмрона ныла каждая косточка, каждая жилка. Он снова выплюнул сгусток крови вместе с выпавшим зубом. Он был уже по ту сторону усталости. С него точно содрали кожу, разрезали на части, а потом собрали заново.

Роща кончилась. Кэмрон и Пэкс замедлили шаги. Прямо перед ними лежало поле боя. Сначала Кэмрон ничего не мог разобрать: луна ушла за тучи, и долина казалась просто черной ямой. Постепенно глаза его начинали привыкать к темноте. Кэмрон увидел землю, изломанную линию ручья, обгоревшие скелеты кустов, темные фигуры. Мародеры из гэризонского войска грабили трупы.

А потом порыв ветра разогнал облака, и серебристый свет залил долину. Кэмрон услышал, как охнул Пэкс. Они чуть было не наступили на тело молодого воина. Его раздробленная рука до сих пор сжимала древко копья.

Долина была буквально завалена растерзанными телами убитых. Головы, руки, ноги, шеи, плечи... Они лежали так близко друг к другу, что уже не походили на останки отдельных людей. Они были частью целого, единой массы. Словно ураган пронесся по полю и сбил всех в одну кучу. Один человек. Один труп. Одна смерть на всех.

Кэмрону не приходилось видеть ничего подобного. Это невозможно было описать, невозможно ни с чем сравнить. Это была смерть.

Пэкс упал на колени. Кэмрон застыл на месте. Он чувствовал себя совершенно потерянным. Со дня смерти отца он пытался найти свой путь, пытался понять, что должен делать.

Но эти тела... Они могли принадлежать кому угодно – рейжанам, гэризонцам. Кому угодно.

– Десять тысяч... – Шепот Пэкса нарушил молчание, столь полное, абсолютное, что казалось почти кощунством прервать его. – Десять тысяч человек полегли здесь сегодня.

И Кэмрон понял, зачем пришел сюда. Он пришел, чтобы видеть все своими глазами. Берик Торнский видел сорок тысяч трупов на поле боя у горы Крид. Его сын видел десять тысяч погибших на северном берегу речки Кривуши.

Смотреть ему было тяжело. Воспаленные, разъеденные дымом глаза до сих пор слезились. Но он смотрел, смотрел не моргая, не отрываясь – и видел то же, что его отец пятьдесят лет назад. Тела покрывал пепел, а не снег, да и ветер в горах наверняка был похолоднее. Но это ничего не меняло.

Нет. Кэмрон не знал, подумал он это или произнес вслух. Не знал, было ли это отрицание или обещание. Он знал только, что ошибался. Не важно, кто сегодня одержал победу. Кэмрон Торнский проиграл бы в любом случае. Как Берик Торнский на горе Крид. Кто бы ни победил, все равно погибли бы соотечественники Торнов. Он понял, почему отец накричал на него в тот последний день. Он не хотел, чтобы сын повторил его ошибки.

Кэмрон шагнул вперед, положил руку на плечо Пэксу. Он хотел успокоить юношу и, лишь прикоснувшись к нему, осознал, что сам нуждается в поддержке. Он с трудом держался на ногах. Силы оставляли его, уходили с каждым выдохом. Все это время он готовился к сражению и сражался. И ни разу остановился, чтобы подумать о будущем или оглянуться на прошлое.

Графиня Лианна уверяла, что Берик Торнский мечтал, чтобы его сын завоевал корону Гэризона. Но она ошибалась. Берик не хотел войны. Что толку в победе, если ради нее должны сложить головы лучшие сыны отечества?! Эти слова были его завещанием, его предсмертной волей.

Кэмрон мрачно улыбнулся. Господи, каким же идиотом он был!

– Пошли, Пэкс, – он даже не ожидал, что голос его прозвучит так твердо, – пошли отсюда. Мы видели достаточно.

Пэкс поднялся. Он тоже не сводил глаз с усеянного мертвыми телами поля.

– Но ведь это только начало? Мы ведь это так не оставим? – выговорил юноша, и голос его был голосом перепуганного ребенка.

– Нет. – Кэмрон пытался отвести глаза, но все смотрел и смотрел. – Это конец.

28

Тесса спала. Дышать становилось все труднее и труднее. Нос заложило, и она хватала воздух ртом. Только что-то было не так с этим воздухом. Он был слишком густым, с горьковатым привкусом и застревал в горле. Легкие рефлекторно сокращались, отказываясь принимать этот неправильный воздух, выталкивая его.

Судорога прошла по ее телу. Тесса широко открыла глаза. Сокрушительная, как удар кулаком в челюсть, волна ужаса обрушилась на нее. Она закричала, позвала Аввакуса. С каждым криком изо рта вырывалось темное облачко. Пещера была полна дыма. С каждым вздохом он все сильнее пропитывал легкие. Что случилось, что, черт возьми, случилось?

– Аввакус! – Тесса поползла туда, где в последний раз видела старого монаха. Легкие ее были обожжены. Сердце беспомощно трепыхалось в груди. – Аввакус!

Ответа не последовало. Тессу охватила паника. В пещере больше не было воздуха. Она больно ударилась ногой о камень; из глаз брызнули слезы. Она понимала, что этого делать не нужно, но все-таки попыталась вздохнуть полной грудью. Ядовитый дымный воздух хлынул в легкие. Сгибаясь от кашля и рвотных позывов, Тесса зажала рот руками. Темная пещера была как разинутая хищная пасть, а каждый камень – как клык злобного зверя.

– Помогите!!! Помогите!!! – Еще одна глупость: ни в коем случае нельзя было кричать. Но она уже не владела собой, у нее началась истерика. Кто-то нарочно развел огонь у входа в пещеру, чтобы погубить ее, Тессу.

В голове промелькнула мысль, что в легкие вместе с дымом, наверное, попало и немного нормального воздуха. Иначе она бы уже умерла. Приступы кашля сотрясали тело. Она сплюнула на пол; целый сгусток густой горькой слюны вылетел изо рта. И в ту же секунду она услышала справа от себя какой-то шум.

– Аввакус... – Тесса не стала ждать ответа и повернула в сторону, откуда раздавался шум. Темнота окутывала ее, как черный пар. Тесса двигалась на ощупь, стараясь делать быстрые короткие вдохи носом, чтобы по возможности очисть попадавший в легкие воздух от дыма.

Звук повторился. Он был такой тихий, слабый – как чей-то последний вздох.

Тесса наступила на сырную голову. Корка лопнула, и из-под нее, как цветочная пыльца из венчика, вырвалась на свободу струя кисломолочного аромата. Тесса чихнула. Легкие на секунду прочистились, она поспешила глотнуть новую порцию воздуха и тут же снова споткнулась о круг сыра. Все было завалено сыром. Тесса в бешенстве кинулась вперед, давя его на каждом шагу и отчаянно чихая. Это оказалось настоящим спасеньем: с каждым чихом легкие и горло освобождались от дыма.

Потом ей попался круг еще не затвердевшего сыра. Нога погрузилась в него, как в суфле. Теплая жидкость брызнула на стену пещеры. Тесса поскользнулась, потеряла равновесие и шлепнулась на пол, лицом вперед. Приземлилась она удачно – на мягкие сырные горы. Тесса перевела дух и с радостью обнаружила, что воздух внизу гораздо чище. Легким больше не приходилось бороться, выцарапывая себе пригодную к употреблению порцию.

Ну конечно, подумала Тесса. Ведь дым всегда поднимается кверху. Как это ей раньше не пришло в голову лечь на пол?

Тесса на животе преодолела оставшиеся сыры. Горло по-прежнему саднило, но мускулы груди немного расслабились, открывая воздуху доступ к легким.

– Аввакус, – позвала Тесса, – подайте голос, чтобы я могла вас найти.

Монах не отзывался. Из-за тишины темнота казалась еще гуще, еще черней. Тесса проверила, на месте ли кольцо. На месте. Прежде чем уснуть, она снова повесила его на шею. Тесса вспомнила рассказ Аввакуса об эфемерах. Все-таки трудно поверить, что она носит с собой одну из этих штук.

До нее донеслось еле слышное поскрипыванье. Тесса отпустила кольцо и поползла вперед. Дымовая завеса постепенно опускалась. Воздух становился все горячее.

Тесса вытянула руку и коснулась чего-то гладкого и тяжелого. Если бы предмет не был таким теплым, она решила бы, что перед ней кусок дерева или металла. Но это была нога Аввакуса.

– Аввакус! Очнитесь! Очнитесь! – Тесса трясла его изо всех сил. – Пожалуйста. Очнитесь же!

Старик не отвечал. Тесса уткнулась носом в пол пещеры, чтобы восстановить запас свежего воздуха. Скорее всего Аввакус все время лежал в центре пещеры, а значит, мог дышать. Тогда почему же он не отзывается?

Проклиная все на свете – темноту, дым и в первую очередь этот отвратительный Остров, встретивший ее столь негостеприимно, Тесса подползла ближе и схватила Аввакуса за плечи. Захлебываясь от ярости и возмущения, она трясла и трясла его. Он не смеет умереть! Она никогда не простит себе смерть старика. Это ее, а не его хотели убить.

– Очнись! – визжала она. – Очнись немедленно!

Глухой кашель вырвался из горла Аввакуса. Тесса опустилась на пол, глотнула воздуха, а потом надавила кулаком на грудь монаха. Тело его было твердым и неподатливым, как свинец. Кто знает, какое влияние на здоровье старика оказало двадцатилетнее пребывание в этой пещере?

– Давайте же, Аввакус, давайте, – заклинала она, – дышите!

Грудь Аввакуса поднялась под ее рукой. Тело старика затрепетало, мускулы на груди начали ритмично сокращаться. Он немедленно захлебнулся кашлем и попытался оторвать голову от пола. Но Тесса заставила его лечь обратно. Она не хотела, чтобы Аввакус повторил ее ошибки. Сесть, тем более встать, значило умереть.

Облако раскаленного дыма обожгло Тессе спину. Если раньше дым заполнял пещеру медленно, постепенно, то теперь он налетел вихрем. Вдалеке она расслышала потрескиванье. Огонь.

– Аввакус, – Тесса не была уверенна, что монах в состоянии понимать ее, – мы не можем здесь оставаться. Где выход?

Из груди старика снова вырвался кашель, потом какое-то шипенье.

– Впереди, через сырные головы, – прошептал Аввакус. Голос его был так слаб, что Тесса не сразу разобрала слова.

– Перевернитесь на живот, – сказала она. – Лицом прижимайтесь к полу: иначе дышать невозможно. – Тесса чувствовала, как с каждым словом дым заползает ей в горло. Даже в самом низу, на полу, свежего воздуха уже не осталось.

– Иди без меня, – процедил Аввакус между приступами кашля. – Мне не добраться до выхода. Я только задержу тебя.

Тесса замотала головой. Ей ничего подобного и в голову не пришло. Мысль о том, что она уйдет и оставит старика задыхаться в этом аду, была для нее непереносима. Она не могла вот так повернуться и уйти. Хотя... Прежняя Тесса Мак-Кэмфри так бы и поступила. Спасаться бегством – единственное, что она умела. Но теперь все иначе.

И не важно, что ее изменило: Дэверик и его узоры, Аввакус и его рассказ об эфемерах или Эмит с матушкой. Факт налицо: она стала другой.

Тесса попыталась перевернуть Аввакуса на живот. Старик протестовал, но она не слушала. Он отталкивал ее руки. Тесса не обращала внимания. Она сама не знала, откуда взялись силы. Монах кашлял и стонал. Но Тесса делала то, что считала нужным. Горячая дымовая завеса опускалась на них. Но это была уже не единственная опасность. Пламя неумолимо приближалось. Пока его не было видно. Но угрожающий шум становился все громче.

Тесса попробовала волочить Аввакуса по полу, но старик ничем не помогал ей, тело его оставалось абсолютно неподвижным. Это было все равно что тащить за собой тяжеленный булыжник. Попадавшиеся на полу пещеры выбоины тоже не облегчали задачу. Острые камни царапали и сдирали кожу на руках и ногах.

– Не поднимайте голову, дышать можно только в самом низу, – напомнила Тесса. Она надеялась, что свежий воздух немного взбодрит старика. Аввакус послушался: Тесса услышала, как он старательно тянет в себя воздух. – Давайте же, давайте, – твердила она. Ей не вытащить старика. Ему придется передвигаться самому. Это единственный шанс на спасение. – Давайте, разом, вместе! – Она старалась говорить спокойно, но голос выдал ее: в нем зазвучала паника: температура в пещере повышалась. – Нельзя медлить ни секунды!

В полном отчаянии она дергала Аввакуса за рясу, тянула за руки, трясла за плечи. Свежего воздуха становилось все меньше. Она кашляла и кашляла; запах дыма заглушил все прочие, и она больше не чихала, натыкаясь на круги сыра и давя их.

– Быстрее! – На этот раз она даже не попыталась скрыть свой страх. – Быстрей же!

Горячий воздух обжигал лицо, опалил ресницы. Слава Богу, глаз она не открывала. Рот был точно раскаленным песком набит.

Аввакус делал все, что мог. Но этого было недостаточно. При такой скорости они задохнутся от дыма раньше, чем доберутся до выхода. Тесса понимала, что не имеет права сердиться на старика, но ничего не могла с собой поделать. Он просто обязан шевелиться побыстрее. Он не смеет умирать.

Тесса пошарила вокруг и в луже раздавленной сырной массы нащупала руку Аввакуса.

– Мы должны выбраться отсюда. – Она грубо вцепилась в его запястье. – Вы еще многое должны мне рассказать. Я по-прежнему не знаю, как взяться за дело. Я не владею искусством рисования узоров. Вы должны меня научить, показать мне...

Странный звук сорвался с губ старика. Неужели он смеется? – подумала Тесса.

– Тебя учил Эмит из Бей'Зелла, девочка, – сказал Аввакус. – Ты знаешь все, что нужно.

– Но Эмит всего лишь помощник.

По движению воздуха Тесса поняла, что Аввакус покачал головой.

– Эмит знает об искусстве узороплетения больше, чем кто-либо другой. Если он научил тебя всему, что касается красок и правил сочетания фигур, тогда все в порядке. Нарисуй проблему, а потом разреши ее. Нарисуй узел, а потом распутай его. Эмит... – Спустившееся на них черное облако помешало Аввакусу договорить. На этот раз вместе с дымом Тессе в лицо полетели искры.

Тесса ухватила Аввакуса за руку. Она уверяла себя, что ни чуточки не боится, но все же почувствовать, как пальцы старика сплелись с ее пальцами, было большим облегчением. Вместе они выберутся из огненной преисподней.

Несколько минут понадобилось Аввакусу, чтобы прокашляться. И только тогда он смог продолжать. Тесса напрасно убеждала его, что договорить они успеют и потом, сейчас не до этого. Ей пришлось выслушать старика.

– Не забывай, Эмит – очень скромный человек. Если бы не излишняя скромность, из него вышел бы превосходный узорщик. У него есть все необходимое – верный глаз и хороший вкус. Не хватает только уверенности в себе.

Аввакус снова зашелся в кашле. Тесса ощущала, как корчится в конвульсиях тело старика. Будь сильной, велела она себе, не смей паниковать.

Впереди показался выход. Его отделяла от них оранжевая стена пламени. С каждой минутой оно становилось все ярче. Воздух был настолько горяч, что Тесса больше не решалась открывать глаза. Сыр на полу плавился, превращался в бурлящую молочно-белую массу.

– Ты должна верить в себя, в свои способности, Тесса, – выговорил Аввакус. Тесса кожей чувствовала, каких неимоверных усилий стоит ему каждое слово. – Верь в себя и верь в Эмита. Эфемеры никому не падают в руки просто так, случайно. Кольцо выбрало тебя, потому что ты можешь сделать то, что должно быть сделано.

– Ш-ш-ш, Аввакус, не надо. – Тесса похлопала старого монаха по руке. Ей хотелось дослушать, но она не могла не видеть, что разговор отнимает у Аввакуса последние силы. – Доскажешь после, когда мы будет в безопасности.

Аввакус притих. Он даже не кашлял больше. Тесса удовлетворенно кивнула:

– Вот и хорошо. Будем выбираться.

Она отпустила руку Аввакуса – и в ужасе обернулась. Рука безвольно шлепнулась на пол, как неодушевленный предмет. У Тессы екнуло сердце. Она испуганно охнула, забыв опустить голову. Смешанный с сажей дым немедленно забил легкие. Она закашлялась, глаза защипало, но она не смела открыть их, не смела заплакать.

– Аввакус! – закричала она и схватила безжизненную руку старика. – Очнитесь! Что с вами, Аввакус?!

Но он не очнулся. Он нуждался в помощи. Срочно. Только свежий воздух мог спасти его. Тесса плюнула на все предосторожности, открыла глаза, вгляделась – но завеса дыма стала такой густой, что даже пламени не было видно.

И Тесса приняла решение. Она должна пробираться к выходу в одиночку.

Прижавшись щекой в полу, Тесса вдохнула столько воздуха, сколько могли вместить ее измученные, обожженные легкие. Потом она оторвала воротник туники и прикрыла им лицо Аввакуса. Материя послужит фильтром и помешает пеплу свободно проникать в рот и нос старика. Впрочем, Тесса сомневалась, будет ли с этого хоть какой-нибудь толк. Она ничего не сказала вслух – не стала зря тратить драгоценные запасы воздуха, но про себя попросила Аввакуса продержаться еще чуть-чуть, до ее возвращения.

А потом Тесса поднялась и побежала. Смешавшись с потом, горячий пепел мгновенно залепил рот и глаза; кожа на лице, казалось, лопнет от жара, а легкие разорвутся от непосильного напряжения. Температура была выше, чем может вынести человек. Даже не открывая глаз, Тесса понимала, что до выхода остается совсем немного. Но она не выдержала.

Оставшийся в легких воздух раздирал их на части. Тесса чувствовала, что придется выдохнуть его. Но понимала, что вдохнуть новую порцию не удастся: огонь слишком близко, свежего воздуха больше нет.

Простите меня. Я прошу прощения. Я у всех прошу прощения. Тесса не знала, к кому она обращается с этим последним немым прощанием. Оно было адресовано многим людям, обитателям двух разных миров. Ее матери и отцу. Эмиту и матушке Эмита. Аввакусу. Всем, кто сражается и умирает по вине Короны с шипами.

Она сжала в руке заветное кольцо, несколько секунд еще сдерживалась, а потом сделала глубокий выдох.

* * *

– Значит, вы не помните молодую женщину, которая приходила сюда? Дня два-три назад? – Райвису показалось, что откуда-то издалека до него донесся слабый крик, но он решил, что это воет ветер или ухает сова. – Девушку хрупкого телосложения с золотисто-рыжими волосами и упрямым характером?

– Нет, сын мой. С весны в монастыре не было ни одной молодой женщины. – Старый монах обнажил в улыбке ровные, очень белые зубы. – Если бы нас посетила молодая женщина, я бы наверняка запомнил ее.

Райвис внимательно посмотрел на него. Даже чересчур ухоженные зубы монаха не внушали доверия. Старик изображал из себя наивного простака, но острые бегающие глазки изобличали его.

Пять минут назад Райвис постучал в монастырские ворота. Встретил его молодой монашек, а буквально через несколько секунд, стоило задать первый вопрос, появился этот старик. Он точно подслушивал.

Райвис плотнее запахнулся в плащ.

– Молодую женщину, о которой идет речь, зовут Тесса. Она приехала, чтобы встретиться с одним из братьев. Кажется, его зовут Аввакус.

Он перехватил взгляд старого монаха. И понял – перед ним человек, привыкший хитрить и обманывать.

– Брат Аввакус покинул нас еще в начале лета, – с укоризной ответил монах. – А теперь, надеюсь, вы меня извините. Мы уже нарушили обет: в столь поздний час не полагается ни с кем разговаривать. Поэтому буду благодарен, если вы развернете вашего коня и оставите нашу мирную обитель. Еще по крайней мере час по дамбе можно проехать без всякого риска. Да благословит вас Господь. – Старик попытался закрыть ворота.

– Отец. – Райвис нарочно выбрал столь почтительное обращение и был вознагражден. Старик тотчас же обернулся к нему. Он явно не был простым монахом, за какового пытался себя выдать. – Отец, я говорил с несколькими жителями Бэллхейвена. Они утверждают, что видели, как Тесса направилась к дамбе. И, несмотря на это, вы продолжаете утверждать, что она здесь не появлялась?

Монах покачал головой, закрыл ворота и поспешно задвинул все засовы. А их была целая уйма. Райвис прикусил обезображенную шрамом губу. Конь его тихонько заржал. Старому мерину не терпелось попасть в теплую конюшню. Райвис ехал весь день, без остановок, чтобы побыстрее попасть на Остров Посвященных. На самом деле он вовсе не заезжал в Бэллхейвен.

Райвис неохотно отвернулся от запертых ворот. Лунный свет заливал блестящие от морской соли камни на берегу. Подул ветерок; по воде пошла рябь. А в следующую секунду Райвис почувствовал запах дыма. А ведь горит не дерево, лениво подумал он. По крайней мере не только дерево. Торф, сухие водоросли, смола. Такую смесь в Дрохо использовали для копчения рыбы, потому что она так сильно дымила, что не требовалось разводить большой костер.

Странно. Здешние обитатели дают обет не открывать рта после наступления темноты. Тогда они тем более не должны заниматься никаким физическим трудом. Например, разводить огонь и коптить рыбу.

Райвис спешился, привязал мерина в защищенном от ветра месте, ласково похлопал его по спине и проверил, на месте ли нож. Он решил прогуляться по окрестностям монастыря.

Кожаные сапоги Райвиса заскрипели, когда, сойдя с тропинки, он ступил на камни. Он шел на запах дыма. И запах этот с каждым шагом становился сильней. И скоро Райвис увидел, как вдоль стены монастыря поплыли серо-голубые облачка.

Идти было нелегко. Водоросли опутывали ноги. К тому же приходилось перепрыгивать с одного скользкого от соли валуна на другой. Впереди, напротив восточного крыла монастырского здания, нависал над морем высокий утес. Райвису вдруг захотелось повернуть назад: ведь наиболее вероятно, в конце этого трудного пути его ждет лишь копченая рыба. Но он кожей чувствовал – что-то тут нечисто. Сельдь так не пахнет. И форель тоже.

Тесса. Райвис не верил в случайные совпадения: сначала солгал монах, потом дым от костра, неизвестно кем и зачем разведенного среди ночи. Не исключено, что между тем и этим есть какая-то связь. Райвис прибавил ходу. И неожиданно уперся прямо в утес. Он был гораздо выше, чем казалось издалека, намного выше монастырской стены. Райвис понял, что теперь придется карабкаться наверх.

Черное облако дыма нависало над утесом. Огненные искры дождем сыпались на него, угрожая поджечь волосы. К счастью, чем дальше от моря, тем суше и ровнее становились камни под ногами. На удивление быстро Райвис добрался до вершины. И там он сразу понял, в чем дело. В скале было что-то вроде пещеры. Вход в нее был завален деревом, водорослями и прочей подвернувшейся под руку всячиной, которая могла гореть и дымить.

Райвис провел языком по шраму на губе. Возможно, добрые братья просто морят летучих мышей – в конце концов, сейчас как раз самый сезон. Но Райвис сразу же отверг такое объяснение. Исследуя стену монастыря, он обнаружил как раз у подножия утеса маленькую потайную дверцу. Значит, монахи могли без труда попасть в пещеру в любое время суток. В таком случае почему они не развели костер днем? Полночь – неподходящее время для выкуриванья летучих мышей.