Текст книги "Корона с шипами"

Автор книги: Джулия Джонс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 44 страниц)

2

Дэверик, советник королей, знаток древних текстов и старинных узоров, схватился за грудь и уронил голову на письменный стол.

Струйка темной крови вытекала из его ноздрей. Капли крови по морщинистым щекам стекали на подбородок, а потом падали на рукопись, что лежала под левой рукой старика. И пергамент, и кожа на руке уже были испачканы кровью. Даже сейчас Дэверик сохранил достаточно ясное сознание, чтобы понять, что это значит. Он нарисовал свой последний узор, последний и самый лучший.

Пять дней и пять ночей он трудился над ним, старые глаза устали, чтобы не тряслись руки, приходилось принимать успокоительное. А иногда и звать помощника. В этой картине были заключены все известные Дэверику узоры. Все правила соблюдены, пропорции – само совершенство. Все – каждый компонент, симметрия, повторяемость цветов и форм, мотивов и символов, растительных и животных образов – были идеально продуманы до последней черточки, последнего завитка.

Огромная сила таилась в этом узоре. Сила, которая могла преодолеть магию Распада. В глубокой расщелине, где скапливались, как зола в камине, осколки всех миров, начиналось какое-то движение. Дэверик чувствовал это во время работы – каждый росчерк, каждое движение пера по пергаменту, каждая капля чернил порождала нечто большее. За переплетением линий, столь сложным и запутанным, что глаз отказывался воспринимать его, стояли символы такой важности и значения, что даже просто раскрашивать этот рисунок казалось своего рода кощунством. Целью же мастера было освободить заключенное в нем сияние – свет мудрости, истины, мощи.

Сложный, филигранный узор из причудливых фигур разных цветов был творением магии – и в то же время произведением искусства. Его создание поглотило Дэверика целиком, до последней клеточки. Его сердце, разум, душа были отданы этому кусочку пергамента.

Неудивительно, что теперь и кровь смешалась с ним.

– Господин? – послышался тихий, взволнованный голос. – Что с вами, мой господин?

Дэверик услышал вопрос, понял его смысл, но не в силах был ответить. Его старое, старое сердце отбивало свои последние удары. В ту секунду, когда последняя линия узора была начертана, в мгновение, когда он был завершен, сердце старика не выдержало и разорвалось.

Он выполнил свою миссию, он дал людям луч надежды. Но мир солнечного света и вечерней прохлады теперь навеки потерян для него. Он прожил хорошую жизнь, у него были и дети, и внуки, и любимая жена. Если бы не жестокость сыновей, Дэверик не мечтал бы о лучшей доле.

– Очнитесь, господин! Пожалуйста, очнитесь!

Дэверик улыбнулся. Эмит, милейший человек, в каждом вздохе которого чувствовались любовь и верность своему господину, чья жизнь последние двадцать два года была подчинена служению мастеру, понятия не имел, какая сила только что вызвана к жизни. Спутанные, переплетающиеся, и раздваивающиеся, и вновь расходящиеся нити, составляющие волшебный чертеж, бесконечной чередой сменяющие друг друга на полях пергамента фигуры, линии, которые, казалось, вот-вот сольются в одну, но так и не пересекающиеся, – в этом и был ключ к этой силе. Эмит же видел лишь бессмысленное нагромождение форм.

Жалкая изношенная мышца – сердце Дэверика – разрывалась от боли.

Ему оставалось надеяться лишь на то, что этот последний фрагмент, часть большого узора, которому он отдал двадцать два года жизни, исполнит свое предназначение: соединит тех, кто способен исправить роковую ошибку.

Сегодня тот человек возложит на себя Корону, объявит себя королем государства, что лежит на востоке, за горами. Пятьдесят лет Гэризон прожил без монарха – и тому были веские причины. Его правители истощали землю своей неуемной воинственностью.

Даже сейчас, когда Корона с шипами вот-вот будет возложена на его голову, тот, кто станет королем, смотрит на Запад.

Дэверик знал этого человека, знал его сокровенные желания.

Опустив глаза, старик сосчитал капельки крови, упавшие с подбородка. Пять: три на пергаменте и две на руке.

И пока свет тускнел для него, пока помощник суетился вокруг, молил, звал домашних и врачей, Дэверик совершил последнее из того, что ему суждено было совершить. Он вывернул руку ладонью вверх и размазал два не высохших еще на тыльной стороне пятнышка крови по пергаменту.

Вот так.

Пять капель крови на манускрипте. Пять капель крови на узоре, окрашенном в золотой цвет короны, в синий цвет моря, в зеленый цвет травы.

* * *

Акты, завещания, облигации, военные медали, свидетельства о браке, свидетельства о натурализации, дипломы университетов и колледжей, адресные книги, любовные письма и письма со словами ненависти, детские рисунки, пряди волос, выцветшие ленты, фотографии, видеокассеты и поздравительные открытки. Тесса сидела на пожелтевшей траве лужайки, окруженная изгородью из колючих сосновых веток, и разбирала содержимое похищенных из банка сейфов.

Бумаги и фотографии в верхних пачках выцвели на солнце. А в нижних, лежавших на земле, отсырели и покрылись темно-синей плесенью. Тесса с первой же минуты, как только увидела бумаги, поняла, что это – похищенные сейфы из Национального банка Ла Харва. Теперь она уже просмотрела достаточно и не сомневалась, что все ценное исчезло. Не было ни фамильных драгоценностей, ни просто сколько-нибудь ценных безделушек, ни денег, ни чеков на предъявителя. Не было золота.

Остались только книги, бумаги, фотографии.

Тесса постепенно начинала узнавать владельцев сейфов. Сейф семьи Сэнчез – они отличались добродушным самодовольством. Все пятеро улыбались Тессе с бесчисленных фотографий – семейные сборы, праздничные вечера, парадные спортивные выступления университетских команд, каникулы в Диснейленде. Представительные люди с густыми бровями и широкими плечами. Отец семейства выдал уже вторую закладную на их дом.

Сейф Лилли Родес благоухал фиалками. В газетной вырезке тридцать восьмого года ее называли «Дебютанткой сезона». Во второй заметке говорилось о ее муже, военном летчике, сбитом в сорок четвертом году над проливом Ла-Манш. Была и их фотография – Лилли и Чарльз, склонившиеся над свадебным пирогом. Лилли напомнила Тессе Риту Хейуорт.

Гари Абойс уже умер. В его сейфе хранилась фотокопия свидетельства о смерти. Он был спортсменом. Множество фотографий запечатлели разминающегося Гари, Гари, припавшего к земле перед стартом, Гари, подбегающего к финишу и победно поднимающего завоеванный кубок перед небольшой, но полной энтузиазма толпой болельщиков. На дне сейфа были аккуратно сложены свечи с именинных тортов. Девятнадцать. За каждый прожитый им год.

Тесса понимала, что сует нос в чужие дела. Она перелистывала, просматривала, прочитывала, затем отбрасывала, не пропуская ни странички, доступной ее жадным рукам и взору. Она не могла остановиться, хотя знала, что поступает нехорошо. Но вид очередного аккуратно сложенного документа, поблекшей от времени докладной, старого завещания пробуждали в ней безумное, непреодолимое желание знать.

Теперь эти люди принадлежали ей. Она знала все об их социальном статусе, финансовых делах, школьных наградах – и тайнах.

Часы проходили незаметно. На лужайке сгущались тени. Тесса была слепа ко всему, кроме последнего клочка бумаги, попавшего ей в руки. Поочередно она превращалась то в сыщика, охотящегося за уликами, то в маленького ребенка, жаждущего получить обещанную награду. Одна супружеская пара держала в банке два сейфа: муж хранил все любовные письма жены, перевязав их шелковой лентой, а жена – полароидные снимки, на которых была запечатлена голой в объятиях другого мужчины.

По-прежнему в каком-то трансе Тесса потянулась за последней пачкой. Как и остальные, это была пухлая пачка, раздувшаяся от вложенных в нее конвертов, поздравительных открыток, отпечатанных на компьютере страничек, блокнотов. До сих пор Тесса неукоснительно придерживалась лишь одного правила: не вскрывать запечатанные конверты. Она понимала, что лицемерит, но все же... Если кто-то настолько дорожит своим секретом, что даже замки сейфа кажутся ему недостаточно крепкими, в таком случае нечестно не считаться с его волей.

Впрочем, грабители все равно вскрыли почти все конверты. Те, что побольше – воры, наверное, искали в них драгоценности или деньги, – были разодраны на части, содержимое их перетасовано бесцеремонными руками, бумаги смяты в комок, разорванные клапаны с клейкой полосой беспомощно хлопали на ветру.

Так и в этой последней пачке. Почти все конверты вскрыты и обысканы. Тесса рассортировала доставшиеся ей документы. Сведения о проданных какой-то компанией товарах, свидетельство об усыновлении с приложением всех соответствующих бумаг, коллекция мушек – обычно рыболовы используют их как наживку, – пришпиленных к кусочкам ярко-желтого картона, номера женского журнала с изображением старлеток пятидесятых в купальных костюмах и страусовых перьях. Забавно, какую чепуху люди порой считают большой ценностью.

Лишь один конверт, по-видимому, не вскрывался. Длинный конверт из оберточной бумаги, примостившийся между картонками с мухами и бумагами об усыновлении. Тесса почему-то сразу решила, что он попал сюда из другой пачки. Конверт был слишком изящным, слишком изысканного цвета, словом, не похож на прочий мусор

Тесса осмотрела сейфы, валявшиеся ближе всего к последней стопке бумаг. Нет, невозможно определить, что и где хранилось.

Тесса вернулась к конверту. На этот раз она заметила отпечаток грязного пальца в правом верхнем углу – как раз там, где обычно бывает печать. Этот отпечаток уже был ей знаком. Она видела его на газетных вырезках Лилли Родес и на семейных портретах семейства Сэнчез. Этот отпечаток оставил вор. Человек, который вскрыл сейфы и перерыл их содержимое, как старатель промывает золотой песок, оставлял чернильный след на всех документах, к которым прикасались его вспотевшие от жадности руки.

Руки Тессы, наоборот, были холодны и сухи.

Как раз когда она встряхнула письмо, по лужайке пронесся легкий ветерок и клапан конверта легко оторвался от липкой полосы. Какое-то смутное предчувствие шевельнулось в груди Тессы. Так его все-таки открывали! Клапан держался только благодаря печати.

Ухватив конверт за угол, она потрясла его. Но ничего не выпало. Разочарованная, Тесса запустила пальцы в щель и заглянула внутрь. Ничего – просто оберточная бумага.

Что-то тут не так. Тесса взвесила конверт на ладони: нижний его конец определенно был чуть тяжелее верхнего.

Тесса чувствовала все большее волнение. От возбуждения у нее даже засосало под ложечкой. Она ухватила конверт обеими руками и разорвала пополам. Бумага издала странный музыкальный звук, точно кто-то встряхнул кувшин, полный бусинок. Отбросив верхнюю часть с клапаном и печатью, Тесса вывернула наизнанку нижнюю. Бледный луч заходящего солнца осветил темную внутренность конверта.

На первый взгляд он был сложен и склеен самым заурядным образом. Но потом Тесса заметила на линии центрального сгиба непонятное вздутие. Туда явно запихали какой-то небольшой предмет.

У Тессы бешено колотилось сердце. Она еще раз разорвала конверт – на этот раз по центру. Словно золотое облачко промелькнуло перед глазами, а затем нечто очень маленькое, но тяжелое упало ей на колено.

Это было кольцо. Золотое колечко, состоящее из набегающих друг на друга нитей драгоценного металла, переплетающихся в затейливом узоре Безделушка была так тщательно спрятана в швах конверта, что воры не заметили ее.

Тесса подняла кольцо. При более внимательном осмотре на каждой нити она обнаружила крошечные шипы. Кольцо представляло собой малюсенький моток колючей проволоки. Причудливо изогнутое, как струйки поднимающегося к небу дыма, оно не отражало, а рассеивало свет. Тесса даже сморгнула раза три – трудно было, не отрываясь, вглядываться в этот слепящий глаза узор. Почему-то она ожидала чего-то подобного и сейчас ощущала себя как никогда собранной и готовой к действиям.

Какая-то тайна была скрыта в этом мотке золотых нитей. И если удастся сконцентрироваться и перестать моргать, она наверняка раскроет секрет.

В голове немного шумело. Звук был не похож на давешний скрежет, он был куда мягче: точно к уху поднесли морскую ракушку.

Тесса покрутила кольцо в руках. Золотые нити вились по кругу, невозможно было различить ни начала, ни конца. Тесса не сомневалась, что это древняя вещица, уж настолько-то она разбирается в таких вещах, но какого именно столетия, затруднялась определить. Основной рисунок наводит на мысль о средневековом Востоке, но в переплетении нитей есть нечто кельтское. Бесспорно одно – столь изысканная работа не могла быть выполнена простым ремесленником. Эта штука – произведение настоящего художника.

Тессе стало любопытно, как кольцо будет смотреться у нее на руке. Вряд ли оно ей подойдет.

Под шум далекого моря в ушах, при свете озаряющего лужайку заходящего солнца Тесса решила примерить кольцо. В пять часов пополудни, в пятый день пятого в году месяца, Тесса Мак-Кэмфри растопырила пальцы и просунула один из них в золотой обруч.

Сначала, пока прохладный ласкающий ободок скользил вниз, она не чувствовала шипов. Кольцо свободно прошло через сустав до самого конца, до широкого основания пальца. И тут-то оно показало себя! В палец Тессы с тыльной стороны вонзилась крошечная иголочка, потом еще, и еще, и еще. Через какую-то долю секунды палец был окружен острыми колючками. Она не понимала, что происходит, как так вышло – ведь шипы были лишь с наружной стороны.

Такого Тесса отродясь не испытывала. Боль была ошеломляющей – точно теплыми ногами она ступила на ледяную черепицу или сунула руки в кипяток, но только в тысячу раз сильнее. Она вспомнила средневековые тексты, повествующие о чрезмерных, ведущих к просветлению страданиях, в которых раскрывается суть человека. Дыхание у нее перехватило, безумный восторг объял все существо. Привычный, старый мир рушился, исчезал без следа.

Шум моря становился все громче, свет вспыхнул последний раз – и погас. Капли крови, как пена кружев, выступили на бледном, отполированном пемзой теле – пять золотых шипов запечатлели на плоти свои тайны.

* * *

У Райвиса в голове не укладывалось, как он ухитрился упустить корабль на Майзерико. Он был не из тех людей, что склонны злоупотреблять гостеприимством. И соней тоже никогда не был. Как же так вышло, что он проспал и очнулся только через два часа после рассвета? И еще более важный вопрос – как мог «Клоуверс Форт» поднять паруса, не дождавшись его? Райвис, до крови закусив губу, в отчаянии оглядел опустевший порт, потом перевел взгляд на море. Ему необходимо сегодня же покинуть этот город.

С минуту он всматривался в блестящую синюю гладь Бухты Изобилия и наконец смог различить темное пятнышко, готовое вот-вот исчезнуть за горизонтом. «Клоуверс Форт». В следующую секунду корабль скрылся из виду.

– А, вот и вы, господин Райвис, – докер прервал его невеселые раздумья, – не иначе, все решили, что вы уже на борту. Такие ошибки случаются сплошь и рядом.

Две вещи сразу же поразили Райвиса. Во-первых, если корабль отплыл уже час начал, зачем этот тип околачивается в порту? И второе – откуда парню известно его имя? Изо всех сил сдерживая зубовный скрежет, Райвис попытался говорить спокойно:

– А ты что, видел нынче утром нашего доброго капитана?

Докер ухмыльнулся во весь щербатый рот с желтыми прокуренными зубами и черными провалами между ними.

– Видел, видел, мой господин. Но вы же знаете капитана Крайвита – не очень-то он любит разговаривать с людишками вроде меня.

Еще бы ему не знать Крайвита. Тот и вправду не больно любил разговаривать с такими людишками, но не считал ниже своего достоинства платить им за молчание. От докера пахло отличным старым берриаком, дубовым ликером, который в портовых тавернах продают по десять серебреников за стакан. Парень небось счастлив заработать хотя бы половину за целую неделю.

Райвис извлек монету из кармана плаща, задумчиво посмотрел на нее и швырнул в море. Серебряная кругляшка сверкнула в воздухе, а затем скрылась в темно-синих водах гавани. Удовлетворенно проводив ее взглядом, Райвис то же проделал и со второй. Докер наблюдал за ним с нарастающим недоверием. На третьей монетке он не выдержал:

– Господин Райвис, если вам охота избавиться от этих денег, не лучше ли отдать их семейному человеку, чем зазря утопить в море?

Семейному? Райвис облизнул пересохшие губы. Испытывая терпение докера, он бросил четвертую монету и лишь потом заговорил:

– Видишь ли, мой друг, мне нужна правда. Вот я и надеюсь, что морская старуха поможет отыскать ее.

На изрытом оспинами лице докера отразилось понимание.

– Ах, мой господин, утренний отлив уже кончился, боюсь, морская старуха не увидит вашего подарка.

Еще одна монетка шлепнулась в воду.

– Вот оно что. А не ты ли присматриваешь за этой бухтой вместо нее?

– Я, мой господин.

Следующую монету Райвис бросил докеру, тот схватил ее с ловкостью ящерицы, поймавшей муху. Для человека, от которого за десять шагов разит паршивым вином, у этого типа очень неплохая реакция.

– Ну, мой друг, что же ты на самом деле слышал нынче утром?

Докер попробовал монету на зуб и только потом ответил:

– Капитан знал, что вас нет на борту.

– Дальше, – поторопил докера Райвис, скармливая ему вторую монету.

– Никто не знал, где вы. Капитан приказал обыскать корабль. Вас не нашли – и тогда он велел ставить паруса и поднимать якорь.

Дело начинало проясняться. Крайвит искал-таки его. Значит, старина капитан в самом деле не знал, куда делся пассажир. Значит, грязной игры не было, Крайвит не подсыпал ему снотворного в вино; скорее всего капитан просто воспользовался счастливым стечением обстоятельств.

– «Клоуверс Шорт» отчалил вовремя?

– Минута в минуту.

Райвис прокашлялся. Все его имущество – оружие, вещи, все, нажитое за последние три года, – уплыло с восходом солнца вместе с этим кораблем. Хитрюга Крайвит тютелька в тютельку следовал расписанию и тем самым обезопасил себя от преследований и упреков.

– И никто не предложил подождать меня? Никто не предложил послать людей поискать в городе? – Райвис бросил докеру третью монету.

Докер поймал ее и покачал головой:

– Первый помощник хотел послать кого-нибудь поглядеть в тавернах, но капитан сказал, что нет времени. Сказал, что отлив может кончиться в любую минуту и тогда придется торчать здесь еще целый день.

Райвис тяжело вздохнул. Отливы и приливы были лучшими друзьями капитана и его излюбленным оправданием. Старина Крайвит ограбил его на совершенно законных основаниях. Райвис не сомневался, что никогда больше не увидит своих вещей – они утонут в море, их украдут пираты, испортит соленая вода или съедят беспардонные акулы. Сойдет любое мало-мальски убедительное объяснение, которое взбредет капитану в голову.

Райвис в бессильном гневе несколько раз пнул ногой прогнившие бревна, из которых были сделаны сходни. Как такое могло случиться? Он отродясь ничего не просыпал. Он не впервые напился пьян и успел изучить себя достаточно хорошо – его голова и желудок, дружно действуя заодно, исключали такую возможность. И все же иного объяснения не было. Его не избили, не связали, его не соблазнила портовая прелестница. Он даже не чувствовал особой усталости. Короче, не было решительно никаких препятствий. И все же, все же он торчит здесь, а корабль, который мог увезти его на безопасное расстояние от этого места, ушел час назад.

Райвис оглянулся на видневшуюся в сквозь утреннюю туманную дымку серую громаду города и покачал головой. Пришла пора покинуть Бей'Зелл.

– Господин, – заговорил докер, лениво разматывая причальный канат, – если вам нужно место, чтоб спокойно дождаться следующего корабля, идущего на юг, добро пожаловать в мое скромное жилище.

Райвис отмахнулся от него:

– Нет уж, дружок, это мне не по карману. Жить у человека, который пьет за завтраком дорогой берриак, – такую роскошь я не могу себе позволить.

Отделавшись от назойливого парня, Райвис побрел по сходням дальше, к набережной. По правде говоря, его финансовые дела в самом деле обстояли неважно. Ему не надо было взвешивать свой кошелек, чтобы удостовериться – серебра там куда больше, чем золота. Впрочем, после эффектного швыряния монеток в море серебра тоже осталось негусто.

Что ж. Это ему урок. Конечно, забавно было наблюдать над изумленной физиономией докера, но стоило это развлечение дороговато. Теперь же предстоит решать сложные, очень сложные проблемы.

Он застрял в паршивом месте. И если содеянное им станет известно – не миновать ему болтаться на виселице на потеху горожанам. Денег же едва хватит, чтобы купить молчание привратника. А до благоухающих жасмином, залитых южным солнцем холмов Майзерико, где прекраснейшая на свете дама считает дни до его приезда, добрых сто пятьдесят лиг. Теперь даме придется запастись терпением еще не на один день. А эта женщина отнюдь не из тех, кому нравится считать и ждать.

Во всем этом было мало утешительного. А завтра, в глубине гор Ворс Изгард Гэризонский провозгласит себя королем. Сейчас жителям прекрасного портового города Бей'Зелла на самом севере Рейза кажется, что это их не касается. Но они жесточайшим образом ошибаются. Последние десять лет Изгард только и делал, что мечтал о двух вещах – завладеть Короной с шипами и захватить земли, лежащие между Гэризоном и морем.

Скоро обитателям Бей'Зелла придется ой как не сладко, и у Райвиса не было ни малейшей охоты сидеть здесь и дожидаться этого неприятного момента.

Он шел по набережной мимо гавани и старался не смотреть на жен рыбаков, чистивших селедку, и на никогда не просыхающих пьяниц, валявшихся в тени. От этих картинок повседневной жизни ему становилось не по себе. Дул ветер, и Райвису то и дело приходилось поправлять пряди непокорных волос, которые выбивались из-под повязки и лезли в лицо, как надоедливые мухи.

Подскажите, четыре божества, что же теперь делать?

– А-а-а-а-а!!! – Высокий женский голос как ножом разрезал чистый весенний воздух.

Райвис машинально повернул голову в ту сторону – вопли раздавались из узкого переулка между двумя постоялыми дворами. Он хорошо знал это место: здесь проститутки удовлетворяли своих клиентов – тех, что расплачивались одной серебряной монетой. Тех, кто платил две монеты, обслуживали в постели.

– Убери руки! Не смей трогать меня!

Райвис совсем было собрался пройти мимо – у него и без того полно неприятностей, не хватало только застрять в этом пользующемся дурной славой квартале и впутаться в темные дела сутенеров и их подопечных. И тут крик прозвучал снова. Райвиса поразил странный акцент женщины. Может, она и была шлюхой, но родилась явно не в Бей'Зелле. Он никогда не слышал такого голоса раньше – чуть хрипловатый и до странности притягательный, властный; даже отчаянные вопли в исполнении чужестранки звучали как стихи. И этот акцент...

Из переулка продолжали доноситься сдавленные крики и шум борьбы. Райвис оглянулся на море. Уже совсем рассвело, впервые в жизни он пропустил наступление дня. Надо же, именно сейчас, когда последняя его надежда – отыскать единственного человека в городе, от которого можно ожидать помощи, именно в этот момент он бросается в заведомо опасную и ненужную авантюру.

Райвис решительно повернул к постоялым дворам. Крадясь по мощенной булыжником мостовой, он нащупал нож. Привычное, почти бессознательное движение. За семь лет он ни разу не зашел в таверну, в бордель, в частный дом или во дворец, не убедившись, что верный кинжал на месте. Этому научила его жизнь, преподавшая Райвису суровый урок – о нем напоминала рассеченная нижняя губа.

Райвис вступил в переулок. Глаза не сразу привыкли к темноте, но движения опережали взгляд. Он достал нож. Острейший клинок – он точил его каждое утро, прежде чем побриться и сбрызнуть водой лицо, – был всегда готов к бою.

В конце переулка треугольником расположилась группка из трех человек. Двое здоровенных грузных мужчин прижимали к стене женскую фигурку. На бегу Райвис взмахнул ножом. Стальное лезвие со свистом разрезало воздух. Тот из мужчин, что был покрупнее, обернулся навстречу. По одежде и оружию Райвис понял, что перед ним истанианский наемник.

Для начала – обманное движение левой рукой: просто чтобы проверить реакцию противника. Райвис перенес тяжесть тела на левую ногу и почувствовал запах кожи – как в мастерской дубильщика – от камзола соперника... А потом он снова резко рванулся вправо – и кинжал вонзился в правый бок застигнутого врасплох врага.

Раздался треск разрываемой материи – лезвие разрезало одежду истанианца. Райвис ни на секунду не забывал и о его товарище, рослом парне, стоявшем у самой стены. Ударом правой ноги Райвис повалил раненого на землю и повернулся ко второму. Под ногами захлюпала грязь. У этого на щеке красовалось несколько свежих кровоточащих царапин. Кто-то только что прошелся по рыхлой, золотушной коже острыми ногтями.

Недурно бы для симметрии украсить и другую щеку таким же узором – только с помощью кинжала. Но, поразмыслив, Райвис отказался от этой идеи. Пожалуй, лучше добраться до его горла.

Движения Райвиса были молниеносны. Мысли лишь на долю секунды опережали действия. Несколько ударов ногой в раненый бок надежно уложили первого врага, и он взялся за второго – проткнул ему ножом руку и плечо. А дальше Райвис точно танцевал отлично отрепетированный танец, каждое па которого было ему давно знакомо. Он сделал лишь то, что от него требовалось – и ни на йоту больше. Ни одной потерянной минуты, ни одного не попавшего в цель удара.

Конечно, ему случалось расправляться с врагами и более эффектным способом, но в темном закоулке у северного порта Бей'Зелла, когда противников было двое, а зрительница всего одна, зрелищность побоища имела мало значения. Что толку попусту растрачивать свои таланты?

К концу драки, когда лезвие ножа погрузилось в мягкую плоть второго истанианца, Райвис уже сильно запыхался. Его камзол, сшитый из вываренной в воске кожи, был разорван в клочья. Поэтому, прежде чем повернуться к четвертой участнице стычки, присутствие которой он до сих пор почти не замечал, Райвис перевел дух. Даже в темноте не следует ни перед кем выказывать свою слабость.

– Вы не ранены, леди? – Вряд ли она заслуживает столь высокопарного обращения, но Райвис повидал на своем веку немало проституток и знал, что манеры у некоторых из них получше, чем у иных придворных дам.

Хрупкая фигурка отделилась от стены. Женщина молчала. Если игра теней не обманывала Райвиса, одета она была весьма странно. О боги! Да на ней же мужские штаны!

– Пожалуй, для карнавала еще рановато, как вы думаете, леди? – Насмешливая интонация помогала Райвису скрыть одышку. – Или ваш последний кавалер предпочитал мальчиков?

– Где я?

Райвиса удивили сердитые нотки в голосе девушки. Вообще-то все проститутки мастерицы парировать удары и отвечать вопросом на вопрос. И опять этот выговор – мягкий и в то же время резкий, хрипловатый. Он сделал вторую попытку:

– Тебя что, напоили и притащили сюда силой?

– Куда сюда? Что это за место? – Женщина только что не кричала. В порыве раздражения она шагнула вперед, в центр переулка.

Райвис прикусил рассеченную шрамом губу. Волосы цвета темного меда переливались в солнечных лучах. Сузившиеся от гнева золотисто-черные глаза метали молнии.

– Если вы не желаете сказать, где мы находимся, что ж, выбора нет – пойду поищу того, кто захочет. – Она перешагнула через тело второго истанианца. – Кстати, спасибо, что спасли мне жизнь.

Райвис едва не расхохотался. С каждой секундой он все меньше понимал, кто перед ним. Ничем – видом, манерой двигаться и говорить – его собеседница не походила на шлюху. Должно быть, кто-то приволок ее сюда с завязанными глазами или без сознания. Он осторожно взял женщину за руку.

– Вы рядом с набережной.

Она вырвалась:

– Какой такой набережной? Что это за город? Почему вы одеты как в кино? И почему ведете себя как... как пират?

На этот раз Райвис не выдержал. Он рассмеялся от всего сердца и долго не мог успокоиться. Грудь под шнуровкой камзола сотрясалась от хохота. Женщина смотрела на него с плохо скрываемой злобой. Однако не уходила, отметил Райвис. Наконец он заставил себя успокоиться.

– Я объехал много городов, леди, и занимался самыми разными вещами, но до пиратства пока что не опускался. Для этого понадобился бы корабль, а в силу печальных событий сегодняшнего утра корабля-то мне больше всего и не хватает.

Женщина пропустила это заявление мимо ушей.

– Пожалуйста, просто скажите, где я нахожусь, – устало попросила она.

Райвис подметил, что по среднему пальцу ее правой руки стекала струйка крови. Саму ранку закрывало кольцо из скрученных золотых нитей. В их переплетении Райвису почудилось нечто смутно знакомое. У него замерло сердце.

– Вы в королевстве Рейз, в городе Бей'Зелл.

– Бей'Зелл? На каком это языке?

– Леди, Бей'Зелл – древний город. Сейчас у меня нет времени объяснять происхождение его названия. – Райвис взглянул на распростертое на земле тело. – Нам надо идти.

– Почему?

– Почему? Да потому что я только что убил двух человек. Не знаю, откуда вы приехали, но уверяю, здесь, в Бей'Зелле, с преступников сдирают кожу живьем и за гораздо меньшие провинности.

Райвис снова схватил девушку за руку и на сей раз не выпустил, несмотря на сопротивление. На набережной он огляделся, проверяя, нет ли свидетелей. Жены рыбаков, пьяницы, прохожие и докеры с нарочитым вниманием уставились на море. Дела обстоят даже хуже, чем он думал. Значит, все они знают, что произошло в переулке, а прикидываются – причем притворство их шито белыми нитками, – будто понятия ни о чем не имеют. Добрые горожане Бей'Зелла славились многими добродетелями, но способность держать язык за зубами в их число не входила.

– Пригнись, не показывай лицо, – прошипел Райвис, стараясь оградить женщину от взоров зевак. Ему-то теперь вряд ли удастся уйти незамеченным. Пусть хотя бы ее они не успеют разглядеть.

– Куда вы меня ведете? – спросила она.

– Эй, леди, когда спасаются бегством, не задают так много вопросов. – На самом деле он понятия не имел, куда направляется. Знал только, что надо уйти подальше от этого места.

Они быстро шли по улице. Женщина несколько раз пыталась освободиться, но Райвис держал крепко. Никуда он ее не пустит. Не для того он спас ей жизнь. Иностранный выговор, никогда не слыхала о всем известных городах, а на пальце носит бросающееся в глаза кольцо из странных золотых нитей. Все вместе сильно заинтриговало Райвиса.

Он вел девушку назад, к главным докам. Там, среди огромных судов, снастей, портовых девок и матросов с торговых кораблей, легче всего затеряться в толпе. Конечно, если б она не была одета как мальчишка... Райвис передернул плечами. Порт Бей'Зелл видел вещи и почуднее.