Текст книги "Грезы любви"
Автор книги: Джулия Берд
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 15 страниц)
Ричард молча осматривал людей, рисковавших жизнью ради него, некоторые из них были серьезно покалечены. Один юноша – похоже, ему было не больше тринадцати, – потерял правую руку по локоть. Несчастный стонал, его лицо было искажено от боли. Как тяжело мужчине в этой жизни, полной работы и борьбы, остаться без руки, печально размышлял Ричард.
Другой раненый метался в бреду. Белые повязки на его теле сплошь пропитались кровью. Ричард молился про себя, чтобы несчастный не умер.
Граф остановился у койки, на которой лежал мертвенно-бледный молодой человек. Подле него безутешно рыдала женщина. Ее горькие слезы разрывали Ричарду сердце. Полными страдания глазами женщина посмотрела на него.
– О, вы же граф Истербай. – Она зашмыгала носом, обтирая рукой заплаканное лицо. Когда Ричард утвердительно кивнул в ответ, она с мольбой протянула к нему руки. – Я умоляю вас, милорд, спасите моего Бартоломью. Он умирает. У нас двое маленьких дома, что я буду делать одна? Бартоломью, мой муж, любовь моя. Милорд, вы – великий человек, вы живете в мире королей и королев, сделайте что-нибудь, спасите ему жизнь, пожалуйста, я умоляю вас. Разве вы ничего не можете сделать, чтобы помочь Бартоломью?
Ричард печально покачал головой, скупые слезы выступили на его глазах.
– Нет, женщина, я не Бог, и не в моих силах сохранить человеку жизнь. Я всего лишь простой смертный. Это все сделала война. Прости меня.
В недоумении она смотрела на него широко открытыми глазами. Затем у женщины задрожали губы, когда до ее сознания дошли слова графа. Поняв, что даже великие лорды не могут вернуть умирающего к жизни, она вновь разрыдалась и упала лицом на грудь несчастного Бартоломью.
Чувствуя свою вину, Ричард вышел из помещения так же тихо, как и вошел. Он посмотрел на небо, усеянное звездами, уже не надеясь увидеть знамение. Граф молчаливо рассматривал созвездие Орион – небесного воина с мечом, сверкающим звездами. Да, только там, на небесах, воинов никогда не ранят, подумал Ричард.
Он вернется к отцу Джеймсу и попросит его распорядиться о панихиде по умершим воинам, затем пойдет прямо к Тэсс и скажет, что принял решение.
25
Ричард открыл дверь в спальню далеко за полночь. Несмотря на столь поздний час, Тэсс не спала. Услышав, как тихонько скрипнула дверь, она села на кровати, прикрывая простыней обнаженную грудь. В комнату проник легкий запах дыма от горящих в коридоре факелов, желтая полоска света упала на кровать.
– Ричард? – произнесла она, и этот вопрос был бессмысленным. Кто, кроме него, мог туда зайти? Тэсс с надеждой и волнением ждала.
– Я не хотел будить тебя.
– Я не спала.
Постояв немного в дверях, Ричард твердыми шагами направился к столу. Взяв свечу, он разжег ее в не потухших еще угольках в камине, затем поставил в подсвечник. Сев за стол, он пристально смотрел, как плавится воск.
В тусклом, мерцающем свете единственной свечи Тэсс разглядела его лицо и сразу все поняла. Не понять было невозможно: глаза Ричарда никогда не были такими злыми и холодными. На лбу пролегли морщины За это короткое время его лицо осунулось, как после длительной голодовки, будто сам дьявол высосал из него все соки.
И хотя Тэсс уже знала о его решении, Ричард для нее оставался самым прекрасным мужчиной, которого она когда-либо видела, ей очень хотелось прижаться к нему и поцеловать его плотно сжатые губы.
В спальне стояла тишина, лишь слегка потрескивала свеча. Они оба знали ту правду, с которой им волей-неволей придется смириться.
– Ты все же решил подчиниться королевскому указу и прекратить войну? – прошептала Тэсс.
Ричард небрежно взглянул на нее, как на пустое место.
– Да, именно так.
И хотя Тэсс уже обо всем догадалась, этот ответ все же был для нее ударом. В глубине души она до последнего момента надеялась, что Ричард поступит по-другому. Теперь она сожалела о своих фантазиях, чувствуя себя дурочкой, ослепленной любовью.
– Мне очень жаль, – твердым голосом произнес Ричард.
Тэсс стало еще обиднее за себя, когда она увидела, как спокоен Ричард. «Как мужчины умеют перевоплощаться, словно у них в сердце кран: захотел – открыл чувства, захотел – закрыл, – с горечью подумала она. – Мы же, женщины, способны чувствовать, пока бьются наши сердца».
– Как могло так случиться, – прошипела она сквозь зубы, прижимая простыню к груди. – Как глупо, что я так в тебя влюбилась и ничего не могу сделать с этой любовью! А ты… ты уходишь от меня!
Его холодный взгляд на этот раз вспыхнул гневом.
– Я не ухожу, это ты отвернулась от нашей любви!
– Я? Я? – возмущалась Тэсс. – И как у тебя язык поворачивается говорить это? Каким же ты оказался хитрецом. А я, глупая, всю душу отдала тебе! И все потому, что люблю тебя, люблю! Я же все это сделала не ради того, чтобы стать племенной кобылицей в твоем замке, и не ради титула в твоем маленьком королевстве. Господи, как я ошиблась, без ума влюбившись!
От ярости слезы полились у нее из глаз, горло сжал спазм.
– Неужто полюбить меня – такая роковая ошибка? – с невеселой улыбкой спросил Ричард.
– Я еще ни разу так жестоко не ошибалась!
– Ты все это говоришь от обиды, что не получилось по-твоему. Теперь я вижу, как твой отец избаловал тебя. Ты жила затворницей в родительском замке и до сих пор не знаешь, что такое жизнь! Ты не знаешь, что быть женой лорда очень трудно, что ей часто приходится идти на жертвы. Неужели ты так быстро смогла забыть о нашей любви? Я начинаю сомневаться, что ты действительно любила меня.
– Очень хорошо, – сквозь слезы ответила Тэсс. – Сомневайся. Я уже поняла, что моя любовь для тебя ничего не значит. Ты же ничего не знаешь о моей боли, о моей жажде гармонии и красоты.
– Наш мир слишком безобразен, чтобы искать красоту! – В ярости закричал Ричард и с силой ударил рукой по столу, на его шее пульсировала вена. – Мы живем в грязном мире войн, голода, болезней и предательств! Ты же рассуждаешь как маленькая наивная девочка, – с издевкой продолжал граф. – Твои суждения нелепы. Ты хочешь, чтобы я был тебе защитой и в то же время оставался благородным и галантным. Так не бывает.
– Да, я хочу, чтоб мой муж был благородным рыцарем.
– Больше нет благородства, оно умерло, Тэсс. Наступило время предателей и интриганов.
Тэсс глубоко вздохнула, про себя соглашаясь с его словами. Она действительно грезила о несуществующем мире справедливости, благородных рыцарей и чести.
– Я вспоминаю, как впервые увидела тебя, – задумчиво сказала она, глядя на пламя свечи. – Ты был таким веселым, дерзким, улыбка не сходила с твоего лица. Твои искрящиеся радостью глаза тогда очаровали меня. Помню, что я еще удивилась твоей жизнерадостности. Теперь я поняла, что это была всего лишь маска.
Тэсс разглядела в Ричарде противоречивость характера: увидела хорошее и плохое, благородное и низменное. Несмотря на то, что их пути разошлись, она чувствовала острую потребность всегда быть с ним рядом.
– Ричард, я раньше и не догадывалась, какой цинизм скрывается под твоей обворожительной внешностью.
Он крепко сжал зубы.
– Да, я такой. Мне надо извиниться за это?
– Конечно нет. О Ричард, как мне грустно, я так сильно люблю тебя.
Он нежно взглянул на нее, и Тэсс поняла, как ранено его сердце, как кровоточит эта рана. Она вскочила с кровати и бросилась ему на шею. Сидя у него на коленях, она прижала к своей груди его голову. Щетина покалывала ей кожу. Тэсс нежно гладила мужа по голове.
– О Ричард, как я люблю тебя. Неважно, что ты циничен, я излечу тебя своей любовью.
Она смотрела ему прямо в глаза. Видя его потухший взор, Тэсс чувствовала острую жалость к мужу. Она прижалась солеными от слез губами к его устам в страстном поцелуе и сразу почувствовала желание. «Как же я буду жить без него?» – со страхом подумала Тэсс.
Она разрыдалась, слезы текли по щекам, капали на грудь. Это были слезы не ярости, не обиды, а глубокого отчаяния. Она громко всхлипывала, содрогаясь всем телом, и теперь уже Ричард успокаивал ее. Он крепко прижал Тэсс к груди и, положив ее голову себе на плечо, снова и снова шептал ей ласковые слова. Наконец Тэсс выплакалась, ей стало легче.
– Я бы вечно оставалась в твоих объятиях. – Прижавшись щекой к его шее, она чувствовала полный покой. Но закрыть глаза на горькую реальность было невозможно. – Нет, – шептала она. – Нет, я не смогу.
Тэсс уперлась рукой ему в грудь, высвободилась из объятий, отбросила назад спутанные волосы и вытерла ладошкой слезы. Она вновь почувствовала раздражение.
– Я пошла, – прошептала Тэсс. Видя, как Ричард сконфузился, она почувствовала злорадство. – Ты разве не понимал, что поставил под удар, когда принял такое решение? Я постараюсь как можно быстрее сообщить Роджеру, чтобы он приехал за мной. Пока я буду спать с Милли в спальне для гостей.
Тэсс попыталась встать с его колен, но Ричард крепко держал ее.
– Я не позволю тебе уехать.
– Ты можешь заставить меня остаться, только приковав цепями к стене в тюремной башне, в противном случае я сбегу.
– Я так и сделаю. – Он резко вскочил со стула, сбросив Тэсс с колен. Она ужаснулась. – Я прикую тебя цепями. Ты думаешь, я так просто позволю тебе уехать, после того как я полюбил тебя?
– Ты не любишь меня, – презрительно фыркнула Тэсс. – Ты только играл в любовь.
– О Господи, да я же задушу тебя, Тэсс! Если ты не прекратишь пороть чепуху, клянусь, я это сделаю!
– Тебе не дано знать, что такое любовь, ты испытываешь похоть, а не любовь. Любовь свойственна благородным и храбрым. Человек, способный на любовь, сделает правильный выбор между добром и злом.
– Чем плох мой выбор? – взревел Ричард. В бешенстве он смахнул пергамент со стола, затем принялся носиться по комнате, нервно теребя волосы. – Как ты не можешь понять, ведь у меня серьезные причины на это. Неужто у тебя не хватает ума?
– Не надо оправдываться.
– Да я и не оправдываюсь, черт тебя побери. Эти причины… Не могу же послать своих людей на бесполезную войну! Генрих мне уже вернул землю, зачем же воевать?
– Ты отлично знаешь, что все дело в лоллардах.
– Мои воины не захотят умирать за лоллардов. Даже если я не исполню волю короля, они больше не пойдут на безнадежную войну с Киркингамом. Ведь речь идет об их жизнях, а не о религиозных убеждениях. Мы говорим о жизни и смерти.
– Именно так, о жизни каждого из лоллардов и о смерти твоей совести.
– Ах, совести… – Ричард нервно расхохотался. – Да плевать я хотел на эту проклятую совесть, мне нужна моя земля!
– Ну и забирай свою несчастную землю! – закричала Тэсс в ответ. В ярости она подскочила к Ричарду и ударила его маленькими кулачками в грудь. Видя, что ему совсем не больно, она еще больше разозлилась. – Забирай свою землю и спи с ней! У тебя действительно ничего нет и не будет, кроме этой земли. Да подохни ты на ней! – Тэсс прищурила глаза, от негодования ее грудь вздымалась. – У тебя не будет ни жены, ни совести, – ничего, кроме горстки перегноя!
Тэсс повернулась и быстро пошла к двери.
– Тэсс! – закричал Ричард. – Ради Бога остановись, не делай этого! Я люблю тебя, разве это ничего не значит?
Она обернулась.
– Это конец. Все, Ричард. Я ведь тоже люблю тебя, и мне больно видеть, как ты продаешь свою душу. Я потеряла к тебе уважение. Ты не должен посылать моих друзей на смерть. И если я, ничего не делая, буду пассивно наблюдать со стороны, это будет равносильно тому, что я сама разожгу костер под лоллардами.
В эту ночь Тэсс совсем не спала, из головы не выходила сцена ссоры с Ричардом. Наутро она встала измученная и раздраженная. «Что же теперь будет со мной, правильно ли я поступаю, неужели он действительно прикует меня цепями?» – эти вопросы задавала она себе вновь и вновь. Боль от потери разрывала сердце на части, Тэсс чувствовала ее почти физически.
На следующий день она ушла на вересковую пустошь, чтобы спокойно все обдумать на лоне природы. Здесь, посреди вереска, они с Ричардом однажды дурачились, кружась в танце.
Вновь и вновь вспоминая подробности ночного спора с мужем, Тэсс вдруг вспомнила, что, уходя, она увидела в коридоре нечто странное. Тогда она была так взволнованна, что совсем не обратила на это внимания. Но сейчас Тэсс отчетливо вспомнила, что в сорока шагах от нее вдруг появился какой-то человек и, заметив ее, поспешно скрылся в одной из комнат. Человек ли это, привидение ли, но, по мнению Тэсс, он был в чалме.
Тэсс брела по вереску и думала, долго ли ехать до поместья леди Лукреции, ей было интересно, будет ли Ричард скучать по ней и раскается ли он в своих поступках. «Может, поначалу ему и будет не хватать меня, но, как и все мужчины, он быстро обо всем забудет и займется другими делами», – пришла к заключению Тэсс.
На сердце у нее лежал камень.
– О чем задумалась?
Тэсс вздрогнула и, обернувшись, в пяти шагах от себя увидела Ричарда.
– Я не слышала стука копыт.
– Я пешком. Захотелось прогуляться и подышать свежим воздухом.
– Да, сегодня превосходный день.
Действительно.
Тэсс опешила; его близость, несмотря на всю ее злость, порождала в ней желание. Она сделала шаг назад. В этот раз на его камзоле был герб Истербаев – солнце на лазурном шелке. Тэсс с сожалением подумала, что еще недавно Ричард казался ей таким же сияющим, как солнце на его гербе. Реальность же оказалась печальной.
– Когда ты собираешься уезжать? – холодно спросил Ричард с абсолютно спокойным лицом.
– Как только Роджер приедет за мной. А ты когда?
– Через пару недель. Я приведу в Саутгемптон, где собирается армия короля, по меньшей мере восемьдесят пять воинов и свыше сотни верховых стрелков.
«И за все это ты заплатишь золотом моего отца», – подумала Тэсс.
– Да, большое войско, но, полагаю, королю этого мало. И Роджер, как только отвезет меня к твоей сестре, тоже сразу присоединится к королю.
Их напряженная беседа на время стихла. Ричард задумчиво смотрел вдаль.
– Послушай, Тэсс, я тут подумал… Король Генрих проявил милосердие ко многим лоллардам, которые были схвачены во время мятежа. Все, что от них требуется, – это покаяться и впредь не впадать ни в какую ересь. Тогда король дарует им жизнь.
– Леди Гертруда не впадает в ересь, – язвительно заметила Тэсс. – Она не будет каяться, я в этом уверена. Есть люди, которые не отступят от своей веру даже под страхом смерти. Ричард, я чувствую, что тебе этого понять не дано.
Посмотрев в ее полные презрения глаза, Ричард взглянул на окружающий ландшафт, наклонился и сорвал веточку вереска.
– Сохраню на память. – Длинными пальцами он покрутил тонкий стебелек, затем поднес цветы к лицу и, закрыв глаза, глубоко вдохнул нежный аромат. Печаль запечатлелась на его лице. Затем он бросил на Тэсс ледяной взгляд. – Когда я с победой вернусь из Франции, ты, надеюсь, уже подаришь мне наследника. – Холодный тон его голоса был хуже острого кинжала. – Я не принуждаю тебя оставаться в замке, пока меня не будет. Если тебе так угодно, навести мою сестру. Ты вернешься, когда придет время исполнять обязанности жены. Об этом я дам тебе знать. А пока можешь жить как тебе нравится.
Он повернулся и пошел прочь. Тэсс ненавидела его за эти слова, ненавидела себя за боль, с которой не могла справиться.
– Ну и уходи, – шептала она ему вслед. – Мне все равно. Я никогда по-настоящему не любила тебя, Ричард Эвери. Мне все равно.
26
Не успел Ричард закрыть дверь в спальню, как смуглая рука проворно взялась за ручку. Граф сразу узнал эти пальцы. Со смешанным чувством тревоги и облегчения он позволил человеку отворить дверь. На пороге стоял перс в белой чалме, его непроницаемые глаза смотрели на лорда.
– Тарджаман! – воскликнул Ричард.
– Милорд, вы очень плохо выглядите, совсем измучились.
– Ничего особенного. – На самом деле его грызла злая тоска. «Этот проклятый перс все видит насквозь», – злобно подумал Ричард. – Вина не хочешь?
– С большим удовольствием.
Ричард пропустил Тарджамана в комнату. Наполняя бокалы вином, он внимательно рассматривал бесстрастного перса. Казалось, что дрессировщик не покидал замка, а только что вернулся из амбара, проверив, в порядке ли животные.
– Как с тобой поступить – зарубить или обнять?
– Мне достаточно простого приветствия. Я не люблю бурных эмоций, – глаза Тарджамана смотрели с иронией.
– Как все просто, – сказал Ричард, поднимая бокал в честь нежданного гостя. Тарджаман признательно поклонился.
– Мне очень не хватало тебя, лорд Ричард.
Граф почувствовал ответную симпатию. «Неужто я стал таким доверчивым после того, как влюбился в Тэсс?» – подумал он.
– Я тоже скучал по тебе, Тарджаман. Почему ты вернулся?
– Потому, что я опять нужен здесь.
– В твое отсутствие с животными ничего не случилось.
– Я нужен не только им, милорд, – нежно, как друг, ответил перс, проницательными глазами глядя на своего хозяина.
Ричард опустил голову, не решаясь заговорить по существу.
– Так и будешь говорить загадками? Может, объяснишь, куда уходил и почему вернулся?
– Обратная сторона той же монеты. Я ушел из замка потому, что был здесь не нужен.
Ричард, нахмурившись, подошел к камину и отпил вина.
– Что ты хочешь этим сказать?
– Милорд, очень скоро все станет ясно. – Тарджаман искренне смотрел графу в глаза. – Верьте мне.
– Я, может, и поверю тебе, а вот о сэре Рандольфе этого не скажешь. Я надеюсь, ты расскажешь ему все сам, чтобы не быть четвертованным за предательство.
– Вы говорите об украденном оружии?
– Да. Это ты украл его, а затем продал епископу?
Тарджаман покачал головой.
– Странно, это случилось сразу после того, как ты исчез.
– Я уже объяснил, – я был здесь больше не нужен.
– Мне надоели твои загадки! Если не ты, то кто мог это сделать?
– Если я даже и скажу, вы все равно не поверите.
– Может быть.
Тарджаман помолчал, плотно сжав губы.
– Вас предал отец Джеймс.
Ричард расхохотался.
– Я так и знал, что вы не поверите.
– Ты считаешь, что восьмидесятилетний старик может украсть повозку с оружием? Да он еле ходит.
– А ему никуда и не надо было идти. Он передал информацию епископу, а его люди сделали это гнусное дело.
– Откуда тебе это известно? – резко произнес Ричард. Он подозрительно смотрел на Тарджамана поверх бокала и небольшими глотками пил сладкий пьянящий напиток.
– Я не крал оружие, но, как правильно думает сэр Рандольф, у меня есть свои люди в замке.
– Но зачем все это отцу Джеймсу?
Тарджаман пожал плечами, и в первый раз Ричард увидел недоумение в его мудрых глазах.
– Даже мне не под силу это понять.
Отец Джеймс. Это было последним ударом. Ричард в ярости согнул тонкую ножку серебряного бокала и с силой отшвырнул его. Бокал угодил прямо в одно из драгоценных окон графа. Стекло со звоном разбилось, осколки полетели на пол. Но Ричарду было все равно. Весь его мир рушился. Такого предательства он не мог ожидать.
– Милорд, – крикнул ему вслед Тарджаман, но граф уже шел к двери.
Он ворвался в часовню как разъяренный бык.
– Джеймс! – крикнул он громко. Эхо вторило ему. – Отец Джеймс, где вы?
– Здесь, – ответил слабый голос. Ричард прошел между скамейками и увидел священника в нише, где он зажигал свечи перед статуей святой Бриджиты. В сумраке мерцало около пятидесяти огоньков.
Как только граф взглянул на старика, его гнев сменился изумлением. Возможно ли, чтобы такой богобоязненный человек, которому он исповедовался в самых сокровенных мыслях, предал его? Тарджаман, наверное, сошел с ума.
– В чем дело, сын мой? – спросил Джеймс, затушив лучинку в горшочке с песком после того, как последняя свеча была зажжена. Старик обернулся, встречая Ричарда улыбкой. Его зубы были желтыми, как слоновая кость. – Я думал, ты уже отправился во Францию.
Ричард подошел поближе и немного помолчал, восхищаясь красотой статуи.
– Это сделали вы? – спокойно спросил он.
– Сделал – что? – слегка нахмурился Джеймс. Старик часто заморгал. – А… Если ты имеешь в виду оружие, то да, – вспомнив, сказал он.
– Да, оружие, – с пафосом ответил Ричард. – Так, значит, это правда, что вы меня предали?
Ричард сжал кулаки. Ему хотелось задушить человека, которого раньше он почитал. Но он понимал, что если поднимет руку на священника, то никогда не сможет себе этого простить.
Отец Джеймс, шаркая ногами, прошел вперед. Ричард нехотя последовал за ним. Старик миновал надгробие матери Ричарда и остановился возле саркофага его отца, на крышке которого было мраморное изваяние Хью Эвери, изображающее его во весь рост, как живого. Казалось, что Хью прилег отдохнуть и в любой момент может встать. Джеймс положил руку на лоб статуи, с любовью разглядывая мраморное лицо.
– Ричард, я любил твоего отца как сына. Дорогой мой Хью…
Ричарда это не растрогало.
– Сейчас ни к чему воспоминания. Зачем вы это сделали? Я ведь так доверял вам.
– Ричард, я обещал твоему отцу, что присмотрю за тобой.
Старик посмотрел на Ричарда измученным взглядом, на его подслеповатых глазах были желтые наросты катаракты. Казалось, жизнь в нем чуть теплилась. «Странно, – подумал Ричард, – как я раньше не замечал, что Джеймс так стар?» Сейчас граф увидел старика совсем в ином свете, хотя раньше даже и не задумывался, сколько священнику лет. Ричард видел перед собой очень старого человека, которому осталось недолго жить, и попытался немного смягчить свой гнев.
– Ричард, твой отец хотел, чтобы ты жил, имел детей, которые продолжат его род. Этого могло бы не случиться, если бы я позволил тебе умереть в бессмысленной войне против церкви. Я думал, без оружия ты отложишь войну, но, как видно, просчитался.
– И это все? А может, вы использовали мою исповедь, чтобы помочь другому священнику? Я рассказал об оружии во время исповеди, и вы все это передали епископу Джорджу. Да это же самое гнусное предательство!
– Нет, глупый мальчишка! – возразил Джеймс. Его глаза выражали мудрость. – Да о чем ты можешь судить в твои-то незрелые годы? Я так много прожил на этом свете и знаю, что умереть за землю – это так же глупо, как свалиться с лошади и разбить голову о камень! И если ты умрешь молодым, какой от этого будет прок? Я вообще не вижу никакого смысла в войнах. Какая может быть слава победителю, стреляющему из ружей и пушек? На таком большом расстоянии он ведь даже не видит, в кого стреляет, в храбреца или труса. Я всем сердцем ненавижу войны, так же, как и твой отец.
– Джеймс, вы помогли моему смертельному врагу. Бог накажет вас за это.
– Для меня важнее всего, что ты жив. Ричард, я ведь обещал твоему отцу беречь тебя.
– Так я сейчас же отправлюсь на войну в Нормандию. Там меня могут убить. Джеймс, войны не кончаются. Вы об этом подумали?
– По крайней мере, Генрих может победить в этой войне. Против церкви же воевать бесполезно.
Ричард злобно рассмеялся.
– Так… Если есть надежда на победу, то и священник может пойти на компромисс. – Все это звучало странно и нелепо. Ричард глубоко вздохнул. – Вы знаете, что лолларды выступают против войны? Я им даже завидую. Пусть эта вера привела их к смерти, но уж они-то не пойдут на компромисс.
Ричард коснулся холодной мраморной руки отца, помолчал и, повернувшись, направился к выходу.
– Ты меня простишь, Ричард? – Голос был тихим и слабым, как и сам старик.
Ричард обернулся, размышляя над его вопросом.
– Чтобы простить вас, надо вновь научиться чувствовать. Мое же сердце очерствело. Очень жаль, но я не могу.
Старик закивал головой, как будто другого ответа и не ждал.
– Ну, тогда…
– Я бы оставил вас с миром, Джеймс, если бы это касалось только меня одного. Но из-за вас погибли мои солдаты. Поэтому вы покинете мой замок и никогда больше сюда не вернетесь.
Следующие пять дней были для Ричарда сплошным кошмаром. Ему казалось, что земля горит под ногами. Он велел отцу Джеймсу вернуться в монастырь Святого Варфоломея в Лондоне. Затем оповестил стражников короля, что те могут забрать лоллардов. Но Ричард не испытывал удовлетворения, как обычно бывало после принятия твердого решения, наоборот, он был крайне раздражен.
Королевские стражники приехали в один день с Роджером, который собирался проводить Тэсс к сестре Ричарда. К несчастью, случилось так, что Тэсс стояла на высокой стене башни, ожидая кузена, и видела, как увели лоллардов, закованных в цепи.
Тэсс была как сказочная фея, недоступная, но влекущая к себе. Как глупо было надеяться, что супружеский союз, основанный на политических интересах, породит что-либо, кроме ненависти. После первой встречи Ричарда и Тэсс она всегда будет питать к нему скрытую злобу. И вообще надо быть полным идиотом, чтобы ждать от женщины большего, чем, к примеру, от Элсбес. Таковы были невеселые мысли графа.
От яркого пламени быстрее сгорает свеча, уступая место темноте. Так случилось и с Ричардом. После короткой вспышки любви над ним сгустились сумерки, темнота окутала его сердце и разум, заставив проклинать тот день, когда он влюбился в Тэсс.
27
На следующее утро Ричард и его воины отправились в путь. Их было двести человек, включая пажей и оруженосцев. День был ясным, солнце ласково светило им с небес. Наконец-то хорошее предзнаменование, подумал Ричард.
– Господи, как хорошо опять быть в седле, на боевом коне! Слышишь, Перкинс! – Ричард с любовью похлопал черные лоснящиеся бока Шэдоу и, подставив лицо солнечным лучам, удовлетворенно вздохнул. – Я люблю сражения. Только тогда я не мучаю себя вопросами о смысле жизни.
– В таком случае вам надо поступить на наемную службу, милорд. За любимое дело вам будут еще и платить, – отозвался оруженосец.
Запрокинув голову, Ричард разразился хохотом.
– Ну, Перкинс, рассмешил. Хорошо, что в этой войне ты будешь рядом со мной. Надеюсь, ты не раскаиваешься, что решил остаться в оруженосцах? И все-таки я очень хочу посвятить тебя в рыцари.
– Вы очень щедры, милорд, – задумчиво ответил Перкинс. – Наступит день, и я решусь на это. Но сейчас я еще не готов. Когда я стану рыцарем, мне необходимо будет взять себе одного или двух пажей, которым надо будет купить лошадей, да и мне самому понадобится боевой конь, а также ружье и, конечно, меч. Нет, я слишком беден, чтобы быть рыцарем.
– Посмотрим, в каком состоянии Мэрли-Вэйл. Может, там остался какой-нибудь небольшой особнячок. Или, может быть, леди Тэсс выделит тебе какую-нибудь сумму из своей казны?
Перкинс с сомнением взглянул на графа.
– Это могло бы быть возможным, если бы я не был оруженосцем ее мужа. Мне кажется, что она с удовольствием поставила бы вас вместо деревянного манекена на турнирном поле. Поэтому было бы странно, если бы леди Тэсс чем-то одарила меня, вашего оруженосца.
Ричард печально усмехнулся. Спустя несколько дней после ссоры с Тэсс его унылое состояние духа сменилось истерическим весельем. По пути в Саутгемптон то и дело раздавался его смех. Ричард вновь оказался в своей стихии. Он вовсе не страшился предстоящей войны и наслаждался обществом мужчин, развлекая их историями о своей беспутной молодости. Как хорошо было опять шутить с ними! Женитьба на Тэсс на время лишила его этого удовольствия. Как бы Ричард ни любил эту женщину, мужская компания нравилась ему больше. Мужчины не забивали себе голову амурными фантазиями, они говорили о деле. Ричард был рад вырваться из цепкой паутины любви.
Во всяком случае, так он думал до первой ночи, которую пришлось провести на холодной твердой земле. Привыкнув к объятиям Тэсс, он не мог удобно устроиться. Ричард вспомнил ее мрачное предупреждение, что у него не останется ничего, кроме горстки земли. Лежа на душистой траве, он смотрел в звездное небо и думал, смотрит ли с небес его отец и гордится ли он сыном. Все, что он совершил, из-за чего Тэсс ушла, делалось только во имя памяти отца. Но Ричард чувствовал себя опустошенным, на душе не было покоя.
На следующий день они скакали очень быстро. Солнце скрылось за облаками, собирался дождь. Пасмурный день закончился ранними сумерками. Ночь прошла спокойно, Ричард спал без сновидений. Но наутро ему было не по себе, и он никак не мог понять, чем была вызвана его смутная тревога. Он старался не думать о Тэсс, он вообще не хотел ни о чем думать, так ему было плохо. Как лебедю с перебитым крылом, эта дорога казалась ему непосильной.
К полудню начал моросить дождь. Пока поставили палатки, Ричард насквозь промок. Войско расположилось в редком лесочке на лугу, поросшем клевером. Граф поел сыра с хлебом, выпил эля и рано отправился в свою палатку. Он скинул с себя мокрую одежду и забрался под одеяло. Ночь была теплой, но Ричарда трясло в ознобе, он чувствовал тяжесть в желудке, голова раскалывалась. Граф понял, что заболел.
Вскоре у него началась рвота. Весть о болезни графа облетела весь лагерь. Прошел слух, что у него дизентерия. Эта болезнь была частой спутницей войны, она косила воинов не хуже оружия. Болезнь подорвала репутацию графа, особенно перед началом французской кампании Генриха.
Преданный Перкинс не отходил от своего лорда, без конца выносил ведро, смачивал мокрым полотенцем Ричарду лоб. Но болезнь прогрессировала, Ричарда трясло в лихорадке, спазмы в животе были так ужасны, что ему казалось, будто кишки завязываются в узел.
– Не вздумай когда-либо влюбиться, – хрипел Ричард в перерывах между приступами рвоты, наклонившись над ведром. – Видишь, что она сделала со мной, Перкинс: она уже вырвала мне сердце и, видимо, кишки вырвет тоже.
– Тише, милорд, – шептал Перкинс ему на ухо. – Вы не ведаете, что говорите, вы бредите. Не ругайте леди Тэсс, она ведь вам жена.
– Да пошел ты к черту, Перкинс, – пробормотал Ричард, и его снова вырвало.
Вскоре после полуночи Ричард отправил Перкинса отдохнуть. Больному стало немного легче, он задремал. Через час он проснулся от страшной боли в животе. Желудок был пуст, его вырвало желчью. Немного отдышавшись, Ричард вытер подбородок и вдруг увидел перед собой Тарджамана, который сидел, скрестив ноги.
– Тарджаман?
Перс оставил вход в палатку открытым, и серебристый лунный свет падал на его лицо.
– Мне приятно видеть вас снова, милорд.
– Тарджаман, что ты здесь делаешь?
– Я тайно следовал за войском, чтоб не нервировать сэра Рандольфа.
Острая боль, как будто обручем, вновь сжала Ричарду голову. Граф со стоном скорчился на тюфяке.
– Я рад, что ты здесь. А если сэру Рандольфу что-то не нравится, пошли его к черту. Ты мне сейчас нужен.
Ричард протянул руку и коснулся Тарджамана. Голова, казалось, готова была расколоться от боли, перед глазами плыли красные пятна, но граф собрал все силы, чтобы задать персу несколько важных вопросов.
– Тарджаман, ты знаешь ответы на многие загадки. Скажи, почему за послушание королю я награжден поносом? Проклятье! А если я умру до того, как доберусь до Нормандии?
– У вас нет поноса, – с уверенностью ответил Тарджаман.
– Тогда что же это? Я в жизни так тяжело не болел.
