355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Джулия Джонс » Корона с шипами » Текст книги (страница 10)
Корона с шипами
  • Текст добавлен: 9 сентября 2016, 19:10

Текст книги "Корона с шипами"


Автор книги: Джулия Джонс



сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 44 страниц)

– А где Райвис? – спросила Тесса, отталкивая чашку с молоком. Она терпеть не могла эту тепловатую жидкость, напоминавшую ей о детстве, о днях, когда ее считали больной и заставляли валяться в постели

Эмит водворил матушку на место, отер пот со лба и поставил ей под ноги скамеечку.

– Лорд Райвис ушел рано утром, мисс. Он велел передать, чтобы вы не волновались, он, мол, вернется попозже.

– О! – Тесса постаралась скрыть разочарование даже от себя самой.

Вчера, с какого-то момента этого сумасшедшего дня, она стала думать, что они с Райвисом – одна команда. Что только не взбредет в голову! Какой толк от нее человеку, который подвергается таким опасностям?

Тесса содрогнулась. В памяти всплыли некоторые эпизоды прошедшей ночи: поединок Райвиса с врагами в доме вдовы Фербиш, оскаленные желтые клыки чудовища, растерзанное тело Свигга, безумный прыжок в реку. Обратный путь через город она помнила смутно.

Тесса никогда не считала себя слишком слабенькой, но вчера, выбравшись из хлюпающей грязи на берег, она не то что идти, но и стоять не могла. Сначала она еле ковыляла, почти повиснув на Райвисе, а затем ему и вовсе пришлось взять ее на руки и на себе тащить по темным, тихим улицам Бей'Зелла. К тому времени, как они доплелись до дома матушки Эмита, все силы Тессы уходили на то, чтобы удерживать голову на плече Райвиса. А что произошло потом, когда они переступили через порог и очутились в теплой, приятно пахнущей комнате, она и совсем не помнила. Одно Тесса знала точно – они с Райвисом явились в этот дом мокрыми и грязными, но, несмотря на это, Эмит с матерью приняли их.

– Я хочу поблагодарить вас, – сказала она, – вас обоих. Вы были так добры ко мне, право...

– Ну-ну, душенька, – перебила ее старушка, – не стоит нас благодарить. Эмит еще с вечера предупредил меня, что вы можете прийти.

– Неужели? – с внезапно вспыхнувшем подозрением переспросила Тесса.

– Да, мисс. – Эмит убрал чашку с молоком и поставил на ее место другую. – Вчера, после того разговора о рисунках Дэверика по дороге из Фэйла, когда вы показали мне свой набросок, я начал думать – а может, о вас-то и толковал мастер. Может, именно вам на роду написано продолжить его дело.

– Обязательно выпей чай, милочка, – вмешалась матушка Эмита. – От мышечной боли нет ничего лучше этого снадобья.

Тесса взяла чашку с неизвестной ей жидкостью. На поверхности плавали какие-то странные темные чешуйки, из них сочился и окрашивал весь напиток зеленоватый сок.

– Вы не можете знать, обо мне ли он говорил, Эмит. Я всего лишь зарисовала свое кольцо.

Эмит кивнул:

– Вы правы, мисс. Но эта мысль не оставляла меня всю дорогу домой. – Не прерывая беседы, Эмит освобождал место на большом столе, занимавшем дальнюю стену кухни. Он сдвигал на один край мешочки с мукой и специями, кастрюльки, сковородки, ножи и сырые овощи. – Что-то такое было в вашем наброске, мисс. Что-то в манере проводить линии напомнило мне мастера.

– Эмит просто так болтать не станет. – Старуха с трудом повернулась на стуле, чтобы видеть лицо Тессы. – И торопиться с суждениями тоже не в его привычках. – Она хлопнула себя ладонью по бедру – Знаешь что, давай-ка сейчас, при Божьем белом свете еще раз взглянем на этот набросок.

Набросок? Последнее, что Тесса запомнила, это как она свернула его и засунула за лифчик на обратном пути в Бей'Зелл.

– Мне ведь пришлось вместе с ним прыгнуть в реку, – сказала она, снова подходя к матушке Эмита: неудобно было доставлять седовласой старухе лишние неудобства.

– Вы рисовали углем, мисс. Вряд ли набросок уцелел в воде – чернила, краска, уголь, это все такие нестойкие вещества. – Эмит освободил пространство на столе и теперь снимал с полки горшочки с красителями, кисти, свитки пергамента, тряпочки, перья, куски коры. – Вообще-то ваша одежда в корзине у огня, мисс.

– Ты уж не обессудь, поройся в корзинке сама, душечка. В такое уж неудачное утро ты меня застала. В любой другой день я бы носилась по кухне, как трудолюбивый муравьишка. Разве не так, Эмит?

Эмит кивнул.

– Конечно так, матушка, – с нежностью отозвался он.

Тесса обошла матушку Эмита, стараясь не смотреть на ее распухшие лодыжки, и достала корзину. Но там лежали только лохмотья, оставшиеся от ее платья и обувки. Кусочек кожи с наброском, наверное, выпал, пока она бултыхалась в реке.

– Не могу найти.

– Ничего, мисс. – Эмит смешивал в чашке воду с каким-то черным порошком. – Скоро все будет готово для работы, и вы сможете попробовать нарисовать еще что-нибудь.

– Да-да, – эхом отозвалась со стула его мать. – Не горюй об этом наброске, дорогая. Некоторые вещи для того и делаются, чтобы потом потеряться.

Тесса нашла, что это довольно странное изречение, и недоуменно взглянула на матушку Эмита. В глазах старухи плясали веселые огоньки.

– Приступайте, мисс. – В руке Эмит еще держал ножик. – Я очинил вам новое перышко. Поглядим, выйдет ли у вас что похожее на потерянный набросок.

С минуту Тесса еще смотрела на старушку, а потом пересекла кухню и подошла к ее сыну. С потолочных балок просторной низкой кухни были подвешены припасы и всякая хозяйственная утварь, поэтому, чтобы ничего не задеть, приходилось пригибаться. Пол был из гладкого одноцветного камня – такой Тесса видела по дороге в Фэйл. Освещалось помещение в основном огнем в очаге, но немного солнечного света пробивалось и сквозь два маленьких незастекленных окошка, проделанных высоко в стене.

– Вот, мисс. – Эмит взял у Тессы из рук чашку с лекарственным снадобьем и протянул ей перо. – Кончик очень острый – как раз подходит для тонкой работы. Перо твердое, я прокипятил его неделю назад, и с тех пор оно лежало в песке.

Тесса пальцем прикоснулась к кончику пера.

– Прокипятил? В песке? О чем это?

Эмит деликатно поправил ее руку – Тесса держала перо, как авторучку.

– Ну да, мисс. Нельзя же просто выдернуть перо из гусака и начать писать. Перо сначала кипятят, чтобы оно стало чистым и мягким. Только тогда ему можно придать нужную форму. Не давая перу остыть, я скоблю специальным кривым ножом острие и древко. А затем зарываю перо в песок, чтобы оно снова затвердело. Чем дольше оно пролежит там, тем сильней затвердеет.

На ощупь перо было жестким, упругим и гладким, как ноготь. И почти такого же цвета. Эмит говорил очень серьезно и проникновенно. Тесса решила, что нужно как-нибудь выразить свое одобрение.

– Замечательное перо, – сказала девушка, точно взвешивая его в руке, – не сомневаюсь, что оно долго прослужит.

Эмит покачал головой:

– Мастер всегда говорил – чем лучше перо, тем короче его век.

Тесса почувствовала себя круглой дурой.

– Почему?

– Потому что чем перо лучше, тем больше каллиграф пользуется им, а значит, тем скорее оно стачивается. Мастер Дэверик, бывало, приканчивал по три пера за день.

– Значит, со временем перо портится, изнашивается? – Тесса с трудом могла вообразить это – оно казалось таким жестким...

– Да, мисс, – терпеливо ответил Эмит. – Но об этом не беспокойтесь. Я буду рядом и заточу его снова, как только линии станут чересчур толстыми.

– Слушайся Эмита, детка, – вмешалась его матушка, – никто в Бей'Зелле не разбирается в переписном деле лучше моего сына.

Эмит покраснел от смущения, сразу засуетился и поспешно придвинул Тессе стул.

– Вот, мисс, – повторил он и снова поправил ее руку – на этот раз когда Тесса потянулась к чернильнице. – Вот так надо макать, чтоб набрать чернил сколько следует. Вот под таким углом, понимаете? – Тесса кивнула. – И встряхните легонько, чтоб потом не капало.

Тесса последовала его указаниям, но большая капля чернил все-таки упала на стол. Эмит уже стоял наготове с тряпкой. Тесса начала медленно подводить руку к пергаменту. Перо оказалось удивительно тяжелым, ничего общего с авторучкой. Острием она прокорябала на пергаменте неровную бороздку. Чернила постепенно впитались, и на чистой странице появилась первая линия.

– Эмит, сынок, принеси мне овощи. Я почищу их и приготовлю с селедкой.

Пока Эмит подавал матушке овощи, миску и нож, Тесса сосредоточенно боролась с пером. Но оно решительно не желало слушаться. Да и рисовать на шершавом пергаменте было совсем не то, что на привычной бумаге. На странице быстро образовалось уродливое и бессмысленное нагромождение линий и клякс.

– Не давите с такой силой, мисс, – оглянувшись через плечо, посоветовал Эмит. – Главный ваш союзник – не перо, а чернила.

– Чернила?

Матушка Эмита начала мурлыкать себе под нос какую-то песенку под аккомпанемент падающих в миску очистков.

– Да, мисс, – подтвердил Эмит. – Вам нужно только прикоснуться к странице. Чернила впитаются сами собой. Они сделаны из галловой кислоты, и если сильно давить – прожгут страницу. На пергаменте вместо узора останется тавро. Знаете, как скотину клеймят...

– Так это кислота? – Тессе становилось все интереснее.

Эмит кивнул:

– Галловая кислота, камедь и сажа. Я сам их приготовил. Конечно, теперь, в городе, с чернильными орешками будет сложнее. Наверное, придется покупать на рынке, а там они далеко не так хороши. – Заметив недоумевающий взгляд Тессы, Эмит пояснил: – Чернильные орешки появляются на коре дуба, поврежденной насекомыми. Прямо за домом мастера растет много прекрасных дубов, и когда запас чернил подходил к концу, я просто отправлялся на прогулку и заодно собирал орешки. Я срезал их и оставлял в воде на одну ночь. К утру все было готово, оставалось только добавить сажу.

Брови Тессы опять удивленно поползли вверх.

– Угольный порошок, – объяснил Эмит, не дожидаясь вопроса. – Тот, что образуется на стекле, когда лампа коптит.

– Эмит, не поставишь ли ты овощи вариться? – Матушка Эмита протянула ему медную кастрюльку. – И не передашь ли заодно рыбу? Надо ее почистить.

Интересно, как старушка столько времени обходилась без сына? Тессе начинало казаться, что она просто не в состоянии подняться со стула. Однако кухня была чисто убрана, благоухала всякими вкусностями, и в очаге все время что-то готовилось. Тесса улыбнулась: у матушки Эмита редкий талант заставлять людей работать на себя и при этом не казаться чересчур властной и навязчивой.

Продолжая возиться с пером и чернилами, Тесса обдумывала полученные от Эмита сведения. Все это ей безумно нравилось – нравились все секреты и тонкости нелегкого ремесла писца, нравилось, как делаются чернила и как затачивается перо. Нравилось просто ощущать в руке его тяжесть. Старательно, не спеша Тесса начала выводить на пергаменте спирали, напоминающие завитки кольца. Чтобы обозначить шипы, она делала петли чуть более широкими.

Ей нравилось, что она сидит здесь, в теплой кухне, окруженная заботами Эмита и его матери. После вчерашнего безумного дня особенно приятны были царящие здесь мир и спокойствие. Но, как ни странно, Тессе вовсе не хотелось расслабиться, побездельничать. Она была поглощена увлекательной задачей – заставить перо и чернила слушаться себя. И к тому времени, когда Эмит в очередной раз передвинул матушкин стул на новое место и поставил овощи на очаг, Тесса уже с головой ушла в работу. Она была полна решимости создать узор лучше утонувшего в реке. И создать не для того, чтобы потом потерять.

* * *

Райвис брел по улицам Бей'Зелла. Он знал, что Камрон Торнский будет ждать его в доме Марселя, но не спешил увидеться с новым хозяином. Пусть Камрон и его унаследованное только что состояние немного потерпят.

В полдень Бей'Зелл отнюдь не производил впечатление оживленного города. Райвис прошел по улице Судьбы с ее шикарными кондитерскими, мастерскими лучших сапожников и лавками жадных осторожных ростовщиков и повернул на север к Окаймляющему кварталу. Сюда ходили за покупками представители зажиточного среднего класса и дорогие проститутки.

Проститутки в кружевных вуалях и скромных серых и коричневых платьях, завидя Райвиса, приподнимали брови и приветствовали его едва заметным кивком головы. Жены зажиточных мещан притворялись, что не замечают его. Они сидели в тени под навесами, потягивали теплый арло с медом и поедали яблочные пироги, украшенные ягодами можжевельника. Попозже они отправятся на улицу Судьбы – пофланировать мимо лавок ростовщиков и, если повезет, купить какую-нибудь безделушку, проданную разорившимся в трудные времена аристократом.

Эти дамочки среднего класса знали, что мужья их ходят к проституткам, но с некоторой даже гордостью говорили: «По крайней мере это девица из Окаймляющего квартала, а не какая-нибудь безвкусно раскрашенная портовая дешевка». Но, несмотря на снисходительное отношение к шалостям супругов, они считали своим долгом регулярно посещать этот квартал – чтобы присматривать за проститутками и не позволять им распускаться. Те же соглашались на такие правила игры и только по вечерам выходили разряженные в пух и прах, в красных шелках, расшитых золотом, днем же носили неброские скромные платьица. Такова была мораль Бей'Зелла.

Райвис знал, какое впечатление производит на богатеньких мещаночек. Смуглый цвет лица выдавал иностранца, а темная одежда придавала ему зловещий, опасный вид. И все же, когда Райвис подходил поближе к их тенистым убежищам, дамы не могли не заметить, что держится он как дворянин, а немодная черная туника сшита у лучшего портного и из превосходного материала. Но потом они замечали его шрам и дружно отворачивались.

Обычно Райвис, чтобы подразнить их и заставить-таки поднять глазки, небрежно кланялся и цедил сквозь зубы: «Мое почтение, дамы». Но сегодня он молча прошел мимо.

Он шел дальше и дальше, вниз по Эмалевой улице, мимо мастерских золотых и серебряных дел мастеров, переписных, контор сборщиков налогов, ювелирных магазинчиков. Ближе к северной гавани мостовая кончилась, и под ногами захлюпала жидкая грязь, а восточный ветер принес запахи дыма, кислоты, гнили.

Случайно, краем глаза Райвис заметил человека в зеленой тунике с серебряной эмблемой на груди. Цвета Торнов. Этот тип довольно-таки неумело старался держаться в тени, а заметив взгляд Райвиса, неуклюже попытался скрыться. Учитывая же, что он – очевидно, чтобы спрятать арбалет, – кутался в широкий зимний плащ, совершенно неуместный в конце весны, его маневры только привлекали внимание. Короче говоря, бедолага прескверно справлялся со своей задачей. По-видимому, Кэмрон поручил ему проследить за новым наемником. Райвиса это не обеспокоило бы, но после заката он собирался вернуться в бордель и проверить рассказ Кэмрона. Столь неловкий шпион мог выдать его. А ведь не исключено, что это – самый проворный из людей Торнов.

Райвис привычно прикусил губу. Если он и впрямь возьмется за то, на что согласился в винном погребе Марселя, ему понадобится хорошая команда. А судя по неудачному первому выступлению посланца Кэмрона, эту команду придется обучать самому.

Райвис ускорил шаги и вышел на набережную. Северный порт был меньше и имел куда меньшее значение, чем западный. Здесь не бросали якорь большие торговые корабли, сюда не подплывали груженные специями и шелком шлюпки. В доках не строились огромные суда, и на пристани не заметно было таможенников с их перьями и свитками. Рыбаки, их лодки, их удочки, сети, женщины – вот и все обитатели северной гавани. Если не оглядываться назад, на громаду Бей'Зелла, можно было подумать, что попал в рыбацкий поселок, а не в крупнейшей на западе портовый город.

Пробираясь между мотками веревки, деревянными лотками, в которых плескались живые еще рыбины, чинящими сети рыбаками, Райвис шел по деревянной пристани. Северная гавань, точно муравейник, жила незаметной, полной забот и трудов жизнью. Рыбаки половину жизни проводили, плавая на двухмачтовых судах и добывая камбалу и палтуса, а вторую половину посвящали плаванью на трехмачтовых судах и ловле трески. У них просто не оставалось времени для показной суеты. Они работали долгие часы, с закатом напивались, с рассветом вставали, и пока сети были в порядке, а корпуса лодок крепки, считали себя счастливчиками и каждый день смело пускались в открытое море.

В мире полно всяческих организаций и объединений – братства, рыцарские ордена, лиги, гильдии, – но никто из них не покрывает такие расстояния, никто не относится с таким царственным пренебрежением к границам государств, как свободное, точно ветер, племя рыбаков. Матросы торгового флота так часто меняют суда и страны, что не успевают завязать отношения с товарищами. Команду торгового судна можно сменить буквально за один день. Рыбаки же из года в год плавают по одним и тем же маршрутам, на одной и той же лодке с одной и той же командой, и если уж дружатся, то на всю жизнь. И хотя между рыбаками из Рейза, Мэйрибейна, Истании и Балгедиса существует конкуренция, от взаимовыручки зависит их жизнь. Они предупреждают друг друга о надвигающихся бурях, делятся сведениями о подводных течениях и мелях, извещают о появлении пиратов и других опасностях. И когда рыбацкий баркас пристает к берегу, никому из местных рыбаков в голову не придет поинтересоваться, под каким флагом он плавает. Рыбаки выбирают любое место, которое считают подходящим для лова, и делают то, что умеют делать.

Конечно же, обмениваются они не только жизненно важными сведениями. Морские байки и слухи лениво кочуют от лодки к лодке. Рыбаки обожают сплетни. А их жены вообще и живут-то только для того, чтобы дождаться мужа и услышать новые истории.

Райвис взял за правило дружить с рыбаками в любом порту, куда его заносила судьба. Никогда ведь не знаешь, не пригодятся ли тебе услуги просоленного морского волка.

Заметив у дальнего мола знакомую темноволосую фигуру, Райвис сразу же свернул и направился к ней. Он вернется в дом Марселя и встретится с Кэмроном Торнским, но чуть погодя: сначала надо узнать свежие новости – чтобы потом, когда давать задний ход будет поздно, не столкнуться с неприятными неожиданностями.

– Эй, Пэграфф! – позвал Райвис и приветственно помахал рукой. – Ну как море, не жалуешься?

– Море-то ничего, жена хуже, – последовал ответ. Пэграфф кончил привязывать лодку и спокойно ждал, пока Райвис подойдет ближе. Бейзеллские рыбаки никогда не делают лишних движений.

Мужчины обменялись рукопожатием – и заодно вопросительными взглядами. По лицу Пэграффа сразу было видно – этому человеку частенько приходится окунаться в соленую морскую воду. Кожа покраснела, губы потрескались, а брови выцвели добела.

– А Джеми где? – спросил Райвис.

– Я послал его на рынок за воском.

Райвис кивнул. Джеми был единственным сыном Пэграффа. Впервые Райвис встретился с ним на одной из маленьких улочек, ведущих к восточной гавани. Джеми тогда решил наняться в солдаты. Он, видите ли, устал чинить сети и вощить бревна. Райвис отговорил нежного и мягкого юношу от опрометчивого шага. Не все люди рождены для ратных подвигов. Некоторым лучше оставаться на море. Райвис отослал Джеми назад к отцу. Он не стал бранить его, просто рассказал – и то была чистая правда, что в жизни наемника нет ничего романтичного и труд солдата так же тяжек, как труд рыбака. Райвис поступил так не по доброте душевной, а потому что брал он только добровольцев, которых мог научить убивать. Но Пэграфф счел это доказательством его доброты – и Райвис не стал тратить время на споры.

– У него появилась девчонка, – продолжал Пэграфф, отвинчивая крышку от оловянной фляги с арло и протягивая ее Райвису. – Крепкий орешек, между прочим. Как раз то, что надо Джеми. Может, хоть остепенится чуток.

Райвис взял предложенное питье. У Пэграффа не было состояния Марселя Вейлингского, но в его фляге почему-то всегда оказывался лучший арло в Бей'Зелле. Райвис отер губы и спросил:

– Какие новости с моря, дружище?

Пэграфф взял флягу и, прежде чем глотнуть самому, хорошенько отполировал ее рукавом. Моряки что сороки – обожают все блестящее.

– Мэйрибейнский бриг бросил якорь у порта Бэлинок. Мой приятель Гиллиф, он ловит там омаров, клянется, что на прошлой неделе среди ночи к бригу направилась шлюпка, набитая гэризонцами.

– А почем он знает, что это были гэризонцы?

– А что, недостаточно видеть, как они орудуют веслами? – Рыбак невесело усмехнулся. У старых морских волков вроде Пэграффа Гэризон, как всякая страна, не имеющая выходов к морю, вызывал подозрение. Они не сомневались, что любой правитель будет стремиться заполнить подобный пробел. И в отношении Гэризона были совершенно правы. – Гиллиф говорит, что пики у них были какие-то чудные. И еще он заметил, что все их солдаты теперь бреют бороды.

Райвис кивнул. Он сам ввел в употребление среди гонцов Изгарда пики нового образца, более широкие, чем раньше.

– Что-нибудь еще?

Пэграффа, похоже, задело, что такая интересная новость не удостоилась должного внимания. Он утешился еще одним глотком арло и лишь потом продолжал:

– Не все ладно между мэдранцами и истанианцами в Восточном заливе. Только за этот месяц на мэдранские баркасы двенадцать раз нападали пираты. Мэдранцы не сомневаются, что это работа истанианцев. Поговаривают, что надо послать галеоны в Галф.

– В Галфе не было военных кораблей вот уж... – Райвис осекся и задумался.

– Пятьдесят лет, – закончил за него Пэграфф. – Точно вам говорю, лорд Райвис, паршивые времена настают. Плохо будет на море. Плохие слухи ходят. На прошлой неделе Бей'Зелл удвоил пошлины, и гавань забита пиратскими галерами и военными кораблями. Дрохо вообще все клешни повыставил, точно краб в ведерке. Выслали военные шлюпки охранять гавань. Хуже всего, конечно, в Мэйрибейне. Из-за бейзеллских пошлин накрылся весь их экспорт. Они боятся, что Истаниа и Дрохо последуют примеру Рейза. Мэйрибейнцы перевели два самых больших своих галеона из порта Шрифт в Хэйл. Якобы чтобы защитить их от идущих с севера бурь. Но всем известно, что бури начнутся только в следующем месяце. – Пэграфф снова приложился к фляжке. – Я рыбачу в этих водах вот уж тридцать лет, у меня были неплохие уловы. И, честно вам скажу, не помню, чтобы мне еще когда-нибудь так не хотелось выходить в море, как в последние два месяца. Нехорошие времена настают, очень нехорошие – море говорит это, а море не ошибается.

Пэграфф покачал головой, вздохнул, почмокал губами, еще раз протер фляжку и допил остатки арло. Спрятав флягу под тунику, он повернулся спиной и начал возиться с удочками. То есть на свой рыбацкий манер показал, что разговор окончен.

Райвис поблагодарил и повернул обратно, к набережной.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю