Текст книги "Соучастие в убийстве"
Автор книги: Джуда Уотен
Жанр:
Полицейские детективы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 17 страниц)
– Придется нести еще, Милли, – сказал Браммел.
– Вы, видно, думаете, у меня золотые россыпи, – разозлилась Милли.
– На ваш век хватит, – сказал Кенуолл.
Милли умоляюще посмотрела на Браммела. Тот покачал головой и беспомощно развел руками.
– У-у, змей, – прошипела она, проходя мимо него к буфету.
Ей пришлось еще не раз прогуляться от стола к буфету, благо он был набит до отказа.
– Небось, тайком продаете спиртное? – спросил Браммел.
– Что вы имеете в виду?
– Ничего, Милли, – ответил Браммел. – Продавайте на здоровье. Нам все равно. Мы же не из отдела лицензий.
Одна из девиц начала петь.
…Вчера я видела тебя
И вспомнила былое…
Она пела с томлением и тоской. Девицы расчувствовались. Рита сказала, что от этой песни у нее мурашки по спине бегают.
– Пусть лучше Фрэнки споет, – сказала она.
Она подошла к радиоле и поставила пластинку своего любимого Синатры.
Счастье…
Забудьте все заботы…
Счастье…
Сияет солнце…
Одна из девиц начала подпевать:
Губы в поцелуе.
Ты моя…
Какое-то время она состязалась с Фрэнки, затем сдалась.
Веселье разгоралось. Две девицы пошли танцевать. Только Энни угрюмо сидела в углу; она все больше мрачнела и с ненавистью поглядывала на сыщиков, которые пили и болтали без умолку.
Ночь стояла жаркая и влажная. Кенуолл отер лоб и сбросил пиджак. Два других сыщика тоже сняли пиджаки.
– Что, размякли? – насмешливо хихикнула Рита.
Одна из девиц хвасталась, что ее никто не перепьет.
– А ну, давайте наперегонки! – крикнула она, поднося ко рту бутылку.
Браммел знаком подозвал О'Ригена.
– Порядок, Дик, – сказал он. – Не выпускайте их отсюда. Вы знаете, что делать.
Браммел подошел к Милли, которая с возмущением следила за девицами.
– Идите к себе в кабинет, – сказал он, – я сейчас приду.
Когда он вошел в ее спальню, которую он всегда именовал кабинетом, Милли сидела с застывшим лицом. Здесь Браммел бывал частенько. Комната была похожа на лавку подержанных вещей: пузатые, старомодные гардеробы, стулья с высокими плетеными спинками и кожаными сиденьями, на стене гравюры: лошади несутся в бурю; женщины в длинных восточных одеяниях спускаются с кувшинами за водой.
Браммел сел на низкий стульчик возле туалетного столика, на котором валялись бусы, брошки, подушечки для булавок, стояли китайские статуэтки, флаконы с лосьоном и духами. Он поглядел на двуспальную кровать, целомудренно застланную покрывалом с кружевной оборкой.
– Новое? – спросил он у Милли, которая наблюдала за ним в зеркало. – Уж не для Эдди ли куплено?
– Вы же знаете, он никогда не остается здесь, – с укором сказала она.
– Не хочет, чтобы его здесь накрыла полиция?
– Ничего подобного, и это вы тоже знаете.
– Ну, конечно, знаю, – ответил он. – Вы с Эдди свили себе гнездышко подальше отсюда. Видно, я здорово выпил – совсем из головы вылетело.
Она искоса поглядывала на него своими крошечными, утонувшими в жирных складках глазками. Несомненно, он здесь по какому-то серьезному делу. Иначе он не заставил бы ее привести девушек. Словно хотел намекнуть: если заартачишься, девицам будет все про тебя доложено. Что ему нужно от нее? А вдруг он хочет что-то разузнать об Эдди Конгере, ее муже? Эта мысль еще больше напугала ее, уж лучше бы дело касалось ее одной.
Неожиданно Браммел рассмеялся.
– Не повезло этим джентльменам! – воскликнул он. – Уплатили за всю ночь, и на тебе! Вернете им деньги или девицы отработают в другой раз?
– Какой вы грубиян, Красавчик, – сказала тетушка Милли, снова начиная жеманиться. – Всегда у вас на уме всякие непристойности.
– Истинная правда, – поддакнул он. – У меня с детства больное воображение.
Она отвернулась от него, вздернув свой курносый нос, и снова начала молча следить за ним в зеркало.
– Между прочим, где сегодня Эдди? – спросил он.
Милли повернулась к нему.
– У себя дома.
– Доходы подсчитывает?
– Нет, у него сегодня друзья.
– Кто такие?
– Партнеры по гольфу.
– Его солидные друзья?
– Других у него нет.
– Вот что, Милли, – сказал он, – пока я не забыл, расскажите-ка, что вы слышали об убийстве миссис Тайсон?
– Ничего.
– Из ваших сегодняшних гостей никто ничего не говорил?
– Никто. Да и зачем бы им говорить об этом?
– А о чем вы говорили?
Она запнулась.
– Ну, обычный разговор.
– Кто здесь был?
– Несколько дельцов, не из нашего штата.
– Что за люди?
– Вполне солидные. Из тех, которых не понимают собственные жены.
– Взломщики, громилы и аферисты тоже дельцы, и жены тоже часто их не понимают.
Тетушка Милли рассердилась.
– Вы же знаете, Красавчик, я пускаю только порядочных.
– И никто даже не заикнулся об убийстве?
– Я уже сказала.
Браммел, казалось, что-то обдумывал.
– Ну ладно, Милли, не буду ходить вокруг да около: я думаю, что Эдди и его компаньоны знают об этом убийстве чуть побольше, чем вы говорите.
– Нет, нет, Красавчик! – вздрогнув, воскликнула тетушка Милли.
– Никогда не поверю, чтобы Эдди за обедом ничего не сказал вам про это убийство. Хороший муж всегда обсуждает со своей дорогой супругой все важные события.
– Эдди мне ничего не говорил, – сказала она взволнованно, и в голосе ее послышались визгливые нотки. – А почему, собственно, он должен был говорить? Почему, Красавчик? Почему он должен интересоваться убийством какой-то богатой дамочки? Наверно, ее убил любовник. У нее ведь был любовник? Муж с ней потому и развелся. Небось, она и любовнику рога наставляла!
Браммел даже внимания не обратил на ее слова, он упрямо гнул свою линию.
– В ту ночь, когда она была убита, в ее доме побывал похититель драгоценностей.
Тетушка Милли молчала.
– Эдди знает этого вора, не правда ли?
Она вскочила.
– Я уже сказала вам, он его не знает.
– Эдди занимается скупкой краденого, вам ведь это известно, Милли.
Милли наклонилась к Браммелу.
– Это неправда, – сказала она, скрипнув зубами.
Она будет защищать своего мужа, пока теплится дыхание в ее большом грузном теле. Она все ему отдала. Только благодаря ей он стал человеком…
Браммел знал про них все.
Когда она во время войны впервые встретилась с Эдди, тот возил в стареньком грузовичке пиво в лавочки, где из-под полы продавали спиртное, и в ночные клубы. Он работал на пивоваров, доставляя пиво с потайных складов в злачные места, где его всегда продавали по повышенной пене. Имя Эдди Конгера не значилось в платежных ведомостях и бухгалтерских книгах пивоваров, на складе он всегда имел дело с одним и тем же человеком. Работа у Эдди Конгера была секретная и не подлежала огласке. Справлялся он с ней неплохо. Так сказать, по совместительству он вымогал у владельцев нелегальных лавочек проценты с их прибылей. Это вовлекало его в бесконечные споры, которые он разрешал при помощи лома или железной цепи. Один или два раза в него стреляли, но он был проворен и бил без промаха, а потому неизменно выходил победителем. Милли познакомилась с ним, когда он привез ящик пива в веселый дом, который она содержала для американских солдат, расположившихся лагерем возле города. Эдди произвел на нее неизгладимое впечатление: силища в нем была невероятная. Ей он показался красавцем. Эдди был по крайней мере на десять лет моложе ее, и она быстро смекнула, что, развозя пиво, он далеко не уйдет, в лучшем случае станет аферистом покрупнее. В общем, перспектива не слишком заманчивая, а ей как раз был нужен управляющий, которому можно было бы довериться, и она сделала Эдди выгодное предложение. Он принял его. Так случилось, что с помощью целой шайки молодых людей – главным образом дезертиров из армии – он и Милли прибрали к рукам большинство публичных домов и нелегальных лавок спиртного. Эдди и Милли так преуспели, что после войны решили попробовать свои силы на поприще более солидного бизнеса: приобрели акции одного отеля, скаковой конюшни и букмекерской конторы. Тем не менее Милли все же оставила за собой большой публичный дом, верный источник доходов, а Эдди тем временем продолжал подыскивать новые объекты, куда можно вложить деньги. Он завел новые знакомства и нашел других дельцов, жаждавших приумножить свои капиталы. Постоянным местом их встреч стал клуб любителей гольфа. Эдди там блистал – он отлично играл во все игры.
– Эдди недавно вошел в долю «Дьюк моторс», не так ли? – спросил Браммел.
– Ну и что же?
– Это скупщики краденых автомобилей, – улыбнулся Браммел. – Вы же знаете.
– Эдди такими делами не интересуется, – сказала она.
– Не смешите меня, Милли. Чарли Руни там один из заправил, а Эдди новичок. Они с Чарли большие приятели.
– Эдди с ним не знаком, – чересчур поспешно возразила Милли.
Браммел удивленно взглянул на нее.
– Вы сегодня не в своем уме, Милли. Да они знакомы еще с войны. Эдди возил пиво и наркотики в лавчонки Чарли.
Она молчала и лихорадочно думала. Эдди затягивают в сеть! Милли снова подсела к туалетному столику и опустила глаза. Браммел был ей отвратителен. Как она ненавидела эти его джентльменские манеры, издевательский тон, шантаж! Неужели они с Эдди так и не вырвутся из его лап? Сколько он их мучает! С того самого дня, когда он в первый раз принудил Эдди дать сведения о двух его приятелях – крупных налетчиках. С тех пор и она была вынуждена давать сведения, чтобы защитить Эдди; рассказывать, о чем говорят их дружки из преступного мира, сообщать о планах, которые обсуждались в ее доме аферистами, доверявшими ей. Теперь уж ни ей, ни Эдди не выпутаться; Браммел грозил им тюрьмой и кое-чем похуже. Он, словно невзначай, то и дело упоминал имена преступников, которые отбыли срок наказания и теперь разыскивают предателей, упрятавших их за решетку. Стоило Браммелу шепнуть кое-кому про Эдди или Милли – и им конец. Начав доносить на других, чтобы спасти себя, они вступили на путь, откуда нет возврата. Как она теперь жалела, что связалась с Браммелом! Уж лучше было терпеть любые неприятности, да только остаться самой себе хозяйкой. Но мучила ее не жалость к своим жертвам, которым по ее милости предстояло провести в тюрьме долгие годы, а только страх – и больше за Эдди, чем за себя. Только страх заставлял ее сожалеть о своей оплошности. Их с Эдди могли убить каждую минуту. И горше всего было то, что у нее остался только один путь избежать этой страшной участи: все снова и снова стараться умилостивить Браммела.
– Послушайте, Красавчик, – горячо сказала Милли, – Эдди ничего не знает ни про убийство, ни про этого вора. Он не впутывается в темные дела. Он понятия не имеет, что творится в «Дьюк моторс». Эдди все больше в стороне держится. Сейчас совсем помешался на гольфе. – Она говорила это тоном простодушной молодой женушки, обожающей своего супруга. – Конечно, он может постараться и что-нибудь разузнать для вас…
– Разумеется, ему будет очень трудно выведать что-нибудь стоящее, – насмешливо сказал Браммел. – И все-таки ему придется постараться, Милли. Иначе я сам наведаюсь к нему и испорчу ему весь гольф. – Браммел помолчал. Ему нужны были от Эдди не только сведения. – Вот что, Милли, я хочу, чтобы Эдди кое-что сделал для меня. Дело важное и срочное, – сказал Браммел, уверенный в том, что Эдди действительно постарается, если Милли внушит ему, что это очень серьезно. Страстная любовь Милли к своему дружку делала ее лучшим союзником Браммела. И он твердо продолжал: – Я хочу, чтобы завтра утром Эдди первым делом повидал Руни. Он должен сказать Чарли, будто слышал от своего человека из отдела по борьбе с проституцией, что двое парней, из тех, что засыпались в клубе, все про него выложили: и про наркотики, и про краденые машины и про другие его делишки. И будто этот человек намекнул, что Филдс хочет отправить его на долгий отдых. Пусть скажет, что Филдс собирается взять его завтра днем или вечером. И вот еще что скажите, Милли: если Эдди задумает выкинуть какой-нибудь фокус, он отправится вместе с Чарли. И вряд ли оттуда вернется. В тех местах немало людей захочет свести счеты с молодчиком, который их туда запрятал. Вы меня поняли, Милли?
– А если Руни догадается, что Эдди подослан? – с отчаянием спросила она.
– Не догадается.
– Если он что-нибудь заподозрит, Эдди конец, – сказала она.
– Не заподозрит, – нетерпеливо сказал Браммел. – Он его расцелует за предупреждение.
– Как бы до смерти не зацеловал! – взволнованно воскликнула Милли. – За что вы хотите погубить Эдди? Он никому ничего плохого не сделал!
Браммел насмешливо глядел на Милли, которая совершенно серьезно превозносила добродетели Эдди.
– Больше он делал хорошего. Всегда подбросит деньжат, если товарищу туго пришлось.
Браммелу надоело ее слушать. Он поднялся со стула.
– Я пойду, Милли, – сказал он.
Никакой жалости к этой перетрусившей женщине он не испытывал. Браммел шагнул к двери.
– Красавчик! – упавшим голосом позвала она.
Он медленно и неохотно повернулся.
– Я пошлю к Чарли кого-нибудь другого.
– Вы очень любезны, Милли. И очень предупредительны. Но, кроме Эдди, никто не годится: Чарли поверит только ему.
Она знала, что это так, но все-таки сделала еще одну попытку.
– Я позвоню Руни сама, – сказала она.
– Ничего не выйдет, – повторил Браммел и вышел из комнаты.
Милли умела признавать себя побежденной. Она кинулась за ним.
– Я позвоню Эдди, – сказала она.
– Звоните сейчас же.
Милли вернулась в свою комнату, а Браммел пошел в гостиную. Его приветствовали громким смехом, криками и песенками Фрэнки Синатра. Он окинул комнату быстрым взглядом. О'Риген танцевал с одной из девиц. Кенуолл тянул пиво прямо из бутылки, а Джордж Ламкин, бывший офицер военной полиции, с длинными бачками и тонкими усиками, обнимал Риту, которая быстро перешла от профессиональной деловитости к восторженной влюбленности, шептала ему нежные слова и ерошила его волосы, в то время как его рука блуждала по ее пышной груди. Одна только темнокожая угрюмая девушка с худыми ногами не хотела ни пить, ни танцевать, ни разговаривать. Браммел пододвинул к ней стул. Она метнула на него злой, подозрительный взгляд.
– Чего нужно, фараон? – спросила она.
Он дружески улыбнулся.
– Ты здесь недавно, Энни? – спросил он.
– А тебе все надо знать!
– Что-то ты не слишком приветлива.
– Ненавижу фараонов.
– За это я тебя не осуждаю.
Она удивленно посмотрела на него. Лицо у него было славное и приветливое. «Может, и вправду не притворяется», – подумала она. Конечно, лучше ему не доверять, но все-таки в нем было что-то такое, что отличало его от остальных сыщиков. Он был не такой наглый, не такой развязный, как его приятели, которые вели себя здесь, словно хозяева. Но жизненный опыт настораживал ее.
– Добрые фараоны – хуже всех.
Браммел поднял брови.
– Ты их часто встречала, Энни?
– Нет, – сказала она.
– Тогда откуда тебе знать?
Она не отвечала.
– Выпей-ка лучше, – сказал он, поднимаясь и подходя к столу, чтобы наполнить два стакана.
Но пить она не стала.
– Боишься Милли? – спросил он. – Она мне сказала, что не любит, когда ее девушки здесь пьют.
– Сама хлещет почем зря, старая кляча.
– Не любишь ее?
– Обожаю!
– Зачем же ты на нее работаешь?
– Все они одинаковы.
– Она что-то знает про тебя?
– Хватит меня подлавливать.
– Ты еще очень молоденькая, тебе тут не место. Знаешь, я мог бы тебе помочь.
– Нет уж, скорее я сдохну…
– Напрасно.
В гостиную вошла тетушка Милли. Ее злые глазки остановились на Ламкине и Рите – те обнимались, забыв всякий стыд.
– Рита! – возмущенно крикнула она.
– Заткнись, – сказал Ламкин.
Рита пьяно таращила глаза из-за его плеча.
Браммел встал со стула и подошел к Милли.
– Что поделаешь, Милли, – молодежь! – сказал он и шепотом спросил: – Говорили с ним?
– Да, – ответила она.
– Ну, теперь успокойтесь и выпейте, – сказал он.
– С вами? – прошипела она. – Чтоб вам подохнуть!
Браммел рассмеялся. Он налил себе еще пива и не спеша выпил. Потом позвал своих помощников.
– Пора по домам, ребята, – сказал он.
Милли и девицы проводили их до двери.
– Спасибо за приятный вечер, – галантно раскланялся Браммел.
Девицы захихикали. Тетушка Милли стояла мрачная и злая, ее белое жирное лицо подергивалось.
18
Филдс проснулся рано. Еще до завтрака он поговорил по телефону со старшим сыщиком Филбертом, который на рассвете провел с группой сыщиков несколько налетов. Затем Филдс опросил патрули, позвонил в управление и взялся за утренние газеты. Годфри Бегтери пел все ту же песню: правительство должно назначить королевскую комиссию по обследованию работы полиции, особенно сыскного отдела, который, к превеликому сожалению, не справляется со своими обязанностями. Филдс почувствовал раздражение, но и только. В это утро он как никогда был уверен в успешном завершении дела.
Жена и дети ждали его на кухне. Завтрак не начинался, пока он не займет место во главе стола. Возле электрического тостера сидела его жена Эми – высокая женщина с седеющими волосами, забранными под сетку, и строгим лицом, на котором не было ни следа косметики. Она сидела прямо – будто аршин проглотила. Эми придерживалась таких же твердых моральных убеждений, как и ее супруг, и была одной из наиболее уважаемых прихожанок в их церкви. Однако робостью и застенчивостью она не страдала, а скорее была честолюбива и свысока взирала на весь род людской, особенно на ту его часть, которая обитала на их улице.
Она молча подала яичницу с беконом; из года в год каждое утро он ел яичницу с беконом. Затем, не дожидаясь, когда муж попросит, Эми передала ему масло, джем и все остальное. Она всегда знала, что ему нужно. Только за завтраком Филдс имел возможность поговорить со своими взрослыми детьми: дочерью Маргарет, которая проходила курс физиотерапии, и сыном Джоном, который только что сдал выпускные экзамены по юриспруденции и собирался поступить на работу в какую-нибудь фирму; он подыскивал наиболее подходящую.
– Решил уже, куда пойдешь, Джон? – спросил Филдс.
– Да, папа, – ответил Филдс младший.
Он назвал известную адвокатскую контору, которая специализировалась по уголовным делам.
– Думаешь, они возьмут тебя?
– Конечно. Я уже говорил со старшим компаньоном.
– Я не окажусь для тебя помехой?
– Нисколько, папа. Наоборот, я буду привлекать клиентов. Они будут думать, что я имею какое-то влияние…
– Понятно, – сказал Филдс. – Они будут думать, что ты можешь использовать тайные пружины…
– Именно, – сказал Филдс младший, с циничным видом пожимая плечами.
Филдсу было неприятно, что его сын уже такой хитрый и расчетливый, однако это не мешало ему гордиться им. Если бы он мог начать жизнь сначала, думал Филдс, он бы сам занялся юриспруденцией. Да, собственно, он и сейчас в какой-то мере был юристом, пожалуй, даже посильнее многих из них. Еще ни один адвокат не смог его подловить или опровергнуть его показания. Он был их достойным противником не только в качестве свидетеля. Выступая в низших судебных инстанциях в качестве обвинителя, он больше одержал побед над адвокатами, чем потерпел поражений. Ничто не доставляло ему такого удовольствия, как поспорить с сыном и побить его своими познаниями в юриспруденции.
С Маргарет же он о работе не говорил, хотя она как раз проходила летнюю практику в городской больнице. Его интересовала лишь ее личная жизнь, главным образом поклонники. За этим таился болезненный страх, как бы она не пошла по плохой дорожке – Филдс даже подумать боялся, что какой-нибудь негодяй может совратить ее. Пока Маргарет не выйдет замуж за человека, которого он одобрит, у него не будет ни минуты покоя.
Филдс спросил дочь, как прошел танцевальный вечер медицинского персонала, на котором она была накануне. Маргарет начала подробно рассказывать, очень спокойно и откровенно. Но Филдс все время думал: правду она говорит или нет? Даже к собственной дочери он испытывал недоверие. Пока она говорила, Филдс внимательно ее разглядывал: смуглое овальное лицо, стройная, очень привлекательная. Глаза, как у него, – смотрят твердо и пытливо, И вообще она похожа на него, подумал он. Однако от этого его недоверие ничуть не уменьшилось.
После танцев она и ее подруга Бет поехали с двумя молодыми врачами из их больницы в ночное кафе поужинать, рассказывала Маргарет. Филдс хорошо знал ночные кафе и не одобрял этой поездки.
– Удивляюсь, зачем они вас туда потащили? – сказал он.
Маргарет ничего не ответила. По опыту она знала, что в таких случаях лучше с ним не спорить.
– Ну, и что же вы делали потом? – спросил он более сухо.
– Поехали домой, папа.
Не замечая лукавой усмешки сына, Филдс продолжал допрос.
– Кого отвезли вначале? – спросил он.
– Бет.
– Ее молодой человек остался с ней?
– Конечно!
– И ты одна поехала с доктором Томсоном?
– Да.
Филдс колебался. Его подмывало спросить ее, не пытался ли доктор позволить себе какие-то вольности, но он не решался.
Жена воспользовалась паузой, чтобы вмешаться в разговор. Она сказала, что уже два раза беседовала с доктором Томсоном, когда он подвозил Маргарет домой из больницы. Он произвел на нее самое хорошее впечатление. Она умолчала о том, что он предлагал Маргарет сигареты. Ей это, конечно, не понравилось. Но какое это имеет значение в наше время! Такой зять, как доктор Томсон, вполне ее устраивал, и она готова была многое ему простить, лишь бы заполучить его.
– Он из очень хорошей семьи, – сказала миссис Филдс. – Отец у него – крупный строитель. Хорошо обеспечен… Мать миссис Томсон, бабушка доктора Томсона, была подружкой на свадьбе моей тетки Берты. Удивительное совпадение!
Она продолжала разбирать родословную Томсонов, которая неизменно переплеталась с ее собственной, и, таким образом, отнесла Томсонов к тому высшему классу, к которому принадлежала сама.
Филдс несколько успокоился.
– Маргарет, – сказал он, – пригласи его в воскресенье обедать.
Миссис Филдс подумала про себя, что это неудачная идея. Она боялась, что муж испортит все дело.
– Ты ведь не знаешь, отец, будешь ли ты сам обедать дома в воскресенье, – сказала она. – Не лучше ли пригласить его во время твоего отпуска?
– Я обязательно приду к обеду, – настаивал Филдс.
– Боюсь, что доктор Томсон не сможет быть, – сказала Маргарет. – По субботам и воскресеньям он почти всегда дежурит.
Даже если бы он не был занят, ей вовсе не хотелось приглашать его к обеду. Когда один-единственный раз она пригласила домой своего приятеля студента, отец подверг его такому суровому допросу, словно тот был преступником.
Филдс с сомнением поглядел на женщин.
– Ну, вам лучше знать, – проговорил он. – Ладно, отложим до отпуска.
И все-таки доктор Томсон вызывал в нем подозрения. Он бы хотел сам выяснить его намерения. Кстати, Филдс решил навести соответствующие справки об этом докторе. О молодых врачах Филдс был невысокого мнения. Из своего опыта он знал, что это либо невинные простачки – легкая добыча для предприимчивых медицинских сестер, либо испорченные негодяи, для которых все женщины – легкая добыча. Если доктор Томсон из последних, Филдс не будет сидеть сложа руки. Он сумеет защитить свою дочь от распутников.
Завтрак уже заканчивался, когда зазвонил телефон. Филдс поспешно вышел из-за стола. Это был Браммел; он сообщил о своем разговоре с тетушкой Милли.
– Сегодня днем я хочу зайти к Руни, – сказал Браммел.
– Вы думаете, он даст сведения? – оживился Филдс.
В трубке замолчали. Потом Браммел сказал:
– Думаю, что да. Но, конечно, только в том случае, если мы ему что-то пообещаем. Вы даете мне полномочия?
Теперь молчание воцарилось на другом конце провода. Затем Филдс сказал:
– Боюсь, что комиссар это не санкционирует.
– Послушайте, Фрэнк, – сказал Браммел, – закрывать клуб Руни – это не наше дело. Мы ведь не закрываем кафе и театры, если арестовываем там преступника. Собственно говоря, это забота отдела по борьбе с азартными играми. Все, что нам нужно, мы там уже сделали.
Снова молчание в трубке. Затем Филдс сказал:
– В этом есть резон, Стюарт.
– И еще, Фрэнк. Если мы будем добиваться закрытия клуба, другие отделы поднимут вой. Они не потерпят нашего вмешательства. Мы нарушим правила…
– Вы совершенно правы, Стюарт, – неожиданно сказал Филдс. – Ладно… Я поговорю с комиссаром, как только приду в отдел… Может быть, он согласится с вашим предложением… Но только имейте в виду, обещание придется выполнять. Никаких хитростей он не потерпит. Вы же понимаете, Стюарт.
– Понимаю, Фрэнк, – охотно поддакнул Браммел. – Он понимал и кое-что другое: все это время Филдс сам хотел пойти на сделку с Руни, да только не решался открыто сказать об этом. Иначе Филдс уже посоветовал бы комиссару закрыть заведение Руни.
Он засмеялся в трубку.
– А знаете, Фрэнк, забавно получается, – сказал он. – Ведь теперь отделу по борьбе с азартными играми или отделу по борьбе с проституцией придется закрыть этот клуб. И моя сделка с Руни все равно яйца выеденного не будет стоить.
Но Филдсу не было смешно. Этот беззастенчивый цинизм был ему неприятен. Он не желал даже говорить на такие темы.
– Между прочим, Стюарт, – сказал он, – я думаю, когда вы пойдете сегодня к Руни, надо будет поставить возле клуба наших людей.
– Осторожность никогда не помешает, – согласился Браммел.
Филдс возвратился на кухню с озабоченным выражением лица. Он уже забыл обо всем, кроме охоты на похитителя драгоценностей. Молча он допил свой чай и больше не упоминал о докторе Томсоне. Вскоре он отправился в управление.